Дочери гармонии

Некоторые подумают: “Ну, опять, как и во всей России-матушке, мужики спились и в телегу жизни впряглись женщины!” Но это не так; мужики в этой удмуртской деревне вовсе не выглядят опустившимися или хотя бы растерянными. Я бы даже сказал, что Бобья Уча - оплот патриархальности и устоев. Нравы в деревне еще не упали настолько, чтобы произошла эмансипация женщин, пытающихся спасти домашние очаги. Произошло нечто иное, мне кажется, недоступное нашему пониманию, и даже революционное. Этот перелом произошел в человеческих сердцах.

Я побывал на небольшом бобья-учинском празднике и наблюдал удивительные для меня вещи. Во-первых мужчины пьют самогон... степенно и понемногу. Здесь, если ты переберешь, на тебя будут смотреть как на дурака. Женщины, и в особенности девушки, в Бобьей Уче не курят и не ругаются матом. Эти занятия здесь считаются не просто непристойными, но постыдными. Вообще незамужние на посиделках ведут себя таинственно и тихо, и лишь изредка вздыхают. Однажды я поймал себя на мысли о том, что это и есть та самая целомудренность, которая была отличительной чертой русской деревни, давненько переползшей из области реалий в страну прекрасных мифов. Мне было очень странно услышать из уст бобья-учинского учителя слово “пассионарность”. Но, если задуматься, здесь живут именно пассионарии, то есть люди, не стесняющиеся того, что они крестьяне, и того, что они удмурты. Здесь гордятся и своим местом жительства, и своей национальностью. Забавно, что еще относительно недавно целая часть деревни, Цыгановка, была русской, но почти все русские от всех этих “реформ”, тяжелым обухом ударивших по одноэтажной России, сбежали в город.

В удмуртском языке нет слова, переводимого как “гармонистка”, есть слово “арганчи”, которое относится лишь к гармонистам мужского рода. Ну, не предусмотрела патриархальная по своей сущности культура угро-финского народа возможности женщине взяться за мужской инструмент! Тем не менее бобья-учинский ансамбль гармонисток называется: “Арганчи”. Ясно, конечно, что, когда гармонисток много, рано или поздно они собрались бы в ансамбль, но здесь важен другой вопрос: почему именно женщины?! Вот теперь мы осмыслим эту загадку не в абстрактных рассуждениях, на конкретных примерах.

“Муж махнул рукой...”

- Да я и сама-то считала, что это не женское дело. А на собрании, когда председателя выбирали, муж был против категорически. Мою кандидатуру выдвинули, он встал, закурил, и говорит: “Да вы что, я фермер, а колхоз - это не женское дело. Кто ж будет домашнее хозяйство вести? Семья на кого? Да и не справится...” И как все встали за мужа!..

Это случилось в декабре 2003-го. А через несколько месяцев (Татьяну Сильвестрову все-таки выбрали председателем) люди подумали: “И почему мы ее раньше-то не выдвинули?” Но упущено было к тому времени много, та как два предшественника Татьяны довели колхоз до ручки. Пускай она сократила больше пятидесяти человек “нерадивых”, но зато надои подняла с двух до трех с половиной тысяч, дойное стадо сохранила, и овцеводство стала возрождать. Ездит по судам, пытаясь вернуть незаконно отнятые деньги: предыдущий председатель по недоумению подписал какие-то кабальные бумаги. Теперь в СПК “Юность” (так теперь называется колхоз) даже одеяла шерстяные стали шить. Правда, зарплаты у колхозников остаются небольшими - надо ведь расплачиваться с долгами.

Строгость Татьяна проявила и в вопросе коллективной собственности. Люди привыкли заготавливать силос на всю деревню, а Сильвестрова кормить им частный скот запретила. И даже дежурство специалистов у силосных ям организовала. Народ почему-то не взвыл, а стал уважать жесткого председателя. Предыдущие, мужики, были почему-то люди не хваткие.

Случилась какая-то странная ирония судьбы. Муж Татьяны, Петр, был когда-то в этом колхозе главным агрономом. А его брат, Владимир, - председателем. В 2001-м они на все плюнули у шли в фермеры, основали фермерские хозяйства КХ “Сильвестров” и КХ “Селивёстров” (грамотеи в сельсовете в свое время перепутали фамилии родных братьев). Сам Петр объясняет свой и брата поступок просто: “Народ стал разбалованный, тяжело было с людьми работать... День и ночь пашешь - а на кого? На дядю?” В фермерстве они занялись овощами и зерновыми, на двоих у них 70 гектар, и общем-то, при наличии техники, работать им удается. Только вот - жена...

Таня была главным зоотехником уволилась немногим позже мужа. Не из солидарности, а просто противно стало наблюдать, что за беспредел творится в колхозе. Была безработной, потом поработала в школе учителем, снова посидела без работы, а для специалиста, который когда-то закончил ВУЗ с красным дипломом, да еще если у него есть жизненная позиция, простой гибелен. Пускай двое детей, дом, но у Татьяны до слез доходило: “Хочу в люди!”, - молила. Надо сказать, переломила ситуацию Танина свекровь, которая развела целую агитационную работу, внедряя в мозги сыновей простую мысль о том, что Таня - последнее для колхоза спасение.

