Дом Рожкова / Крематорий

В 1908-1913 гг. в здании размещался детский дом общества «Помощь детям рабочих Санкт-Петербурга». В угловой части в 1900-1910 гг. размещались бани.

Весной 1921 года Корней Чуковский и Александр Блок в голодном Петрограде живут насыщенной литературной жизнью. Проблемы буквально со всем — с пищей, водой, дровами, жилплощадью, зато вдохновлённая революцией культура цветёт буйным (хотя и не вполне здоровым) цветом. Двое друзей попадают на очередной то ли диспут, то ли доклад, но он оказывается невыносимо скучным — уже больной 40-летний Блок быстро впадает в апатию. Чтоб развлечь поэта, Корней Иванович предлагает писать стихотворные экспромты. Например, о последней прогулке по оттаивающему городу в компании с княжной Кропоткиной — дочерью князя-анархиста.

Рождаются вот такие странные строки:

Как всегда, были смешаны чувства,

Таял снег, и Кронштадт палил.

Мы из лавки Дома искусства

На Дворцовую площадь брели…


Вдруг — среди приёмной советской,

Где «все могут быть сожжены»,

— Смех, и брови, и говор светский

Этой древней Рюриковны…

Что это за «все могут быть сожжены»? Чуковский поясняет: скорее всего, как раз в приёмной дома искусства на Мойке, №59 Блок увидел объявление, извещавшее о том, что любой житель Петроградской коммуны отныне имеет право после смерти сгореть в 1-м государственном крематории. И без того невесёлого в те месяцы Блока оно должно было поразить. С листовки, нарисованной художником-авангардистом Юрием Анненковым, глядел сидящий на дымящемся человеческом черепе ворон.

Тот самый крематорий разместился во дворе огромного дома на пересечении Камской улицы и 14-й линии Васильевского острова. Зданию предстояло стать одним из символов новой коммунистической эпохи. Необыкновенное учреждение было любимым детищем хорошего знакомого Александра Блока — партийного деятеля Бориса Каплуна, неформального покровителя голодной петроградской богемы. Именно Каплун помог Блоку отстоять от уплотнения революционными матросами квартиру на Пряжке, именно благодаря его протекции не был закрыт Мариинский театр — за это партиец даже получил от дирекции право на личную ложу.

Ещё в 1919 г. Борис Каплун опубликовал в журнале с характерным названием «Пламя» статью «Сожигание человеческих трупов», в которой доказывал, что именно кремация — подлинно революционный способ похорон, который должен стать противовесом отжившему своё церковному погребению в земле.

В начале 1919 г. В. И. Ленин лично подписал декрет о допустимости и даже предпочтительности кремации покойников. В это же время Л. Д. Троцкий опубликовал статью, в которой предлагал лидерам революции подать пример и завещать сжечь свои трупы.

26 января 1919 г. Совет комиссаров Союза коммун Северной области принял декрет, подписанный Г. Е. Зиновьевым и в качестве комиссара городского хозяйства М. И. Калининым, об учреждении при Комиссариате внутренних дел комиссии по составлению проектов и ведении построек «Государственных крематориев, в первую очередь в Петрограде, а затем и в других местностях Северной области». 19 февраля была создана «Постоянная комиссия по постройке Первого государственного крематория и морга в Петрограде». Председателем комиссии был назначен член коллегии Комиссариата внутренних дел Борис Гитманович Каплун.

Антирелигиозная направленность идеи проявилась прежде всего в том, что комиссия сразу наметила для постройки крематория участки земли на территории Александро-Невской лавры. В конце концов митрополиту Вениамину и монастырской братии удалось отстоять территорию лавры от кощунственного строительства. Однако неоднократные попытки устроить ленинградский крематорий на территории монастыря или в церковном здании не прекращались до начала Великой Отечественной войны.

10 сентября 1919 г. вопрос о постройке крематория рассматривался на заседании Президиума Петросовета. Был принят проект гражданского инженера А. Джорогова, и определено место постройки: наб. Обводного канала, №17. В декабре Петросовет официально решил прекратить возведение здания в связи с нехваткой средств и рабочих рук.

Комиссия Каплуна обратилась в Центральный жилотдел Совета ком­мунального хозяйства с просьбой «в срочном порядке выдать ордер на занятие дома по 14 линии ВО, угол Камской улицы (быв­ший дом Рожкова, в котором помещался сахарный завод, потом баня. Теперь он полуразрушен, но остались фундамент и дымо­вая кирпичная труба) для размещения временной кремационной печи в Петрограде».

Постройка была сильно повреждена во время революционных волнений и под баню больше не годилась, зато тут имелись кирпичная дымовая труба бывшего сахарного завода Рожкова и место во дворе под размещение печей. Каждый день комиссар Каплун навещал стройплощадку на специально выделенном для этой цели автомобиле. Он говаривал, что дело это «не терпящее отлагательств». Проект печи на набережной Смоленки выполнил инженер Джорогов, под его надзором рабочие трудились по 15–16 часов в сутки.

