“Люди-человеки” Добрынского прихода

Стал я в какой-то мере виновником дорожного происшествия. По пути из села Гостомль к урочищу Панино я, увидев группку из трех людей, уныло бредущих в противоположном направлении, достал фотокамеру и сделал снимок (вокруг стояла зимняя благодать и показалось, что будет красиво). Один из трех выделился из группы и с неопределенными намерениями, шатаясь, рванул ко мне. В этот момент из-за холма вынырнула машина. Хода она не сбавляла и пыталась мужика объехать, он же, так как машина была за спиной, ничего не видел и, выписывая синусоиду, пер в мою сторону. Объехать водителю (уже можно было разглядеть, что это почтовый автофургон) не удалось - удар пришелся плашмя по спине мужика и тот отлетел метров на десять. Шофер наконец нажал на тормоз и отвернул на меня - я едва отскочил. Ну, что же… сегодня лотерею я выиграл. Но кто-то проиграл. Мужик лежал недвижим, из его рта показалась струйка крови...

Сразу истошно закричала женщина (из тех трех, тоже сильно пьяная): “Васечка, что ж такое... Вставай, не умирай!...” Так продолжалось минут десять, так как водитель был в шоке и из кабины не вылезал. Наконец сбитого подняли и стали затаскивать в фургон. Жертва очнулась и напоследок удивительно спокойно пробормотала: “Ты это, Нин... гусей-то накорми, что ль...” Но женщина юркнула за ним в фургон.

Машина кометой умчалась к райцентру, оставляя за собой снежный шлейф, третий (из той троицы), почапал молча в ту же сторону, что и я, только чуть поодаль от меня, а, сворачивая к своей деревне, мрачно обронил: “Вишь, свеклу-то нынче в поле зимовать оставили...” И как-то неловко махнул рукой.

Я, еще немного пройдя по пустынной дороге, повернул назад. Ну, что я там, в бывшем имении Лесковых увижу, если мне уже рассказали, что там только кустарник и снежные наносы? Не дошел я до Панина около двух километров. Думалось вот, о чем. Спившийся мужик, неизвестно что на уме было-то, а, когда беда пришла - не о себе, о гусях вспомнил. Значит, крестьянская жилка не задушена. И не его вина, что колхоз развален, даже свеклу убрать не смогли. Я же не был на его месте - может тоже запил бы... Кстати, потом узнал: с тем мужиком все относительно нормально, только несколько ребер поломало.

Вообще люди здесь красивы и статны, что невольно наводит на мысль, что во времена помещиков баре не брезговали улучшать крестьянскую породу за счет своих “голубых кровей”. Но что делать, если царское крепостное право заменил рабский колхозный строй, окончательно отучивший крестьянина думать своей головой и надеяться только на себя?

Поразительно, что и во времена Лескова здесь тоже царила нищета. Когда его отец вышел в 1839 году в отставку и купил хутор в Добрынском приходе, поселение это с трудом можно было назвать “имением”. Халупа, едва похожая на усадьбу да два крепостных двора - вот и все имение. Николаше - старшему из всего выводка Лесковых (всего детей было семеро), вместо игр приходилось приглядывать за малышами, да и все “прелести” деревенской жизни, заключающиеся как в природе, общении с простыми людьми, так и в тяготах, стали ему понятны вполне. Все это нашло потом отражение в литературных трудах.

Одно из проведений, целиком посвященное Панину и окрестностям - “Дворянский бунт в Добрынском приходе” - очерк, основанный на реальных событиях. Есть там и такое размышление: “...все мы люди - все человеки и, слава Богу, что, валяясь в бездне греховной, способны еще хотя гуняво призывать неисследную бездну отчего милосердия. (И да сохранена будет эта способность каждой живой душе.)”

Обращено это к одному из тогдашних Добрынских батюшек отцу Василию (село Добрынь находится в трех километрах от урочища Панина), который слишком дружил со спиртным и крепкой махоркой. Те из населения, кто пьет (я имею в виду наши дни), тоже ведь душевно страдают, разница только в том, что на нынешнего русского мужика не находится своего Лескова, который воспел бы Левшу XXI века или “очарованного странника”.

Или взять из того же очерка рассказ про другого попа, Пармена. Был он, по выражению причта, “женонеистовствен”, то бишь крепко охоч до женского полу, и, когда на водяной толчее при Панине начиналось толчение замашек, случались там настоящие Содом и Гоморра, к которым присоединялся и батюшка. На толчее, среди куч замашек “лежали и от скуки зевая потягивались бабы молодые, сочные, охочие к винцу и поотдохнувшие от полевой страды. Вырвавшись на волю со всяким поползновением к греху, они, как дикарки, отдавались ему без всякой удержи, едва ли не по произволу каждого...”

Вот вам романтический XIX век! В школах такого не проходят, а ведь некоторые склонны думать что он состоял сплошь из “Му-Му” и Эраста Фандорина.

Теперь познакомимся с моим героем, тем более что непонятные (в их подлинном смысле) слова “толчея”, “замашки” и прочее разъяснить способен лишь он. Зовут этого человека Николай Андреевич Сморчков. Он - бывший директор Гостомльской школы, учитель истории и основатель Музея Лескова. Он-то меня и просветил насчет “толчеи”:

- Крестьяне здесь издавна выращивали коноплю и это была самая доходная культура. Из нее делали одежду, масло и даже под урожай конопли брали долги. Среди дворян Добрынского прихода Лесковы были самыми бедными, но в Панине была небольшая мельница и толчея, которые давали небольшой - 300 рублей в год - доход. На толчее перерабатывалась конопля. Ну, женщины туда приезжали отдохнувшие, полные сил, - вот и рассказывал про эту осеннюю пору Лесков, что якобы там “чертям было тошно от заботы вести записи людским прегрешениям”. У нас в музее есть макет толчеи, и есть даже плетеный сарайчик, в котором все это творилось...