И Петр махнул рукой. Теперь летом он “на общественных началах” помогает жене в качестве агронома.

...Кстати Татьяна Петровна Сильвестрова тоже участвует в ансамбле “Арганчи”. Только она не на гармошке играет, а концерты ведет.

“Нылкышно” - вовсе не “перешь”!

“Колхоз как пчелиная семья: какова матка - таков и рой...” Можно сказать, классическая удмуртская мудрость.

В деревне Гужношур, что в трех километрах от Бобьей Учи, ситуация гораздо серьезнее, хотя по сути та же. Если в Бобьей Уче дойное стадо - больше 350 коров, в Гужношуре - меньше 100 (правда, надои здесь больше, чем в Бобьей Уче). Да еще здешний колхоз (СПК “Почиш”) сдался в аренду на 10 лет другому, очень сильному и крепкому хозяйству.

Их уже были готовы купить с корнями (ради земли), да нашлась одна женщина, Антонида Арсентьева, которая не позволила совершить страшную ошибку. К сожалению, была она простой заведующей фермой и ничего не могла решить самостоятельно, но она смогла мобилизовать и надоумить растерявшихся колхозников:

- ...Тоже такие руководители были, дак... расслабились мы за десять последних лет. Некому было нас ругать, некому наставлять...

Теперь Антонида - и заведующая, и зоотехник, и бухгалтер - за всех. А муж у нее - простой плотник. По сути Антонида - главный человек в деревне, так как Гужношур относится в Бобья-Учинской сельской администрации (как не смешно, глава администрации тоже - женщина). В Гужношуре не осталось почти никаких признаков цивилизации, есть разве что начальная школа, в которой учится 7 детишек. Вместо клуба - и то собираются на ферме. Но унывать здесь не собираются; с лидером, который естественным путем выделился из деревенских рядов, можно лелеять надежду. И даже больше того. В удмуртском языке женщина зовется по-разному: “перешь” (типа как русская “баба”) или “нылкышно” (это когда с уважением, вроде как “сударыня”). Ре-е-едко теперь здесь услышишь первое слово... Только вот мужики, по наблюдению Антониды, почему-то ушли в тень. Даже гармошки (а умение играть на ней раньше было обязательным достоинством мужчины) - и те забросили:

- Как-то так получалось, что мужики после армии женились - и забывали про гармошки. Я так наблюдаю, что в настоящее время мужчины более женственны, чем женщины. Нет у них воли. Вроде бы попросишь - они сделают, все сделают, но... то ли зависит от жизни, то ли еще от чего, но какие-то они расслабленные стали. А вот взять мою сноху: она чисто городская, а телятницей работает. И с удовольствием на ферму идет!

...Трудная была судьба у Антониды. Замуж вышла в 17 лет, толком и не поняла жизнь, в которую попала, родила как-то быстро сына и трех дочерей, знай себе, сиди в дому да хозяйство свое веди. Однако что-то вырвало ее из бытовых пут...

Надо ли говорить, что и Антонида имеет отношение к “Арганчи”. Есть в Гужношуре фольклорная группа “Вьюишь” (“Радуга”), участницей которой Антонида является. А всем этим культурным многообразием, как в Бобьей Уче, так и в окрестных деревнях, командует одна женщина, Екатерина Антонова.

“Всю горесть выплескаешь!..”

- ...Если бы мужикам не нравилось, они бы не отпускали своих жен. На них скотина, дети остаются, когда жены уезжают на концерты...

“Арганчи” - организм сложный. Есть в ансамбле основная группа, в которой 24 женщины, и детская, в которой овладевают игрой на гармони 11 девочек. Среди гармонисток есть представители разных профессий, многих из них уже можно назвать виртуозами. Доярки Фаина Васильева и Рита Григорьева, продавец РАЙПО Ирина Кононова, домохозяйка Татьяна Михайлова, учительницы Екатерина Королева и Татьяна Никифорова, бухгалтер Екатерина Трофимова, студентка Ольга Фомина, пекарь Евдокия Фаресова, телятница Екатерина Яковлева, зоотехник Антонина Арсентьева...

А, в сущности, если задуматься: зачем им все это нужно? Женскую судьбу для них никто не отменял, трое детей в семье здесь считается нормой... А тут еще вечерами ступай на репетиции с тяжеленной гармошкой!..

Екатерина Антонова, бессменный руководитель и организатор “Арганчи”, объясняет все просто:

- ...У женщин было желание. Вначале боялись - вроде занятие-то мужское - но, когда две свекрови купили своим невесткам по гармошке... А ведь они по 10 тысяч стоят!..

История жизни Екатерины Леонидовны Антоновой тоже по-своему уникальна. Она, как и положено, рано вышла замуж, родила троих детей, но когда у нее уже было трое... поступила учиться в Институт культуры. Вообще-то тетя Катя (так в деревне зовут Екатерину Леонидовну) вначале училась играть на баяне, но, когда попробовала на гармошке, очень уж та полюбилась ей. Принцип игры у гармошки другой, проще, чем у баяна, но, что существенно, гармонь легче баяна - и намного. Когда Екатерина стала осваивать гармонь, потянулись к ней другие женщины:

- Я играла - а девчонки каждый день рядом с клубом в столовую проходили. Зашли как-то ко мне трое - Катя Трофимова, начальник почты Галя Васильева и заместитель главы администрации Люба Уразова - и говорят: “Катя, ладно-то как у тебя получается! Научи...” У них гармошки, оказывается дома были, мужья, родители когда-то завели, да не играли они, пылились гармошки в дальних углах. Я стала учить. И, когда нас стало шестеро, я подумала: “А не создать ли ансамбль?” И стала я приглядываться к людям...

