Притяжение Красивой Мечи

« – …Мы с Красивой Мечи.

– Далеко это отсюда?

– Верст сто.

– Что ж, там лучше было?

– Лучше… лучше. Там места привольные, речные, гнездо наше; а здесь теснота, сухмень… Здесь мы осиротели. Там у нас, на Красивой-то на Мечи, взойдешь ты на холм, взойдешь – и, Господи Боже мой, что это? а?.. И река-то, и луга, и лес; а там церковь, а там опять пошли луга. Далече видно, далече. Вот как далеко видно… Смотришь, смотришь, ах ты, право!»

Иван Тургенев «Каьсян с Красивой Мечи»

У чего-чего, а рек у нас хватает - настолько, что мы до сих пор беззастенчиво их губим. Мы уверены в том, реки сами по себе будут нести свои воды, черпая их из каких-то таинственных кладовых. И с удивлением узнаем, что вдруг, ни с того ни с сего, ученые заговорили о гибели самой среднерусской среди рек - Оки...

Красивой Мече, одному из правых притоков Дона, это не грозит. Пока. Она все так же, то неспешно, то шустренько, а в некоторых местах и бурно катится по местности, которую когда-то именовали Диким полем. Сами названия селений на ее берегах, оправдывают имя реки: Хорошавка, Раздолье, Благодать, Новокрасивое... Получается, река существует как хребет некоего организма, или артерия, дающая жизнь бесприютной степи. Когда-то река называлась проще - “Меч” - и среди народа жила легенда об одноименном холодном оружии, украшенном драгоценными камнями ценой в целое государство, которое было обронено в эту реку то ли славянским князем, то ли татарским ханом, то ли варяжским вождем, то ли хазарским каганом. Многие, многие хотели найти этот меч, но пока сия тайна скрывается в мутной воде. Знатоки говорят, что вовсе не в мече дело, а река так названа из-за того что она часто меняет направление, мечется (ударение в слове “Меча” следует ставить на первом слоге), но дело, мне кажется вовсе не в этом. Ведь так скучно жить без сказки...

Пожилино

Отправимся, как и положено, вниз по течению. Здесь, под селом Пожилино, река совсем не впечатлительная и какая-то, в общем, ординарная. Зато здешний колхоз еще недавно именовался “Красивая Меча” и славился он героинями трудового фронта. К одной из них, Ирине Сергеевне Афоничевой, я и направился.

Случилось так, что бабушка Арина всего четыре дня назад отметила юбилей. На ее девяностолетие приехали многочисленные родственники и для того, чтобы всех вместить, пришлось устраивать застолье в сельском кафе. Теперь гости разъехались, и с бабушкой дома был лишь ее младший сын Владимир. Несмотря на то, что колхоз почти развалился, село оставляет впечатление то ли достатка, то ли привычки к аккуратности, а большинство из вросших в землю домиков выглядят ухоженными.

Бабушка Арина знаменита не только тем, что добрых пятьдесят лет проработала здесь свинаркой, но и многими орденами и медалями (она их даже не считала), которые она получила за свой труд. Себя она ни к каким героиням не причисляет, считает, что просто честно работала - и все. Видно было, что бабушка устала от долгого юбилея, ведь поздравляли ее многие, в том числе и районные власти, но по русскому обычаю она не стала ссылаться на утомление, и рассказала про свою жизнь, ничего не скрывая. Сын между тем быстренько приготовил закуску и выставил на стол оставшийся с юбилея “коньячок”, представляющий собой настоянный на травах самогон. Жизнь бабушки Арины оказалась такова, что ее вполне можно представить живой историей российской деревни XX века.

Родилась она еще до революции, в семье середняков, но на Гражданской погиб ее отец и матери пришлось “тянуть” пятерых детей в одиночку, так что перешли они в разряд бедняков. Выдали Арину замуж согласно старой традиции - без ее согласия. Муж был ей совсем не люб “тихай какой-то был, смазной”, и так получилось, что прожила она с ним всего-то две недели. Ее супруга признали кулаком и отправили на Соловки. А вскоре по этапу пошла и Арина, вместе со свекровью и золовкой. Под конвоем отвезли их на станцию Боборыкино, где таких же, как они, ждавших отправки на Север, было несколько сотен. Сидели там неделю, и вот как-то утром вызвал Арину прокурор. Наша героиня думала, что все - должна она сгинуть, даже простилась с родственницами, но прокурор вдруг достал какую-то бумагу (сама-то она грамотой не владела) и сказал, что это бумага из его родной деревни: председатель Сидоров просит “ослобонить” девушку как невиноватую. Случилось чудо: прокурор открыл дверь и сказал ей: “Иди, пока не передумал”. И Арина пошла до родного дома, ночевала в деревнях, у добрых людей, которые звали ее “странницей” и наконец-то добралась до Пожилина.

