Андеграунд

Друзья, эта повесть входит в состав книги "Мир, арфе подобный", которую бесплатно и без регистрации можно скачать с адреса, указанного на главной странице. Книга богато иллюстрирована!

Но это еще не всё! Существует еще и вариант в формате аудиокниги.

Аудиокнигу "Андеграунд" Вы можете бесплатно и без регистрации так же скачать с моего сайта, зайдя в раздел "СВОИМИ УСТАМИ" (колонка слева). Приятного чтения либо прослушивания!

-- АНДЕГРАУНД

повесть

Помнишь ли город тревожный,

Синюю дымку вдали?

Этой дорогою ложной

Молча с тобою мы шли...

Шли мы - луна поднималась

Выше из темных оград,

Ложной дорога казалась -

Я не вернулся назад.

Александр Блок

--

-- Бункер

Не буду уточнять, в каком именно городе все произошло. В рукописи описывается некий "Духов" - наверняка это вымышленное название. Я там был в командировке, и коллега, журналист местной газеты, буквально потащил с собой, чтобы осмотреть недавнее открытие городского значения. Думаю - для моральной поддержки, одному в подземелье ему лезть было страшновато. Лично я все это "дигерство" не люблю, ибо в юности полтора года вынужден был прожить под землей. Это не моя странная фантазия, поверьте. Дело касается службы в рядах Советской Армии.

В 1981 году меня призвали в войска, и полгода я пребывал в самом древнем русском монастыре. Это снова не шутка. В городе Муроме, в комплексе Спасо-Преображенского монастыря располагалась воинская часть, учебка связи. Там, в обстановке святой древности, меня выучили на радиотелеграфиста, в просторечии - на радиста. Но это другая "песня", а тогда, осенью 81-го, после жаркого лета направили меня служить во Львов. Там, в бункере, прорытом в живописной горе, располагался узел связи Прикарпатского военного округа. Но в этом подземелье послужить мне не довелось. Начальник прочитал в сопроводительных документах, что я москвич, и сказал: "Такие гавнюки-москали нам не нужны". И меня отослали в Житомир, в воинскую часть 77727. Первое, что я там услышал: "Три семерки двадцать семь зае...ли нас совсем". Ну, а второе: "Москвич? В жопу, в жопу..." И меня отослали в жопу, которая называлась ЖУЦ. Посреди степи, в скалах у прекрасной реки Гнилопять находился бункер, в котором мне и предстояло провести полтора года. Через тридцать лет я узнал совсем уж удивительное. Дело в том, что бункер состоял из трех уровней, самый нижний из которых - жуткая заброшенная система казематов. Но мы, солдаты, об этом не знали и даже почему-то не задумывались о происхождении пустующей части бункера. Так вот: нижний уровень построили фашисты в период Второй Мировой. И только после для нужд ЗКП советской армии соорудили подземный бетонный саркофаг, способный выдержать ядерный удар, а так же многочисленные ответвления подземного мира. Но удивительное состояло в ином: у фашистов оказывается была идея создать здесь, на берегах Гнилопяти некий сакральный центр по "производству" чистокровных арийцев, ибо само "место силы" указали ихние астрологи и экстрасенсы.

Точка наша называлась странно: "Пластилин". Постоянный контингент - 15 солдат и один офицер, майор Даниил Леонидович Ярошевский, добрейшей души западный украинец, которого мы уважительно называли: Шеф. Время от времени жизнь в степи оживала, ибо проводились учения. Наезжала хренова туча техники, помещения наполнялись людьми как бочки - селедкой. В обычные же дни мы, солдатики, маялись в тоске, наслаждались великолепной природой (река Гнилопять в этом месте течет в великолепном скалистом каньоне) и несли типа боевое дежурство (да просто поддерживали аппаратуру в рабочем состоянии). Моя задача заключалась в том, что я принимал радиограммы или устанавливал каналы эфирной связи для ЗАС. Обычная, конечно, рутина, но некоторая романтика в радоэфире все же есть, ведь полтора года я прислушивался к голосу Космоса.

Ситуация с открытым в городе с условным названием Духов бункером была такова. Ломали остатки фабрики, на которой, как мне сказали, когда-то производили пуговицы, и экскаватор ковшом пробил дыру в земле. Стали выяснять, не подвал ли это. Оказалось, ни на каких планах или экспликациях ничего такого не указано, в общем, совершенно непонятная геоподоснова. Старожилы донесли местное предание о том, что якобы в оккупацию там чего-то воротили немцы, но никаких достоверных сведений на сей счет не имелось.

Короче говоря, едва мы с коллегой забрались в дыру, я сразу понял: узел связи. Здесь уже успели побеспредельничать мародеры: мебель и предметы были в беспорядке раскиданы, а двери - взломаны. Воздух в помещении довольно затхл - и тут я понял: в годы моей военной службы я был просто безумно юн - и все трудности подземного жития воспринимал легко (а куда бы я делся...). Очень не хотелось задерживаться в бункере, к тому же, кажется за последние годы - видимо, из-за стресса - во мне развилась клаустрофобия. Все мы делали наскоро.

В одной из комнат пол покрывали листки бумаги, исписанные мелким, убористым почерком. Я взял один из листков и в свете фонарика (я, кстати, всегда беру в командировки фонарик - в глубинке с завидной постоянностью пропадает свет) попытался прочесть. Почерк сложный, смысл написанного я различал с трудом. Почти сразу я понял: это дневник одного из обитателей подземелья. Все листки, исписанные с обеих сторон, я собрал, их набралось чуть меньше двухсот.

Они не пронумерованы. В гостинице удалось кое-как уложить все в осмысленный порядок. Вечера длинные, а делать нечего. Ни начала записей, ни конца я не обнаружил. Так же отсутствовали куски в середине, получается, я все же собрал не все листки. Когда приступил к расшифровке и "олитературиванью", а этот процесс у меня пошел уже на следующий вечер, захотелось еще раз слазить в бункер и поискать, я даже набрался отваги в виде трех банок крепкого пива. Но вход в подземелье замуровали - конечно во избежание эксцессов и несчастных случаев: еще вчера подогнали бетономешалку и тупо вылили бетон в дыру. Прошел слух, что якобы в подземелье было найдено нечто, что заставило срочно консервировать объект.

Конечно, навел я справки о полицейском Маслове, якобы авторе записок. Оказалось, был такой, но несколько лет назад пропал без вести. Основная версия: офицера убрали бандюки, которым он мог помешать творить злодейства. Дело не закрыто, оно считается глухим висяком, так что никаких следственных действий по нему не осуществляется. Родители Маслова умерли, родственники не обнаружены, а посему отсутствуют даже заинтересованные в раскрутке дела лица.

Я не специалист в графологии, но на мой взгляд, записи делал не слишком уверенный в себе человек с комплексами. Буковки разноразмерные, строчки бегают. Впрочем, уже на третий вечер я к почерку попривык и набивал текст в планшет довольно быстро. А в стиль уже почти и не вмешивался. Вот, что у меня получилось...

-- Тени

...сначала долго смотрел на лампочку, испускающую голубоватый, холодный свет. Она, жалкая и одинокая, болталась на проводе, растущем из потолка, перевязанном так, что образовалась петля. Потолок серый, кажется, бетонный. Свет от лампы образовывал на потолке причудливый рисунок - эдакая разорванная паутина. И петля отбрасывает такую зловещую тень...

Я уже понял, что ноги мои привязаны к спинке кровати. Немного больно, затекли лодыжки, нудно гудит в голове. Руки свободны - это плюс. Подтянулся, присел, попытался распутать узлы. Похоже, перевязано умело, да и веревка скользкая. Повозившись с пять минут, вымотался, обессилел. Отвалился, лег плашмя. М-м-мда, комфорта немного: тонкая дерюга - а под ней что-то ужасно твердое. Подушка не предусмотрена. Еще раз попробовал присесть - но отпал, больно ударившись головой о деревяшку, и будто в черепной коробке разбился стеклянный сосуд - в глазах салют, осколки пронзили мозг...

Отлежался, переждал, пока устаканится организм - хотя бы нормализуется пульс. Что же... время, наконец, сосредоточиться и понять, где я и что я. Оно конечно, неопределенность положения и пугающая, стремящаяся вогнать в состояние паники неизвестность явно не способствует адекватности мышления. Но есть плюс: я в фиксированном положении, меня никуда не уносит и никто меня не бьет. Хотя, кажется, били...

Итак, для начала - визуальное изучение среды. Тот, кто связывал мне ноги, прекрасно все предусмотрел: сесть я могу, но для того, чтобы оставаться в сидячем положении, надо прилагать усилия - а это отбирает силы. Зато можно еще и перевернуться на бок, положить под голову руку. Пошевелил ступнями, восстановил кровоснабжение, занял такую позицию, чтобы ничего не затекало. Итак, помещение просторное, примерно восемь на двенадцать метров, в дальние углы свет от хилой лампы едва добивает. Глаза адаптировались, свет уже не кажется отвратительно-холодным. Голые стены, серые потолок и пол, а из предметов здесь только кровать - деревянная, без острых углов. Никак не могу обнаружить дверь, окно или хотя бы люк. В том числе на полу и потолке. Как будто я заточен в ящик.

Мелькнула идиотская мысль: а вдруг меня какие-нибудь марсиане забрали - опыты ставить... Тьфу - начитался в детстве фантастики! Замуровали? А нахрена привязывали...

Рукой провел по гладкой каменной стене. Она показалась теплой. Та-а-ак, из одежды на мне они оставили все, даже кожаную куртку. Конечно же выпотрошили карманы, а там была ксива. Кобуру сняли с моим "стальным другом", табельным Макаровым. Отстегнули кожух с "браслетами", футляр с баллончиком. Значит, кто я - знают, сволочье. Сколько же я пробыл в бессознанке? Прилушался к своему организму, понял, наконец, что хочу жрать и пить. Подал голос:

- Эй!

И сам испугался - во-первых, дал петуха, а во-вторых мой визг отразили стены - и эхо гулко погуляло по мрачной комнате.

Сделал паузу, проговорил уже тихо, без пафоса:

- Эй, если слышите меня. Чего вам надо-то?

Тишина. Сквознячок легонько развевает волосы, значит, в каземате есть вентиляция. Слышно как нервно дребезжит спираль лампы.

- Ну и коз-лы. - Произнес я уверенно. - могли бы и ответить.

Так, брателло - давай судить строго. Если бы тебя хотели бы убить - шлепнули как того же таракана. Значит, убить не хотели. Помучить? Ну, маловероятно. Что еще, какие могут быть варианты... ты только про инопланетян не думай. Ну, с ума я, наверное, не сошел. Ежели больно - значит, не сплю. Заложник? Интересно, а чего с меня возьмешь окромя анализа. У нас в отделе над унитазом написано: "НИЧЕГО ХОРОШЕГО ИЗ ТЕБЯ НЕ ВЫЙДЕТ". Это и про меня. Кстати... а если я захочу по нужде? Уже, между прочим, хочу.

Та-а-ак, а теперь, брателло, будем восстанавливать обстоятельства.

Итак, вчера ближе к вечеру я, старший лейтенант полиции ОВД "Заречное" Александр Павлович Маслов, участковый уполномоченный, забрался на территорию пуговичной фабрики. Когда-то в нашем городе делали классные пуговицы, которые, говорят, шли на экспорт - в Африку и на Кубу. А теперь не делают, фабрику закрыли, трудовой коллектив распустили. Наверное, кубинцы и африканцы сами научились пуговицы делать, или перешли на молнии. Давненько в дальнем ящике похоронена у меня стопочка заявлений от некоего гражданина Пандукяна, согласно которым на заброшенной территории слоняются странные личности. Этот чёртов Пандукян живет на пятом этаже хрущобы, и из окон его квартиры прекрасно просматривается фабричный двор. У нас ведь борьба с терроризмом, мы обязаны реагировать.

Собственно, я не собирался тащиться на фабрику. Нет события - нет дела. Мало ли кто где шныряет... Фабрика под охраной, забор не поврежден. Если не охранять - население по кирпичику растащит. Сторожей, к слову, опрашивал, но они утверждают, что ничего подобного у них на территории не творится. Молодежь не тусуется, наркоманы не водятся, подпольных производств нет. Просто, я проходил мимо фабрики и вдруг краешком глаза приметил, что некто перемахнул через забор. Мне, конечно, лень, но я в тот момент все же был при исполнении, на службе. Ну, я тоже перевалил через ограду - и опять увидел шмыгнувшую в одно из полуразвалившихся зданий красного кирпича фигурку.

Ну, очень не хотелось тащиться в эту дыру - дома, в холодильнике ждет пиво. Но руководство накачивает: типа согласно оперативной информации участились пропажи людей - причем, по всему городу. В отделе полно висяков, сверху и мое начальство тоже крепко имеют. С противоречивыми чувствами я забрался в недра мрачного здания. Притаился, прислушался. И где-то снизу, из подвала донесся металлический лязг. Гляжу: почти под ногами дверца в полу и оттуда, из щели - теплый такой сквознячок. Она легко подалась. Удивило, что в подвале было светло. Когда спрыгнул с лестницы, увидел перед собою довольно широкий коридор.

Казалась, в конце тоннеля - еще светлее. Я шел предельно осторожно. И слева, и справа встречались двери. Я пробовал их толкать и тянуть на себя - они были заперты. В конце концов, я дошел до тупика. Он представлял собою круглую комнатку, в середине которой зиял колодец. Светло было потому что сверху, в потолке, имелись дыры, сквозь которые сочился свет. На стене красовалась надпись - белой краской от руки: "НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ". Не люблю эти блатные понятия. Заглянул в колодец: каменная кладка уходит во мрак, дна не видно. Когда я еще ступал в коридор, подобрал кусок кирпича. Так - на всякий пожарный. Я бросил его в жерло. Тишина... И только секунд через двадцать глухое: "Бух-х-х..." Похоже, кирпичик-то о что-то твердое таки ударился.

Да ну его, думаю, мало ли чего привидится... Может, показалось - конец рабочего дня и прочее. Все же фабрика на моем участке, надо как-нибудь днем сюда прийти. А завтра схожу к этому гражданину Пандукяну, порасспрашиваю, чего этот хрен видел еще. И тут я услышал, что за одной из дверей, той, что в коридоре, кто-то чихнул. Звонкий, отчетливый чих. Чувства мои обострились - я точно знал, за какой дверью есть человек. Неспешно, стараясь не шуршать подошвами, я подкрался к той самой двери - и резко, со всей силы вдарил по ней ногой, одновременно прокричав: "Без шуток, спокойно, это полиция, если что стрелять буду!" И в самом деле, Макаров был у меня наготове. Дверь рухнула. За ней была тесная комнатушка, и в первую руку я увидел испуганные глаза. Жалобный голосок:

- Дяденька, не убивайте...

Я выволок задержанного в коридор. "Опять шпана..." - подумал я облегченно. Пусть с засранцем ПДНиЗП занимается, не хватало мне еще и с детишками возиться... Подросток, ростом, наверное, с метр пятьдесят пять, одет был во все черное, а полголовы скрывала дурацкая тинейджерская шапочка. Выделялись белые кеды, а худая фигурка в трико смотрелась жалко и смешно. Принципе, ничего такого он не совершил - и задерживать-то не за что. Стандартный вопрос (ствол я спрятал, да и вообще старался держать себя по-отечески):

- Та-а-ак, и что мы здесь делаем?

- Ничего... - последовал стандартный ответ.

- Ты здесь не один? Признавайся - иначе хуже будет.

- В каком смысле? - А вот это уже дерзость, не люблю, могу и разозлиться по-настоящему.

- Вот, что: я два раза вопросы не повторяю. Говори правду.

В этот момент я почувствовал: что-то не так. Мальчик, испуганный ребенок стоит передо мною не так, как обычно стоят пацаны. Резким движением я сорвал дурацкий колпак. Из-под него вывалилась копна густых волос. Девка....

Собственно, это все, о чем я успел подумать. В следующий момент что-то тупое врезалось мне в темя и наступила темнота...

...Раздался жутковатый скрип, на полу откинулась одна из плит. Будто из преисподней, показался... чёрт. Он медленно, кряхтя выволок свое тело из дыры, неуклюже распрямился и замер. Я пригляделся: рогов не заметно. Или это еще не ад, или у нас неправильно чертей малюют. Существо действительно было похоже на адского работничка, только сильно потрёпанного чертовской жизнью. Весь в желтоватой седине, коренастый, с ручищами-граблями... монстр закашлялся, как будто в своей кочегарке нахватался угарного газу. Я лежу, молча наблюдаю эту природную аномалию.

Откашлявшись, чёрт подошел, нагло, в упор меня просканировал. Облокотился на стену, достал пачку сигарет "Прима", зажег спичку, прикурил. Выпустив несколько клубов дыма, сипло вопросил:

- И что ж нам с тобой делать...

- Со мной? - парировал я внаглую. - Полагаю, с вашей этой шайкой-лейкой надо кончать. Нападение на должностное лицо при исполнении, незаконное лишение свободы. Только явка с повинной и чистосердечное раскаяние смягчат вашу участь.

