Великий “Малыш”

Судьба этого человека не просто невероятна, она фантастична. Ну, представьте себе: было в стране всего четыре человека, которые удостоились звания Героя Советского Союза и стали полными кавалерами орденов Славы. Николай Иванович Кузнецов - последний из оставшихся в живых...

Единственный сын Николая Ивановича Виктор ( в честь Победы назвали) к сожалению трагически погиб. Супруга Нина Капитоновна все в последнее время по больницам, сердце у нее сдает. Во и сейчас она на больничной койке. Сходил бы к ней Николай Иванович, да у самого здоровье пошатнулось, теперь из домика своего он никуда не выходит. Ухаживают за ним внук и социальный работник.

Обстановка домика предельно скромна. Даже ковров нет, а на дощатых полах настелены обыкновенные деревенские половики. И это при том, что Николай Иванович долгие годы был депутатом Верховного Совета СССР - начиная со сталинских времен и заканчивая горбачевскими. Попробуй, сравни с сегодняшними депутатами, которые за четыре года тако-о-о-го в свои дворцы натаскают! И, откровенно говоря, задумаешься, хорошо ли, что Ельцин Верховный Совет разогнал... Кузнецов, получается, - своеобразный “мостик” между Сталиным и Ельциным. Как минимум, в нравственном смысле.

Легенда о том, что Кузнецов на войне якобы был “заговоренный”, - случайная выдумка. У него четыре ранения, в том числе в голову, в грудь и в ноги, и две тяжелых контузии. Это легендарный генерал Белобородов придумал, что сержант Кузнецов “заговоренный” - потому что за время, когда Николай Иванович командовал противотанковым орудием, у него сменилось (за убылью) пять (!) расчетов.

Первая контузия была в бытность его разведчиком. Взрывали мост, не рассчитали с фитилем и не успели отбежать. Кузнецов тогда даже зрение потерял на некоторое время. А было такое ранение, на озере Сиваш, когда не сдержались, закурили с приятелем, и немецкий снайпер попал в него. Ничего: вынул пулю пассатижами (она на излете была и застряла в мягких тканях) - и вперед - на Севастополь! Кстати именно за разведоперации он получил две медали “За отвагу”, которые он считает не менее ценными, чем Звезда героя. Жаль, что после контузий он потерял “нюх” (или чутье, интуицию, что для разведчика - непременный дар) и пришлось ему переходить в тяжелую артиллерию, где обостренный слух даже мешает.

О первой половине своей войны Николай Иванович предпочитает не говорить. Дело в том, что несколько подписок о неразглашении давал. Факт (и этого не скроешь), что был он в 42-м, на личном приеме в Кремле у Сталина. Позже он видел Иосифа Виссарионовича не один раз, Сталин Кузнецову даже кличку дал: “Малыш”. Кузнецов был щупленьким, невысоким, мальчишеского вида. Ему же тогда, в 42-м, было всего-то двадцать! Тем не менее он докладывал верховному о результатах выполнения секретной операции.

Сталин вел себя спокойно, говорил тихо. Кузнецов представился, доложил, как положено. Сталин сказал: “Присаживайтесь...”, отошел к столу, распотрошил папиросу, набил трубку и начал задавать вопросы по операции. В конце разговора Николай заметил, что на карте, которая была расстелена на столе, нелепая ошибка: выступ линии фронта не в нашу сторону, а в немецкую. Он знал, что реально на этой территории немцы. Кузнецов решился сказать: “Товарищ верховный главнокомандующий, здесь неточность...” И объяснил. Сталин пристально в течение нескольких секунд смотрел ему в лицо. И сказал: “Ну, что же... Малыш. Спросим с Жукова. Можете быть свободны...”

Кузнецова снова перебросили за линию фронте и последствий его дерзость не имела. Впрочем, Жуков много позже, уже после войны, намекнул Николаю Ивановичу, что вышел ему нагоняй. Второй раз он встретился со Сталиным уже после войны, после Парада Победы (Кузнецов лично бросал фашистские штандарты к подножию мавзолея, на исторической пленке он легко узнаваем: третий справа во второй шеренге). Просто пришел - и записался к нему на прием. Ему как герою не смели отказать. Старший сержант Кузнецов просил у Сталина за своего отца, Ивана Моисеевича. И Сталин помог: отца выпустили из лагерей.

