Дворики 2

-- Геннадий Михеев

-- МОСКОВСКИЕ ДВОРИКИ 1980-х

-- памятный фотоальбом

Часть вторая

-- Старые москвичи

Сложился стереотип: москвич - человек, который вечно всем недоволен, да к тому же он не устает ворчать: "Понаехали тут..." Странно... я в голове держу несколько иной образ. Москвич во времена моего детства - человек, которого если спросишь, как куда-то пройти, не отстанет от тебя, пока досконально не объяснит. Хочу внести свою скромную лепту в дело защиты москвичей - даже некоренных. Вот, с придыханием говорят: "Ах, старый ленинградец..." Это своеобразный "бренд". А я помню, как уважительно произносили: "Старый москвич!" Без всяких "ах..."

Детские впечатления самые правдивые, а потому им можно доверять. Девятиклассником я впервые попал в Ленинград. В трамваях, в троллейбусах, в метро я наблюдал суровые лица. Они потрясали своей... классичностью. Как греческие статуи какие-то! На этих лицах читалось: "Я пережил блокаду - и нет теперь такого чудовища, которого я боюсь!"

Тем печальнее было наблюдать метаморфозу 90-х, когда в лицах ленинградцев читались растерянность и раздражительность. Какие-то склоки в трамваях, злобные взгляды исподлобья... Москва относительно Петербурга жила сытно, дородно. Я как москвич ощущал себя каким-то раджой, спустившимся в нищие районы Бомбея... Теперь разрыв нивелировался. Может быть, и старых ленинградцев не осталось? По крайней мере, старых москвичей, наверное, нет. Ведь даже само определение забыто!

Мне, если положить руку на сердце, трудновато судить о москвичах, ибо я варюсь в этом "супе". Не может лавровый лист, плавающий в супе, постичь истинность своего положения! Для того, чтобы понять суть, нужно отойти в сторону и посмотреть отчужденно. Именно поэтому я с легкостью могу рассуждать о старых ленинградцах: этот феномен мне, в сущности, чужд. А вот о старых москвичах говорить неимоверно трудно.

Что входило в это забытое понятие "старый москвич"? Здесь надо напрячься, вспомнить. Тридцать лет назад я хорошо это знал, теперь нужно изрядно покопаться в запылившихся уголках мозга. Признаюсь: мозг мой не настолько совершенен, чтобы качественно хранить воспоминания об ушедшем. Граф Лео Толстой утверждал, что помнит момент своего рождения. Честь и слава русскому гению! Мои воспоминания все же скудны. Однако очень хочу зафиксировать на бумаге то, что пока еще помню. К великому сожалению я был застенчив и ненаблюдателен; может, потому в моей памяти изъяны. Надо было тренировать мозг! Впрочем, чего это я распинаюсь? Поздно спохватываться...

Итак, при произнесении словосочетания "старый москвич" прежде всего я представляю себе бабушку в черном с непокрытой седой головой. Она курит, глядит сурово и несколько надменно. Мужа (ежели он был) она давно похоронила, дети разъехались. Она или бывшая учительница, или медработник. Любимое ее занятие - сидение на скамейке во дворе, преимущественно в обществе себе подобных. Она ждет... Чего? Возможно, что кто-то из детей соизволит приехать. Любимое ее существо - домашний кот, который большую часть своей кошачьей жизни проводит на улице. Не слишком ли я подробно описал эту бабушку? Да, я говорю о конкретном человеке.

Баба Катя

Именно такая: в черном, курит папиросы одну за одной, днями сидит во дворе. Она жила в переулке Стопани. Теперь этому переулку вернули древнее название - "Огородная слобода" - а дома, в котором баба Катя жила, уже нет. На его месте воздвигли какой-то бизнес-центр. Смешно, что в 80-х я познакомился с внуком революционера Стопани, в честь которого назвали тихий переулочек. Мы работали в одном НИИ и нас посылали в подшефный совхоз. Вместе выпивали...

