chkonia-daniil-2014-8-1

Поэтическая критика

В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ «ЭМИГРАНТСКОЙ ЛИРЫ»

РЕЦЕНЗИИ НА КНИГИ 2013 ГОДА

Даниил ЧКОНИЯ (ГЕРМАНИЯ)¹

Лидия Григорьева. Вечная тема. Избранные стихотворения и поэмы – М.: Время, 2013 – 544 с.

Дыханьем сада, светом, который пронизывает сад, сквозным образом благодатного явления сада проникнута книга избранных стихов Лидии Григорьевой «Вечная тема».

Кот в саду, шелестящий хвостом словно ива –

воплощенье наива.

Кот в саду, разгребающий лапками ветер –

простодушен и светел.

Кот и сад – как сюжет примитивной картины –

хороши и едины.

Это – глаз (глас) живописца фиксирует и воплощает увиденное и услышанное любящим сердцем. Потому что это тема любви, страстной, плотской, чистой в своей духовной наполненности, тема радости и красоты жизни – вечная тема поэта Григорьевой. Свет, цвет и звук царят в её стихах. «Здесь саксофон – как дерево растёт, и лопаются звуки, словно почки!» Т а к видит и слышит мощную стихию жизни, её ствол и её взрыв, её музыку Лидия Григорьева.

Поэтическая речь её – всегда динамична, экспрессивна – автор не боится приподнятой интонации, не сбивается на бытовую речь, но при этом никогда не впадает в ложную пафосность. В её стихах много движения, как в переносном значении – движение мысли, так и в прямом – перемещение в пространстве, но энергетика движения не спадает даже там, где должны царить расслабленность и созерцательность:

Испания – лишь чёрное на жёлтом.

А также то, что всяк свояк – нашёл там:

допустим, бычью кровь, свернувшуюся ртутно,

случайную любовь, сверкнувшую беспутно,

иль стихотворный плач периода распада

и сон, бегущий вскачь… Не грёза ли – Гранада?

Литературный фон, вотще в душе носимый.

Автомобильный гон опасней, чем лосиный:

За горсточку песет – висеть шарами в лузе,

Запойно оглазеть просторы Андалузьи.

В духовные отцы возвесть певца и хвата.

Как солнечны дворцы эпохи халифата!

Кто подлинник сличит с подтекстом дня и ночи?

Испания – перчит, рифмует и чесночит.

Жара вскипает всклень – и нет живого места.

Благословенна лень – божественна сиеста.

Первые две строки – начало движения, раздумчивый разгон стихотворения, но уже взрывается ритм и сила интонационного удара поддерживается внутренней рифмой на цезуре, и кажется: плывут дворцы и полна энергии движения сама сиеста – это выполнено рукой мастера! В книге жизни есть место радости, печали, трагедийным стихам о потере близких людей, о преодолении боли, о воле к жизни. Но нет никакой расслабленности, скуки, уныния.

Давно отмеченная читательским вниманием и оценкой профессиональной среды, в своём избранном Лидия Григорьева с новой силой предстаёт масштабным поэтическим явлением. У этой книги жизни просматривается Путь.

Лилия Газизова. Люди февраля. Книга стихотворений. М.: Воймега, 2013 – 60 с.

Пятая книга известной казанской поэтессы Лилии Газизовой подчёркивает особенности её поэтического характера: осознанную негромкость высказывания, умение автора заставить окружающий мир на какое-то время прекратить шум и суету, дабы услышать этот голос, сдержанность интонации – не всякое вскрикиванье и публичное камлание означают глубину переживания – за сдержанной интонацией Газизовой оно – переживание – сразу же прослушивается. Газизова сосредоточенна, она знает, что хочет сказать читателю, но не захлёбывается в желании высыпать всё и сразу, она собеседник сдержанный, уважающий того, кто к разговору готов. Она не вещает, она размышляет вслух – грустновато, почти сомневаясь в своей правоте, защищаясь самоиронией, отчего и вызывает наше читательское доверие:

Правде ложь предпочитаю.