Некоторые говорят, что когда Сталин на банкете в честь Победы поднимал тост “за русского солдата”, он смотрел в сторону старшего сержанта Кузнецова (он там присутствовал). Вполне вероятно...

Когда Николай Иванович стал депутатом Верховного Совета, Сталина видел чаще. Всякий раз генералиссимус спрашивал у Кузнецова при встрече: “Ну что, Малыш, как дела?..” А на фронте у Кузнецова была другая кличка: “Питерский”. Считай, вырос-то в Ленинграде.

А вот теперь есть смысл обратиться к истокам. Родился Коля Кузнецов в маленькой деревушке Пытручей под Вытегрой, что в Вологодской области. Теперь этой деревни нет, она ушла под воду после того как построили Волго-Балт. Николай Иванович туда два раза ездил, и в общем-то два раза вернулся расстроенный. Север русский разорен, растерян, даже несмотря на то, что боевых действий там не велось. Еще когда он был мальчиком, семья переехала в Ленинград. И в 34-м, когда убили Кирова, отец сказал лишнее. Точнее сидели они с приятелем в пивной, заговорили про всеми любимого Сергея Мироновича, отец возьми - и скажи: “Ну, ничего, у нас молодежи еще много растущей...” Этого было достаточно, чтобы получить пять лет высылки на Север. До начала 90-х приходилось эту часть биографии приходилось подавать несколько иначе: “по некоторым обстоятельствам мы переехали на Север...” Так вышло, что пять лет ссылки для отца растянулись на все шестнадцать.

И какова судьба детей Ивана Моисеевича и Александры Александровны Кузнецовых! Старший сын Александр, морской офицер, погиб у берегов Норвегии. Средний сын Иван пал смертью храбрых на Карельском перешейке. Дочь Александра, призванная на Северный флот, умерла при родах (ребенок тоже погиб). Пришел с войны лишь Николай. “Заговоренный...”

Призывали Николая Кузнецова тоже с Севера, из города Кандалакши Мурманской области. В послужном списке значится: “призван 22 июня 1941 года”. И места службы: июнь 1941-го - июль 1942-го: 86 отдельная морская бригада, ручной пулеметчик; июль 1942-го - декабрь 1943-го: 263 стрелковая дивизия, командир отделения разведки; декабрь 1943-го - май 1945-го: 369 отдельный истребительный противотанковый дивизион; помощник командира взвода. На личном боевом счету - 16 уничтоженных вражеских танков. Звание: старший сержант.

“Слава” запоздала вот, почему. В городке Лабиау, что в Восточной Пруссии, германская самоходка выскочила на перекресток, который только что миновали наши артиллеристы, и ринулась на них с тыла. Вдвоем с наводчиком Семиконовым Кузнецов на одном дыхании успел развернуть орудие и расстрелять бронированную машину, когда она уже была на расстоянии 30 метров. Уже была выпущена листовка, называющая расчет Кузнецова “русскими богатырями”, направлено представление на третью “Славу”, но за Лабиау лежали другие города, рвались вперед, и документы как-то потерялись в межштабной неразберихе. Нашли их через 35 лет, при Брежневе.

Кузнецов видел много военачальников. Жукова в том числе. Вот сейчас принято говорить о жестокости маршала, но Николай Иванович был свидетелем другого. Как-то они три месяца, на Юго-Западном фронте стояли под Крапивной. Приехал внезапно Жуков и в первую очередь пожелал посмотреть, что солдаты едят. Когда увидел, что одну капусту - заставил повара целый котелок в себя затолкать. Сказал ему: “Ну что, приятно? А вы этим кормите солдат...” На другой день появились на передовой мясо и хлеб.

Золотую Звезду Николай Кузнецов получил в апреле 45-го. За Кенигсберг. Тогда, в феврале 45-го, наши гибли десятками тысяч. Били тогда орудия прямой наводкой, артиллеристы знают, что это означает... Первая Слава была за бой под Шауляем, в котором от всего в дивизиона осталось только одно орудие - во взводе Кузнецова. Вторая Слава - за пять подбитых танков в одном бою на подступах к Кенигсбергу.

