Счастливые парижане

...Можно сказать, парижане на нее молятся. Она стоит на бугре - беленькая, аккуратненькая и в чем-то неземная. Под ней простирается хутор со столь странным для Придонья названием. Парижский приземлен, весь в скотине, в птице и в легкой испарине от домашнего навоза.

Нет, бугор украшает не церковь, а школа. Парижская основная школа. Хутор Парижский, самый северный населенный пункт Ростовской области, стоит он на отшибе, и как здесь принято говорить, “петух в Париже на три области поет”. Этот кусочек Земного шара клином рассекает Воронежскую и Волгоградскую области, и, если глянуть на карту, кажется от заброшенным уголком. Но как в таком уголке всего два года назад появилась новенькая школа? Кругом приметы культуры только рушатся и разбазариваются, а здесь...

Историография Парижа (так по привычке хутор Парижский принято называть в округе) могла бы совсем утонуть в заблуждениях и нелепостях, так как коренные местные казаки почти были либо истреблены в войнах, либо разбрелись по Земле в поисках легкой доли. Париж заселили выходцы из других краев, в которых, как видно, дела еще сквернее. Часть нынешних парижан вообще убеждена в том, что свое имя хутор получил от казаков, которые в 1813 году вернулись домой после взятия того самого Парижа, после созерцания которого можно было бы и умереть (оставили же они французам лишь слово “бистро”). Но по счастью в районном центре, станице Казанской, нашелся грамотный историк и потомственный донской казак Алексей Улитин, который знает суть.

Правда порой сермяжна, но она в своем обнажении чиста. Эти места действительно принадлежали Всевеликому войску Донскому, и использовались они в качестве отгонных пастбищ. На них паслись табуны лошадей, которых готовили сначала для казачьих частей, ну, а после революции - для Красной армии. Будущий Париж веками оставался последним клочком Дикого Поля, целины, к тому же земли эти активно удобрялись животными. Этот факт вполне объясняет удивительную плодородность парижских земель: урожайность пшеницы здесь превышает 55 центнеров с гектара. Конечно, здешние поля далеки от Елисейских, но в чем-то, получается, круче. Здесь в старину был и хутор, только он был значительно меньше и назывался Медвежьим - по аналогии с “медвежьим углом”; даже испытанные в боях донцы смотрели на Париж как на край Света.

В начале прошлого века, после раскулачивания и расказачивания (и то, и другое заканчивалось, как правило, бойней), организовалась здесь сельхозартель “Парижская коммуна”. Тут-то и появился Парижский, как производное от коммуны. После войны хозяйства здешнего куста объединили в громадный совхоз “Шумилинский”. Горькая ирония истории заключалась вот, в чем: хутор Шумилинский стал прародиной Верхнедонского восстания 1918-19 г.г., того самого, рассказ о котором стал сюжетной канвой бессмертного романа “Тихий Дон”. Репрессии были страшны. Думаю, Вы понимаете, почему население Парижа составляют выходцы из Воронежской и Волгоградской областей. Коренных-то казаков осталось с гулькин нос.

В 80-х годах прошлого века 3-е, Парижское отделение совхоза-гиганта преобразовали в самостоятельный совхоз, который назвали “Северодонской”. Ныне это предприятие разгромлено.

Над Парижем много летают. Не на фанере, конечно (хотя иногда пролетают и фанерные “кукурузники”), а на современных авиалайнерах. Дело в том, что над Парижем пролегает трасса, связывающая Москву с Сочи. Поскольку это любимый маршрут президента, он, считай, Париж знает не хуже, чем приемчики дзюдо.

Население Парижа - 300 человек. Власть находится в другом хуторе, Новониколаевском, в 18 километрах от Парижа. В хуторе Парижском нет газа, зато сюда идет хорошая дорога, отсыпанная гравием. Четырежды в неделю из Казанской в Париж ходит рейсовый автобус. Так же трижды в неделю привозят хлеб. Еще здесь есть Парижский клуб и, как говорилось, Парижская школа. Экономика Парижа - занятный сюжет, так как, несмотря на разруху, Париж почти что процветает. За счет чего - тема особая, ее коснемся, но чуть позже. Пока же - о школьном парижском чуде.

Директор Парижской школы Ольга Курлынина родом из Татарстана и проживает в Париже 13 лет. Когда ее родители развелись, мама уехала по переселению в Волгоградскую область. Сначала жила Ольга в большом городе Волжском, но однажды с мужем Юрием приехали они погостить к родственникам в хохлятское село Солонка (это самый близкий к Парижу населенный пункт, находится он в Волгоградской области), и здесь Курлынины “раззавидовались на сельскую жизнь”. Но попали-то они не в Солонку (где, кстати, положение с экономикой намного хуже, чем в Париже), а сюда. Ольга пошла преподавать в школу, муж устроился механизатором в совхоз. Через пару лет совхоз-то как раз и развалился. Теперь Юрий работает в великолепной здешней школе сторожем. Трудился он одно время у одного из местных “кулаков”, фермера Чижикова, но тот постоянно обманывал, обещая златые горы, но на деле платя гроши, и решил Юрий порвать с крестьянско-батрацкой долей. Но этот Чижиков не такой уж бессовестный зверь. У семьи Евдокимовых, беженцев из города Грозного, сгорел дом. К тому же умер кормилец, который тоже работал в наемниках у Евдокимова. Этот фермер нашел возможность и предоставил семье (она состоит из вдовы, учительницы Натальи Николаевны и двух ее детей) для временного проживания один из своих домов.

А школа долгое время находилась в бывшей квартире директора совхоза. Условия, ясное дело были не ахти, а учились в этой халупе 78 детей. Однажды, 96-м году, приезжал в райцентр некий большой начальник областного масштаба. До Парижа он, конечно, не добрался, но в Казанской встретился с общественностью, среди которой затесались и парижане. Учителя, ведомые Курлыниной, отважились заговорить о своей школе, о трудностях учительского быта, и, кстати, о том, что в хуторе есть перспектива на рождаемость. Чиновник сделал в своем блокноте пометку и уехал. Аккурат на носу были выборы и парижане подумали, что зря только бузили.