Баба Катя запомнилась по двум причинам. Первая: она была последняя из "могикан", никак не хотела съезжать, когда дом выселяли. Мы с моим другом Игорьком Мелько уже были большие, лет по 13. С этим домом у нас была связана одна противная история. Года за два до описываемых событий во дворе того злополучного дома к нам подошел дядька: "Пацаны, я ключи потерял. Может, кто из вас залезет в форточку и откроет квартиру изнутри?" Вызвался я, потому как был пощуплее. Первый этаж, форточка открыта - что ж не помочь? Ну, пролез, открыл. Дядька повел себя странно: "Ребят, эта квартира уже выселяется. Вы берите себе, что хотите..." Я, помню, взял бинокль. Немецкий, цейсовский! Игорек - не помню что. Дядька с нами распрощался, мы пошли домой окрыленные удачей.

На следующий день мы с Игорьком пошли гулять по дворам. И в том же дворе, где вчера мы встретили дядьку, возле того же окна мы увидели... милиционеров! Конечно, мы драпанули что есть мочи. Потому что поняли: стали участниками ограбления... Да-а-а... занятное было время. Но честное слово: мы с Игорьком были уверены, что в квартире никто не живет!

Таким было наше детство: центр Москвы вымирал, старые дома выселялись. Люди, съезжали, все старье оставляли. По выселенным домам лазили целые шайки - не нас, пацанов, а взрослых мужиков. Нам-то доставались крохи... марки, облигации, старинные деньги, книжки. Мы этими "богатствами" обменивались, вовсе не зная истинной ценности вещей. А кто-то сколачивал капиталы...

Вот, сейчас в фаворе рейдеры, приставы, киллеры, - в общем, все, кто берет что ему надо без спроса, плюя на человеческое достоинство. Такие люди были и в "застойные" 70-е. Дом, в котором жила баба Катя, состоял из мрачных коммуналок комнат на восемь каждая. В одной из таких комнатушек, на втором этаже и проживала эта бабушка. Дом уже расселили весь. Расселяли долго, мы уже заметно подросли после нашего воровского приключения, а в нем все еще гулял затхлый воздух гниения. Оставалась только одна баба Катя.

Ей уже не с кем было сидеть на скамейке и обсуждать жизнь. Время она занимала тем, что мела опустевший двор. Сколько я ни проходил мимо, все видел ее с метлой и с папироской во рту. И котяра все возле нее ошивался. Черный такой, пушистый, с наглыми зенками. Сплетни ходили, что баба Катя этому обормоту вырезку в Елисеевском покупает. Ходить через бабыкатин двор приходилось часто, ибо он был проходной, а в соседнем дворе находилась типография, в которой работала моя мать. Если честно, я думал, она сумасшедшая. Ну, метет и метет себе эта "баба-яга" (сухощавая, согнувшаяся, с черными густыми бровями...), никому не мешает - и то слава Богу. Мать моя рассказала, что бабу Катю стали выживать. Ну, не хочет она уезжать - даже несмотря на то что отдельную квартиру в Ясеневе предлагают!

Тогдашний район, в котором мы жили, был похож на маленький поселок. Этот квадрат ограничен с четырех сторон улицей Кирова (теперь Мясницкой), Малым Харитоньевским переулком, Чистопрудным бульваром и Садовым кольцом. Считай, здесь все друг друга знали, мать дружила с работниками ЖЭКа, оттого много и знала. Естественно, мама в этом конфликте стояла на стороне "жэковцев". Ну, что делать с вредной старушкой? Пробовали увещевать, заискивать, приказывать, склонять... Ни в какую! "Хочу здесь помереть!" - вот и весь ответ. Отчим мой отзывался о бабе Кате наоборот уважительно: "Молодчина, старуха, дает всем прикурить!"

И вот однажды, глубокой осенью, тащусь я не помню уже зачем бабыкатиным двором, и слышу ее оклик:

- Сынок, подойти сюда-то...

Чего не подойти? Впервые я увидел близко ее лицо. Доброе, чистое какое-то, а глаза светятся как молодые! Трудно, когда ты ребенок, оценить реальный возраст старого человека. Но в тот момент я подумал: "Да она и не страшная вовсе! Вон, глядит-то как дружески..." Баба Катя, помявшись немного, жалостно так произнесла:

- Ваську маво отравили, негодяи. Они грозились, грозились... Ты, сынок, похоронить не поможешь?..