Но самая дорогая награда - орден Красного Знамени. Это за Севастополь. В отряде было 300 бойцов, в город прорвались 12. Перед этим красноармеец Кузнецов под Бахчисараем подбил связкой гранат свой первый вражеский танк. Их, дюжину счастливцев, немцы прижали к бетонному барьеру у железнодорожной насыпи. После адовой перестрелки в живых остались трое. И Николаю Кузнецову в висок угодил осколок (тот самый, который сейчас не позволяет сделать операцию на глазах). Хотя боль была невыносима, Кузнецов получил от смертельно раненого комбата приказ: во что бы то ни стало водрузить знамя части и укрепить над зданием вокзала Севастополя. Он был весь черный от мазута, может, потому немцы Николая не приметили, и он смог забраться по трубе на крышу и установил знамя. Это был радостный знак, и наши ринулись в атаку.

Николай хотел незаметно уйти, но поскользнулся и упал на чердак, где засел немецкий пулеметный расчет. Один мощный фриц ударил чем-то Николая по голове, он упал и потерял сознание. Видно немцы не приняли всерьез щуплого парнишку ростом всего-то 1.60, посчитали, что уже труп. Но Николай очнулся, и увидел, что фрицы курят, сидя к нему спиной. А рядом лежал его автомат. Он схватил оружие, пустил очередь - и всех трех бугаев наповал! Он нашел ящик с немецкими гранатами и стал сверху закидывать вражеские укрепления у вокзала...

На следующий день его приказал найти генерал Толбухин. “Покажите мне знаменосца!” - сказал он. Он долго и с удивлением смотрел на негеройскую внешность парня. После произнес: “Эх, была б у меня звезда - сейчас вручил бы...”

На 25-летие освобождения Севастополя пригласили и Николая Ивановича. С удивлением он увидел в списке павших на мемориале свое имя. А на вокзале вспомнил, что его наводчика Пашу Шевякова здесь после боя зарыли... Обратился к предисполкома, стали полы разбирать, землю раскапывать... и впрямь нашли они останки красноармейца Шевякова! Даже солдатский медальон был при нем...

...Депутатом-то после войны Николай Иванович был только на сессиях, а так всю жизнь работал. Сначала послали его в Мурманскую область, где он строил комбинат по обогащению урана. Там он встретил свою половину, Нину Капитоновну. А в середине 50-х его перевели на лесокомбинат в город Пестово. Был сначала инженером по реконструкции, а после инженером по технике безопасности. Город ему глянулся - спокойный красивый, рабочий. Здесь, в Пестове, Кузнецов понял, что в больших городах, в “каменных мешках” ему не жить. Хоть и кличку на фронте носил: “Питерский”.

Конечно много с той поры изменилось. Комбинат распался на мелкие частные предприятия. Финны (черт возьми, побежденные в той войне!) построили в Пестове современный лесопильный завод. За счет лесопереработки жизнь здесь не умирает. Все здесь крутится вокруг леса...

Светлое дело Ершовых

...Их можно найти в любое время суток. На магазине висит табличка с домашним телефоном и адресом Цветковых. Живут они в хорошем месте, на улице Солнечной. Позвони, приди - и они откроют свой магазин, помогут выбрать гроб, венки, покрывала, прочие ритуальные вещи. Дело конечно деликатное, радости созерцание ритуальных принадлежностей не пробуждает. Но ведь без этого нельзя, смерть к сожалению человечество еще не победило. И есть люди, которые помогают людям в горе. Городку Пестово повезло: пестовчанам свалившееся горе помогают одолеть достойные и порядочные люди.

Еще относительно недавно Татьяна Анатольевна и Сергей Алексеевич Ершовы и предположить не смели, что станут создателями и хозяевами салона “Ритуал”. Теперь они уже и не мыслят себя без этого в общем-то скорбного бизнеса.

Вообще по образованию Татьяна - культработник; она работала директором районного Дома культуры. Сергей - жестянщик и кровельщик. Но вышло так, что профессии свои они были вынуждены сменить. В общем-то - по нужде. Татьяна - местная, Сергей родом из Прибалтики. А познакомились в Великом Новгороде, где учились. Хотели устроиться в областном центре, но, поскольку жилья не было, перебрались в Пестово. Здесь жестянщики нарасхват - Сергея с удовольствием взяли на льнозавод. Сразу квартиру дали однокомнатную, а через год, когда у Ершовых первенец родился, квартиру побольше.