Удивительно, но через три года в Париж приехали строители и начали копать котлован. Они говорили, что действуют по приказу министра образования области. Правда, когда заложили фундамент, все бросили и уехали. Сказали, что финансирование кончилось. Ну, подумали парижские учителя, поигрались в политику - и буде. И стали благоустраивать директорскую халупу. Однако тогда в районе был очень совестливый глава, А. Крамсков. Он вооружился политикой сохранения всех сельских школ и добился-таки, чтобы стройка была продолжена. Строители вернулись, поднатужились - и 1 сентября 2003 году белокаменная парижская красавица распахнула двери. Правда, вошло в эти двери всего-то 23 ученика. Парижане, не веря в то, что новая школа будет, перестали рожать. Зато в школе этой имеется целых 5 компьютеров. Считай, компьютерная плотность - по штуке на четверых, включая учеников младших классов. Большинство российских (и даже городских) школ этому факту наверняка позавидуют.

Теперь понемножку - но рожать стали. Правда, один бастион парижане потеряли. Из-за образовавшейся “демографической ямы” закрыли детский садик, а в здание детсада переделали под клуб. В общем-то перспективы на рождаемость в Париже есть, но все равно число учеников в течение нескольких ближайших лет не превысит 30.

Казалось бы, в Париже, куда в советские времена пригоняли работать криминальные элементы (порядочных-то не загонишь!), должна быть преступность. Но в криминальном плане на хуторе тихо. За последние 20 лет здесь не было ни одного убийства. Разве только в прошлом году на большаке разбился насмерть на машине молодой парень, но это просто несчастный случай. И с воровством в Париже тихо. Кстати: за время пребывания в Париже лично я не увидел ни одного пьяного - это прям феномен какой-то. Самое тяжкое преступление за последние пять лет - разбор на части иномарки типа “Запорожец”. Какой-то заезжий чудак оставил на дороге сломанный запорожец, его мужики-то за ночь и раздербанили на запчасти. Парижане искренне поверили в то, что эту развалюху бросили. Приехал участковый, и, что характерно, все запчасти по домам-то собрал. Мужики соорудили “Запорожец” снова, и, что характерно, он даже ходовым стал. То-то чудак обрадовался! Участковый инспектор, Виктор Олейников, - очень ответственный человек, и, хотя он живет в хуторе Новониколаевском, в Париж заезжает часто - проверяет, все ли здесь живут по прописке.

Не так давно один из подвыпивших парижан сильно стучался в чужой дом, так Виктор Иванович (участковый) успел приехать и образумить типа. Откуда узнал - никто не понял, ведь в Париже мобильной связи нет. В общем - порядок в Париже есть.

Парижское казачество тоже могло бы поучаствовать в правопорядке (тем более что в других хуторах и станицах Дона казачьи дружины довольно сильны), но с ним вышел казус. Едва казачеству было позволено возродиться, хуторским атаманом выбрали бывшего секретаря парткома совхоза. Но как-то в казаки записываться не торопились, и атаман пошел, как и многие в наемники к одному из фермеров. На сем парижское казачество истощилось.

Теперь о парижской экономике. Сейчас она держится на фермерском движении. Совхоз-то развалился, но это послужило развитию частного крестьянского бизнеса. Фермерских хозяйств в Париже сейчас аж 39 штук, но они разные. Есть мелочевка, по 5-6 гектар, а есть и “монстры”, у которых во владении по 500 га и больше. Нанимают рабочую силу, естественно, только крупные (в плане количества обрабатываемых земель) хозяева.

Кстати, фермеры в какой-то мере решают проблему социальной стабильности. Они берут под опеку местных неблагополучных элементов, так называемых “бомжей”, к себе в работники. Есть например, такой тунеядец по кличке “Чика”, так его взял к себе фермер Стас Казаев. Другого бича приютил фермер Дмитрий Селиверстов.

Самых крупных хозяйств три. Это “Возрождение” Ильи Чижикова, “Верный путь” Василия Кремнева и “Парижский” Николая Панина. О фермерах говорят по разному: некоторые называют их трудягами, некоторые “кулаками”, некоторые и того хуже. Я лично придерживаюсь “кулаков”, так как по странным меркам они и есть кулаки, ведь они используют наемный труд. Глава Новониколаевской сельской администрации А. Кузнецов, кстати, заметил, что до “кулаков” парижанам еще расти и расти. Еще глава добавил, что нигде земля не брошена - и в этом соль.

Мрыховские таланты

- ...Сережа Михайлов (он сейчас - завклубом) учится в “Кульпросвете”. Он - гордость моя, я его в нашем Мрыховском хоре на гармошке учила играть; совсем он маленьким был, а теперь вон какой казак вымахал! Это я его уговорила в завклубы идти; мать его шибко не хотела, считала культуру “трулюлюшками” (бездельем, то есть). А ведь мы должны человека уговорить, чтобы он пришел - не только сидеть, слушать, но и выступать! А человека жена не пускает, или наоборот - муж жене запрещает идти в наш хор. А на концерты все любят ходить...

...Мрыховский народный хор, исполняющий казачьи песни и пляски, некогда прогремел на всю страну. Целые экспедиции приезжали в хутор, затерявшийся в степях Придонья, и записывали, записывали... Кое-кто даже диссертации защитил на здешнем редкостном фольклорном материале. А здесь, во Мрыховском, просто издавна любили песни “играть”, да танцевать. Ну, а человек, который всю эту песенно-танцевальную махину расшатал, заставил таланты испускать свое творчество, как из рога изобилия, всегда старался держаться в тени. Да и сейчас Ольга Васильевна Пономарева не выпячивается, достойно молчит. А если и выражает эмоции - то только песней. Сплясать трудновато, в прошлом году два раза ломала позвоночник, вот и двигается с трудом, превозмогая боль. Сидеть не может, только стоять или лежать. Даже в автобусе - и то ездит стоя.