И баба Катя показала сверток, лежащий у подъезда. Из-под тряпицы торчал кусок пушистого черного хвоста. Что ж не похоронить? Баба Катя сказала, что лопаты у нее нет. Я сбегал в диспетчерскую ЖЭКа, она в нашем дворе была; по пути встретился Игорек, ему тоже было интересно. Нет, не кота хоронить. Баба катя за последнее время прославилась; эдакий "крепкий орешек" не сдающийся властям. Игорьку хотелось на героиню поглядеть.

Моросил дождик, и вообще погода стояла отвратительная. Был выходной, а в нерабочие дни Центр будто вымирает. В общем, пустота, отрешенность какая-то... и мы с лопатой. И сверток у бабы Кати в костлявых руках. Она курит свою "Беломорину" и неуверенно вопрошает:

- Куда понесем-то, мальчики?..

Мы хорохоримся:

- А куда прикажете, бабуля? - Мы представляем себя взрослыми. Будто нас наняли на серьезное дело, "шабашку". Прикинули: лучше всего в садик, во дворе Дворца пионеров имени Крупской. Наша траурная процессия наверняка казалась смешной. Впереди баба Катя торжественно ступает, а сзади два мальчика семенят. С лопатой. Под деревом выкопали ямку. Игорек спросил:

- Бабуль, ну, кладите. Кота-то...

Баба Катя умолящее вопросила:

- Погодите, мальчики. Дайте проститься...

Она освободила из тряпицы голову котяры и стала что-то шептать ему в ухо. Долго, мучительно долго шептала... Мы стали демонстративно покашливать. Потом баба Катя положила сверток наземь, аккуратно перепеленала, бережно вложила в ямку и произнесла: "Что ж, до скорого свиданья..." Слез не было. Лицо ее было сурово и непреклонно. Такие лица я позже видел в ленинградских трамваях.

Холмик бабушка просила не оставлять, мы затоптали раскоп, сравняв с землей. Баба Катя достала аккуратно сложенную десятку и сунула мне в руки. О деньгах мы не договаривались, я хотел сказать что-то взрослое типа: "Ну, что вы, бабуль, мы ж не для этого..." Но рука моя сама собою зажалась. Баба Катя повернулась и стремительно стала удаляться. Я бы сказал, уверенной походкой. Ссутулившаяся черная фигурка... И так мне тогда жалко было этого "крепкого орешка"!

Десять рублей были большие деньги. Молочный коктейли стоил десять копеек... Игорек предложил купить кубинскую сигару. Тогда во всех табачных киосках они продавались, в железных таких колбах. Попробовали покурить. Ох, и гадость эта сигара!

А вечером у меня вдруг сочинились стихи. Почему-то я их запомнил:

Мы утром в субботу кота хоронили

В холодную землю его опустили

Нам в мире дано сто потерь и удач,

Такая погода - хоть смейся хоть плачь...

Вскоре баба Катя пропала. Отчим рассказал, что ее выселяли громко, с милицией и понятыми.

Кстати, дом этот после расселения коммуналок и пропажи бабы Кати сломали далеко не сразу. Лет десять там было общежитие для работников Главпочтамта (что на Чистых прудах), "лимиты".

Фотограф

Моя жизнь в значительной степени связана с фотографией. Не могу не рассказать, откуда во мне эта страсть.

Я не помню, как его звали. Но облик его запомнил хорошо. Высоченный, сухой, с шикарной сединой. Ходил всегда в плаще и шляпе, в любое время года. В диспетчерской ЖЭКа, в подвале (Стопани, 16), у него была своя комнатушка, фотолаборатория. Я не знаю, кем он был. Видимо, просто пенсионером, бывшим каким-нибудь фотокорреспондентом. Это сейчас за аренду внутри Садового кольца надо отстегивать немалые деньги; в те времена вопрос, кажется, решался проще. Да и что за времена: тогда по улице Кирова лошади с телегами ездили! Ну, если честно, она, то есть лошадь, была одна единственная, подвозили она к какому-то учреждению продукты.