Когда у Ершовых второй ребенок на свет появился, Татьяна из Дома культуры ушла. Невозможно было уже дежурить на ночных дискотеках; хулиганов усмирять, и думать: “Как там мой малышка?..” Поставили ее директором кинотеатра, а вскоре предложили возглавить Дом быта. Кстати в кинотеатре Татьяна обрела своего верного соратника и нынешнего продавца магазина “Ритуал” Ларису Андреевну Цветкову. Лариса Андреевна и в Дом быта с Татьяной переходила, и вместе с ней слон “Ритуал” создавала. Все поровну делили - и беды, и редкие радости.

В середине 90-х экономика города Пестово сильно подсела. Льнозавод, на котором трудился Сергей, закрылся. Он перешел на главное предприятие города, лесокомбинат - но и там зарплату платить перестали. Общая депрессия коснулась и Дома быта, ибо горожане, лишившись денег, не имели возможности пользоваться услугами швей, обувщиков и фотографов. Татьяна вспоминает те времена, мягко говоря, не с радостными чувствами:

- ...Да еще и рабочие Дома быта зарплаты требуют. А чем платить, если не было заказов? Сели мы дома с Сергеем и стали решать: как жить? Что мы можем? Проще всего пойти по легкому пути: начать ездить в Москву, на Черкизовский рынок - за тряпками. Но не хотелось, потому что дети еще были школьниками. Кто их тогда воспитывать будет? При Доме быта была у нас служба, которая ритуальными принадлежностями торговала. Там бедненький был ассортимент, по-минимому. Стояли два венка, а гробы на скорою руку в службе коммунального хозяйства колотили. А ведь можно было все сделать достойно, красиво, наконец... И мы с Сережей решили: моя голова - его руки. Рискнем! Это был 98-й год...

Что их еще подтолкнуло: умерла бабушка Сергея, и они с Татьяной два дня по всем концам города бегали, чтобы ее похоронить. Ну, сама по себе идея напрашивалась, чтобы скорбное дело для народа упростить! Поскольку Татьяна еще числилась директором муниципального предприятия, предпринимательство оформили на Сергея. Сергей как жестянщик делает прекрасные памятники из жести - он и раньше этим подрабатывал. Но в сущности Ершовы никакого представления о ритуальном бизнесе не имели. Надо было начинать с нуля и прежде всего искать связи с производителями скорбного товара. И не было начального капитала. Ершовы жили небогато, у них и своей машины-то не было. Помогла хорошая женщина, управляющий местного отделения банка. Она помогла супругам взять ссуду, на которую Ершовы купили кассовый аппарат и арендовали комнатку в частном доме.

Работали запросто. Сергей дома сколачивал гробы, Татьяна с Ларисой Андреевной их украшали драпировкой, а также плели венки. За опытом Татьяна поехала в большой город Боровичи; там уже имелся частный ритуальный салон. Коллеги встретили доброжелательно; и продавцы, и бухгалтер рассказали о тонкостях ритуального дела, но что самое главное, дали адреса и телефоны предпринимателей, которые изготавливают венки, памятники, и прочие мелочи, необходимые на кладбище.

В Москву ездить все-таки пришлось - на тамошнем Черкизовском рынке самые дешевые искусственные цветы. А предприниматели-поставщики оказались очень порядочными людьми: видя, что Ершовы еще “раскручиваются”, они давали продукцию в долг. Сам процесс становления шел тяжело, и прежде всего - со стороны психологии. Машины у начинающих бизнесменов ритуального дела еще не было, и продукцию из дома до магазина они возили на тележке, велосипеде или на санках. Для этого действа выбирали утренние сумерки. И тут - как назло! - все время инциденты выходили: то на перекрестке гробы с санок загремят в ухаб, то знакомые вдруг по какой-то надобности рано поутру выйдут. И обязательно навстречу... И стыдно было, и плакала Татьяна горючими слезами. Сергей ее утешал, он вообще спокойный человек, и - что самое главное - надежный. Кстати машину купили пару лет назад, “семерку”. И гробы теперь возит Сергей в прицепе, закрытом брезентом. Ассортимент разрастался неуклонно. Теперь в “Ритуале” можно найти товар на любой вкус и кошелек. Шагнуть бы хотя бы на пяток лет назад - не поверили бы пестовчане, что такое дело как похороны можно тоже красивым сделать.

