Поэзия диаспоры
Григорий КУЛЬЧИНСКИЙ (ИЗРАИЛЬ)
Автобиографическая справка от автора: «Когда-то, в почти позабытые советские времена один строгий редактор всё допытывался: – почему в ваших стихах не отражается ваша лирическая (???) биография? А я никак не мог врубиться – о чём это он? Биография – штука линейная: родился-учился-женился-умер и так далее. Хотя, куда уж далее!? А стихи – забег наперегонки со временем. Время же, по воле небес, вывернуто наизнанку. Думаешь, что настигаешь лидера, а на самом деле дышишь себе в затылок. Вот и вся лирика. А тексты – это то, что будет написано позавчера. Тогда и разберёмся…»
Григорий Кульчинский мыслит парадоксально, отражая своё парадоксальное мышление языком поэзии. Он всегда неожидан, нечаян. Следить за его стихотворной речью интересно: постоянное читательское внимание к тому, о чём размышляет автор, поддерживается экспрессивной эмоциональностью высказывания, свежестью поэтического слова, непрерывностью отказа от шаблонного повествования. Здесь сливаются в потоке иронии – и ярко выраженной самоиронии – плач и смех, боль и радость. Тут не только время, как утверждает автор, но и сама жизнь вывернута наизнанку.
Д. Ч.
… я возвращаюсь в юность и впадаю в детство
ах, далеко не свежо предание
впадаю в прозу, вру раз за разом
(в каждом предательстве – своя отрада)
(было б время – вспомнил ещё бы)
на центральной аллее пионеров-Героев, где запах магнолий
выясним обиды, сведём все счеты
кто изменил и кто кого бросил
хотя сегодня – не всё равно ли?
(мы понапрасну обиды копим)
свидетелем будет нам павлик матросов
так и скитаемся голью бесштанной
годы минуют худые и тучные
наши ЧП – ситуация штатная
россыпью, оптом, на вес и поштучно
эта история тянется издавна
и пожинаем что нами не сеяно
видимо слишком любимы и избраны
втрое воздастся да взыщется всемеро…
выбору может и сами не рады
только осталось, что злость и упрямство
кары щедры только скупы награды
рады б сбежать, только некуда спрятаться
всё начинается сызнова-заново
только бы высказать несказанное
жданно и гаданно быстро и медленно
считано-меряно-сказано-мелено
время следов и обид не стирает
(с будущим счёты сводить неуместно)
тайны открыты, секреты известны –
выбор широк, как меню в ресторане
будем плутать в изобилии версий
сроки подходят платить по кредитам
каждый вокруг – одноклассник и сверстник
и возвращение неотвратимо
тропы, чужими ногами торимы
жизнь промелькнула метеоритом
тщетны потуги, напрасны старанья
за упущения спросится строго
время следов и обид не стирает
и остаётся три строчки до срока…
а нам не кропать триолеты и мадригалы
не выражаться слогом высокопарным
не творить сонеты, баллады и оды
и сколь б ни искать, и сколько б ни рыскать
сколько б ни оглядываться пугливо и воровато…
всё равно продираться сквозь годы и воды
вослед за погромом и кровавым наветом
когда даже дышать, и то – чревато
как говорится, не мы начинали, не нам заканчивать
(следите за рекламой! продолжение следует!)
мы – лишь промежуточное звено в цепи событий –
и мы ещё до зачатия обречены вступать в права наследства –
в ряды отторженных и униженных,
чтобы откричать у небес своих растерзанных и убитых
и тебе как ни биться ни рваться
постоять на краю – раз в неделю, не чаще
не самый передний, не самый передний
и есть тыща причин не влезать в эти чащи и гущи
в этот лес непролазный, в эти дебри и бредни
как привычна рутина вне этик и логик
плагиатов повторов и тавтологий
ты внутри, словно залит янтарной смолою…
ты подделок подельник и соучастник –
словотворная тварь в отштампованном счастье
подбить расходы и приходы
еврей – всегда канатоходец,
в дверь колотили сапогами
а нам ростов или саратов –
и тут все «сложности натуры»
не проканают – просто канут
(и штык – дурак, и пуля – дура)
и даты, выбитые в камне –
шла мамаша по шоссе и сосала сушку
где мой мячик где мой зайчик
а медведь сказал «зер гут»
клара цеткин с карлом марксом
дед пинто и конь в пальто
два братана с дядей степой
всех, кому невесело живётся на руси:
понесли по кочкам, врезали по почкам