Случилось это 18 лет назад. С тех пор в Бобьей Уче развилось целое гармонное движение. Ансамбль получил звание народного, и тетя Катя стала его освобожденным руководителем. Участниц могло быть гораздо больше, ведь тетя Катя детей приучает к гармонному искусству, еще когда они учатся в младших классах школы, но многие девушки выходят замуж в соседние деревни и уезжают. От этого, даже вырос устойчивый миф о том, что якобы в Бобьей Уче играют все представительницы слабой половины человечества. Учит тетя Катя гармонной игре и мальчиков, но, так как в деревне сложилась устойчивая традиция, согласно которой “арганчи” - дело женское, мальчики оказываются в стороне от концертной деятельности.

- ...И все равно играем мы не для концертов, а для души. Когда играешь, поешь, - все выплескаешь. Всю горесть, все, что надоело дома. Ведь в сущности жизнь однообразна: дом - работа, дом - работа... Дома скотина, на работе скотина и конца этому не видно. А здесь, с музыкой, - другая жизнь. Красивая. А еще, когда сама играешь, совсем у тебя другое чувство: от души переживаешь песню...

...Живут здесь без сомнения люди духовно богатые. А впрочем, когда в Бобьей Уче гостили финны, они обронили напоследок: “Вы счастливы, что не понимаете своей бедности...” Я бы не назвал Бобью Учу бедным селом. Народ здесь трудолюбивый, старательный, скотины помногу дома держит. После работы идут люди на трассу - продавать плоды своего крестьянского труда. И откуда еще у них силы берутся, чтобы на репетиции идти? А ведь играют на гармошках как богини; много надо трудиться, чтобы такого совершенства достичь! Загадка...

Крепкая Вотка

Расхожее выражение “зато мы делаем ракеты!” относится именно к этому городку. Да, в Воткинске делают ракеты. Не просто ракеты, а летающие средства, способные нести ядерный заряд (миру они известны под названием “Тополь-М”). Уже не скрываясь, у проходной Завода поставили ракету. Хоть и старого образца, но вида грозного. Пусть знают. “Завод” я не случайно пишу с заглавной буквы. Потому что для Воткинска Завод - это почти все.

Время, назад!

Как это ни странно старинных заводских династий в 100-тысячном городе не так и много, всего-то шесть. Даже несмотря на то, что история Завода насчитывает 250 лет. Тому несколько причин, одной из них коснемся в конце. Но главное: династии есть. И люди заводские все свою “альма матер” любят всей душой.

Взять Алексея Павловича Гущина. Его прадед Матвей Гущин был крепостным графа Шувалова, основателя и единственного владельца Завода - из его рук Завод перешел государству (он и сейчас является унитарным, то есть государственным). Несмотря на полурабский статус прадед жил хорошо, он был корабельным мастером, монтировал мачты и такелаж. В те времена на Заводе строили шхуны.

Дед, Иван Гущин, был мастером по “движению паровозов”. Тогда к Заводу железная дорога не подходила, но паровозы здесь делали замечательные. Да еще и локомобили собирали, своеобразные прообразы современных авто, только топили их дровами. Иван Гущин строил баржи, на которые грузились паровозы. Их спускали по Вотке в Каму, а оттуда в те города, где железная дорога уже была. Отец, Павел Иванович, работал в Заводе Крановщиком мостового крана и энергетиком. Здесь принято говорить не “на заводе”, а “в заводе”. По старинному: видимо в старину Завод воспринимали как гигантский организм, который поглощал человеческий и всякий другой материал, а выпускал из своего чрева произведения инженерной мысли. Вообще за вою историю Завод выпускал не только ракеты, утюги, пароходы и паровозы. За 250 лет существования Завод выпустил тысячи наименований.

Алексей Павлович пошел в Завод в июне 41-го, сразу после школы. Он сразу попал в ученики лекальщика, да еще и освоил профессию профильного шлифовщика. На заводе тогда преимущественно делали авиабомбы и противотанковые мины, готовились к войне. Началась война - и перешли на 12-часовую работу. А вечером, после смены, Алеша Гущин получал военную профессию станкового пулеметчика. На фронт Алексей сбегал дважды, но оба раза его отлавливали и возвращали в Завод. Потому что лекальщики (а это высшая квалификация токаря) Родине были нужны не меньше, чем пулеметчики.

В заводской коллектив влились рабочие из Киева и Сталинграда. Бывало, работали по три недели кряду, вообще не покидая Завод; ночевали прямо в цеху. Делали пушки и артиллерийские системы типа “Аннушка”. У Воткинска было преимущество: фронт от города находился очень далеко и его не бомбили.

