Поэзия диаспоры
Ирина ЧУДНОВА (КИТАЙ)
Родилась 14 января 1974 года в Ростове-на-Дону. В 1991-м поступила на геолого-географический факультет Ростовского государственного университета (ныне ЮФУ). В 1993-м году уехала в Китай, где и живёт по настоящий день (г. Пекин). Переводчик, фотограф, журналист-фрилансер, представитель интересов иностранных фирм в Китае. Стихи начала писать ещё в школе, однако в последние годы пребывает в поэтическом молчании, сочиняя время от времени короткую нереалистическую прозу и страноведческую публицистику (эссе, статьи, интервью). Ранее публиковалась в журналах и на сайтах «Новое русское слово» (1999), «СервеРное сияние» – сборник произведений авторов сайта «Самиздат» (http://samlib.ru/) при Библиотеке Максима Мошкова (10/09/2001, Санкт-Петербург, издательство Геликон Плюс), «Родомысл» (2004), «Сила символа» антология лирики, 2005, Рязань), «Ты Настоящий Европеец! (ТНЕ!)» 2006, три рассказа опубликованы в серии «ФРАМ» (Фрай + Амфора) Москва, издательство Амфора и др.. Отдельно стоят многочисленные публикации переводов с китайского. В 2008-м году японская газета «Асахи» опубликовала одно хайку автора на английском.
Ирина Чуднова – лирик, для которого эмоциональный настрой важнее аналитической сосредоточенности, но не вполне объяснимым образом её стихи несут в себе философский склад мысли. В какой-то мере это объяснимо влиянием китайской поэтической и философской культуры, влиянием, которое Чуднова не утаивает, а – наоборот – подчёркивает, справедливо считая это творческим восприятием моментов ментальности восточного соседа России. Прелесть этих чудесных строчек, словно рисующих гуашью картины текущей жизни, очевидна. Стихотворная речь поэта Ирины Чудновой изобилует подвижными картинами бытия, пронизывающими её строки. Совмещение двух культур – перспективный путь творческого развития этого автора.
Д. Ч.
Спрячь глаза за дымчатые стёкла –
Над драконьей пагодой пунцовым шаром солнце,
Через час оно воды коснётся, унося тепло.
Придёт ноябрь. Год пройдёт.
Поверь же в неизбежность..
Джонка заскользит по глади шёлка.
В голубом стекле холодной стали струи.
Старый лодочник моей руки коснётся,
Приставая к берегу. А помнишь? –
Капал воск на грязные ступени,
Карим пламенем тогда горели свечи,
И обрывки жалких слов сорвались в пропасть..
Никто меня не вспоминает там,
Моей вдове совсем другое снится.
А я иду по деревянным городам,
Где мостовые скрипят, как половицы.
У трёх вокзалов фонари, и в сумерках светло,
И пассажиров толпы и перроны…
Что в настоящем? Рельсы и вагон метро,
Такой же впрочем, как и все вагоны.
В такси тепло, жаль, закурить нельзя –
Шофёр воротит нос: от рюкзака костров
«Друзья. Должны быть где-то и друзья…»
Пенсионерки у подъезда – целый рой,
Как тривиальны их суды и страсти.
Меж двух скамеек, сквозь позорный строй,
Вслед вразнобой ответ сухому «здрасте».
Ключом встревоженный замок заел опять,
На окнах шторы, потемневшие от пыли.
И что больней: надеяться ли, знать?
На кухонном столе листок –
..теней на стене очертанья и те неясны,
В руках роковая белеет страница,
20.02.1996 –19.11.1997 г.
город в зеркальном стакане,
терпкой оливкой зимнее солнце,
Вороны на круче мусорной кучи,
месяц в разрыве тучи – ярче, чем тот,
в трамвайных прямых – ветер.
в стылом предутреннем свете,
г. Санкт-Петербург, Казанская
в выси сиреневой мечется.
Тонким пером прочерченный
шрам-горизонт сочится сукровицей
на западе, но затянулся с востока,
лунной дорожкой подлеченный.