- Да уж бывали...

- Где?

- В караганде.

- А зачем хамить...

- Извини, дорогой, мы и сами в замешательстве.

- Мы - это кто?

- Здесь, Маслов, вот, какое дело. У вас там на плоскости есть законы, понятия, правила. А здесь мир подземный, все у нас иначе, без условностей.

- То есть, вы можете совершать преступления, веря в отвратимость наказания. Людей привязывать и все такое.

- Все проще и яснее. В связи с обстоятельствами мы тебя, приятель просто так отпустить на плоскость не сможем. А меня, к слову, Эдиком звать...

-- Участок

--

С детства мечтал быть военным. И я им стал. В нашем селе Кривое жил (пусть земля ему будет пухом!) замечательный школьный военрук, который многих пацанов заразил вирусом армии. Его звали Поликарп Иванович Апальков и он был настоящий полковник. Пройдя славный боевой путь, дослужившись до закомандира дивизии, Иваныч (его почти все так звали) вернулся на малую родину и занялся выпестовыванием будущих служак Отечества. В военные училища поступали чуть не половина парней нашего села. Иваныч научил нас уважать Державу и не бояться трудностей. Хотя, может быть, вовсе и не стоило этого делать.

Поступил и я - в Омское танковое. Тогда это было престижно, конкурс - пятеро на место. Если говорить кратко, альма матер - лучшее, что было в моей жизни. Чудесные, насыщенные годы. За день так упахивались, что вечером одна мысль: добраться до подушки. Там же, в Омске я нашел и свою половинку. Ее зовут редко: Аркадия. Мы познакомились, когда я был на третьем курсе, и мне казалось, мы - две части единого целого. Мы оба были романтиками, или думали, что являемся таковыми, хотя часто мы как раз и есть то, что из себя представляем, ведь не может светлое и чистое улетучиться так вот запросто!

По распределению я угодил в Забайкалье, в танковый полк. М-м-мда... видимо, мне не хватало информации. Или такой дурак и полный клиент системы. Я ведь учился неплохо, мог выбирать. Но еще Иваныч напутствовал: службу надо начинать в далеком гарнизоне, чтобы понять саму суть армии... Иванычу повезло: свою карьеру он начинал и заканчивал при советской власти, когда и армия, и отношение к ней были несколько иными, чем при нынешнем то ли феодальном капитализме, то ли капиталистическом идиотизме (не знаю уж, какой ярлык навесить нашей суверенной дерьмократии). Иваныч был дитя войны, из него система сделала подлинного патриота, он же, будучи свято верующим человеком (не в Бога, а в систему), пытался вложить в нас, деревенских парней, примерно то же самое. Теперь думаю: зря. Воспитывать надо не идеалистов, а реалистов; последние думают не о светлом будущем человечества, а о том как выжить в этом мире, даже если для достижения этой цели придется лизнуть. Гораздо более полезное качество в жизни - перманентно готовый влажный язык, а нормальные герои всегда идут в обход. Раньше я этого не знал.

А реалии оказались таковы. Прибыли мы с Аркадией в степной военный городок с нашими идеалистическими закивоками в качестве багажа. И нас встретила ужасающая разруха. Танки, древние Т-72, уже дышат на ладан. В подразделениях недобор, а бойцы из срочников столь не блещут интеллектом, что создается впечатление: их к нам из интернатов для "особо одаренных" призвали. Начальство только тем и занято, что разворовывает имущество и продает налево: это у них назывался "бизнес".

Военный городок - полный звиздец, ДОСы, наверное, со времен советско-китайского конфликта на острове Думанский ремонта не видели. В общем, рожать Аркадия улетела к себе в Омск. Сразу было ясно, что в ТАКИЕ условия жена не вернется. А дочку, которую назвали Светкой, я видел только один раз. Так случилось, что меня командировали в Екатеринбург. Уже четыре месяца дочурке, а я ее знаю только по фоткам "вконтакте". Я не предупредил, что еду, хотел устроить сюрприз. А сюрприз в итоге я устроил себе, родному.

В квартире кроме Аркадия и Светика встретил я незнакомого молодого человека. Постель была изящно помята тепленькое такое гнездышко, и не надо быть Пинкертоном, чтобы понять: это неслучайно, хотя как раз слово "случиться" здесь явно не лишнее. Я не стал разбираться что и как, лишь попросил глянуть на дочурку, поцеловал сонную малышку в лобик и молча ушел.

А командировка была такая: танковый полк расформировывали (и слава Богу - такое позорище ни в коем случае нельзя показывать вероятному противнику), и меня как перспективного офицера заслали в Екатеринбург, чтобы я мог посмотреть возможное место дальнейшего прохождения службы. После гостевания в Омске мне уже было все равно. Новая моя часть дислоцировалась вовсе не столице Урала а на самом севере Свердловской области: это были обширные военные склады, меня же поставили командовать ротой охраны. Тут-то я понял, что даже в херовом танковом полку - порядок по сравнению с гигантским хранилищем боеприпасов. Там рулила обыкновенная мафия, продававшая арсенал Державы кому угодно - хоть лесным братьям с Кавказа. И там все просто: если ты не закрыл глаза на воровство - сожрут, подставят, да еще обвинят во всех страшных грехах. Моего предшественника в роте охраны, честного принципиального парня упекли на зону, причем, обвинили бедолагу в преступной халатности.

Я писал рапорты наверх, просил послать на войну, в любую часть света и в составе любого рода войск. И мне на самом деле хотелось побывать в настоящем деле. Но в итоге действие возымел только один рапорт - об увольнении в запас.

Давай уж не будем рисовать картины маслом про мою личную жизнь. Там, в Забайкалье, когда Аркадия укатила домой, у меня тоже была женщина, мать-одночка. История была отвратительная: зампотылу совратил девчонку, сам же, пойдя на повышение, жестоко бросил - и ее, и дитя. Ну, как сказать... мы, в общем-то, физиологически жили - или не знаю как вернее выразиться, а пацанчик все равно меня, грешного, не признавал. С той женщиной мы расстались друзьями. Хотя, совесть иногда и грызет, ведь я здесь, в Европейской части, России, а она с пацаненком - в забытом Богом и властями бывшем военном городке. Конечно, я им ничего не обещал, но все же, все же...

В село Кривое возвращаться смысла не было: работы нет, даже совхоз, бывший некогда миллионером, захирел. Вместе с папкой и мамкой крутить хвосты телятам на домашнем подворье? Идти в фермеры? Для этого надо жилку крестьянскую иметь, а я не под это заточен. В райвоенкомате мне и предложили пойти в менты. В органах даже комнату в общаге давали. И в страшном сне вообразить не мог, что влезу однажды в "голубой мундир". Впрочем, форму на милицейской (а вскоре и полицейской) службе по счастью одевать надо по праздникам и на проверки - у нас в этом плане либерализм. Ну, а что касается всего остального...

Втягивался тяжело - а, пожалуй, даже слишком: много "подводных течений", тем, в которые лучше не соваться вовсе. А бывали случаи, когда начальник вызывал: "Ты этого гавнюка не трогай. Да - пьяница, дебошир, но за него втупились хорошие люди. Ну, ты понимаешь..." Как не понять? Весь мир ныне состоит из тех, кого трогать можно, а к кому и на танке не подъедешь. Ну, а когда "вписался в формат", понял, кого прищучивать, а кого погодить (до особой отмашки), все пошло как по накатанной. Да, собственно, с криминалом у меня работы было немного - так, бытовуха. Авторитет зарабатывать сложно, но можно. Тут главное - слабину не давать. Вот, собирается в конкретном дворе компания алкашей - так дай им понять: "Ведите себя пристойно, одна жалоба - сгноблю!" И действительно надо гнобить, если у них какая буча. Отведешь в отдел, там поработаешь с правонарушителем конкретно... Если не понял - под суд и административный арест. Тогда они в своем дворике себя пристойно уже ведут. А бухать они не бросят, это ж ясно как пень. Короче, обычная профилактическая работа современного городового.

Пользуясь случаем, обращаюсь к тебе, солнце мое Аркадия. Твои послания я получил и давно тебя простил. Не знаю, что выйдет дальше, тем более что, как ты поняла, я тоже не святой. Да хранит вас, родные мои, Господь!

-- Полупленник

- ...зря ты так о нас думаешь. Мы довольно сносные люди, покладистые. - Степа распалялся. - Эх, если бы ты... знал.

- А я разве сказал, что думаю о вас? Хотя бы что-то.

- Ну, ты не можешь не думать. И пойми: мы тебя отпускаем - ты нас... палишь. И если ты хочешь сказать про честное слово русского офицера и что-то еще в этом роде, сомнительно. Я, может, и поверил бы, а они - нет.

- Кто - они? - Люблю ловить на словах. Щас этот "Мефисто" будет у меня колоться. - Ну, говори же. Эдик тебе не начальник?

- Тут другая система, Сань. Если щас начну объяснять, ты не поймешь.

- А эти... из системы... это они велели меня не убивать?

- Опять двадцать пять. Никто тебя убивать не собирался... Да и нет здесь, как ты выражаешься, системы. Все иначе.

- Без системы быть не может, она есть даже в безумии. Не я придумал.

- Ну, а как же тогда...

Дверь открылась, вошла Аня. Это из-за нее я сюда угодил. Они со Степой родные брат и сестра. Сюда пришли добровольно, два года назад. Я же в подземном мире без году неделю. Уже через два дня после моего пребывания в каземате меня перевели на уровень вниз. Здесь просторно, говорят, бункер строили немцы, когда город был оккупирован. Я слышал там, наверху, в другой жизни, смутные легенды о секретном фашистском подземелье. Ну, там сплошные страшилки: якобы немцы изнутри забетонировались и до сих пор еще живут, ибо у них большой запас провизии. Ждут, значит, прихода четвертого рейха. Бред, короче.

Ну, не знаю... Они утверждают, что здесь у них типа "особый порядок". На самом деле бункер довольно запущенный. Здешние обитатели, конечно, пытаются наводить уют, но получается у них не шибко. Я насчитал их пятнадцать душ. Мне дали относительную свободу, а Эдик втолковал: все равно я отсюда не смогу свалить - потому как элементарно не найду выход. У этих "детей подземелья" особый способ оповещения: если что-то случается, включается сигнал, и о ЧП узнают все. Ладно... придет пора - проверим, как у них тут все работает. Они-то сами чёрт знает чем занимаются. Вроде бы при деле, а ни хрена не делается. Организованно поддерживают творческий беспорядок, в этом, кажется и заключается их работа.

У меня даже своя, персональная комната. На ночь меня все же запирают, сказали: "Так будет не всегда, вот придет время..." Сволочи, всегда недоговаривают. Время, значит. Поглядим еще, ЧЬЕ. Запирает и отпирает обычно Эдик, по звуку двери я узнаю, что настало утро. Комната метров двенадцать. В ней есть кровать, стол, тумбочка, два стула. На стене картина: вид Альп, наверное осталось от немцев. А, может, не Альпы а Кавказ или Гималаи. Я заглядывал в изнанку, там на холсте надпись на незнакомом мне языке, экзотическим шрифтом. Есть подозрение, это санскрит. В принципе, моя теперешняя камера (ну, а как ее еще назвать, коли я в плену?) довольно рационально устроена. Отдельно - санузел. Утром и вечером Есть бумага, карандаши, ручки. Именно здесь я и начал вести дневник. Времени-то дофига. На всякий случай записи я прячу - в место, которое считаю надежным.

Питаюсь со всеми, на камбузе. Еда домашняя, что-то типа шведского стола, а готовит все непонятно кто. Стоят плиты, есть холодильники, но я ни разу не видел, чтобы кто-либо кашеварил. Единого времени еды, по казарменной системе, нет, поэтому в пищеблоке не бывает много людей. Все они заняты своей имитацией систематического труда, редко размениваются на всякие разговоры. Меня вопросами не донимают, ни во что не вовлекают, я тоже не навязываюсь. Но обстановочку изучаю. Спиной чую неусыпный над собой контроль. Вечерами все чаще "тусуемся" со Степой, который, видимо, поставлен моим визави. Или надсмотрщиком - не знаю уж, как вернее.

Как бывший военный, я знаю, что бункер был задуман создателями как узел связи. Обычно это "сердце" подземных командных пунктов. Вероятно, где-то есть и штабная зона, но частенько при прогулках я утыкаюсь в забетонированные проходы - кому-то нужно было создать дополнительные препятствия. Схема бункера проста: главный коридор, от него ответвления - и там комнаты. Я заходил только в Степино обиталище, и скажу, что его комната даже меньше моей. Хотя, обставлена с любовью - любит парень уют. У него на стене картина иного содержания: морской пейзаж - без кораблей и без людей. Любопытно было бы посмотреть, как устроились Эдик и Аня, но меня туда не приглашают.

Аня - тот самый "пацан" на пуговичной фабрике, за которым я по дурости увязался. Она старше брата на два года, хотя и выглядит ребенком. Насколько я правильно понял, они детдомовцы. Печать казенного учреждения за всю жизнь не смоешь - а глаз у меня уже наметанный, вот что значит ментовской опыт. Почему опустились под землю, внятно не говорят. Зато я узнал от Эдика, что они - жертвы черных риэлторов. Как-то утром старик вопреки обычаю излишне разболтался; похоже, он к ним относится как к своим детям. Сентиментален - в этом его слабость, надо это обстоятельство как-то исподьзовать. Им по выходе из детдома на двоих дали квартиру - где-то в Подмосковье. Ну, и захотели брат с сестрой влегкую срубить бабла: обменять жилье на чуточку меньшее и подальше от столицы, а навар вложить в какое-то дело. Настолько были уверены в успехе предприятия, то в банке взяли кредит. Ну, и нарвались... на "добрых мирян". Квартирку-то у них хапанули. А еще вывезли болезных в лес, заставили выкопать яму. Но убивать и закапывать не стали - предупредили, что ежели пожалуются куда - удавят как котят. Пожалели, наверное, юных созданий. Ну, а дело, в которое вложено было бабло, выгорело. Коммерческой жилки и бизнес-опыта у обоих не оказалось.

А все же как-то они выходят на, как они говорят, "плоскость". То есть, в город. За куревом для деда, что ли, бегают? Аня, кстати, тоже изредка курит. Не люблю курящих баб, но... Надо аккуратненько выяснить, как они же выбираются на эту "плоскость". Главное - усыпить бдительность, заставить их поверить в то, что я сама покорность.

Предполагаю, что я попал в секту. Как она устроена и кто главарь, пока не понял, ну, и неясно, какому они поклоняются богу. В общении они просты и каких-то там обрядов не соблюдают, а какой-либо религиозной атрибутики покамест не заметил. Только... глаза у них все же порой горят как у религиозных фанатиков. Это настораживает, ведь и шахиды - тоже фанатики.

Аня улыбается, с ней это вообще-то бывает редко:

- Ну, что, полицай, уже не колбасит?

- Да ладно уж... ниньзя. Не забывай, что от тюрьмы не зарекаются и такие, как ты.

- Саш, сколько раз тебе повторять, что ты не в тюрьме. Так сложилось...

- Да ладно, проехали. А ты, Аннушка, сегодня особо бодрая. Небось в самоволку намылилась.

- Опять ты... остынь, здесь не войска.

- Вот мы о том же с твоим братом. Так что здесь, если не войска? А вдруг вы - шайка шпионов. А Родине я не изменяю. Даже с женой.

- А вот хочешь верь, хочешь нет - мне все равно, что. Нам здесь хорошо, а большего и не надо. Да, Степ?

- Ну, типа того... - пробурчал Степан. Вот, бывает же так: люди говорят об одном, но смысл вовсе иной, и не об этом надо вести речь. Лингвистический диссонанс. Каждый из нас троих думает о своем, а говорим о какой-то хрени. В подземелье есть женщины, но такая молодая и свободная только Аня. Степе от этого, думаю, ой, как тоскливо, очень даже понимаю юношу. Вот, возьму - и подколю его как-нибудь в смысле либидо. Ну, хотя бы должен парнишка понять, что демоническая бородка не красит...

Не скрою: до женского полу я охоч. Будучи городовым, монахом я не был, со всякими дамами у меня случалось. Короче, для меня Аня прежде всего - женщина. И она это чувствует. Анна, кстати, ненамного меня моложе - небось, уже не девушка. Ну, а что: мужик все же - почему бы не заценить даму? Это природа, супротив нее не попрешь.

Даже Степа понимает, что у нас страннотекущий флирт. Признаюсь: только глядя на Аню я впервые в жизни понял, как прекрасно лицо женщины без макияжа. Мужчины вечно остаются детьми психологически, женщины до определенного возраста похожи на детей внешне, и все дамы глубоко переживают, когда теряют этот детский флер. Нам, мужикам, без сомнения проще, во многих смыслах. Да, здесь я изгой, пленник, но одновременно еще и самец-красавец. Эту карту, возможно, получится разыграть. Кого я здесь видел, Ане не чета - уродцы какие-то, бестиарий. Вот, взять ее брата...