А вот муж и его родственники так на Соловках и сгинули. Через девять месяцев она родила первого своего ребенка. Председатель поставил ее сначала телятницей, потом дояркой, потом свинаркой - и в этой нехитрой должности Арина проработала до самой пенсии (даже переработала несколько лет).

- ...И стали меня возвышать, возвышать... - Так Ирина Сергеевна описывает свои трудовые будни. Дело в том, что она очень любит животных и всегда старалась, чтобы свиньи были сыты и ухожены. - Работать я старалась хорошо, а как еще? У каждой свиноматки поросята, и дети у меня, я, бывалочи, лежу посередь свинарника - кто хрюкнет, кто запищит, кто заплачет - я вскочу и смотрю, как бы кого свиноматка не задавила. Я всю свою прожила жизню только в работе. Один раз, помню, председатель нагрянул в свинарник и увидел мертвенького поросеночка; разругался он - и как кинет его наземь. И ушел. Я поднимаю его, смотрю - дышит... Засунула я его за пазуху, накормила всех свиней и после принесла его домой. Стала его выхаживать. Верите, своей грудью его вскармливала. И выходила! Не раз такое было, что поросят грудью вскармливала...

Еще до войны она сошлась с одним мужчиной. По любви. Звали его Иван Никитич Лаптев и работал он не пастухом, как некоторые могли бы предположить, а кладовщиком. Прожила они, так и не расписавшись, больше пятидесяти лет, до самой его смерти. Он стал отцом троих ее детей, а еще одного она родила во время войны, когда он был на фронте.

История эта особенная, так сказать, щепетильная. Но не рассказать об этом, по-моему, нельзя, а то мы, журналюги, и так заврались настолько, что истинной правды жизни уже и не разглядеть. Короче, отцом этого ребенка стал красный командир. Немцы в Пожилино пожили совсем недолго, их выгнали, а вот тылы советской армии пребывали в селе почти два года. “Что делать? Дети малые, война, кормить их надо было...” Этого командира Арина терпеть не могла, “все было не по-ласковому, а по-дурацкому”, но интересы жизни ее детей были выше всего. И вот, что характерно, гражданский и любимый муж Иван, придя с фронта и увидев в кроватке мальчика, не сказал ничего. До самой смерти (а прожили они после войны еще очень много годков). Эта высокая крестьянская философия вряд ли доступна тем, кто считает себя “интеллигенцией”. Кстати, рожали в войну многие женщины в Поживине.

А, впрочем, “военный” сын вырос почему-то непутевым и погиб еще молодым...

Впору было ожидать, что бабушка Арина будет ругать нынешнее время, хотя бы за то, что свинарник нарушен и в колхозе почти ничего не осталось. Но она никого не ругала. Сказала только: “Я человек честный, благородный. Что было - то было, и если свиней нету и все Пожилино ослабло, значит, начальников не нашлось хороших...” И все.

Когда я уходил, Ирина Сергеевна на прощальное замечание сына о том, что все-таки жизнь стала хуже, обронила:

- Вов, не вешай голову. Не печаль хозяйство...

...Я Зашел еще к одной пожилинской знаменитости, героине соцтруда Анне Ивановне Ткачковой. Общее в домах обеих женщин - отсутствие шика и громадные парадные портреты, которые писал много лет назад с героинь заезжий художник. Анна Ивановна помоложе, ей “всего” 76 и большие богатырские ее руки выдают, что она была дояркой. Но она все-таки сожалеет о том, что случилось с селом:

- Раньше у нас была цель кормить страну, а теперь не знаю, какая цель...

А вот Красивую Мечу Анна Ивановна считает самой что ни на есть обыкновенной речкой. И даже злой - это когда река разливается по весне и надо к ферме на лодке плыть. Поток все норовит лодку перевернуть и “не разбирает, кто работяга, а кто нет”.

А впрочем, эти женщины всю свою жизнь только и знали, что работали. Не до красоты...

Ефремов

Это - единственный город, который стоит на Красивой Мече. Других городов на этой реке нет. Здесь река совсем другая. Она широкая, тихая и какая-то благолепная, что ли. Как колхозный пруд.

