fanshel-demjan-2014-6-1

Поэзия диаспоры

Демьян ФАНШЕЛЬ (ГЕРМАНИЯ)

Родился в 1955-м, у самого Чёрного моря, жил – у самого Белого. Потом – аккурат посредине и левее по карте. Профессия – врач. (т.е. способность к вранью подтверждена дипломом). Печатался в журналах «Крещатик», «Дикое поле», «Родная речь», «Пилигрим», «Век ХХI», «Литерарус», в антологиях («Киевская Русь», др.). Изданы 3 книги: «Текст», «Обучение сну» (поэзия, эссеистика), «Мейл» (книга переписки, поэзия – в соавторстве с Марией Каменкович). Публикации и книги были тепло отмечены Львом Лосевым, Виктором Соснорой, Алексеем Парщиковым, Владимиром Порудоминским и др. Член жюри международного двуязычного поэтического конкурса им. Н. Хаткиной. Живёт в Кёльне, Германия.

Парадоксально звучит, но поэт Демьян Фаншель – старомоден. Авангардистские приёмы поэтического высказывания уже, кажется, превратились в привычно рутинные. Да как бы не так. Фаншель умудряется повторять эти зады авангарда с удивительной свежестью мировосприятия! Недаром же, пересчитывая языки, которыми владеет, поэт восклицает: «Русский не считается. Я на нём дышу…» И наслаждается звуковой игрой, превращаясь во взрослого ребёнка, дорвавшегося до весёлых затей, выстреливает метафорами, как мальчишка из водяного пистолета. Радуйся и резвись, читатель, вместе с автором. Но отчего чувство тревоги, отчего царапающая боль и беспокойная мысль проникают в наше сознание? Думается, от того, что Демьян Фаншель постоянно слышит этот гул времени, наполненный тоской и болью.

Д. Ч.

НОСТАЛЬГИЯ

И немедленно выпил.

Вен. Ерофеев. «Москва-Петушки»

Тоска. Мученье. Тяжкий крест.

Беда. Течёт беседа вяло.

Как Вий оглянешься окрест.

Припоминаешь, как бывало:

Сперва стоят как истуканы

(О, только б хорошо пошло…),

Но вот – воздымутся стаканы

И звякнут, звякнут тяжело!

Когда сосанья коньяка

Постыла хитрая сноровка, –

Граненые блеснут бока –

Дзынь! – В настроенье рокировка.

Не зря чурается рука

Бокалов, рюмок узких шеек.

Дно видишь, солнце сквозь стакан.

И гравировку: «5 копеек».

1995

ГАДАНЬЕ

Кёльн, готика. Олени, нарты.

Что было. Что сейчас. Что ждёт…

Так погадать? Раскинем карты:

Европы, Азии. Ещё.

У моря будешь ты рождён,

У Чёрного, где жили-были.

У Белого, где гибли-стыли,

Живёшь, судьбою принуждён.

И это будет в миттельшпиле.

Ты всё узнаешь, всё подряд:

Житьё забытое младенца,

И скучный мат, и женский взгляд,

И бегство, и любезность немцев.

Очнись Европы посреди:

Значок колючий октябрёнка

И знак гвардейский на груди.

Сползает мокрая пелёнка.

Во лбу кокарда, герб имперский.

Ремень, свинцом залита пряжка.

Халат врачебный на тельняшке

И алый галстук пионерский.

И будет не определить

Ни смысл, ни логику событий.

Всё тянешь, – тянется не нить –

Какие-то обрывки нити;

Дела, какие-то дела,

Что непредвиденно застыли –

Подобьем жидкого стекла

В аморфном, коматозном штиле.

Двина Архангельск рассечёт,

С весла холодной каплей брызнет.

И Кёльн стоит. И Рейн течёт.

И книжек всех – наперечёт.

И длится сон о моей жизни.