Конечно психология в ритуальном деле - главное. Салон “Ритуал” - место специфическое. Сюда люди с горем приходят, а горе всякий переживает по-своему. Чаще всего человека надо утешить. И здесь Ершовы следуют простой истине: чужого горя не бывает. И выслушиваешь человека, и в чувства его приводишь. В основном-то люди теряются, не знают, что делать. А ритуальный салон чем хорош: здесь можно приобрести абсолютно все. Разве только человека усопшего не вернешь...

Постепенно Татьяна поняла: в этом деле главное - не плакать и не унывать. Вот только за что обидно. Вместе с ростом дела Ершовых взрослели их дети. Они ведь тоже когда-то плели венки и гробы украшали. Но дочь, Жанна, сказала однажды: “Лучше я на чужого дядю буду работать, чем так!” И уехала в Новгород; там снимает комнату и работает продавщицей в частном магазине. В городе нет гравера, приходится заказывать надписи на памятниках в других городах. А у дочери художественное образование, она талантлива, но... А сын, Альбарт, нанялся в частную фирму, которая колотит вагончики-теплушки. Для него гробы - это постыдно... Что делать, Татьяна терпит такое отношение детей:

- Сами-то мы это дело затевали для того чтобы выжить. Конечно детей понять можно, но... У нас теперь дело поставлено. Сергей нашел хорошего мастера в одной деревне, гробы колотит теперь тот парень. Говорят, он и односельчан к этому делу привлек, а значит мы еще несколько рабочих мест обеспечили. Парень вт деревне и кресты колотит, а мы все дорабатываем, декоративно украшаем. Конкуренция у нас появилось; глядя, как мы работаем, и РАЙПО два года назад такой как у нас магазин открыло. И в морге районной больницы торговля открылась. Часто они приходят к нас смотреть, учиться. Мы ничего не скрываем - все рассказываем. Только мы у них как кость в горле. Потому что цены у нас ниже. Ведь у нас и связи, и много мы своими руками делаем, а потому себестоимость у нас минимальная. Но мы же понимаем, что конкуренция - закон, без которого нет прогресса. А потому коллег только приветствуем...

Наконец Ершовы смогли приобрести отдельное помещение, бывший продуктовый магазин. Путь он на отшибе, зато - свой. Вышли на них мастера по производству гранитных надгробий, причем из таких отдаленных регионов как Карелия и Белоруссия. Сами привозят камни, считают для себя это выгодным. И к памятникам Татьяна относится творчески. Она сама ищет, а то и сама придумывает эпитафии, например: “Тебя никто не потревожит, никто не сможет разбудить; кто знал тебя - цветы положит, и будет о тебе скорбить...” Или: “Тепло души твоей осталось с нами навсегда...” Скорбное дело по всем параметрам нуждается в утешении.

В свое время пережили “налоговые атаки”, когда их власти буквально душили налогами. Теперь все упростилось: платят Ершовы раз в квартал единый вмененный налог, что очень удобно. Было время, Ершовы открыли филиалы еще в двух соседних районных центрах. Но пришлось отказаться от этой затеи - слишком тяжело и дорого ездить, да к тому же по скверным дорогам. Что, характерно, ниша была сразу же заполнена. Там сразу же открыли магазины похоронных принадлежностей другие люди. Как говориться, “свято место пусто не бывает”...

По поводу семейного дела у Ершовых сформировалась оригинальная философия. Они на своем месте, их уважают и доверяют им. Татьяна гордится своей деликатной работой:

- Многие спрашивают: “Как вам не страшно работать в таком магазине?” А здесь красота и умиротворение. И спокойно очень. И нельзя обмануть человека; ведь если выгадывать, получается, свершаешь великий грех. Мне кажется, мы с Сережей и Ларисой Андреевной делаем благое дело. Мы облегчаем человеческие страдания. Разве нельзя не гордиться такой работой?..

