chkonia-daniil-2015-1-1

Поэтическая критика

В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ «ЭМИГРАНТСКОЙ ЛИРЫ»

РЕЦЕНЗИИ НА КНИГИ 2014 ГОДА

Даниил ЧКОНИЯ (ГЕРМАНИЯ)¹

Наталья Лясковская. Сильный ангел. – Новосибирск: Издательский дом «Сибирские огни», 2014. – 128 с.

Наталья Лясковская – поэт сильного голоса, мужественно-открытой исповедальности, часто – прямой стихотворной речи. Последнее требует уточнения: прямая речь Лясковской – яркое поэтическое высказывание:

На моих волосах

распускается сад

абрикосовый сад

на моих волосах

между косами

абрикосами

При этом автор сохраняет точность стихотворной речи, с которой обозначена тема, заявленная в первом разделе книги – тема детства:

Мне было скоро восемь лет,

и я любила игры эти,

меня в саду на табурете

купала мама, плавал свет

на волосах и мокрой кофте,

простым движением одним

снимала пену, будто дым,

и воду пробовала локтем

веснушчатым

и золотым...

Лясковская разрабатывает эту тему без банального ностальгического нытья, чем часто грешат иные стихотворцы. Тем более у неё нет необходимости искусственно драматизировать былую повседневность, поскольку драматических сюжетов жизнь – с детских лет – подарила ей немало. Это не мешает автору ощущать свет жизненного начала, и в грустноватом житейском эпизоде продажи дома и сада найти повод для иронической улыбки:

Тут дождь –

и батя закричал: «Бежим!»,

и бабушка, уже спеша в машину,

рвала в подол незрелую малину,

чтобы ни ягодки,

ни ягодки –

чужим...

Поэтическое мировосприятие поэта может выражаться по-разному, но в любом случае – это проявление жеста, движения, характера, который в данном случае обогащён впечатлениями детства, юности, времени становления личности, а для стихотворца и первые наброски его будущей поэтики. Город своего украинского детства Лясковская пишет сочно, густыми мазками:

О, Умань! Райское болото.

Клубника, вишни, виноград,

прохлада, пахнущая потом,

борща горячий аромат...

А воздух свеж – хоть режь кусками,

под небо с ножиком взлетев!

Июль ласкает колосками

нагие ноги местных Ев.

Кстати сказать, образ воздуха как затвердевшего вещества – «хоть режь кусками» – художественно осмыслен не раз в этой книге, превращаясь ещё в одну связующую метафору.

Не случайно же мелькает в её стихах и украинская вышиванка, которая в восприятии самой Лясковской – метафора её поэтики:

Не ношу вышиванки и плахты,

но увидев меня, всякий «ах ты!»

вскрикнет, глазом по торсу скользя:

и изогнуты бёдра, как лира,

и за пазухой вложено щиро,

так что не заглядеться нельзя!

Казалось бы – авторская шалость, озорство! Но регистры стихотворения, из которого взята прозвучавшая строфа, переключаются на тему невесёлую – тему раскола братства России и Украины, тему, которая для Лясковской – одна из определяющих в этой книге.

Разделила граница нас с мамой:

связь по скайпу, звонки, телеграммы

заменили свиданий живьё.

Но уж если домой вырываюсь –

милой мовой моей упиваюсь,

аж пьянею от звуков её…

Она не противопоставляет свою любовь к России, своё украинское происхождение, свою «православную» любовь к Грузии. Любовью, а не ненавистью живёт её муза. Стихи посвящаются друзьям, коллегам, близким. Жизнелюбие, несмотря на пережитые драмы и трагедии («час придёт – за зелёным оврагом / на Николо-Архангельском лягу / рядом с дочкой, за то и держусь»), сила и вдохновение, способность неординарно мыслить, духовное напряжение становятся картинами природной мощи океанского простора:

Плодородной воды голубая долина!

Серебристыми гроздьями радужных рыб,

разрезными растеньями цвета малины,

жемчугами и тайнами сделала ты б

восхищённым поэтом и скучного старца,

даже в звере зажгла б любопытство и страсть!

Кто на берег придёт – тот захочет остаться,

чтоб смотреть и дышать беспрепятственно всласть…

Что ж, вчитываясь в недежурную поэтическую исповедь, невозможно обойти ещё одну, художнически отражённую, ипостась Лясковской – она поэт религиозный! Нет, она не пичкает читателя голыми декларациями, унылыми сентенциями, сюжетными пересказами… Лясковская в этой части книги проявляет сдержанность, строгость и скромность, мало свойственные говорливым неофитам. Тут глубина переживания ищет своей выразительности в иной поэтической манере: явственно стремление не к публично-стриптизному обжёвыванию своего православия, а более – к искренней поэтической проповеди. Это связано с её собственным чувством Пути – пути, став на который, ты ещё долго видишь себя учеником, каким бы духовным опытом ни обладал. На этот путь духовного прозрения и ведёт за собой читателя Наталья Лясковская!

Вадим Месяц. Тщетный завтрак. – Избранное. 1984-2014. – М.: Водолей, 2014. – 208 с.