- А вот ты сказал, с женой. - Аня старается говорить вкрадчиво. - Так ты женат?

- Ну, как сказать... Был вообще-то. Все было. - Это я мачо из себя строю. Не знаю только, зачем.

- И что у вас?

- В смысле?

- Ну, вы...

- Не-а. - Чувствую, какое на душе у девушки облегчение. Переживает. Нут-ка, поиздеваюсь: - Какое общение, коли я тут...

Погрустнела. Зря это я.

- У вас и дети есть?

Нет, так не играют. Надо поддаваться, говорить то, что от тебя хотят слышать. Я рассказал сопливую правду, ибо мне сейчас она выгодна. Аня, кажется, морально удовлетворена. Теперь моя очередь идти в атаку:

- А вот, скажите... ну, хотя бы ты, Степ, скажи, только честно: с какого вообще бодуна вас сюда занесло? Без солнца, без утренней росы, без шума листвы в лесах. Шахтеры по жизни, блин.

- Так срослось. У нас были проблемы. К тому же, есть ценности гораздо более глубокие, нежели пейзажи. - Мы трое, как по команде, глянули на вид гор. Все же я зацепил за живое.

- А ведь ходите на плоскость. Тянет.

- Необходимость. Мы же не в космическом корабле.

- Ну, а цель? Для чего все это ваше... подполье?

- Вот - опять в тебе это... полицайское. - Воскликнула девушка. - Саша, ведь ты другой, поверь...

- А что, ответить так трудно. Вот все время вы уходите от темы. Еще ни на один вопрос не ответили по существу.

- Просто еще не время, да тебе об этом тыщу раз говорили. И вообще - обсуждение этого вопроса завело бы нас слишком далеко.

- Ну, и когда?

- Что?

- Время это ваше придет.

- Мы не знаем. Здесь никто этого не знает. И наше время тоже однажды должно прийти. И, кстати, это зависит в том числе и от тебя.

Достали уже все эти пустые бла-бла-бла. Надо бы переводить разговор в иную область. Чтобы по существу и ближе к нашим подлинным мыслям:

-Послушай, Анна... - (здесь важно сделать грамотную паузу).

- Ну, говори. Я тебя слушаю.

- Неужели тебя там, на плоскости, ничто не держит?

Мы впились друг в друга глазами. Я прямо ощущаю, как по этому смутному каналу в обе стороны перекачиваются громадные массивы информации. Собственно, я и добивался этого - чтобы посмотреть в глаза друг другу и... как там у поэта: за кротким взглядом слышать чувственную вьюгу. Не знаю, как выглядит мой взгляд, а ее - испытующе.

- Ну, хватит! - воскликнул Степа. - Вот ты, Сань, опять со своими подковырками. Мы сделали осознанный выбор - и...

На самом деле "мэссадж" Степин означает: "Ребят, ваш флирт переходит уже в эротическую игру, кончайте, наконец - противно смотреть!"

- Нет, Саш, меня ТАМ не держит ни-че-го. - Ответила Аннушка тоном, как будто она убеждает себя.

- Как же ты, солнышко, жила, если не оставила привязанностей...

- А я еще не жила, Сашенька...

--

-- Попытка к бегству

--

Снова каземат, койка, параша. По идее я выбрал довольно интересный и не самый проигрышный сценарий, но в итоге - позорно просрал. Да, совершена ошибка, а за таковые следует отвечать. Этому еще нас в Кривом учил Иваныч.

Исходил я из того постулата, что в цепочке надо искать слабое звено, и был уверен, что его нащупал. Да и на руку этим фанатикам сыграло знание ситуации. Но ведь, обрящет лишь тот, кто ищет. Есть среди этих "детей подземелья" Артем, такой мужичонка средних лет, невзрачный, без особых примет, но шебутной. В смысле много слоняется туда-сюда, частенько исчезает. Я за ним подспудно следил, благо, все холерики имеют ослабленное внимание, и обнаружил, что пропадает он, войдя в один из рукавов бункера, практически - нежилой.

Довольно хитро суетясь в основной паттерне, я приметил, что Артем прикладывает в определенном месте ладонь к стене. Я не задерживался, проходил мимо, но в глубине рукава всякий раз разглядывал больше и больше. Итак, Артем держал ладонь секунд семь, после чего в стене прорисовывался проем. Далее - непонятно. Я рассчитал: сорок метров я могу пробежать секунд за пять-шесть. Можно рискнуть - чего терять-то? Конечно, непонятно, что дальше будет, но ведь смелого даже пуля боится.

Итак, в очередной раз выследив Артема, уловив момент, когда он в этом безлюдном рукаве приложил свою корявую длань куда обычно, я совершил спринт, и, оттолкнув опешившего мужика, нырнул во внезапно образовавшуюся нишу. В принципе, я был почему-то уверен, что Артем совершает ходки на плоскость. О дальнейших сложностях я старался не думать, исходил из старого принципа: делай, что должно - и пусть будет что будет. Сделав несколько шагов внутрь ниши, я резко оглянулся: сзади была темнота. Получается, у них все же не обходится без волшебства дыра, видимо, сама собой затянулась. Никакого шума не было, значит, погони пока что нет. Вперед, Маслов!

Для побега у меня были припасены несколько свечей и нож, который я таки умыкнул на камбузе. Я зажег свечку. Увидел коридор шириной метра два - с неровными стенами. Не теряя времени, двинулся дальше. Пламя свечи пару раз задувал довольно сильный сквозняк. Это добрый знак - воздух, простите за пошлость, может поступать только из земной атмосферы. Но где она - плоскость... Сделав шагов сто пятьдесят, я пришел на распутье. Коридор разветвлялся, влево, вперед и вправо уходили три рукава. Исходя из привычки, я двинулся налево. Очень скоро я очутился в зале метров десять на десять, с высоким потолком, который при свете моего источника почти было не разглядеть. Пол был неровный, будто выдолбленный киркой, создавалось впечатление, что строители этого помещения не закончили своего дела, бросили. Вот куда надо направить усилия обитателей бункера! А то заняты хрен знамо чем... Зал оказался тупиком. Только одна дыра вела наверх, из нее веяло прохладой. Ну, по крайней мере вентиляция здесь есть. На одном из выступов скалы было нацарапано: "SIC TRANSIT GLORIA MUNDI".

Из глубины коридора, по которому я пришел, послышались шорохи. Я задул свечу и медленно, прислушиваясь, вернулся к распутью. Там я обнаружил, что в самой бездне правого рукава (напомню: я был в левом) едва-едва теплится свет. Конечно же, я направил свои стопы туда. Очень скоро стало трудно дышать, как я понял, недостаток кислорода. К тому же я ощутил, что иду под уклон. В конце концов, сдался - повернул назад... Шагал - и чувствовал облегчение.

Итак - оставался последний вариант - по прямой. Снова зажег свечу, ибо кромешная тьма и неизвестность. Видно было, насколько грубо вырублена эта паттерна. Мимо что-то прошелестело, в ушах неприятный свист. Сердце заколотилось, я прижался к полу, задул свечу. И тут понял: летучие мыши. Какая-никакая, а жизнь. Снова зажег свет, пригляделся к потолку: висят, милые, крылышки сложимши. И что они здесь жрут - уж не беглецов ли... На каменном полу, усыпанном каменной пылью, заметны были человеческие следы, довольно много. Верный путь?

Где-то через пять минут ходьбы тусклое пламя выхватило из темноты проем, с человеческий рост. Я ступил туда, осветил... и увидел, что нахожусь на круглой площадке, а надо мною - шурф, и там, наверху - белый круг. И в этот момент площадка тихо-тихо стала меня поднимать! Я и очухаться не успел, как понял, что меня несет ввысь. Гладкая поверхность шурфа похожа была на пушечный ствол. О, сколько раз в другой жизни я туда заглядывал...

И вот я на свету. Оглядываюсь... круглая комната и надпись на стене: "НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ". Нашел выход! Я ринулся в знакомый коридор с дверьми - скорее, на свободу! - но в этот момент передо мною выросли две фигуры в черном. Одна из них произнесла:

- Маслов, окстись...

Врешь, не возьмешь! Понимая, что в поединке главное - не тормозить, я бычком воткнулся в одного из них, подсек ногой, головой вдарил по животу, руками подмял под себя, пнул - и побежал... Не тут то было: второй выставил копыто, я кубарем покатился, но наскоро вскочил. Выхватив нож - попытался отмахнуться. Он навалился на меня - увесистый, хряк! - вывернул руку, прижал мое лицо к полу. Перо звякнуло о пол... все - я безоружен и унижен. Подоспел и первый:

- Ты думал, все так просто...

- Гестаповцы хреновы. - Прохрипел я.

- Не без того...

...В знакомом уже каземате хватило времени продумать свои действия, проанализировать: где ошибка? Я пришел к выводу: не только недооценил противника, но и поторопился, недостаточно продумал план. По сути, допустил авантюру. Конечно они за мною следили и вычислили, где меня сподручнее отловить. Не все так просто, старший лейтенант Маслов... Так и не понял, кто эти двое. У обитателей бункера есть охранники? Это они меня тюкнули, когда я поймал Аню? Значит, все-таки система. И Аня, и Степа, и даже Эдик так же несвободны как я... эта идея меня успокоила.

--

-- Вживание

--

Не понравилось мне это объяснение: "Она ушла на понижение". Все загадками говорят, с-с-скоты. Ани нет, она пропала. А без нее мне здесь как-то пусто. Оказывается, эта хрупкая девчонка за короткий промежуток времени успела заполонить значительную область моего внутреннего мира. И сдается мне, здесь виновна не только биология. Втюрился ты, Санёк, вот ведь дела-то какие. И это "понижение" звучит издевкой. Куда - ниже плинтуса?

А вот Степа - со мной. Похоже, парню крепко досталось за меня - не уследил. Ну, что же, решил я для себя, надо продолжать вживаться. Это сложнее, ведь я проявил сущую неуправляемость. На зоне таким, как я, вписывают в личное дело: "Склонен к побегу" и переводят на особый режим. О, интересно, я еще пока что ничего не совершил, это они совершили, незаконно лишив меня свободы, и я еще за это должен страдать. Опять же, осознав, что мы ВСЕ здесь под приглядом, я значительно легче отношусь к своей участи. А вдруг мы тут навроде подопытных кроликов - кто-то ставит эксперимент по управлению социумом, замкнутом в не слишком вольготных условиях...

Много думаю про Аню. Может быть, просто истосковался по женскому теплу? Она-то как раз менее всех в разговоре увиливала в иносказания, а частенько даже договаривала до конца. Однажды рассказала про Эдика. По ее версии, на плоскости он был довольно крупной шишкой, вроде бы как начальником лесхоза. И на него сверху надавили: переводи, мол, часть реликтового леса в неугодья - хорошие люди там коттеджный поселок хотят забубенить, крутые любят природу, а особенно на ней посрать. Эдик - фанат леса, он встал за дес горой. Ну, его и... ведь глупо стоять на путях, когда на тебя мчится паровоз.

А, кстати... ведь я об этом не думал: а вдруг... Вот, взять Эдика: Аня не четко тогда выразилась - возможно деда как-то подставили, и он, избегая правосудия, спрятался в подземелье. Или ушел с плоскости от обиды за торжество несправедливости, когда поступками людей правит золотой телец. Но вероятен иной вариант: Эдика... убили. И вообще мы все здесь мертвы. И я в том числе. Тот же Эдик в первый день, помнится, произнес: "Считай, ты в чистилище..." А почем бы и нет? Как-то здесь выглядит все абсурдно, иррационально. А меня не кокнули при задержании только лишь потому, что это невозможно. Я уже не в ТОЙ жизни, которую они именуют плоскостью. Это смерть. Никто же ТАМ, на плоскости не знает, что вообще такое - смерть. "Комната с тараканами" - это слишком просто. Ну, по крайней мере, не хочется верить, что за порогом - небытие. От ить, как ты, Маслов, оправдываешь свое положение: якобы успокойся, смирись - внедряй парадигму "у-вэй", и все само собою образуется. Нет, не оставайся лежачим камнем!

Немало размышляю о ТОЙ жизни; слово "плоскость" сейчас приобрело для меня иное значение. Не исключено, что обыденность наша, в ТОЙ жизни, это как бы два измерения. Их можно назвать: "жрать" и "трахаться". А тут - иные эмпиреи, их можно назвать: "видеть сны". Отсюда и весь абсурд, присущий нашим грезам. Сейчас прям холодок по спине пронесся: я же здесь не вижу снов! Просто, проваливаюсь в пустоту - и будто сразу оттуда включаюсь в ткань бытия. Жаль, кстати. Очень любил на плоскости уходить в грезы, причем, там я обитал в знакомых с детства мирах. Их где-то семь, а, может, девять - не считал. Но я их прекрасно знаю, все детали и персонажи - как реальные, так и вымышленные - мне неплохо знакомы. Во всех этих виртуальных мирах мне интересно, уютно, иногда проснешься - и жаль, что так скоро покинул сие обиталище. И уверен, что бункер не из моих грез. Совершенно свежий опыт, хотя, некоторые эпизоды все же, кажется, в какой-то из моих жизней уже были. Но я спокойно отношусь ко всем "дежа вю", потому что знаю: цепочки событий, случается, повторяются в разных декорациях. Сознание наше темно...

Вижу Степину тоску: конечно же, он переживает разлуку с сестрой. Несколько раз я пытался задавать вопрос: почему Аня "на понижении", а он - нет? Бесполезно - не говорит. Ясно, вопрос для Степы сильно болезненный. Зато парень сбрил свою демоническую бородку, хотя бы на человека стал похож. Странно, но исчез тот самый Артем, которого я ловко тогда оприходовал. У меня такое ощущение, что мужик все-таки злоупотреблял своим правом подниматься на плоскость, иначе говоря, баловался самоходами. Если это так, значит, я здесь не один такой... не святой. О, всплыло слово "святость"! Опять возвращаюсь к версии секты.

...Сидим в комнатушке Степы втроем - Эдик, я, само собою, Степа. Теперь понял: без морского пейзажа здесь, в этой клетушке, было бы совсем беспросветно. Как-то заглянул на заднюю сторону холста - и увидел надпись на том же незнакомом мне языке. Может, и правда санскрит? Степа не знает - да у него и образования-то с гулькин нос. Хотя на его столе стопка книжек, среди которых "Мысли" Блеза Паскаля, "О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов" Диогена Лаэртского, "О понимании" Василия Розанова, читающим я Степу что-то не видел. То ли для понта стол литературой загрузил, толь некто все же пытается поднять культурный уровень пацана. Сдается мне, усилия тщетны.

Дед в очередной раз закурил. Мы, некурящие, не ропщем - дым уносит под потолок и утягивает в вентиляционную дыру. Здесь развлечений с гулькин нос - разве только, лясы поточить, вот и кучкуемся. У меня сложилось впечатление, что бункер - как бы зал ожидания... интересно: ожидания чего? Как минимум, в коллективном бессознательном преобладает чемоданное настроение. Оттого и беспорядок в бункере, что все здесь на особом режиме, в ожидании чего-то неминуемого. Впечатление, будто авиационный борт задерживается с вылетом на неопределенное время, вот, все и убивают оное в меру своей испорченности.

Старик вещает:

- ...и так получилось, что Тенгиз этот вдарил парнишку так, что тот свалился на бок, черепушкой об асфальт тюкнулся - и не дышит. Ну, ему, конечно, искусственное дыхание и все такое. Кавказец кричит: "Я только толкнул, я не хотел!" Ага - не хотел... Тенгиз, оказалось, мастер спорта по боевому самбо. Об этом мы на суде услышали. Он знает все точки, куда надо бить, чтобы наверняка. И так ведь попал, чтобы в висок. А ты разве не слышал о той истории, Сань?

- Бать, - (я деда теперь батей зову), - щас столько таких историй. Люди как порох. Одна искра - и па-а-анеслась.

- Ну, и что с ним сделали? - Любопытствует Степа. - С Тенгизом-то...

- А, долгая там была катавасия. Он-то спокойно себя вел... ну, наши его пару раз приложили - так, для острастки. Он мирно сидел на асфальте, не рыпался, дождался, когда его соплеменники приедут. Они тут в пригороде целую деревню заполонили. В деревне-то никто не жил, дома брошенные. И понаехали эти дети гор, а наши...

Что-то пискнуло - будто из нутра Эдикова. Он, произнеся: "Щас, вернусь...", удалился. Я спросил у Степы:

- Заметил я, здесь у вас почему-то все - славяне. Так нарочно?

- Сань, ты часто задаешь вопросы, на которые я просто не знаю ответов. Я об этом думал. Наверное, совпадение. Валёк и Тамара все же больше похожи на каких-то, что ли, греков. У нас с Аней, между прочим, отцы - разные и по некоторым сведениям мой батя вообще... ассириец. А ты не замечал, что дядя Эдик все же чем-то на еврея смахивает?

