Командир Мужичьей тони

Замьяны - село упорное. На памяти старожилов река “съела” уже одиннадцать рядов замьянских домов, однако люди исхитрились оттаскивать свои избы, положив их на полозья, вглубь Калмыцкой степи. Вначале оттаскивали быками, теперь - тракторами и такое противостояние Матушки-Волги и русских людей продолжается уже 250 лет. Изначально здесь была казачья станица - отсюда и неуступчивый характер населения.

Особенно страшна “шутиха”; это когда вода, идущая на убыль, образует водовороты, всасывающие в себя все сущее, не разбирая, лодка ли это, бревно или человеческое жилье. Но Волга - она не враг, кормилица; весенней своей “беременностью” она не только смывает правый берег (где село), но и питает низкий левый, где сенокосы и тони. По большой воде вверх, на нерест, идет драгоценная ныне Каспийская рыба (раньше-то она считалась обычной едой, теперь - деликатесом). Три тони, Ватаги, Белячья и Мужичья считаются крайними на Нижней Волге, потому как выше знаменитые белуги, осетры и белорыбицы (здесь они называются “красной рыбой”) оставляют потомство. К “родильному дому”, нерестилищам, доберется редкая мать-рыба: слишком много охотников до черной икры браконьерничают в низах.

Весенняя путина коротка: началась она 1 апреля, а 30 апреля ее уже закроют - и все из-за “красной рыбы” - в мае она попрет в верха, потеряв всяческий страх. Сейчас, в апреле в невод забирает чехонь, сопу, подлещика, окуня, сома и судака. Весенний невод - с самой широкой “матней” (так по-рыбачьи называется ячея), мелочь ловить запрещено. Вода холодна, едва доходит до 5 градусов тепла - стоять в ней часами не сильное удовольствие - но и солнышко с каждым днем припекает все веселее, а значит, если есть улов, имеется и повод к хорошему настроению. В осеннюю путину, когда прет судак, заработки хоть и выше, зато и условия суровее, особенно когда с Каспия задует дуроломный ветер “моряна”.

Председатель

Тамара Аксенова, как только ее выбрали председателем, сразу ввела норму: рыбак получает 30% от выручки, а значит его заработок - это по сути то, что рыбак поймает. В “Рассвете” три рыболовецких звена, три баркаса и три невода. А еще здесь, в колхозе (на левом, низком берегу) держат скотину, 700 голов, а так же выращивают капусту и помидоры. Заработки животноводов и овощеводов поменьше, чем у рыбаков, но и рыбаки трудятся лишь в путины, а, значит, на годовой “круг” и у них получается не так и много, как хотелось бы. Есть у рыбаков, правда, преимущество: рыба хорошо продается, уходит “влет”, а вот из 260 тонн капусты, выращенной в прошлом году, 60 пришлось зарыть в землю.

И получается, что из колхозных доходов 80% приходится на рыбу, на втором месте идет колхозная паромная переправа (деньги берутся за перевоз частных авто), потом следует овощеводство, ну, а животноводство - из-за смешных цен на мясо - горделиво шествует в хвосте. Тем не менее, Тамара ни от чего отказывается не собирается, так как во-первых людей бросать нельзя, а во-вторых, улов зависит от случая, а мясо и овощи - это стабильный приработок.

Тамара - коренная замьяносвская казачка. Выбрали ее в председатели прямо из колхозных бухгалтеров. Пришла она на развал; до этого председателем работал горький пьяница, который все уфандохал и допустил воровство, после чего остались в колхозе одно рыболовецкое звено и 200 голов скота. Потом пришел еще один руководитель, который дал слово: “Подниму колхоз!” - но через два месяца ушел в запой. Народ понял: надо что-то решительно менять и человек для этого нужен волевой.

