улица Римского-Корсакова, №41 / набережная Крюкова канала, №14

Заказчиком его строительства был отставной полковник Роберт Георгиевич Веге, отставной полковник, проживавший на правом берегу Невы в Шлиссельбургском участке. Семье этого промышленника принадлежал Киновиевский ультрамариновый завод. Предприятие сохранилось на прежнем месте и поныне на Октябрьской набережной, №38 (ныне это фирма «Пигмент»). Сегодня, когда пишут о доме на Крюковом канале, Роберта Георгиевича обычно именуют «шоколадным королём». Это связано с другим его бизнесом: Веге был одним из пайщиков товарищества «Жорж Борман», поставлявшего шоколадные конфеты и другие кондитерские изделия императорскому двору и за границей.

На самом деле отец Роберта — Георгий Иванович Веге — был доктором и основал в 1876 г. на правом берегу Невы ультрамариновый завод. До этого таких заводов в России не было, а потребность в ультрамарине была — и он был привозной, довольно дорогой. Дела на заводе шли блестяще. В то время многие ринулись в эту отрасль, но Веге всех победил — почти все конкуренты позакрывались, а его завод вплоть до революции производил больше половины всего ультрамарина в России.

Роберт Георгиевич Веге родился в 1869 г., в 1894-м выпущен из Николаевского кавалерийского училища в Лейб-гвардии Гродненский гусарский полк (как Лермонтов). В 1900-х подполковником служил в Главном штабе, с 1909-го в отставке, единоличный владелец Киновиевского ультрамаринового завода. Тогда же переселился в отцовский особняк (современный адрес: Октябрьская наб., №38). Сейчас этот особняк в ужасном состоянии: там мощный грибок, все расхищено — похоже, этот дом уже ничто не спасёт.

Участок на Крюковом канале Роберт Веге купил в 1912 г. После революции он эмигрировал во Францию. Умер в 1943-м. Его завод в 1920-е годы носил название «Республика».

Масштаб, композицию и декор здания определила его функция — доходный дом. Согласно строительному регламенту того времени, высота здания не могла превышать ширину улицы. Овсянников, с учетом совокупной ширины набережных и канала, с другой стороны — проспекта и сквера у Никольского собора, предлагает здание максимальной высоты: 6 этажей с мансардой. Даже сейчас массивность этой темной громады бросается в глаза, а на фотографиях 1915 года, опубликованных в Ежегоднике Императорского общества архитекторов-художников, она должна была немало возмущать любителей контекстной архитектуры.

Ритм фасада задают округлые эркеры. Эти вертикали акцентированы балконами на 2-м этаже. Скруглённый угол здания, «добавленный» к симметричным крыльям, выступает также в роли эркера. Один фасад перетекает в другой посредством похожего элемента.

Щедрый декор преображает традиционные элементы дома Веге. Так, пилястры, украшенные стилизованным орнаментом, имеют нормативную базу, но капители заменены фестонами, изогнутые бараньи рога трактуются как волюты (подобным образом поступает и Мариан Перетяткович, переосмысляя капители в доме Вавельберга на Невском, №9). Обращают на себя внимание пышные сандрики с картушами, барельефы в простенках между окнами и, главное, фриз на уровне 2-го этажа, стилизованный под фрески итальянского кватроченто. Он подчёркивает декоративность венецианских окон. Итальянские мотивы ощутимы и в частях здания, фланкирующих парадный двор. Хотя балконами они не являются, их аркадные окна напоминают об угловых лоджиях итальянских палаццо и средневековом трифории. К романскому стилю отсылают и балконные решётки с аркатурным мотивом. Открытые террасы на 6-м этаже — также мотив «южный», не петербургский (неудивительно, что нынешние жильцы их застеклили). В чертежах Овсянников помещает стаффажные фигурки именно на террасах, словно подчёркивая неожиданность (и соблазнительность) приёма.

В левом вестибюле парадного двора на стенах сохранились мраморные сюжетные барельефы, а также две скамьи из природного камня, с мраморными сатирами на поручнях.

Характерный элемент декора – часы на щипце в глубине двора. В советское время исторический механизм часов оказался утрачен. Поэтому, когда несколько лет назад к ним подступились реставраторы, оказалось, что часы на фасаде – лишь муляж, грубо нарисованный на листе фанеры циферблат.