-...Да, жизнь не кучерявая. Еще и не знаю, как Господь держит... Да сын еще Иван Иванович... Сейчас не работает, рассчитался. Был слесарем, да чего-то у него там не заладилось. А ведь и он, по стопам отца своего клубом нашим одно время заведовал, да выгнали его - тоже, как и отца - за пьянку. Не хотела я замуж-то выходить... А вон он идет, “радость моя в коробочке”!..

- Да ты чего, мамань, я чуточку. Праздник, святое.

- У тебя кожный день святой.

Иван Иванович, пьян вовсе не чуточку, но настроен добро. Ведет себя пристойно, но в разговоре постоянно хочет встрять с импульсивными ремарками. Блондинистый парень (так и хочется назвать “парнем”, хоть и пятый десяток лет топчет родную землю), по виду повеса, но сильно помят жизнью. Так в бобылях и ходит, хотя невесты когда-то вились. После армии говорил: “Погуляю ишшо...” Потом, как видно, вошел во вкус гулянки, а сейчас и даром никому не нужен. В общем, боль для Ольги Васильевны дополнительная. Последнее место работы - крестьянский кооператив “Казачий”, единственное предприятие Мрыховского хутора. Наверное, и поэтому Ольга Васильевна так тепло говорит о Сережке Михайлове, который со всех сторон пример. Хотя, если задуматься, в Мрыховском его таланту много ли простору?

У Пономаревых не самый бедный, но и не шибко завидный курень. Внутри чисто, прибрано. Над ковром, на гвоздях, вбитых в глину, висят портупея, фуражки. На столе лежат книги о казачестве. Видно, Ивану Ивановичу не чуждо его прошлое. Но вот - будущее...

Вообще Мрыховский хор численно сокращается Сейчас в нем активных артистов 14 человек. Старики уходят, а молодежь... она бы с удовольствием, но молодые стараются в Мрыховском не задерживаться - нечего здесь делать-то. На старых фотографиях артистов можно насчитать до 50-ти, Ольга Васильевна мне с удовольствием на карточках с обтрепанными краями показывала самых из них талантливых. Например, был гениальный бубенщик (ведь и на бубне можно играть виртуозно) Костей Костеевич Меркулов. Был и скрипач свой, Гавриил Осипович Мрыхин. Скрипку донские казаки любили с особенной нежностью, не токмо шашками махать умели. И родные дядья Ольги Михайловны, Петр Михайлович и Иван Михайлович Меркуловы были в хоре запевалами. Их нет уже. Но и сейчас, среди молодежи есть замечательные таланты. Это внучатая племянница Ольги Михайловны, Дарья Сушнина. Еще Валя Бирючкова. Они хорошо поют, играют. Сережка Фомичев - тоже способный мальчик, сейчас балалаечной игре учится. Ольга Михайловна и сейчас, несмотря на возраст и здоровье, ходит учить казачьей культуре школьников. Как они переходят в пятый класс, Ольга Михайловна начинает нащупывать у них таланты. Школа находится в хуторе Мещеряковском, здешнем административном центре. Там же и дворец культуры, куда мрыховцев приглашают на самые важные мероприятия.

В Мрыховском, как я говорил, в плане цивилизации кроме клуба не осталось ничего. Он хоть и растянут, длина его около шести километров, населения в нем осталось не больше 140 человек. Может и вольное теперь жилье ( в том смысле, что от соседа к соседу на лошади минуты три ехать), да какое-то квелое. А ведь когда-то Мрыховский называли “Малым Китаем” - так много здесь жило народу. Но чем в этом смысле Мрыховский отличается от большинства русских весей?

Основал по преданию хутор отставной генерал Мрыхов, которому эти земли дали за военные заслуги. Изначально было здесь семь куреней, а перед последней войной хутор разросся здорово, даже несмотря на то, что в Гражданскую войну число мрыховских казаков здорово подсократилось.

Дед Ольги Ивановны, Аникандр Меркулов, был хуторским атаманом. Жила семья Меркуловых небогато, наемных работников не имела, хотя и держала много лошадей и быков. Вместе, всей семьей, ходили собирать в степи камни для стен, вместе косили. В те времена в атаманы выбирали не за довольство, а для того, чтобы верховодил человек примерного поведения: чтобы хозяином был радетельным, и семьянином крепким. После того, как в 19-м Красная армия подавил восстание казаков на Верхнем дону, его расстреляли. Прямо на глазах жены и детей. Сначала выпытывали, где деньги и хлеб, ну, а после порешили - его, да сноху (дочь старшего сына). С тремя детьми! Их затоптали копытами... Но тогда, как известно, в огне Гражданской войны брода не искали, и горнило войны поглотило многих.

Маме Ольги Ивановны было тогда семь лет. Через несколько месяцев после расстрела деда умерла (от неудачных родов) бабушка, вдова атамана. Красные ее и пожалели-то только потому, что “тяжелая” была. Но курень красные сожгли, выбросили атаманскую семью на улицу. И вот, что странно: Елизавета Аникандровна до сих пор считает 7 ноября большим праздником, наподобие Дня Победы. Она, хотя ей уже под сто лет и потеряла зрение и слух, жива, а ухаживают за ней внуки. Живут они, кстати, в новой хате, отстроенной аккурат на месте сожженного когда-то атаманского куреня.

Песни Ольга переняла от матери и немного от отца. Она помнит, как отец полулежа “играл” песни положив ее, малышку, на свою грудь, и она тихонько подпевала. Ольга вообще легко песни запоминала, дар у нее такой. Отец ушел на фронт, там он выжил, но домой не вернулся: нашел себе новую жену, в Сибири.

