Ставропольская улица, №9

В конце Шпалерной улицы, среди характерной застройки советского времени, составляющей естественное окружение правительственного центра города, выделяется небольшое здание в стиле петровского барокко, ярко окрашенное в брусничный цвет, с белыми архитектурными деталями. Это – Кикины палаты, один из старейших в Петербурге памятников монументального строительства времён Петра I. Приблизительно так и выглядел первоначально этот усадебный дом адмиралтейств-советника Александра Васильевича Кикина. Будучи интендантом Адмиралтейства, Кикин должен был следить за подготовкой и перемещением материалов для строительства судов. Его «производственные объекты» были разбросаны по всему пространству, раскинувшемуся вдоль Невы, - от Новой Голландии до старинного села Спасского, где в удобном для транспортировке грузов месте, на речной излучине при подходе Новгородской дороги, был создан Смоляной двор. Поэтому Кикин, главный дом которого стоял возле Адмиралтейства на Миллионной улице, на месте нынешнего Зимнего дворца, начал в 1714 году строительство загородной усадьбы подле Смоляного двора, чтобы удобнее было присматривать за ним.

Архитектура строившегося дома была типична для своего времени. Дом был 1-этажный, с центральным мезонином и сильно выступающими боковыми ризалитами. Подобный план имели и первые петровские дворцы, в том числе Петергофский, и палаты П.М. Апраксина на Миллионной улице (ныне – Миллионная, №22-24).

Дом адмиралтейств-советника переходит в казну, а в 1718 году в Кикины палаты переводится собрание петровских «раритетов», и здесь открывается 1-й в России общедоступный музей Кунсткамера, что в переводе с немецкого означает «кабинет редкостей», а также Пётр размещает здесь свою громадную библиотеку. К тому времени Летний дворец, куда первоначально свозились книги и экспонаты, ломился от этих сокровищ. Впоследствии библиотека Петра легла в основу существующей поныне Библиотеки Академии наук. А знаменитые анатомические коллекции Петра Великого легли в основу собрания Музея антропологии и этнографии РАН, носящего его имя.

Ещё во время пребывания в Голландии Пётр проявил недурной вкус, приобретая картины прославленных живописцев. Однако более всего его занимали науки – и технические, и естественные. Стремясь к познанию организма человека, он увлёкся хирургией и анатомией. Пётр посещал лекции в анатомических театрах, частные собрания природных диковин. Впоследствии через своих эмиссаров он приобрёл для Кунсткамеры большую коллекцию препаратов знаменитого амстердамского профессора-анатома Фредерика Рюйша. Говорят, что посетив доктора Рюйша в юные годы, Пётр был так восхищён видом препарированного тем ребёночка, выглядевшего «как живой», что, сняв его с полки, поцеловал. Особенно занимали любознательного императора всяческие отклонения в развитии, попросту говоря, уродства. В феврале 1718 года он выпустил именной указ «о приносе родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещах во всех городах к губернаторам и комендантам». Указ содержал прейскурант. За живого человеческого «монстра» - 100 рублей, за мёртвого – 10, за животных соответственно – 15 и 5, а за птиц – по 7 и 3 рубля – деньги по тем временам немалые. Результатами собирательства посетители Кунсткамеры могут любоваться и по сей день.

Пётр преследовал прежде всего просветительские цели. Даже в вышеупомянутом указе он специально разъяснял, что уроды появляются «не от действия дьявола через ведовство или порчу», а по совершенно естественным причинам – от ушиба беременной, «от повреждения внутреннего, <…> также от страха и мнения матернего во время беременности».

Вот как, согласно старинному преданию, это произошло. Однажды Пётр пришёл в Кунсткамеру в сопровождении знатнейших людей. Указав на выставленные там редкости, он будто бы сказал: «Теперь представляется полная возможность знакомить всех как с устройством тела человека и животных, так и с породами множества насекомых. Пусть народ наглядно видит богатство обитателей земного шара». Генерал-прокурор Сената Павел Иванович Ягужинский, имея в виду, что Кунсткамере нужна финансовая поддержка, чтобы приобретать новые редкости, предложил Петру взимать с посетителей плату по одному рублю. Это предложение не понравилось Петру. «Нет, Павел Иванович, - сказал он, - чем брать, я скорее соглашусь угощать каждого пришедшего чаем, кофе или водкой».

И действительно, вскоре главному хранителю Кунсткамеры выделили 400 рублей в год на угощение посетителей. Этот обычай просуществовал долго. Как утверждает Штелин, ещё при императрице Анне Иоанновне посетителей – а Кунсткамера была доступна всем без исключения сословиям – угощали по желанию «кофе, бутербродами или водкой».

