Кирилл Комаров. Питер. Прогулка

1.

Петербург, как известно, маленький город.

Он был чуть больше, когда я был молод,

Но вдоль-поперёк мною прожит и пройден

Для путешествий он стал непригоден.

Теперь что проспекты, что переулки —

Не для путешествия всё. Для прогулки.

Ну что ж, прогуляемся. Встанем со стула.

Рискнем разогнуть всё, что время согнуло.

Разомнём позвонки, почувствуем возраст:

С утра суставы хрустят, как хворост.

Будем сидеть — превратимся в овощ.

Пойдём! Там — Питер, и он нам в помощь.


2.

Прыгнем в метро, чтоб добраться до центра.

Надёжность метро почти стопроцентна:

Поезда не сталкиваются, нет пробок,

Едешь с согражданами бок о бок

И, шевеля губами надутыми,

Измеряешь не метрами путь, но минутами.

Вагон, что гробик. Катишься в гробике

И упражняешься в физиогномике:

Кто-то читает, кто-то сморкается,

Этот кемарит, вон тот притворяется,

Можно попробовать догадаться, 

Кто кем работает, на какой выйдет станции,

Замужем-нет, сколько лет и даже

Что с персонажем случится дальше.

И раз уж ты в жизни настолько сведущий,

То должен знать: ты выходишь на следующей?

Выходишь. Делаешь пересадку.

Получаешь при входе толчок под лопатку,

Который тебе придаёт ускоренье

И в корне меняет твою точку зренья

На мир вокруг. Хочешь встать руки в боки —

Нельзя. Всюду ж, блин, пассажиропотоки!

В общем, так: пока я храню людям верность,

Выноси, эскалатор, меня на поверхность.


3.

Мой маршрут: Пять Углов — Фонтанка — Невский.

Облака — как рваные занавески,

Подворотни, подъезды — как дыры в бюджете,

Мат на стенах — как счёт на манжете,

Повсюду неоновые курсивы,

Без них бы тут не было так красиво.

Но Питер пиару не поддаётся:

Его хвалишь — он плачет, обидишь — смеётся,

Он сам про себя давно всё знает.

Питер красив. Но он ускользает.

Но этот насмешливый профанатор

Тонких метафор поэтов-фанатов 

Становится вдруг податлив, как паста,

Если взглянуть на него беспристрастно.

Если не лезть к нему спьяну, сдуру,

Не вгрызаться взглядом в архитектуру,

А просто смотреть, не ломать взглядом целки,

А просто смотреть на него без оценки,

Тогда он играть не захочет в прятки,

Он сам размажется по сетчатке,

Ворвётся в лёгкие, сделает сальто,

Ёкнет в аорте глухим контральто,

Проникнет в кровь, а по ней и в сердце,

А там для него уж открыта дверца —

Ты и сам не заметил, как слёзы вытер

И улыбнулся: ай да Питер!


4.

И я не заметил, как улыбнулся.

Снобизм мой выдохся, пафос сдулся.

Хули гордиться, что я петербуржец?

На моих ботинках грязь его лужиц,

На моих щеках его пыль и копоть,

Что мне — от счастья в ладошки хлопать?

Вот он стоит, почти безупречен.

Я просто живу здесь. Гордиться нечем.


5.

Я сижу в кафе. Слева три студента

Болтают по-русски почти без акцента —

Когда обсуждаешь модные диски,

Речь сама начинает звучать по-английски.

Справа щебечет стайка девчонок,

Для барабанных моих перепонок 

Их взвизги — серьёзное испытание,

Что ж, надо было подумать заранее…

Сзади четыре датых подростка

Стебут друг друга довольно жёстко.

Какой-то чучмек кричит в мобилу:

"Ара, слушай, скажи Автандилу,

Будут проблемы — деньги вышлем…"

Я бы должен себя тут чувствовать лишним,

Но я не чувствую. Потому что

Мне одиноко здесь, но не скучно.

Мне одиноко здесь, но приятно.

Всё, что творится здесь, мне понятно.