О, как... и здесь еврейский вопрос. Присмотрелся Степиному лику. Да, черты лица странные. Вот что бы подумал бы я о Степе, встретив его там, на плоскости? А, пожалуй, предположил бы, что это мелкий воришка. Такой, мелкий, юркий, с цепкими глазенками. Молдаванин - вот. А, пожалуй, там он воровал. Чему еще их в детдоме научат. Вот, интересно... а какой представилась бы мне Анна, встреть я ее на улице? Да никакой, наверное. Неприметная она - и это хорошее качество для вора. Может, про риэлторов - это все обычная зековская сказка. На самом деле, воровали они напару, а когда прищучили, свалили под землю. Блин... снова-здорово: опять вернулся к версии, что попал в воровскую малину. Устроили себе тут жизнь... по понятиям... Вообще, запутался в трактовках. Все здесь странно и как-то не по-людски. И может, слишком по-людски?

Вернулся Эдик:

- Да... так, на чем я кончил...

- На том, что с гор спустились. - Подсказал Степа.

- Ну, не с гор, конечно. Хотя, в каком-то смысле и с гор. Вышли на стрелку человек по двенадцать ихних и наших. Поговорили, конечно... по-свойски. И своего спортсмена они таки сдали. Иначе, сказали мы, попалим на хрен эту вашу деревню...

- Средневековье какое-то! - Воскликнул юноша.

- Не уверен. Вот ты, Саня, был мен... то есть, милиционером. Знаешь порядки. Ну, приехали бы ваши - и что?

- Бать, все зависит от ситуации и от соотношения сил. Если бы наших было достаточно, свинтили бы всех. Ну, и в отделе бы разобрались. Но достаточно наших бывает редко.

- Вот и я о том же. Свезли мы этого Артура в ментовку, а убитого - в больничку, в морг. И нам втык: "В чё, совсем одичали? И как мы теперь преступление будем оформлять документально?" Все знают: у нас тьмутаракань, ваших мы до утра бы ждали. Хотели же как лучше, тем паче у нас полно свидетелей. "А вдруг вы сговорились и круговую поруку устроили?" Короче, во всем оказались виноваты мы. А ты говоришь: купаться...

- Это как, дядя Эдик?

- Да образно я, мальчик ты мой.

- Ну и что этому... убийце было-то?

- А на суде - цирк. Но сначала скажу, что в ментовке-то произошло. Мы сдали им Тенгизика, с нас взяли показания, запротоколировали труп. А утром спортсмена-то - бац! - и выпустили. Под подписку типа. По слухам, на крутых тачках приехали черные, вывалили, прости уж, Саш, за прямоту, ментам кучу бабла - и гуляй, дитя гор. И вот тут... Ну, короче, на центральную площадь, в белому дому сошлись тыщи две парней. Ваш-то, Саш, шеф мудрость проявил: распорядился опять задержать кавказца. Или ему сверху какая депеша пришла. Но факт, что народ продемонстрировал кулак - и это возымело действие. Ну, а на суде... Адвокаты у этого Тенгиза были хорошие. Привели "независимого" эксперта, который подтвердил: стечение случайных событий, пнул рукой - потерпевший упал, ударился... все. И судья поверил.

- А как на самом деле?

- Вот, ты, предположим, умеешь убивать. Одним ударом. Ты вдарил - он упал и умер. Ты когда-нибудь бил человека?

- Ну-у-у... случалось.

- А ты, Саш?

- Редко. Я дипломатию предпочитаю.

- Ну, не в этом дело. Ты, Степа, бил когда-нибудь так, чтобы человек падал и умирал?

- Риторика, дядя Эдик.

- Точно. В общем, судья счел, что факт убийства - даже по неосторожности - не доказан. Адвокаты джигита, видно немало им отвалили, грамотно свернули дело к межнациональной розни. Ну, и обыкновенной бытовой драке с несчастным случаем. Наш-то пацанчик действительно что-то оскорбительное сыну гор сказал, причем, Тенгиз утверждал: в адрес девушки. Итог: два года. Условно. За хулиганство. Конечно, Тенгиза с той поры в наших краях уже не видели. По слухам, он в "лесные братья" у себя на Кавказе ушел. Ну и пусть с ним. С той поры, кстати, у нас в пригороде уже не одна "кавказская" деревня, а четыре. А нашего, между прочим, звали Денис. Неплохой был, но приблатненный несколько. Вот такая, понимаешь... сказка.

- Ой, у нас тоже случай был, - засуетился Степа, - тоже на этой почве... дружбы между народами. Поселился у нас негр. Из Африки. Ну, учился в России, женился на русской - остался. Его жена попросила: в деревне одной, там старухи одни, беспредльничает мужичок, откинувшийся с зоны. Он у одной пенсионерки поселился, издевался над ней, в страхе всех бабушек держал. Говорил: "Если кто стукнет, пожалуется - хату спалю!" Разобрался с ним этот негр... ну, и в пылу драки отправил мерзавца этого в кому. Сам испугался: ему, негру, столько страхов порассказывали про русскую тюрьму, что предпочел уйти в лес. Долго его отлавливали. Чтобы сообщить, что подонка в больнице таки выходили.

- И что: тот в деревню вернулся - и снова стал беспредельничать?

- Хотел - да не успел. На негра ОМОНовцы стали охотиться, ибо тот стал разные деревни от всяких негодяев избавлять, ему заказы от бедствующих поступали, и про негра пошла слава по всей области как про местного "Дубровского". Якобы есть такой "партизан" который способен установить справедливость и наказать злодея. Ублюдка того аккурат из больницы выпустили, и он по дороге в свою несчастную деревню нарвался на ОМОНовский дозор. Оказал сопротивление - его и убили. Подумали, что ликвидировали самого "Дубровского", а негр наш - домой. В общем, счастливый конец.

- Где-то я эту историю слышал... - Закуривая, изрек Эдик.

Однако, замечу: мы в бункере много говорим о том, что творится на плоскости. Преимущественно негатив - как бы люди оправдываются за то, что ушли из ТОЙ жизни. Плоскость "держит", частью все мы все еще пребываем там. Ох, непросто все... вдруг осознал, что не вспоминаю совсем по Аркадию, про доченьку. Будто какая сила отсекает у меня прошлые привязанности. Боюсь и подумать об отце с матерью. Ведь в неведении старики... живы ли?..

-- Пролет, цыганочка с выходом

--

...какая-то непонятная засада, хотя, очень даже необычное приключение. Я до крайности растерян, и непонятно, зачем они мне устроили это... шоу. И одновременно - приобщили к своим темным (и в прямом смысле, и в переносном) делишкам. В общем, все по порядку.

Леша у нас есть такой, мужик лет тридцати семи, наверное, от роду. Молчун, неулыбчивый и угрюмый, немного на цыгана смахивает, или, что ли на пирата Карибского моря. Чернявый, кучерявый, приземистый. Ему бы еще через глаз повязку и через череп шрам, но - пока еще, видимо, не заработал. Или залечил. Мне почему-то представляется, Леша был в той жизни могильщиком или похоронным агентом. А может быть, даже фээсбэшником. Ну, это мои предположения - за столько недель я с этим молчуном ни разу даже словом не перекинулся.

Тут я ведь в "привилегированном" положении: все они добровольцы, а я, грешный - по принуждению. Но и честь мне особенная: никто не знает фамилий друг друга. Кроме моей фамилии. Такое впечатление, что они сожгли к лешему свои документы при вступлении в эту среду. Они про мою прежнюю жизнь знают почти все, а сами только разве фрагментами своего плоскостного бытия делятся - и то лишь по настроению, и, конечно же, не со всеми. И чего они со мною так таскаются, яко с писанной торбой? Э-э-эх... вот ведь какие... буры. Те тоже в Южной своей Африке с англичанами валандались, пленникам уважение оказывали. Те в благодарность выписали противникам... по первое число. Гуманизм в истории человечества никогда еще к хорошему не приводил. Да и не побеждал покамест, в конечном итоге, конечно - временные позиции светлые идеи таки завоевывали. Просветления обычно кратки - пока духовного запала в народе в достатке. Атомная бомба на Хиросиму - вот самый весомый аргумент. Остальное - лишь суета и томление духа.

Да - забыл сказать: меня на ночь уже не запирают, в принципе, я могу гулять по бункеру в любое время. Наверное, хорошо меня изучили, знают повадки и нравы зверя Сани Маслова. Все закоулки я уже изучил, но пока что надежного пути к бегству не нащупал. Есть варианты - но они не сильно отличаются от эпизода с Артемом. Кстати, так и не узнал, куда он пропал. А вот с Аней любопытнее: Степан утверждает, что несколько раз она к нему... приходила. Правда, по его версии, сам не знает, откуда. Это типа свиданка с родственником. Мне все же обидно, что ко мне не забрела. Хотя бы на минуту.

Итак, заходит вечером ко мне Леша, без стука:

- Готов?

- К чему?

- О, как. Не знаешь?

- Не понимаю, в каком ты смысле. Я не юный пионер и не шлюха, чтоб быть всегда готовым.

Ага... значит, с организацией у них все же не очень. Или лукавит, цыган чернобровый. Леша изобразил на своем смуглом лице некое подобие сарказма:

- Понятно. Пошли.

Да ладно... не казнить же он меня хочет. Слышал, когда у нас смертная казнь была разрешена, палачи так и делали: выведут из камеры типа погулять, и в самый неожиданный момент - бац! - порешат, пулей в затылок. Но я ведь, кажется, не смертник. Да и шлепнули бы сразу, если б захотели. В конце концов, я вон уже сколько жратвы ихней употребил, зря что ль харчуюсь? А еще пользу начал приносить - по своей воле прибираюсь в некоторых помещениях. Конечно, с двойным смыслом - изучаю обстановку. Но после меня, между прочим, остается чистота.

Я выше Леши на полголовы. Но этот могильщик крепче меня, пожалуй, раза в полтора. Привычка оценивать людей: кто кого завалит... Я это к тому, то с Лешей мне так просто не совладать, как с Артемом. Степа опять же куда-то пропал... По вечерам он как правило рядышком тусуется, а тут - как ветром сдуло.

Прошли безлюдной потерной, свернули в один из мертвых рукавов. Леша, как какой-то заправский сержант молодому бойцу, начал бубнить инструкцию:

- Суетиться не надо. Выходим спокойно, не шумя. Впереди я, ты - за мною. Слов не надо, смотри: я поднял правую руку - мы стоим. Рука в сторону - внимание. Качнул я головой - вперед. Все просто. Сначала будет страшно - после получишь кайф. Уверяю. Теперь - смотри сюда...

Леша положил ладонь на стену, через несколько секунд открылась небольшая ниша. Оттуда он вытащил два невзрачных рюкзачка:

- Одевай. Та-а-ак, погоди, застегну.

Похоже на компактные парашюты. Могильщик затянул на моем теле ремни, с укреплением своего рюкзака справился сам:

- Управление простое, головой. На плоскости объясню, и сам все испытаешь. И не забывай: первое время ты не вполне властен над левитатором. Это так - на всякий случай.

У меня было такое состояние, что я готов был принять любое действо - лишь бы уже не зависать в своей берлоге. Я чувствовал, что стою на пороге депрессии, так что сама психика возрадовалась движухе. Зашли в одну из пустых комнат. Недавно, похоже, там кто-то жил. Очень уютно, наверное, женщина. А вдруг - Анна? Над не застеленной кроватью картина: водопад в лесу. Леша дал знак - мы сели за стол. Мой инструктор достал из кармана коричневую склянку, два "наперстка", плеснул в оба; из коробочки, так же извлеченной из кармана, вынул две пилюли - они растворились с шипением, один "наперсток" протянул мне:

- Я тебе, Маслов, завидую. В первый раз - это классно. Запомни эту ночь. Тебе будет хотеться вернуться в нее. Но уже никогда не получится... так же как сегодня. Ну... вздрогнули. - А вот это мне уже не нравится. Так опытные торчки говорят начинающим - перед тем как последние в первый раз ширнутся. Но я без ропота проглотил. Ничего особенного, зелье не имело цвета и запаха, вода-водой. Организм на вливание никак не прореагировал. - Это не то, что ты думаешь. Специальное средство для улучшения работы вестибулярного аппарата. Иначе втемяшишься куда-нибудь. А жизнь и здоровье надо беречь, они еще на что-нибудь сгодятся. Ну, пошли. Как говорится, с Богом.

Ближе к тупику Леша вновь приставил ладонь к стене. Наверное, это у них все же идентификация. На сей раз образовался проем в человеческий рост. Мы шагнули в темноту. У Леши припасен фонарик, довольно яркий, с широким пучком. Шли быстро, свет выхватывал на мгновения фрагменты серых стен. Рукой и головой инструктор делал знаки, где остановиться, где поворачивать. Один раз почему-то несколько минут пережидали. Я сразу же понял, что это не тот коридор, в который я попал при попытке к бегству. Там стены были обработаны грубо, как в каменоломне, здесь - все ровнехонько, похоже, это бетон. Один раз луч вырвал из темноты знак радиации. Больше никаких примет - одна бетонная серость. Шли в общей сложности (если вычесть остановки) минут, наверное, пять или семь, причем, несколько раз поворачивали. Здесь тоже целая сеть ответвлений, настоящий лабиринт, без опыта легко заблудиться. Остановились у железной двери. Обыкновенной, что удивляло; я уже привык, что в этом андеграунде пролазы возникают из ничего и туда же пропадают.

Дверь открывалась при помощи штурвала, как в бомбоубежище, трудно и с неприятным ржавым скрипом, мне пришлось Леше помогать. За ней - вытянутый тамбур, освещенный лампочкой. Леша куда-то ткнул - я как будто отяжелел. Понял: мы в лифте поднимаемся наверх. Механизм (в отличие от ржавой двери) отлажен, смазан, мы ехали почти в тишине. Наконец, движение кончилось. Леша протянул руку вперед - и...

Над нами простирался Млечный путь. Это было настоящее, живое небо, усеянное звездами. Мы стояли на вершине башни, и под нашими ногами разверзся город. Точнее, огни города. Было довольно прохладно, аж пар изо рта, но - безветренно. Могильщик произнес:

- Только помни: у нас еще конкретная задача. Мы летим на Агрегатный и забираем там то, что нужно. Ну, поскольку ты впервые, можем и задержаться. Вкусить, как грится, в полной мере.

Агрегатный... Значит, все же под нами Духов. Не узнаю, улицы почти не освещены, только окна домов... А, нет - кажется, начинаю понимать. Это угол Ленина и Свердлова, самый центр города. Мы брошенной каланче, сие мрачное сооружение давно мозолит глаз духовчанам. Внизу-то настоящая пожарная часть, но огнеборцы историческим наблюдательным пунктом не пользуются - то ли им лениво взбираться, а, скорее всего, деревянная лестница обветшала настолько, что на нее просто боятся ступать.

Та-а-ак... а ведь до пуговичной фабрики отсюда километра три, а то и четыре. Эка мы забрели-то! Хотя... хрен его знает, где этот наш бункер вообще локализуется. Я отчетливо слышал такие, оказывается, приятные слуху шумы: подвывания собак, газующие автомобили, визги пьяных ссор... Странное чувство. Вроде, все вон оно - под ногами. Одновременно, жизнь плоскости представляется бесконечно далекой, удто бы вернулся из межзвездного путешествия.

- Ну, что... поехали! - Довольно пафосно воскликнул могильщик. Мне показалось даже, он улыбнулся.

- В каком смысле?

- А вот, смотри. - Леша пнул в мой рюкзак, в свой тоже. - Только ногами не дрыгай, и прыгать не пытайся. Бесполезно, и впросак попадешь. Все проще... - Инструктор дернул головой - и его крепко сбитое тело приподнялось - и повисло в воздухе. Шоу Коперфильда. - Усилий минимум, но концентрации не теряй. Смотри!

И Леша, чуть отклонив голову вправо, отлетел в сторону. Потом, сотворив нечто напоминающее петлю Нестерова, снова навис надо мной. Карлсон, блин. - Ну, давай, что ли - пробуй! Твой левитатор включен. Не тупи.

Я попытался мотнуть головой. Ноги не оторвались, зато я совершил аж два поворота вокруг себя. Сдержанный Леша не сдержал-таки усмешки. Я приподнял подбородок - и свалился на задницу. Стало досадно. Хладнокровный мужик по-доброму, все еще нависая надо мной, произнес:

- Маслов, не так резко, это тебе не кунг-фу. Ты как с девушкой давай - нежнее, нежнее. Умеешь же. И сосредоточься, наконец.

Я едва приподнял голову - и понял, что... подвисаю в пространстве. Главное - тихо, никаких тебе моторов, винтов, турбин... В детских снах мы летаем так же! Я, аккуратно поворачивая голову, облетел вокруг каланчи, остановился рядом с могильщиком. И мы похреначили!