Фотограф прямо во дворе зазывал всех желающих к себе в подвал. Он вел фотокружок. Это теперь такие отношения взрослых с маленькими детьми могут восприниматься двояко. Тогда "педофилии" мы не знали. А из маньяков известен был только один, по кличке "Мосгаз". Про него страшные легенды ходили: звонит в квартиру, представляется сотрудником "Мосгаза", а наивным жертвам, поимевшим глупость открыть, выкачивал шприцем из позвоночника какую-то жидкость... Ирония-иронией, а я от этого "Мосгаза" все же пострадал. Правда, косвенно. Позвонил как-то в квартиру мамин приятель, представился в шутку "Мосгазом"... я потом один в квартире оставаться не мог с полгода. Бродил по улицам до самого темна...

В кружок фотолюбителей ходили я, Игорек, Олег Царский... Вот, я думаю: Олег жил в "Доме большевиков", через дом от нашего. Он и сейчас стоит. Его где-то в 30-х построили, как говорят, для старых большевиков. В нем отдельные квартиры, редкость для тогдашней Москвы. Тогда я не задумывался, а теперь интересно: предки Олега наверняка носили фамилию "Царский". Они тоже были "старыми большевиками?...

Что Фотограф нам говорил, сколько мы к нему проходили, убей - не помню. Зато хорошо помню, что именно у него я научился в темноте наматывать пленку на спираль, проявлять, печатать карточки, размешивать растворы. Я впервые увидели в его комнатушке это чудо: появление на фотобумаге изображения. Под красным фонарем, в полумраке, с плесканием растворов в ванночках...

Естественно, о каких-то денежных отношениях не было и речи, занятия Фотограф вел безвозмездно. Ну, или почти безвозмездно. Мне было тогда лет одиннадцать, я был опытный "лазутчик". То есть умело ориентировался в выселенных домах. Из барахла, что я нарыл, имелись у меня два старинных широкоформатных фотоаппарата с надписями на корпусах на нерусском языке. Такие крупные, с кожаными "гармошками". Фотограф попросил, чтобы я показал их ему, и я принес. Он предложил поменять их на узкопленочный фотоаппарат "Смена". Я не отказался. Потом кто-то мне сказал, что я дурак, ибо выменял раритетные "Хассельблад" и "Роллефлекс" на советское дерьмо стоимостью пять рублей. Фотограф, мол, дуря детей, разживается. По слухам, он много раритетных камер таким способом заимел.

Я, конечно, пожалел о своем неравном обмене. А теперь думаю: какой я был умница! На черта мне были эти хассельблады, если я не мог на них снимать? А на "Смену" я снимал! Пленка стоила всего-то 35 копеек, и я реально учился фотографировать. И Фотограф меня это делать научил! И еще: люди, съезжая из старых квартир, германские "раритеты" выбрасывали, я лишь подбирал их. Что легко достается, еще легче теряется. Таков закон. А вот приобретение мое, начальные сведения о ремесле, - капитал бесценный!

Настя

Она была "патентованная" сумасшедшая. В те времена бытовало убеждение, что человек, серьезно причитавший Ленина или Маркса, наверняка сойдет с ума. Почему? А потому что там якобы такие зауми сокрыты, что не приведи Господь! Видимо, Настя вчиталась...

Она жила на углу Большевистского (теперь Гусятников) и Большого Харитоньевского переулков. Она любила собирать нас, маленьких детей и начинала ЧИТАТЬ. У нее всегда с собой были тетрадки. Надпись на обложке одной из них я запомнил: "Государство Всеобщего Благоденствия". Говоря современный языком, Настя была политологом. У нее имелась своя, доморощенная идея идеальной страны.

Возраст Насти был неопределенным. Теперь думаю, ей было не больше пятидесяти. Почему-то родители слушать ее бредни нам не запрещали. Мы слушали. И откровенно смеялись. Мы вообще воспринимали Настю как клоуна. А она... видимо, ей доставляло удовольствие вещать. Быть в центре внимания, пусть и лукавого...