Это сейчас Воткинск преимущественно состоит из безликих многоэтажных “коробок”. Раньше каждый рабочий жил для того, чтобы построить свой дом. И весь город состоял из частного сектора. Сейчас старых деревянных домов тоже немало, но число их уменьшается неуклонно. Свой дом, на улице Декабристов, имелся и у Гущиных. У Алексея были три младших брата и сестра - Павел, Герман, Евгений, Евгения. И все работали в Заводе - лекальщиками, токарями, технологами. Особенно Алексей Павлович гордится братом Павлом Павловичем, который был заслуженным токарем и депутатом Верховного Совета СССР.

Рядом, через квартал, на улице Пестеля, в таком же частном доме жила его будущая супруга Валентина. Тогда каждая семья имела корову - для прокорма - ведь в Заводе платили мало. На каждой улице собирался целый “табун” коров, который уводили пастись за город. Поскольку Алексей был старшим, он гонял скотину, на “пятачке” впервые и познакомились. А чувства оформились в саду имени Чайковского. Там, где теперь музей-усадьба, была зона отдыха. В саду играл духовой оркестр, выступал и городской джаз-оркестр. В общем прекрасные были времена, хоть и тяжелые. Между прочим труд рабочих тогда хоть и оплачивался мало, ценился. В 72-м Гущину как передовику подарили автомобиль “Москвич”. А 78-м подарили даже “Волгу” - за то что молодежь обучил. Завод осваивал ракетную технику и необходимы были специалисты. Кстати Валентина Константиновна тоже всю жизнь трудилась в Заводе, планировщицей в 6-м цеху.

Они поженились после войны, плотники 12-го цеха построили для них на той же улице Декабристов двухэтажный дом. Но дом этот сломали. Дело в том, что завод собрался расширяться и ради этого снесли всю улицу Декабристов (и еще несколько улиц). Но настало перемирие с Америкой (или мы проиграли “холодную войну” - уже не знаю как назвать...) и строить ничего не стали. Пустырь там теперь. И Гущины теперь в своей двухкомнатной квартирке тоскуют по своему родному дому...

Полтора десятилетия назад Алексей Павлович впал во власть... времени. Началось все с того, что старинные настенные часы с боем, которые у Гущиных передавали из поколения в поколение, сломались. Он над ними, хотя в Заводе и вытачивал точнейшие инструменты, бился полгода. А потом ему подарили старинные часы, доставшиеся в наследство от воткинского часового мастера Культышева. Третьи часы отдал гравер с гущинского участка. Все часы не ходили, а мастера часовые не берутся их ремонтировать, так как много времени надо отдать эдакой старине. Так и пошло. Алексею Павловичу стали нести и нести старинные часы. Часть починить, а часть просто отдавали. Считай, дарили. Так и скопилось в тесной квартирке два десятка настенных часов, некоторые из которых - ровесники не то что Чайковского - Пушкина. А всего через руки Гущина прошло больше полусотни часов.

Главный принцип мастера - не брать денег за работу. Он просто старается, чтобы его опыт лекальщика принес людям как можно больше пользы. Предлагали ему починить часы и в музее Чайковского. Пришлось отказаться, так как там обязательно нудно денежный договор составлять.

Жертвой “холодной войны” стали сын Гущиных Виктор. Он, как и положено представителю династии, трудился в Заводе аккурат на производстве ракет и заработал себе инвалидность. Вообще Алексей Павлович Убежден был в том, если бы дали людям в свое время побольше свободы, разрешили бы делать не ракеты, а вещи, нужные народному хозяйству (например хорошие тепловозы), все было бы иначе. Впрочем стрелки назад перевести можно лишь на часах. В жизни все суровее.

Декабристка

В музее Чайковского царит XIX век. Придете в этот старинный особняк, построенный 200 лет назад - и встретите там... “тургеневских женщин”.

Здесь форму такую придумали для экскурсий. Вы как бы погружаетесь в эпоху, когда здесь жил мальчик Петя Чайковский, и реальные персонажи середины XIX века рассказывают вам свои истории. И рассказы не придуманы, они почерпнуты их писем домочадцев. Музею тяжеловато было, когда город был “закрытым”, теперь - будто прорыв случился. Пусть в музее очень мало “мемориальных” вещей, всего 17, но зато здесь смогли воссоздать дух. Управляющие Заводом сменялись часто, отец Чайковского (а он был управляющим) ничем не отличался от других, но те 8 лет, что маленький Петя провел в Воткинске, возможно, определили его судьбу.

Елена Николаевна Исаева рассказала мне вот, что. Чайковский, будучи 50-летним пожилым человеком, встретился в Париже со своей гувернанткой Фани Дюрба (она воспитывала его в Воткинске). Старушка передала ему детские тетрадочки, которые бережно хранила больше сорока лет. И Чайковский плакал. Он писал: “Я словно дышал воздухом воткинского дома...” И еще он писал: “Что касается русского элемента в моей музыке, это связано с тем, что я вырос в глуши...”

Все сотрудники музея - люди самоотверженные. Ведь практически за гроши они не только исполняют свои функции, да еще и представляют костюмированные сцены - не хуже профессиональных артистов. Но и на их фоне Елена Николаевна все равно выделяется. Не случайно ее в шутку зовут “декабристкой”.