Медовая сторонка

Кода-то у Смирновых было оформлено крестьянско-фермерское хозяйство; они держали несколько коров, бычков, продавали молоко, мясо. Но получилось так, что крупную скотину стало держать невозможно. Деревенька Осипово находится в отдалении от крупных населенных пунктов, а быков в округе не сталось. Зато у Смирновых три козы, индюки, цесарки, много кроликов. Пятьдесят соток одной только картошки сажают. Все здесь взаимосвязано: птица колорадского жука поедает, оттого и урожаи картофеля отменные. Луг и лес кормят пчел. Пчелы кормят своих хозяев. Трудится вся семья, за исключением разве что двухлетнего Никитки. Шестилетняя Серафима уже полноценная помощница; на ней кролики и птица. Ну, а старшие - двенадцатилетний Александр и семнадцатилетний Владимир - это уже главные работники. Ни них все остальное, включая главное: пчел. От статуса фермеров отказались еще и потому что замучили налогами. Теперь Смирновское хозяйство - обычное крестьянское подворье. Впрочем подворье завидное и, можно сказать, лучшее на весь здешний куст деревень.

Мама и хозяйка, Наталья Владимировна, - сугубая горожанка. Она родилась и выросла в Великом Новгороде, но по каким-то непонятным причинам с раннего детства мечтала жить и работать в деревне. Над ней посмеивались одноклассники, ведь когда все играли в городские игры, она читала книжки по сельскому хозяйству, животноводству. Ее настольной книгой было пособие: “Содержание коровы”. Даже мама посмеивалась над “чудачеством” дочери, но относилась благосклонно. Думала: “Столкнется с настоящей деревней - быстро пообломается-то...”

Наталья без раздумий после школы поступила в Сельхозинститут. И назло всем училась на отлично. Еще в школе она на олимпиадах по разным предметам побеждала, учителя ей прочили удивительное будущее. А тут... даже те, кто а тройки учился - поступили в политехнический или педагогический. А Наталье твердили: “Ты что, с ума сошла? Тебя же в деревню пошлют!..” Устала Наталья отвечать, что ей нравится сельская жизнь. Причем - со всех сторон. Она мечтала жить так, чтобы лес рядом был, река, луг заливной. Чтобы животных было рядом много. А в городе она даже спала плохо - урбанистические шумы мешали.

По распределению Наталья попала сода, точнее в деревню Ивлево - на сортоиспытательный участок. Хотя в принципе ей предлагали поступить в аспирантуру. Сергей - местный; он, когда они познакомились, водителем в колхозе работал. Познакомились они на току, куда он зерно возил. Наталья хотела заниматься наукой, но аккурат с началом ее научной деятельности стартовал процесс “реформ” начала 90-х, приведших в результате к развалу сельского хозяйства и фактической гибели деревни. Сортоучасток был позабыт и его научные работники, дабы выжить, просто выращивали зерновые и овощи - на продажу, чтобы выжить. Ученые происходящее назвали “катавасией” и, применив метод аппроксимации, рассчитали, что лучше уже не станет. По крайней мере не при их жизни. Может и так бы работалось Наталье, но дети... тогда у них уже двое детишек народилось и о науке уже не думалось.

“Дружили” они с Сергеем два года. Когда поженились, сразу начали строить дом в деревне Осипово, то самый, в котором живут и поныне. Строили с задумкой, с большим хозяйственным двором. Когда родился первенец, как раз правительство выпустило постановление, согласно которого с ребенком можно сидеть три года. Эти годы Наталья решила посвятить становлению домашнего подворья. В колхозе престали давать зарплату и нужно было готовиться к отступлению на “заранее подготовленные позиции” (которые в России почему-то при любой власти и в любую эпоху расположены на личных огородах). Сергей бы и работал в колхозе за просто так, “колхозная привычка” - штука въедливая, но его заставила уйти и завести свое дело супруга.