Кое-что из теоретических измышлений Насти я запомнил. Она предлагала ликвидировать столицу и сделать в СССР тридцать столиц. Чтобы везде жилось одинаково. Еще Настя хотела многопартийности. Она вообще считала, что монополия на идею - главный порок нашей страны. Была у настии своя концепция и в экономике. Она по тем временам (это я, конечно, только повзрослев понял) была кощунственной: нужно насытить страну продуктами потребления. Дать людям все блага. Напомню: в те времена партийная установка было на "производство средств производства". Так сказать, "подведение базиса".

Если рассудить, Настя была демократкой. Почему такую "диссидентку" не упекли в психушку? Может, она все же умная была - и взрослых своими идеями не грузила? Или идеи у нее все же превалировали бредовые? Все теоретические построения Насти сводились к одному: нужно перекрасить советский флаг в голубой цвет. Это была Настина идефикс. Она была убеждена, что голубой флаг способен будет изменить мир к лучшему. Помните из Бараташвили: "В жертву голубым цветам голубого не отдам..." Уточню: в те времена "голубой" вовсе не означало "гомосексуалист". Слово "пидер" в московском сленге ходило, а вот "гомиков" не было. Да, бытовали слухи о том, что на площади перед Большим собираются странные люди, но кто они и чем промышляют, мы не знали.

Настя читала "доклады" из своих тетрадок как заправский член ЦК на каком-нибудь съезде. Истово и деловито. Она была абсолютно убеждена в правоте своих идей. Ну, прям пламенный революционер!

Мать сказала как-то, что у Насти тяжелое прошлое. Якобы она лет десять провела в каких-то лагерях. Я думал, речь идет о лагерях пионерских и вовсе Настю не жалел, ибо и сам все летние месяцы пропадал в лагерях. Там, среди природы и разномастных занятий было очень даже весело! Как-то, я помню, привезли фильм под названием "Вий". Ой, визгу-то было! Кино до конца не показали, испугались, наверное, что дети в ступор от шока войдут. А ведь теперь старый "Вий" на фоне современных триллеров смотрится как добрая и прикольная сказка...

Конечно, никогда я теперь не узнаю, ни что Настя пережила, ни чем она закончила. Уже став юношей, я ее встречал. Она все ходила со своими тетрадками. Не знаю, приставала ли она с ними к детям.

Позже, уже в зрелом возрасте, я узнал неписанный закон: один блаженный всю деревню спасает. Наша Огородная слобода, конечно, не деревня. Но все же наше существование было довольно компактным. Настя в сущности была обыкновенной городской сумасшедшей. И знаете... она воспринималась нами, детьми как нечто естественное, целесообразное. Снова вынужден сказать: детские сердца знают истину.

Дядя Леша

Его звали Алексей Иванович Шувалов и он был нашим соседом. Коммуналка наша по тогдашним меркам небольшая: четыре комнаты - четыре семьи. В одной из комнат жил дядя Леша, его жена Мариванна и еще их внучка Наташка, моя ровесница. Дочка Алексея Ивановича, видно, по молодости согрешила, потом обрела семью, а ненужное дитя сбросила предкам.

Алексей Иванович работал телевизионным мастером. С раннего утра и до позднего вечера он пропадал на работе. Приходя с работы, он ел на кухне, а потом садился на обувной ящик возле своей комнаты, своеобразную завалинку, и молча курил. В выходные он курил на "завалинке" целый день. Такой сухонький-сухонький маленький старичок. Теперь бы я его сравнил с буддистским монахом, ушедшим в нирвану. Дядя Леша, мне кажется, был великий философ. Потому что понимал, что молчание - величайшая благодать человека. Лишь изредка он что-то изрекал, например: "Да-а-а-а... жизнь - это не тит твою мать!" Или: "Вот живешь, живешь... а чего ради живешь?"

Мне кажется, он целиком выкладывался в ремонте телевизоров. Советские телевизоры ломались часто, и работы наверняка хватало. Что я про него знал? Фронтовик, но никогда не кичившийся наградами. Возвращаясь с войны, прихватил в Житомире жену, хохлушку. Мариванна была полной противоположностью своему мужу - шумная и склочная. Ну, типичная "мариванна" московских коммуналок!

