melnik-alexandr-2015-2-1
Поэзия диаспоры
Александр МЕЛЬНИК (БЕЛЬГИЯ)
Родился в 1961 г. в Молдавии. Окончил Московский институт геодезии, аэрофотосъёмки и картографии («морская геодезия»). Жил и работал в Забайкалье, с 2000 г. живёт в Бельгии (в Льеже). Доктор наук (география). Участник IV международного русско-грузинского поэтического фестиваля «Мир поэзии – мир без войны» (2010 г.). Вошёл в шорт-лист специального приза и диплома «Русской премии – 2014» «За вклад в развитие и сбережение традиций русской культуры за пределами Российской Федерации» (за проект «Эмигрантская лира»). Публиковался в периодике. Автор трёх книг стихотворений и трёх книг прозы. Президент некоммерческой ассоциации «Эмигрантская лира» (Всемирный поэтический фестиваль, международный поэтический интернет-конкурс, выездные поэтические вечера в разных странах, литературно-публицистический журнал).
Главный редактор журнала «Эмигрантская лира», редактор отдела «География поэзии русского зарубежья».
Александр Мельник всегда знает, что он хочет сказать своему читателю, в котором видит собеседника. Мельник точен в словоупотреблении, неслучаен в конструировании стиха, на первый – поверхностный – взгляд рационален! Впечатление обманчивое. Иначе бы его стихи не затрагивали грустновато-эмоциональную струну, на которую откликается читатель. Автор размышляет, вернее сказать: мыслит стихами, со всей органикой своего поэтического дара. Отсюда – не прямые сентенции, а парадоксальность мировосприятия: «Всё имеет свои пределы, лишь суета бессмертна».
Д. Ч.
ПОЭТАЛАМУС (из неопубликованного)
* * *
Был помоложе – бился над квадратурой круга,
изобретал велосипед, перечитывал Мопассана.
Что изменилось? Пью активированный google,
перед компьютером выполняя асаны.
Ничегонеделание стало страшнее монстра,
реинкарнацией прятавшегося под кроватью Бабая –
катишься в тартарары, ощущая пронзительно-остро,
что время – притормозить у караван-сарая.
Всё имеет свои пределы, лишь суета бессмертна.
Если что-то и делать, то ради грядущей жизни.
Эта, того и гляди, промелькнёт незаметно,
наподобие выстрелившей пружины.
Впрочем, ещё не вечер – всего лишь après-midi.
Просто дождь затянул округу плотною пеленою,
потому и кажется, что будущее – позади,
кружится в хороводе с боттичеллевскою Весною.
* * *
До свиста в голове, до умопомраченья,
когда во сне мозга заскочит за мозгу,
несёт меня назад могучее теченье –
к душистому стожку на скошенном лугу,
где ночи напролёт без устали и лени
я губы целовал в помаде и пыли,
где робко в первый раз раздвинулись колени
и сбились полюса расколотой Земли.
Не то чтобы потом коленей было мало,
рутинная любовь – не то, не то, не то…
Я многих целовал, и жизнь меня ласкала,
но талая вода ушла сквозь решето,
и стало на душе уныло и постыло
без первого стожка на жизненном пути –
идёшь лицом назад, смотря на то, что было,
махнув рукой на то, что будет впереди.
Сам чёрт не разберёт, зачем мы тут ходили –
бессмысленная жизнь, бессмысленная смерть.
Вчера ещё к ларьку бежал, как лошадь в мыле,
а нынче теребишь оставшуюся медь.
Ты – падающий мяч, ты – пуля на излёте,
все женщины твои – не те, не те, не те…
Наверное, не зря душа сильнее плоти –
стожка давно уж нет, а слово – на листе.
* * *
Кто здесь рыба, а кто – рыболов?
Я доверчиво клюнул на пирсинг,
вот и слушаю песню без слов
на краю деревянного пирса.
Что за взгляд – не лазурь, а глазырь!
Поцелуй – и наверх в одночасье
поднимается мыльный пузырь
моего эмигрантского счастья.
* * *
В конце недели всё не так и плохо –
два выходных маячат впереди.
Пять долгих дней – сплошная суматоха,
туман в мозгах и пустота в груди.
Сплошная цепь сменяющихся будней –
такая лента Мёбиуса, что
едва протянешь лямку до полудня,
мечтаешь бросить это шапито,
чтоб, из темницы вырвавшись на волю,
прогнать хандру спасительной ходьбой,
печаль-тоску подальше отфутболить
и хоть на время стать самим собой.
С чего я взял, что краски потускнели?
Всего лишь нужно нацепить очки
и, подмигнув задумавшейся ели,
пройти за пруд и двинуть вдоль реки.
Исчезнет всё, что ныло и болело.
Весенний парк – в убранстве колдовском,
рябит река, а солнце то и дело
мигает проблесковым маячком.
И жизнь опять покажется малиной,
усталость больше не возьмёт на понт.
Так и идти вдоль рдеющей долины –
туда, где солнце выжгло горизонт.
Туда, где ждут гостей без пиетета,
будь ты пройдоха или богомаз –
в тот дивный край, где медленная Лета
сулит забвенье каждому из нас.
НАЗОРЕЙ
Назорей, ты её не буди –
отправляйся в дорогу один,
к той звезде, что горит впереди
и мерцает из чёрных глубин.
Это долгий, извилистый путь,
переход протяжённостью в жизнь.
Ты про ласки её не забудь,
но за память свою не держись.
Пусть она свои косы стрижёт
и вкушает с другим виноград.
Бережёного Бог бережёт,
а аскету воздастся стократ.
Но когда ты исполнишь обет,
и достанешь бутылку вина,
знай – ты видишь божественный свет,
но любила тебя лишь она.
* * *
Муха жужжит в бокале – надо бы в магазин…
Помнишь, как на Байкале буйствовал баргузин?
Спрячешься в зимовьюшке – водка давно не в масть,
проще из верной кружки чаю напиться всласть.
Полевику-бродяге вечером не впервой
жизнь доверять бумаге и находить с лихвой
музыку в скрипе крыши, в треске внутри печи.
Время неровно дышит к отблеску той свечи –
гонит к нему, как гунна к вспомнившейся степи.
Память – моя лагуна… Милая, ты не спи.
Помнишь, как мы с тобою дружно, не без труда,
крепости брали с бою, сделанные из льда?
Плачешь? А я не буду. Прошлое – пустяки.
Хлынула сквозь запруду толща былой реки
и, совершив по руслу бешеный марш-бросок,
сквозь многолетний мусор тихо ушла в песок.
Звёздная ночь в оконце – тихая благодать.
Что мне в годичных кольцах счастье своё искать?
Кроной раздвину небо, в вышних сгорю огнях.
…Милая, спи, а мне бы в рифму да о корнях.
Наталья Коробова. «Не сон во сне». 2012 г., оргалит, масло.