Вот так, выражаясь штилем высоким,

Питер учит быть одиноким.


6.

А интересно, что было б, если

Все жители города вдруг исчезли,

А сам он остался. Вот что бы было?

Допустим, всех наводненьем смыло,

Потом вода постепенно спала —

Город стоит, а нас не стало.

Вот что б он почувствовал? Облегченье?

Своё особое предназначенье?

Вдруг не бессмертие? Вдруг ненужность?

Так сказать, абсолютную петербуржность…

Нет, ему все равно был бы нужен Некто —

Без наблюдателя нет объекта,

А сам за собой наблюдать он всё же

Вряд ли способен. Я, кстати, тоже.


7.

Или представим, что этот город

Покинули снег, и дожди, и холод,

Или он сам, так будет вернее,

На тысячу километров южнее 

Перелетел. Бац! — без всяких санкций

Мы все — не русские, а испанцы.

Невский — El Nevski, Нева — La Niva…

Черт, а мне нравится перспектива!

Наша кожа станет другого оттенка,

Повсюду будут играть фламенко,

И — Что там за крики со стадиона?

— Да там опять "Зенит" —"Барселона"…

Конечно, белых ночей не будет,

И ветер с Ладоги нас не простудит,

И вряд ли мы станем также надсадно

Петь грустные песни, но это ладно.

Зато будет мягкий приятный климат.

Если нас там, конечно, нормально примут.

Потому как столицы не любят гордых,

И с Мадридом мы будем в таких же контрах,

Как и с Москвой. Ведь никто не знает,

Это климат на нрав на наш так влияет

Или наоборот: то бишь, мы на климат —

Не потому ли Питер задвинут

Десницей божьей в такое место,

Где просто бессмысленно слово "сиеста"?

Где должно быть пасмурно и прохладно,

Где должны мы песни орать надсадно,

Где зимою слякоть, а летом влажно

(Чувство собственной влажности — это важно!),

Где фантазия делает адский выверт:

Пока душу она из поэта не вынет,

Она не иссякнет. Так сделал кто-то:

Везде асфальт, но под ним-то — болото.

Мы стоим на асфальте двумя ногами,

Но болото — везде: и под, и над нами.

В Питере мало тепла и света.

Так вышло. Мы любим его и за это.


8.

Ещё здесь есть львы, и сфинксы, и кони.

На последних цари сидят, как на троне.

То ли конь подчёркивал царскую смелость,

То ли на троне им не сиделось,

Что, кстати, очень похоже на правду.

Они задницей чуяли: лучше награду

Вручить себе самому при жизни

За верность служенья своей же отчизне,

Чем верить в народную благодарность:

Благодарность народа — почти фамильярность.

Вообще эти статуи — некий символ

Того, что не всё в человечьих силах.

И чтоб уберечься от напоминаний

О тщетности собственных начинаний,

Власть переместилась плавно

В другое место. Что, в общем, славно.

Кстати, откуда у нас это право —

Критиковать столичные нравы?

Я думаю так: нам его передали

Вот эти самые государи,

Вот эти ковбои окаменелые,

Они были смелы, и мы теперь смелые.

Каждый — в своём. Проводя аналогии,

Современный правитель должен по логике

Быть увековечен — допустим, в бронзе —

Сидящим в "ЗИМе" или "Роллс-ройсе".

В одной руке — ядерный чемоданчик,

В другой — спасённый чеченский мальчик,

И не фиг меня поддевать вопросом,

Чем он рулит. Разумеется, носом.

Те, кстати, тоже не сильно рулили.

В основном, девок трахали, водку пили.

Хотя, конечно, и воевали,

Строили флот, друг друга свергали,

Позировали Рокотову и Брюллову,

Старались быть верными данному слову,

Что отнимало энергии кучу

И не раз вызывало в народе бучу.

Пусть редкий царь был мудрец и воин,

Но всё-таки город-то был построен.

Выходит, правильно ставили цели.

А дальше уже кваренги, растрелли 

И прочие росси взялись за дело

И справились, надо сказать, умело.