Войну она помнит хорошо. На этом, правом берегу Дона стояли итальянские части, на том - наши. В ихнем курене жил главный над итальянцами - немец - добрый человек, который дозволял хуторянам носить еду русским пленным (их, когда перегоняли, ставили на ночлег под грушами во дворе). Кто-то на него наговорил, и немца этого услали в Сталинград, а прислали нового немца, злого. Он детишек и стариков к пленным не допускал. Помнит Ольга, как она по младенческой глупости кричала, когда над хутором пролетали самолеты: “Мамка, слухай, как музыка грает!” А это свистели падающие бомбы...

Юной девушкой стали Ольгу уговаривать выйти замуж. Девка она была статная чернявая - истинная донская казачка. Да в жены не хотела идти:

-...Но нашелся жених из хутора из хутора Подгоры. Вася его звали. Он свататься пришел, а я его и знать-то не знала. Уговорили меня, а, когда надо было “стенки глядеть” (это невесту в дом к жениху приводят, чтобы знала, какое надо приданое, чтобы курень украсить), нас посадили рядом, посидели мы - и договорились что на Троицу расписываемся. Перед росписью положено, чтобы жених у меня переночевал, а я не печи легла - и его не пускаю. И так всю ночь. Утром, как положено, все ж таки умыла его ноги в тазу, но пришли ко мне подруги - и я вдруг говорю: “Да, чего ты, иди домой! Не хочу я замуж...” На следующий день его родители пришли: “Мы потратились на водку, на уговоры...”

Отдали им деньги, и Ольга уехала в Каменск-Шахтинский, где устроилась на военный завод, в цех, в котором сколачивали тару под порох. Четыре года поколотила - и захотелось Ольге домой:

- Я в клуб любила ходить, песни любила, а вечерами по городу ходить было опасно. Хулиганов много. Вернулась - и замуж вышла...

За Ивана Васильевича Ольга тоже не хотела выходить, и как в воду глядела. Он сначала механизатором работал, а после его Мрыховский клуб попросили возглавить. Там-то он и спился. Ольга сначала при клубе работала уборщицей, а как его сняли, поставили завклубом ее. Случилось это назначение в январе 59-го и с тех пор свой клуб Ольга Васильевна не оставляет. Как подошел у нее пенсионный возраст, она добилась того, чтобы на клуб поставили ее сына, Ивана Ивановича. Он, пойдя по стопам отца, ушел от творчества, хотя в Народном хоре выступал с детства. Он пошел путями казачества, точнее, решил стать списочным казаком. Как видно заплутал немного на этих путях, хотя мать надеется, что все ж сынок окстится. Была завклубом и племянница Анастасия, но ушла она замуж в другой хутор. Теперь вот Сережка Михайлов: он парень старательный, любит творчество, людей, и старается, чтобы клуб всегда выглядел картинкой. Культурное учреждение, как-никак. Ольга Ивановна числится руководителем хора: других должностей, кроме технички, клубу не положено.

А хору исполняется скоро 50 лет. Виновата в его создании не только Ольга Васильевна, но и... Октябрьская революция. Попросили как-то Ольгу Васильевну к 50-летию советской власти придумать что-нибудь фольклорное, а получился у нее целый казачий хор, получивший по заслугам звание “народного”. Других коллективов подобного типа, кроме разве хора ветеранов при РДК, в Верхнедонском районе сейчас нет. Здесь, в Мрыховском, как говорится, сошлись воля начальства и творческий потенциал хуторян. Особо придумывать (в смысле репертуара) и не надо было, так как песенный и танцевальный фольклор здесь - это жизнь. Хор - постоянный участник праздника “Шолоховская весна”, проходящего в Вешках. Колесили они по стране немало, и отмечены были, и обласканы. Сейчас, может, времена не лучшие, потому как денег у культуры не стало вовсе, но мрыховцы готовы ездить даже за свои деньги - лишь бы люди у знали, что казачий край, легендарное Верхнедонье, воспетое Шолоховым, еще рано списывать. По мнению Ольги Васильевны казачий дух еще жив:

- Я по песням чувствую, что я - казачка. И по детям вижу, что это у них в крови. Учу их в школе танцам старинным - “карапед”, “полечка с каблучком”, “краковяк”, “галоп”, - и вижу, что движения у них получаются ладные, красивые. Уверена, их никто до меня не учил. А глаза-то у них как оживляются, когда песни старые слышат! Вот, заиграю старинную казачью:

“Уж вы, глазки мои, глазки,

Голубые вы мои глаза,

Где вы скрылись, глаза, удалились,

Мне вас больше, глаза, не видать...”

Вроде простые слова, а слезу у их вижу. Даже у мальчиков...

Над Тихим Доном

После развала советской власти установили на старом кладбище станицы Казанской монумент в честь убиенных красной армией донцов. Памятник в честь уничтоженных красных на главной площади станицы существовал еще с 30-х годов прошлого века. Поставлен он в память отряда Подтелкова и Кривошлыкова, расстрелянного в хуторе Пономареве 11 мая 1918 года (события эти, предварившие Верхнедонское восстание, в подробностях описаны в “Тихом Доне”.) Перед праздником Победы с памятника “белым” казакам украли табличку, так как она была изготовлена из цветного металла. С памятника “красным” казакам ничего не украли, так как ничего ценного на нем нет.

Нынешнее донское казачество особенное. Здесь теперь не принято делиться на “белых” и “красных”, просто существуют казачьи дружины, помогающие полиции в защите правопорядка. Это что-то типа народной дружины (потому что оружия не положено), только с зарплатами. Украденная табличка - громадный позор и одновременно иллюстрация сегодняшней жизни.

