tumanov-nikita-2014-7-1
Поэзия метрополии
ДЕБЮТ
Никита ТУМАНОВ
Родился 18 августа 1994 года в Санкт-Петербурге, где проживает и поныне. Ранее практически нигде не публиковался. Собственно, вся биография поэта заключена в его стихах.
Поэтика Никиты Туманова – это зрелый, точно интонированный, эмоционально насыщенный регулярный стих. Смыслы в стихах Туманова внятны и значимы, слог преимущественно нарративен, тезаурус разнообразен и богат. Словом, с радостью представляю талантливую, проникновенную, умную, отмеченную чувством меры и, главное, совестливую поэзию начинающего автора.
О. Г.
* * *
* * *
тот, кто внутри меня ещё живёт,
тот, кто внутри меня ещё живёт,
храня слова на кромке острой бритвы,
храня слова на кромке острой бритвы,
давно не бог.
давно не бог.
и жизнь его не мёд.
и жизнь его не мёд.
а поле битвы.
а поле битвы.
и если он мне диктовал стихи,
и если он мне диктовал стихи,
а я порой записывал от скуки,
а я порой записывал от скуки,
то я прощаю все его грехи
то я прощаю все его грехи
и отпускаю жизни на поруки.
и отпускаю жизни на поруки.
не лги другим, да и себе не лги,
не лги другим, да и себе не лги,
ведь в этом нет ни чести, ни отваги,
ведь в этом нет ни чести, ни отваги,
беги, мой мальчик солнечный, беги
беги, мой мальчик солнечный, беги
по белым травам ждущей строк бумаги.
по белым травам ждущей строк бумаги.
беги, не глядя в прошлое, пока
беги, не глядя в прошлое, пока
твой жадный взор не выжег атмосферу.
твой жадный взор не выжег атмосферу.
беги туда, где горечь с языка
беги туда, где горечь с языка
ещё не ранит нёбо, небо, веру.
ещё не ранит нёбо, небо, веру.
пока не разложился по слогам
пока не разложился по слогам
твой юный мир и не сложился новый
твой юный мир и не сложился новый
беги легко!
беги легко!
дорог твоим ногам!
дорог твоим ногам!
и силы – слову!
и силы – слову!
ПОВИЛИКА
ПОВИЛИКА
В маленьком домике с окнами на восход Ева жила уютно, но одиноко.
В маленьком домике с окнами на восход Ева жила уютно, но одиноко.
Варила варенье, закатывала компот, растила цветы повилики у самых окон.
Варила варенье, закатывала компот, растила цветы повилики у самых окон.
Когда же соседи смеялись: «Пустой сорняк!», она защищала цветок от такой крамолы,
Когда же соседи смеялись: «Пустой сорняк!», она защищала цветок от такой крамолы,
и отвечала: «Ну, что же, пускай и так. Зато его любят жаворонки и пчёлы».
и отвечала: «Ну, что же, пускай и так. Зато его любят жаворонки и пчёлы».
Встречаясь с животными, птицами и людьми, да что там с людьми, с зелёной болотной жабой,
Встречаясь с животными, птицами и людьми, да что там с людьми, с зелёной болотной жабой,
она говорила: «Здравствуйте, мон ами!», и наклоняла голову в шляпке набок.
она говорила: «Здравствуйте, мон ами!», и наклоняла голову в шляпке набок.
Люди, шутя беззлобно над ней, никак не понимали, такую пойди, пойми-ка!
Люди, шутя беззлобно над ней, никак не понимали, такую пойди, пойми-ка!
Кто-то прозвал, мальчишки, наверняка, но подхватили прочие «Повилика».
Кто-то прозвал, мальчишки, наверняка, но подхватили прочие «Повилика».
А ночью, когда дневной унимался ор и только цикады выпиливали пассажи,
А ночью, когда дневной унимался ор и только цикады выпиливали пассажи,
Ева садилась за стол у окна во двор и поджидала, что тишина расскажет.
Ева садилась за стол у окна во двор и поджидала, что тишина расскажет.
В небе, от лунной пыли совсем сухом, звёзды кружились в танце, сойдясь цепочкой,
В небе, от лунной пыли совсем сухом, звёзды кружились в танце, сойдясь цепочкой,
и проливались струйки её стихов в чистые заводи выбеленных листочков.
и проливались струйки её стихов в чистые заводи выбеленных листочков.
Строчки ложились искренно и легко. Только она могла им назначить цену.
Строчки ложились искренно и легко. Только она могла им назначить цену.
И подрастала стопка черновиков на подоконнике, ставшем её вселенной.
И подрастала стопка черновиков на подоконнике, ставшем её вселенной.
Так вслед за золотом осени выпал снег. Стёкла оконные взялся мороз узорить.
Так вслед за золотом осени выпал снег. Стёкла оконные взялся мороз узорить.
Свечка мечты горела в её окне, словно маяк для весны, прилетевшей вскоре.
Свечка мечты горела в её окне, словно маяк для весны, прилетевшей вскоре.