Так что статуи те — до последнего хрящика —

Просто памятники идеальным заказчикам,

Что ставят задачи и честно платят.

И любуются люди, и птички гадят,

И летят к подножью цветы и окурки,

И всё это в нашем — не в их — Петербурге.


9.

В моём Петербурге играют блюзы,

Разноцветные шарики гонят в лузы,

Говорят слово "лизинг" без тени смущенья,

И редко когда просят прощенья —

Чаще теперь звучит "извиняюсь".

Меняется всё. И Питер, меняясь,

Всё время нашептывает аборигенам:

"Ничего, что было бы неизменным,

Не существует. Пора привыкнуть

К этой мысли. Не то, не успеешь крикнуть,

Окажешься в яме, в дерьме, в кювете,

А то и вообще не на этом свете.

Меняется всё: мечты, ориентиры,

Значения слов, привычки, кумиры,

Течения рек, вообще погода,

Цвет облаков, характеры, мода,

Взгляды, физические константы

И даже, и даже меняешься сам ты.

Меняется — неотвратимо, кромешно —

Весь мир. Кроме меня, конечно".

Так может врать только тот, кто знает,

Что он умирает. Но он умирает

Уже изначально. И так беспечно

Он умирать будет, видимо, вечно.

Такой вот город. Невыносимый,

Но очень, очень, очень красивый.


10.

Петербургская барышня. Наверно, уж сто раз

Пытались поэты постичь сей образ,

До истины и до сих пор не близко.

То Незнакомка, то Барбара Брыльска,

То что-то такое полупрозрачное,

Что-то русое, нечто мрачное,

И фригидное, и сексуальное,

Но, безусловно, интеллектуальное. 

Как поэты не обольщались,

Как режиссёры не извращались,

Так ничего и не устаканили,

Лишь мозги тинэйджерам затуманили.

Скажу как закоренелый практик:

Будь в моем багаже, хоть фактик,

Отличающий барышень петербуржских

От московских, рязанских или калужских,

Я раздул бы его до такого размера,

Что содрогнулась бы ноосфера.

Я всю жизнь бы им посвящал поэмы

И ни с них не слезал бы, ни с этой темы,

Но, увы — ни особых душевных качеств,

Ни физических данных, что тоже значат

Совсем немало, не обнаружено.

Простишь ли меня ты теперь, петербурженка?


11.

Я стою на набережной Фонтанки.

Смотрю на воду. Пивные банки,

Окурки, листья, презервативы

Плывут куда-то неторопливо.

Я отражаюсь в воде дремотной.

Я представляю Фонтанку плотной,

Желеобразной, горячей массой.

В ней не поплаваешь кролем, брассом,

В неё хорошо солдатиком прыгнуть,

Пойти на дно, дна не достигнуть

Да так и застыть в этой вязкой массе,

Как жук в смоле или муха в масле.

Но не захлебнуться — к чему мученья? —

А медленно, медленно плыть по теченью,

Вращая глазами, вообще вращаясь

Вокруг оси своей, не прощаясь

Ни с кем, уплыть по реке куда-то,

Где ни абсциссы, ни ординаты,

А только тусклый и теплый омут…

Но всё же вода — это то, в чем тонут,

Поэтому я, стряхнув наважденье,

Назад забираю своё отраженье

И продолжаю свою прогулку,

И сердце бьётся уже не гулко.

Особенность Питера: здесь есть вещи,

С которыми нужно как можно резче.

Увидел, понял — и дальше топай,

Не стой там, как на Плющихе тополь,

Не то хорошего не получится:

По взгляду по твоему, по лучику

Они затянут тебя на раз-два

В такие муторные пространства,

Откуда выйдешь ты только с Пряжки,

В завязанной сзади ночной рубашке.


12.

Я встретил знакомого на Рубинштейна.

Он шёл домой с бутылкой портвейна.

Позвал к себе, я отказался.

Я спросил: "Как жизнь?" А он: "Задолбался.

Работы до дури, хочу напиться.

Мне этот бизнес и ночью снится!