...Оказалось, левитатор действительно управляется гениально просто - поворотами головы. Куда вертаешь шею - туда и направляешься. Впрочем, Леша оказался прав: прибор повиновался мне не вполне, некая сила - и я это чувствовал - все-таки корректировала мой полет. Уже минут через пять витал вполне себе уверенно и мог сосредоточиться на своих ощущениях. Хотя, несколько раз все же успел неловко перевернуться в воздухе, сотворить незапланированные кульбиты. Похоже, на этот прибор не слишком действуют законы гравитации и динамики: резким рывком головы назад можно мгновенно затормозить (и никакой инерции), а энергичным рывком - резко развить скорость километров двести в час. Снадобье, похоже, действительно возымело действие, и я весьма легко ориентировался в пространстве.

В сторону Агрегатного мы полетели не сразу, Леша позволил вдоволь порезвиться. Пролетали и наш отдел, и мою общагу. В большинстве окон горел свет, наверное, сейчас непоздний вечер, народ прожигает жизнь у голубых и разноцветных экранов, переживая опереточные страсти Хулио и Кончиты.

Вот внизу черная дыра горсада. Криминогенное место - наши, из органов, всегда с придыханием чуть не вползают туда по ночам, если вызов. А молодежи фиолетово - они любят тусоваться здесь в любое время суток. У них отнимают мобилы, их бьют и насилуют, а им, экстремалам хреновым, там как медом намазано. Наверное, есть все же в нас ген, толкающий род людской искать на жопу приключений.

Царство света - табачная фабрика. Там работа идет в три смены, у фабрики тендеры на поставку дешевого курева в тюрьмы. Я понял: Эдик курит местную продукцию, термоядерную "Приму". Ну, матерьялу бате явно хватит. Красиво освещена и центральная площадь - там, где Белый дом, РДК. Цивильное место, Даже с высоты птичьего полета видно.

Мы вознеслись на километр, а, может быть, на два. Здесь ветер, обжигающий лицо, особо не зависнешь. На плоскости оказывается завязалась осень, точнее - бабье лето. В эту пору воздух особенно прозрачен, свеж. Видны границы города, кругом, у горизонта - чернота. Где-то там, на Востоке - село Кривое, моя малая родина. Эх, слетать бы...

Но мы резко повернули в сторону жэдэ-вокзала. Линия железки - как взлетная полоса, яркая стрела, пронзающая темноту. Самое, оказывается оживленное место в ночном городе, я об этом не знал. Еще бы: за сутки через станцию "Духовская" в обе стороны проходят до пятидесяти пассажирских составов. Это не считая товарняков и курьерских. Я любил раньше станции, запах тавота, тепловозные гудки... они навевают приятные ассоциации о дальних странах. Да и с той поры как узнал, что там, в "прекрасном далеке", такая же хрень, как и тут, все равно обожаю вдыхать в себя вокзальное амбрэ. Я снизился - и стремительно пролетел вдоль железнодорожных линий - вплоть до конца станции, где рельсы теряются во мгле. Как будто самолет, заходящий на посадку! И вправду - кайф. Я набрал высоту, нырнул вниз - и, мягко войдя в бреющий полет, еще раз насладился зрелищем. Остановился, и, вися в воздухе, перевернулся, любуясь звездами.

- Для первого раза достаточно, тем более, заряд у левитатора не бесконечный. - Произнес подлетевший снизу Леша. - Пора к делу...

А вот и он - больной зу... то бишь, Механический завод. Наш городской монстр, некогда гремевший на всю державу. Теперь не гремит, но иногда все же тоскливо позвякивает. В каких-то цехах еще теплится производство всяких скобяных побрякушек. Раньше-то на оборонку и Космос завод пахал, теперь - на рынок хозтоваров. Мы приземлились на одном из пустынных задних дворов, почти в темноте. Могильщик дал знак: стоять, ждать. Очень скоро отворилась дверь сарая, и из нее выкатилась магазинная тележка. Я подумал, она катится сама, но ее на самом деле катил... ребенок. Поравнявшись с нами, малыш произнес, неожиданно грубым, мужицким голосом.

- На сегодня это все что собрали. Но качественно - поверь.

Понятно: карлик. Или лилипут - уж не знаю, как точно назвать. Цыган вынул из-за пазухи пакет, передал маленькому человечку. Тот проворчал:

- Опять мелочью... у-у-у, сквалыги.

- Какие есть. - Коротко ответил Леша. - Ну... до связи.

Карлик, получив мзду (или не знаю уж, что там) молча развернулся и ушел в сарай, затворив за собою вход.

- Грузимся. - Приказал инструктор. Мы перевязали мешки, набитые чем-то мягким, пахнущим каучуком. Помогли друг другу взгромоздить ношу на плечи. Довольно тяжело, но левитатор справился - медленно, но уверенно мы неслись рядышком в сторону каланчи. Я не сдержался и громко спросил:

- А что мы несем? Вдруг это наркотики. Или взрывчатка...

- А я не в курсе. - Ответил Леша таким тоном, будто это искренне. - У нас задача - надо решать. Она ведь простая. Типа курьеры.

- Ага... для мафии, а то и террористов.

- Примитивно мыслишь. - Леша сверкнул своим цыганско-пиратским взором, это было заметно даже при свете звезд и городских окон - в равной мере там могут быть, например, человеческие страдания... в смысле, жалобы от граждан на всю эту... сам понимаешь. Или благотворительная помощь. Наше дело - доставка.

- Ваше дело... - Пробубнил я. И замолчал, не стал доёживатся. Да ну - этого дуба-могильщика все равно не проймешь. А, кстати... город-то у нас небольшой, всех карликов я вроде как знаю. Видные они люди, а этого - что-то не припомню.

А вдруг это у них шпионская сеть - подумал я про себя. Собирают, блин, информацию - и отправляют куда-нибудь... в госдеп. Сотрудничают, понимаешь, с некоммерческими организациями, пятой колонной. А потом оранжевую революцию учинят, з-зар-разы. Мешки уже изрядно давили на плечи, заболела спина. Очень скоро я уже думал только: когда товар скинем, наконец. На ощупь очень напоминает пластид. Взорвут они на хрен город! Хотя... а нафига! Духов и без того на ладан дышит, а особо секретных объектов тут нет уже, все ценное для империи прое...ли. Может, и правда я зря? В смысле, проявляю гражданскую бдительность и патриотизьм...

...Мешки мы сунули в одну из привычных ниш, открывающихся от прикосновения ладони. Наверное, все же в бункере обитает какая-то черная кость, обслуга. Рабы, которых высшая каста держит на привязи. Мне позволили погулять - но все время я ощущал невидимую "уздечку". Отсюда и ощущение... засады. А все же левитатор - штука занятная.

--

-- Двум смертям не бывать

--

Несмотря на всю трагичность ситуации, смею констатировать: я жив. Мелочь, а приятно. В смысле, не то мелочь, что я не мертв, а то, что я настоящий факт осознал и получил некосвенное доказательство. Выгляжу глупым, а вот послушайте.

Эдик здесь, в бункере, оказывается, не так и давно - года два или чуть больше того. Есть тут старожилы, практически мастодонты, которые лет пять уж подземную хавку через себя пропускают, а, может, и более. Та же Люба, к примеру - дородная женщина лет пятидесяти. Я от Степы узнал, что у нее два сына... были. Хорошие пацаны, может быть, при благоприятном стечении обстоятельств, из них выросли бы славные Сыны Отечества. Но случилось иначе; что выросло - то выросло.

Сыновья с малолетства присоединились к одной из влиятельных бандитских группировок, как в те времена принято было говорить, бригад. Конечно, пацаны оставались на третьестепенных ролях, практически, собирали дань с ларьков. Так бы им и оставаться мелкими рэкетирами, но случись так, что на зону влияния бригады наехала группировка из соседней области. Жили бы да поживали все эти криминальные тусовки, мирно делили территории... ан нет: хочется ведь завоевывать, наваривать, подавлять. Впрочем, в животном мире, кажется, так же. Даже медведи, говорят, воюют за обладание пространством, хотя, тайга более чем просторная. Обе бригады, к слову, чисто славянские. На стрелке случилась пальба, и боевое крещение для мальчиков (авторитеты с обеих сторон подставили молодых) окончилось восемью "двухсотыми", а среди неудачников - Любины сыновья. Других детей у нее не было.

Муж Любин, не вынеся горя, месяца через два после трагедии повесился. Люба, будучи человеком верующим и сильным, подалась в монастырь. Известно ведь, что судьба наших детей - прямое следствие грехов наших, а последние, согласно одной из версий, можно отмолить. Смерть мальчиков - последнее звено в цепочке, построенной из ошибок воспитания. Беда разве в том, что ее, цепочку, уже не перевяжешь, там не только накрепко спаяно, но всё насмерть вросло в ткань бытия. Я это к тому, что ничего не отмолишь. Ну, это мое мнение - его я никому не навязываю.

Монастырь - знаменитый на всю Святую Русь, с чуть не тысячелетней традицией. Матушки благословили Любу в послушницы, но с условием: для будущего пострига она должна избавится ото всей личной собственности. Жена Христова не может быть обременена земными благами - это искушение, противоречие самой сути монашеского деланья. А посему следует продать квартиру, дачу, мужнину машину (неплохую, кстати, недавно купленную - сыновья натыренными деньжищами тоже помогли)... в общем - все, что нажито непосильным трудом. Ну, а вырученные средства непременно надо передать в пользу монастыря. Для Любы в Духове все одно не жизнь, она с легкостию согласилась, после - пожалела.

Любе обещали в монастыре отдельную келию, ну, и довольно почетное положение. А поселили чуть не в казарму, в которой маялись двенадцать трудниц, половина из которых - бывшие зечки. Тягостная, в общем, атмосфера, как в концлагере.

Стала наша Люба права качать, а матушки ей: "Это тебя гордыня поедает, ты больше молись и постись - и будет тебе благодать". И вот как-то приятельница приехала - и рассказывает: в квартире, которую Люба по настоянию матушек продала через посредника, предоставленного монастырем, проживает сын настоятельницы, про которого известно, что он ведет, мягко говоря, далеко не праведный образ жизни. А на машине разъезжает один молодой да ранний батюшка, зело любящий вести светский образ жизни. Ну, и взбунтовалась вдова. Пыталась за правду-то побороться. И вынесли тетку казачки-охраннички за ворота святой обители, отправив с Богом на все четыре стороны.

Здесь, в бункере у Любы, как минимум, своя комната. Говорят, она вся в иконах, но я там не был. Практически, для Любы здесь - монастырь, да еще и без послушания. Хотя - и, видимо, Люба это поняла - по большому счету не предназначена она для монашеского деланья. Слишком много в ней жизненной силы, широка она (и в прямом, и в фигуральном смыслах), а просто так не сузишь.

Занятный и горький факт: схлестнувшиеся на стрелке славянские группировки боролись за контроль над одним из городских рынков - тем, что напротив жэдэ-вокзала. Но в итоге рэкет с торговых точек стала собирать бригада, состоящая преимущественно из выходцев с Кавказа. Логичен вопрос: а что делали наши, в смысле, милиция (тогда органы в полицию еще не перекрасили)? Ответ: была в курсе. Все эти бандюганские дела - тоже вариант правопорядка, точнее, понятие-порядка. Органам выгодно, что кроме официальной законности существует еще и альтернативная структура. Последние, то есть, бандюки, не идут на беспредел, они стараются держаться в РАМКАХ. И пресекают откровенное бесчеловечье - когда уж ни одна из моральных норм не действует. Если кто-то кое-где у нас порой... то есть, насилует, расчленяет, педофильствует - они, то есть мир криминала, сами помогают блюстителям порядка прищучить негодяев. А все вместе это именуется СИСТЕМОЙ. Хотя, замечу, и СИСТЕМА, случается, дает сбой. Это когда человек СИСТЕМЫ пускается во все тяжкие. Иные думают: СИСТЕМА своих не сдает. Еще как сдает! Со свистом.

Так вот... еще с утра Эдик был весел, шутил, меня со Степой подкалывал. Юморной дед наш Эдик, и меткий. Помню, заспорили мы об отношениях между мужчиной и женщиной, о том, что раньше и слова такого не было: секс. Батя и выдал: "В наши времена прекрасно и с обоюдным удовольствием трахались просто так - без секса..." Или к Любе: "Вот, ты как бы верующая. Я понимаю: Бог-отец, Бог-сын... а вот что такое - Бог-святой дух?" И Люба реально зависает. Еще вариант: "Вот, ты о высоком и глубоком. А скажи: почему коза - горошком, а корова - лепешкой?" - "К чему ты, бать..." - "А к тому, что ты сначала в говне разберись - а посля в высокое и глубокое лезь..."

Итак, с утра батя был такой... живенький. А днем стал задыхаться, покраснел. Сказал: "Устал, пойду, у себя полежу..." К вечеру вышел. Необычно бледный, а, точнее, пепельный. Захотелось сказать: "Надо бы скорую вызвать". Но какая здесь скорая? Чего ж они тут с врачами-то не продумали...

В камбузе Эдик как-то неловко осел, схватился за грудину - и шумно плюхнулся на пол. Мы со Степой бросились к старику, пытались поднять. Дед прохрипел (страшно, с клокотом):

- Поздно, дети... уже все. Я тут, тут... отдохну.

Положили под голову дерюгу. Дед пытался хватать воздух, видно было, ему не хватало. Теперь уж лицо его совсем побелело, седая бородища казалась желтой. Последнее, что Эдик смог произнести:

- Мама, мамочка, зачем же так. Я скоро, скоро... им воздастся. Все...

И глаза его потухли, зрачки сузились до точек. Степа закричал:

- Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание, ч-чорт?!

Какое там дыхание, это - смерть, летальный исход. Не скрою своей первой же, практически, кощунственной мысли: ага, коли здесь умирают, значит, мы уж точно не мертвые - и это никакое здесь не чистилище, не рай и не ад. Это жизнь, я жив, ядрена-матрена! Ведь двум смертям, помнится, не бывать...

Убедившись окончательно, что дыхания и пульса не наблюдается, я прикрыл веки старика. Степа надрывно заплакал, убежал к себе. В камбузе оставались несколько человек. Некоторые выглядели растерянными испуганными. Из оцепенения их вывела Люба - резким окриком:

- Ну, и что стоим? Не видели, как человек отправляется ко Господу? Все там будем - даже не надейтесь. У нас, грешных, теперь задача: достойно отправить тело, а душа раба Божия Эдуарда покамест пребудет с нами.

Люба - молодец: за ночь она по хритианскому обычаю омыла тело, убрала Эдика как надо; мы из фрагментов мебели сколотили подобие гроба. Если я правильно понял, смерть в этой дыре - явление нечастое. Вот, предположим, над нами ставят эксперимент некие господа из высшей расы. Почему они позволили бате помереть - не оказали помощь? Это тоже разновидность опыта?

...Несли гроб торжественно, причем, именно тем путем, которым я когда-то пытался драпануть. При свете фонарей поставили тело в том самом тупиковом зале, где на стене латинская надпись про GLORIA MUNDI. Люба, перед тем как закрыть гроб крышкой и заколотить, прочитала простую христианскую молитву про Отца, который на небесах сидит и хочет ввести нас во искушение. Весь вид людей, некоторые из которых не умеют даже креститься, говорил о том, что от религии они весьма далеки.

Оказалось, зал - не совсем тупик. В тот раз я нервничал и не разглядел. За одним из уступов скалы скрывался лаз, не закрытый никакими заклинаниями. Гроб молча заткнули туда. Люба, произнеся "Аминь!", вопросила:

- Может, кто-то что-нибудь скажет? Подобающее.

- Можно, я? - Робко пролепетал Степа. Видя, что никто не против, парень выпалил: - Прости, дядя Эдик. Мы... мы... да, ладно. Вот, для меня ты был как отец. Очень хотел бы, чтобы ты был моим родным отцом. Все глупо, глупо... - Степа отвернулся, утер слезы рукавом. Все, выдержав пристойную паузу и поняв, что ничего уже не будет, медленно двинулись назад. Я задержался, фонариком посветил в дыру. И увидел, что новенький гроб лежит поверх старых. Причем, нижние гробы под весом верхних продавились, а те, что в самом низу, практически превратились в тлен.

...В комнате Эдика сидели четверо: Степа, Люба, Леша и я. Впервые в я батиной комнате. Она чуть побольше моей, обстановка такая же - кроме стеллажа с книгами и ноутбука на столе. Картина над кроватью: густой лес, вид сверху. Изучил корешки книг: они преимущественно научные: геология, ботаника, биология, география. Много названий на иностранных языках. Мы аккуратно собрали со стола многочисленные бумаги, сложили их в коробку. Леша уверил: он разберет Эдиков архив. Так же могильщик прибрал и ноутбук.

Люба взгромоздила на стол две бутылки. Это водка. На этикетках написано: "Болдинская осень", производство Арзамасского ликеро-водочного завода. Креативные люди, однако, в спирто-водочной отрасли крутятся. Да уж... почему-то за все мои месяцы в подземелье я не вспоминал о том, что есть в жизни простые человеческие радости типа пьянки. Повод, возможно, не самый удачный, но утонуть в парах алкоголя действительно хотелось. Нехорошо, наверное, ведь человека только что похоронили. Но стояла такая угнетенная атмосфера, что потребность на крыльях водки умчаться в нирвану стала идефикс. По крайней мере, для меня. Появилась и закуска, принесенная с камбуза. Люба трубно изрекла:

- Покойника помянуть - не грех. Даже Сын Человеческий винцом не брезговал.