В фильме "Покровские ворота" коммуналка несколько романтизирована. Хотя - и это истинная правда - дух коммунального мира передан блестяще. Бурлеск. Суета, броуновское движение, и все люди, люди, люди... Но все-таки "воронья слободка", воспетая Ильфом и Петровым, ближе к образу настоящей коммунальной квартиры. Кто жил в коммуналке или до сих пор живет, согласится, что... короче, в отдельной квартире все же несколько лучше. Это я мягко говорю, чтобы никого не обидеть.

Одно из ярчайших впечатлений детства - смерть дяди Леши. Он как всегда с утра присел покурить. Я как раз собирался в школу. Вдруг дядя Леша сказал: "Машенька, мне что-то нехорошо..." Мариванна на него накричала: "Ну ты, старый .... Нечего тут рассиживаться. Одевайся - и иди!" Он безропотно попытался одеть пальто. Вдруг стал лихорадочно хватать воздух ртом, хрякнул как-то нелепо и присел на "завалинку": "Все, Маша..." Он побледнел. Мариванна что-то кричала еще. Он завалился на бок и блаженно прикрыл глаза. Мать меня схватила за голову и отвернула мое лицо в сторону.

Мариванна после этого жила еще много-много лет. Мы с ней повоевали немало и от души. Когда я уезжал (поменял свои две комнаты на однушку в спальном районе), она была еще бойкой теткой. У меня такое чувство, что и меня она наверняка переживет.

Тетя Клава

Она тоже была нашей соседкой. И подругой моей матери. Тетя Клава (Клавдия Семеновна Коростылева) жила в комнатке со своей старенькой матерью. Она была незамужней, детей у нее не было. Мы жили в комнате вчетвером: я, мама, отец и бабушка, Наталья Даниловна. Когда тетя Клава съехала, ее комнату дали нам. Правда, к тому времени умерла бабушка, спился и умер мой отец. Но две комнаты - это уже шик! У меня появилась своя комната, целых 15 метров.

Тетя Клава мне запомнилась потому что она была святая коммунистка. Она безраздельно верила в светлое будущее, которое обещала нам партия. И следовала заповедям строителя светлого будущего.

Она говорила: "У нас обязательно будет радостное время! Партия заботится о нас, главное - честно трудиться..." Тетя Клава была каким-то научным работником, интеллигентом. У нее было много книг и она давала мне их почитать. Особенно я любил читать старые подшивки "Огонька". Точнее, картинки смотреть. У тети Клавы этих подшивок, в твердом переплете, хранилось много. В основном подшивки были сталинской эпохи. Скажу откровенно: Сталин в тогдашней прессе присутствовал меньше, чем Путин в нынешней.

Тетя Клава стояла за правду. Именно она первая сообщила мне, что умер мой отец. Отец был запойный пьяница и подолгу с нами не жил. В Даниловской слободе, в полуподвальном этаже двухэтажного деревянного барака жила его мать, моя вторая бабушка. Мать с ней что-то не дружила, а потому со второй бабушкой я общался нечасто. Когда отец уходил в запой, он уезжал к своей матери. Как-то его не было слишком долго, полгода. И вот сидим мы на кухне, чай пьем... и вдруг тетя Клава возмущенно говорит: "А ты знаешь, что отец твой умер?" Мать от меня это скрывала, не хотела меня травмировать. Но дети много понимают и видят, потому что их глаза лишены шор. Я знал, даже свидетельство о смерти случайно как-то нашел. Ответил: "Знаю..." и убежал. Мариванна крикнула вдогонку (она не пила с нами чай, но крутилась у плиты): "Ну и хорошо что помер. В трамвае, как собака!" Отец на самом деле умер в трамвае маршрута "Аннушка". Заснул пьяный - и не проснулся.