Елена Николаевна - заведующая научно-просветительским отделом. Но одновременно играет роли няни Боны Каролины, гувернантки Фани Дюрба, двоюродной сестры Пети, Натальи Васильевны, его мамы Александры Андреевны. Особенно, на мой взгляд, потрясающе у нее получается последняя роль. Это когда она рассказывает в письме о том, что у нее сыночек заболел. Это потому, объясняет Елена Николаевна, что она в жизни видела много детских смертей.

Свои дети у нее, слава Господу, живы и здоровы (у нее трое). А смерть она видела в “городе солнца”, основанным в Сибири Виссарионом, человеком, приравнявшим себя к Христу. Одно время Виссарион запрещал отвозить больных детей в больницу. В Сибирь Елена подалась за мужем, который проникся виссарионовым учением. У них было все: хорошая квартира, иномарка, у мужа была своя строительная фирма. Но он продал все - и уехал к этому, с позволения сказать, пророку. Именно потому подруги назвали Елену “декабристкой”. Она любит мужа и верит в него. И потому смогла победить.

Они вернулись. Прожив в “городе солнца” шесть лет. Все эти годы она страшно скучала по городу. Правда Вадим (муж) и сейчас ездит регулярно в Виссариону, но только на краткий срок. Говорит, что “душой он там”. Елене важно что здесь его сердце. Теперь он работает, обеспечивает семью. И еще у них есть общее, семейное дело: Елена с Вадимом профессионально танцуют. Культура в Воткинске сейчас процветает.

Елена Николаевна попросила, чтобы я обязательно написал о том, что в городе есть еще и Музей истории и культуры, в котором тоже трудятся энтузиасты. А еще восстанавливается исторический вид улицы Господской, а заводской дом культуры “сбрасывает” с себя наслоения прошлого века и вновь превращается в то, чем он был в позапрошлом веке: когда-то он был Благовещенским собором. В нем Петю Чайковского крестили. Недавно там случилось чудо: окрылись старинные фрески.

Воткинские витязи

...Уже собрался уезжать, но позвонил человек и попросил о встрече. Зовут его Сергеем Константиновичем Простневым. Когда-то он работал в Заводе, теперь у него своя строительная фирма. А выискал он меня, чтобы показать основанный им музей и рассказать о том, что наболело.

Музей расположен в 7-й городской “кадетской” школе и посвящен Воткинской дивизии. Она прославилась тем, что оказывала ожесточенное сопротивление... Красной армии.

Все началось с деда Простнева, Сергея Федоровича. Он был из елабужских купцов, но 18-летним его вовлекли в свой мятеж воткинские повстанцы. Когда Красные Воткинский завод заняли, дед в составе Воткинской дивизии ушел на службу к Колчаку. И прошел весь Сибирский поход, до Иркутска. Там его мобилизовали в Красную армию и дед бил белых, брал Перкоп. Потом он работал лесничим в Сибири, а в Отечественную войну успел повоевать с фашистами.

Так вот: история Воткинской дивизии неоднозначна, воткинские рабочие просто не приняли новой власти, посчитав ее несправедливой. Какова бы правда не была, нет в городе ни одного памятного знака, хотя город оставили в 18-м 35.000 бойцов. Сколько погибло, скольких “красное колесо” не смогло перемолоть, - неизвестно. Город тогда, почти 80 лет назад, опустел напрочь. Вот потому-то так мало в городе рабочих династий. Сергей Константинович очень надеется, что правда восторжествует и однажды память о восстании будет увековечена. Сейчас в городе есть только памятники Чайковскому и Ленину.

Земное и небесное села Перевозного

...Матушка Афанасия вовсе не похожа на настоятельницу. Раскосые глаза опущены, предпочитает молчать, чистое, но явно старенькое и застиранное облачение. Нет, такого не бывает: если уж начальник в монастыре - значит обязательно лоск и роскошь... такое приходилось мне видывать часто. А вот такой простоты и душевности...

Я, честно говоря, думал наперво, что беседую с послушницей или на крайний случай инокиней. Матушка с таким прямо-таки юношеским восторгом рассказывала о чудесах связанных с чудотворной иконой! Которая и не икона в сущности, а целая скульптурная композиция из дерева (большая, как известно, редкость в православном мире). Она изображает Иисуса на кресте, Деву Марию (Мать его) с одной стороны, а с другой - Иоанна Богослова:

- ...Чаще всего меняется образ Божьей Матери. Иной раз печальное лицо бывает, иной раз радостное. В прошлом году протирала я иконы на Пасху, и у лика Матери Небесной щеки порозовели. И прямо такое у нее тело... даже испарина на коже появилась! Как живая стала... И такое часто. Люди приезжают, исцеляются, и подарки приносят. Говорят: “Мы обещали Ей...” И Господь в постное время бывает печален, а в праздники у него веселый лик, глаза приоткрываются, а у Иоанна глаза как будто блестят!..

Не придумывает матушка. Не первый век эти иконы в народе называются “Живыми”. История икон по-своему удивительна.

До затопления Воткинского водохранилища на берегу Камы было такое село Поздеры. Большое селение, в котором жили рыбаки. И как-то лет 300 назад (точной даты история не донесла) занимались рыбаки обычным своим промыслом. Дело было ночью, и когда в сети попало что-то большое, мужики подумали, бревно - и оттолкнули Это подальше. А Это вновь в сети, причем двигалось Оно против течения. Снова оттолкнули, кому охота потом сети распутывать? И так продолжалось три ночи. Они оттолкнут - Это вновь подплывает.