На пенсию, несмотря на преклонный возраст, Николай Андреевич вышел только в этом году. Теперь он по должности только “смотритель музея”. На фоне всеобщего оскудения музей представляется прямо-таки оазисом, и это несмотря на то, что не в лучшем состоянии и положении сейчас Лесковский музей в Орле, “старший брат” гостомльского музея.

С музея Лескова в Орле все и начиналось. Где-то в конце 50-х годов прошлого века Лескова из разряда реакционных писателей причислили к лику “классиков” и стали печатать массовыми тиражами. Как раз к этому времени из другого района Орловской области, Болховского, сюда переехала молодая супружеская чета учителей - Николай Андреевич и Таисия Ивановна Сморчковы. Как историк, Николай Андреевич знал, что здесь была вотчина Лесковых, но ровным счетом ничего ни в селе, ни в окрестных деревнях, которые Лесков описывал в своих повестях “Житие одной бабы”, “Пугало”, “Старые годы в селе Плодомасове” - не было. Стараниями гостомельской интеллигенции школу назвали именем Лескова, то же имя получил и колхоз. Для советского колхоза имя помещика звучит как-то противоречиво, но ведь речь шла не о крепостнике, а о литераторе.

Тогда еще жива была Никольская церковь в Добрыни, героиня очерка “Дворянский бунт...”, она была деревянной и использовалась под колхозные нужды. После войны там еще была служба, но из-за бедности населения приход все-таки закрыли и Бога отменили. На погосте возле церкви похоронены отец Лескова, его сестра Маша и его сын Дмитрий, но уже в те годы могилы представляли собой безымянные холмики (памятники украли) и нельзя было с достоверностью установить, кто и где лежит. Супруги Сморчковы вместе с учениками развернули краеведческую деятельность и многое обнаружили. В частности, место усадьбенного дома в урочище Панине и облик построек тогдашнего времени.

Начали музей с собственных выдумок. Под музей решили оборудовать ветхое здание школьных мастерских. При помощи колхоза (он дал 200 рублей) и своими силами домик перестроили, обложили кирпичом и приступили к заполнению внутренних пространств экспонатами. Привезли списанные витрины из Орла. Для “разминки” решили начать с предметов, рассказывающих о быте крестьян, населяющих некогда благословенные селения в долине речки Гостомки. Люди откликнулись со всей открытой душой и понесли фамильные реликвии - начиная от полотенец и одежды, сотканных из конопляных нитей, и заканчивая ткацким станом и всякими нехитрыми крестьянскими приспособлениями типа ступы или стиральной доски. Самое характерное, что люди даже не задумывались о том, что за это можно взять какие-то деньги.

Времена были, мягко говоря, мягче, чем ныне. И люди тогда хотя бы во что-то верили. Нашли даже несколько стареньких и почти потерявших лики икон, тех самых, из Добрынской церкви (сама церковь окончательно сгнила и сгорела). Но особенно Николай Андреевич благодарен мужикам, которые сработали макеты старинных построек:

- Это были простые, малограмотные крестьяне. Модель Никольской церкви сделал Михаил Иванович Паничев, колхозный шофер; отец его когда-то при этой церкви служил. Толчею делали отец и сын Чепурновы - Николай Петрович и Леонид Николаевич. Курную избу (он топились “по-черному” и крестьяне тогда в таких жили) делал Григорий Иванович Румянцев. “Пуньку” (небольшой плетеный сарайчик, куда молодых отсылали жить после свадьбы) делал Виктор Матвеевич Решин, мельницу - Иван Ефимович Чепурнов. Все они теперь - покойные, а память-то осталась... Жаль только, все это только в макетах, реального нет ничего. Времена жестокие были...

Дело в том, что в Отечественную войну здесь проходили бои Курского сражения, много было порушено не только бесхозяйственностью, но и боевыми действиями. До того, еще в Гражданскую, здесь сражалась Красная армия с войсками Деникина, а в современное время над Гостомлем прошла чернобыльская туча и теперь в нескольких деревнях платят 100 рублей “гробовых” (раньше платили во всех, но теперь, наверное, из экономии “счастливцев” сократили); в общем, досталось этим местам по полной программе.

Пусть материальные свидетельства поистерлись с земли, но ведь осталась человеческая память, люди... А больше всего Николай Андреевич благодарен своей жене, Таисии Ивановне:

- Она у меня организатор всего. Именно к ней бабушки свои вещи приносили, да и вообще без нее ничего бы не получилось. Жаль только, теперь времена другие настали и теперь вряд ли кто принесет что задаром. Да еще и работники культуры просят на всякие мероприятия наши вещи напрокат...

В середине 70-х вдова сына писателя, Андрея Николаевича Лескова, Анна Ивановна передала в музей личные вещи самого Николая Семеновича: лампу из кабинета, медный чайник и кожаные папки, в которых хранились рукописи. История этих вещей очень непроста. Лампа стояла в кабинете писателя в Петербурге, а чайник он возил с собой в путешествия. Сын Лескова, Андрей Николаевич был в свое время царским генералом-пограничником, потом, при большевиках, он формировал советские пограничные войска - и всюду этот чайник он возил с собой - по всей стране. С этим чайником Андрей Николаевич пережил эпоху репрессий, ленинградскую блокаду, радости, лишения, голод и холод. И вот теперь вещь очутилась в Гостомельском музее.