У тети Клавы были друзья, армяне. Не знаю уж, откуда они у нее взялись, но из Армении они приезжали часто. Однажды, когда они приехали, тети Клавы и ее матери не было. Армяне ночевали у нас. Помню, они разговаривали с матерью поздно вечером, а я никак не мог заснуть. Один из них прошипел: "Молчи, мальчик, а то зарэжу!" Он шутил. Несмотря на такие "закивоки" я и тетю Клаву, и ее армян уважал. Почему? Мне кажется, они-то как раз зла не держали.

Эдик

Через два года после того как умер мой отец, в нашей семье появился другой мужчина. Когда мама впервые привела его в дом, я закрылся в ванной и горько плакал. Эгоист... Не знаю, правильно ли я поступил, что так и не назвал его отцом, так к нему и обращался: "Эдик". У него были две дочери от первого брака. Первая не якшалась с ним вообще. Вторая, Лена, часто заезжала в гости. Она только что вышла из тюрьмы. Сидела, как говорили, "за то, что выписала не тот рецепт". Ну, а что тан на самом деле было - никто толком не знал. Возможно, Эдик переживал, что приемный сын так его отцом и не назвал. А я... трудно сказать, как я к нему относился. У меня все же была своя комната и я мог строить свой мир.

Когда Эдик не пил, он читал. Много читал, всевозможной литературы, преимущественно мемуарной. Когда выпивал (обычно вечером бутылку портвейна), любил поговорить. В том числе и с Мариванной. За эти "беседы" Мариванна пару раз упекала Эдика на пятнадцать суток. Она умела "заводить" людей, бесить их... Но трезвый Эдик был сама кротость. Он, мне кажется, и пил-то потому что хотел преодолеть застенчивость. Как Есенин... Эдик много рассказывал про военное время. Можно сказать, он был "ходячей энциклопедией" военной и послевоенной Москвы.

Звали "Эдика" Эдуард Вацлавович Габлер и он был поляк. Его мать, как он говорил, была когда-то майором КГБ. С сыном мать не общалась, что тоже было странно. Отца его расстреляли. Эдик утверждал: за то, что был участником казни царской семьи. Что у него случилось с матерью, не знаю. Были, видно, какие-то "темные делишки". Не один раз по пьяной лавочке Эдик слезливо рассказывал, что мать имела доступ к хлебным карточкам. И, можно сказать, на карточках они "делали бизнес". Эдик мог с карточками прийти к гостинице "Метрополь" и взять любую женщину. Там была "московская панель". Однажды к нему подошла женщина и запросто сказала: "Моим детям нечего есть. Пойдем, поеб...я..." По утверждению Эдика, он отдал той женщине все карточки, что у него были. Ну, а что там было на самом деле... Ну, как относиться к Эдику после эдаких откровений? Если верить рассказам, Эдик был "золотой молодежью" того времени. Как-то к ним пришли с обыском, кто-то на них стукнул. Рыскали долго, но ничего не нашли. Уворованные карточки спрятаны были под половиком в прихожей. Если бы их нашли, обоих расстреляли бы. Была война, не до церемоний... Эдик и в армию успел в конце войны попасть. Утверждал, что его призвали в Войско Польское. Только повоевать не успел.

Эдик работал в типографии вместе с матерью; слесарем - станки чинил. Матершинник он был редкий. В общем, рабочий класс. Ненавидел ил я его? Не знаю... скорее всего, презирал. Теперь я думаю по поводу Эдика немного иначе. Он все же преподал мне суровые мужские уроки. Я учился отстаивать свое достоинство. Никогда Эдик на меня не давил, не унижал меня. Когда я повзрослел, он меня, в общем-то, побаивался.

Эдик пережил мою мать. Когда пришло известие о ее кончине в больнице (я уже был женат, жена к коммуналке жить не хотела и мы теснились у ее родителей в спальном районе), Эдик пропал. Он ведь не был у нас прописан, имел комнату где-то в Чертанове. В сущности, он у матери типа столовался, хотя с матерью они все же были официально прописаны... Я ни разу не интересовался его судьбой, не связывался с его дочерью. Да и она на меня не выходила. Все как-то погано получилось, не по-людски...

Корни

Эта маленькая трагичная история относится к середине 90-х. Поскольку растет молодой человек, чья судьба может зависеть от предания гласности имен, этих имен я не приведу.

