veicman-mark-2-1
Поэзия диаспоры
Марк ВЕЙЦМАН (ИЗРАИЛЬ)
Уроженец Киева. Окончил физмат пединститута и Литературный институт им. Горького. Автор более десяти книг, вышедших в Киеве, Москве, Иерусалиме, и многочисленных публикаций в журналах «Знамя», «Юность», «Арион», «Сибирские огни» и многих других. Был членом Союза писателей СССР, ныне – член Федерации писателей Израиля и Международного ПЕН-центра. Лауреат нескольких литературных премий.
* * *
Не глядел я, как площадь мостят,
И каток не пошёл заливать:
Тётя Настя топила котят,
Потому что – куда их девать?
Под стихи про героев труда
И призывы кастрюли лудить
Отправлялись они в никуда,
Тёте Насте дабы угодить.
Лишь один до того свою прыть
Не умел ни умерить, ни скрыть,
Что потом только с третьей попытки
Тётя Настя смогла закурить.
* * *
Из прошлого картинка,
Поблекшая слегка:
Девчонка-осетинка
Над срезом ледника.
Добра или жестока,
Ума не приложу,
Но то, что издалёка,
Понятно и ежу.
Тропинками кривыми
Меж вздыбленных камней
Прародина впервые
Является пред ней.
И, споро выделяя
Из суетной толпы,
Опоры подставляет
Для длани и стопы.
У пенного Ардона,
Не буйного пока,
Являет молодого
Заура-пастуха.
Он старше, но немного,
И строен, как Тарзан.
Он чачу пьёт из рога,
Но лучше бы – нарзан.
Зачем он так свирепо
Стегает скакуна?
Печаль его нелепа,
Стеснительность смешна.
Чего он, дурень, тянет,
Не сеет и не жнёт?
Неужто не обманет?
Ужель не умыкнёт?!
* * *
В баре два дедка
Спорили, курили,
Банки две пока
Не уговорили.
Мир сверкал, как страз,
И звенел трамваем.
Но на этот раз
Был неузнаваем.
Множились огни,
Предвещая площадь.
Но не к ней они
Двигались наощупь –
Шли на робкий свет
С тайной подоплёкой
Знаков и примет
Юности далёкой.
Кончилось рекой,
Медленной и сонной,
Фразою сухой,
Шуткою центонной.
Хлипкая скамья.
Сдержанная жалость.
Видно, и ладья
Где-то задержалась...
* * *
Тропа, восходящая круто,
Уперлась в сплошной монолит.
«Куда ты завел нас, инструктор?
Твой компас опять барахлит!»
Глядят, а не видят, салаги,
Как тянутся ввысь, трепеща,
Тугие сигнальные флаги
И в Ялте цветет алыча.
Противно перечить профанам,
Точь в точь как в селе Кагарлык
Ни в чём не повинным баранам
Для них превращаться в шашлык.
Но весело знать досконально,
Куда, сторонясь от толпы,
Сокрытое выступом скальным,
Ведёт продолженье тропы.
КУСТ
Безымянный, ничейный
У дороги в Хеврон.
В этот сумрак кофейный
Алый колер внедрён.
В этой мгле златошерстной,
На рассвете – сырой
Силуэты ушедших
Возникают порой.
Этой драмы подстрочник
Существует, увы,
Лишь в прискорбно неточных
Переводах листвы.
* * *
Чтоб фортуны провалы заполнить,
Чтобы выстоять в мире пустом,
Мать морозную зимнюю полночь
Вышивала «болгарским крестом».
Нитки кто-то прислал из Китая,
Назывались они «мулине».
Этот снег до сих пор не растаял,
И свеча не погасла в окне,
Не утратили блеска алмазы,
И чрезмерно изогнутый серп,
Никогда не меняющий фазы,
На задворках небес не померк.
Море йодом и серою пахнет,
В бухте рыбья кишит мелюзга,
От хамсина смоковница чахнет,
Санный след заметает пурга...
ПЛАЧ САРРЫ ЯВНЭ
Забор поваленный,
Сортир некрашеный...
Куда пропали вы,
Мой друг безбашенный?