Ефремов мне отрекомендовали как “город без достопримечательностей”. На месте выяснилось, что достопримечательности все же есть, например, химические заводы и полк десантников. Если б я был туристом, эти “достопримечательности” меня заинтересовали вряд ли - мне подавай музеи, церкви и прочие объекты культуры. Церквей всего две, да и музеев тоже два. Один из них, краеведческий, несколько лет назад сгорел. Произошло это на День десантника, и, как говорят, из-за сигнальной ракеты, которую “салютнули” прямо в окно музея. Огонь уничтожил почти весь второй этаж и музей до сих пор не могут восстановить из-за скудности финансирования.

А вод второй музей, Дом-музей Буниных, в прекрасном состоянии. Принадлежал этот дом брату писателя Ивана Бунина, Евгению и будущий нобелевский лауреат бывал здесь часто. Судьба Евгения - хорошая иллюстрация характера населения бывшего купеческого городка, превратившегося в промышленный центр. Расскажу совсем кратко. Писатель-то эмигрировал, а вот его брата попросту выгнали из этого дома. Доживал он в какой-то деревеньке, в лачуге, за хлеб писал портреты крестьян (он был художник), и в конце концов замерз по дороге из деревни в город - он был болен и немощен, чтобы сопротивляться холоду. Хорошо еще, его похоронили рядом с матерью, но кладбище постигла ужасная участь: прямо посередине его построили телевизионную вышку. Могилы разграбили и только некоторые разбросанные в беспорядке камни напоминают о том, что здесь лежат предки нынешних ефремовцев. Справедливости ради скажу, что могилы матери и брата Ивана Бунина все-таки сохранили, правда, теперь они непосредственно примыкают к жилому дому.

Вы уж простите меня, господа-товарищи ефремовцы, но больше мне про Ваш город сказать нечего.

Шилово

Его можно смело назвать настоящей столицей Красивой Мечи. И еще эти места называют “Швейцарией”, что, мне кажется, немного оскорбляют эту действительно прекрасную местность. Не “Швейцария” (что звучит как некий суррогат) а Красивомечье - именно так шиловцы называют родной край, где река действительно красиво мечется между холмами, создав своим “танцем” за тысячелетия крутые обрывы, грандиозные утесы и шумные перекаты. Какая-то нерусская, броская красота здесь порой даже подавляет. Тем не менее, археологи в окрестностях Шилова обнаружили два городища двенадцативековой давности, в которых жили именно славяне.

Об этом мне рассказала в местном краеведческом музее, работающем при Шиловской средней школе, одна из его основательниц а теперь пенсионерка Людмила Кирилловна Сащенко (вторая из основательниц, Лидия Алексеевна Капутина, к сожалению в это время находилась в больнице). Музей появился больше двадцати лет назад и целью его было рассказать о природе Красивомечья, его быте, культуре, а так же сохранять все, касающееся истории школы. Поисковая работа не прекращается и по сей день, но с года основания кое-что изменилось. Население Шилова стремительно сокращается, местный колхоз, как и в Пожилино, тоже не в фаворе, да и в школе число учеников сократилось втрое.

Само Шилово как бы заключено в речную “петлю”, обрамлено горами, а с перешейка этой “петли” открывается прямо-таки эпический вид на Красивую Мечу, устремленную в бесконечность. Среди такого великолепия должно рождаться много поэтов, но здесь рождается много спортсменов (им посвящен целый раздел музея). Вначале я думал, что, может быть, дело в кручах, преодоление которых развивает ноги и легкие, но чуть позже я понял, в чем дело. Самый деятельный в Шилове человек - учитель физкультуры Алексей Иванович Синюта. Несмотря на школьную бедность он буквально из каждой безделушки создает какой-нибудь тренажер, оборудовал целую хоккейную площадку, и даже построил устройство для тренировки вестибулярного аппарата. У всех детей Шилова любимый предмет, конечно же, физкультура.

...А вечером мы пили чай в семье самых уважаемых среди шиловцев, Валентины Александровны и Георгия Николаевича Шеиных. Кстати, в их доме я приметил знаковый плакатик: “За нами село Шилово и вся Россия”. Враг в Шилово, между прочим, в войну так и не прошел. Старики рассказали, что на их памяти лучшие времена в Шилове не наступали никогда, а значит они еще наступят. Во всяком случае, на развалинах колхоза возрождаются два фермерских хозяйства. Георгий Николаевич (он ветеран войны) сказал нам следующее:

- Я думаю, мы и не из таких водоворотов вылезали. Часто жили мы кое-как, но все равно восстанавливали хозяйство. Все зависит от того, захотим ли мы этого сами...

