РЕФЕРАТ по дисциплине: «Театральная педагогика» на тему:  Л.А.Сулержицкий как педагог первой театральной студии.

У нас на сайте представлено огромное количество информации, которая сможет помочь Вам в написании необходимой учебной работы. 

Но если вдруг:

Вам нужна качественная учебная работа (контрольная, реферат, курсовая, дипломная, отчет по практике, перевод, эссе, РГР, ВКР, диссертация, шпоры...) с проверкой на плагиат (с высоким % оригинальности) выполненная в самые короткие сроки, с гарантией и бесплатными доработками до самой сдачи/защиты - ОБРАЩАЙТЕСЬ!

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Самарский государственный институт культуры»

РЕФЕРАТ

по дисциплине: «Театральная педагогика»

на тему:  Л.А.Сулержицкий как педагог первой театральной студии.

Выполнил студент группы 

Заочного отделения

Проверила преподаватель:

Самара 2020

Содержание

Введение.

Режиссер Московского Художественного театра Леопольд Антонович Сулержицкий, человек исключительно одаренный, человек, родившийся «праздновать бытие». О нем необходимо рассказать, ибо его жизнь — яркое горение силы недюжинной.Так писал о Л.А.Сулержицком Л.Н. Толстой

Жизненный и творческий путь этого педагога и режиссера меня поразил при первом знакомстве и продолжает вдохновлять. Поэтому целью своего рефера я ставлю выявить и описать:

- какие приемы в работе со студийцами и актерами Художественного театра использовал Лев Антонович

-какой вклад в работу художественного театра внес Л.А.Сулержицкий.

Основная часть.

Невозможно рассказать о педагоге, не узнав, какой он был человек, тем более, что меня жизненный путь Леопольда Антоновича удивляет и вызывает интерес еще и потому, что мне, как и любому человеку, нужен в жизни маячок, обычный живой человек, преодолевший много и сохранивший свою веру в мировую гармонию. И для этого я хочу привести примеры из его жизни и рассказы о нем его друзей : А.П.Чехова, Л.Н.Толстого, М.Горького, К.С.Станиславского.

Жизненный путь.

Леопольд Сулержицкий, Сулер – как прозвал его Л.Н. Толстой, сын киевского переплетчика, родился в подвале, вырос на улице.

Улица – это лучшая академия из всех существующих – рассказывал он с веселым юмором. – Много дает улица, если умеешь брать.

- Хорошо орлу шнырять в пустоте небес – там никого нет, кроме орлов. Нет, а ты поживи, попрыгай воробьем по мостовой улицы, где вокруг тебя двигаются чудовища, - лошадь, человек, ступня которого может раздавить пяток подобных тебе. И гром, и шум, и собаки, и кошки – вся жизнь огромна, подавляет. Я всегда с удивлением смотрел на этих крошечных храбрецов, - как они весело живут в страшном хаосе жизни! И я уверен, что именно от них воспринято мною упрямство в борьбе за себя, за то, что я любил.

Из этого жизненного урока Сулер вывел правило несломления обстоятельствам, которому следовал всю жизнь:

Плыть в буре ежедневности и не теряя мужества, помогать другим, развивая способность сопротивления всему, что враждебно честной душе.

Что же предшествовало его приходу в театр? Какие события и жизненные коллизии? До прихода в театр Сулержицкий Л.А успел бросить ремесленное училище и уплыть на корабле матросом, обьездить весь мир, был боцманом, чинил, смолил корабли, поступил в Московскую школу живописи, расписывал храм в Киеве вместе в А.Васнецовым и М.Врубелем, увлекшись идеями Л.Н.Тостого, бросил все и уехал преподавать в сельской школе, отказался от воинской повинности, пол года провесл по тюрьмам, быть обьявленным сумасшедшим, далее – ссылка в Сераксе, затем по возвращении в России был дворником, огородником, водовозом – и все это для того, чтобы печатать брошюры Толстого, по просьбе Л.Н.Толстого на три года уехал с духоборам в Канаду, и не просто уехал, а взвалил на себя все проблемы по устройству  тысяч людей в незнакомой стране, вернувшись не остался в стороне от русско – японской войны, ушел на войну. Работал военно – полевым врачом в Манчжурии. К тому моменту был знаком несколько лет с К.С.Станиславским, но пришел в театр только в 1906 году, после того , театр вернулся с гастролей и после долгого разговора со  Станиславским К.С