Я его знал плохо, но все же знал. Он был на десять лет младше меня, но у него была старшая сестра, моя ровесница. Они жили этажом выше. Сестра была какая-то невезучая: в детстве ее сбила машина - да так, что она с год ходила на костылях. Поступила в институт, не закончила. Мыкалась по разным работам, но нигде не задерживалась. Дважды (я уже знал об этом понаслышке) неудачно вышла замуж. Теперь она живет одна.

А у младшего ее брата все складывалось наоборот удачно. Престижный ВУЗ, красный диплом, потом НИИ в центре Москвы. Весь в науке, за диссертацию взялся. Женился, очень скоро родился сын. А тут еще радостная новость: нашелся маклер, который их коммуналку смог расселить. Жизнь удалась! Вот я, к примеру, свою коммуналку расселить не смог. Нанятый мною маклер не смог договориться с родственниками Мариванны, которые настолько обнаглели, что требовали за комнату своей бабушки больше, чем я за свои две комнаты. Я поменялся напрямую - как уже говорил, на однушку близ МКАД. В общем, мне не повезло с соседями. А им, сестре и брату с верхнего этажа, подфартило.

Молодая семья уже въехала в новую квартиру, в престижном районе Крылатское. Обустраивались, покупали мебель (в те времена, напомню, квартиры давали с полной отделкой). Как-то вечером он сказал красавице-жене: "Поеду-ка, последний раз на родные пенаты посмотрю..." Поцеловал сынишку и пошел в метро. Он не вернулся. Ни вечером, ни утром. На следующий день его нашли в пустой старой квартире повешенным. Именно в том углу, где стояла его детская кровать.

Признаков насильственной смерти следователь не обнаружил. Протокол однозначно утверждал, что налицо суицид. Люди, которые его знали, старались не говорить о произошедшем. Царило напряженное недоумение. В воздухе витало возмущение: "Надо же, молодую женщину с младенцем оставил!" В конце концов, успокоились на мысли: "Наверное, крыша съехала..." Через пару лет историю забыли. Ее вообще постарались истереть из памяти, как зараженный вирусом файл с жесткого диска.

Яузская улица, 1.

Улица Машкова. Точный адрес не помню.

Колпачный переулок, 10. Что характерно, этот уголок и ныне выглядит совершенно так же.

Покровка, 23.

Даев переулок, 3.

Черниговский переулок, 11.

Молочный переулок, 7. Теперь здесь снова Зачатьевский монастырь.

Покровка, 43.

Могу только предположить, что это Большой Каретный переулок.

Без версий. Не знаю. По крайней мере, можно разглядеть, как тогда выглядели детские площадки.

Потаповский переулок, 8.

Где-то в районе Таганки.

Гусятников (Большевистский) переулок, 4.

По крайней мере хоть здесь нет вопросов с идентификацией: Чистопрудный бульвар, 15.

Просто бельё. Без адреса.

Малый Кисельный переулок, 3.

Улица Машкова, 16. За спиной -- Машковские бани.

Малый Златоустинский (Малый Комсомольский) переулок, 5.

Как это ни странно, прекрасно помню адресок: Печатников переулок, 3.

Малый Харитоньевский переулок (улица Грибоедова), 7.

Рождественский бульвар, 25.

Трудно сказать...

Покровка, 17.

Тетеринский пепеулок, 18.

Первый Обыденский переулок, 3.

Улица Чаплыгина, 10.

Без адреса.

И снова не помню.

Даже вероятное местоположение указать не могу.

А вот здесь -- могу, причем, с абсолютной точностью: Крапивенский переулок, 4.

Тоже абсолютно помню: Чистопрудный бульвар, 1А.

Покровка, 17.

Николоямская улица, 19.

Мой родной переулок Огородная Слобода (Стопани). Дворец пионеров имени Крупской.

Где-то в районе Таганки.

Серебрянический переулок, 4.

Сретенка, 11.

Тоже где-то в Сретенских дворах.

Не помню.

Ордынский тупик.

Мясницкая (улица Кирова), 21.

Сретенский бульвар, 6. Дом "Россия".