Молочные братья

“Вася и Витя” - так их с детства звали в округе. В общем-то, так зовут и сейчас, когда им в пору уж и по отчеству именоваться - Михайловичи - но дело в том, что отношении односельчан к “Васе и Вите” (так про братьев и говорят: “А, это наши Вася и Витя, которые на ферме...”) нет никакого оттенка надменности или снисходительности. Их действительно уважают. За труд. Ведь они стали миллионерами, не по денькам, конечно, а по надоям: по миллиону литров на брата надоили.

Василий старше Виктора на двадцать минут, они близнецы. И работают они на одной ферме (правда, летом в разных лагерях) в родной деревне Лепяги. Правда, судьба братьев сложилась по-разному: старший женат, у него двое детей, а вот младший пока ходит бобылем. Почему так случилось – я расскажу, но для начала все же коснемся другого вопроса: для чего эти здоровенные, стройные и далеко не уродливые мужики пошли в “немужскую” профессию.

Понаблюдав за тем, как работают братья, я понял, что это как в кулинарии: кухня - для женщин, но вот великими поварами становятся все же мужчины. Кочетковых я нашел, естественно, в летних лагерях (они расположены рядом), причем пришли они раньше всех - загодя готовились к дойке. Оба были одеты в опрятную синюю униформу и, надо заметить, нагрянул я без предупреждения, так что никакой показухи быть не могло. Откровенно говоря, кроме того что есть в деревне Лепяги два брата-дояра, и что они в хорошем смысле фанатики своей работы, я ничего не знал. Скажу правду: народ в деревне нынче стал озлобленным и я вполне готовился к тому, что братья меня попросту пошлют куда подальше. Не послали. Просто, когда я находился рядом и снимал, немного стеснялись. Начали дойку они первыми, а вот закончили последними. Василий планировал в перерыве между дойками перебирать картошку (я не мог ему помешать, т.к. предварительной договоренности у нас не было) и он уехал на центральную усадьбу, где живет с семьей, и мы поговорили с Виктором. У него, впрочем тоже было дело - надо было пригонять свою, домашнюю корову - но все-таки он рассказал.

- ...Мы доить начали, может, раньше, чем ходить. Мы, считай, на ферме родились...

Он не присочинил, ему незачем этого делать, ведь в деревне все на виду, и эту фразу (“да, они, считай, родились на ферме...”) я после слышал ото всех, даже от учителей школы, в которой братья учились. Двойки, тройки - их обычные оценки, но учителя знали, что Вася и Витя, в отличие от других детей, в школу едут с фермы, а из школы - туда же, на ферму. Бывало, ради коров и уроки прогуляют...

Итак, мама Василия и Виктора, Анна Васильевна, была дояркой, а перед пенсией - завфермой здесь же, Лепягах. Отец Михаил Гаврилович - простым рабочим в колхозе. Вопроса о выборе профессии перед братьями просто не стояло, потому что они даже летом, вместо пионерлагерей официально нанимались на ферму, ведь в большой крестьянской семье труд был как дыхание, тем более что нужны были деньги на ту же форму или на тетрадки. Детей было семеро, четверо сестер и трое братьев, один из которых умер. Василий и Виктор - “поскребыши”.

Труд свой братья начинали еще при советской власти, когда его вполне уважали, часто возили Кочетковых на соревнования по машинному доению, где братья взяли несчетное число призов. Сами они их не считали никогда - состязались просто для удовольствия. Было еще одно, “внутренне” соревнование - один хотел передоить другого. Успех был переменным, а по жизни получалось, что надои братьев Кочетковых были самыми высокими не только в колхозе, но и в районе. Слово “дояр” здесь не в ходу, братья - животноводы, и теперь они не просто доят, а выполняют самую сложную работу - “раздаивают” стадо первотелок. Но это теперь, а тогда все было более обыденно и монотонно. Жизнь текла спокойно, размеренно, но в 89-м году в семье случилась трагедия. Умерла сестра Валентина.

Умерла она от родов (погиб и малыш) и после Валентины остались шестеро детей, самый старший из которых учился в 8 классе, а самому младшему из детишек было чуть больше года. Беда не ходит в одиночку: незадолго перед тем от взрыва газа погиб и отец детей. Василий к тому времени уже был женат (кстати, его супруга Татьяна - тоже доярка), и детей взял Виктор. Детьми занималась в основном, конечно бабушка (и немножко дедушка, когда еще был жив) но и Виктору пришлось забыть о личной жизни, которой, впрочем, в перерывах между походами на ферму оставалось совсем немного. Все досуги Виктора стали принадлежать племянникам и племянницам.

