2019-2-1

Поэзия метрополии

Владимир АНТРОПОВ

Родился и живёт во Владимире, Россия. Редактор литературного журнала «Вечерний Гондольер». Публикации в сетевых изданиях, журналах «Новый Берег», «Reflect», «Сетевая Поэзия», в «@нтологии «Лимб».

Стихи Владимира Антропова для меня уникальное поэтическое явление. Кажется, посредством этих слов проговаривается некто, кто знает и чувствует больше, чем дано человеку. Будто с вещей отслаивается всё поверхностное и лукавое, и внезапно обнажается глубинный мир. Мир, в котором сущность вещей, читателем, скорее, не познаётся, а узнаётся, угадывается, а затем даётся в сопереживании – подлинном и глубоком.

О. Г.

ТЕЙКУ

Теперь, обернувшись, почти догорая,

И может, желая уже — догорай! —

Тэйкунавта, плавателя к пределам рая,

Видишь в светящей скорлупке его ядра.

Сомкнула среди еле слышных приборов

Жизни – скафандра белая стрекоза

Птицу, летателя к пределам простора,

Вот скрыла лицо в фасетки, вот вытемнила глаза.

Вот проплывает, медленно перебирая

Лестничные прутки перекрашенных рычагов.

Туда, где старый замок некрасивые двери рая

Отворяет, звякнув стальным язычком...

* * *

Р.А. (не успевая)

Вспоминаешь его: вот, краснеет лицо некрасиво

Молчание без ответа – венами по руке, –

А там, за тонкими стенками, уже разгорается хиросима,

И отчаянье рвёт берега предрассветной жёлтой реке.

И тебе не видать, как мечутся дети несчастья,

Не увидеть – трава уже занимается, и судьба

Падает, точно как падают тёплые стены, разламываясь на части,

Как напевает она и плачет, и кровь течёт по губам,

Как потерянный мальчик в грязной льняной одежде

К пожелтевшему небу, не видя, поднимет лицо, и тогда

Вены меняют русла, горит гаолян, и вместо надежды –

На веки вдруг одиночество падает, словно пепел, словно вода.

* * *

Зайдут иногда и сюда, оставят на мытом полу след,

Кинут на пыльный стол

Молчанье своё – пару сухих галет,

Досады крупный помол.

Наизусть : однорукий хлопок дверей,

Жёсткий скрип половиц,

Жестяной вкус молчания – и верней –

Треск городских птиц.

Да уже не любви, не счастья – пару черничных фраз,

Поцелуя воздушного холодок, –

И картонная тень повернётся анфас,

Обмирая, вскрикнет порог.

Там, на воле, солёная хлынет гроза.

Целлофановый смяв пакет,

Отдадут молчанье, долго взглянув в глаза.

Ожидание – нет...

АЛИСА

Алиса прищурит огромный глаз:

Тебе живущему с часу на час,

Что тебе обещания, клятвы, слова –

Гляди, эта ниточка держит едва,

Я дам тебе руку, ты сделаешь шаг,

Школьный холодный твой распахнётся пиджак

Пуговка-жизнь – пластмасса во тьме

Оторвётся, блеснёт, покатится по кирпичу ко мне

В этом подвале давно кроме нас ни души,

Не двигайся, стой, ещё полчаса подыши,

Погляди в светящиеся глаза,

Я не смигну слезы, я выживу полчаса.

Опоры дрогнут, посыплется свод

Щёлкнет чека, спасение не войдёт,

Обещанье, вечное, как полчаса,

Нежность живая. Будущие её глаза.

* * *

И словно бы на тротуаре тёмном,

Где только ты и дождь почти, – лишь ветер, ты и дождь,

Секундой вспыхнувшей, обманом мимолётным

Покажется, что ты вот-вот найдёшь, –

Вот-вот коснёшься вдруг, измучась на беззвучье,

Запястья музыки без голоса и дна,

Рукой замёрзшей двинув по-паучьи

Вдоль серых клавиш луж, когда она,

Последняя моя, смешная, золотая

Что лист упавший, – остановит кровь

И отведёт глаза, неслышно угасая,

И бледную губу закусит вновь –

Что словно на коленях безнадёжья,

Вина без звука, полость, пустота –

Мотив чуть слышный как лекарство вложишь

В любимые бездвижные уста

* * *

В тёмном хаосе комнаты что-то развяжет несмело,

Вызволит шелест, легко сбегающий по плечу,

Всё наполнится светом, молочным, протяжно-белым,

Словно ангел безвидный молча зажжёт свечу, –

Светлячка наготы, исполнение жизни случайной,

Рассветающих глаз желанья на самом своём краю, –

И – покинет, оставит мерцать её обнажённую тайну,

Осветить обрывающуюся – твою...

NUE (RUE)

А.Ц.

И вот ты уже поселила во мне

Созерцание этого молока, тёмного мела,

Когда океан обнажённый в немой полутьме

Вдруг разливает (бывшее крохотным) тело...

Венера поднимет руку, но прежде чем – погоди –

Закроется зрение – раковина отворится,

Плещут молочные волны – и там, на груди, – в груди,

В смертном своём тумане – бьётся безвидная птица

Сердца, – и словно ни берега, ни воды –

Всплески и эхо без имени и начала:

Тёмный воздух усталости и беды,

Белое молоко желания и печали...

* * *

Бледный туман робкой краской стыда

Ветреный всколыхнёт рассвет.

Тёплых окон веки закроют тёплое «да»,

Тёмных веток смятенье качнёт холодное «нет».

Между воздухом – воздухом, дыханием – и стеклом,

Небом – тлёном, памятью – и мгновением,

Имя твоё трепещет съёжившимся листком,

Паденье предчувствуя как избавленье, –

Все ещё бьётся, как бьётся последний раз, –

Жестяной, опустевшей, растерянной, ломкой отвагой,

Невидящих больше не закрывая глаз,

Слишком холодной уже переполненных влагой,

Словно не веря – не произнесут,

Не спасут, но секунду до робкого оклика выжить,

Чувствуя – воздух держит ещё на весу

Движение губ, неслышимое за стеклянной тишью.

ЛЕГКАЯ КРОВЬ

Ларисе Йоонас и Артему Тасалову

Этой крови лёгкой вечерние облака,

Лёгкой жизни закатной летучая тайна...

Слишком страшно,.. – А кровь уже так легка,

Ещё больно – но грусть облаков бескрайней.

А всё ждёшь, вот прольётся алым, вот-вот застелет глаза.

Приникнет, вопьётся холодным своим стилетом.

А она стоит в стороне неслышной – тёплая, как гроза,

Шелестит в ветвях, поднимаясь закатом летним.

Знаки скорби, песни любви – облаков рассыпает ряд...

Разве больше ни капли в ладони эти сухие –

И тогда, настоящей, единственной из наград

Вдруг идёт, словно дождь – растворяя прозрачное имя

Алексей Трубецков. Из серии «Молоко». Бумага, смешанная техника, 60х40 см. 2005 г.