И как-то наутро идут рыбаки домой с уловом - и слышат плач со стороны реки. Оглянулись - а со стороны Камы исходит сияние в виде столпа, уходящего в небо. К утру народ сбежался к берегу. Вытащили они Это из воды, а Оно в материю завернуто. Развернули... Бог ты мой! Распятие... Случилось это в праздник Преполовения. Люди с тех пор стали чтить и отмечать ставший самым любимым праздник явления чудотворного образа. А назвали его “Приплавушками”.

Позже родилась такая легенда. Город Пермь, лежащий выше по течению Камы, славился мастерами, делавшими статуи-иконы. Видно одному из мастеров какой-то богатей заказал образ Христа на Голгофе, ан не понравилось. И не оплатил заказ купчишка. В сердцах мастер завернул свое творение в тряпки и спустил вниз по реке на волю Божью. Впрочем есть вероятность, что “Живые” иконы и взаправду Богом зданные. Как минимум имени автора не было указано на иконах, а в традициях пермских мастеров оставлять свой автограф.

Второе народное название икон: “Старые иконушки”. В Поздерах для святыни построили часовню. В день “Приплавушек” у села скапливалось до нескольких сотен больших и малых судов, даже пароходов. Поскольку на многих пели молитвы, пароходы звались “поющими”. Список чудесных исцелений от “Живых икон” рос.

До 1936 года иконы не трогали, побаивались народного гнева. Ну, а когда в стране создалась атмосфера всеобщего страха, пошли в атаку и на святыню. Часовню закрыли, священника прогнали, а икону выбросили в амбар. Но как-то партийные активисты возвращались после позднего собрания и услышали жуткий плач со стороны амбара. В страхе они разбежались, а нутро увидели, что Христос с Матерью да Иоанном снова на старом месте, в часовне. В войну на иконы вообще боялись посягать, потому как женщины молились у них о здравии своих сыновей, мужей и братьев. Иконы решено было перенести лишь в 1952 году - и то по специальному постановлению Совета министров Удмуртии. Ведь Поздеры согласно проекту создания водохранилища должны были исчезнуть под водой. Определено святыням для пребывания было село Перевозное.

Вообще-то село Перевозное было старообрядческим, здесь селились раскольники, убегавшие от произвола властей вверх по Каме. После здесь построили нынешнюю единоверческую Вознесенскую церковь, призванною положить конец Расколу. И так получилось, что сотни храмов в округе закрыли и разграбили, а Вознесенский храм не тронули. Он вообще никогда не закрывался. В 1996 году простой приход преобразился: здесь зародился Свято-Успенский женский монастырь.

Матушка Афанасия здесь с первого дня. Сама она родом из Ульяновска, в своя время они и слыхом не слыхивали, что такое Удмуртия, но про Живые иконы уже знала. В Удмуртию она попала по промыслу Божьему. Сначала подвизалась в монастыре в Белезинском районе, и что интересно: там она по послушанию топила печь в храме. И много-много надо было дров заложить, чтобы тепло в храме было. А здесь, в Перевозном - положил горсточку - и в церкви уже жарко. Благодатное место.

Матушка заметила, что и люди здесь тоже благодатные. Трудолюбивые. Но и они удивляются: климат здесь в общем-то суровый, а матушки научились виноград выращивать. И угощают монастырским виноградом всех верующих.

Что характерно, злосчастное село Поздеры уничтожили, но земли села так и не были затоплены. Теперь это громадный пустырь, распаханный под поля.

Деревенский мюзикл

Внимательнейшим образом следили мужики села Июльского за культурной жизнью царства-государства нашего. Особливо наблюдали сплошные провалы нового для российской эстрады жанра мюзикл. И на ус мотали. А после взяли - и начали... ставить свои мюзиклы. Успех - сокрушительный.

Так он, один из деревенских мюзиклов, начинается:

“- А мы тут доярками работаем. Вот, отдоилась, домой иду. Вы тут подругу мою не видели? Куда она запропастилась? Ее Машей зовут. Она немного рассеянная, но веселая. Да у нас на селе все веселые, и живем весело, на 400 рублей в месяц. А еще у нас колледж есть, сельскохозяйственный. Вот дети вырастут, выучатся, к нам придут работать. Им тоже будет весело...”

И по-о-о-неслось действо! С песнями, шутками, приколами! Жаль словами не передать, это нужно все содержание мюзикла пересказать. Скажу просто: умора - живот надорвешь со смеху!

-...Это прежде всего хорошая музыка. Любой мюзикл запоминается по ударным мотивам. Ну, уж если Киркоров мюзикл завалил!.. - Николай Шумихин рассказывает со страстью. - И я думал: “Ну чем мы хуже на деревне-то?” Наши мюзиклы - это пародия. У нас ирония, а потому людям интересно вслушиваться, вникать и открывать. Сейчас работаю над новым мюзиклом, “Восьмеро смелых” будет называться. Группу расширим до восьми. Ну, а тема? Наша деревенская жизнь. У нас многотемья не любят. Многожанровость - это да. Интересно-то народу про свою жизнь знать. Главное, придумать, куда восьмерых впихнуть...