А в 1997 году злодеи разбили музейное окно и похитили только одну единственную вещь - нет, не чайник, а лампу. Чайник, когда утром обнаружили взлом, валялся на полу, наверное, воры, повертев в руках изрядно помятую емкость, не нашли в ней особенной ценности. А вот лампа показалась “лакомым куском”. Может быть, лесковская лампа (генерал ее в свое время из керосиновой переделал в электрическую) и сейчас освещает чью-то потерянную жизнь, но, поскольку она не найдена, судить о ее дальнейшей судьбе нет смысла. А вот чайник остался, как остались и папки. В масштабах страны это - мизер, но для маленького Гостомля вещи эти очень важны. Они - как ниточка, связывающая великого земляка, лежащего мирно на Литераторских мостках в Петербурге, с землей, подарившей ему вдохновение.

На школе недавно поменяли вывеску и теперь оказалось, что она вовсе не “имени Лескова”, а обыкновенное, стандартное учебное заведение. Колхоз названия не поменял, но, после того как его руководителя переманили в соседний район, там все рухнуло (другого хорошего руководителя из 750 человек населения не нашлось). Было в хозяйстве 1000 коров, осталось - 40, даже техники нет, чтобы убрать урожай. Отсюда и пьянка, и воровство и прочее. Хорошо еще, в школе не уменьшается количество учеников - но это не за счет естественного прироста коренного населения (к примеру, родились здесь в прошлом году 2 человека умерли 18), а из-за увеличения количества приезжих “лиц кавказской национальности”. Одних только чеченских семей в Гостомле уже четыре.

Люди спасаются личными подворьями и медом. Село рассекает надвое трасса (знаменитая “Е-95”), связывающая Орел с Курском, так вот в Гостомле держат помногу пчел - до 180 семей - и летом стоят вдоль дороги и продают сладкий продукт. Но в общем и целом молодежь отсюда бежит, а остаются только старики.

Районные власти давно уже приняли решение о возрождении лесковской родины и даже создали специальную комиссию, но денег на это решительно ни у кого нет. В урочище Панино есть Святой колодец с целебной водой, но обустроить его некому. Нужна техника, рабочая сила, однако в администрации работают хрупкие женщины, если привести старшеклассников из школы - 20 подростков вряд ли что смогут сделать. Само урочище - это настоящие “джунгли” из кустарника и деревьев; чтобы хотя бы отыскать фундамент усадьбы - надо растительность выкорчевывать. Та же история и с погостом...

Не умирай, Русь!..

Вера Арсенова, когда восемь лет назад возглавила хозяйство, сразу поставила себе главную задачу: вовремя платить зарплату. До того она была колхозным бухгалтером и хорошо знала, что в основе всего - стабильность. Было трудно, сейчас - еще труднее, но Вера Афанасьевна по сей день не сходит с намеченного пути. Народ теперь знает, что деньги они обязательно получат, но... надлом в жизни села Апальково все равно случился.

В соседних хозяйствах живут намного хуже, а некоторые колхозы вообще развалились, но молодежь бежит не только оттуда, но и из “Максима Горького”. Слишком мало прелестей в деревенской жизни и слишком много (пусть и сомнительных) соблазнов в медом намазанном городе, даже несмотря на то, что два года назад в Апальково пришел природный газ.

Взять хотя бы семью Арсеновых. В свое время Вера Афанасьевна сама настояла, чтобы ее сын уехал из деревни в город, теперь он там работает водителем рейсового автобуса. Дочь тоже в городе, учится в Академии госслужащих. И получается, что большой дом, который они с мужем Сергеем Петровичем (он работает у жены в подчинении, шофером) построили по областной программе “Славянские корни”, - пуст... Как в сущности пусты и слова сына о том, что он тоскует по деревне, что снится она каждую ночь, - ведь зарплата в городе несравнимо больше.

- Да... некому работать. И кодировать я вожу наших мужиков перед посевной и уборочной, а все равно хороших, трезвых трактористов осталось у нас только семеро. А на ферму работать молодые не пойдут - никто на доярку не учится. И еще одно: среди нашей молодежи есть двадцать пять человек, которые имеют земельные паи, но нигде не работают - пьют...

А СХП между тем - единственная надежда Апалькова. В селе 300 жителей и 70 из ни работают в хозяйстве - практические все трудоспособное население (кроме бюджетников). Но главное не в этом. В школе сейчас учится 53 ребенка. Четыре года назад был 61 ученик. Через четыре года будет около 40. Сейчас в первом классе трое детей, а вскорости вообще праздник первого звонка можно будет не проводить. В общем, картина типичная.

Как экономист, Вера Афанасьевна понимает, что причина прежде всего в позорных даже для нашей якобы богатой страны 70-рублевых “детских”. А «материнский капитал» - миф, престидижетация на государственном уровне. Еще есть единовременная помощь от государства, это тоже неплохо, но рожают-то все равно меньше и меньше!

- ...Нас у мамы было семеро, мы выходили на улицу играть человек по пятьдесят, а сейчас-то на улице пусто. Понятно, что село российское брошено на самовыживание, но мы-то умирать не хотим. Я уже детей не нарожаю, но стала прикидывать: Может быть еще максимум пять детишек у нас в селе родится, - а там... Есть у нас семья с тремя малыми детьми, но они спиртным увлекаются. Они не работают, и, как мы не пытались их убедить, что будущее их детей зависит только от их воли и желания - они ни в какую. Самогонка у нас всего 50 рублей, спирт еще дешевле - ну, и прожигают они свою жизнь и надежды детей. Такие рожать не боятся потому что им на все наплевать.

Но есть же и хорошие семьи, у которых и дом - полная чаша, и скотины на дворе много. И вот я подумала: урожай-то у нас хороший, молока по тонне ежедневно сдаем, а если мы людей будем за новорожденных зерном премировать? И тут в одной нашей семье - очень положительной - родился седьмой ребенок, мальчик. Ромой назвали.

