vlasov-german-2-1

Поэзия метрополии

Герман ВЛАСОВ

Родился в 1966 году. Закончил филологический факультет МГУ, живет в Москве, работает переводчиком, редактором. Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Волга», «Крещатик», «Континент», «Новый Берег», «Интерпоэзия», «Дети Ра» и др. Автор поэтических сборников «1 ½» (1998), «Второе утро» (2003), «Просто лирика» (2006), «Музыка по проводам» (2009), «Определение снега» (2011). Лауреат Международного литературного Волошинского конкурса (2009).

* * *

божись лисенок большеротый

мой самый лучший домовой

опять на месяца зевоту

рожок настраиваешь свой

и прогоняешь вон из дудки

ленивых муравьев тоски

и выдуваешь незабудки

снежинки на мои виски

и ты ушастый ты услышишь

не только музыку окрест

в ней ветер греется о крыши

и тишину из окон ест

но многое что ветер гонит

в неумолкающий закат

я буду тих и непреклонен

пройти чистилище и ад

пока твой ад не обветшает

и сам себя не растворит

пока твой ветер не узнает

о ком сегодня говорит

и сам себя переполняя

не обернется в рыжий гром

зародыш большеротый рая

лисенок ветра метроном

* * *

без вас обоих как без верных слов

все остальное слишком непонятно

где ткань а где канва уток и шов

белила сурик масляные пятна

и наконец апреля благодать

наружный блеск зов дудочки лукавой

и я рискую весело блуждать

как по холсту ван гога куросава

а с вами и секунды небыстры

то под руку то порознь сестры-рыбы

трава деревья звезды и костры

в одну ладонь устроиться могли бы

и улица чья башенка остра

и лестница не якова витая

храни тебя от вымыслов сестра

серебряная рыба золотая

* * *

манежа окна слуховые

в нескучном брошенный букет

я не жил здесь в сороковые

как нумизмат гляжу на свет

хочу нащупать эту ноту

немое посмотреть кино

так гладят темную банкноту

изъятую уже давно

и если время гул случайный

грязь от армейских колесниц

пускай мне выпадет опальный

расплющенный между страниц

истории цветок сирени

и долгий завершая путь

всей тяжестью стихотворений

шагнет на грудь

* * *

оранжевый ангел сутулый

над городом горьким завис

его загорелые скулы

ранетом лесным налились

он поднят с кровати метелью

ученый морщинистый грек

но девочкой над акварелью

он крестит немыслимый снег

в кармане бечевка и ластик

простывшего времени гул

и смысла речной головастик

в его троеперстье скользнул

он водит метлой колонковой

и окна пускает в тираж

и ставит на крышах подковы

свинцовый его карандаш

* * *

не смотри на сверкающий ливень

майский дождь несговорчив и прям

сколько желтых изломанных линий

разделили окно пополам

и к стеклу не спеши прикасаться

там качаются ветви гурьбой

их зеленые листья двоятся

и в отрыв уведут за собой

в акварельной такой мешанине

где гремит и рябит без конца

как у тернера в новой картине

дирижера не видно лица

но когда отшумит – будет создан

удивительной радости день

словно кто-то расчесывал воздух

и прогнал его дымную тень

и теперь она в глине и смальте

метростроевской шахты внутри

оттого пузыри на асфальте

настоящей земли пузыри

* * *

грубая фактура мел и сажа

воннегута верный перевод

для вороны только часть пейзажа

наш балкон где музыка живет

если на скопление бутылок

солнце свой наставило зрачок

или рядом в двух шагах непылок

пролетит по небу паучок

на какой-то домотканой нити

ариадны волосе седом

верную гармонию берите

и несите осторожно в дом

намотайте азбуку на палец

горькую природу утая

чтобы ожил имени скиталец

и росли на ветках сыновья

или в этой утлой колыбели

насекомый свой умерив пыл

эмигранты памяти сидели

и корабль плыл

* * *

(удивительное происшествие бывшее с автором на даче под конаково [1])