Как писал об этом периоде его жизни Л.Н.Толстой, в его жизни произошло какое – то крушение, и он стоял наперепутье между землей и искусством. И сделал свой выбор в пользу театра. Вошел в театра как режиссер и помошник Станиславского. Обоих театр интересовал не как чистое искусство, не как ремесло, хотя бы и очень высокое, но прежде всего , как любимая школа жизни,как зеркало, отображающее жизнь и помогающее преобразовать ее. К этому он стремился всю жизнь. Вот что он писал К.С. Станиславскому, посмотрев спектакль:

«Своей игрой вы на несколько часов соединили всех разобщенных холодным эгоизмом жизни людей в одно целое, дали возможность вдохнуть несколько мгновений свободным воздухом добрых, любовных, братских отношений людских друг к другу, без которых все  так жестоко страдают в жизни, но которых установить между собой люди не могут по слабости и непониманию »

Это то его внутреннее убеждение и тот фундамент на котором в дальнейшем он строил свои отношения со студийцами и актерами в Художественном театре.

Друзья о Сулержицком:

А.П.Чехов:  Вот, батенька, талант,-говорил он, мягко хмурясь.-Сделайте его архиеерем, водопроводчиком, издателем, - он всюду внесет что-то особенное, свое. И в самом запутанном положении останется чистым.

Л.Н.Толстой: Может ли человек, много переживший, быть «как ребенок»? Сколько радости он вносит во все! Сколько в нем детского! А ведь он – страдал. Как это редко, - человек, который забыл о своих страданиях, не хвалится ими, не сует их в глаза ближнего.

К.С.Станиславский: Ведь вот у другого это вышло бы грубо или смешно, а у него – хорошо! У него все по – своему, во всем правда, во всем закон души.

А вот строчки из письма солдат, его стражников в ссылке: Был ты когда с нами , и было все родное, а без тебя чужая сторона, брат.

Л.Н.Толстой: Везде он вносил жгучее и быстро заражавшее людей. Ощущал радость бытия, не гнушался никакого труда ! Как рыба икрою, был наполнен зародышами разнообразных талантов.

— Ну, какой он толстовец? Он просто — «Три мушкетера», не один из трех, а все трое!

Это сказано совершенно верно и как нельзя более точно очерчивает яркую индивидуальность Сулера, с его любовью к делу, к работе, с наклонностью к донкихотским приключениям и романтической страстью ко всему, что красиво.

Работа в студии и в Художественном театре.

К.С.Станиславский повторял неоднократно, что Сулержицкий был гениальным режиссером: многие режиссеры-постановщики затмевали его блеском мизансцен, полетом фантазии, причудливой неожиданностью сценического рисунка. Но никто не мог превзойти его в проникновении в душу актера, в умении ввести его — естественно и бережно — в творческий процесс: «Сулер был хорошим педагогом. Он лучше меня умел объяснить то, что подсказывал мне мой артистический опыт… Он умел разговаривать с учениками, не пугая их опасными в искусстве научными мудростями. Это сделало из него отличного проводника так называемой “системы”. Он вырастил маленькую группу учеников на новых принципах преподавания»80* — так определял роль Сулержицкого в создании «системы» сам Станиславский.

 Мечтающие о театре взволнованном и тонком, раскрывающем человеческую душу так, как не умели даже в Художественном театре. О театре — едином, дружном коллективе, все члены которого едины во взглядах на цели и задачи искусства, на творческий процесс, где все равны, все — «студийцы», без званий, дистанций, где равенство царит во всем — от распределения ролей до уборки студии, которой занимаются по очереди. Коллективизм, органическое, естественное равенство всех сотрудников были законом 81 студии. Именно здесь Сулержицкий хотел осуществить свои мечты о слиянии этического и эстетического начала. Осуществить это было, видимо, тем легче, что студией руководили люди, гармонично дополнявшие друг друга, люди, у которых понимание законов искусства и идей, руководивших искусством, было одинаковым: Станиславский и Сулержицкий. «Художественное и административное руководство студией принял на себя Сулержицкий, а я давал ему директивы. В новой студии собрались все желающие учиться по моей “системе”. Я начал читать им полный учебный курс — так, как он был выработан мною тогда. К сожалению, я не мог уделить много времени для занятий в новой студии, но за меня усиленно работал Сулержицкий, который, по моим указаниям, производил всевозможные упражнения по созданию творческого самочувствия, по анализу роли, по составлению волевой партитуры на основах последовательности и логики чувства»81*.