Надо сказать, муж Тамары, хоть и начинал в колхозе, сейчас работает в Газпроме (есть невдалеке от Замьян газоперекачивающая станция) и зарплата его сопоставима с заработком целой рыболовецкой бригады. В общем, материально Тамара не бедствует:

- ...Все было разграблено, растащено, и меня довольно долго просили пойти в председатели. Я думала, муж, Володя, меня не пустит, но однажды люди пришли к нам домой - его просить. Муж посмотрел, послушал, подумал, и говорит: “Ну, раз народ просит...” Ведь людям бежать-то больше некуда, коль колхоз развалится, как у наших соседей в селе Волжском. Приняла колхоз - теперь никак не могу без этого... Трудно бывает, особенно - с финансовыми отношениями. Люди, особенно - в послезимний период - идут, денег просят, а ведь нам надо еще и в производство вкладывать. Шутка ли: новый невод построить - это не меньше миллиона надо. А ведь орудия лова стареют, их надо постоянно заново приобретать...

В первую очередь Тамара разобралась с пьянством:

- У нас в колхозе пьющих теперь нет. Все кодируются. Я выгоняю - они кодируются. А как иначе, если четыре года назад у нас случай был: рыбаки поймали в сети своего же рубака. Рыбу вечером сдали, выпили, он, видно, с баркаса и упал. Был суд, бригадиру два года условно дали, а колхоз выплачивал семье материальный ущерб. Я и сама виновата: я того рыбака брать не хотела, знала, что он выпивает; но жена его пришла - и упросила. Я понимаю, что на тоне, особенно осенью, трудно “без согреву”, но далеко не все могут себя контролировать.

У рыбаков любимое питье - калмыцкий чай: с молоком и солью. В жару он утоляет жажду, в холод - согревает, а так, если “сугреваться” спиртным по несколько раз на дню (в день бригада заводит невод четыре раза), можно вконец потерять бдительность. А рыба - она пьяных чувствует и бежит их. Вечером рыбак приходит домой - ему бы до постели дойти, следующий день он отдыхает - и снова на тоню. Труд непростой, поэтами воспетый, окормляемый всевозможными органами (проверяет рыбаков куча организаций - от рыбнадзора до ОМОНа - и каждого служаку надо наделить долей улова), однако в Замьянах попасть в рыбаки не так и легко. После газовика рыбак - самая здесь престижная профессия.

И ведь органы иногда наглеют до беспредела. “Рассвет” - единственный живой рыболовецкий колхоз в районе, так вот именно на него наседают конкретно. В прошлом году, на День работников сельского хозяйства, повезли рыбаки в райцентр рыбу - сварить уху, и на трассе инспектор УМОРЗ их задержал. Всего он арестовал 120 килограмм, на 20 человек. Составил протокол. Тамара упрашивала его долго, чуть не в ногах у маленького начальника валялась, - ни в какую. Дело завели, правда, из-за малости рыбного “браконьерства” наказание было минимальным. Что интересно, очень скоро этого же самого инспектора “взяли” на крупной взятке и теперь он сидит в тюрьме...

В России у нас как: где рыба - там всякие бандиты норовят пристать. Несколько лет назад на семью Аксеновых было совершено бандитское нападение. Сына не было, дома сидели Тамара, Владимир и дочь Аня, школьница. Поздно вечером в дверь постучали. Кричат: “Тамара Алексеевна, правление горит!” Она открыла - и тут же в дом ворвались трое в масках и с обрезами. Сначала Тамара подумала, что это шутка - “Вы чего, ребят, совсем?” - но один из них прорычал: “Молчать!” - и приставил к ее лицу ствол, а потом толкнул. Второй боевик схватил дочь, третий бросился в комнату, в которой был муж.

Тамара не упала, но... схватила громилу за маску - и содрала ее. Она узнала этого парня: он частенько ошивался возле тони. В это время в комнате слышались звуки борьбы и крик Владимира: “Ах, гад...”, - муж успел схватить свое ружье и вступил в борьбу. Боевики не ожидали, что встретят такое сопротивление и стали отступать. Напоследок один из них пальнул в дверь... пуля прошла в сантиметре от тела Владимира. Его ружье, кстати, было не заряжено.

Так как Тамара одного из тех парней узнала, их через пару дней задержали. Это были трое казахов их соседнего села, отморозки, которые считали себя “смотрящими”; на суде они что-то вякали насчет того, что пришли просто “поговорить, чтобы Тамара рыбаков не обижала”. На самом деле они пришли обложить колхоз данью. Им дали всего по четыре года. Должны скоро выйти - и неизвестно, чего от них ждать...

