veicman-mark-2-1

Поэзия диаспоры

Марк ВЕЙЦМАН (ИЗРАИЛЬ)

Уроженец Киева. Окончил физмат пединститута и Литературный институт им. Горького. Автор более десяти книг, вышедших в Киеве, Москве, Иерусалиме, и многочисленных публикаций в журналах «Знамя», «Юность», «Арион», «Сибирские огни» и многих других. Был членом Союза писателей СССР, ныне – член Федерации писателей Израиля и Международного ПЕН-центра. Лауреат нескольких литературных премий.

* * *

Не глядел я, как площадь мостят,

И каток не пошёл заливать:

Тётя Настя топила котят,

Потому что – куда их девать?

Под стихи про героев труда

И призывы кастрюли лудить

Отправлялись они в никуда,

Тёте Насте дабы угодить.

Лишь один до того свою прыть

Не умел ни умерить, ни скрыть,

Что потом только с третьей попытки

Тётя Настя смогла закурить.

* * *

Из прошлого картинка,

Поблекшая слегка:

Девчонка-осетинка

Над срезом ледника.

Добра или жестока,

Ума не приложу,

Но то, что издалёка,

Понятно и ежу.

Тропинками кривыми

Меж вздыбленных камней

Прародина впервые

Является пред ней.

И, споро выделяя

Из суетной толпы,

Опоры подставляет

Для длани и стопы.

У пенного Ардона,

Не буйного пока,

Являет молодого

Заура-пастуха.

Он старше, но немного,

И строен, как Тарзан.

Он чачу пьёт из рога,

Но лучше бы – нарзан.

Зачем он так свирепо

Стегает скакуна?

Печаль его нелепа,

Стеснительность смешна.

Чего он, дурень, тянет,

Не сеет и не жнёт?

Неужто не обманет?

Ужель не умыкнёт?!

* * *

В баре два дедка

Спорили, курили,

Банки две пока

Не уговорили.

Мир сверкал, как страз,

И звенел трамваем.

Но на этот раз

Был неузнаваем.

Множились огни,

Предвещая площадь.

Но не к ней они

Двигались наощупь –

Шли на робкий свет

С тайной подоплёкой

Знаков и примет

Юности далёкой.

Кончилось рекой,

Медленной и сонной,

Фразою сухой,

Шуткою центонной.

Хлипкая скамья.

Сдержанная жалость.

Видно, и ладья

Где-то задержалась...

* * *

Тропа, восходящая круто,

Уперлась в сплошной монолит.

«Куда ты завел нас, инструктор?

Твой компас опять барахлит!»

Глядят, а не видят, салаги,

Как тянутся ввысь, трепеща,

Тугие сигнальные флаги

И в Ялте цветет алыча.

Противно перечить профанам,

Точь в точь как в селе Кагарлык

Ни в чём не повинным баранам

Для них превращаться в шашлык.

Но весело знать досконально,

Куда, сторонясь от толпы,

Сокрытое выступом скальным,

Ведёт продолженье тропы.

КУСТ

Безымянный, ничейный

У дороги в Хеврон.

В этот сумрак кофейный

Алый колер внедрён.

В этой мгле златошерстной,

На рассвете – сырой

Силуэты ушедших

Возникают порой.

Этой драмы подстрочник

Существует, увы,

Лишь в прискорбно неточных

Переводах листвы.

* * *

Чтоб фортуны провалы заполнить,

Чтобы выстоять в мире пустом,

Мать морозную зимнюю полночь

Вышивала «болгарским крестом».

Нитки кто-то прислал из Китая,

Назывались они «мулине».

Этот снег до сих пор не растаял,

И свеча не погасла в окне,

Не утратили блеска алмазы,

И чрезмерно изогнутый серп,

Никогда не меняющий фазы,

На задворках небес не померк.

Море йодом и серою пахнет,

В бухте рыбья кишит мелюзга,

От хамсина смоковница чахнет,

Санный след заметает пурга...

ПЛАЧ САРРЫ ЯВНЭ

Забор поваленный,

Сортир некрашеный...

Куда пропали вы,

Мой друг безбашенный?