...Да, для сельской труппы проблема расширения - главная. Ведь со своими мюзиклами июльские мужики по деревням ездят. На частной машине. А туда максимум шестеро влезут. И то при условии что бас-балалайку на крышу прилепить. Представления неизменно собирают аншлаги, молва о том, что простые мужики потрясно смешные и удивительно музыкальные вещи отчубучивают, разносится и разносится по весям. Их ждут. Но для восьмерых артистов минимум “буханку” надо. В этом проблема.

Готовых мюзиклов пока всего два. Первый носит название “Необычный концерт или страна чудес”. Второй: “Мы не знаем как в Вас... А у нас?..” Причем это не просто мюзиклы, а “театрализованные представления для живого исполнения”. Ведь в чем главная фишка июльских артистов: они и поют, и играют вживую. Думаете, они профессионалы? Представлю этих удивительных людей.

Они образуют, так сказать, “ядро” коллектива. Геннадий Сюрсин, механизатор широкого профиля (и “узкого захвата”, как его обычно представляют перед началом спектакля). Леонид Мельников, водитель-механик совхоза “Восточный”, отличник отечественного свинства (так как там свинокомплекс действует). Евгений Шумихин, тракторист ОАО “Березка”; лес, который еще в Удмуртии остался, дорубает до конца. Несмотря на свои трудные мужицкие профессии они - виртуозные музыканты, каждый способен играть на нескольких инструментах (в том числе и на нервах начальства... шутка). Еще в коллективе участвуют девушки: Елена Ручкина - худрук клуба, Светлана Сюрсина - библиотекарь (не родственник механизатора Геннадия), Елена Сурнина - нянечка детского садика. Последняя - главная и любимая из актрис, крупная русская красавица, с великолепным голосом и артистическим даром.

Ну, а рулит всем Николай Шумихин, отец Евгения Шумихина. С Николая все и началось. Родился он в городе Воткинске и благодарен матушке-судьбе за то, что она его в деревенскую местность забросила. Потому что на селе народ более живой, отзывчивый. В городе у него такое чудо создать наверняка не получилось бы.

Его отец был инструктором райкома партии. Серьезным человеком, государственным. И более того: фронтовик, победитель фашистской гидры. А Коля Шумихин, достойный сын уважаемого родителя, стал первым в городе битломаном. Все песни “The Beatles” наизусть знал. И будучи на первом курсе медицинского училища, создал вокально-инструментальный ансамбль под названием “Гелиос”. Конечно это была четверка, и естественно пели “под битлов”. И в милицию из забирали, и заставляли состригать патлы, но они свято верили в чистоту своих помыслов и боролись за жизнь рок-н-ролла в меру своих сил. Шумихин конечно старался чтобы отец не узнал. Но и батя проявил мудрость; город-то небольшой, битловского шила в мешке не утаишь - а он молчал.

Вообще-то Николай хотел идти в музыкальное училище, но родители настояли на том, чтобы он приобрел серьезную профессию медика. Природа свое взяла. Николай ни на чем не умел играть, но хотел научиться. И в 14 лет упросил отца, чтобы он баян купил. Отец купил - но с условием, что сын через месяц будет играть. Николай научился играть за три недели. Самоучкой, по наитию. А вот петь он начал намного позже, через много лет после своего дебюта в вокально-инструментальном ансамбле. Долго он вообще стеснялся петь. Но времени зря не терял: научился играть на всем, что звучит. Пение тоже от мюзиклов, которые помогла по-настоящему раскрыться и ему, и его друзьям.

В деревню он попал, поработав всего полтора года фельдшером на скорой. В городе платили 66 рублей, и работа тяжелая, сутками. А здесь предложили аж 140. Стал он директором строящегося профилактория в поселке Талица. И там его окончательно увлекла клубная деятельность. Считай, Шумихин дневал и ночевал в клубе, сколотил даже районную агитбригаду “Время, вперед!” А с медицинской практикой расстался окончательно. Как говорится, сколько артиста не корми, все равно он будет в сторону сцены смотреть. И вот что любопытно. Познакомился Николай в Талице с девушкой Таней, присланной медсестрой по распределению. Татьяна стела его женой. Николай теперь артист, культурный работник, а Татьяна Петровна - фельдшер скорой помощи. И ей очень нравится ее работа.

И вообще хорошая семья у Шумилиных. Жена лечит людей лекарствами и своими знаниями, муж лечит людей смехом и хорошим настроением. В этом благородном деле участвует и их сын. Дочь Ольга, школьница, пока не включилась в артистическую деятельность. Хотя мюзиклы ей в принципе нравятся.

Николай уже в зрелом возрасте получил культурное образование (учился на дирижерском отделении), и, когда в Июльском освободилось место художественного руководителя, перебрался в Июльское навсегда. Даже несмотря на то, что клуб местный находился в помещении сельпо. Но за 20 лет, что Шумихины в Июльском, здесь кое-что изменилось: построили здесь шикарный культурно-спортивный комплекс, который скоро откроет свои двери, жаль только в молодые годы пришлось ютиться в тесноте. Впрочем Николай и в таких условиях развернулся “по полной”.