Разлили в чайные чашки - рюмок или стаканов здесь не предусмотрено. Помянули. Помолчали, не закусывая. Леша разлил еще. Снова молча выпили. На сей раз, закусили.

- И чего молчим? - Вопросила Люба. Ее глаза повлажнели, засалились. У меня глаз наметан: такое бывает у опытных пьянчуг. - Ведь мы живем. Да, Эдичка? - Обратилась она почему-то к картине.

- Ы-ы-ы... - Заныл Степа. - Надо ж что-то про дядю Эдика сказать. - Язык парня заплетался, кажется, он поплыл. Шибко быстро, видно мало упражнялся в употреблении...

- Да что говорить-то... - Рассудила Люба. - туда (все поняли, что она про смерть) тыщи путей. А вот, обратно...

- Но все же скажу, - встрял я (Леша, откупорив вторую бутылку, разлил по третьей), - и не промолчу. Ты, батя (я тоже вперил взгляд в картину), для меня был непонятен. Чистилище, говоришь. Грязнилище! И уйобище. Вот.

- Сашенька, - умитворяюще промямлила Люба, - не надо так. Да, у тебя особая история. Но ты молод, красив, наконец. У тебя впереди много...

- Люб, не надо, - резко отрезал я, - никто из вас не был близок ни к Эдику, ни к кому либо иному. Да и вообще вы все тут... поодиночке, упыри, б...я. - Как вы поняли, меня тоже торкнуло.

- С-саня, ты вр-р-реш-ш-ш! - совсем уж заплетшимся языком взвизгнул Степа. - Это ты - один, как уп-пырь, а м-мы...

- Показал бы я тебе. На плоскости. Кто... вы. - Я почувствовал, что у меня сжимаются кулаки и возникло непреодолимое желание залепить Степе в его демоническую морду.

- Эй, петушки молодые. Поостыньте. Преставившегося поминаем все же. - Неулыбчивое скорбное Лешино чело - точнее, его каменное выражение - мой пыл охладило. Действительно - чего это я? Ну, развязал алкоголь язык - что распоясываться...

- Да уж... расколбасились.

- А вот ты скажи, Маслов, - исспросил Леша, - для чего мы тут все?

- Уточни вопрос. - Парировал я наконец смогши сконцентрироваться.

- Ты как бы извне попал к нам, и не по своей воле. Что ты о нас думаешь?

- Ничего. - Вполне искренне ответил я. - На самом деле вас нет, и вы - никто. И что о вас думать!

- Мент, ты непр-р-раф! - Гаркнул Степа. Но его никто не слушал, потому как парнишка окончательно уплыл.

- Как-то у вас тут все... по-достоевски. - Раздумчиво произнесла Люба.

- Это - да. - Ответил могильщик. - Все потому как развлечениев маловато.

Частенько поминки доходят до сомнительного этапа, когда кто-то восклицает: "А ведь усопший, земля ему пухом, был все же веселым человеком!" Откуда-то появилась и третья бутылка. Степа яко младенчик спал на Эдиковой кровати, его бережно, по-матерински уложила Люба.

- Эх, Саня, Саня, - причитала женщина, - а жизнь-то проходит. Да, Ляксей?

- Ну, как сказать... - Могильщик наконец улыбнулся. - Все преходяще, вечной остается лишь любовь.

- Сегодня тебя любят, завтра тебя не любят... ты и не представляешь, сколько раз мы все это проходили.

- Давай уж жить сегодняшним днем. Усекла? Пошли что ль, пройдемся...

И они ушли, оставив меня наедине с Эдиковой комнатой, в которой, возможно, все еще обитает его дух. Ну, вырубившегося и сладко сопящего Степана в счет не беру. Я допил водку из своей чашки. Потом из Степиной. Бутылку-то Леша с Любой унесли с собой. Могильщик положил змия в коробку с Эдиковыми бумагами и ноутбуком, и все это, сволочь такая, уволок, хитрюга... А мне ведь тоже любопытно, что тут дед насочинял.

На душе было легко. Вот, на плоскости только и гундят о вреде алкоголя. А как мировую литературу возьмешь - она сплошь воспеванье воздействия пьянящих паров. Сколько всего интересного творилось в нашем бренном мире подшофе! Книги... В голове у гудело, но взгляд у меня оставался цепким, мысли текли как лесной ручей. Батя, батя... Видно, это ты Степе книги выдавал, старался парня приобщить. Ну-ка, посмотрим - что за литература, окромя научной...

Ага... Платон: "Государство". Никогда не читал. Я раскрыл книжку наугад:

"...Он видел, как души после суда над ними уходили по двум расселинам - неба и земли, а по двум другим приходили: по одной подымались с земли души, полные грязи и пыли, а по другой спускались с неба чистые души. И все, кто бы ни приходил, казалось, вернулись из долгого странствия: они с радостью располагались на лугу, они приветствовали друг друга, если кто с кем был знаком, и расспрашивали пришедших с земли как там дела, а спустившихся с неба - о том, что там у них. Они, вспоминая, рассказывали друг другу - одни со скорбью и слезами, сколько они чего натерпелись и насмотрелись в своем странствии под землей (а странствие это тысячелетнее), а другие, те, что с неба - о блаженстве и о поразительном по своей красоте зрелище..."

Высокопарно, но красиво. Надо почитать. Я поковылял с томиком Платона в свою келию. У себя я удобно расположился, раскрыл книгу в коричневом переплете:

"...постигнет ли человека нищета, или что иное, что считается злом, все это в конце концов будет ему во благо при жизни или после смерти. Ведь боги никогда не оставят своего попечения о человеке, который стремится быть справедливым и, упражняясь в добродетели, уподобляется богу..."

Конечно же, я очень быстро задрых...

-- Свиданка

--

Резко открыв глаза, я вначале не понял, где я. Так у меня часто бывает, но просыпаюсь-то я обычно (эх, написал это "обычно" и почти ужаснулся...) в темноте. А тут - светло. Да я ведь же вчера по пьяной лавочке свет не выключил, повалился в дрему с книгою в руках. Да, вот он, этот коричневый томик - валяется у стены. Вдруг я почувствовал что-то - будто ток по спине - и обернулся. У стола сидела Аня.

Я совершенно не удивился, я ее ждал. Она стала другой: в синем платье, длинном, с рукавами, грудь закрыта по шею, белый воротничок, такие же манжеты. Отрастила волосы - они забраны в пучок. Эдакая... кисейная барышня. Смотрит на меня строго, испытующе. Я был уверен, что это не сон.

- Хорошо. - произнес я.

- Что - хорошо? - а голос не изменился - все такой же. Детский.

- Ты вовремя. Привет.

- Здравствуй. Пируете тут?

Я встал. Меня повело. Вот тебе и "Болдинская осень", блин, в пасти - помойка. Стыдоба.

Я сделал тайм-аут: сходил и принял холодный душ (горячей воды все равно не было), почистил зубы. Взбодрило. Поначалу чуточку раскалывалась башка, теперь - нет. Когда вернулся, Анна стояла возле кровати, листала книгу. Прям прекрасная дама!

- У брата - была?

- Никакой. Отдыхает. У вас здесь с дисциплинкой, смотрю, не очень.

- Ну, как сказать... что в первый раз такое - все равно не поверишь. Про деда знаешь?

- Да. Жалко...

- Я не совсем понимаю, вразуми: Эдик по-настоящему - или это вариант перехода. Ну, например, в ваши эмпиреи, на понижение...

- Что? Ах, про смерть. Да, для нашего мира дядя Эдик умер. Но в каком-то смысле - жив. Говорят, он оставил после себя труды. В них он и будет жить.

- Пафосно. Я надеялся, он все же с вами.

- С нами?.. Предполагаю, он и с вами тоже.

Теперь я внимательно изучил Аннушкино лицо. Оно чуточку изменилось, хотя все так же не испорчено косметикой. Жизнь заставила меня стать физиогномистом, это даже не от любопытства, а из-за инстинкта самосохранения. В ее глазах были написаны грусть и... легкий испуг. Как будто она разочарована. На краешках губ читается обида. Такое ощущение, что Аня играет заранее подготовленную роль "благородной женщины позапрошлого века", ан не очень получается, оттого и досада. Пальцы, держащие книгу, шевелятся, будто гамму на рояле играет, это от волнения.

- У вас там все так ходят? - Сказанув, я сразу же устыдился саркастического тона.

- Что? Да нет... наверное. И вообще - что ты имеешь в виду под "у вас"?

- Ну, здрасьте. Это ты, солнышко, ушла на понижение. Если они не соврали. А мы, грешные, тут вот... кантуемся.

- Знаешь, Сашенька... мы сейчас не о том говорим.

- Вразуми. О чем надо-то?

Она не ответила. Она подошла ко мне - и трепетно прижалась.

Очень скоро выяснилось, что я - ее первый мужчина. Мы лежали под одним одеялом и Аня, положив мне голову на плечо, говорила:

- ...Я и сама не ожидала, Сашенька, что все так сложно. Нет, я знала, конечно, что просто не будет, но мои ожидания оказались слишком... бедными. До конца я все еще не разобралась, да и такое у меня чувство, что это бесполезно. Ты на плоскости уже бывал?

- Случилось. Разок.

- Вот видишь... Это ваша привилегия.

- А ваша?

- Понимаешь... у меня остаются привязанности только здесь. Это... ты. И Степа, конечно. А там у меня не осталось ничего. В этом суть.

- Теперь понимаю. Еще вопрос можно?

- Только если несложный. Я не на все могу и себе-то ответить.

- Хорошо. Постараюсь попроще. Вы там... остаетесь людьми?

- Во многих смыслах - да. Разве ты сейчас это не почувствовал?

- А в каких смыслах - нет?

- В очень немногих. Сашенька, я только еще там привыкаю, не все постигла. Там главное, что уже не нужно зависеть.

- От кого?

- Скорее, от чего.

- Ну, и от чего?

- От ситуации. Это в первую очередь. Там... - Аня сделала паузу, будто представляя свое "ТАМ". - ты абсолютно свободен. По крайней мере, в своих поступках. Я к тебе прийти решила потому что почувствовала, что тебе нужна. По-настоящему.

- Так не бывает. Мы всегда от чего-то зависим. Например, от судьбы.

- Это все наши, человеческие предрассудки. Мы выдумали все зависимости - том числе и судьбу. За каждым мгновением нашей жизни растет древо вероятностей. Это, конечно, не совсем цепь случайностей - но выбор у нас есть всегда.

- Ты сама себе противоречишь.

- Я знаю.

- А как же тогда... божий промысел?

- Я еще не умею этого объяснить. Но это же не зависимость, а... - Аня задумалась. Действительно, не находит объяснений. По опыту знаю: если человек просто и ясно неспособен передать суть, значит, сам не догоняет. Много раз проверено - в том числе и на себе. Боже мой... а я ведь когда-то командовал бронетанковым подразделением! И втолковывал тупым бойцам очевидные вещи. Не всегда ведь удавалось - в смысле, объяснить. Как давно, бесконечно давно это было. А после еще следил за правопорядком на вверенном мне участке. Вот это помню вполне осязаемо. И веду себя сейчас, кстати, как мент. То есть, допрашиваю с пристрастием. Кому это понравится? Так вот... вдруг я действительно как тот боец Иванов из глухой чувашской деревни, которому хоть кол на голове чеши.

- А я знаю, что это. Думаю, у тебя какая-то матрица в голове. И ты в этом, солнышко, самой себе боишься признаться.

- То есть...

- А вот то и есть. Тебе в подкорку внедрили программу, которая противоречит твоей сути. И непонятно еще, зачем.

- Ну, если ты так думаешь...

- Именно так и думаю. Потому что чувствую: перезагружают и мой мир.

- Хорошо. Пойдем, погуляем. Я тебе что-то покажу.

Откровенно говоря, я был голоден. Предложил Ане сделать крюк на камбуз - перекусить. Очень хотелось надеяться, что поест и Аня - я боялся, что в тех эмпиреях, где она обитает, земная пища уже не нужна. На мое счастье любимая призналась, что и сама съела бы теленка.

Было около трех ночи, но в пищеблоке сидел человек. Это Антон, мужик лет сорока двух, долговязый и с чертами лица, простите, Дуремара; когда я его впервые увидел, зацепила еврейская грусть в его глазах. С ним мы близки не были, так, перекидывались нейтральными фразами, ну, так я в сущности общаюсь почти со всеми здешними.

Антон пил чай. Он ничему не удивился, или, по крайней мере, мастерски делал вид, что не удивлен. Неудобно как-то при живом человеке, да еще в столь неурочный час, сторониться его. Подсели к Антону. Он первый подал голос:

- Люблю это время. Есть возможность сосредоточиться.

- На чем? - Спросил я.

- На ком. На себе. Привет, Ань. Как там?

- Пока непонятно. - Мне показалось, Аня говорила искренне. - А вообще - сложно. Все другое.

- Понятно. Рад тебя видеть. Ты как лучик света.

- В темном царстве. - Не удержался я. Язык мой - враг мой.

- А, кстати, может быть. - Долговязый демонстрировал невозмутимость. - Только, понимаешь ли, старик, неизвестно, где оно - светлое царство. Сверху - снизу... А, ты как думаешь, Ань?

- Уже знаю, что отвечать. Неправильная постановка вопроса. Свет - везде. Проблема в том, что не всякий умеет разглядеть и почувствовать.

"Точно - матрица, понеслось у меня в голове, - как будто Аннушкиным языком управляет кто-то. Или что-то".

- Ты хочешь сказать, что мы уже типа в небесном граде Иерусалиме, только никто нам пока что об этом не сказал.

- Я хочу сказать, что мы все несовершенны. Все.

- Потому что совершенству нет предела.

- Нет. Мы рождены на плоскости. В этом наша проблема.

- Красиво. В смысле, говоришь красиво. Научилась.

- Стараемся.

Я почувствовал вот, что. Видимо, Антон в свое время подкатывал к Ане в смысле половых отношений, а она его накрепко отшила. По крайней мере оттенок обиды в речи этого длинного несуразного мужика есть. Дельфин и русалка все же не пара, к тому же - разница в возрасте, конфликт поколений и прочее. Человеческое, слишком человеческое... Забыл, кто так говорил.

- Вот и поговорили. Надеюсь, увидимся.

- Возможно...

"Не на этом свете, так на том!" - Хотел добавить я. Но на сей раз сдержался.

...Аня не прикладывала ладони к стене, стена сама разверзлась. Видно, ТАМ ей дарована дополнительная опция - управлять тайными механизмами при помощи мысли. Мы вошли в узкий коридор, который влился в довольно обширную паттерну. Она была освещена закрытыми решетками лампами. Аня, как опытная учительница, терпеливо объясняла:

- Андеграунд гораздо сложнее, чем нам всем кажется. Установлено, что его история тянется в доисторическую эпоху. Приходила новая культура, новая цивилизация - они не начинали заново, а использовали, разрабатывали уже существовавшую до них систему. Я, например, знаю, что часть подземелий - бывшие шахты. Какая-то из культур добывала здесь медь, олово и серебро. Но большей частью рудники заброшены - они опасны, ибо с плоскости поступает немало влаги, которая размывает породу. Да еще - подземные воды. Вот, посмотри...

Перед нами открылось завораживающее зрелище: пещера, украшенная сталактитами, а внизу шумела подземная река. Не слишком широкая, но поток по ней несся стремительно. Аня продолжала свою... не знаю уж... ну, наверное, сопроводительную речь:

- Система подземных рек и озер сложна, но как раз очень неплохо изучена. Дело в том, что различные культуры старались использовать водяные потоки себе на пользу и все отменно устроили. Как минимум, канализация в реки не попадает, эту воду можно пить. Есть загадка. Я тебе ее покажу. Ты не бойся, маршрут отработан, неожиданностей не будет.

В одной из ниш лежала лодка. Мы вынесли ее (она оказалась необыкновенно легкой), опустили на воду. Первой в нее прыгнула Аня, причем, уверенно, я же, повинуясь инстинкту самосохранения, перебрался в покачивающееся плавсредство довольно неуклюже, все время теряя равновесие. Я почувствовал, что пылал от стыда, но Аня сделала вид, что не заметила. Мы оттолкнулись - и понеслись вниз, будто в аквапарке (я не бывал, но видел по ящику... там - на плоскости). Довольно долго мы перемещались в полной темноте, конечно же я, повинуясь все тому же инстинкту, прижал Аню к себе и по возможности пригнулся. Она не сопротивлялась, даже обвила меня руками.