Блин, в этом городе платят кисло…" —

Он стал называть разные числа

И рассказывать мне, как где-то кто-то

Получил вдвое больше за ту же работу.

Я сказал: "Уезжай и мозги не трахай",

А он: "Из Питера? Да иди ты на хуй".


13.

Чтобы быть петербуржцем, необязательно

Родиться в Питере. Как и писателем

Можно быть, не закончив и восемь классов —

Сколько гениев вышло из лоботрясов!

Ты жил себе, жил в какой-нибудь Вологде,

В Тотьме, в Твери, в любом другом городе

И вдруг — очнулся на этих улицах.

А дальше… Дальше — сплошной Кустурица.

Стрелка. Июнь. Ты глядишь бесстыже:

Впереди — Петропавловка, сзади — Биржа,

Петроградка, Невский, Васильевский остров,

Прямые линии… — просто? Просто.

Да ты тут всё завоюешь на фиг!

Ты можешь даже составить график

Завоеваний. Твой ум, как бритва.

Ты вызываешь весь мир на битву,

Ты смел, хитёр, ты готов к подвохам,

Но с каждым движением, с каждым вдохом,

С каждым выдохом, с каждым шагом

Ты чувствуешь: блин, ты столкнулся с магом,

Который, как какой-нибудь Нео,

Уже в тебе. И Нева, и небо,

И все остальное тебе уже отдано

Без всякой битвы. "Господи, вот оно!" —

Задыхаешься ты. Давай, брат, действуй —

Гуляй со спицей Адмиралтейства

В сердце своём!.. О-кей, не буду

Пугать тебя петербургским Вуду —

Питер с тобой и так не расстанется.

Но главное вот что: тебе это нравится.

А завоевать-то его не сложно.

Бери. Избавиться — невозможно.


14.

С другой стороны: можно здесь родиться,

Прожить всю жизнь, и в невской водице

Утонуть, провалившись под лёд в апреле,

Но не понять, где на самом деле

Ты столько лет дымил и сквалыжил,

Жил — не жил, выживал — не выжил,

То есть не чувствовал ничегошеньки,

Чай, не принцесса ты на горошинке.

Вечно бухой, и на всё в обиде —

"Крутой мужик был", — скажут на панихиде,

И это, пожалуй, всё, что скажут.

Талант пропит, капитал не нажит.

Ты откуда? Из Лондона? Питера? Кракова?

Плебейство всегда и везде одинаково.


15.

На Невском всегда толкотня и грохот.

Урчанье машин, человечий рокот

Меня оглушают, как взрыв в катакомбе,

Всего минута — и я уже зомби.

Так в дурке с мыслями о высоком

Вмиг справляются электрошоком,

И если вдруг кому одиноко,

Дуйте на Невский. Таких тут много.

Тут можно запросто разминуться

С самим собою. Тут люди трутся

Плечом о плечо, взглядом о взгляд и 

Душой о душу… Нет, это вряд ли…

Скорее — мыслями и мечтами:

Кто об Игоре, кто о Тане,

Кто о "Сони", кто о "Самсунге",

БГ о "Грэмми", матрос о юнге,

Кто чего хочет, кто чем мается —

Здесь тебя всё буквально касается.

И сам ты, плачешь или смеешься,

Точно такой же. Поскольку — трёшься.

Не презирай же своих сограждан,

Влекомых вдаль, кто духовной жаждой,

Кто просто жаждой, а кто наживы,

Давай-ка, интеллигентик вшивый,

Включайся в этот веселый слалом:

Призов — в обрез, игроков — навалом.

А то не успеешь, и опоздаешь,

И не сумеешь, и не узнаешь,

И не увидишь, что все увидят…

Где метафора, где эпитет,

Чтоб передать это ощущенье?

Я не нашёл их. Прошу прощенья. 

Видать, поэтому каждый день я

И изучаю законы тренья.

Невский — и тут рукоплещут зрители — 

Самое московское место в Питере.


16.

Тут всё же надо внести поправку:

На Невском проспекте такая давка

Только в светлое время суток.