Ну, а когда грачи прокричали март, Еву в саду лежащей нашли мальчишки.
Ну, а когда грачи прокричали март, Еву в саду лежащей нашли мальчишки.
Доктор сказал спокойно: «Простой инфаркт. Чуть бы пораньше… теперь уже поздно слишком…».
Доктор сказал спокойно: «Простой инфаркт. Чуть бы пораньше… теперь уже поздно слишком…».
Кто-то заплакал, а кто-то шепнул: «Пускай будет земля ей мягче её перины».
Кто-то заплакал, а кто-то шепнул: «Пускай будет земля ей мягче её перины».
Капала воском свечки на грудь тоска, даже привычным к смерти сгибая спины.
Капала воском свечки на грудь тоска, даже привычным к смерти сгибая спины.
В комнате было суетно и темно. Взрослые говорили, шумели дети.
В комнате было суетно и темно. Взрослые говорили, шумели дети.
Тот, что был ближе других, распахнул окно, чтобы душа взлетела, как южный ветер.
Тот, что был ближе других, распахнул окно, чтобы душа взлетела, как южный ветер.
Её выносили четверо мужиков с серыми лицами, впрочем, почти безликих.
Её выносили четверо мужиков с серыми лицами, впрочем, почти безликих.
И осыпались листья черновиков в осиротевшие поросли повилики…
И осыпались листья черновиков в осиротевшие поросли повилики…
Анна Корнышева. «Тишина».
scholasticus
scholasticus
ночь наползала от востока,
ночь наползала от востока,
толкая вечер в горизонт,
толкая вечер в горизонт,
а я сидел, расправив зонт,
а я сидел, расправив зонт,
и слушал...
и слушал...
в трубах водостока
в трубах водостока
мазуркой тешилась вода...
мазуркой тешилась вода...
тончала тень в угоду мраку...
тончала тень в угоду мраку...
старик, гуляющий собаку,
старик, гуляющий собаку,
привычно шаркал в никуда...
привычно шаркал в никуда...
и пёс, хозяину под стать,
и пёс, хозяину под стать,
вздыхал под дождиком уныло...
вздыхал под дождиком уныло...
и, видно сердце неспроста
и, видно сердце неспроста
во мне открытием заныло:
во мне открытием заныло:
как жизнь безбожно коротка,
как жизнь безбожно коротка,
и ограничена свобода
и ограничена свобода
предельной мерой поводка
предельной мерой поводка
в руках другого старика,
в руках другого старика,
что нас гуляет с небосвода.
что нас гуляет с небосвода.
ЗАКРОЙ ГЛАЗА
ЗАКРОЙ ГЛАЗА
Всё реже манят дактиль и хорей.
Всё реже манят дактиль и хорей.
Всё чаще жизнь обветривает губы, когда в уют своих гиперборей влекут меня безумные суккубы. Души моей пустые невода давно не знали солнечного света. В глазах моих, в словах моих – вода. И всё-таки гнетёт меня не это. Он говорит: «уверуй – будешь свят». Он говорит: «приди и будешь вечен». Но, если я своей виной распят, то, значит, и платить за веру нечем. На всё, что мне отпущено – табу. И нет давным-давно былой отваги. И надо ли писать свою судьбу на выцветшей от времени бумаге?
Всё чаще жизнь обветривает губы, когда в уют своих гиперборей влекут меня безумные суккубы. Души моей пустые невода давно не знали солнечного света. В глазах моих, в словах моих – вода. И всё-таки гнетёт меня не это. Он говорит: «уверуй – будешь свят». Он говорит: «приди и будешь вечен». Но, если я своей виной распят, то, значит, и платить за веру нечем. На всё, что мне отпущено – табу. И нет давным-давно былой отваги. И надо ли писать свою судьбу на выцветшей от времени бумаге?
О, Господи, прости мне этот грех: самим собой неправедно оболган, обманывая каждого и всех, я жил в чужих обличьях слишком долго. И бремя одиночества – итог. Хоть весь я, как и прежде, нараспашку...
О, Господи, прости мне этот грех: самим собой неправедно оболган, обманывая каждого и всех, я жил в чужих обличьях слишком долго. И бремя одиночества – итог. Хоть весь я, как и прежде, нараспашку...
на кухне чайным духом кипяток исходит через тонкий носик в чашку...
на кухне чайным духом кипяток исходит через тонкий носик в чашку...
Закрой глаза.
Закрой глаза.
Не думай обо мне.
Не думай обо мне.
Читай мои стихи по зову крови.
Читай мои стихи по зову крови.
Меня здесь нет.
Меня здесь нет.
Меня здесь больше нет.
Меня здесь больше нет.
Я только звук в тобой спасённом слове...
Я только звук в тобой спасённом слове...
А МАЛЬЧИК СЛУШАЛ ТИШИНУ
А МАЛЬЧИК СЛУШАЛ ТИШИНУ
кренилось небо перед сном
кренилось небо перед сном
над морем рано.
над морем рано.