Сулержицкий и Станиславский составляли одно целое в руководстве студией. Сулер был как бы проводником идей Станиславского, и тот знал, что он не ошибется, но сфальшивит. И главное — будет не просто разъяснять и повторять термины «системы» и положения ее, но претворять их по-своему, на своих примерах, в самостоятельном, конкретном и увлекательном толковании, проникая в природу творчества, раскрывая единство начала человеческого и художественного, эстетического и этического. Этюды и упражнения, даваемые Сулержицким студийцам, превращались в завершенные художественные произведения — так образны, художественно точны были они, так умел Сулер определить «зерно» характера, который должен раскрыть студиец, показать и подсказать ученику, что ему нужно делать. В Художественном театре славились всегда «показы» Станиславского и Немировича-Данченко, которые, перевоплощаясь в роль, репетируемую актером, концентрировали в этом «показе» сущность роли, не заставляли исполнителя подражать себе, но определяли дорогу, по которой он должен идти. Сулержицкий показывал так же: быстро, точно, изумительно находя «походку сверчка» или самочувствие молодой женщины, ожидающей у камина приезда мужа, — как раньше, в Художественном театре пленял он актеров показами Феи или Пса в «Синей птице». Не однажды Станиславский писал и говорил о том, что считает Сулержицкого гениальным режиссером; Константин Сергеевич ставил его выше Вахтангова, выше всех 82 знаменитых режиссеров, с которыми пришлось столкнуться основателю Художественного театра. Это не было данью памяти друга — это было убеждение Станиславского: умение Сулержицкого работать с актерами, пробуждать их фантазию и в то же время вести их к большой правде жизни, «абсолютный» слух Сулера, для которого нестерпимыми были малейшая фальшь и наигрыш, делали из него идеального режиссера «театра переживания».

Образ спектакля, внешнее решение были важны для него, но не были главным в работе — главной была органическая жизнь в образах, к которой вела режиссура Сулержицкого, его «показы», его беседы, его репетиции.

В студии ему выпала повседневная работа, которую он, как всегда, превращал в праздник. Надо было переоборудовать крошечное помещении на Тверской, надо было искать репертуар, репетировать, заниматься «системой», надо было и здесь быть капитаном братства, состоящего из очень разных людей.

Студия была молодой, бедной и веселой. Студийцы сами делали декорации и бутафорию, мыли полы, убирали сценку и залик. Все молоды, все равны между собой. Ни зависти, ни премьерства, ни подсиживаний.

После смерти Сулержицкого его ученик Б. М. Сушкевич вспоминал первые годы жизни студии: «Чему учил Сулержицкий и что осталось на всю жизнь нашего театра? Он учил “коллективу”. В театре нет не важного дела, каждое дело в театре — самое главное. Основное в театре — внимание к каждому человеку. Работа каждого человека — работа всего театра… Это основные законы коллектива, это тот порядок, тот вклад, который оставил нам Сулержицкий, вот почему Первая студия ассоциируется теперь с Сулержицким и… это останется в нашей памяти как прекрасная страница нашей жизни, но это потому, что так прекрасен был Сулержицкий»82*.

И другой ученик, А. Д. Попов, именно это вспоминает и подчеркивает через много лет в своей книге о театре: «Так же как для Станиславского, для Сулержицкого морально-этический облик человека неразрывно связался с его артистическим обликом. Поэтому он в самом настоящем и глубоком смысле этого слова воспитывал студийцев. Грубость в быту и в повседневной работе он ненавидел со всей присущей ему страстью. Один неэтичный поступок студийца 83 он мог возвести в событие первостепенного значения, от которого, как ему казалось, зависела судьба всей студии. Так и было однажды: один из студийцев позволил себе грубо разговаривать с нашим единственным капельдинером. Сулержицкий отменил репетиции, собрал весь состав студии, и весь день был посвящен разбору этого печального инцидента»83*.

