sheremetjeva-uljana-2016-1-1

Поэзия диаспоры

Ульяна ШЕРЕМЕТЬЕВА (ГЕРМАНИЯ)

Поэт, художник, выпускница МГХПУ им. Строганова, Москва. С 1993 года живёт и работает в Потсдаме. Член Союза художников России и Германии, Содружества русскоязычных литераторов Германии. Множество публикаций в различных антологиях, альманахах, сборниках серии «Поэты русского зарубежья» (СПб, Алетейя), в ведущих литературных изданиях Германии: «Литературный европеец», «Edita», «ВЕК ХХ1», «Студия». Лауреат Международных поэтических турниров в Германии (Дюссельдорф – 2004, 2005, 2008, 2011), конкурса «Немецкая лирика российских мигрантов» – 2007, Гельзенкирхен», конкурса Classik Radio «Современная поэзия» 2013, дипломант фестиваля «Эмигрантская лира» 2015, автор трёх поэтических сборников. Переводит лирику современных немецких авторов, участница литературных встреч, фестивалей и конференций, член жюри третьего Международного конкурса «Сказка сегодня».

Ульяна Шереметьева поэт искренней исповедальной интонации. Её поэтическое мировосприятие свежо и непосредственно. Она доверяет своему читателю, делясь с ним сокровенным. Профессиональный художник, Шереметьева видит окружающий мир во всём богатстве природных красок, но стихи её при этом отражают и свою музыкальную основу – звукопись её стихотворной речи усиливает восприятие художественного образа. А сама стихотворная речь – ненатужна, свободное дыханье стиха естественно и органично, ритм диктуется катреном, вмещающим в себя законченное предложение. Лирика – во всей своей безыскусной полноте.

Д. Ч.

* * *

Папироску б с набором волшебных колец!

Только вот парадокс – не курю….

но ночами зато не считаю овец,

а вот зёрнами слов – не сорю.

Проплывёт тонкорунное стадо рекой,

напоследок вернув потолок,

где начертаны будут незримой рукой

пара карт, парафраз, пара строк…

А потом – и сама я не в силах понять,

как внутри оживают звонки…

и, со лба убирая упрямую прядь,

обнажаю стиха позвонки.

Папироску б, с блаженством затяжки-другой…

даже жалко, что я не курю.

Только тонкая бровь изогнётся дугой,

если стих наизусть повторю.

ТИШИНА

1.

Тишина полна пророчеств, слышимых шестым...,

потому что чувствам прочим – тишина, что дым...

Привкус горечи и соли, пепел от костра…

тишина тупа до боли, и, как нож, – остра.

То холодная, как море, жаркая, – как бред,

то она, как отзвук горя, то, как счастья след.

2.

Оставьте один на один вы меня с тишиной….

уляжется адреналин городской мостовой.

Зажатые в кронах, потянутся к небу слова,

ошибка ли, промах, что в зиму молчат дерева?

Уйдите пораньше в квартиры, в кафешек тепло,

а я в предвкушении пира усядусь в дупло

огромного дуба, что в парке, глазастой совой

и вещей пернатой дикаркой сольюсь с тишиной…

* * *

День вымок, словно лист афиши,

и, скомкан ветром, сорван прочь.

Вот вечера сомкнулась ниша,

в которую вползает ночь,

и дождь, чернилами по окнам

стекая, жалуется мне…

и сердце полотенцем мокнет,

вбирая скорбь его извне,

и болью набухают вены,

и чей-то голос у виска,

как здравомыслию измена,

свисает каплей с волоска...

РАЗГОВОР С ДРУГОМ

Нет ни начала, ни конца –

за словом возникает слово,

движеньем чувств ложась в основу

подвижной мимики лица.

И тайна пауз – неизменна…

в них значим даже каждый вздох,

как на скрещении дорог –

возможность жизни перемены...

Скороговорки ли поток,

медлительности ль, чтоб оттаять…

не всё, но что-то схватит память,

где фразы важен узелок.

Слова в озвученную весть

ложатся не без капли вздора…

что ж, всех оттенков разговора,

пожалуй, и не перечесть…

* * *

Качается в воздухе тучка стиха…

невзрачного снега летит шелуха,

по-старчески шаркает ветер вокруг,

февраль – не напасть, но знакомый недуг…

с квадратами окон, что фотоальбом,

в полуденный сон погружается дом,

лишь тикают громко часы за стеной,

минуют минуты – одна за одной.

