2018-2-1

Поэзия диаспоры

Инга ДАУГАВИЕТЕ (АВСТРАЛИЯ)

Родилась и выросла в Риге, с 1994 года живу в Мельбурне. Родители, муж, двое сыновей, друзья, две собаки, два кролика. Счастлива.

Короткая справка, которую сообщает о себе Инга Даугавиете, может только порадовать. Но стихи её – о боли, о пережитом, если не самой, то её соплеменницами прежних и нынешнего поколений. И этой боли необходимо выговориться, чтобы, действительно, ощутить себя счастливой.

Д. Ч.

* * *

Посмотри – смеётся надменный Ра,

Небеса рассыпaют холодный рис.

Говорят, все дороги приводят в Храм

(Говорят, все дороги приводят в Рим),

Постоим с тобой на семи ветрах,

От костра потянется чёрный дым,

Подождём, сестра.

До утра – во храме чадит свеча,

Мелко-мелко вздрагивают образа,

Всю дорогу – ветру луну качать,

За окном меняется лишь пейзаж,

Время года – старость, считай до ста,

А потом страницу переверни,

Потому что всё начинать с листа

(Говоришь, дорога приводит – в Рим?!)

Вот те крест (не веришь?) приводит в бар,

Выбирай слова!

– А потом – в мотель!

И какая разница, чья кровать,

Здесь, важнее, солнышко, чья постель.

А в кармане – мелкое серебро,

Сигареты, паспорт (аж целых два!)

А про то, что дороги приводят в ров –

Забывай, сестра.

Забывай.

* * *

Щебечет дождь и шепчутся оливы,

Цветёт многострадальная земля.

– Я расскажу тебе, как полюбила

Лесная дева – сына короля.

Да нет, добром не кончится. Ресницы

В лесу смежил красавец – на века.

Ложись и засыпай. Пускай приснится,

Как ветер гонит в небе облака,

Швыряет в море. Солнышком обласкан,

Плывёт кораблик, флаг – цветов зари.

И вспомню – почему-то в русских сказках –

Бессильно-долго спят богатыри.

Ax, королевич, где-то ждёт принцесса –

В чужой земле, где нет ни змей, ни зим.

И колокола звук плывёт над лесом,

Протяжно (нет, не так, как муэдзин).

Короче – королевич. Засыпаешь?

Приснятся – золотые купола,

Другая жизнь – от края и до края…

– Россия? Нет, не знаю. Не жила.

Открыть глаза. Сестра бренчит ключами,

Пытаясь в темноте найти замок.

Когда-нибудь, принцесса, прочитаешь

Письмо отца.

Последнее письмо.

НОСТАЛЬГИЯ

Расцветает вновь во дворе миндаль,

Пахнет воздух солью, а чем ещё?

Загадать желанье (кругом вода!)

И швырнуть монету через плечо.

На любом языке умолять святых,

Потому что пятую ночь – без сна.

На румынской церкви дрожат кресты,

И поёт молитву свою волна.

Сколько их, молодых, уходило в ночь?

Пожелайте плаванья кораблю!

Подливает греческое вино,

Рассуждает о курсе чужих валют,

У него пятистенок – двойной кирпич,

А теперь – сыновей и жену – пора,

И ложится на стол (помолчи, стерпи!)

Тяжкий перстень старинного серебра.

(Заклеймят, а после – рожать рабов).

Пять судов в порту, проститутки – в бар...

Говоришь, вот это и есть – любовь?

Говоришь, вот это и есть – судьба?

Простыня полощется, словно бинт

(Честь невесты, дескать – снегов белей!)

Пусть не можешь выбрать, кого любить,

Только вправе всегда выбирать – с кем лечь!

(Полыхать тебе на ветру свечой.)

Опрокинут стакан, дребезжит кольцо.

Выдыхает море песок и соль...

Он – в который раз – проверяет счёт.