Рыбак

- ...Она, Тамара Алексеевна, деньги считать умеет, трезвый человек и с людьми ладить умеет. Авторитетом она пользуется, о рыбаках заботится. И женщина она боевая: на побоялась с бандита маску сорвать. И живут-то они в старом доме, вместе с матерью.

Владимир Зацепин - бригадир рыболовецкого звена и знает, что говорит. Его родной брат, Анатолий, тоже бригадир, и они между собой соревнуются - кто дальше метнет невод и кто больше поймает. Владимир считает, что пока у них “побеждает дружба”, и в работе среди рыбаков все - равные. Зато кое в чем Владимир обошел брата: у Анатолия Сергеевича двое детей, у Владимира Сергеевича - двенадцать (!).

Они с женой Серафимой Викторовной сразу, еще только поженились, решили: детей у них будет, сколь Господь подарит:

- Мы любим детей, и они нас любят. И о трудностях никогда не задумывались. Дети и померят (с ними разве будешь ругаться), и не дадут лениться...

Владимир и Серафима Зацепины за свою жизнь побывали в трех ипостасях. Когда в Астраханской области еще только разведывались газовые запасы, они работали в экспедиции. Потом вернулись домой и основали семейный сельхозкооператив “Новая жизнь”. Арендовали у лесхоза волжский остров Осередок, купили баркас, занимались заготовкой сена, кормов, держали 300 голов свиней. А потом лесхоз “заломил” такую арендную плату за “свой” остров, что, для того, чтобы ее уплатить, пришлось бы пустить под нож все поголовье, да к тому же продать технику. Владимир сдал печать, все документы “Нового мира” - и пошел в рыбаки. С тех пор прошло десять лет, и, что характерно (по крайней мере для нашей страны), остров все эти годы пустует и никто на него не зарится.

В одной бригаде с Владимиром работают три его старших сына: Сергей, Владимир и Александр. Парни не жалуются: когда есть улов, можно заработать до пяти тысяч в день. Жаль только, улов бывает далеко не всегда. Да к тому же весной и осенью вода ледяная, здоровья от нее не прибавится. А рыбы в Волге с каждым годом становится все меньше и меньше:

- У нас отец тоже рыбаком был, почти всю жизнь. Правда, он говорил, в отдельные годы еще меньше, чем сейчас, было. Беде теперь в том, что разрешили всем ловить, кто хочет. Сельдь, например, сейчас совсем пропала, а уж о красной рыбе даже говорить не хочется. Разговоры идут, что рыбалку по всей Волге хотят закрыть... а куда людям деться? Ну, да ничего. Все образумится. Нашему неводу уже семь лет, а положенный срок его службы - три года. Мы его постоянно ремонтируем, а, чтобы новый невод построить - большие средства нужны. Положено, чтобы рыбак сам себе невод строил, иначе рыбу не поймает. Если простым языком сказать, “кто умеет построить невод - тот будет богатый...”

Невода в Замьянах строить еще умеют. Особо богатых (хотя бы по виду домов) я что-то не здесь не замечал. Но, может, богатство здесь понимают иначе, чем принято в мире чистогана?

Тье, друг степей

Весенняя степь благоухает полынью. Только месяц степь будет зеленой, а к концу мая солнце выбелит отважную растительность настолько, что ее невозможно будет отличить от песка. В весенней степи даже подснежники, выскакивающие на свет Божий на несколько дней, имеют песчаный цвет.

А еще весной в степи плодится всевозможное зверье, в том числе и прирученное человеком. Для старшего погонщика верблюдов Гали Досмуханова весна - самое нервное и одновременно счастливое время: на свет Божий появляются верблюжата. В первую неделю новорожденного не должен видеть ни один чужой человек - малыш (по-казахски он ласково называется “бута”) непременно погибнет. Да и в первые два месяца верблюжонка случайный гость не может видеть дважды, иначе “бута” заболеет. Именно поэтому верблюжья ферма расположена на самой дальней “точке” сельхозартели “Волжской”, в глубине Калмыцкой степи, у песков Мохта.