натруженных лестниц молчат голоса,

февральской хандры наплыла полоса,

с открытой страницы глядит Пастернак,

и в этом, наверно, присутствует знак...

исчёрканный лист белоснежным прикрыт,

и хочется плакать, конечно, навзрыд!

но слёз опасаясь, как будто греха,

я кутаюсь в плед под ознобом стиха.

* * *

Откуда в зале взялся ветра гул,

и потолок вдруг оказался небом?

Ты дирижёрской палочкой взмахнул,

а я подумала – волшебной.

Из забытья, из хаоса, из тьмы

рождались отпылавшие кометы,

рождались дни, что прожили не мы,

и страсти, полыхающие где-то.

Девятый вал, на счастье, миновал,

и тишина с уступов оползала…

но общий пульс, хотя и подустал,

не выпускал ещё из чаши зала.

Ты заклинал движеньем каждый звук,

паря над совокупной немотою,

а я следила за полётом рук,

в чьём колдовстве предстала явь иною…

ИКОНА «ЧУДО ГЕОРГИЯ О ЗМИЕ»

Кто там Змием, кто там гадом

мерзким вьётся по земле?

Кто наполнен сущим адом,

пребываючи во зле?

У кого из хищной пасти

пламя едкое нутра?

От кого одни напасти

и ни капельки добра?

Кто там смелый да удалый,

кто гарцует на коне?

Витязь то в накидке алой

да с копьём в одной руке.

Держит путь не для забавы

сокол, выбранный судьбой…

Бой со злом всегда ведь правый,

что ж, Георгий, Бог с тобой!

* * *

Вздыбились шторы, напрочь ослушались, –

буквы рассыпались, строчки разрушились.

Гласные вдруг не согласны с согласными,

твёрдые смотрят сурово, опасливо –

мягкие буквицы вместе с шипящими,

с шёпотом стынущим, в страхе не спящими…

«Аз» затерялось вот, «Слово» осунулось,

«Ять» заартачилась, в щёлку просунулась,

ёжится «Ижица», просится в книжицу,

ранки затянутся, ливнем залижутся,

страхи попятятся, спятив на пятницу,

что-то засветит мне – юная ль ратница

розовым облаком в небе покажется

и, растворяясь в нём, «Ижицей» свяжется

с будущим временем, аки с рекою,

и на прощанье помашет рукою…

ГЛАГОЛЬНОЕ

Нет, не надо, похоже, дерзать...

а дерзить, а дразнить, а драться,

дрейфовать или дрейфить, дрожать,

а дурачиться, а брататься?,

снова браться за бред, бредя

без сноровки, без башни и брода,

болью раны опять бередя,

позабыв позывные кода...

А трезвонить, тревожить, терзать,

вдруг трезветь, из кусков срастаясь,

шарф столбцов по ночам вязать,

листопадом ли слов осыпаясь,

просыпаясь, просыпав к утру

на листы, что дремали, голы,

голограммы блуждавших во рту

гулких нот, обращённых в глаголы.

ДОРОЖНОЕ

Суть дороги – движение, изменения акт,

поездам не скольжение важно – скорость и такт.

И колёса стараются, отбивая свой ритм,

в их пробеге срастаются расстояния, рифм

наважденье летучее заполняет вагон —

вон исчезли за тучами и вокзал, и перрон,

всё задвигалось, ожило, обрело голоса,

растворились расхожие истины, а чудеса

воплотились в реальности измерений иных,

обращая банальности в новорожденный стих.

Чемоданов упитанных лёгкий слышится скрип,

и газет непрочитанных шелест явно охрип,

предлагая сенсации за единственный – ах!

сумасшедшей акации мне б охапку в руках!

Неизвестностью мается сердце, высветив факт –

плащ взлететь мой пытается, пряжкой звякая в такт,

и сапожки всё топчутся возле двери – заслон,

спать пока что не хочется, сон свернулся в рулон,

мелкой дробью отточенной подстаканник стучит,

и в плену многоточия лишь подушка молчит...