Они одни у нас такие (из тех, у кого больше двух детей). Зайцева Галина - лучшая доярка, муж ее, Борис, ветеринарный фельдшер. На своем подворье у них три лошади, корова, два быка, свиньи. Посоветовались мы и решили подарить им пять тонн пшеницы; какая-никакая, а помощь. Завезли зерно, а тут новая радость: телятница Светлана Выходова родила девочку, Настенькой нарекли. У них (а муж у нее, Александр, - механизатор) это второй ребенок. Скотины у них тоже много, но они попросили, чтобы дали не зерно, а деньги. Мы им выделили пять тысяч. И еще мы решили, пока детишки маленькие, выделять на семью по две тонны сена и бесплатно пахать и окучивать их огороды.

Случилось все это в позапрошлом году. С тех пор в Апалькове не рожал никто, а совсем недавно в село пришло горе. Случилось так, что седьмой ребенок Масловых умер. Пожил Рома на белом свете всего 1 год и 7 месяцев... Был он болезненным и умер от гриппа по пути в больницу...

Галина и Борис - люди сильные. Они стараются не выставлять напоказ свое горе, собрали волю в кулак - и работают. Они еще люди молодые (чуть за 30), и, хотя и говорят, что решили остановиться, больше не рожать, но неизвестно, что покажет будущее... Борис рассуждает так:

- ...А мы и не понимаем, что это за семья в деревне, в которой мало детей. И еще мы считаем грехом убить ребенка во чреве. Я хоть и ветеринар, но знаю, что аборт вредит здоровью. Это хорошо еще, что у нас семьям помогают, а в соседних хозяйствах кругом нищета. Наши детишки одеты, сыты, не хуже других - ведь хозяйство-то у нас большое. Мы и без помощи, и без государственных денег прожили бы, ведь огород у нас почти гектар - и картошка, и свекла, и огурцы - все свое. Но, если взять другие семьи, думаю, что государство должно все-таки как-то повернуться к ним лицом...

Вера Афанасьевна понимает, что те средства, которые они выделяют на малышей из более чем скромного бюджета хозяйства, мизерны, на 5 тысяч не купишь даже среднюю стиральную машину. Но большего они пока не могут себе позволить. Главное сейчас в другом:

- Есть у нас запас дизтоплива на посевную, и семена можем продать, и зерно придержали. И стадо мы сокращать не собираемся, и даже кредит в этом году брать не будем. Но если бы хотя бы пять лет ничего не менялось бы, а то с каждым годом все труднее и труднее на селе! А то тревожно... Ведь видим, как вокруг люди бедствуют. Как бы то ни было умирать мы пока не собираемся, и думаем, шанс у нас есть...

Кулибин из Отрады

- ...В школу я ходил всего две недели. Как раз мы там палочки кончали учиться писать и переходили к крючочкам, но наступили утренние морозы. Мы ж “в уразушку” ходили, только рубашка, штаны, босыми и без шапок. Это после войны было, нищета... Брат и сестра у меня умерли от голода, я тоще попал в больницу, но выжил. Я был “критический”: лежу, весь очумел, люди в белых халатах надо мной, поворачиваюсь - больно... Все это от голодовки. До этого я в лесу два дня и ночь лежал, потом три дня без сознания. Это по грибы пошел - и там чувств-то лишился. Нашли меня там, уже ящик деревянный сколотили, а думают: “Что, если выходят доктора?” Свезли на лошади в Кромы, доктора сказали: “Может, и поправится”, и я правда ожил, а скоро в колхозе уже на лошадех, на волах пахал. А учиться было уже и не досуг...

И всю свою жизнь дядя Геня пахал. Точнее, работал механизатором. Когда в армию брали, немного грамоте обучили, и даже там он на тракторе С-65 работал - возил восьмитонную пушку. Дома снова на трактор и комбайн. И так - 42 года, без особенных всплесков, за исключением ордена за внедрение квадратно-гнездового способа сеяния кукурузы (во времена Хрущева).

И еще дяде Гене повезло с женой. Раиса Федоровна, крупная русская женщина, доярка, которую он приглядел в соседней деревне, - человек образованный - у нее за спиной четыре класса сельской школы (остальные “классы” она прошла на ферме). Нажили они троих детей, которые давно уехали из Отрады, причем, у каждого из детей имеется двое своих детей, так что получается, что у дяди Гени и тети Раи шестеро внуков, которые не дают скучать летом. Зимой пенсионеры тоже не скучают, но уже по другим причинам, о которых мы сейчас узнаем. Евгений Павлович на свою жену не нарадуется:

- Она у меня грамотная и во многом меня спасает. Я за ней как за каменной стеной и она во всем мне помогает. Все устройства, что придумал, она знает и умеет с ними управляться; она у меня - как оператор...

Рада своему мужу и тетя Рая:

- Мой муж - это золотые руки и доброе сердце. Все, что он придумал - это только для того, чтобы мой домашний труд облегчить!

Вот, взять к примеру печь, которая у Цукановых называется “атомной”. К мирному и прочему атому она отношения не имеет, а названа “атомной” потому, что для того, чтобы ее “разогнать”, нужно зажечь сначала “малый реактор” (небольшую топочку слева), от которого потом разгорается большая топка. Это придумано для того, чтобы максимально быстро запустить систему. От печи идет система отопления, от которой греются все комнаты в доме. Есть там и котел для горячей воды, которая поступает в ванную комнату - она оборудована даже лучше, чем в городских квартирах. Самая интересная (как теперь принято говорить - “эксклюзивная”) идея печи - водяная система охлаждения колосников. От этого колосники не сгорают и могут служить практически вечно. Есть там и электромеханический поддув, что, в сущности, не ново, но зато в печи можно варить, тушить, сушить грибы, а при желании даже коптить.