Чем ближе ночь, тем меньше маршруток,

Меньше машин, продавщиц, туристов,

Меньше художников и гитаристов,

А потом и они исчезают где-то —

То ли в метро, то ли в волнах света,

Падающего из глубины Вселенной

На нас по касательной от Селены.

Постепенно пустеет усталый Невский,

Теперь делить нечего здесь и не с кем.

Теперь можно делать тут всё, что хочешь.

Совет влюблённым: часа в три ночи 

Хорошо идти по проезжей части,

И не прикасаясь к предмету страсти,

Насвистывать что-нибудь из Маккартни,

И коль менты не спутают карты,

Получите странное наслажденье

И от Невского, и от пенья.


17.

Я слышу собственное дыхание,

Слов различные сочетанья,

Переплетения интонаций,

Приказы из милицейских раций,

Призывные крики экскурсоводов,

Ругань таксистов и пешеходов,

Признанья в любви, обсуждения шмоток —

Тысячи разгорячённых глоток

В одном немыслимом диалоге.

Интересно, к чему мы придём в итоге?

К тому, что каждый займёт свою нишу?..

Я слышу себя. Или не слышу?


18.

Я вижу глаза идущих навстречу:

В одних горит: подойдёшь — изувечу,

В других сияет: жизнь — прекрасна,

В третьих вообще всё давно погасло,

В четвертых искрит: денег достать бы,

В пятых блестит: не родить бы до свадьбы,

В шестых мерцает: дашь — не обижу…

Я вижу себя. Или не вижу?


19.

Я чувствую: твердь под своей подошвой,

Пустой желудок, грезящей "ношпой",

Сумку, врезающуюся в ключицу,

В левом глазу соринку, ресницу,

Случайные прикосновенья прохожих,

Холодный ветер на тёплой коже,

Дым, заползающий в носоглотку,

Мышцы лица, позвонки, походку…

Я чувствую это. И, что бесценно,

Я чувствую это одновременно.


20.

Я думаю. Думаю отвлечённо,

Что вот не думаю ни о чём я,

И на душе моей так спокойно…

Молчанье разума — радость воина.


21. 

Я знаю, что где-то есть жизнь иная.

Я знаю это. Я это знаю.


22.

Не важно, что будет со мною завтра.

В моей голове крутится мантра.

Повторяйте за мной, если хотите:

Я в Питерепитерепитерепите…


23.

Ну, вот и метро "Площадь Восстания".

Я гулял бы и дальше, не перестань я

Искать что-то новое в звуках, в лицах —

Всякая страсть должна утолиться,

И я свою утолил. Наверно,

Прогулка вышла немного нервной,

Особенно тот эпизод с Фонтанкой.

Да и на Невском я с перебранкой

Переборщил — зря я встал там в позу,

Но в целом прогулка пошла на пользу.

Правильно сделал, что вышел из дома,

А то бы нашла на меня истома,

И я бы ей сдался опять покорно,

А дома-то дел, между тем, по горло.

А так я встряхнул и чувства, и мысли,

И те места, где должны быть мышцы,

Энергии качественной навампирил

В этом модерне-барокко-ампире,

И теперь довольный валю отсюда 

Домой, где меня уже ждёт посуда,

Оставшаяся после пьянки вчерашней.

Мыть посуду с больною башней — 

Это же два наказанья сразу,

Мне это садо — совсем не в мазу.

Теперь же я с этой немытой кучей

Справлюсь в два счёта, как Ельцин с путчем.

В общем, спасибочки Петербургу

За всё: за энергию, за прогулку,

За тарелки с присохшими овощами…

Что бы ещё сказать на прощанье?

Надеюсь, Питер я не обидел.

А если обиделся кто за Питер,

Милости просим бить морду автору —

Его вы найдёте в районе Автово,

Можете также этого гада

Поймать, например, у Летнего Сада,

На Петроградке, на Невском, конечно.

Встреча, в общем-то, неизбежна.

Можно везде меня взять за ворот —

Петербург, как известно, маленький город.

2005