Неожиданно лодка вынырнула в освещенное пространство. Это был гигантский грот, с озером посередине. Я не мог не обратить внимания на стены и потолки: все они были разрисованы граффити. Там были изображены всякие животные - как знакомые, так и не очень. Как в школьном учебнике по естествознанию, были там саблезубые тигры, бизоны, крокодилы, мамонты. Я различил даже нечто напоминающее бронтозавра. Нарисованы были и люди, большеголовые - то ли с копьями, то ли с какими-то палками. При наличии воображения можно было представить, что люди в скафандрах. Кругом валялись крупные кости и даже черепа. Животных, конечно - не людей. Узнавались большие бивни, которые в плоскостных музеях идентифицируются как бивни мамонтов. Из лодки мы ступили на берег.

- Скорее всего, - ровным голосом опытного экскурсовода вещала Аня, - здесь было языческое капище. Радиоуглеродный анализ показал: в подземелье люди обитали в эпоху Великого обледенения. Пойдем дальше.

Нырнули в какой-то малозаметный проход, явно искусственного происхождения. Долго спускались по старательно вытесанной из камня лестнице. Здесь так же имелись осветители. Я уже замучился топать, но по счастью наконец спуск кончился - мы очутились в большом зале, с колоннами. Чем-то он напоминал готический собор, вид изнутри. В той части, где на плоскости обычно располагаются алтари, красовалось светящееся изображение спирали. Не сразу я понял: это Галактика.

- ...Неизвестная религия. - Поясняла Аня. - Мы не знаем, кто были ее адепты, откуда они взялись и куда исчезли. По всей видимости, у них была причина прятаться столь глубоко...

Ага, думал я, и у вас причины тоже, кажется есть. И ты, Аннушка, старательно повторяешь чьи-то слова. Я съерничал:

- А сокровищ Али-Бабы тут случайно нет?

Аня вначале не поняла иронии:

- Да, кто ж его знает... - Потом, уловив мое настроение, подхватила мою игру: - Нет, но копи царя Соломона и сокровища капитана Флинта уже найдены. А вообще - интересных мест в Андеграунде немало, и я тебе их как-нибудь покажу. Не сегодня.

- Но где же то место, где теперь обитаешь... ты?

Аня разливисто засмеялась - ну, сущая девочка, ребенок. Посмотрела мне в глаза, лицо ее излучало доброту.

- На самом деле, мы с тобой обитаем в одном и том же месте.

- Надеюсь, это место - не заднее. - Снизил я градус пафоса.

- Даже не надейся, Сашенька. Здесь просто нет деления на черное и белое, на переднее и заднее и на верхнее и нижнее. Здесь только ты - и я...

- Значит, все же деление на мальчиков и девочек здесь есть.

- И это тоже - условность.

- Не хотелось бы, чтобы она была истерта.

- Именно поэтому я - с тобой...

И мы здесь, в этом храме Галактики, вновь физически были близки.

-- Испытание

--

Степа пропал. Долгое время я склонен был считать, что он вослед за сестрой "ушел на понижение". Я ошибался, но об этом - позже. Странно, но его у нас в бункере не вспоминали. По крайней мере, при мне. Уже кой-чего я узнал: скорее всего, "ушедшие" попадают в тот самый командный пункт, но это не самый последний уровень для людей андеграунда. Сколько их, этих уровней, вероятно, неизвестно даже Богу. Идут отсев и перековка. Всякий раз у человека отсекают привязанности или... эти самые привязанности приближают к нему. Случай со Степой какой-то странный. Любимая еще несколько раз появлялась у меня, и я пытался узнать у Ани, что со Степой. Тщетно.

Зато мы путешествовали. Подземный мир действительно чуден и многообразен, и я обязательно как-нибудь об этом расскажу подробнее. Например, о том, что моя шутка про сокровища Али-Бабы не так далека от истины. Нечто любопытное из эпохи Средневековья в недрах андеграунда таки сокрыто. Сейчас просто времени маловато, есть проблемы.

Жаль, Аня уже довольно долгое время не приходит. Я, конечно, волнуюсь, но терпеливо жду. У меня появилась опция свободы: могу проходить сквозь стены. Тут все просто: в определенных местах (постигается эмпирически) прислоняешь ладонь к стене - и открывается проход. Видимо, я внесен в список "форма допуска номер такая-то", а рисунок на моей ладони идентифицируется как ключ. Уже через неделю после дара я уже знал все возможные маршруты. Там все хитро: до выхода добраться нетрудно - сложно выйти. Зато войти - нет проблем.

Я вполне освоился с левитатором и сную над городом в одиночку, выполняя разные курьерские поручения. Их передает мне Антон, с которым мы все же сошлись. Судьба у меня, видно, такая - с разными уродами дружить, впрочем известно, что немало на лицо ужасных все же относительно добры внутри. А вопросов о содержании посылок я научился не задавать. Пожалуй, Леша был прав: такого кайфа, как в первый раз, я уже не испытываю. Обыкновенные рабочие полеты. Бывает - и дубяк, и сырость, как говорится, ветер в харю - а я шпарю. Пилюли с растворителем принимаю перед полетами регулярно: они действительно улучшают работу вестибулярного аппарата, а побочных эффектов не наблюдается. И все же некая сила во время полета меня подправляет либо вообще "ведет", но я с этим пока что смирился.

У меня появилось такое подозрение, что в том инциденте на пуговичной фабрике, когда меня пленили, имел место спланированный акт и Аня была "живцом". Ловцы человеков, блин. И много она наловила... Всякий раз при встрече почему-то забываю об этом у нее спросить. Прямых вопросов здесь не стесняются - отвечают разве криво. Я стал подкованнее, начитался книг из Эдиковой библиотеки, некоторые не по одному разу. Могу вести речь на всякие заумные темы, но все равно - дуб-дубом, потому как не понял все же, к чему вся эта... долго подбирал слово, но не смог.

С последними своими привязанностями на плоскости справляться нелегко. К сатрикам, то есть, отцу с матерью, я уже приходил. По крайней мере, предки уверовали, что я жив и здоров, только дали слово никому об этом не говорить. Я солгал, что меня перевели в службу внешней разведки и я выполняю спецзадание, так сказать, боец невидимого фронта. В Штирлицев старшее поколение верит у нас свято. У левитатора потрясающие свойства - я ведь даже смотался в Омск. Понял, что к Аркадии у меня никаких чувств, да, она и живет теперь по счастью с нормальным мужиком, которого Светик считает родным отцом. Я не стал "являться" - просто понаблюдал со стороны. Второй раз в жизни посмотрел на дочурку вживую. И понял: гены, принесенные моим сперматозоидом - это еще не все, точнее, мизер. Подражая отчиму, который с малышкой общается много и с любовью, Светик научилась перенимать выражения его лица, и стала чуточку на него похожа. Что удивительно: кто-то от моего имени ежемесячно пересылает Аркадии деньги. Не слишком много, но достаточно, чтобы в относительно небогатом городе поднимать ребенка. Я просто увидел квитанции, лежащие на комоде. Может, оно не хорошо - вот так соглядатайствовать, но, если я возникну физически пред светлы очи жены (с которой, я, кстати, официально не разведен) и дочурки, лучше от этого никому не станет.

У Антона своя судьба. Он сам кой-чего поведал о ней. Антон на плоскости был фотографом-папарацци бульварной газеты. В столице - как говорится, в самой гуще гов... то есть, бомонда. Как он сам выражается, торчал по уши в грязных простынях. Познал всю прелесть изнанки мира победивших гламура и криминала. Блеск и нищета куртизанок светских тусовок. Видно, что-то перевернулось в его мозгу. Говорит, обрыдло. Я привык здесь все делить или умножать на два - ведь есть вероятность, что Антон просто залез куда не следует и поскрябал в сусеках конкретных пацанов. Ну, и в прямом смысле провалился под землю. От греха и ради сохранения... души - чего же еще.

Некоторая напряженность в отношениях между нами все же остается. Мужик подкатывал к Ане, а я фактически у него девушку-то и увел, сам того не зная. Ревность - инстинкт отвратительный, но ведь я сам когда-то порвал с законной супругой именно из-за частнособственнических чувств по отношению к женщине.

Между прочим мы с Аркадией повенчаны, как вы понимаете, пред Господом. Оно конечно, мы были юными романтиками, не задумывались о смысле поступков. Но... как обычно там говорят: незнание законов не освобождает от ответственности. Сейчас я говорю о законах бытия. Но вообще - я запутался в этих тонкостях и условностях. Жизнь, мне кажется, сложнее даже аксиом природы и религиозных запретов. Мы оттого зачастую и страдаем, что думаем иначе. Впрочем, есть версия, что страдание - путь к очищению. Вы это инвалиду скажите - тогда узнаете... что такое русский нелитературный язык.

...Однажды вечером Леша позвал меня с собой. Сказал, надо устроить одно дело на плоскости. С нами пошел и Аркаша. Левитаторы одевать не стали, в вышли в знакомом месте, на пуговичной фабрике. Я понимаю, что Леша типа мой наставник, и в принципе ему доверяю. Забыл сказать: у меня новая одежда - я теперь во всем черном. В бункере есть гардероб, туда приходишь и выбираешь себе по вкусу и под размер, но все опять же в темных тонах. Оно понятно: в основном мы на плоскости в темноте, и малозаметны. Но вот - почему мы в эдаком трауре у себя дома в бункере... мне лично невдомек. Как-то смотрел пиндосское кино: "Люди в черном". Там эти супермены выглядели тупыми и брутальными. На плоскости даже заплатил бы, чтобы не стать таким. А здесь вот - стал.

Отвык уже ходить по улицам - летать как-то интереснее, да и безопаснее, опять же. Открыл для себя, что оказывается в нашем подземелье очень свежий воздух и отсутствует неприятный запах. Здесь, в городе не просто душно - в спертом воздухе трудно дышать. Накалившийся за день асфальт источал жар, и со всех сторон тянуло зловониями. Надо же, как я за свою жизнь на плоскости ко всему этому принюхался...

Что удивило, встречавшиеся изредка люди почти не обращали на нас внимания, и просто делали вид, что не обращают... в погруженном во мрак городе случайных людей лучше сторониться. Боже мой, а ведь я в этом гетто когда-то охранял правопорядок! Себя бы спасти - как вообще в эдаком бардаке думать о безопасности других. Мои коллеги, то есть, полицейские, в основном этим и занимались, то есть, берегли персональные задницы. А реагировали на уже свершенные преступления только лишь из инстинкта самосохранения. Не раз слышал, как дежурный в отделе успокаивал позвонившего: "Драка, говорите? Но никого же не убили, не зарезали. Почем зря беспокоите? Вот зарежут - тогда..."

Вышли на центральную площадь. Там, при свете фонарей казалось, можно расслабиться. Не тут-то было! Шумная компания молодежи неслась неведомо куда, в этом человеческом стаде шумело: "бум-бум-бум!" - подобие музыки буквально било по ушам. Я осознал: мы, трое - пришельцы в этом диком мире, практически, мы в джунглях. Улица живет согласно диким законам, нам чуждым и отвратительным. Этот закон - естественного отбора: большие рыбы пожирают маленьких.

Кто-то из компании нас приметил, воскликнул:

- О, фраера! Пацаны, надо бы просканировать...

Из группы выделились человек семь, решительно направились в нашу сторону. Мои спутники не двигались, их уверенность передалась мне. Я приметил, в руках юношей что-то поблескивает - не то заточки, не то кастеты. Сердце мое ускорило свои обороты - нервишки, как там на плоскости говорили... "очко жим-жим". Те подошли, но не ближе чем на пять шагов. У меня опыт, я чувствую - дрейфят все же. Три мужика в черном - и не боятся численного превосходства, не бегут... Даже слышно было, как шевелятся в одурманенных скверным алкоголем бошках жалкие извилины. После мучительной паузы один из шпаны кичливо вопросил:

- Эй, обезъяны... чего вы тут?

- Мимо проходи, гуманоид. - Спокойно и уверенно сказал Антон.

- Чё-ё-ё?..

- Что слышал.

- Не поял, мужик.

- Прослушай, парниша, - твердо произнес Леша, - сейчас я достану пушку и на хрен разнесу тебе тыкву. Теперь понял?

Дебил переваривал информацию, его подельники - тоже. Над группой агрессивно настроенной молодежи витало спиртовое облако. Да, думал я, вот тебе и самое безопасное место в городе... здесь, пожалуй, с наступлением темноты реально власть в руках уличных банд. Леша поторопил юношей:

- Считаю до трех и.... р-р-раз, два...

Пытаясь сохранять некоторое достоинство, осколок одичавшего стада развернулся и стал удаляться прочь. Слышалось: "Психи... фээсбешники, наверное... шляются тут по ночам, покоя не дают нормальным людям..." В этот момент на площадь со скрипом выехал ментовский "УАЗ", затормозил посередине. Компания разбежалась врассыпную, мы удалились в тень. Вышли двое полицаев с АКМ-мами наизготовку, оглядели пространство. Гнаться ни за кем не стали, снова погрузились в "козла" и укатили. Ощущение, будто война и комендантский час. Мы двинулись дальше.

Опять темная улица, но людей чуть побольше. Выщербленным тротуаром мы шли в сторону горсада. Там шумно, ага, понял я, сегодня суббота - дискотека. Для нас, полицейских, адов день, ведь для органов это означает усиление, на полночи невеселых приключений. Я спросил у Леши:

- А пушка у тебя все же есть?

- Нет. Из всех видов оружия я предпочитаю дипломатию.

- По-моему, она выручает не всегда.

- Практически, всегда. Здесь вся сила - в уместности того или иного приема. Дипломатического, конечно.

- Джиу-джитсу, мне кажется, эффективнее.

Леша не стал развивать тему. Могильщик хренов. А все же, подумал я, мне было бы гораздо спокойнее, если бы со мною был мой друг Макаров. Отобрали, гады, а ствол иметь полезно в эдакой среде. В этом мире дипломатия прокатывает все же не всегда. Разве угроза стрельбы из уст Леши - корректный прием?

- У нас цель-то есть? - наконец не сдержал я своего едкого любопытства.

- А вот, скоро будет. - Ответил Антон.

Мы вошли во тьму парка. Сразу почти наткнулись на парочку, занимающуюся любовью. Конечно, мы сразу отвалили - дело молодое. Интересно, эта наша цель - тёлок на танцульках снимать, или что? Гремела музыка, незнакомая - похоже, за время моего отсутствия появились новые хиты. Эти завывания певцов и певичек казались дикими, а все песни сопровождались все теми же там-тамами. Ч-черт, мумба-юмба Средней полосы России. Близко от адова танцевального круга я увидел наряд, среди ментов узнал даже знакомого парня из ППС, Сереню. Он опером был, прищучил кого не надо, вот - сослали. Мог бы уволится, но обиду проглотил: у него семья, кормить надо. Порыв подойти и поприветствовать я в себе погасил с трудом. Мы двинулись дальше, в глубь сада. С облегчением я осознавал, что звуки сомнительного человеческого веселья становятся тише.

Перейдя шаткий мост через реку, мы поднялись на обрывистый берег, к заброшенному храму. Зашли в пролом, зажгли фонарики. Все привычно: тлен и запустение, да еще воняет человеческими испражнениями. И вдруг голос, как из преисподней:

- Зажда-а-ался-а-а... Ну, сколько можно! - И давай звук гулять под сводами. Я встрепенулся, но, памятуя, что здесь не надо бояться (а так же верить и просить), держал себя в руках. - Саня, привет.

Знакомые интонации. Степан! Мы обнялись, парень произнес:

- А ведь я, Сань пошел по особой программе. Тут вот зависаю.

- Провинился что ль, Степка?

- Да, типа того. Или наоброт - отличился - я так и не понял. Ну, пошли, мужики. Щас начнется.

Степа откуда-то извлек металлические пруты, раздал нам. Мы встали на самую середину храма и выключили фонарики. Прислушивались к темноте, встав спиной друг к другу. Эдакая... круговая оборона. От кого, интересно... Минуты через три из-под купола полился красноватый свет, который скоро усилился настолько, что были видны закоулки церкви. И вдруг мягкий, но глубокий звук, обдало воздухом, будто сова перед лицом пролетела - и какая-то неопределенная тень свалилась на нас. Первым среагировал Антон - резко вдарив по тени прутом, отчего она отскочила и будто рассыпалась. От купола отвалилась еще одна хрень, за ней - еще, еще... Мы отмахивались, косили - и они рассыпались, рассыпались. Все происходило тихо, только шорохи и едва уловимый слухом свист. В какой-то момент на нас обрушился настоящий град теней - и вдруг все кончилось. Вновь потемнело. Мои спутники облегченно вздохнули, сдали реквизит (то есть, прутья) Степе. Мы, все четверо, вышли наружу. Уже вовсю в свои права вступила ночь. Я вполне разумно обратился к спутникам:

- Вы хоть скажите, что это было-то?

- Испытание. - Коротко ответил Антон.

- Для кого?

- Для всех. А ты думал, только для тебя?

- А в чем прикол? Какой-то дурацкий дешевый мультик. Пародия на триллер.

- В том, что мы должны были оказаться в нужное время в нужном месте. И обязательно вчетвером.

- Не совсем, - встрял Степа, - еще им надо было увидеть, как мы себя поведем на плоскости.