и солнце падало на дно
и солнце падало на дно
кровавой раной.
кровавой раной.
и горизонт скользил по дну,
и горизонт скользил по дну,
и нитью рвался…
и нитью рвался…
а мальчик слушал тишину
а мальчик слушал тишину
и с ней сливался…
и с ней сливался…
пытаясь боль остановить
пытаясь боль остановить
на грани мрака,
на грани мрака,
он задыхался от любви,
он задыхался от любви,
кричал и плакал,
кричал и плакал,
у бога милости просил
у бога милости просил
и сил у беса.
и сил у беса.
но бесу дать на чувства сил –
но бесу дать на чувства сил –
без интереса.
без интереса.
и бог его не замечал –
и бог его не замечал –
лечил колени.
лечил колени.
а день кончался и тончал,
а день кончался и тончал,
тянулись тени…
тянулись тени…
КОКЛЮШКИ
КОКЛЮШКИ
У кровати, в синей кружке
У кровати, в синей кружке
муха дохлая на дне…
муха дохлая на дне…
Головою на подушке,
Головою на подушке,
а глаза небес синей –
а глаза небес синей –
кружевница…
кружевница…
И коклюшки
И коклюшки
между белых нитей в пляс…
между белых нитей в пляс…
Не компьютер.
Не компьютер.
Не игрушки.
Не игрушки.
А коклюшки!
А коклюшки!
Вот те раз!
Вот те раз!
Что ты девочка,
Что ты девочка,
шутница?
шутница?
День пришёл вослед заре.
День пришёл вослед заре.
Побежали веселиться
Побежали веселиться
с пацанами на дворе.
с пацанами на дворе.
Лето.
Лето.
Солнце.
Солнце.
День прекрасный.
День прекрасный.
Не валяйся в тишине.
Не валяйся в тишине.
Хочешь, побежим кататься
Хочешь, побежим кататься
на тугой речной волне.
на тугой речной волне.
Хочешь, поиграем в прятки:
Хочешь, поиграем в прятки:
«Эни-бэни-рики-бум!»
«Эни-бэни-рики-бум!»
Не скучай в своей кроватке.
Не скучай в своей кроватке.
Побежали!
Побежали!
Ну же!
Ну же!
Нууу!..
Нууу!..
…В тёплой маминой ладошке,
…В тёплой маминой ладошке,
что легла мне на вихры,
что легла мне на вихры,
запах хлеба и окрошки,
запах хлеба и окрошки,
лука, солнечной жары.
лука, солнечной жары.
И чего-то там такого,
И чего-то там такого,
что почуять нелегко…
что почуять нелегко…
Пахла так вчера корова,
Пахла так вчера корова,
и парное молоко.
и парное молоко.
Я ладошку взял руками
Я ладошку взял руками
и щекой прижался к ней...
и щекой прижался к ней...
Подарю зайчонка маме,
Подарю зайчонка маме,
что играет на стене…
что играет на стене…
А в кроватке пляшут нитки.
А в кроватке пляшут нитки.
Стук коклюшек звонко зол.
Стук коклюшек звонко зол.
«Помоги-ка мне, Никитка...
«Помоги-ка мне, Никитка...
Накрывай к обеду стол!»
Накрывай к обеду стол!»
И на кухне тихо, вроде
И на кухне тихо, вроде
прошептала: «Вот беда!
прошептала: «Вот беда!
Настя бедная не ходит.
Настя бедная не ходит.
И не сможет!
И не сможет!
Никогда!»
Никогда!»
«Тили-тили-трали-вали»
«Тили-тили-трали-вали»
Зашумело в голове…
Зашумело в голове…
Я ревел на сеновале,
Я ревел на сеновале,
как ни разу не ревел.
как ни разу не ревел.
Этой девочке усталой
Этой девочке усталой
за её святую грусть
за её святую грусть
жизнь дала так мало…
жизнь дала так мало…
Мало!
Мало!
Мол, жива ещё и пусть!
Мол, жива ещё и пусть!
Только плакать и молиться.
Только плакать и молиться.
Да ещё плести узор.
Да ещё плести узор.
Потому у кружевницы
Потому у кружевницы
так глубок и светел взор.
так глубок и светел взор.
Чёрт возьми такую правду
Чёрт возьми такую правду
от которой боль сильней.
от которой боль сильней.
– Мама, велик мне не надо…
– Мама, велик мне не надо…
Ты купи компьютер ей.
Ты купи компьютер ей.
Посмотри,
Посмотри,
ведь и подружек
ведь и подружек
у неё в деревне нет.
у неё в деревне нет.
Мама, милая, не нужен
Мама, милая, не нужен
мне теперь велосипед.
мне теперь велосипед.
Мы, когда домой уедем
Мы, когда домой уедем
я ей в аське напишу:
я ей в аське напишу:
«Настя, вот и я!
«Настя, вот и я!
ПревеДек!»
ПревеДек!»
Мама…
Мама…
Я тебя прошу…
Я тебя прошу…