Мария МАРКОВА
Поэт, живёт в Вологде. Лауреат премии Президента Российской Федерации для молодых деятелей культуры 2010 года с формулировкой «за вклад в развитие традиций российской поэзии». Член Союза российских писателей. Публиковалась в «Литературной газете», в журналах «Дружба народов», «Знамя», «Сибирские огни», «Северная Аврора», «Современная поэзия», «Дети Ра», «Новый берег» и др. В 2012 году в издательстве «Воймега» вышел сборник стихотворений «Соломинка».
ЭПИСТОЛА МАРТА
…а ещё весна у нас. Голая, свежая, холодная, жгучая. Я бы одними прилагательными говорила только, одними глаголами: бежать, дышать, задыхаться, плакать, болеть, дрожать. Семечко мандарина росток дало. <…> Я пальцем переносицу разглаживаю, когда не видит никто, – там морщинка появилась. И ещё, и ещё…
Достойный римлянин с приветствия обычно
все письма начинал, и в переписке личной
то тут, то там мы видим «Деций Менас
Нумерию Сисенне говорит
привет», – и это было неизменно,
как ход планид.
Ну, здравствуй, Катерина.
Как написал когда-то Гераклит,
«всё движется», и стиль латинских писем
сейчас уже, увы, полузабыт.
Легчайшее тебе – моё. У нас
пустынный март и копьеносец Марс,
изгнание зимы и чай английский.
Не верится, что скоро снег сойдёт,
а по ручьям и лужам детский флот
отправится к харибдам в путь неблизкий.
Ловлю себя на мысли, что к окну
всё чаще подхожу – в слезах, в тумане
я вижу двор и улицу одну,
и небо, небо, сжатое домами.
Мне не хватает скудности такой,
когда двором в рабочий понедельник
лишь тополя идут на водопой,
и мальчик с вицей мается бездельем.
Март, Катерина, холоден и строг,
он ляжет снегом поздним между строк,
наедине со временем оставит,
и вина станут уксусом, пока
болезненно вскрывается река,
ломая над собою переправу.
И тот же март окликнет, подзовёт
и остановит время, обещая
власть даровать над смертными вещами,
источник радости и жизнь вперёд.
Март, Катерина, месяц нищеты
и щедрости. На подоконник в банке
поставишь луковицу – первые цветы –
как в детстве, или вынесешь приманку
для птиц – немного хлеба со стола,
а кажется, что сердце отдала,
чтобы любили долгую минуту
легко и кротко, словно ты – вода.
Я всё на свете вычеркну, забуду,
и только это, это – навсегда…
Времени тонкая плоть, белая шерсть.
Ночью не спать, а ложиться лишь утром – в шесть.
Чашечку кофе внесёт на подносе в сон
грянет оркестр – медные, контрабас –
сами сосуды музыки и греха.
Что им расскажешь, не попадая в ритм?
Пусть заступают ангелы – пианист
чёрен лицом, безумен, горяч и чист.
Что там кричат за его спиной? Что?..
Человек с сорока пальцами на руках!
Человек с сорока пальцами на руках!
Билли Холидэй от рояля!..
Просторно в разговоре мне твоём,
когда молчим часами и поём,
выманивает кто-то посмотреть
как, заливая мартовский портрет,
Я спрашивала дворника с утра,
Встречаться, разговаривать пора –
И в темноте – за комнатой – вовне
он снова слышит, прислонясь к стене,
снимаю, возвращаясь из гостей,
вкусившая, от разных новостей
смешков и недомолвок – сор и пух.
живущий за стеною точит слух,
Ему бы ветер форточку открыл
но воздух марта жаден, и не мил,
но воздух марта всхлипывает, вслух
и пыльных нищих, и седых старух,
Куда бы спрятаться, куда бы убежать,
сухие кости завалить, в кровать
сказаться немощным и запивать
Стакан гранёный, чёрная трава,
Смотри, скользит по коридору,
двойник, за зеркалом который –
не знаешь, вышел ли с тобой
двойник, преодолев зевоту,
в плаще с подкладкой голубой.
Но за спиной, но за спиною
дрожит река, встают дома,
деревья в облако сплошное
потусторонним шумом листьев –
их нет ещё – апрель, весна –
и смерти быстрой морда лисья:
Я всем с утра сказала «здравствуй»,
Преодолей оно пространство –
шагов. У театральной кассы –
Троллейбус – к небу прикасаться.
что отразилась, что внутри я –
так страшно, словно полынья…
Когда с утра постукивает великолепный
музыка – это страх и трепет
Дыма цветок и кофейная змейка.
Руки её из тончайшего снега.
Мы её бедные птички, бледные свечки.
Как она плачет, проходит сквозь нас, слепа!..
Так стучи-постукивай, голубое сердечко,
стучи-постукивай – па-па-па.