avcen-vladimir-2015-1-1

Поэзия диаспоры

Владимир АВЦЕН (ГЕРМАНИЯ)

Родился в 1947-м году в городе Донецке (Украина). Окончил филфак Донецкого госуниверситета (русский язык и литература). Член Союза журналистов Украины, член Международной федерации журналистов. Член редколлегий журналов «Дикое поле. Донецкий проект» (Украина) и «Предприниматель» (Германия). Составитель альманаха для семейного чтения «Семейка» (выходит с 2004 года) – в 2010 году альманах стал финалистом Международного конкурса «Лучшая книга года». Авцен – лауреат нескольких премий. В мае 2005 года на состоявшемся в Греции «Первом Международном литературном и творческом фестивале русскоязычного зарубежья имени А.П. Чехова» стал победителем в номинации «Малая проза». Бронзовая медаль Международного конкурса «Лучшая книга года 2010» за книгу «Стихи» (Донецк, 2010). Автор пяти книг, многих антологий. С августа 2002 года проживает в Германии.

Авцен – бард, Авцен – сатирик и юморист, Авцен – лирик. Всё это так – раздельно и слитно. Никогда не знаешь, куда вывернет его поэтическая мысль. Вот он только загрустил, заставляя и нас грустить вместе с ним, а уже иронически улыбается, одаривая нас нашим же вздохом облегчения. А может наоборот: вроде бы дурачится и веселится, а за всем этим весельем вдруг открывается такая печаль. Непрерывный живой человеческий разговор с читателем.

Д. Ч.

ЭЛЕГИЯ

Есть особая прелесть в стремительном лёте

скорого поезда через ночные леса...

Н. Осадчук

Есть особая прелесть в стремительном лёте

самолёта, когда он идёт на подъём.

Есть особая горечь в стремительном лете,

что на встречу спешит с золотым сентябрём.

Не спеши! Он тебя поматросит и бросит,

он по акту тебя передаст октябрю,

перепачкает дряхлою охрою осень

изумруды твои. Не спеши, говорю.

Но бессильны слова, бесполезны советы,

безразличное время бесстрастно течёт,

не успел оглянуться – кончается лето,

минул миг – на посадку идёт самолёт,

где, отбросив ремни, показушно-бесстрашный,

охрой времени траченный муж и отец

(изумрудный, безоблачный вьюнош вчерашний)

горько-сладкий сосу валидол-леденец.

* * *

Погасло дневное светило…

А. Пушкин.

Когда погаснет дневное светило,

свернётся небо и утихнет боль

и станет чёрной братскою могилой

вчерашний шустрый шарик голубой,

и эти перемены обозначат

страстям людским прискорбнейший итог,

взахлёб, как дети, ангелы заплачут,

хихикнет дьявол, усмехнётся Бог,

когда, короче, обернётся крахом

затея эта с жизнью на Земле, –

я сам тогда уже пребуду прахом

мильоны лет… И что за дело мне

сейчас до этой сгинувшей планеты,

с чего такая горечь и печаль?

Да знаю, знаю: глупость – жалость эта,

дуристика кромешная… а жаль!

* * *

В.М. Эпштейну

Я судьбы бывало не ценил даров,

наломал немало по жизни дров,

мне ломиться случалось в открытые настежь двери.

Как ни бился я, не нажил хором,

не скопил копья даже для похорон –

ну да с ними, как раз, всё само собой рассосётся, верю.

Книгу жизни, как видно, я зря листал –

ни ловчей не стал, ни мудрей не стал,

как с годами положено бы человеку…

Пить надумаю мёд – течёт по усам,

по дотла сожжённым хожу мостам

и в одну и ту же всё лезу и лезу реку.

* * *

Когда в паутине барахтаюсь маеты

и совсем дохожу до ручки,

я теряю перчатки, теряю зонты –

нахожу авторучки.

Их, наверно, роняет тот, кто хранит меня:

мол, хошь, кропай стишки, хошь, малюй цветочки,

только б средь белой ночи иль чёрного дня

ты, дойдя до ручки, не дошёл до точки...

ЗАВЕТ

Давно рождённый на Руси

и почитаемый доныне

завет, исполненный гордыни –

не верь, не бойся, не проси.

Его вколачивал, смеясь,

в меня мой сверстник-малолетка,

по ком давно рыдала клетка

и, надо думать, дождалась.

Урок, внушённый кулаком,

мне очень долго не давался –

просил я, верил и боялся.

Я был плохим учеником.

И вот, когда на склоне лет

бледнее зори, небо ниже,

он стал понятней мне и ближе -

тот давний зэковский завет.

Уже (почти что) не боюсь

той, что маячит у порога.

Не клянчу милости у Бога.

Лишь верить – всё не разучусь...

* * *

Бурый коршун, за мышью нырнувший в траву,

на тропинке слизняк и на ветке улитка –

верный знак, что ещё не закрылась калитка

в дом, где я с неких пор ненароком живу.

В этом доме не всё, как хотелось бы всем –

слизняку под ногой, и улитке, и мыши,

да и коршун хотел бы, наверно, – повыше,

да и я здесь, похоже, не к месту совсем.

Но живём, раз пришли. Кто-то носит корону,

а кому-то и шапку осилить невмочь…

Обмину слизняка и улитку не трону,

жаль, что мыши уже мне ничем не помочь.

* * *

Ольге Бешенковской

Шаги мои неспешны и негулки,

бреду сквозь рощу, пью покоя хмель.

Я полюбил бесцельные прогулки,

в бесцельности которых вся их цель.

Всего-то и работы – дотянуться

до ягоды какой-нибудь съестной,

всего-то и заботы – не споткнуться

о ржавый корень, спящий под травой,

всего-то и делов – не оглянуться

на жизнь, что притаилась за спиной.

* * *

Как-то раз улыбнулась

мне пьянчужка у нашей пивной

(к ней судьба повернулась

не лучшей своей стороной),

улыбнулась, сказала:

– У меня есть бутылка вина

и чердак у вокзала,

где я проживаю одна,

не смотри ты, что в теле

у меня еле-еле душа,

я, мой мальчик, в постели

до сих пор, как никто, хороша.

Был я юн, и наивен,

и беспечен, и скор на язык,

я сказал, что с такими,

как она, ночевать не привык.

Даже не оглянулся

на неё – от гордыни хмельной.

…Я вчера улыбнулся

пьянчужке у нашей пивной.

* * *

Мутно небо, ночь мутна.

А. Пушкин

Подарив седьмой десяток,

жизнь пытает на излом -

взял на мизере семь взяток

не за карточным столом.

Проще было, если б в карты –

расплатился б и убёг…

Я беду себе накаркал,

проворонил всё, что мог.

На полночное светило

пялю зенки из окна,

третью ночь не сплю, мудило,

тёмен дух, душа мутна.

Ненавистное томленье

со снотворными и без –

от иллюзий избавленье

утомительный процесс.

Без иллюзий, впрочем, лучше:

близь – конкретна, даль – ясна.

…Отойду-к на всякий случай

я подальше от окна.

МОНАСТЫРСКОЕ

Оттого, что у монашки

влажен взгляд и нежесток,

я невольно дал промашку –

взял её за локоток.

Ты прости меня, касатка,

надо б ведать, дураку,

что монашенки касаться

не пристало мужику,

что сносить тебе, девице,

эти мансы не резон:

можно благости лишиться,

потерять покой и сон.

Спят амёба и букашка,

роща, речка и луна.

Спит безгрешная монашка.

Я ворочаюсь без сна.