Самым дружным был период до открытия студии как театра. Делали этюды. Инсценировали рассказы Чехова. Вживались в образы. Придумывали задачи «на общение», «на лучеиспускание» и «лучевосприятие». Подготовили большую пьесу «Гибель “Надежды”» Гейерманса. О тяжелом труде рыбаков и страшной их смерти в море. О суровой жизни бедняков и мертвой хватке хозяев.

Писатель Н. А. Крашенинников вспоминал потом: «Помнится, на одном из прошлогодних представлений “Сверчка” я спросил его: как вы думаете, отчего “Сверчок” имеет такой успех? — Он засмеялся весело такому “простодушному” вопросу.

— Ну, конечно, от Диккенса, — убежденно и искренне ответил он.

— А может быть, от Сулержицкого? — спросил я. Глаза его выразили удивление. Нет, — даже испуг.

— Ну, вот вам, ну-те, — проговорил он смущенно и отошел, и оглянулся, не пошутил ли я»

Конечно, место Сулержицкого в этом «человечьем общежитье» определяется не столько сделанным в театре, хотя и этого много, сколько всей его жизнью для людей, безграничной верой в их способности и возможности. Иногда он ошибался, шел неверными путями в своей борьбе за будущее, за счастливого человека. Но пути его всегда были честны и прямы; он боролся именно за будущее людей, сам оставаясь человеком в самом высоком смысле этого слова. Человеком, для людей живущим. Человеком безукоризненной честности, правды, бесстрашной искренности всегда и во всем. Таким был Сулержицкий — режиссер и воспитатель молодежи, новым поколениям которой он нужен так же, как своим ученикам.

Чтобы понять, как работал Леопольд Антонович как режиссер, я хочу привести один пример:  В работе над постановкой «Гамлета» он завел несколько тетрадей с эскизами костюмов, с реквизитом, для осветителей, декораторов ,с образцами тканей и материалов, его работа была добросовестная и разнообразная , осуществляющая 70 требования. График репетиций и жизни театра был расписан по минутам. Он придумывал и помогал монтировать ширмы, освещение. Был очень внимательным к деталям, во все вникал. Вот ,например, его записи после репетиции сцены пробуждения в постановке «Синяя птица»: «На полку, где сахар, поставить настоящую сахарную голову и прибавить на полку бутылок, свертков каких-нибудь, а под полкой поставить французскую метелку… Ведра очень запачкать и состарить. Повесить ложку налево, между столом и очагом. Между столом и стеноп ящик, а на нем кастрюля, на столе хлеб, кувшин молока с крышкой, мясо, капуста. Под столом дрова. Все кастрюли оловянные… Под полку с сахаром поставить палок, поставить большой ящик с картофелем, насыпанным верхом, там же два топора. Картофель приклеить друг к другу, чтобы не рассыпался, а часть ящика накрыть тряпкой… Часы затемнить, попачкать. Кран сделать блестящим, и чтобы лилась вода, когда открывают…

Так же, он не терпим к формальности в театре. К актерам, которые превратились в «равнодушных докладчиков» и театр .похожий на «фабрику на полном ходу» После одного из спектаклей он оставляет обращение к работникам театра, где спрашивает: Где жизнь?  Как ее вернуть? Как удержать?»

Не менее характерна и приписка Станиславского, в которой звучит и полное согласие с Сулержицким и перевод его тревог на рождающийся язык «системы»: «Каждую репетицию, каждую ничтожную творческую работу — нужно переживать… Согласен с Л. А. — в этом и только в этом — будущее театра»60*.

Без идеи, без мысли, без человеческого волнения — ни для Станиславского, ни для Сулержицкого театра не существует.

Заключение

Для меня  Л.А.Сулержицкий и пример его жизни ценен, как для моего становлении режиссера и театрального педагога , тем, что это пример человека., для людей живущим. Человеком безукоризненной честности, правды, бесстрашной искренности всегда и во всем. Поэтому у него и есть морального право быть наставником , воспитателем молодого поколения, которое он заслужил своим самоотверженным, скурпулезным, уважительно возвышенным отношением к театру и трудом в нем.