Места здесь опасные: на “точки” со стороны Калмыкии то и дело нападают банды... “Что он пишет?!” - подумали Вы. Ведь XXI век, какие банды? А вот самые настоящие. За три недели до моего приезда бандиты напали на соседнюю “точку” избили чабана и ее помощницу (обе были женщины) и увели всю овечью отару. Что самое удивительное, преступление раскрыли и овец нашли - в Калмыкии; оказалось, здесь были замешаны и милиция, и начальники, в общем, целое криминальное сообщество отравляет размеренную жизнь животноводов в степи. Подробностей сообщить не могу, потому что не было суда, скажу лишь, что верблюдов пока (тьфу-тьфу-тьфу!) никто не трогал: наверное знают, что здесь постоянно находятся трое крепких мужчин (старший погонщик и два его помощника), которые могут постоять за себя и за своих тье.

“Тье”, по-казахски, - верблюд. Самец верблюда - “бура”, матка - “энген”. Для казаха верблюд - больше, чем животное (хотя, лошадь, без сомнения, еще выше верблюда). Даже несмотря на то, что здесь разводится калмыцкая порода верблюдов, все равно их здесь ценят, тем более что калмыцкая и казахская порода почти не отличаются друг от друга. Особенность калмыцкой породы: вес бура доходит до полутора тонн, а матки - до 900 килограмм; они крепки по своей конституции и неприхотливы. Гали утверждает, что нет для человека животного ценнее, чем верблюд:

- Казахи испокон веков их разводили. И молоко верблюжье пили (оно целебное, от многих недугов спасает, даже от туберкулеза). И кошмы (ковры) делали, и носки вязали. Все от верблюда: и еда, и транспорт, и тепло...

Несколько из верблюдов здесь приучены к верховой езде. Регулярно, в День работников сельского хозяйства, в райцентре устраиваются верблюжьи бега. Верблюд неповоротлив только с виду, на самом деле, если его разогнать, он вполне может соперничать в скорости с конем. Только очень уж непреклонен нрав тье: если что не понравится, или если ездовой верблюд испугается людского шума (в степи все же живет, не приучен), может остановиться у самого финиша - и никакими посулами его с места не сдвинешь. Для бегов верблюда надо очень долго тренировать: держать его на голодной диете, чтобы тот сбросил лишний вес и ежедневно проходить на нем по степи не меньше 10 километров.

Гордость фермы - бур по кличке Алмаз, который недавно занял на областном конкурсе третье место по экстерьеру. Конечно до такого фанатизма, с которым относятся к верблюдам в богатых аравийских нефтяных царствах (где цена на хорошего скакового верблюда доходит до миллиона долларов) в нашем (тоже, кстати, нефтяном) государстве далековато, тем не менее, к верблюдам относятся трепетно и здесь.

Гали - потомственный верблюдовод. Их, братьев, было трое, но отец, Капуш, который многие годы был старшим погонщиком, видно, внимательно изучив нрав сыновей, пожелал, чтобы на его место пришел именно Гали. Отец сказал Гали: “Вижу, ты скотину чувствуешь...” Так представитель древнего казахского клана Шеркеш стал погонщиком. Самому Гали, когда настанет время передавать бразды правления, будет труднее: у него двое детей и обе - дочери:

- Они больше интересуются лошадьми. Мы же степняки, “кыр” (степь по-казахски) для нас - все. Но верблюд - такое животное, с которым только мужчина совладает. Он умный, каждый знает свою кличку. А клички могут быть любые - лишь бы не человечьи. И они все понимают...

Жизнь верблюда в степи, в сущности, проста. Верблюд питается буквально всем, что растет, дополнительная прикормка - сено - нужна только тогда, когда матка ожеребится. Верблюд может обходится без всего, не может он только без соли. Но, что замечательно, верблюд сам, по приметам, знакомым лишь ему, способен найти в степи соляное озера и восполнить необходимый запас.

В последние годы появилась еще одна (кроме бандитов) напасть: волки. Старики считают, что связано это с чеченской войной; якобы они мигрировали, испугавшись бомбежек. Волки особенные, красные, они жестоки и наглы - к “точке” походят вплотную и душераздирающе воют. Верблюжата слабые, они могут стать легкой добычей хищников, во верблюдицы, повинуясь инстинкту, собирают малышей в кучку и становятся в круговую оборону. Как и все живые твари, матка, когда у нее маленький верблюжонок, агрессивна и способна за себя постоять. Она злобно шипит и на губах у нее появляется пена - в народе считается, что верблюд плюется, но на самом деле это предупреждение: следующим действием, если не отступишь, будет атака.