Новая книга Вадима Месяца вместила в себя целую творческую жизнь – тридцать лет поэтической работы. И сразу же отмечу, что предуведомление в аннотации о том, что автор специально отобрал наиболее простые, традиционные стихотворения выглядит почти издёвкой, в лучшем случае – откровенной иронией. Вчитываешься в эти строки:

Не назначен смертный час,

не осмыслить день и дату,

что даны в последний раз

оловянному солдату:

за лирическую плату

нас включили в высший класс.

Не скажу, что они предельно сложны эти стихи, но стремление докопаться до смысла тебя не покидает – ты не проскакиваешь на следующие страницы, вчитываешься, потому что тебя зацепило. Этим Месяц как раз силён, этим интересен. Следишь за развитием поэтического сюжета и, вместо предполагаемого раздражения, становишься сочувственным, сопереживающим читателем.

И всё же вздох облегчения прозвучит, когда прочитываемый катрен воспринимается синхронно – метафора, образ, тропы – откликаются в душе со смысловым наполнением строфы:

Отстучав рождественским стаканом

вразнобой с пустой столичной байкой,

завершились шашни с тараканом,

перебранки с доброю хозяйкой.

В целом мире кончились чернила –

даже царь указа не подпишет…

Ну и пусть… И даже очень мило,

что теперь всех нас никто не слышит.

Кстати сказать, Месяц легко пересекает пространство и время, сопоставляя смысловые ряды одним-двумя ключевыми словами. Жест, его содержание – бытовое, персонифицированное – обретает сопоставимость с мощным движением природы, объединяя их в огромной картине мироустройства:

Приказчик Петр Матвеич Горчаков

намазал чесноком от хлеба корку

и не спеша вкушает ее запах.

И также величаво тает лед

на Волге и в соседнем Бахтемире.

И на лиманах проседает снег.

Поедание горбушки «также величаво»… Это Месяц – с его мировидением, художническим мировосприятием.

И уж совсем легко дышится читателю, когда лёгок, изящен, шаловлив в своей поэтической игре автор – из стихотворения «Сюзанне, супруге налётчика»:

У каждой головы по черной луже.

Не обошлось без пушек и ножей.

Любимая моя, спросите мужа,

зачем он убивает сторожей?

Зачем он забирает эти души

невинных государственных служак,

чья тайна бытия всегда снаружи,

и что живут на свете кое-как?

Они в свисток свистеть, и то боятся.

Их, в ужасе проглоченный язык,

рискует в пищеводе затеряться…

О, как безмолвен ты, прощанья миг!

Он очень разный, Вадим Месяц – неутомимый выдумщик, игрок, Боян, мистификатор, фантазёр, но прежде всего он – поэт!

Виктор Гофман. Сто стихотворений. М.: Прогресс-Плеяда, 2014. – 140 с.

Книга «Сто стихотворений» – восьмая в творческой биографии Виктора Гофмана. Увы, она одна из последних в успешном проекте издательства и его главного редактора Станислава Лесневского, с уходом которого из жизни проект перестал существовать. Как и все, кажется, книги этого проекта, гофмановская представляет собой своего рода избранное. В определенном смысле – итоговая на сегодняшний день. Поэтический характер Гофмана отражён в этой книге вполне. Его стиховая культура полностью опирается на традицию. Но это не застывшая словесная масса – стихи поэта современны: приметы времени, детали, образные нюансы подчеркивают это. Годы берут своё, истончающаяся нить времени полна потерь, воспоминаниями о которых, переживанием которых дышит стихотворная речь поэта:

Так медлит снег, хотя пора настала.

Так беркут набирает высоту.

Так мчатся мимо станции составы,

Тревожно громыхая на мосту.

Так дух свободный формы сторонится.

Так ветер моря в сети не поймать.

Так замирает белая страница

В сомненье слово первое узнать.

Эта неуловимость времени, это чувство тревоги и перетекают в боль потерь, о которых поэт говорит сдержанно, не скатываясь к легковесной истерике:

Уже вечерним золотом горят

Наплывы волн в чепцах усталой пены,

Уже торговцев говорливый ряд

Везёт товар и выставляет цены.

А девочка опять бежит к воде.

Над галькой ходят острые лопатки.

Хоть век броди – но нет тебя нигде…

Одни лотки, купальни и палатки.

Осталась лишь улыбка у смычка

Восточных глаз то хмурых, то лукавых;

Земля суха, как память старика,

В безжизненных и помутневших травах.

Эта печальная нота звучит в книге поэта ощутимо, но всё же живая жизнь берёт своё, и тогда рождается иной свет, выраженный иными стихами:

Всё чище, всё легче, всё чаще

(Дюймовочка? птичка? свирель?)

Трепещет и льётся из чащи

Какая-то чудная трель.

Свободно над зеленью свищет,

Справляет забвенье забот,

Всё выше, всё легче, всё чище –

Волнуется, вьётся, зовёт.

И вот уж совсем недалече

Парит над сплетеньем ветвей

Всё выше, всё чище, всё легче,

Прозрачнее, тоньше, светлей.

Станет ли эта нота более определяющей в творчестве Виктора Гофмана, покажет время. Книга сегодняшнего дня – свидетельствует о накоплении поэтической энергии, что не может не радовать поклонников его творчества.

¹ Информация об авторе опубликована в разделе «Редакция»