1995

ПЕЙЗАЖ

Вниз,

в долину,

в миры цвета хаки

Осторожно

спускаются

яки.

И в тумане

не видно

совсем,

Как за стадом

старик

поспевает,

Как копытца

своё

выбивают:

«Дао-дзэн,

Дао-дзэн,

Дао-дзэн».

1996

ДОМОЙ

Замкнутым кругом пошла голова.

Круглые даты

Олово солнца листает едва.

Что ожидал ты?

Вот и родители снова детьми

Стали – твоими.

Что твоего ещё между людьми?

Прежнее имя?

Аэропорт да буфет, да вокзал –

Вечные блажи.

Ты отмочил. Залучил. Доказал –

Смену пейзажей.

Немы, качаясь, плывут за окном

Те же леса.

С той же дремотой, качанием, сном –

Только ты сам –

Едешь. Автобус – неведомо чей.

Чей и куда.

Плечи попутчиков. Тряска плечей.

(Где и когда?)

Лиц их не видно. Дрожанье плечей –

Мельче, чем плач.

Птиц трепетанье. Бренчанье ключей.

Сумерки дач.

Плюс – над асфальтом, размытым слегка,

Скошенным взглядом –

Образ летящего двойника,

Сидящего рядом.

1997

ПАМЯТИ¹ ФРЕЙДА

Чуждый чарам чёрный чёлн…

К. Бальмонт. «Чёлн томленья»

В рюмке – из варенья вишня.

Наливай полночный ром...

Медленно, со дна, неслышно

Вместо сна всплывает – сом.

Ходит тёмной донной рыбой.

(Не спеши, не пей до дна).

И доходит – волос дыбом!:

Их там много. Не одна.

Тёмен сом. Невероятно

Близок. Не даётся в руки.

Медленно, но непонятно

Говорит на ультразвуке.

Что – неясно. Вспомни, cito!²

Это, вроде, помнит кожа.

Этот твой язык забытый

Надо вспомнить. Но не можешь.

Перед тёмным сомьим ликом

Должен вспомнить. Но не можешь.

Ртом немым, беззвучным криком

Бесполезно звать на помощь.

И – толпой медузьи бельма.

Ближе, ближе рыбий зрак…

Лишь огни святого Эльма –

Сквозь туман и сон, и мрак.

Что – неявно там, сквозь вату, –

Чёрным контуром нечётким?

Тускло светятся на вантах

Электрические чётки…

Всё отчётливей явленье,

Всё понятнее огни.

Потерявший управленье,

Тут он – руку протяни.

Ухватись… На борт помалу.

Всё на месте? Кнехт надраен?

Встань спокойно за штурвалом.

Не спеши. Здесь ты хозяин.

И над зыбью – к дому, к молу,

К воле, к тверди, в порт, в покой.

Пусть дрожащим, мокрым, голым,

Но на палубе сухой.

Не до жиру, не до счастья,

Но спокоен и спасён…

Полным ходом, над напастью –

Чуждый Чарам Чёрный Чёлн.

1992

____________________________________________

¹ В буквальном и переносном, и прочих смыслах

² cito! (лат.) – быстро

МОЛЯЩИЙСЯ

Твой Бог состоит из букв. Звуков и знаков сплава.

Блаженного взрыва глухого меж верхней и нижней губой.

Невыразимой всуе Слова слепящей славы.

Бездны, глотающей глыбы. Бешеной силы слепой.

Твой прок состоит из рая. Утерянного Израиля.

Нездешнего Ерусалима, обещанного никем.

Там родина наша вторая – нигде, на заветном файле –

Купиною неопалимой, тяжёлой водою в реке…

Твой Босх состоит из ада: шипящих, дурашливых гадов.

Кренящихся ориентиров – чаш страшных, скрипящих весов.

Наивного неба-детсада, из верб вертограда, из сада.

Да воющих ветров эфира – досады ручного Руссо.