Ведь она говорится словами

Красивыми и тёплыми.

…………………………….

Правда бедным нужна.

Бедным телом или душой.

У меня же красивые щиколотки.

Расслышав этот голос, вы получаете право бродить по страницам книги – выставочному залу Газизовой. В этом зале выставлены предельная искренность, незащищённая открытость, доверие к нам, ибо, по мнению автора, «толстого ребёнка намного чаще обижают, чем худого», а при этом Газизова убеждена, «что в каждом из нас плачет толстый ребёнок».

Можно декларировать любовное переживание, а можно сказать так, что ком в горле встанет – понимаешь, как умеет любить женщина:

Не разговаривай руками!

Я не знаю, куда мне смотреть:

В глаза твои,

Вечно нездешние,

Или на длинные руки твои,

Что невиданный танец танцуют,

А я зачарованно слежу

За их вечным движением…

Если вы слышите эти стихи, несмотря на безумие грохочущего мира, поздравляю вас: вы остаётесь человеком. Как Лилия Газизова.

Наталья Аришина. Сто стихотворений. М.: Прогресс-Плеяда, 2013 – 119 с.

Избранные стихи Натальи Аришиной выстроены хронологически, что вполне понятно: они отражают творческий и жизненный путь автора. И одно из первых стихотворений этой книги звучит неким камертоном, определяющей нотой неулыбчивой музы поэтессы:

Люберцы, Люберцы, Небо прилеплено косо.

Пляшут балконные прутья, и в виде вопроса

высохший стебель прижался за выступом кладки.

Мёртвые астры в осеннем лежат беспорядке.

Люберцы. Снова на поезд. Ни дома, ни сада.

Только пространство в сплошной пелене снегопада.

Тихой порошей залатаны крыши и поле.

Пусто, нетоплено, страшно сегодня на воле.

Неуютен этот мир в восприятии поэта, не уготовано поэту тёплого местечка во времени. Если верен тезис, что лирический поэт всю жизнь пишет одно лирическое стихотворение, к Аришиной это относится в первую очередь. Поэтесса – так называет себя она сама, настаивая на женском, женственном определении профессии, призвания – знающая толк в жанре поэмы, не обминувшая балладный стих, сильнее всего проявляет свой дар в лаконичном лирическом высказывании. Словно дополняя душевное переживание и поэтическую мысль стихотворения, датированного 1972 годом, грустно констатирует, спустя три десятка лет:

Что за степью, за морем? Тот же свет,

плавно переходящий в кромешный мрак.

И сухой остаток не лучших лет

освещает скупо чужой очаг.

Иными словами, не только во времени, но и в пространстве нет этого тёплого местечка. Сказано ведь не о бытовых неурядицах и житейских проблемах, а именно о мироощущении, об общем неустройстве этого мира, об общечеловеческой тоске, которую слышит поэтесса. Вот и возникает всё та же, сдобренная самоиронией, грусть:

Простонародье тянется на юг

и старожилов уплотняет ловко.

Вдали от вилл и дорогих услуг

вовсю идёт народная тусовка…

В народе жить – не сахар и не мёд.

Осточертела эта коммуналка.

А у причала – белый пароход.

Да денег нет. И родственников жалко.

И как бы ни складывались житейские ситуации, будь они даже очень благостны на внешний взгляд – не об Аришиной конкретное замечание – унять эту общечеловеческую тоску и боль невозможно. И потому, ещё толику лет спустя, на бытовой вопрос таксиста, нет ли сигаретки, закурить, словно завершая сквозную тему, прозвучит:

Откровенно дрожу, не тушуюсь.

Я когда-нибудь переобуюсь

и пальтишко на рыбьем меху

непременно сменю на доху.

Я не ваша забота, водитель.

Вы крутите баранку, крутите.

Не хотелось бы ухнуть в кювет.

Правда. Нет у меня сигарет.