- Дети обычно к нам приезжают, сразу спрашивают: “Мам, а суп варила в печке атомной?” А, когда уезжают, суп этот в банках увозят, говорят: “Вкуснее не знаем...”

Вообще-то мастерить дядя Геня начал еще в детстве, но все по мелочи: ручную мельницу придумал, специальную прялку. Но до времени не хватало технических знаний.

А по-крупному началось с момента, когда его за то, что поспорил с председателем, поставили его на ферму навоз с транспортера сбрасывать. Делать это надо было “скребком в виде тяпки”, и стоять на сквозняке, как дураку. Через полчаса стояния Гене (тогда он еще не был “дядей”), пришла простая мысль: к стене прикрепить две пружины - одна пружина толкает скребок, другая - втягивает, и получается автоматическая очистка транспортера. А ты сиди себе в каптерке - чай пей. Известно же, что лень - величайший двигатель прогресса.

Потом “кулибин из Отрады” (так его в шутку прозвали) усовершенствовал маркер на кукурузоуборочном комбайне - чтобы механизатор не выскакивал каждый раз из кабины, а переключал его, сидя на месте. Следующим этапом стала переделка землепротравливателя. Его как прислали с завода - так он сразу и сломался. Геня изучил систему и понял: все дело в том, что там очень слабый цепной привод, видно, в НИИ, которое это дело воротило, не хватило то ли ума, то ли внимания. Всего-то надо было сделать вспомогательные ролики - и механизм теперь не знал износа. Приезжали корреспонденты, ученые из города, фотографировали, записывали и удивлялись гениальной простоте выдумки. А немногим погодя Геня усовершенствовал комбайн. Ломался он каждый божий день и, как оценил Геня, из-за того, что все зажимы там были железные, а от тряски быстро “уставал” металл. Он поставил на машину резиновые прокладки, после чего комбайн не знал никакой усталости. На сей раз приехали большие начальники и даже за смекалку пообещали в качестве премии подарить мотоцикл.

Обещание, как водится, было забыто, но к тому времени Геня переделал свой старенький мотоцикл: сделал у него воздушное охлаждение, вследствие чего он мог на малой скорости, не перегреваясь, возить сено или дрова.

И дядя Геня сосредоточился на домашних придумках. Среди них есть соломорезка - для того чтобы измельчать корм для свиней. Есть терка высокой производительности, которая за 7 часов непрерывной работы может перетереть в сок 8 фляг (400 литров) яблок. Тереть яблоки в Отраду много лет приезжает почти весь район.

Крупные вещи - ту же “ядерную” печь удалось сделать после того как дядя Геня создал самодельный сварочный аппарат. Сначала упросил жену, чтобы разрешила купить в райцентре бытовую мини-сварку. Естественно, она “брала” разве только жестяные ведра, а металл толще трех миллиметров не брала. Аппарат своей разработки он назвал “зверем”, потому что он варит все, а обмотки, кстати, мотала жена. Правда от радости дядя Геня чуть не сжег дом. Включил своего “зверя” и давай топор полосовать да радоваться, как металл режется будто масло. И не заметил, что провод перегрелся и от него задымился пол (ведь дядя Геня был в маске). Ну, ничего, как всегда, спасла жена - потушила. Поменял дядя Геня пару досок - и взялся за новое свое детище.

Еще раз напомню: человек он малограмотный, читать умеет едва-едва, и ни о какой специальной технической литературе не было и речи. Все, что придумывалось и делалось, - это создавалось по наитию и, что замечательно, ошибок совершалось мало (хотя таковые и были), и, как считает изобретатель, потому, что он “умеет наблюдать за природой и ее законами”.

Насосом в колодце глубиной 14 метров (бурила, между прочим, жена - она более склонна к монотонной работе) сейчас не удивишь, так же как не удивишь самодельным трактором. Тем не менее, трактор (назван он МТС - “мини-трактор самодельный”) отличается мягкостью хода и грузоподъемностью: вместе с хозяином и женой в него могут уместиться еще четверо:

- Когда делал свой МТС, ко мне подходили люди, один даже грамотный, и спрашивали: “Зачем трактору рессоры?” А вот мы едем вшестером в райцентр на базар - и никто не бьется. Сам я к нему сделал и косилку, и грабли, и прицеп, и культиватор, и приспособление для выкапывания картошки.

Есть в доме самодельные микроволновая печь, механическая выдвижная кормушка для свиней, и даже прибор для выравнивания напряжения - известно ведь, как в деревнях напряжение скачет, портя все бытовые приборы. Обязанности слежения за электрическим порядком в доме полностью лежат на тете Рае.

Особенное изобретение, разработка последних лет - инкубаторная станция. Над ней дядя Геня корпел дольше всего, и все потому, что там очень много механизмов. Сначала делался опытный образец, на котором пробовался сам принцип. Основной образец полностью автоматизирован: туда просто кладешь яйца и ждешь, когда вылупятся цыплята, гусята или индюшата, а переворачивает яйца, следит за температурой и даже сообщает о готовности “сырья” автоматика - за счет хитроумных реле, множества передач и рычажков. Интересно, что переворачиванием яиц руководит простой механический будильник типа “Янтарь”, который нужно только не забывать раз в сутки заводить.

Сейчас изобретатель работает над новым проектом. Дядя Геня задумал осуществить полную автономность дома при помощи генератора, управляемого ветром, попросту говоря, ветряного двигателя. Во исполнение этой цели на огороде уже построена башня. В работе сейчас лопасти, ну а сам преобразователь ветряной силы в электроток сейчас в процессе выдумки. Исходя из того, что все предыдущие выдумки прекрасно работают, будем надеяться, что такое случится и с ветряком, но во избежание возможного “сглаза” о перспективах умолчим. Цель этого титанического устройства хозяин объясняет так:

- Времена трудные, провода у нас часто ворують, в некоторые деревнях люди уже живут, как в старину, при керосинках, вот, мы и боимься. Ну, и решили подстраховаться...