Кроме этой неприятной детали в Казанке (так любовно зовут свою станицу донцы) есть много более достойных фактов. Например, побывал я на обряде проводов в армию. Мало того, что служба в армии считается здесь почетной обязанностью - не по конституции, а по жизни - но еще и сами проводы здесь обставляются как праздник. Выступают глава Верхнедонского района, казачий хор, военком, да еще и подарки вручаются. Один из подарков странный, но древний, как само казачество: горсть родной земли. В старину считалось, что ежели казака убивают в бою, первой на него ложится земля родного Дона. Об этом на проводах думать не хочется, но слезы уж точно здесь мешаются с плясками и лихими песнями. Вот они, истинные краски жизни!

Молодые потомки казаков уезжают на сборочный пункт снабженные четырьмя казачьими заповедями: “Чтоб шашка блестела, чтоб в голове не гудело, чтоб добрый конь был строевой, да атаман удалой!” Пускай злободневны ныне лишь вторая и четвертая заповеди, все одно приятно.

Пусть знатоки спорят о том, мог юноша написать такое развернутое полотно, как “Тихий Дон” или он опустился до плагиата. Дело не в Михаиле Шолохове. Факт, что благодаря всего одной книге (“Поднятая целина” все же не в счет) край этот стал легендарным. Руководителям Верхнедонского восстания Павлу Кудинову и Харлампию Ермакову тоже было по 20 с хвостиком лет, тем не менее, они были уважаемыми на Дону казаками, заработавшими своим мужеством и своей кровью полные георгиевские банты и офицерские звания.

Сейчас принято считать, что прообразом Григория Мелехова стал Харлампий Васильевич Ермаков. Шолохов много с ним общался, уточняя детали событий. Ермаков (на сохранившихся фотографиях он действительно похож на турка - черняв и с орлиным носом) “избычив шею, покручивая ус” сосредоточенно слушал главы первой книги “Тихого дона”, которые ему самолично читал Шолохов. Каков конец у романа, Ермаков не узнал, так как 17 июня 1927 года его расстреляли.

Шолохов в четвертую книгу “Тихого Дона” ввел Харлампия Ермакова под настоящим именем - как персонаж - правда, изобразил его, полного георгиевского кавалера, как “хитрого, но не очень отважного воина”. Объяснение простое: писал он не только для донцов и для человечества, но и для товарища Сталина, который был первейшим и очень внимательным читателем шолоховской эпопеи. После расстрела Ермакова и многих тысяч других донцов, восставших против красного террора “за свой казачий порог и угол и за кизечный дым”, контрреволюционное дело завели и на самого Шолохова. Спас его добрый чекист-орденоносец Погорелов, который порвал ордер на арест и посоветовал молодому писателю ехать в Москву и просить справедливости у самого “вождя всех народов”. Одному Богу известно, почему Сталин пощадил Шолохова и даже пригрел, ведь книга-то раскрывает неприглядную страницу в истории большевизма. Сколько таких восстаний было на Руси! Но на них не нашлись свои “Шолоховы”...

Нынешний житель хутора Тубянского, страстный патриот родного Дона и краевед Алексей Иванович Улитин вспоминает, как когда-то, еще в 50-х годах, он выступал в одной из московских школ. Он рассказывал детям про быт донских казаков, про семью Мелехова, а после лекции к нему подошел директор школы и говорит: “А знаете, ведь у нас “Полюшка” работает. Она завуч. Давайте, познакомлю...” (Полюшка - дочь Мелехова, в романе она умерла.) Повел директор в учительскую - и показывает высокую, крупную женщину, и представляет: “Знакомьтесь, родная дочь Харлампия Ермакова...” Алексей Иванович очень теперь жалеет, что по молодости не записал ее адрес, даже имени не запомнил. Тогда ведь другое время было, про Ермакова Улитин не знал ничего и потому не придал значения мимолетному знакомству.

Теперь времена другие, в чем-то жестокие, но, без сомнения более справедливые, ведь можно ставить памятники белым, красным, зеленым, хоть каким - лишь бы удостаиваемые в террористы не записаны были. Сам Улитин, хоть и потомок казака, казаком считает себя условно. Ведь работал он учителем, секретарем райкома комсомола, корректором, журналистом. Большую часть трудового своего пути он являлся редактором районной газеты “Искра”. Одно время трудился в станице Вешенской, тоже журналистом. Там, естественно, встречался с Шолоховым.

Возможно, путь его был бы другим, так как мечтал он стать военным (что все-таки ближе к казачеству), да вмешалась в судьбу война. Тогда аккурат на левом берегу Дона стояли наши, на правом - итальянцы (немцы поставили сюда итальянские войска, не отличающиеся отвагой, потому что наступательных операций здесь не планировали). Родной хутор Улитина, Демидовский был на правом берегу; мальчики находили много боеприпасов, и однажды итальянская граната разорвалась в руках Алеши Улитина. В 14 лет он остался без руки и потерял слух.

Собственно, с Шолоховым Улитин беседовал только дважды. Михаил Александрович был человеком простым, но обласканным властями. Он сам был властью, а в Вешках среди начальства ходила поговорка: “нас много - а Шолохов один”. На памяти Улитина был случай, когда по прихоти писателя пострадал молодой специалист. К Шолохову часто возили иностранные делегации, и как-то попросил знаменитый донец привезти ему молочного поросенка. Зоотехник одного колхоза привез двухмесячного поросенка. Как увидел писатель хрюшку - и в гнев: “Ты чего привез! Молочный поросенок - это такой, который только молоко матери знает!” В общем, пришлось зоотехнику уволиться.

Первый разговор великого писателя и Улитина был задушевным. Михаил Александрович подробно расспрашивал Алексея Ивановича, где тот потерял руку, откуда родом, кто родители, какова их судьба. А во второй раз вызвал Улитина к себе. Когда Улитин пришел, он увидел, что Шолохов держит в руках свежий номер районной газеты “Советский дон” и гневится: “Вы, наверное, без брехни не можете?” Улитин приготовился к худшему, а писатель попер дальше: “Вы пишите, что кукуруза убрана по всему району. Я вчера был в хуторе Мещеряковском. Там десять гектар кукурузы стоят...” Впрочем, Михаил Александрович быстро остыл и напоследок сказал Улитину: “Езжай - и никаким начальникам в рот не заглядывай!”