Если волки приходят ночью, погонщик поступает так. Выходит из дома и истошно кричит... как правило, волки боятся человеческого голоса и стараются ретироваться. Оружие на “точке” милиция запрещает держать из-за отсутствия условий безопасного хранения.

Верблюды за зиму собираются в “косяки”. С одним бурой стараются держаться вместе 25-30 маток. “Косяком” бура со своим многочисленным гаремом кочует по степи и поочередно кроет маток. Среди верблюдиц у буры есть свои фаворитки, но есть и гордые верблюдицы, которые ни за что не подпустят самца, если он им не по душе. В таком случае верблюдицу переводят в другой косяк. Ближе к весне бура заканчивает гон и уходит из косяка - после этого он пребывает в гордом одиночестве.

Гали не так давно получил диплом за то, что у него - лучший в области выход верблюжат - 45%. Если учесть, что верблюдица вынашивает плод 12 месяцев, а давать потомство она способна раз в два года, показатель этот почти идеальный. Секрет Гали прост: как можно более чутко относиться к животным, понимать и искренне любить их.

В этом году ферма была лицензирована и получила статус “племрепродуктора”. Это означает, что хозяйство может продавать буров-производителей, имеющих паспорта “чистопородности”. На сегодняшний день на “точке” насчитывается 138 голов “кораблей пустыни”.

Вообще верблюдами когда-то начали заниматься только из-за того, что они- хороший и надежный гужевой транспорт. Потом ясно стало, что верблюжье мясо - выгодный товар; оно диетическое, содержит много витаминов, аминокислот. Жаль только, верблюжатина в последние годы сильно обесценилась. Больше всего прибыли приносила верблюжья шерсть, свойства которой даже не надо расхваливать. Шерсть до недавнего времени неплохо продавалась, но в последние два года покупатели почему-то не приезжают. Молока в значительных масштабах здесь не доят - из-за того, что почти у всех маток есть малыши. Главная надежда руководства хозяйства сейчас на то, что в будущем, возможно, у них будут покупать племенных верблюдов. На данный момент ферма прибыли практически не приносит.

Но здесь верят, что тот генофонд, который сохраняется на “точке” в песках Мохта, когда-нибудь принесет стране значительную пользу.

Хочется в это верить; особенно - когда весна, пьянящий аромат полыни, желтые подснежники, тонконогие и немного напуганные бута, с видимым восхищением глядящие на мир, прижавшись маминому телу...

Наследники Стеньки Разина

Чтобы понять, чем сейчас живут копановцы, надо выехать в степь. Степью, правда, ее назвать трудно - пески, едва прикрытые скудной растительностью, больше походят на пустыню - но именно здесь находится родина прославленных астраханских арбузов и помидоров.

То, что творят люди на этой, с позволения сказать, земле - чудо. Они берут землю в аренду (у колхоза или у сельской администрации), сами тянут туда водопровод - и пытаются выжать из степи и без того небогатые силы. Они - как кочевники; каждые два года, для того, чтобы окончательно не погубить землю, приходится распахивать степь в новом месте и переезжать всем хозяйством в новую “землю обетованную”. Для рассады строится теплица, которую весной надо отапливать, но в результате на московских и прочих базарах в конце июня услужливые “граждане кавказской национальности” предлагают нам “свэжие” астраханские арбузы. Пусть даже арбузы и не из Астраханской области, но “астрахань” - устойчивый бренд, слава которого строилась десятилетиями.

Жаль только, самим крестьянам перепадает ничтожная часть арбузно-помидорного дохода: считается большой удачей, если к концу сезона они продали свою продукцию по рублю за кило. Отнимите этот рубль от стоимости арбуза на рынке - и Вы поймете, что жируют у нас в государстве далеко не те, кто трудится на земле.