Исходя из того, что Евгений Павлович еще и староста родной деревни Отрада (население которой, впрочем составляет всего 11 человеческих душ), времени не остается ни то, что на чтение, но даже на телевизор. Дядя Геня любит поворчать, что, мол, “никак не могу сесть спокойно и хочь раз телевизор посмотреть”, да и жена тоже иногда скажет: “все, хватить, усе переделал - пора и отдохнуть”. Но не сидится:

- Ежели что в голову приходить - я хочь в три ночи вскакиваю - и иду в гараж делать. Ведь главное - что? Чтобы идеи эти не кончались! А остальное все - пыль...

Актрисы из “мертвого дома”

Каторга - она и есть каторга. Даже если разрешили рисовать на стенах цветочки и пользоваться косметикой. С одной стороны, в Шаховской колонии, в просторечии называемой “Шестеркой” (ИК-6) отбывают срок разбойницы, убийцы и торговки наркотиками, большинство из которых - рецидивистки. Но, если глянуть иначе - это ведь страдающие души, знающие, что ближайшие 10, 15 лет им не дано познать свободы.

Да, абсолютное большинство из них этого заслужили. До недавнего времени на всю Россию таких женских зон строгого режима было всего две и туда свозили самых “отъявленных”. Теперь “строгий режим” отменили - мы стараемся стать цивилизованной страной, живущей по европейским меркам - осужденным разрешили носить гражданскую, можно сказать, домашнюю одежду и даже украшения. Но ведь три ряда колючей проволоки, охранники с собаками, строевые смотры - все это осталось. А на фабрике в три смены, днем и ночью кипит работа: очень выгодный заказ по пошиву милицейской формы терять нельзя.

Вот цифры. Из более чем полутора тысяч осужденных 400 здесь отбывают наказание за убийство (сроки - от 15 до 30 лет, суды даже террористкам такого наказания не назначают), 390 - за распространение наркотиков. 368 осужденных имеют наркотическую зависимость, примерно столько же - алкогольную. 83 женщины ВИЧ-инфицированы. Преступность неуклонно “молодеет” и ожесточается, когда сотрудники колонии читают приговоры, поступающие вместе с осужденными, они и порой поверить не могут, до чего может опуститься человеческий род.

...И вот узнаешь, что в таком несладком учреждении силами и старанием осужденных создан... театр. Работа на фабрике тяжелая (хоть за нее и платят -пусть и весьма скромные - но деньги), все время хочется отдохнуть; однако нашелся ряд энтузиасток, которые жертвуют личным отдыхом ради искусства. Это не “Комедия строгого режима” (было такое кино), здесь жизнь - со всеми колючками и болячками. Откуда такое?

Первый спектакль который они поставили, был шекспировский “Король лир”. Можно сказать, “трагедия строгого режима”. Участницы театра сами “замахнулись на Вильяма нашего Шекспира” и выбрали именно эту пьесу. Почему - пусть расскажет сам король Лир, точнее, актриса, осужденная из 5 отряда Марина Клещева, которая его играла:

- ...Короля Лира играть не так тяжело, когда его понимаешь. Подобные эпизоды в своей жизни я переживала сама. Я не “король Лир”, но было время, что мы тоже ценили то, что не надо бы ценить и предавали людей, которые нам преданы беззаветно. Сама смерть Корделии в конце пьесы (когда умирает то, что ты сам растоптал в жизни) - это... короче, Корделия - это смерть того, что ты должна была ценить. И предательство, и обман, и вера в обман, и прозрение - все это в какой-то степени бывает в жизни каждого человека. Короля Лира собственные дочери в плен загнали и у него все заканчивается тюрьмой. Это не просто смерть, это духовная смерть. Вот, Лир такую смерть принял, а мне... самой мне придется вставать на ноги и учиться видеть обман.

Марина в своем отряде пользуется авторитетом, я бы даже сказал, она сильный и волевой человек. У нее и специальность на фабрике мужская: электрик швейного оборудования. Я намеренно не рассказываю о ее преступлении - пусть перед нами просто предстанет женщина, которую постигла беда. Скажу только, что еще два года назад она была признана “злостным нарушителем ИУ” - не подчинялась руководству и частенько гостила в штрафном изоляторе. Теперь в это даже не верится. Не сказал бы, что среди такого разношерстного контингента к актрисам относятся сплошь с симпатией, тем не менее их стали считать элитой зоны (а некоторые - выскочками). Сама Марина старается быть выше всякой суеты:

- Мы, когда еще начинали, и “заспинные” фразы слышали, и перипетии всякие пережили, но, когда это увидели (я имею в виду спектакль), большинство на нашей стороне оказалось. Хотя сцена, театр - не всем интересны, на премьере больше половины женщин под конец плакали. Они тоже ведь переживали и любовь, и предательство, и все... Это сопереживание. Театр дает выплеснуть эмоции в жизнь. В жизни мы не можем, не имеем права выплескивать их. А театр... он помогает спрятанные эмоции лечить. Ведь человек без эмоций каменеет, а выход должен быть обязательно.

- А вы в жизни плачете?

- От бессилия. От безысходности. Редко... То есть, я не жалею себя, но... есть такое слово: безнадега.

- Когда вы играете Лира, вы плачете по настоящему?

- Да.

- О чем тогда думаете?

- О короле Лире. Я ему сопереживаю. Я болею его жизнью и страдаю, как он. Но о себе я не думаю.

- Но театр - это игра. А жизнь ведь - несколько иное...