* * *

Говорил, глаза мои – цвет воды,

Напоить просил. Не поднять кувшин…

– Завитки волос – на ладони – дым.

«Не спеши, прошу тебя! Не спеши.

Не она одна. Не о ней, одной» –

Дым костров. Шатры. Силуэт горы,

Накрывает тихо долину ночь,

А ладонь твоя – на руке сестры.

Ты не знаешь, дитя – о тоске племён

По земле, о связи времён и вер…

– Говорил, моя кожа – горячий мёд,

А сестра опять открывала дверь

Ты не знаешь, нет – прорастает боль,

Застывая в теле – так плоть ножа!..

Я не слышу, что говорит твой Бог,

Но сестра уходит в шатёр – рожать,

Безнадёжно – тысячи голосов

(Говорил, глаза мои – как вода...)

Каждый месяц – слёзы и кровь – в песок.

– Подожди, любимая!

– Сколько – ждать?!

Шелестят оливы. Стекает синь

Ледяного неба – в мою постель.

Мне приснился рыжеволосый сын,

Говорил – из наших с тобой – детей...

В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ

Ведь не верят, Господи, ну никак!

Хоть пешком по воде,

В облаках, небесах.

Я устал – на третий день – воскресать.

А Мария смеётся, щурит глаза,

– Неужели тебе не сказал никто?

Не успела крикнуть, прижал к стене,

Зазвенел кувшин по ступенькам вниз,

И уже – напрасно – отвар, настой,

Я потом на пальцах считала дни –

Рядом голос (женский): не спи, не спи!

На запястья давит крест-накрест бинт.

Что страшней – глумящийся смех толпы

Или вера, слепая вера – убийц?

Я не помню, Господи, что больней –

Сапогом под ребра, слова Петра...

Он стоит в переходе, лицом к стене,

Нараспев повторяя – «В последний раз.»

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Они всё шли и река текла, трава шелестела «Барух ха-Шем»,

И кто-то, шёпотом: «Иншалла»... Cлужанки прятали малышей,

Седой привратник (нож в рукаве), захлопывал дверь,

Проверял засов...

В клинике выключают свет ровно в десять часов.

Врач теребит на пальце кольцо, думает о Мари,

И накрывает палаты сон, переходящий в тревожный стон,

После – в сдавленный крик.

Приходит и говорит – не ори,

Зажимает ей грязной ладонью рот,

– Мириады миров у тебя внутри,

Тысячи лет, серебро костров.

Козочка, ты – бесценный сосуд,

Нести да не расплескать!

(Их было много, ханжей и сук,

Всех богомольных каст.)

И, захлебываясь слюной,

(Вдоль коридора кричат – врача!)

– Жидовской крови – разрешено

Пока что – восьмая часть.

И будет потомство твоё – что грязь –

Рожать и рожать рабов.

В преддверии звонкого января

Грядёт справедливый Бог!

Родишь царя к белоснежной зиме...

(Заклинило дверь, ещё рывок)

Ладони ищут острый предмет,

В кровь расцарапывают живот,

Врач второпях роняет шприц,

Санитар затягивает ремни –

В полях колосился капризный рис,

Они всё шли и считали дни.

Туманы, тучи – за слоем слой,

В мутном небе хотя бы одна звезда!

Свивали чётки цветной петлёй,

И повторяли: «Не опоздать...»

ОСЕНЬ

Чем дольше веришь – тише слова молитв.

Светлее ночь. Размереннее строка.

Невероятно ярок осенний лист,

И растекается в рамке небес закат.

Из города – все дороги ведут к воде,

(Чем ближе дюны – пронзительней синева),

И в янтаре тает короткий день.

Всё – забывай. Намеренно – забывай!

Касается края воды золотой клубок,

Идёшь, почти не касаясь седой земли....

И вдруг понимаешь, как равнодушен Бог.

И как – нечеловечески – справедлив.