Июльская агитбригада под названием “Луч” гремела на всю республику. Шумихин в ней реализовывал свои творческие идеи. “Бригадные” приемы он использует и в постановке мюзиклов. Он кстати и раньше пьесы писал, например про Василия Ивановича Чапаева. С юмором, естественно, причем в ту пору анекдоты про героя Гражданской войны еще были запрещены.. Много было дипломов, покатались по стране прилично, но все-таки не хватало изюминки какой-то, хотя из общего ряда “Луч” выбивался даже при советской власти. Потому что не боялись осмеивать то, что другие побаиваются. Да и сейчас собственно не бояться. Вот, к примеру, фрагмент песни из мюзикла:

“...Опять партийная элита, теперь “единоросы”

Вершить российские дела готовы без вопросов.

Вновь члены партии в ряды, чиновничьи порядки,

У власти легче продержаться с партийной разнорядки.

Билет вручают всем подряд, спортсменам и артистам,

Они идут шеренги в ряд на смену коммунистам.

Единства что-то не видать, медведь откинул лапоть,

Как просто имя поменять и символы заляпать!..”

И много такого в мюзиклах, скажем так, злободневного. В основном поются пародии на песни, а сюжет - простые деревенские встречи и разговоры за жизнь. Проще говоря, июльские артисты поют то, о чем душа у крестьянина болит.

Исполнители - это инструментальная группа агитбригады, элита, имена которой мы уже назвали. Живое инструментальное пение - это сейчас громадная редкость. Особенно на эстраде. Все “фанеру” норовят подсунуть зрителю. Группе дали название: “Тары-бары”. По сути это целый театр песни, в котором не просто поют и превосходно играют, но еще иллюстрируют песни. Потому-то и мюзиклы получаются “резонансные”, запоминающиеся. Ради этих самых мюзиклов сын Шумихина, Евгений, выучился виртуозно играть на балалайке. Всего за пару месяцев. В одном из мюзиклов он поет (на мотив “Шарманки” Баскова)

“...Проснулся крестьянин о чем-то вздыхая,

Зачем он под осень о чем-то рыдает?

Страдает крестьянин, давно нет улыбки,

Цена урожая дешевле, чем спички...

Цветут ли сады запоздалые,

Пришли времена небывалые,

Продашь урожай спозаранку -

Купить можно только шарманку...”

Да, сквозь иронию частенько грусть крестьянская просматривается...

Геннадий Сюрсин имеет свое мнение о мюзиклах и о своем участии в них:

- А меньше к алкоголю тянет, когда в творчестве! Вообще наше Июльское на подъем тяжелое, народ трудно на что-то сподвигнуть. Ну, мы в каком-то смысле и толкаем народ-то. Для нас эти мюзиклы - духовная пища. И порадовать людей приятно. Если бы мы не репетировали, не представляли, остались бы только бар да пьянка. А в деревнях нас вообще принимают на “ура”!

Решаюсь затронуть финансовый вопрос. Ведь с такими талантами, с такими мюзиклами можно города покорять! “Чёс” устраивать, башли сбивать... Мужики ответствовали, что не для денег они:

- Да и какие деньги в деревнях? Если и дают, то чтобы только компенсировать дорогу. Главное другое. В Воткинске нас на улицах узнают, разве ж не приятно? А, когда с женой идешь...

- Кстати насчет жен. Мужик по мнению женщины дома после работы должен сидеть. Под крылышком... А не пропадать неизвестно где.

- Это под каблуком, что ли? Да они горды, что их мужья не только с железками и навозом возятся! Расцеловывают нас. Тем более что наш командир (в смысле художественный руководитель) строгий. Он нам даже после концерта не больше бутылки на всех раздавить разрешает...

...Вообще-то Июльское - не самое бедное село. И не только потому что здесь много предприятий, таких как учхоз при Удмуртской сельхозакадемии, свинокомплекс, колбасный цех. Рядом нефтяное месторождение “Гремихинское”, в общем есть где работать. И все равно люди живут тем, что имеют личные поля по 1-2 гектара, и на них выращивают картошку и овощи. В выходные и праздники все Июльское стоит на рынках в близлежащих городах и продает выращенное. Трудолюбивые здесь люди. Наши герои, то есть артисты, - не исключение. У всех огороды, скотина своя... И удивительно: откуда они силы-то берут для того, чтобы творить?

...Вечером мужики представляли фрагменты последнего мюзикла на любопытном мероприятии. Июльский клуб молодых семей впервые проводил встречу в новом баре, который открыл местный предприниматель. Уютное, чистое место. И люди талантливые в клубе молодой семьи, они тоже представление давали. В какой-то момент ко мне вдруг пришло странное ощущение: а вдруг это не Россия вовсе, а какой-нибудь поселок в Норвегии или Шотландии... Так все по-домашнему, культурно, душевно... Нет, Россия, она, родная! Только немножко другая. Неужели мы чуточку ближе стали в Европе?

Поздним вечером звучала над Июльским песня (на мотив “Москвы” Газманова):

“...Через войны, пожары, века Русь стоит на плечах мужика.

И еще будет долго стоять - и не год, и не два, а века.

В городах нынче мода пошла мужиками себя называть.

Но мужик - это корень земли, эти корни нельзя обрывать...”

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Респ. Удмуртия.