- Их много, этих ролей. Масок... Смотря в какое общество ты заходишь. Скорее, это не маска даже, а желание, чтобы тебя поняли. Это тоже “я”, их много.

- Что для вас - жизнь?

- Смысл? Он в самой жизни. Мы должны ее прожить, сколько нам отмерено, и где бы мы ни были...

...Женская колония в Шахове соседствует с воспитательной колонией для мальчиков. Один раз давали “Короля Лира” там. В зале весь спектакль стояла гробовая тишина. Женщины не слишком понимали, почему подростки такие суровые, думали вначале, что плохо играют. Напоследок спросили у одного из парней: “Что, не по душе?” - “Да нет... мне рыдать хотелось. Но я не могу, полтора часа зубы сжимал. Если заплачу - меня на зоне не поймут...” С тех пор решили ставить комедии.

Еще одна актриса, Бибинур Кухалейшвили из 15 отряда: в “Лире” она играла Регану, одну из дочерей короля. Она убеждена, что театр - это не просто способ убить так коварно тянущееся время:

- ...Ведь главный бич здесь - это одиночество. Все время на людях - и все время одинока. В зоне часто сталкиваешься и с предательством, и с ложью. Здесь сложно найти друга, с которым можно пооткровенничать. А театр... здесь мы можем увидеть родного, близкого человека. Наш театр - это как государство в государстве, здесь чувствуешь себя сильной. И еще театр для нас - это кусочек свободы. Мы здесь “улетаем”: нет ни колючей проволоки, ни зоны. Есть только “я” и роль.

- А что было без театра, точнее, до него?

- Были работа и книги. Шесть лет. Я только в театре стала впервые задумываться о том, что будет там, на свободе. В нашей жизни там театра не будет - это точно, но, мне кажется, на свободе это поможет. Но главное - здесь и сейчас. Мы здесь друг другу помогаем, и ведь здесь, в театре, просто невообразимый труд. Нужно после работы или перед ней ходить на репетиции, мы недосыпаем и все свободное время отдаем театру. Это для нас - жизнь. Здесь нас никто никогда не оскорбит, мы так бережно относимся друг к другу... Вот, честно скажу: будто из помойки приходишь во дворец. Ложь - она везде ложь, даже в Раю, а здесь мы не врем друг другу. В зоне если театр нужен для ста человек - это уже благое дело... Но главное: ничего бы не было без Галины Николаевны!..

Сейчас в театре участвуют 27 женщин. Кроме актрис, есть модельер-костюмер (костюмы шьют сами на своей машинке), гример, художник-оформитель, оператор света и звука. В театре есть профессиональная звуковая установки, купленные на грант одного из фондов. Театр имеет свое название, весьма оригинальное: “Если бы...” Придумали сами женщины, вложив двойной смысл: когда еще ничего не было, мечтали, что будет оборудование и костюмы; второй смысл: “ах, если бы мы не преступили закон...”

Руководитель театра - Галина Николаевна Рослова. Она - психолог психологической лаборатории ИК-6, старший лейтенант внутренней службы. Без этой хрупкой молодой женщины, которую в офицерской столовой за то, что мало ест, прозвали “птичкой”, действительно ничего не состоялось бы.

Конечно, Галину Николаевну в жизни трудно именовать по отчеству, но в спецучреждении такое правило. Несколько лет назад она окончила Орловский университет по специальности “психолог” и пошла работать в Центр творчества детей и юношества (бывший Дом пионеров). У Галины Николаевны всегда много идей, в частности, и в детском учреждении она создала Клуб творческого развития, но:

- ...Мне всегда хотелось работать с людьми постарше. Мне, когда предложили работу в колонии, показалось это очень интересным, так как мне захотелось приобрести опыт психокоррекционной работы. И мне повезло: в первый же год моей работы колония вступила в режим эксперимента. Здесь появились центры психолого-педагогической и социальной работы и появилось пространство для творчества.

- Но, как-то... после детей - и такой непростой контингент...

- А я человек бесстрашный по жизни. Я и парашютным спортом занималась. Было какое-то напряжение вначале, а потом я сказала себе: “Ведь они такие же, как и ты, только они оступились...” А еще сосед меня просветил про здешние законы: “не верь, не бойся, не...” ой, забыла, что там третье...

Цветные фантазии Кузовка

- Нет, что ни говори, в Бога я верю. Чтой-то там, на небесах есть, особенно когда ночью на звезды посмотреть, на Путь Млечный...

- Да уж какая твоя вера! Он, когда у него чего не получается, ка-а-а-к запустит молотком в энтого Бога... И все матюками, матюками. Охальник.

- Что бы понимала...

...Так они и тешатся разговорами днями и ночами. А предметов для эстетических дискуссий ой, как хватает. Например, не так давно Раиса Андриановна уехала в город на базар и говорит мужу: “Ты, милой, хоть шифонер-то мой не трожь, оставь ты его в покое... Не губи вещь, Толик!” Не оставил в покое. Приехала Раиса к обеду - а на шифонере картина: идиллическая картина деревни, церква золотая, а не берегу реки сама Рая, только помоложе. Простите за выражение, обнаженная. В руках цветы, а место, в котором по некоторым сведениям скрывается причина всего сущего, выклевывает черный ворон. Такой, понимаешь, деревенский символизм. Обидно было Раисе на за символизм, а за то, что шифоньер - единственное, что было в доме куплено из мебели - остальное Кузовок сотворил своими руками. Но ничего - пообвыкла...