И до утра ветер прозрачный играет
занавесью кисейной да уголком
простынки, в зеркале тени плодит,
ласково треплет кошачий загривок,
за ухом чешет.. К утру разнесёт
обрывки непосланных писем.
..Каждый третий день – осень,
ящерицей выползающая погреться на южную сторону
валуна-мегаполиса, хвостом в тень.
Косит изумрудным глазом зеркальных окон,
меняет кожу – чешуйки летят по проспектам,
зелёные с жёлтым, шуршат под ногами, и я
надеваю закрытые туфли, становлюсь
спиной к солнцу, чтоб уловить тёпло.
Ветер впутает паутинку в мою причёску,
воздушного змея – в параллели троллей..
Лица сезонных рабочих уже не лоснятся от пота –
кончилось, кончилось лето.
Каждая осень приносит хрустящие вести с родины.
Не утешай себя! В конце октября снег до весны заносит
стылую грязь. Март обнажит улиц синюшные жилы
и перекрёстков скользкий опасный магнит – выжили!
Вы – жили. Листья багряные здесь в октябре
могут разве присниться – иного власть.
Революции сопло карманное, одряхлевшая пасть
через десятки лет, через все эти:
поднять, подхватить, нести, уронить, украсть,
сдать на свалку истории, гальванизировать –
каждое поколение учило свою матчасть.
Склонные к повторению внуки, опять повторят
историю прошлого века-витка, даже издалека
стыжусь наблюдать (мать! мать! мать!) желание всё
поделить-отнять, всех уравнять
..ежеосенний синдром перемен, вызванный недостатком
светового импульса на сетчатке глаза
и витамина «Д», гибельная страсть к красному.
Моя усталость – высокородная птица,
в двадцать одно касание пишущая
угасание взгляда и тяжесть век.
Моя усталость – седая волчица,
Сократившись до влажного следа улитки,
до скрипа ночной половицы,
не спеша растекаюсь смычком по волосу скрипки,
светом по стёршейся грани гроша. Усталость.
Виски левой рукой зажав в горсти –
веки дрожат, дыхания ритм бесконечно
слышу, как ветер в оконную раму стучит,
скалится зеркало, на часах три
стрелки мотают клубки сахарно-ватного времени.
Моя усталость – неутомимый, морщинистый, медлительный слон,
раскачивает хоботом-маятником
СУББОТНИЙ ЧАЙ В САДУ ПОД ИВАМИ
Под небом бродит ветерок, минута копит день,
Даль глубока, осенний лёгок свет,
Вода играет и блестит, её рябой,
Весёлый блеск глаз праздных не калечит –
В саду под ивами расслабленные речи,
И звук чужих шагов, и мы лелеем лень.
До вечера ещё часы, часы, растягивай обед –
Но быстро промелькнут – ноябрь не обманет,
В прозрачном небе облачко растает,
И вышьют самолёты белый след.
Потёртый за год год, я, наконец, к тебе,
Взглянуть в глаза, порадоваться встрече
И помолчать. Холодный встретить вечер,
И палый листик приколоть к судьбе.
Бег стрелок резв. Придёт туман седой,
Накроет сад, и скрип ворот,
И эхо птичьих голосов, что с лета влёт
Запутавшись, в густых ветвях повисли,
И головастиков моих осенних чувств и мыслей
В забытой кадке с дождевой водой.
Ну, а пока он длится, этот день,
Я им дышу, нежданный праздник отмечая,
И в чашке остывающего чая
Ловлю ветвей рассеянную тень..
Над водой зависла стрекоза,
плачет за кладбищем зимородок.
У любви упрямый подбородок
Здесь лениво плещется весло,
здесь скрипит соха, здесь ветер в поле..
Мне с тобой не очень повезло,
но с другою повезёт не боле.
Ведь любить – талант и ремесло
птиц подбитых ставить на крыло.
Зимородок канул в синеву,
вой над свежевырытой могилой.
Пахнет клевером, сырою силой,
нынче смерть порядком накосила –
Значит время баб валить в траву,
чтобы вспомнить, отчего живу.