Петербуржцы не раз пытались вернуть часы на место. Делом одно время занималась градозащитница Дарья Васильева. Зампред КГИОПа Александр Леонтьев писал ей, что восстановление хронометра планировалось в 2013 году. но не состоялось.

А весной 2015 года идеей загорелись энтузиасты под руководством Антона Чернова: «На месте Новой сцены Мариинки раньше была 243-я школа, в которой я учился. Жил я немного дальше — на Римского-Корсакова, 61. Я постоянно ходил мимо дома Веге, в нём жили мои друзья. В детстве думал: "Какие мы были бы крутые, если бы заставили работать часы на этом доме". Потом на долгие годы это забылось. И вот в 2015 году, на встрече с друзьями мы обсуждали детские мечты, и я сдуру озвучил эту. Друзья за неё ухватились — с этого все и началось"»

Антон полагал, что достаточно только найти деньги, а в реальности КГИОП с присущей ему бюрократией заставил проводить полноценные исследования и получать кучу бумаг. И всё же осенью новый циферблат был установлен на своё место вместе с современным часовым механизмом (старый не сохранился). Для этого люди Антона Чернова пригласили промышленных альпинистов. Город деньги ни на какие работы не выделил. Ремонт часов стоил около 400 тысяч рублей. После ремонта часы отдали в безвозмездное пользование собственникам дома.

К сожалению, фоном для часов после их триумфального возвращения оказалась новая самовольная мансарда. В КГИОП заявили, что не согласовывали надстройку. Тем не менее сносить её не стали – как, впрочем, и другие мансарды, возведённые почти по всей площади этого здания. И это несмотря на то что с 1993 г. доходный дом Веге охраняется как памятник архитектуры регионального значения.

Доходный дом с курдонёром уже существовал в сознании заказчиков как чрезвычайно удобная схема. Он позволял сделать квартиры, выходящие окнами во двор, более светлыми и, следовательно, привлекательными для будущих съёмщиков. Три подъезда дома Веге, выходящие в один двор, уравнивали в правах жильцов всех квартир. В то время именно состояние парадной лестницы, а не количество комнат, во многом служило качественной характеристикой жилья. Курьёзный штамп «лестница с ковром и швейцаром», свидетельствовавший о классе подъезда, автоматически означал и соответствующее качество квартир. Такие лестницы отапливались каминами, а дом Веге был ещё оснащён и «подъёмными машинами» (лифтами). Кухни, чёрные лестницы и прочие служебные помещения выходили в дворы-колодцы. Комнаты для прислуги были расположены в мансардном этаже, за балюстрадой с вазами.

В решении Овсянникова чувствуется влияние проекта «трёх Бенуа» — Леонтия Николаевича, Юлия Юльевича и Александра Николаевича. Он был выбран в 1910 г. на конкурсе, объявленном для проектирования доходного дома Первого российского страхового общества на Каменноостровском проспекте, №26–28.

Как и Бенуа, Овсянников проектирует здание с асимметричным курдонёром — двор смещён относительно центральной оси участка. В здании на Каменноостровском проспекте архитекторы таким образом продлили перспективу Лицейской улицы, которая упирается в курдонёр. На Крюковом канале смещённый курдонёр позволил прибавить к трёхчастной композиции с фасадом на канал ещё один объём фасадом на проспект. Как и у Бенуа, курдонёр отделён от улицы, но не колоннадой (участок, предложенный Овсянникову, значительно меньше), а порталом с атлантами. Эта общая композиционная идея — курдонёр с «воротами» — отличает эти два проекта от многих других домов с курдонёрами: дом Лидваль на Каменноостровском, №1–3, дома Сюзора на Пантелеймоновской улице (Пестеля) и Кирочной, кооперативный дом Алексея Зазерского на Каменноостровском, №71–75, дом на Карповке, №19 и т. п.

Однако курдонёр дома Веге — гораздо уже, нежели в домах по вышеуказанным адресам. Тесный, высокий и мрачный, он позволяет предположить, что, согласовывая в проекте коммерческие интересы и художественные, вторыми периодически приходилось жертвовать. Хотя ступенчатое расширение двора (единственный случай среди петербургских курдонёров) напоминает о первоисточнике — Версальском парадном дворе.