На следующее утро Улитин, конечно, в Мещеряки. Видит: а там все убрано и пьяные механизаторы песню распевают: “Гуляет по дону казак молодой!..” Оказывается, к ночи пригнали на это злополучное поле два десятка комбайнов, а для настроения машину с водкой и закуской подослали...

В общем непростой был Михаил Александрович человек, но, без сомнения, гений. И счастливый человек был, так как жил без брехни. Почти все им написанное, включая даже агитационную “Поднятую целину” - правда. В этом, наверное и кроется загадка Шолохова. Оставь он после себя лишь рассказ “Судьба человека” - и тогда бы он вошел в историю мировой литературы.

Кстати, о хуторе Мещеряковском. Улитин мне рассказал, что на этом хуторе, да и на соседних хуторах (принадлежат они к одной сельской администрации) сейчас самое толковое казачество. Там казачья дружина не только следит за правопорядком, но и занимается с детьми: дружно благоустроили родники, прибирают мусор (что очень важно, а то шашками махать все любят, а бумажки подбирать порой и некому). К тому же казаки дежурят на Дону во время нереста рябы: отлавливают браконьеров. В России всегда почему-то получается, что в глубинке истоки всего самого лучшего.

Так живо казачество или нет? Улитин думает так:

- В свое время казаки сделали много. Они охраняли русские границы, и ничего за это с государства не спрашивали. Рождался мальчик - для него начинали готовить военную справу (обмундирование, оружие) - и все за счет семьи. Но и казачья земля за рожденного мальчика получала дополнительно восемь десятин земли. Главное, сейчас молодежи это интересно. И еще: если будут казачьи поселения по границам, казачество и не умрет...

Уникальна судьба предков Улитина; особенно он любит рассказывать историю своих бабушки и дедушки. А начинает Алексей Иванович всегда с Петра I. После подавления бунта, вождем которого стал верхнедонской казак Кондрат Булавин, часть войска, ведомая Игнатом Некрасовым, ушла в Турцию с заветом никогда не покоряться царю-ироду, а два отряда - Рванова и Головы (это реальные, исторические фамилии) сели на Сухом Донце, левом притоке Дона. Петр сплавлял флот, дабы взять Азов, и рвановцы с головцами нанялись нести по Батюшке-Дону службу по охране караванов. Почуяв запах поживы, воровски настроенные казаки однажды посбрасывали офицеров в Дон, а солдатам предложили перейти на сторону вольницы. На подавление очередного бунта был послан регулярный полк под командованием Долгорукова. Казаки потерпели обидное поражение, хотя на их стороне сражались их жены и дети. Казаков отлавливали, вешали на виселицах, установленных на плотах, а плоты пускали по Дону, в назидание “низовым” казакам. Но Петр поступил мудро он порешил, что, мол, пускай до Сухого Донца будет Россия, а после - Дикое поле. На границе Дикого поля он приказал основать монастырь, от которого остались лишь пещеры и развалины церкви. Петр рассудил: пусть казаки там, ниже монастыря озоруют, но знают, что в случае чего по Дону опять поплывут виселицы. Тем не менее до сих пор возле Казанки сохранилось местечко Дуванная поляна, названная так потому, что там казаки “дуванили”, то есть делили добычу.

Именно на границе, в самом крайнем казачьем хуторе Демидовском, называемом еще “Пограничная застава” родился Улитин. Грамоте он учился у монахинь разоренного монастыря, и до сих пор церковнославянский язык знает получше светского. Бабушка его была дочерью хуторского атамана. Прадед Улитина Арефий Прохоров был храбрым казаком, сражался на Шипке, и в заслугу получил в Демидовском большой кусок земли. Кроме земли и родников, правда, у Арефия ничего не было, но монахи помогли с обустройством и казак-герой построил большое хозяйство, в котором одних быков было 14 пар. А сын его Федор (хуторской атаман) не воевал, не любил работать, а лишь охотился да рыбалил.

У Федора было 14 детей, и старшую свою дочь он порешил отдать в монастырь - отмаливать его грехи. Имя ей дали соответствующее: Синкликия. Родные, правда, звали девочку Сикриткой. Девушка была с норовом и в 16 лет она до смерти влюбилась в молодого морячка Артема Долгополова, пришедшего на хутор со стороны России. Как она после говорила (а прожила Синкликия 92 года), “влюбилась я - как кошка...” Морячок, воевал под Цусимой, был в японском плену, в России его судили, но после наградили медалью.

Отец, услыхав о страсти дочери, оттаскал ее за косы и сказал: “За мужика не пойдешь, а пойдешь у меня в монастырь!” А Сикритка: “Лучше смерть от тебя приму, но по-моему будет!” Отец избил дочь до полусмерти. Слухи о романе казачки с мужиком дошли до Казанки, и вызвал Федора Прохорова к себе юртовой атаман Дронов. А еще он пригласил морячка. В управе он сказал: “Нут-ка, тулупы свои раскройте!” Федор заартачился, а морячок понял, в чем дело и раскрыл. Дронов и говорит: “Смотри, атаман: у тебя нет медалей, а у этого парнишки есть. Чего ж ты его в казаки не принимаешь? Варите самогон, через неделю свадьба”. И попала Синкликия не в келью, а на супружеское ложе.

Стал Артем Долгополов казаком, только счастье его с Сикриткой было недолгим. Скоро случилась Империалистическая война, потом революция, гражданская война... Во время Верхнедонского восстания он сражался на стороне “белых” казаков (которые, впрочем, были не “белыми”, а защищали себя, они просто хотели, чтобы их “кизечный дым” оставался нетронутым), после того, как корпус Буденного на Матюшинском лугу нанес казакам смертельный удар, отступил к Новочеркасску и умер от тифа в станице Морозовской.