Все бахчевое дело находится в руках у частников. Я познакомился с одним из них, руководителем крестьянско-фермерского хозяйства “Ксения”, Евгением Гончаровым. До Волги от его кочевой “точки” - 4 километра и Евгений сам провел туда водопровод. В летний сезон он нанимает в рабочих и платит им ежедневно около 150 рублей. Для копановцев “батрачество” - основная работа, потому что те, кто остался в колхозе, получают копейки. Всего в окрестностях села пять таких, как Евгений, хозяев, причем только Гончаров и еще один предприниматель по национальности - русские, остальные трое - корейцы. Такой “паритет” присутствует почти на всех волжских бахчах (есть, правда, среди предпринимателей представители других национальностей). Еще в летнее время копановцы устраиваются в обслугу на базы отдыха, которые в последнее время активно строят москвичи, но там платят совсем смешные деньги. Больше, кроме бюджетных должностей, работы здесь нет. Я это рассказал для того, чтобы Вы составили представление о жизни здесь.

Об истории села и старинном бытии рассказывает замечательный местный музей, который расположен в не менее замечательном учреждении, имеющим название “Центр народной казачьей культуры “Круг”.

Основали поселение так называемые “воровские казаки”, части дружины мятежного и легендарного атамана Степана Разина. Отсюда лихие и свободные люди уходили “искати славы” и в Персию, и в Волжские верха, и на Яик. Именно в этих местах Разин, согласно легенде (которую, к слову, подтверждают документальные источники), бросил в Волгу свою любовницу, пленную персидскую княжну, при этом произнеся: “Ах ты, Волга, река великая! Много ты дала мне и злата, и серебра, и всего доброго; как отец и мать, славою меня наделила... так на ж тебе, возьми!” И где-то в этом районе, по древним слухам, в одном из волжских протоков запрятаны разинские богатства. Разин слыл чернокнижником и клады считаются заговоренными. А еще говорят, что рыбаки изредка встречают на каком-нибудь из волжских островов древнего старца, который, поспрашивав о делах нынешних дней, задушевно сообщает, что именно он и есть Стенька, что земля не принимает его за грехи, и что, когда на Руси станут зажигать сальные свечи вместо восковых, он вернется и станет бушевать пуще прежнего. Говорят, что старец может посулить один из своих кладов, но горе тому, кто позарится на злато: утянет Разин несчастного на дно...

Сказки - сказками, а в реальности было так. После того как Разина захватили в плен, его многочисленные ватаги (банды) еще какое-то время волновали Поволжье, а после на Волге установился недолгий покой. Копановская ватага стала казачьей станицей и вошла в состав Астраханского казачьего войска, атаманом которого долгое время был казак станицы Копановской Василий Филиппович Скворцов. Он похоронен здесь же, в Копановке, но, так как точного его места захоронения неизвестно, памятный крест на погосте установлен наугад.

Двести лет копановские казаки верой и правдой служили русской короне, родиной своей считая свою полоску берега между Волгой и Калмыцкой степью. После того как начале XX века казачество как сословие ликвидировали, Копановка стала обыкновенным селом с типовым колхозом, а местная церковь была разорена.

А в конце XX века люди проснулись. И поняли, что потеряно слишком много, забыта даже могила атамана Скворцова. И в 1996 году здесь был создан Центр казачьей культуры. У истоков его основания стояли две женщины - однофамилицы: Татьяна и Зинаида Бондаревы.

Село было когда-то чисто русским, теперь оно - многонациональное. Живет здесь сейчас 523 русских, 319 казахов, 71 чеченец, 27 калмыков (а всего - 17 национальностей). Живут дружно, не ссорятся, тем не менее, русское население уменьшается. Все из-за того, что в русские семьи заводят одного, максимум - двух детей, а представители других национальностей считают нормой иметь трех-четырех детишек. Тенденция остается неизменной и легко предположить, какая речь будет слышна к Копановке еще через сотню лет (если исчислять сроки со времен мятежного Стеньки, срок не такой уж и большой).

- ...Проблем с национальностями у нас нет. Тем более что и в старые времена в казаки могли принять и калмыка, и татарина, и представителя любой другой национальности. Главное, чтобы он исповедовал православие. У нас в Школе казачьей культуры из 28 слушателей только 6 - русских. А атаман у нас в школе сейчас казах, Роман Изогалиев. И все дети у нас занимаются с удовольствием! - убеждает меня директор Центра казачьей культуры Татьяна Ивановна Бондарева.

