kabanov-alexandr-2016-3-1

Поэзия диаспоры

Александр КАБАНОВ (УКРАИНА)

Родился в 1968 году в городе Херсоне. Украинский поэт, живущий и работающий в Киеве, пишущий на русском языке. Автор 10-ти книг стихотворений и многочисленных публикаций в журнальной и газетной периодике: «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Континент», «Дружба народов», «Арион», «Новая газета», «Литературная газета» и др. Лауреат «Русской премии», премии «Antologia» – за высшие достижения в современной поэзии, премии журнала «Новый мир», Международной Волошинской премии и др. Стихи переведены на: украинский, английский, немецкий, нидерландский, финский, грузинский и др. языки. Главный редактор журнала о современной культуре «ШО», координатор Международного фестиваля поэзии «Киевские Лавры», один из основателей украинского слэма.

Александр Кабанов неустанно сталкивает слова и смыслы, творя свой поэтический миф окружающего мира, создавая трагическую картину жизни. Кабанов заставляет нас по-новому взглянуть на привычные слова, понятия, образы, даёт им новую жизнь в нашем сознании. Он честен в разговоре со своим читателем, даже если играет многозначностью слова и создаёт новый метафорический слой смыслового содержания. Боль не подделаешь, искренность не сыграешь. Самоирония только подчёркивает эту силу переживания, которую поэт воплощает в своём творчестве. Перед нами – один из лучших поэтов своего поколения.

Д. Ч.

ИЗ КНИГИ «НА ЯЗЫКЕ ВРАГА»

* * *

Он пришёл в футболке с надписью: «Je suis Христос»,

длинноволосый, но в этот раз – безбородый,

у него на шее – случайной розой расцвёл засос,

у него возникли проблемы с людьми, с природой.

Золотую рыбку и чёрный хлеб превращал в вино,

а затем, молодое вино превращал в горилку:

так ребёнок, которому выжить не суждено -

на глазах у всех разбивает кота-копилку.

Как пустой разговор, отправляется в парк трамвай,

светотени от звуков – длинней, холодней, аморфней,

но воскрес Пастернак, несмотря на скупой вай-фай,

и принёс нам дверной косяк, героин и морфий.

* * *

Как темнота от фонаря –

живёт одна в сухом остатке,

и солнцу, в августе, не зря

приходят мысли о закатке.

Не зря любил тебя, не зря

слепец, почуявший измену,

я уходил в ночную смену,

подняв рогами якоря.

О, как жестоко и по-детски

мы сглазили поводыря,

и скольких мы, не зря, в Донецке

убьём, и нас убьют – не зря.

Схоронят звёзды и медали

под деревянное пальто,

а ведь – не зря Христа распяли,

ведь, если б не распяли, что:

лежал бы на плацкартной полке,

хрустя отравленной мацой,

писал стихи, и в чёрной «волге»

разбился бы, как Виктор Цой.

ПОМИНАЛЬНАЯ

Многолетний полдень, тучные берега –

не поймёшь: где пляжники, где подпаски,

по Днепру сплавляют труп моего врага –

молодого гнома в шахтёрской каске.

Пешеходный мост опять нагулял артрит,

тянет угольной пылью и вонью схрона,

и на чёрной каске врага моего горит –

злой фонарь, багровый глаз Саурона.

Середина киевского Днепра,

поминальная – ох, тяжела водица,

и на тело гнома садится его сестра –

очень редкая в нашем районе птица.

Донна Луга – так зовут её в тех краях,

где и смерть похожа на детский лепет,

вся она, как будто общество на паях:

красота и опухоль, рак и лебедь.

Вот и мы, когда-нибудь, по маршруту Нах,

вслед за ними уйдём на моторных лодках,

кто нас встретит там, путаясь в именах:

жидо-эльфы в рясах, гоблины в шушунах,

орки в ватниках, тролли в косоворотках?

* * *

Наш президент распят на шоколадном кресте:

82% какао, спирт, ванилин, орехи,

вечность – в дорожной карте, смерть – в путевом листе,

только радиоволны любят свои помехи.

Будто бы всё вокруг – сон, преходящий в спам:

ржут карусельные лошади без педалей,

вежливые гармошки прячутся по кустам,

топчутся по костям – клавишам от роялей.