Ко всему прочему добавилась другая напасть. Совхоз стал медленно загибаться и отразилось это на том, что людям перестали выплачивать зарплату. Продолжалось это долго, почти семь лет, лишь изредка содержание выдавали колхозникам зерном или фуражом. Сиротами (хотя, вряд ли слово это подойдет для этих детей) по большей части занималась бабушка, на Виктора легло семейное подворье, которое почти все 90-е года являлось единственным спасителем. Сколького это стоило - знают только они, но теперь три племянницы уже замужем и только младшие пока доучиваются в школе.

Но я не рассказал про весть “клан” Кочетковых. “Вася и Витя” - лишь верхушка “айсберга”. На одной ферме с братьями дояркой работает их сестра Татьяна (ее тезка и жена Василия сейчас в декретном отпуске). Двое сыновей Татьяны тоже работают в хозяйстве - не доярами, правда, а механизаторами. На подходе и молодежь, так что получается уже солидное число.

Да, а вот свою семью Виктор не завел. Сошелся он было с одной женщиной, но та стала выпивать и курить - животновод с ней расстался. Сами братья дурных привычек не приемлют, но далеко не из принципа, а из соображений здоровья. Работа на ферме очень тяжелая, подъем - в 4 утра (по словам Виктора ранний подъем - единственное, что для него представляет трудность в работе животновода), вечером приходишь домой в 11, и, если при этом режиме еще курить и выпивать - то просто сгоришь, как лучинушка. А ведь есть еще и свое хозяйство, огороды, сенокос...

Если Виктор говорит: “Нам главное, чтобы скотина была сытой, ухоженной, такого не может быть, чтобы я был сыт, а скотина - нет”, - ему вполне можно верить. Не случайно братьям дали стада элитных коров: Василию 40 голов черно-пестрой, а Виктору 56 голов симментальской породы. Раздаивать стада первотелок - работа для истинных профессионалов. Такое дело не доверят случайному человеку.

Откровенно говоря, еще когда не познакомился с братьями, я был уверен в том, что совхоз, в котором они трудятся, находится в скверном положении и зарплаты не платит до сих пор. Я также не знал, как живут сами братья, может быть, они настолько изнурены бедностью и неблагодарным трудом, что просто пошлют меня куда подальше. По счастью я ошибся.

Во-первых, братья приняли меня попросту и радушно. А во вторых - и что самое главное - им стали платить зарплату, и громадную! По деревенским меркам, конечно. Остальные доярки зарабатывают меньше, но ведь они не раздаивают стада, а просто доят. Кстати, породистые коровы приобретены хозяйством недавно, как и племенные быки, которые мирно стояли на привязи невдалеке от лагеря. Выяснилось, что у хозяйства сменился собственник и новое руководство провело радикальные реформы.

Несмотря на воскресный день директора, Любомира Наконечного, я застал на центральной усадьбе, в правлении. Любомир Николаевич, двухметровый богатырь, как все председатели колхозов, курящий одну сигарету за другой, на мой вопрос о том, не случилось ли какое-нибудь чудо ответил так:

- Никакого чуда нет. У нас очень крупная фирма, мы начинали с торговли, поднимали в городе Ефремове каучуковый завод, и вот пришло время не просто “делать деньги” но и задуматься: у нас есть дети, внуки, и как они будут жить с нашей стране, если она до сих пор не умеет себя прокормить? Мы могли бы все заработанные деньги вложить в депозит и жить спокойно до старости, но мы решили пойти иным путем. Мы взяли три отстающих колхоза и создали одно сельхозпредприятие. Мы решили в первую очередь доказать всем “палаточникам” типа “купи-продай”, что на земле можно работать. И работать с прибылью. Мы закрыли все долги трех колхозов, отремонтировали старые фермы, построили новую, современную ферму. На самоокупаемость мы пока не вышли, но планируем...

И Любомир Николаевич провез меня по полям, показав, что действительно денег в землю вложено много. Гордость нового хозяйства - американский трактор “Челленджер”, единственный на всю область и стоящий “два мешка баксов”. Он один заменят четыре “Кировца”. На американском чуде техники, как объяснил директор, сейчас работает маленькая династия, отец и сын Нистратенко.

Вообще, проблема кадров для новых хозяев стала краеугольной. Из первоначальных 405 человек сейчас осталось 220, всех алкоголиков и негодяев выгнали. Зато оставшиеся - те, на кого можно положиться. Про животноводов Кочетковых директор сказал следующее:

- ...Я разговаривал с людьми, которые их знают с детства. Они ведь даже из школы убегали на ферму, они к коровам относятся как к... любимой женщине! Мы им дали лучшую группу нетелей, которых они раздаивают, а такие коровы стоят по тысяче долларов за голову. И думаю, эти парни вполне достойны хороших зарплат, а не только уважения. У нас ведь есть еще один дояр, Шамов. Мы им дали семейный подряд: он, жена и три сына. На таких людях земля держится...