Твой слог означает: «Logos!», «Бог». Голос звучит твой глухо.

В ладонях, составленных плугом,

В щели меж пальцев больших:

«Во имя Отца и Сына, во имя Святаго Духа…»

(Ужели и «Матери, Дщери»?

И, может: «Во имя Души?..»)

Твой Бог состоит из слога, зеркального краткому вздоху…

Что, в ужас пришедши, бездумно ты называешь своим,

Со всхлипом ты мечешь, со смехом, – то собиралось по крохам…

Но – поздно. Относится эхом. И множится: «Элохим!..»

Сквозь Троицы координаты – трёхмерный, трёхликий, понятный –

(Все эти тихие трансы, раденья, запекшийся рот –

Зачем? Песнопения наши – порывисто, дико, невнятно?) –

Он слышит Моленье о Чаше, но только – наоборот.

В собраниях сводчатых, гулких, в закраинах, круглые сутки

К прямому эфиру готовых, с печальной акустикой мест,

Свечой освещаемый скудной, ты, в здравии полном, рассудке,

Всерьёз, как суфлёр из будки, шепчешь наверх – Его Текст.

Сеть слов – но не для человеков; ловец не людей – бери выше!..

Что ты плетёшь там с надеждой, мукою на лице?..

А он ничего не слышит.

А он берёт выше. Всё выше!

На очень высокой ноте.

Вот-вот перейдёт в фальцет.

1999

ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

Таракан ползёт – классически – в стакан.

Тень Лебядкина зависла над общагой.

Неестественным (чем кончится строка?)

Странным образом марается бумага.

Как хотел – не по клише, но по душе ль,

Под финал доставши контрамарку,

Рисковать быть спущенным взашей

По ступеням лестницы Ламарка?

По ступенькам, по углам, в чужих местах.

Тридцать семь. Стреляться неохота.

Таракан в гостях и я в гостях,

Кто ему – облава и охота.

Чёрт-те что и вправду, сей же час

Разберёмся с этим без прелюдий.

Слишком поздно и не в добрый час

Ты, старик, отправился в полюдье.

Тут себя, старик, совсем не зря

Чувствуешь немного идиотом.

Персонажем, правду говоря,

Не литературы – анекдота.

Может, как подростки, дихлофос

И себе плеснуть – чего уж, чтобы

Завершить весь ряд метаморфоз

Кафкианской, предпоследней пробы?..

Ни к чему химические средства.

Наши здесь пересеклись пути.

Я один. Всё тонет в мухоедстве.

И стола уже не перейти.

1993

* * *

Сон – это слон,

Только с ножками цапли.

С тем и надломлен он

Первой же каплей.

Где-то там бродит,

Плывёт как налим

В памяти – вроде

Картинок Дали.

Дождь на всём свете.

Смурной выйдешь, сонный.

Спичкой осветит

Кусочек ладонный.

Здесь и дыши

Никотином, озоном.

Нет ни души.

И гулять нет резона.

Слышишь, за городом,

Глухо донельзя, –

Там электричка

Бьётся об рельсы.

Темень и дождь.

Сигарета намокла.

Лёгкая дрожь.

Только мокрые стёкла

Дрожи вторят –

Барабан да сурдинка,

Врозь и подряд.

Но – сухие ботинки…

Что от добра ещё

Ищется снова?

Слова какого,

Зачем тебе слово?

Звуки и запахи

Чувствуешь остро.

Время ли, место ль

Рефлексии? Просто

Лихо накличется –

В самую пору де.

Дождь в чужом городе.

Ночь в чужом городе.

1993

ПРИВОЙ

Я всеми мыслями – на Запад.

Я всей душою – на Восток.

Мне сей отчизны сладок запах.

Я – грубо срезанный росток.

Раздвоен. Помню свой шесток.

Я славно зажил, лучше вдвое.

Я отдан был ножу кривому.

Я – саженец, я – по живому.