Здесь, на ветру трещат в круглом костре углы,

здесь, у квадратной воблы – вся чешуя истёрта,

и, несмотря на ад, снятся ему котлы,

плач и зубовный скрежет аэропорта,

голос, рингтон, подобный иерихонской трубе,

только один вопрос, снимающий все вопросы:

«Петя, сынку, ну что – помогли тебе,

ляхи твои, твоя немчура и твои пиндосы?»

Наша война ещё нагуливает аппетит,

мимо креста маршируют преданые комбаты,

но, Пётр поднимает голову и победно хрипит:

«82% какао, спирт, ванилин, цукаты…»

* * *

Тишина выкипает, как чайник с большим свистком,

Тишинидзе не знал, что сахар – зовут песком,

Тишинюк позабыл заварку в мотне кальсон,

но, за всех ответят – коварный Пушкин и Тишинсон.

Тишинявичус сеет шпроты на чёрный хлеб,

как любить варенье, которое раньше еб?

Вот проснулся ветер и клонит деревья в сон:

но, за всех ответят кровавый Путин и Тишинсон.

Не война – войня, отцветает в полях бурьян,

помянем друг друга под твой коньяк, Тишинян,

сохнут радиоволны от суффиксов до морфем

но, за всех ответит двуликий Сайленс FM-FM.

Покосились окна – и без окладов, и без оправ,

оказалось: Дзержинский – прав и Бжезинский – прав,

мы учились, авве, рассчитывать на авось:

чтобы это – быстрее кончилось, началось.

* * *

моим иркутским друзьям

Комары на Байкале – размером с цыплёнка –

богомола ведут под уздцы,

а затем, прорывают защитную плёнку,

засыпай, успокойся, не сцы.

Что им пьяная кровь да унылое тело:

пусть гудят над тобой, тяжелы –

от байкальской воды, от поддельной нутеллы,

от просроченной адской смолы.

Косоглазая бабочка выхватит плейер –

из твоей полусонной руки,

и взлетает, раскрыв императорский веер –

вот такие у нас мотыльки.

Разрыдаётся омуль над свергнутым язем,

свистнет хариус в два плавника:

водку пьянствуем, курим траву, безобразим?,

лезут черти из черновика.

А за ними выходит Илья Носферату –

каторжанин, шаман, содомит,

он массирует сердце, как будто простату,

и в простуженный бубен бубнит.

Твой Байкал – черновик о погибшем поэте,

ну, а как тут с любовью к врагу:

от любви, как известно, рождаются йети –

но и эти – сбегают в тайгу.

* * *

Канал воняет, колокол звонит,

и облака истёрлись до предела,

как будто небо – чистый эбонит,

сплошное электрическое тело.

На Гарибальди курят анашу,

и, под конвоем бдительной соседки –

я свой вечерний мусор выношу:

черновики, бутылки и объедки.

«Стекло – сюда, а пластик – вот сюда,

бумагу – здесь, а жестяные банки…»,

среда прошла, четверг, опять среда,

суббота, словно яд венецианки.

Лючией, санта-бестией храним,

я не надеюсь больше на везенье:

что делать с сердцем, некогда моим? –

«…к объедкам сердце, завтра – воскресенье.»

* * *

Русский турист отдыхает

как будто солдат перед боем

а завтра идти в штыковую под пули

нельзя отступать позади

расстрел и штрафбат для мёртвых

Русский турист отдыхает

в голове у него зима и лютый

холод олени морошка Нижний Тагил

а вы жили в Нижнем Тагиле?

даже январь предпочитает

Верхний Тагил или Пермь

Русский турист отдыхает

не забывая напомнить туркам

о крымско-турецкой войне и Шипке

египтянам про Асуанскую плотину

немцам о концлагерях и просто

потому что они немцы

Отдых это политинформация

водка это анестезия

русская песня это предупреждение

если ты слышишь хрип

шведа избитого в лобби-баре

крик поляка тонущего в бассейне

знай это русский турист отдыхает

русский турист отдыхает

* * *

На Днепре, в гефсиманском саду,

где бейсбольные биты цветут

и двуглавый орёт какаду,

забывая во сне парашют.

Дачный сторож Василий Шумер,

помогая нести чемодан,

говорит, что майдан отшумел,

а какой был по счету майдан?

Маслянистые звёзды опят

до утра освещают маршрут,

бездуховные скрепы скрипят

и бейсбольные биты цветут,

и пасутся людские стада

под шансон с подневольных небес:

«Я тебя разлюбил навсегда,

потому, что ты против ЕС…»