Но по мнению Михаила Микишатьева, дело было в том, что музей был далековато расположен. Чарка водки была просто необходима добравшемуся до края города в зимнюю стужу, да и после зрелища «анатомии» это было нелишним…

Сам царь очень хорошо знал все экспонаты Кунсткамеры и любил, исполняя роль гида, рассказывать о них русским вельможам и иностранным гостям.

Одним из самых удивительных экспонатов Кунсткамеры была «Восковая персона», или «Автомат Петра» с натуральными Петровыми волосами и в его собственной одежде. Фигуру Петра вылепил из воска скульптор Б. К. Растрелли сразу после кончины императора. Этот Пётр, по свидетельству современников, ещё долго наводил страх на своих бывших «птенцов». Сейчас эта замечательная восковая фигура Петра находится в одном из залов Эрмитажа.

Когда в 1733 году, уже при Анне Иоанновне, близ Смольного началось строительство слободы Конной гвардии, бывшие палаты Кикина превратили в полковой дом, где разместили лазарет, канцелярию и гауптвахту. Центральный зал использовали для полковой Благовещенской церкви (освящена в 1743 году). Архитектор Ф.Б. Растрелли возвёл над средней частью палат колокольню с куполом и крестом. Считается, что после этого за зданием закрепилось странное название «круглый дом», которое оставалось употребительным среди горожан вплоть до начала ХХ века. Впрочем, историк архитектуры А.Н. Петров связывал это наименование с тем, что дом стоял посреди кавалерийского плаца, видимый со всех сторон, а не «в линию», как окружающие казармы.

В течение последующих двух столетий (включая и советское время) палаты использовались военным ведомством для своих надобностей, и с переделками не церемонились. При Екатерине II убрали колокольню Растрелли, со стен срубили барочные детали. В конце 1820-х годов архитектор А.Е. Штауберт довершил реконструкцию, оформив всё «под ампир». Здание приобрело вполне казарменный облик, характерный для николаевской эпохи. На полтора столетия памятник петровского времени как бы перестал существовать. В 1870-х годах пристроили ещё лестничные блоки по сторонам. Таким здание Кавалерийского училища сохранялось до 1941 года.

Во время войны постройка сильно пострадала. По существу, от неё остались только повреждённые капитальные стены. Осыпавшаяся штукатурка обнажила петровскую кладку с ясно различимой системой срубленного декоративного убранства. А.Н. Петров написал историческую справку, а архитекторы-реставраторы В.М. Савков, И.Н. Бенуа и инженер Б.В. Лобовиков произвели тщательное обследование руин, которое показало, что памятнику можно вернуть первоначальный облик. За работу над проектом принялась Ирина Николаевна Бенуа. Однако она столкнулась с рядом проблем. Петровская кладка шла на высоту двух этажей, барочные детали легко прочитывались по «хвостам» срубленных при Екатерине кирпичей, местоположение и форма выносного крыльца с лестницами были установлены археологическими раскопками. Но как быть с центральной частью? – Стены мезонина полностью переложены, да и существовал ли он при Петре? Что же делать? Снести всё до 2-го этажа? Но как в таком случае завершить здание? Тогда, в разгар восстановления разрушенных войной шедевров, в ходу была только «целостная» реставрация памятника «на время его расцвета». Для Кикиных палат таким временем были 1720-е годы. Комиссия специалистов решила мезонин оставить, но придать ему черты «петровского барокко». Изучив множество аналогичных построек, облик большинства из которых сохранился лишь на чертежах и старинных гравюрах, Ирина Николаевна создала свой проект, утверждённый Научно-экспертным советом инспекции по охране памятников Ленинграда, и в 1952-1957 годах Кикины палаты были восстановлены в том виде, в котором предстают перед нами и сегодня, - с барочным крыльцом, с вытянутыми лопатками (так называются вертикальные элементы архитектурного убранства, отличающиеся от пилястр отсутствием баз и капителей) и филёнками между окнами, завершённые центральным фронтоном и «финиментами» - мансардными окнами с волютами и фронтончиками – на ризалитах.

А теперь – самое интересное. Спустя 50 лет, в 2003 году, в Доме архитектора была развёрнута выставка карт и чертежей из Стокгольма «От шведского города к российской столице», на которой экспонировался фасад «Полкового дома Лейб-гвардии Кавалерии, перестроенного под полковую церковь; построен при царе Петре Великом, где размещалась Кунсткамера». Конечно, здание изображено уже не «в период расцвета». Рука молодого и ещё сдержанного Растрелли прошлась по завершению центрального ризалита. Однако вполне можно оценить точность реставрационной работы И.Н. Бенуа! А как бы упростилась её задача, имей она в руках этот документ, украденный в XVIII веке шведской разведкой!

В наши дни в палатах Кикина разместился музыкальный лицей «Кикины палаты».

1 марта 2017 г.