Быть может, пали вы
В бою за Ворсклою
Или слиняли вы
В страну заморскую
И где-то в Негеве,
Слегка под банкою,
На травке нежитесь
С израильтянкою?
В дурдом посажены?
В острог? В полицию?
Куда прикажете
Лететь зегзицею?
Какою влагою
Рукав омачивать?
Какой присягою
Позор оплачивать?
Простите олуху,
О ветры вольные,
Ошибки-промахи
Непроизвольные!
Забудьте, молнии
Мильонноваттные,
Его деяния
Неадекватные,
О коих горькие
Мои рыдания
В Путивле-городе,
В кафе «Нетания»!
* * *
Обугленная ветвь, эпохи давней весть,
И клинопись коры зерниста, как початок.
Не только не понять, но даже не прочесть:
Реальность, тайна, смерть и – жизни отпечаток.
Забойщик вырубал из черного пласта,
Потея и дыша сивушным перегаром.
Охотничий азарт вселяет красота,
Однако никогда не достаётся даром.
И я её храню, как старый документ,
Как мамино кольцо, как память о Донбассе,
Воспринимая не
как автомонумент,
Но – бережный намёк
о вечности в запасе.
* * *
У сельца Завидово,
Близ насосной станции
И амбулатории
С ржавою трубой,
Из буфета с видами
Почему-то Франции
Вышел в степь донецкую
Парень голубой.
Девушки пригожие,
Словно розы рдеючи,
Пели о достоинствах
Мирного труда.
Но в ответ на робкие
Притязанья девичьи
Слышалось: «Пошли вы все –
Знаете, куда?!»
...Тридцать лет провкалывал
В шахте «Софья-первая»,
Заработал пенсию,
Орден заслужил.
А когда преставился,
С миной лицемерною
Осудили молодца
Те, кто с ним дружил.
А курганы тёмные
Всё не пробуждалися,
А весной, как некогда,
Пели соловьи,
И в сельце и около
Все опять нуждалися
В жалости и милости,
Дружбе и любви...
ПТИЧНИЦА АГНЕССА
На опушке леса –
Ветхие дома.
Птичница Агнесса
Сводит всех с ума.
Ведь не зря же Радов,
Местный агроном,
Отравился ядом
Под её окном.
Взгляд её кошачьих
Пристальных зениц
Сильно повышает
Яйценоскость птиц...
Дальше – для истории:
В баре два хлюста
О наличьи спорили
У неё хвоста.
«Выясним!» – оскалились,
Встали и ушли.
Сыщики искали их,
Так и не нашли.
Но в посёлке Хвойном,
В округе Тельнов
Выявилась двойня
Жирных каплунов.
* * *
В деревеньке заполярной,
Пребывающей в нужде,
Песни дивы популярной
Раздражают, как нигде.
Ведь недаром, завывая,
Словно демоны, с утра,
Её голос забивают
Беспардонные ветра.
Но упорствует певица,
Убеждая вновь и вновь
Всех, готовых удавиться,
Что на свете есть любовь.
Ну а те твердят с ухмылкой:
Мол, олень – и тот рогат,
Вместо преданности пылкой
Получаешь суррогат.
Щель безмерная зияет
Меж реальностью и сном.
Хрень химерная сияет
В чёрном небе ледяном...
* * *
– Заходите, Иван Аверьяныч!
Здесь так жарко, позвольте пиджак.
Боже, как вы осунулись за ночь!
Почему у вас руки дрожат?
Вам бы малость здоровье подправить,
Эффективнее действовать чтоб.
Что вам – грудь или спину подставить?
Или, может, желаете – в лоб?
Я любой вариант не отрину,
Так как вас огорчать не хочу.
Только, чур, не тяните резину!
Мне на десять – к зубному врачу.
* * *
Ночью внезапная молния
Город застигла врасплох,
Словно идея крамольная –
Разум на стыке эпох.
Вспышка – и всё моментальное
Вечным становится вдруг,
Явным становится тайное
И размыкается круг.
Чтобы пророк откровение
Выдал запекшимся ртом,
Нужно всего лишь мгновение.
Гром ударяет потом.