Вообще в доме разрисовано все. На заре своей творческой активности самодеятельный художник разукрасил свой дом снаружи, потом разрисовал дворовые постройки (включая даже ульи и туалет, в котором к тому же обустроил сиденье в виде дивана), потом украсил забор. А вскоре художник взялся за внутренности. Поначалу цветные (в основном, цветочные) фантазии отразились на стене, после - на потолке, потом очередь дошла до пола, за “половым вопросом” последовали печь, газовый котел, мебель и даже холодильник. В общем, короче, все в удивительном этом доме обрело своеобычность. Первозданно целомудренным остается пока только телевизор, но и на него хозяин, затягиваясь “Примой”, поглядывает с подозрительной задумчивостью.

Но начнем с начала, а то Вы наверняка не поняли, что, почему, и, главное, зачем. Анатолий Яковлевич Кулаков, в просторечии “Кузовок”, - старый и опытнейший плотник. Родился он в селе Бельдяжки, как он утверждает, раньше положенного срока на четыре месяца. После школы он подался в казахскую “голодную степь”, поднимать целину. Все нормальные мужики из Бельдяжки подавались в Азию на сезон, а Кузовок не любил подолгу кататься, а потому поселился на чужбине на постоянке и после целины строил там еще и канал в пустыне Каракумы. За это время он дважды женился и дважды жены от него уезжали (они были из России и тосковали по родине), после чего Кузовок, осознав ошибку отсутствия постоянства, тоже решил вернуться в родные пенаты.

В первую руку он увлекся птицами. Кроме голубятни в 500 голов, держал канареек, щеглов, чижиков и юрков, которых самолично ловил хитроумными приспособлениями. На одну только кормежку пернатых в год уходило две тонны зерна. Для своих любимцев он оборудовал клетки-дворцы, считая, что их там ждет счастье. Когда в дом пришла третья жена, Рая, поголовье по настоянию молодой пришлось сократить до 50 голубей и 5 канареек.

Вообще Кузовок - хороший в востребованный плотник, но полностью сей благородный труд (которым, как говорят, не брезговал и Спаситель) его не удовлетворяет. Вот кисти и краски - это для Кулакова. Не важно какие краски и чем малевать - лишь бы это было. Нет возможности раскрашивать вещи (из-за того что кроме телевизора все раскрашено) - он наладился делась из пластиковых бутылок (которых сейчас немеряно) всякие поделки, и их, соответственно, размалевывать под цветы. Кузовок вообще цветы любит. А вот жена бутылочные поделки не слишком понимает. Ворчит:

- И зачем они ему нужны? Только пыль собирают! Как меня спрашивают на селе: “Что Толик делает?”, я говорю: “Играется...”

Вообще Раисе Андриановне чуть-чуть все это нравится; например как-то под Новый Год попросила мужа в лес за елкой сходить - он взял - и нарисовал елку на стене. Да еще там зайчиков подрисовал, Снегурку. Приятно... Но, вот когда муж взялся за салазки (с которыми по воду ходить) и, разрисовав, приделал к ним пластиковые цветы - обиделась. Содрала их. Кузовок усмехнулся и в отместку смастерил аквариум (Рая всегда мечтала завести экзотических рыбок). Только в “аквариум” этот (простую стеклянную банку) запустил рыбок из дерева - ярких и несколько аляповатых. Раисе, несмотря ни на что, это новшество приглянулось - необычно и кормить не надо. Рыбы и живые молчат, какая разница с деревянными?

В доме много икон, украшенных все в те же пластиковые “несуразности”, а так же немало портретов родственников в ярких цветных рамках. Есть еще портрет ныне немодного Брежнева, которого хозяин уважает, так как с ним вместе поднимал Целину.

- Я уж думаю, лучше бы лежал себе Толик и ничего не делал. А он не может лежать - руки у него все должны чего-то делать. Все говорю ему: “Ну сядь, сядь... двигователь!” А так он у меня способный. На многое.

- Надо в этом деле заинтересованность, - Кузовок прикуривает очередную “Приму”, - вот идешь по деревне - видишь что-то, думаешь: “а мне надо лучше сделать”. А другой пройдет - ни на что не смотрит.

- Да ладно тебе, Толь. Уж отдохнул бы наконец...

- Куды мне отдыхать. Вот, вдруг я люблю природу? Ктой-то идет - не замечает красоты в природе, а надо стремиться все это запечатлеть. Пока жив-то. А еще надо сделать так, чтобы лучше было, чем в природе. Ярче и веселей.

- Да, если что по плотницкой части, Толя правда делает лучше, чем все, только медленно слишком. Заносит его лишь на эти художества. Вон, ребятишки к женщине подбегають, что с вороном, и говорят: “Смотри: бабушка наша сидить!” Стыдно-то как! Охальник. А детишки его “Кузовочком” зовуть. Любят его, за то, что добрый.

У калитки изображена в полный рост женщина. Грубовато, но в общем-то смачно, с юмором. Если спросишь, для чего, автор ответит:

- А чтоб мужики боялись.

- Почему - мужики?

- Это он шутит, встревает Раиса Андриановна, - все он затевает - не то, так другое. Вот, почему на калитке с одного боку мужичок, а с другого - женщина?

- А чтоб шли и спрашивали: “Почему?” Так же ясней жизнь-то будет. Одна кума раз посмотрела на бабу голую в полутьме - в обморок упала. Будет ей теперь о чем вспомнить, а то на что она вообще жизнь, если и вспомнить не о чем? Не будет меня - дом останется, двор, и, пока все не сгниет, будут на деревне вспоминать, что вот он, был такой Кузовок, чудак и мастер.

- Да это детство у него в голове ишо. Были б другие дела - не водился бы с ентим. А то с чего цветочками заниматься... охальник!..

А за окном, на столь необычном в окружении цветочных изысков дворе к молодой индюшке пристает пышный индюк (не раскрашенный, а живой, настоящий). Индюшка с видимым удовольствием поддерживает брачную игру. Похоже, скоро весна.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Орловская область.