Грустно. А почему грустно – вопрос не к поэтессе Аришиной, вопрос ко времени и пространству.

Елена Иванова-Верховская. Другая память. Стихи. – М.: Библиотека журнала «Дети Ра», 2013 – 104 с.

На фоне иных умствований по пустому поводу стихи Елены Ивановой-Верховской полны искреннего переживания, а их внешняя простота оборачивается точным воплощением живого чувства, человеческого, истинно женского переживания:

Вот иду домой и плачу, –

Почему – одна – домой?

Жизнь давно переиначена,

И теперь ты не со мной.

Унесло, покрыло инеем

Темной влагой разных лет,

Всё смотрю на жизни линию –

У неё обрыва нет.

Действительно, нет обрыва у линии жизни, нет истеричной обиды на жизнь, и то, что любовная тема – главная в этой книжке стихов, очевидно. Она сквозная, тема любви, утраченной, но живущей в памяти. И наполнена она болью, которая, как ни странно, животворна. В книге достаточно стихов, в которых оживают времена, их культурно-исторические слои, образы России, Европы, Азии, но к теме любви, то счастливой этой «другой памятью» или мимолётным приливом радости, то грустной неустроенностью души, автор возвращает нас постоянно:

А будет скроенных часов

Случайно вырванная кража,

И никаких не хватит слов,

Молчания не хватит даже,

Чтоб объяснить, зачем, к чему,

И стоит вообще так рваться,

Чтоб уезжая к одному,

Совсем к другому возвращаться?

И ничего удивительного в том, что тема любви перетекает в тему её вечного присутствия в жизни поколений – поэтическая мысль, высказанная Ивановой-Верховской:

Нет клуба, сестры, только Чкалов летает,

Навеки уйдя в свой последний вираж.

Земля никогда, никого не теряет,

Меняется время и экипаж.

Сказано пусть негромко, но очень внятно и убедительно.

Ольга Сульчинская. Волчок. Стихи. – М.: Воймега, 2013 – 84 с.

Третья книга стихов Ольги Сульчинской ярко высвечивает особенности её поэтического мышления, развивающегося на грани фольклорного слова, детского мировосприятия, сказового повествования. В авторском предисловии она предупреждает читателя, ищущего объяснения происходящему в её стихах действу – смутное чувство догадки и воспоминания, поражающее детскую душу страхами, но и завораживающее эту душу могучим зовом жизни. Стихи о детстве, сильные прапамятью? Может, и так. Стихи о любви, воспринимаемой с детской чистотой души? И это тоже. Стихи о жизни? Несомненно:

Эта плоть обитаема мною

На недолгий, но праздничный срок…

Все эти ипостаси стиха – воплощаются в одних и тех же строчках, где фольклорное начало, первородность детского видения и сила любовной страсти выражены со свойственным Сульчинской сильным жестом:

Меня любили. Но так, как ты, –

Никто меня не любил!

Горели птицы, разинув рты,

И змей по воздуху плыл.

Он плыл. Он был золотым огнём,

И в самом центре огня

Мы вдвоём сидели на нём

И ты обнимал меня…

…И ты столкнул меня вниз, а сам

Пришпорил дракона – и

Взвился к пылающим небесам,

Как лучшие сны мои.

Оттуда, невидим – в огне, во мгле –

Ты крикнул мне: «Не жалей!»

И я полетела к земле, к земле,

Делаясь всё тяжелей…

Цитировать такие строки хочется во множестве, но рамки мини-рецензии не позволяют этого. Тема утраченной любви – тема боли сквозит со страниц этой книги. Но, словно защищающее себя детское лукавство, говоря об ушедшей любви, сердце выдаёт её постоянное присутствие – она здесь, она в тебе, её не скроешь никакой иронией:

Даже если ты всё же вернёшься сюда

Своего не отыщешь следа

Это время дружочек оно как вода

Уходя не оставит следа

След остаётся: вода течёт, как время, время течёт, как вода.

¹ Информация об авторе опубликована в разделе «Редакция»