Быть может, пали вы

В бою за Ворсклою

Или слиняли вы

В страну заморскую

И где-то в Негеве,

Слегка под банкою,

На травке нежитесь

С израильтянкою?

В дурдом посажены?

В острог? В полицию?

Куда прикажете

Лететь зегзицею?

Какою влагою

Рукав омачивать?

Какой присягою

Позор оплачивать?

Простите олуху,

О ветры вольные,

Ошибки-промахи

Непроизвольные!

Забудьте, молнии

Мильонноваттные,

Его деяния

Неадекватные,

О коих горькие

Мои рыдания

В Путивле-городе,

В кафе «Нетания»!

* * *

Обугленная ветвь, эпохи давней весть,

И клинопись коры зерниста, как початок.

Не только не понять, но даже не прочесть:

Реальность, тайна, смерть и – жизни отпечаток.

Забойщик вырубал из черного пласта,

Потея и дыша сивушным перегаром.

Охотничий азарт вселяет красота,

Однако никогда не достаётся даром.

И я её храню, как старый документ,

Как мамино кольцо, как память о Донбассе,

Воспринимая не

как автомонумент,

Но – бережный намёк

о вечности в запасе.

* * *

У сельца Завидово,

Близ насосной станции

И амбулатории

С ржавою трубой,

Из буфета с видами

Почему-то Франции

Вышел в степь донецкую

Парень голубой.

Девушки пригожие,

Словно розы рдеючи,

Пели о достоинствах

Мирного труда.

Но в ответ на робкие

Притязанья девичьи

Слышалось: «Пошли вы все –

Знаете, куда?!»

...Тридцать лет провкалывал

В шахте «Софья-первая»,

Заработал пенсию,

Орден заслужил.

А когда преставился,

С миной лицемерною

Осудили молодца

Те, кто с ним дружил.

А курганы тёмные

Всё не пробуждалися,

А весной, как некогда,

Пели соловьи,

И в сельце и около

Все опять нуждалися

В жалости и милости,

Дружбе и любви...

ПТИЧНИЦА АГНЕССА

На опушке леса –

Ветхие дома.

Птичница Агнесса

Сводит всех с ума.

Ведь не зря же Радов,

Местный агроном,

Отравился ядом

Под её окном.

Взгляд её кошачьих

Пристальных зениц

Сильно повышает

Яйценоскость птиц...

Дальше – для истории:

В баре два хлюста

О наличьи спорили

У неё хвоста.

«Выясним!» – оскалились,

Встали и ушли.

Сыщики искали их,

Так и не нашли.

Но в посёлке Хвойном,

В округе Тельнов

Выявилась двойня

Жирных каплунов.

* * *

В деревеньке заполярной,

Пребывающей в нужде,

Песни дивы популярной

Раздражают, как нигде.

Ведь недаром, завывая,

Словно демоны, с утра,

Её голос забивают

Беспардонные ветра.

Но упорствует певица,

Убеждая вновь и вновь

Всех, готовых удавиться,

Что на свете есть любовь.

Ну а те твердят с ухмылкой:

Мол, олень – и тот рогат,

Вместо преданности пылкой

Получаешь суррогат.

Щель безмерная зияет

Меж реальностью и сном.

Хрень химерная сияет

В чёрном небе ледяном...

* * *

– Заходите, Иван Аверьяныч!

Здесь так жарко, позвольте пиджак.

Боже, как вы осунулись за ночь!

Почему у вас руки дрожат?

Вам бы малость здоровье подправить,

Эффективнее действовать чтоб.

Что вам – грудь или спину подставить?

Или, может, желаете – в лоб?

Я любой вариант не отрину,

Так как вас огорчать не хочу.

Только, чур, не тяните резину!

Мне на десять – к зубному врачу.

* * *

Ночью внезапная молния

Город застигла врасплох,

Словно идея крамольная –

Разум на стыке эпох.

Вспышка – и всё моментальное

Вечным становится вдруг,

Явным становится тайное

И размыкается круг.

Чтобы пророк откровение

Выдал запекшимся ртом,

Нужно всего лишь мгновение.

Гром ударяет потом.