Одним из предшественников проекта Овсянникова видится банк и доходный дом Вавельберга (Невский, №9), возведённый в 1910–1912 гг. по проекту другого ученика Бенуа — Мариана Перетятковича. К нему отсылают и тёмный, под камень, цвет дома Веге, и венецианские окна 2-го этажа.

Овсянников переносит на доходный дом саму идею банка — мощного тяжеловесного здания-броненосца, ассоциирующегося с богатством заказчика. Серая цементная штукатурка, использованная в оформлении дома Веге, должна была имитировать каменную облицовку. Ведь тонны сердобольского гранита, потраченные на банки Перетятковича, красноречивее всего говорили о несметных средствах, вложенных в имидж заказчиков. На чертежах дома Веге видно, что первоначально архитектор хотел имитировать каменную кладку на всех этажах. Может быть, сходство его будущего доходного дома с банком Вавельберга очень польстило полковнику Веге. В 1912 году, когда Овсянников взялся за проект, банк Вавельберга только что был закончен и поразил всех горожан своей внушительностью.

В начале 1919 г. к Зилоти пришли с обыском, и по окончании выгнали семью из квартиры. Только старая нянька, комнату которой не обыскивали, сумела припрятать кое-что из ценных вещей. Некоторое время Зилоти жили в одном из домов на другой стороне канала, а потом, как и Рахманинов, уехали из России через Финляндию. Часть семьи осталась в Париже, остальные поехали в Америку — и там Рахманинов помогал им устраивать жизнь.

Михаил Ефимович Лобашёв (1907 - 1971) работал в Ленинградском университете и Институте физиологии им. И. П. Павлова АH СССР, расположенном в посёлке Колтуши. В доме на Крюковом канале М. Лобашёв жил и работал с 1934 по 1971 гг., на это время приходится наиболее плодотворный период его научной деятельности. Ему принадлежит заслуга восстановления отечественной генетики после периода "лысенковщины". Учёный разработал концепцию сигнальной наследственности-преемственности между поколениями животных, основанной на механизме условного рефлекса, является автором первого отечественного учебника по генетике, изданном в 1963 г. М. Лобашев стал прообразом главного героя книги «Два капитана» Вениамина Каверина.

Само здание можно видеть в фильме «Ленинградец» (2005 г., режиссёр Константин Худяков).

В квартире этого дома происходит первое знакомство главных героев фильма «Три дня до весны» (2017, режиссёр Александр Касаткин). А начинается всё с того, что офицер НКВД Владимир Андреев встречает во дворе дома девочку с бидоном и санками, которая подсказывает ему, где искать доктора Марицкую, что пришла лечить скрипача. Сама врач тоже живёт в этом доме, а больной скрипач — её сосед по коммунальной квартире. Финал картины разыгрывается на том же самом месте, где всё и начиналось, — в квартире Ольги.

Во время съёмок ленты набережную у «Лендока», разумеется, перекрыли, владельцев припаркованных автомобилей попросили переставить авто, но сорвать съёмочный процесс грозила одна из машин, которую так никто и не забрал. Сперва команда решила загримировать её под большущий сугроб, но потом решила, что владелец авто расстроится, увидев результат работы гримёров, тогда её просто переставили с помощью эвакуатора, а рядом поставили обгоревший ГАЗ М-1.

А в наше время самыми знаменитыми жильцами является Сергей и Матильда Шнуровы, проживающие на 4-м этаже.

После революции в доме на Крюковом канале открылась Центральная библиотека 2-го городского района. Туда свозили большие и богатые библиотеки. Там же, скорее всего, погибла библиотека Александра Зилоти, а также библиотека хозяина дома, в котором жил Блок, на углу Пряжки и Офицерской (сейчас — улица Декабристов), — известного музыкального критика Евгения Петровского. Позже один его родственник писал, что в этой библиотеке были до потолка навалены огромные груды книг, нот, рукописей.

1 января 2019 г.

Источники:

• citywalls.ru

• Канонер. 26.11.2015

• «Санкт-Петербургские ведомости». 18.3.2016, Людмила Ковалёва-Огороднова

• «Санкт-Петербургские ведомости». 26.8.2016, Вадим Кузьмицкий

• fiesta.city

• The Village. 19.4.2017