Свете Буниной

пьяный фонарик велосипедиста

летние сумерки но грозы не будет

выкликали стрижи но небо осталось чистым

у соседа попса ударяет в бубен

пляшет соседка гости ее и дети

словно цифры совпали на лотерейном билете

цифры на лотерейном билете совпали

выиграли в копейке ниву тетя маша в ударе

а у нас газ не кончается хватает его по сезону

пьешь охлажденный квас гуляешь себе по газону

мысли о смене режима приходят на день победы

а тут звонок велосипедный

вам страховать спрашиваю или еще услуга какая

стоит посыльный смотрит на меня не мигая

да что в самом деле зачем приезжать на ночь глядя

чего людей беспокоить какого ради

когда в провинции к любой новизне глухи

отвечает посыльный хочу почитать стихи

изо рта его вылетают лилии ромашки и трели

огненные змеи вдумчивые метели

семена клена дубов и сосен и пугало на межи

выстрелы охотника топающие ежи

ластики сломанные карандаши мастихины

шарфы и зонтики чувствую привкус хинный

и тут вся мозаика лопнула разлетелось китайской шутихой

оцарапала небо и стало тихо

летние сумерки пахнет порохом воздух ночной

еще назвал фамилию фамилия была корчной

прочитал осмотрелся отказался выпить воды

и скоро узкое тельцо с проблесками слюды

с участка выдворилось растворилось бежало

о смерть говорю ну где твое жало

ведь я как местный сократ у рассыпанного отца

и снова как рельсом бьет у соседей попса

в шлафроке брожу заламываю руки

муки говорю о боги послаще бы муки

а вам если встретится фонарик велосипедный ночной

попросите почитать фамилия вроде бы корчной

[1] неправда т к маяковский тоже был тот еще фантазер

ВЛАДИСЛАВОВКА

Славе Харченко

Брань торговок несильная

вписана в крымский поселок,

будто ангелом Сирином

мир от ногтей до иголок

был прилежно срисован –

в нем участь скучать пассажиров,

жалеющих странных и сирых,

в нем суржик и слово.

Есть в сентябрьском деньке

невесомости полная нота,

как в морозном хлопке,

поверив в единое что-то.

Уезжают одни,

разбредутся другие – с орехом

грецким, семечкой, рыбой. Вот дни

ранней осени. Скуки прореха,

вкус гранатовый, зычный гудок тепловозный,

шарик матовый солнца, собаки и воздух.

Это время бежать от зимы,

не торгуясь и не беспокоясь.

Невеселые разные мы,

и каждые –

ждущие поезд.

* * *

им смешно а люди не летают

начитавшись самгина и федр

но антенны хвойные впитали

и передают весна я кедр

вскрыты реки в одури овраги

бронзой мать-и-мачехи растут

вместо пасхи глобусы и флаги

токаря и сцепщики несут

стольких лиц в кашне в пальто вспотевших

пропуская море встал трамвай

говорят про двое полетевших

и один ученый николай

нужно вместе сообща решая

кедр кедр я заря прием

то ли строя то ли воскрешая

прыгнуть заглянуть за окоем

а пока шутник не кончит чтенье

чертит палец пыльное стекло

почему весной так мало тени

почему в апреле так светло

* * *

памяти Аси Каревой

со мной это было

я шел у подъезда курить

на длинной скамейке

спиною к стене прислонялся

и близилась полночь

и куст начинал говорить

и голос черемухи

ветром больным обрывался

и вышла луна

как наверно выходит на пруд

соседка-подросток

и были шаги ее наги

и воздух звенел

в продолжении долгих минут

я видел такое

чего не сказать на бумаге

и то хорошо

что чудесному имени нет

что ночь безоглядна

и в темном таится живое

и сорванный лист

это чья-нибудь жизнь на просвет

и светится в малом

значенье ее грозовое

откуда не знаю

начало такой красоты

наверное в том

что она умолкание шума

что нету страшней

и прекрасней ее наготы

когда она смотрит в упор

словно кто-нибудь умер

я вижу и слышу

и я не могу рассказать

а только вхожу

как чужой в пелену грозовую

глядят испытующе карие эти глаза

той вечной и первой

которую не назову я

светилась черемуха

ночью когда при луне

она появилась

сначала взглянувшая мельком

потом будто вспомнив меня

обернулась ко мне

со мной это было

я вышел курить на скамейку