В нижнем течении

Красивая Меча притягивает российскую “интеллигентную прослойку”. Иван Тургенев, Константин Паустовский, Василий Песков… кто только не воспевал берега реки, убранные в наряд из каменных скал! В некоторых местах река, вырвавшись из узкого каньона, вольно бежит среди пологих холмов. С высоты долина Красивой Мечи видна на добрых два десятка километров! И не видать уже с эдакой высоты, ни деревенских домов, ни тем более людей…

Не буду утверждать, что люди здесь особенные. Очарование этих мест по идее должно рождать много творческих людей. Но что-то Красивая Меча не дала стране ни одного великого поэта или хотя бы знаменитого художника. Впрочем, и речка-то не великая, всего-то (если учитывать и петли) в ней не больше трех сотен верст. Ну разве это - территория для России?

Но Красивая Меча сильна иным: здесь место притяжения, своеобразная “Мекка” для тех, кто считает, что он влюблен в Россию. Но что такое – любить свою страну? Сентиментально любоваться ее красотами? Наслаждаться “дымом отечества”? Ну, типа, поджечь жухлую траву – любоваться пожаром. Вы не замечали, что на Руси пожар – любимое народное шоу? Люди Красивой Мечи, хотя и не отмечены “лирическими” талантами, понимают свою любовь к Отечеству иначе: они просто трудятся – для того, чтобы богатства Отечества преумножались. Хочется привести слова Вольтера из окончания знаменитого “Кандида”: “Чтобы жизнь была прекрасной – пусть каждый возделывает свой сад!”

На Красивой Мече именно что возделывают свои сады. Причем, не в переносном смысле этого словосочетания, а в самом что ни на есть прямом.

Папа

Исторический факт: начало плодоводческому хозяйству “имени 15 лет Октября” положили монахи Троекуровского монастыря, разбившие на одном из холмов, на самом берегу Красивой Мечи сад. Замечательно то, что люди, которым сад дал благополучие, возблагодарили святое место. Правда не без терний: в течение 70 лет в монастырских храмах был перерабатывающий завод: производили здесь из яблок соки и вино – знаменитую (некогда) бормотуху «Сады Лебедяни». Теперь все вернулось на круги своя: в монастыре вновь идут службы, здесь поселились матушки. И сам Троекуровский монастырь по сути восстанавливается за счет плодоводческого хозяйства. Для переработки яблок построены в стороне от села отдельные цеха. А местные если и бухают – вовсе не бормотуху.

Я не постеснялся спросить Еремеева, как он относится к тому, что за глаза односельчане его зовут “папой”. Николай Дмитриевич раздумчиво улыбнулся, сделал артистическую паузу, а потом спокойно ответил:

- А это как придется… По все вопросам на селе обращаются в хозяйство. У нас все решается без волокиты и по справедливости. Тем более что люди уверены в крепости хозяйства. Мы с самого начала реформ не оставили людей ни на один месяц без зарплаты, а это – 600 человек работающих. Люди понимают заботу – и благодарят. Зимой, когда заморозки, люди сами выходят в сады – костры жечь, яблони, своих “кормилиц”, обогревать…

Оберегать есть, что. Садов в хозяйстве больше двух тысяч гектаров, это не считая плодопитомника. Еще здесь выращивают смородину и землянику. Плюс еще в Троекурове сильное животноводство, надои здесь завидные! И всего троекуровцы сами добились – без помощи всяких “спонсоров” или “инвесторов”… Удивляет показатель средней заработной платы: 30 тысяч в месяц! Это у простых-то крестьян…

Еремеева в последнее время пытаются “доить” многие. А то как же: в хозяйств есть прибыль, и она не расходуется впустую. Покупается новая техника, строятся громадные хранилища для яблок. А Директор все еще живет в обыкновенном “совхозном” доме, ни себе, ни детям дворцов не отстроил.

Он и ко мне отнесся с подозрением, думал, я деньги с него хочу “содрать” за публикацию статьи о хозяйстве. До самого окончания нашего общения он был напряжен; видно, замучили его всякие “пришлые”…

Еремеев – не местный, он родом из села Бутырки. В Троекурове он, правда живет больше 40 лет, считай, село стало для него родным. В молодости он окончил сельскохозяйственный техникум, освоил профессию ветеринара; начинал в совхозе ветеринарным техником, бригадиром животноводства, вскоре вырос до управляющего отделением, и тогда пришлось осваивать новую для него специальность - плодоводство. Никто не сомневался, что у хорошие карьерные перспективы - недаром молодой специалист Николай Еремеев уже в 30 лет был награждён золотой медалью ВДНХ, а через пять лет — медалью “За трудовую доблесть”.