Печь с собственным именем «Металлург» была торжественно зажжена в ночь на 14 декабря 1920 г. в присутствии Бориса Каплуна и экспертов-медиков. Тело красноармейца Ивана Малышева 27 лет, умершего от дизентерии, сгорело за два с небольшим часа. За ним отправились бродяга, погубленный тифом, и неизвестно от чего скончавшийся австрийский военнопленный. В целом пробное сожжение было признано успешным, о нём было объявлено в петроградских и иногородних газетах.

Вскоре из Москвы, Киева и других городов подоспели письма с просьбами поделиться петроградским опытом. Каплун торжествовал. Он всячески продвигал свой любимый проект и даже звал гостей на открытые кремации. Среди посетителей дома на 14-й линии был и всё тот же Чуковский, оставивший о том вечере подробные заметки:

«Был Борис Каплун — в жёлтых сапогах — очень милый. Он бренчал на пьянино, скучал и жаждал развлечений. „Не поехать ли в крематорий?” — сказал он, как прежде говорили: „не поехать ли к «Кюба» или в «Виллу Родэ?»”. „А покойники есть?” — спросил кто-то. „Сейчас узнаю”. Созвонились с крематорием, и оказалось, что, на наше счастье, есть девять покойников. „Едем!” — крикнул Каплун. Опять архитектор, взятый из арестантских рот, задавивший какого-то старика и воздвигший для Каплуна крематорий, почтительно показывает здание; здание недоделанное, но претензии видны колоссальные. Нужно оголтелое здание преобразовать в изящное и грациозное. Баня кое-где облицована мрамором, но тем убийственнее торчат кирпичи. Для того чтобы сделать потолки сводчатыми, устроены арки — из… из… дерева, которое затянуто лучиной. Стоит перегореть проводам — и весь крематорий в пламени. Каплун ехал туда, как в театр, и с аппетитом стал водить нас по этим исковерканным залам… Мы смеёмся, никакого пиетета. Торжественности ни малейшей. Все голо и откровенно. Ни религия, ни поэзия, ни даже простая учтивость не скрашивает места сожжения. Революция отняла прежние обряды и декорумы и не дала своих. Все в шапках, курят, говорят о трупах, как о псах… Инженер рассказывал, что его дети играют в крематорий. Стул — это печь, девочка — покойник. А мальчик подлетит к печи и бубубу! Это — Каплун, который мчится на автомобиле».

В крематории «печь была советская, инженеры были советские, покойники были советские – все в разладе, кое-как, еле-еле». Прах сожжённых складывали не в урны (их не успели сделать), а в жестяные ящики, сделанные из ставших ненужными дореволюционных вывесок. Предполагалось, что останками будут удобрять грядки.

Может, поэтому, а может, и из-за экзотичности нового вида погребения крематорий не пользовался популярностью. Всего в нём успели сжечь порядка 300 тел, из них лишь 16 по просьбе родственников покойных, в основном на Смоленку везли невостребованные трупы. А спустя чуть более чем год крематорий на 14-й линии закрыли. Причина была банальной — нехватка топлива. Газа и дров недоставало даже на обогрев жилых домов и учреждений, на растопку пускали всё: от деревянных домов и мебели до деревьев из парков на Крестовском острове. Тут уж было не до прожорливого «Металлурга».

Поэт Александр Блок скончался от воспаления сердца летом 1921 г. Экспромт о жуткой листовке и весенней прогулке стал последней блоковской записью в альманахе «Чукоккала».

Автор впечатлившего поэта рекламного плаката крематория Юрий Анненков — он же, кстати, оформил и первое издание поэмы «12» — в 1924 году выехал на выставку в Венецию и не вернулся. Он осел в Париже, где жил и продуктивно работал аж до 1974 г. Борис Каплун в 1924 г. был отправлен на работу в Баку. Там он встречался с Сергеем Есениным, участвовал в открытии монумента бакинским комиссарам. После 1925 года работал в Москве на одном из предприятий наркомата тяжёлой промышленности. В 1937 г. Каплуна расстреляли на полигоне «Коммунарка» — якобы за участие в террористической троцкистской организации. В воспоминаниях современников он остался «красным декадентом» — зависимым от эфира и экстравагантным ценителем прекрасного. В эпоху сталинской нормализации такие коммунисты были не нужны и даже раздражали.

«Металлург» и само здание крематория оказались никому не нужными. Со временем его стали использовать как прачечную. В 1927 г. большая часть дома на 14-й линии, №95–97 была реконструирована под жильё — как и было до революции. Флигель с печью был окончательно разобран в 1989 г, сейчас его место занимает дворовый сквер и часть жилой новостройки на Камской, №4. В доме 12 парадных — почти все выглядят по-разному. Дом столько раз перестраивался, что превратился в настоящую воронью слободку, каждая новая эпоха привносила в его планировки что-то новое. При этом большинство встреченных жильцов здешних коммуналок в курсе истории с крематорием. По их словам, ещё в 1960-х в доме оставались старожилы, лично помнившие Бориса Каплуна и его огненные церемонии.

В доме на 14-й линии есть настоящий пятиугольный двор-колодец — в него выходят окна кухонь и парадных, но ни единой двери, нужен он только для освещения.

12 октября 2018 г.