Кстати, Синкликия Долгополова была ровесницей литературной Аксиньи Астаховой, полюбовницы Григория Мелехова. Только в отличие от вымышленной Аксиньи она не погибла, и понянчила внуков, сына и дочь Алексея Улитина. И даже правнуков увидала.

...Жизнь не вернется в старое русло, ни при каких условиях. Но дух казачий - он все же есть. В доказательство - маленькая заметка из газеты “Искра”:

“...жительница хутора Казансколопатинского Н. уехала со своим несовершеннолетним сыном по делам. Примерно в 10 часов соседка Н., П., увидела, как во двор Н. зашел некий мужчина, выставил из оконной рамы кусок фанеры и залез внутрь дома. Через некоторое время мужчина вытащил через окно во двор ведро картошки и вновь исчез внутри дома. П., видя эту кражу среди бела дня, решила отстоять имущество соседки. Она подошла к ее дому, забрала ведро с картошкой и подняла шум. Пришлось вору выбраться из дома и удалиться восвояси с пустыми руками...”

Ну, чем эта П. не казачка? Сама себе и казачья дружина, и атаман. То ли еще будет!

Каменные засланцы

Откуда это молчаливое чудо природы появилось среди Донских степей? Кто изъел геометрически правильными дырами гигантские каменные глыбы? И почему в радиусе пяти километрах от них нет ни малейшего признака человеческой жизни?..

-...Давайте назовем это просто: Макаровским метеоритом!

- Ага, это куда Макар телят не гонял. А гонял “телок”...

- Тебе все шутить. А ты, коль грамотный, скажи: откуда дыры такие в камнях? Как просверлены...

- Человечки просверлили.

- А, может, выжгло, когда эта дура в атмосфере летела...

“Макаровский” - потому что ближайший населенный пункт от феномена - хутор с одноименным названием. Мы, когда наконец, нашли это чудо, настолько были поражены, что сразу разгорелась дискуссия романтического толка.

...Легенд среди народа о т.н. “Каменном лесе” ходит много. Слышали про Каменный лес многие, но, кого я ни спрашивал, никто там не бывал. Пробивались к этому чуду природы мы по самодеятельной карте, нарисованной в станице Казанской местным фотографом и путешественником Михаилом Миловановым. Он вообще - страстный краевед, любит чудеса природы и Каменный лес стороной пройти не мог. Как фотограф, он мечтает на этих чудных камнях поснимать красивых девушек, но боится двух фактов. Во-первых, он пять раз пробивался к Каменному лесу, но всякий раз плутал, как отрок во Вселенной - и почему-то все по спирали, по спирали... Один раз они с другом намотали на спидометре 360 километров и выехали к станице, расположенной за две районных границы. Во-вторых там якобы какие-то странные ощущения накатывают, особенно при виде обилия гадюк, облюбовавших камни.

В шестой раз пытать судьбу Михаил отказался - сказал, что цифра недобрая. Но, слава Богу, снабдил картой. По его разумению это “нечто” - все же тело неземного происхождения.

Мы, отвернув от трассы и проехав до хутора Суходольный, преодолели хутор Красноармейский и брод, и конечно же, заплутали, потому как проселки то расходились лучами, то таяли в степных балках. В одном месте мы вообще завязли на своей “шестерке” в ручье, отчаялись совершенно, но с другой стороны перелеска услышали яростное рычание другого авто, которое завязло в том же ручье, только там он образовывал еще большую болотину, чем наша. Это был почтовый “УАЗ”, и храбрые почтовики, чтобы сэкономить горючку, срезали дорогу между хуторами, пользуясь своими “партизанскими тропами”.

Они-то и объяснили нам точно, где этот каменный лес найти. Оказалось, мы ошиблись всего на пару километра. Почтальоны оказались единственными людьми, встреченными нами на всем пути, и я посчитал это добрым знаком судьбы. Они в своем “УАЗе” прикрутили передний мост, мы нарубили и подстелили веток, в общем, и те и другие выбрались. Правда пришлось побарахтаться по колено в грязи.

Каменный лес открылся сразу и действительно поразил. Представьте себе: степи, изрезанные лесистыми овражками, однообразный и нудный пейзаж, и вдруг, среди степи, на краю балки, - россыпь гигантских камней, в несколько человеческих ростов высотой. Камни не разбросаны в беспорядке, а лежат рядами, хоть и неровными, но можно заметить, что расходятся ряды (их три) лучами. Центр - дубовая рощица и одновременно обрыв. От центрального ряда прямо в степь уходит некое подобие рва. Ров почти сравнялся с землей, но его абсолютно ровный луч, уходящий к горизонту строго на Север, легко различим по траве, которая жирнее, чем степная. Позже мы узнали, что здесь никогда никто не копал ни траншей, ни окопов, и, соответственно, не прокладывал дорог.

Пейзаж - как после извержения какого-нибудь вулкана. На много десятков километров вокруг ничего подобного нет, есть лишь меловые горы. По сути под черноземом - сплошной известняк, дно древнего океана Тетис. Но такова вся Русская равнина - от Питера до Ростова. Каменный лес действительно здесь выглядит чудным засланцем. Про ближайшем рассмотрении серое вещество камней (оно абсолютно однородно - во всех глыбах) - не базальт, а частички спрессованного белого песка. Настолько крепко спрессованного, что отколоть кусочек от камня очень сложно - нужно бить кувалдой со всей силой. Так можно спрессовать под титаническим давлением. Отверстия разные. Одни неглубокие, другие сквозные, но все из них действительно настолько ровно уходят в камни, что складывается впечатление, будто их просверлили громадными сверлами. В дырах живут ящерицы и гадюки, которые, кажется, все дружно выглядывают нас из своих убежищ. Впрочем пресмыкающиеся боятся нас и при попытках нашего приближения скрываются в дырах.