Ага - проболтался. Значит, все-таки ОНИ, некие "большие братья", существуют. И видимо, друг, ты с ними уже имел контакт. Как я понял, Аня на плоскость уже не ходок, а ты здесь, в городе вроде как завсегдатай. Интересно...

Стали спускаться к реке, к горсаду. Там уже тишина, дискотека закончилась. Ради экономии во всем горсаду выключили освещение. Луны нет, тьма - кромешная. Пробирались чуть не на ощупь, дорожка петляла и я все время натыкался на деревья. Вдруг, из самой глубины чащи, раздались визги - благой мат. Леша произнес: Александр, поди, разберись, что там. Мы будем ждать на площади.

Я включил фонарик, рванул на голос, но не мог ориентироваться - крик замолк. Снова выключил свет, прислушался. И почувствовал дыхание. Едва уловимое, но это явно было дыхание людей. По моим расчетам, шагов десять. Я сделал хитрый маневр: пошел наискось, уже и обогнул тех, кто затаился, но в нужный момент резко обернулся - и осветил "сцену": лежит девушка, на ней разодрана кофта, наполовину спущены джинсы. Над ней парень, зажимает ей рот ладонью. Над жертвой склонился другой, с головы - держит девушкины руки. И три пары испуганных глаз. Я воспользовался немой сценой и закричал (думаю, достаточно истошно):

- Стоять, не двигаться, дернитесь - ур-р-рою! Слезь с женщины, ур-р-од!

Ублюдки вышли из оцепенения. Но опытные, скоты - резко разбежались в разные стороны. Я не стал за ними гнаться, это бесполезно, ведь они наверняка знают горсад лучше меня. Девушка приподнялась, точнее, села, и стала покачиваясь, как буддистский монах, пытаться одеть на себя стянутую одежду. У нее стринги, натянуть нелегко, видно, и насильники, задолбались снимать, что, в общем-то, несчастную спасло.

- Ты в порядке? - Спокойно спросил я.

- Ы-ы-ы-ы... - Заныла несчастная.

- Чего дома-то не сидится?

- Он танцевать пригласил. Хм... ы-ы-ы.... Сказал, до дома проводит. Такой... обходительный.

- Понятно. Где живешь?

- На Индустриа-а-альной...

Мой бывший участок, что-то даже теплое зашевелилось в душе, это ведь минут сорок пешком. С левитатором щас бы мигом, а тут...

- Меня не боишься?

- Бою-ю-юсь...

- Сколько тебе лет?

- Шестна-а-адцать.

Хотелось сказать: ну и дура. Идешь практически на заклание, в содом и гоморру, а думаешь, принца встретишь. Чуть-чуть - и изнасиловали бы. Но я не стал озвучивать мысли, дур поучать бесполезно. Девка ребенок еще. По психологии. А тело уже между прочим - как у тетеньки, все на месте.

- Меня бояться не надо. Я из органов. - (я ведь не соврал, если говорить по большому счету). - Пошли домой.

- К кому?

Ну, как тут не выматериться. Да ты, девка - готовый клиент этой системы. Потому что у тебя психология жертвы.

- К твоим родителям. К кому еще? Или тебя никто дома не ждет?

- Жде-е-ет...

...Когда уже шустро топали по Индустриальной, она робко спросила:

- Дяденька... а ведь вы не из полиции. Вы откуда, если по-чесноку?

Мне показалась, она, едва оправившись от стресса, принялась со мной заигрывать. Как минимум, девушка приблизилась ко мне и время от времени задевала меня своим дородным бедром. Что ждет это юное создание с рабочей окраины маленького городка в будущем? Если родители отпустили свое чадо в этот ад, значит, и воспитание соответствующее. Вот и выросла... потенциальная мать-одиночка, которая и свое чадо упустит в плане воспитания. Потому что в нее уже программа заложена: "жизнь не удастся полюбому".

- Откуда, откуда... Из спецслужбы.

- Ух, ты. А мне показалось, вы из тех, которые... летают.

- Ты... видела?!

- Толька два раза. Мы на пятом этаже живем, я ночами люблю на звезды смотреть, и случайно заметила. Но я никому не говорила, чес-слово. А то подумают, что я... того.

Я ничего не ответил. Подумал: да ты, детка, и без того уже... того.

- А вы волшебник? Или... чёрт?

- Солнышко, я - человек. Обыкновенный.

- Спасибо вам, человек. - она попыталась прижаться ко мне. Я отстранился.

- Тебя как звать-то?

- Алена.

В пятиэтажке горело только одно окно, на пятом этаже.

- Твои?

- А то. Сейчас будут мозг выедать.

- Лучше бы отодрали. Как сидорову козу. А почему не позвонила?

- Так этот... Эльдар... он у меня мобилу-то - отобрал.

- Надеюсь, теперь ты горем наученная. Хотя...

Девушка страстно в меня воткнулась всем своим довольно объемистым телом, попыталась найти мои губы. Не нашла. Но по ее поведению я понял: давно уже эта Алена не девушка. Некоторое смятение меня все же обуяло: а вдруг у них там, в горсаду все происходило по согласию? Да нет - с чего бы это ей тогда визжать...

- Скажи хотя бы, как тебя зовут... - Прошептала она.

- Владимир Владимирович. - Солгал я.

- Врешь.

- А это так важно?

- Ну и дурак!

И она впорхнула в вонючий подъезд.

...Так получилось, что путь к назначенному месту встречи пролегал мимо моей общаги. Конечно, я задержался, всмотрелся. В нескольких окнах горел свет. Мне слишком даже хорошо знакомы нравы этой "Растеряевой улицы" - снова пьют здесь, дерутся и плачут. Т-а-ак, а где же МОЕ окно? Боже - в нем горит свет! И даже, кажется, оттуда - да, точно оттуда! - доносится ругань. Значит, меня заочно таки похоронили, а в комнату вселили какое-нибудь быдло. Все - я вычеркнут из ЭТОЙ жизни, и "моего" окна более не существует. Жалко ли тебе себя, Маслов? Если уж положить руку на сердце, да. Столько лет жил как... обыватель. Бессмысленно и бездарно приближался к смерти. А все-таки что-то в ТОЙ жизни было... такое. Несуразное.

Антон, Леша и Степа таки меня на площади дождались. Степан ворчал:

- Гуляешь там. А мы тут... как проклятые.

- Да ладно, - подбодрил я юношу, - здесь тоже весело бывает, небось, не скучали...

- А вот, именно что скучали. - Буркнул Антон. - Не знали - придешь, или как.

Когда шли к пуговичной фабрике, мужики были веселы - шутили, подкалывали друг друга. Степа вместе с нами в бункер не вернулся. Мы распрощались у фабричного забора. Парень, с оттенком сожаления, напоследок произнес:

- Не знаю, свидимся ли теперь. Анне передай: я вас... благословляю.

- Тоже мне... поп. Жениться тебе надо - вот, что. - Сказанул - и сам не понял, чего это я вдруг...

У меня есть все основания считать, что теперь Степа вообще живет на плоскости. Эдакий... резидент Андергаунда. Если это так - значит, никуда не денется, влюбится женится. В принципе, парень-то нормальный, его проблема разве в том, что он мало пожил на плоскости до бункера, трудно привыкать к этой жизни. Но это излечимо. Я же всей этой реальности вкусил в полной мере, понимаю, что к чему и знаю меру и норму, что к сожалению не лечится. А Степе здесь, на плоскости, еще столько раз придется оступиться!

--

-- Свободен

--

Я понял, что никто уже не ограничивает и на направляет меня в моих полетах. Ну, я догадывался, конечно, об этом, но один недавний эпизод позволил мне абсолютно увериться в данном факте. Это произошло в момент, когда я, направляясь с обычной курьерской миссией в сторону Механического. Я углядел на плоскости знакомые Степины очертания. Он шел по улице с дамой. Полутемная улица была пустынна, и две фигурки выделялись очень даже четко. Я слихачил: подлетел сзади, на максимально близкое расстояние - так, чтобы они меня все же не заметили. Степа, энергично жестикулируя, доказывал даме:

- ...Все чушь несусветная. Могу предположить, что подземный мир существует, в конце концов, во всяком городе есть канализация. Но - чтобы там жили лю-ю-юди... Глупость, ты много фантазируешь...

- Ничего подобного. - Тоном учительницы начальных классов внушала мадмуазель. - Об этом многие говорят. Что якобы там альтернативная цивилизация. Они помогают нам и в случае чего на дадут пропасть. Ну, правда...

- Ага, значит, наша цивилизация не вполне самостоятельная, малые детки в яслях. Обязательно нужно придумать дяденек и тетенек, которые о нас заботятся и нас любят как глупых, но родных чад. Утопия какая-то.

- А вот и не утопия, и не глупость. Ты, наверное, слишком хорошо думаешь о людях. Если бы не препоны, причем, искусственные, человечество давно бы провалилось в тартарары. Взорвало бы себя. Или отравило.

Со спины довольно плотно сложенная девушка показалась мне знакомой. Уж не та ли эта Алена из горсада?.. Не может быть - эта слишком заумно говорит, видно, образованная. Хотелось залететь спереди, увидеть лицо. Но я подумал: а какая разница? У Степы личная жизнь налаживается - уже это приятно.

С вечера выпал снег. Я поступил по-мальчишески: скатал снежок и, прицелившись, кинул в Степину репу. Попал удачно - у него даже шапка слетела. Конечно же, я спрятался за угол, а потому не увидел его реакции. И, сидячи в закутке, я осознал: ежели ничто не остановило меня в моем безрассудном поступке, могущем, к слову, повлиять на ход миссии, значит, уже некому и нечему меня контролировать.

Итак, я абсолютно свободен, ничто и никто меня не удерживает. Вопрос: и что мне с этим делать? Все это, конечно, риторика. Наверное, ОНИ добились своего: мне незачем идти на плоскость, она мне отвратительна. Это и есть свобода? Да они мне просто "царя в голову засунули", перековали мозги. Или - заковали, что ли. По сути, со мной проведена работа того же примерно порядка, какую врачи делают с алкоголиками. Я закодирован от обычной жизни. Но физически-то я действительно свободен и совершенно волен в своих поступках! Где Леша, где Антон? Нет - мы с ними, конечно, встречаемся в бункере, иногда занятно проводим время. Но мы теперь - равны.

Вчера летал над городом просто так, без задания. Было морозно, особо не задержался, но поймал себя на том, что будто я прощаюсь с плоскостью. И ни-ка-ких чувств. Нет, вру: чувство было - когда я вернулся. Я когда-то являлся гусеницей. Попал в кокон, "окуклился". У меня в бункере было много степеней несвободы. Чем для гусеницы был мир? Кормовой базой - не более. Функция только одна: хавать - и пропускать через себя пищу, а мир делился на две части - "съедобное-несъедобное". Личинка в коконе спала и ей представлялись странные грезы: ночные полеты над плоскостью. Левитатор - лишь вспомогательное средство, вроде как костыли. Хочется без всяких устройств и таблеток расправить крылья и наконец вспорхнуть. Весь вопрос - куда. Неужели... а вдруг Аня - такая же часть грез? И что там, за границами кокона?

Когда Аня ко мне приходила в последний (нет - лучше сказать: в крайний) раз, мы приблизительно об этом говорили. Как и всегда почти, она появилась под утро. Я ж теперь всякий раз просыпаясь, в первую руку включаю свет и смотрю: есть, или... На сей раз она начала первой:

- Представляю, как ты здесь себя чувствуешь...

- А как - ты? В смысле, ТАМ... - Парировал я.

- Как и всегда. Сложно, запутанно.

- А ведь признайся: хотела бы, чтобы все - просто и ясно.

- Стремление к идеалу - не грех. Но ведь его нет.

- Греха или идеала?

- Что... а-а-а - шутишь.

- Нет. В последние дни я подозреваю, что идеал таки есть.

- И где же?

- Ну, если применить формальную логику - в центре Земли.

- Не остроумно. Я уже не один раз тебе говорила, что география - лишь средство.

- А цель?

- Всегда одна. Как и у всего живого: бессмертие.

- И что мешает?

- Мы сами. Наши привязанности.

- Но мы же не от себя убегаем.

- Нет. Мы идем к себе. У всех только дорожки разные. Бывает, и кривые.

- Знаешь, что я заметил, Ань...

- Что?

- Как только мы начинаем заговариваться, ты сразу предлагаешь погулять.

- А сейчас - не предложу. Давай говорить.

- Ну, коли так... скажи: а смысл-то - в чем? Ты понимаешь, о чем я.

- В совершенстве. Ты думаешь, наверное, истина сложна и трудна к пониманию. А истина валяется под ногами и мы ее топчем, думая, что есть нечто возвышенное, великое и отдаленное.

- К чему тогда совершенство, если все под ногами?

- Чтобы осознать это.

- Но ты же сама сказала, что идеала, совершенства - нет.

- Да. Иногда мы полагаем именно в этом ключе. Но просто не слышим. Я не говорила о цели как идеале. Я говорила о стремлении к идеалу. Почувствуй разницу. Совершенство - это процесс, а не результат.

- Здорово тебя там подковали.

- Я много читаю. Опять же, размышляю.

- Ну, а учителя, наставники?

- В том смысле, в котором ты говоришь, их ТАМ нет. Но есть книги, природа и жизнь. Это и есть учителя.

- Книги написаны на плоскости.

- Большинство - да. Они и созданы для развлечения тех, кому на плоскости хорошо. Эти сочинения приближают к смерти. Но есть книги, которые писались в иных пространствах. Хотя, их авторы на плоскости и жили.

- А что ты скажешь... про...

- Степу? Он не совершил еще должного числа ошибок, которые суть есть наше достояние.

- Мудрёно. Надо, получается, нарубить дров, чтобы быть удостоенным? Или, что ли, наследить.

- Кому-то - да.

- А тебе?

- Что - мне?

- Вот, я задам вопрос - попробуй ответить некриво.

- Попробую.

- Ты - женщина. Разве тебе не хочется иметь детей, нормальную семью...

- Хочется, конечно. А еще хочется себя познать, сделать что-то полезное для нашей планеты. Жизнь, Сашенька, не состоит из одного только бытового плана. Есть версия, что мы, люди, созданы не только для того, чтобы размножаться. Повторю: мы все хотим победить смерть.

- Ну, и, конечно, бессмертие ты понимаешь не в телесном плане.

- Здесь нет разницы. Телесное и духовное едины. Просто, в животном мире больше телесности. Но, если взять, например, дельфинов...

- Или крыс. Или муравьев. Типа альтернативные цивилизации. И те, и другие, к слову - тоже культуры андеграунда. Как мы.

- Тонко подмечено. Но заметь: цивилизации крыс и муравьев гораздо древнее человечества.

- Не согласен. Мы - не крысы. Но мы, смею подчеркнуть, - так же паразитируем. В частности, наша еда, с позволения сказать, кормовая база, - то, что мы умыкнули с плоскости. Мы даже электроэнергию воруем.

- Это только здесь, в бункере. ТАМ все несколько иначе.

- Прям какое-то "прекрасное далеко". Слушай, Аннушка... а вдруг этого "ТАМ" вообще не существует? - (Я накорец озвучил давнишнее свое предположение. Это как с загробным миром: мифов дофига, а реально никто еще не доказал наличие такового.)

- А что же тогда вообще по-твоему существует...

- Ты. И я. Остальное - майя, видимость.

- Двое - уже целая Вселенная. Мы только всегда почему-то этого стесняемся.

- Чего - этого?

-- Того, что мы изначально, с самого своего рождения знаем: все самое сложное сокрыто в простом. А теперь - пойдем гулять...

-- Трое

Сегодня утром Аня сообщила: у нас будет ребенок. Она уже на третьем месяце. Вот тебе и телесность, я, откровенно говоря, думал, здесь такое невозможно. Ну, что же... многое меняется, и я до сих не осознал, наверное, всей глубины события.

Конечно же, я в замешательстве. Возникает же ряд житейских проблем, основная из которых - медицинское сопровождение. Да и вообще: малыш что - света белого не взвидет? В смысле, не освятят его лучи утреннего Солнца, да и дневного с вечерним - тоже. В растерянности и Аня; она думала, обычная задержка, связанная со сменой среды. Нет - беременность. Что же ОНИ ТАМ - не все предусмотрели? С людьми, между прочим, имеют дело - живыми к тому же.

Да, забыл сказать: умерла Люба. Инсульт. Два дня лежала, сказать ничего не могла, двигала только правой рукой, немного поворачивала голову, но с трудом. А в глазах - испуг, и слезы стекают по щекам. Все время у ее постели сидел Леша. Оказалось, этот могильщик - сердобольный человек. Сейчас мы ее несем хоронить - туда же, куда отнесли Эдика. Вернемся - продолжу эту запись. Расскажу наконец о...

...Многоточие я приписал сам. Последний из найденных мною листков (если я, конечно, не ошибся в упорядочивании рукописи) исписан с двух сторон, и я точно не знаю, существует ли продолжение за словом "о".

Геннадий Михеев