Когда в 85-м Еремеева поставили директором совхоза, страна аккурат отправилась в неведомое еще плавание в рыночную экономику. Настало время, когда личность руководителя стала главным фактором развития предприятия. “Когда нам дали полную самостоятельность, - вспоминает Николай Дмитриевич – почти на сто процентов успех стал зависеть от порядочности и трудолюбия руководителя. Вот тут-то я и почувствовал себя хозяином…”

Кругом все разваливалось, а в Троекурове дела шли в гору. Даже дефолт 98 года не смог навредить агрофирме, потому что все деньги были вложены в развитие производства. В области до начала 90-х было 16 плодоводческих хозяйств, а осталось только одно. В самые позорные для страны годы в хозяйстве не прекращалось строительство, было посажено 500 гектаров сада, введена в оборот новая земля, удвоена урожайность яблонь. Сейчас цеха переоснащены швейцарским, немецким, голландским оборудованием. Николай Дмитриевич с удовольствием рассказал о том, что комбайнёры агрофирмы, получая ежедневно в период уборки больше двух тысяч рублей, проводят рабочее время в намного более комфортных условиях, чем водитель последней марки “Вольво”: импортные комбайны оборудованы системой лазерной навигации и климат-контролем.

Сейчас в стране новую моду завели: заботиться о сбережении народа”. Можно и сберечь, и даже приумножить… пока нефть и газ в цене. А что делать, если конкретное село Троекурово на яблоках держится? И тем не менее Троекурово живет! Еремеев гордится тремя фактами. Первое: когда Николай Дмитриевич принял в 85 году хозяйство, в монастыре делали вино. Теперь здесь творятся молитвы. Еремеев убежден в том, что Господь за это хозяйству помогает. Второй факт: в 85-м в Троекуровской школе было 180 учеников. Сейчас – 360. Дело не только в том, что семьи, чувствуя под ногами твердую почву; уверенные в завтрашнем дне, люди стараются родить побольше детей. В Троекурово еще приглашают молодых специалистов из других регионов, строят для них жилье.

Третий факт – самый незначительный, но щекотливый. Название “имени 15 лет Октября” как-то сейчас немодно… По убеждению Еремеева главной бедой социализма было разрушение веры. Октябрь – тому виной, а в названии этот злополучный месяц как бы увековечен… Тем не менее Николай Дмитриевич уверен в том, что отказываться не нужно ни от какого опыта, в том числе и социалистического. Тем более что “15 лет Октября” – сложившийся бренд, и агрофирму, носящую это название, партнеры уважают за порядочность и надежность.

Николай Дмитриевич считает себя счастливым человеком – потому что смог сломать “устоявшийся” российский принцип: “тащи что можешь к себе в дом!” В хозяйстве люди научились воспринимать предприятие как собственный дом, общую семью. Разве можно из семьи тащить? А принцип своей жизни Еремеев выразил в кратком афоризме: “Люби свою землю, люби свой уголок – и все будет нормально…”

Иконописец

Скажу откровенно: в Троекурове я был лет 12 назад, и видел жалкие развалины монастыря ; цех по переработке яблок уже съехал, а священников здесь не было и в помине. Тем более приятно увидеть процветающий монастырь, с позолоченными куполами и ухоженными цветниками. Может и нехорошо об этом говорить, но настоятельница монастыря матушка Матрона чуть не каждый день бывает в конторе агрофирмы (я ее, к примеру, нашел не в монастыре, а именно в конторе – она пришла к Еремееву решать насущную проблему). Считай, монастырь – подразделение хозяйства, ибо и монахини со всеми проблемами идут именно в “15 лет Октября”.

Монастырь восстанавливали энтузиасты. Взять местного учителя рисования Виктора Александровича Афанасова. Он пишет для монастыря иконы. Бесплатно. И еще реставрирует старые иконы. Более того: Виктор Александрович в Троекуровском доме культуры занимается с сельскими детьми, обучает их иконописи. Тоже бесплатно.

Афанасов в Троекурове живет с 78 года. За все эти годы он даже с некоторым удивлением наблюдал, как село преображается: асфальтируются дороги, строится жилье, само хозяйство процветает. Народ уже и забыл, какие по селу непролазные дороги были! Село, по выражению Афанасова, “добротное”. Почему? Да, просто благодатью отмеченное.