Я беженец. Я на подвое.

Я вою.

1993

* * *

Рассудку, смыслу вопреки,

На что-то всё ещё надеясь,

Сомкнув ряды, примкнув штыки,

Когда «свиньёю» прёт что невесть –

Забывшись, закатив белки:

Кричащий плебс, мычащий демос, –

Читай. Лелей. Пиши. Реки.

Знай: «Ubi lingua – ibi Deus»¹.

Оно не каждому дано:

По нёбу языком, по небу

Определять на вкус вино,

Слова на вкус. Не сеять хлеба.

Не сеять. Лыка не вязать.

Почто латиницею, нерусь,

Грешу. Пишу. Как знать, как знать:

Быть может, всё же: «ibi Deus»?.

Всё зыбко. Гелиос в огне.

Тектоникою дыбит Геос.

Опоры нет нигде вовне.

Лишь: «Ubi lingua – ibi Deus».

Что там во сне? – Квадрат. В окне –

Сон. Чёрный ужас. Фобос. Деймос.²

Ночь подсознания во мне.

И лишь лампадкой: «...ibi Deus».

Что у Иова-то отнять?

Всё потерял – и водкой греюсь.

И Слово велено понять.

И передать. И – ibi Deus!

1993

___________________________

¹ Ubi lingua – ibi Deus (лат.) – Где язык - там Бог. (пословица собственного изготовления)

² Фобос (греч.) – Страх. Деймос (греч.) – Ужас. В астрономии – названия двух спутников Марса.

АНКЕТНЫЙ ВОПРОС

Жилось ли, училось – а одна строка.

Так уж получилось – знать три языка.

Всё как полагается, читаю и пишу.

(Русский не считается. Я на нём дышу).

1995

РАЗМЫШЛЕНИЯ ЕВРЕЯ В НЕМЕЦКОЙ ПИВНОЙ

Credo quia absurdum¹.

Тертуллиан

Вот город, когда-то – колония Рима².

Вот кто-то, зачем-то, по имени Дима.

Порой сам себе удивляешься: «Ты ли?»

Ну что ж, эко диво. Здесь многие были.

Два шпиля собора торчат терпеливо.

Victoria? Или заказ на два пива?

Пользительно спрыснуть вчерашние скорби:

Для Urbi одно, а второе – для Orbi!

Собор называется попросту Дом.

Да город при нём. Да я живу в нём.

Зачем я живу (в смысле – здесь ) непонятно

Ни мне, ни соседям. Не правда ль, занятно?

Я пью то же пиво, что пили когда-то

Друзья-студиозы Фомы Аквината.

Поскольку оно здесь вовек не прокиснет,

«Два светлого!» – живо и ныне и присно.

Чем хуже, позвольте узнать это, мы

Отчаянно верящего Фомы?

Вот – свежее, пенное… Сколько же дат

Новых, с тех пор, как два года назад…

Что там сейчас? Русский путч разливной?

Положим, здесь тоже, вот в этой пивной.

Не тот, чтобы дуром переть, озверев;

Так, путч – в животе, в мочевом пузыре…

Пожалста, – сосуд мне наполнить до края.

Я здесь, в уголке мочегонного рая

Не верю (какой умилительный тост!)

Ни в зубы дракона, ни в хвост – Холокост.

Я верю в погрома зажившие раны

(Да, знаю, читал, кто такие мараны).

Я верю, что беглые – все диссиденты.

Тьмы истин моменту. В успех импотента.

Я верую в город. В собор нерушимый.

Я верую в голос народа фальшивый.

Что толку мне здраво судить это. Мерить?

Проверить нетрудно. А ну, как – поверить.

Пускай безнадежно, неумно, подсудно,

Я верую, верую,

ибо – абсурдно.

1994

¹ Credo quia absurdum (лат.) – Верую, ибо абсурдно.

² Colonia Agrippina – ныне Кёльн.