Школа казачьей культуры - одно из подразделений Центра. Дети здесь занимаются дважды в неделю; они поделены на “куреня” и демократическим путем избирают себе атамана. Еще в Центре есть фольклорные казачьи ансамбли “Соседушки” и “Казачек”. В первом участвуют взрослые, во втором - дети. Если учесть, что в этом регионе некогда была целая дюжина казачьих станиц, относившихся к Енотаевскому уезду, и практически во всех этих селениях былые традиции забыты, то, что происходит в Копановке, - явление значительное. Татьяна Ивановна считает, что у себя в Копановке они стараются возродить не внешние обычаи, а глубокие, извечные законы бытия предков:

- Прежде всего мы хотим сохранить дух казачества. Ведь это не только фольклор, но и уклад жизни. Мы не пытаемся в нашей школе широко раскрыть историю казачества, но больше направлены к семейной, домашней тематике. Мы проводим такие акции, как “История в фотографиях”, “Родословная моей семьи”. В первые годы я детей спрашивала: “Скажите имя и отчество вашего прадедушки?” И мне никто не отвечал. А теперь многие знают свои родословные - до шестого и даже до седьмого колена. И мне кажется, дети становятся другими. Лучшими. У нас раньше ни одного старинного праздника не праздновалось, кроме Пасхи, сейчас же мы ни все основные православные праздники отмечаем. Мы не исповедуем религию, мы просто берем оттуда сокровища мудрости.

А заповеди казачьи... они настолько пронизаны мудростью! Мы с детьми возродили старинный обряд “взятие под шинель”. Если старшие уходили на войну и все там погибали, вдове казака и ее детям в станице оставляли половину земельного пая. Казак имел право участвовать в круге с 22-летнего возраста, но в случае гибели кормильца делали исключение: 14-летний мальчик мог стать главой семьи, но для этого он должен был пройти обряд “взятия под шинель”. Для этого на круге подростка ставили на скамейку и накрывали шинелью. Вся его семья подходила к нему и мальчик накрывал всех домочадцев - атаман же тем временем давал ему наказ. После этого семья наделялась полным паем, а мальчик считался главой семьи, он ходил на круг и все его должны были именовать по имени-отчеству...

...Муж Татьяны - предприниматель (у него есть овощная “точка”, рыболовецкая бригада, свиноферма); он вполне способен содержать семью. Тем не менее, Татьяна, номинально являясь директором Дома культуры, ведет занятия в школе казачьей культуре на общественных началах. Делает она это потому, что “за державу обидно”:

- Я почему взялась за это: ведь жизнь сейчас непростая, людям тяжело. Казахи, представители других национальностей, - они держатся за свои культуры, а русские почему-то - нет. У других народов, как я заметила, есть “стержень” внутри семей, а у русских таковой отсутствует... Но дело даже не в этом: активности среди русских нет. Казахи у нас в Центре поют казачьи песни, им это интересно, у них глаза горят, а среди русских немало таких, которым это совершенно не интересно...

(Кстати, о казахах. Они стали селиться в этих местах в 30-х годах прошлого века и в особенности после войны, когда калмыки были репрессированы и отправлены в сибирскую ссылку, а огромные степные пространства остались пусты. Этническая ротация - процесс сложный, объективный, это - данность, с которой не просто нужно мириться, но и попытаться ее понять. Но не в коем случае не хулить.)

В Копановке до сих пор служба в Российской армии считается почетной, и Татьяна убеждена, что работа Центра этому сильно помогает:

- У нас вообще “волынить” от службы не принято. Ребята с удовольствием идут служить, а многие даже посвящают себя армии - поступают в военные училища. Когда ребята приезжают в отпуск, - заходят, благодарят...

Казачье воспитание к Копановке начинается с детского сада. Там оборудована специальная комната, в которой воссоздан старинный быт. Малыши, едва только научаются говорить, узнают, что такое “курень”, “атаман”, “круг”. Не проникают здесь лишь - по понятным причинам - в более глубокие времена разбойничьих “ватаг”.

А вот настоящего атамана в Копановке нет: Астраханское казачество - пока всего лишь общественная организация, не имеющая права создавать свои структуры. Но копановцы не расстраиваются. Они знают, что сейчас сеют семена, которые в будущем обязательно прорастут.

Геннадий Михеев

Фото автора

Астраханская область