Поэт в России…

В селе Курапово, вытянувшемся вдоль Красивой Мечи, старенькие дома чередуются с довольно приличного вида коттеджами. Вначале я думал, это дачи “крутых” из Лебедяни или Липецка. Позже узнал: почти все “крутые” – рабочие агрофирмы “имени 15 лет Октября”. Я даже в какой-то момент поймал себя на мысли, что нахожусь в какой-то европейской стране, где в коттеджах живут простые люди, ездящие в хороших машинах по качественным дорогам на высокооплачиваемую работу. Дорога из Троекурова и Курапово на самом деле неплоха.

Замечу: и третий обитатель Красивой Мечи, о котором мне хочется рассказать, – не местный по происхождению. Наталья Николаевна Волкова, правда, живет не с красивом коттедже, а в приземистом домике постройки позапрошлого века. Зато у нее есть две лошади: Люся и Ласточка. И еще корова Белка. Наталья Николаевна по идее и жить-то не должна на этом свете, ибо у нее одна почка, да и та больная. Но “держат” младший сын Коля (ему 12 лет) и годовалый внук Тарас, которого дочь “сдала” бабушке на воспитание. Вся в крестьянском труде, в заботах, Наталья Николаевна еще и стихи успевает сочинять. Но не за вдохновением она приехала на Красивую Мечу, а по непростым жизненным обстоятельствам.

Семья Волковых жила в старинном казачьем городе Уральске, на не менее прекрасной чем Красивая Меча, реке Урал. Работала журналистом в областной газете. И все у них было хорошо. За исключением одного: в одночасье Волковы оказались чужом государстве Казахстан, среди чужих людей. В городских библиотеках даже Пушкин остался только в переводе Абая на казахский…

Соседка рассказала Наталье Николаевна, что в России есть такой городок Лебедянь, куда вроде бы принимают переселенцев. Поехали Волковы в этот городок лучшей доли искать, а помог здесь только православный священник: он пустил к себе в храм пожить до поры-до времени. Чиновники районные сразу отфутболили “беженцев”. И с работой вышла неудача. Узнав, что Наталья Николаевна журналист, интеллигент, ее не взяли даже дояркой в село Мокрое. Сказали: “Нам нужны те, кто попроще…” В Лебедяни Наталья Николаевна узнала, что вроде бы могут принять в Троекурове. Ееремеев тоже дал ночлег, но сказал: “Обретайте жилье сами…” С собой у Волковых было только 400 долларов. А самый неказистый домик – не в Троекурове, а на краю Курапова, во “втором порядке” (на задворках) – стоил 600. Продали квартиру в Уральске за 200 (!) долларов – и в результате у семьи “беженцев” набралась нужная сумма. Некоторое время Наталья Николаевна работала в городской газете. Но из-за оппозиционности властям газету закрыли, и теперь семья Волковых живет на мамину “инвалидную” пенсию, и на доходы от личного подворья.

Наталья Николаевна, когда ехала в Россию, не знала, что есть такая река Красивая Меча. Только здесь она увидела и распознала здешние красоты: в Курапове, к примеру, среди скалистых отрогов сохранилась старая мельница, это место считается самым романтичным на всей Красивой Мече. Вроде бы прикипела Наталья Николаевна к новому месту обитания. Здесь стихи, кстати, сами в голову лезут. Да и давнишнюю мечту она осуществила: иметь своих лошадей.

На полном серьезе: население здесь пьет минералку - родную, липецкую. За пьянку с агрофирмы безжалостно гонят, а за работу держатся. Хотя, бывают и исключения (см. фото выше).

Друзья – те, кто в Уральске остались – называют Наталью Николаевну “помещицей троекуровской”. Путь на вид убогое “поместье” у Волковых, зато свое, выстраданное. Тем не менее до сих пор Наталья Николаевна ощущает себя на другой “планете”:

- В Уральске у нас был крепкий “казачий дух”, да и культурный это был город, интеллигентный. А здесь много работяг, но нет интеллигенции. Я никак не настроена отрицательно к этому народу. Меня здесь приняли благосклонно, они же видели, как мы трудились. Когда корова наша доится, ко мне детишки сельские приходят. Я им песни пою, молочком потчую. Мама моя Александра Артемовна была в Уральске врачом-педиатром. Ей уже за 80, а она детишек местных лечит, все к ней со своими хворями обращаются. При всей моей инвалидности я сама кормлю свою семью и не прошу помощи. Зато мы собираем вокруг себя людей, которые нужна помощь. Разве не счастье в том, что мы построили вокруг себя мир, в котором люди в тебе нуждаются?

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Тульская и Липецкая области.