Из научных приборов у меня был лишь компас. Аккурат между рядами Каменного леса стрелка вела себя адекватно и уверенно указывала на Север. Никаких неприятных ощущений ни я, ни мои спутники не испытывали. Ну, разве только комары в тени дубов не давали стоять на месте. В расщелине мы нашли кострище, единственную примету человеческого пребывания. И ни-ка-кой мистики.

Возвращались мы немного расстроенными (потому что чертовщины не нашли), но довольными: фотограф Михаил перед экспедицией говорил, что мы в Каменный лес не попадем вообще. На обратном пути, хотя нам казалось, что дорогу вроде запомнили, мы заплутали. И так получилось, что путь назад занял времени больше, чем туда, к Каменному лесу. Уже было отчаявшись, мы неожиданно выехали на гору, под которой простиралось зачуханное селение. Спустившись, мы узнали у первой попавшейся старушки, которая сама вышла навстречу (как видно чужие здесь - большая редкость), что это хутор Красноармейский.

На вопросы про Каменный лес бабушка сначала отказывалась отвечать, утверждала, что не знает такого, а после, как видно, истосковавшись по общению, поведала о том, что там, в Каменном лесу, издавна творилось неладное. Но связано это неладное было не с чертовщиной, а с дезертирством. Войн здешний край знал много и завсегда в Каменном лесу прятались мужики, увиливавшие от службы - как в Гражданскую, так и в Отечественную войну. Именно поэтому простые и честные люди боялись туда ходить.

Через два двора мы обнаружили мужиков, прилаживающих к трактору сеялку. Она, как видно, прилаживалась плохо, так как мужики матерно ругались. Благо они были трезвыми, я решился подойти и спросить, кто из них местный по происхождению. Откликнулся один из них, представившийся Евгением Фрейманом. Столь странную для казачьего хутора фамилию он, смущаясь, объяснил тем, что он - потомок латышского стрелка, в годы коллективизации осевшего здесь. Это было логично, ведь и хутор-то называется Красноармейским.

Евгений - местный уроженец. Работает он сейчас наемником у фермера, здешнюю округу знает хорошо, а его жена, Зинаида Ивановна, - учительница географии в школе хутора Суходольного. К тому же она преподает физкультуру, мировую художественную культуру и историю донского казачества. В общем, образованная и любопытная женщина, да еще пытливо изучающая родной край и делящаяся своими познаниями с мужем. В свое время жена проводила в Каменном лесе игру “Зарница”, но, после того как одного мальчика укусила змея, пришлось это дело прикрыть. Впрочем, там живет особый род гадюки - степной - укус которой не смертелен.

Евгений рассказал, что не добрались мы еще до одной примечательности, т.н. Яшкиной горы. В сущности это обыкновенный бугор, но он знаменателен тем, что у яра гора образует узкое, но совершенно ровное каменное плато. Как будто кто-то его искусственно подровнял. Ах, если б мы знали раньше про Яшкину гору, обязательно побывали и там! Но вновь возвращаться не было ни времени, ни бензина, ни охоты.

По воспоминаниям Фреймана, во времена его детства Каменный лес был гораздо выше и там не было высокой растительности. Это после камни вросли в землю, а возле них выросли дубы. А происхождение этого чуда, по его мнению (точнее, познаниям жены), ледниковое.

Еще в молодости его жена в каком-то научном журнале прочитала, что в здешних краях остановился ледник. Было это в Ледниковый период, около 10000 лет назад. Ледник “дышал”, двигался неравномерно, и новые пространства он захватывал “языками”, которые несли впереди себя морены, сложные по составу взвеси из камней, грязи и песка. Немногим позже молодая учительница узнала, что очень похожие породы есть на Скандинавском полуострове. Это сильно спрессованный песчаник, возраст которого - миллиард лет, а то и более. Ведь и Скандинавия когда-то была дном океана. Ледник подхватил кусочек северной страны - и понес его за тысячи километров, все на своем пути обращая в тлен.

Дыры в породе (по версии крестьянина Фреймана) - результат действия дождя и ветра. Дело в том, что в спрессованный песчаник были вкраплены гипс или мел. Это были древние кораллы и примитивные организмы, нам не ведомые. Они легко вымывались, как меловые горы, вот и получились полости.

Естественен вопрос: почему таких “каменных лесов” больше нигде нет, если ледник двигался во все стороны от Северного полюса? Это загадка даже для Фреймана, хотя, как он слышал, нечто подобное, только в меньших масштабах, существует под хутором Стельновским. Но сам он там не бывал.

Под Каменным лесом существует пещера, именно в ней жили дезертиры. Но вход в нее лет двадцать назад в результате движения камней почти закрылся, и попасть туда в данный момент невозможно. Евгений в свое время в пещере бывал и ничего там особенного не видел. В общем, все, как обычно, и кроме неземной красоты Каменный лес ничего не скрывает.

...Уже попрощавшись, Евгений нас окликнул. Он подошел, смахнул пот с лица крестьянской, черной от работы и солярки рукой, вздохнул, и спросил, не знаем ли мы о том, что в этой местности много раковых больных. Оказывается, ученые когда-то нашли, что недра здешней земли испускают некую радиацию и от этого народ болеет. Ученые, раздобрев с самогона, сказали, что там, в недрах, большой запас урановой руды, но это - большой государственный секрет. Впрочем, к Каменному лесу это отношения может не иметь, тем более что никаких приборов по измерению радиоактивности у нас не было.

И последнее. Никто так толком не смог нам объяснить, откуда та, почти сровненная с землей, тянущаяся к северу траншея. Мне еще вспомнилось, что в некоторых камнях отчетливо просматривались... лица - явно неземного происхождения. Да, подумал я, утомился совсем сегодня, воображение какое-то нездоровое...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Ростовская область.