Некоторое время правда Наталья проработала в сельской школе - учителем химии и биологии. Но снова ушла в декретный отпуск, а, когда можно было выйти, ее место занял другой человек. Впрочем Александр (второй ребенок) как раз и подтолкнул к развитию крестьянского хозяйства. Ему еще и двух недель не исполнилось, когда Смирновы решили завести пчел. Перво-наперво было ужасно, потому что первые пчелы, которых они купили, сильно кусались. Бывало, Наталья по неделям опухшая ходила, а соседи (в деревне почти одни старухи живут), сплетни уже разносили, что “спилась наша Наташа”. Такой уж стереотип сложился: если семья многодетная - значит наверняка пьяницы... Из-за этого предрассудка Наталья часто просто стесняется признаться, что у нее много детей.

Человеческий организм удивителен. Скоро Наталья заметила, что на укусы пчел уже и не обращает внимания: выработался и у нее, и у Сергея иммунитет. Да и чувствовать они себя стали много лучше. Есть же такая отрасль медицины - апитерапия - наука об укусах пчел! Впрочем пчеловодство давалось нелегко. Здесь Север, мало кто держит пчел, а потому все пришлось постигать на своих же ошибках. Первый год пчелы отлетали, убрали их Смирновы с сарай, на зимовку... там они и погибли. Сергей с любопытством наблюдал за увлечением супруги. Он был уверен, что она отступится, бросит. Но Наталья весной снова съездила в соседний район и привезла два роя. И снова зимой пчелы погибли...

И в третий раз Наталья ездила к пчеловоду за роями. На сей раз Смирновы оборудовали под помещение для зимовки подвал. Когда весной полусонные пчелки стали выкарабкиваться на ласковое солнышко, Наталья почувствовала себя самым счастливым на свете человеком. Теперь, через несколько лет, они познали много тайн пчеловодства. Конечно все равно они не знают, сколько пчелиных семей доживут до весны. Но когда роев много, есть уверенность, что все будет нормально. Мёд чем хорош: не него всегда есть спрос, он как бы валюта. В районном центре Пестово Смирновых знают как совестливых и порядочных пчеловодов, а потому мед еще с осени заказывают. Кроме меда Смирновы продают и картофель, и морковку, и свеклу, и яйца.

На меде (и молоке, когда еще коров держали) смогли купить трактор Т-40, автомобиль. Конечно с таким хозяйством - особенно с пчелами - от дома надолго не уйти. Хозяйство как якорь, оно в каком-то смысле кабалит. Тем более родители Наталье и Сергею не помогают, в том числе и в воспитании детей. Зато есть один существенный плюс. Смирновы ни от кого не зависят. И ни от чего - тоже: любой дефолт, или кризис, или смену правительственного курса - они переживут. А насчет “никуда не отойдешь”... В сущности в деревне идти-то и некуда. Наталья мечтала быть с природой “на ты”, жить под звездным небом, на котором Млечный путь виден, дышать чистым воздухом... Она этого добилась.

Жаль, не получилось наукой заняться, а ведь она мечтала вывести новый сорт какого-нибудь растения. Но ведь они с Сергеем не думали, что у них будет четверо детишек! Постепенно от житья в благословенной глуши у Смирновых выработалась своеобразная философия. Основа ее - натуральность. И они, и детишки кушают только свое, доморощенное. Для того, чтобы в белке недостатка не было, развели кроликов и птицу. Возможно именно от этого (плюнем три раза через плечо!) дети ни разу в больнице не были. Возможно это просто от благоприятного климата в семье...

Недавно старший сын поступил в колледж. Живет пока в Новгороде, у бабушки. Наталья пишет сыну: “Что тебе прислать, Володенька?” То отвечает: “Пришли обратный билет. Домой...”

Особенно Смирновым хвалиться не чем. Да, на жизнь хватает. Но, если говорить о помощи многодетной семье со стороны государства, вся помощь - 300 рублей в месяц пособия на трех детей (старший уже вырос из возраста “ребенка”). С каждым годом все тяжелее существовать в деревне, ибо тарифы и стоимость энергоносителей растут, а мед в общем-то за инфляцией не поспевает. Приходится неуклонно увеличивать количество пчелиных роев. И придел рано или поздно настанет. Для детей возможностей в деревне мало - как и с образованием, так и с общением. Сын Александр ходит в школу за семь километров, все-таки тяжело. Но пока положительные факторы житья в деревне перевешивают. Кто-то в городе каждый год меняет сотовый телефон. Здесь есть сотовый мед. По большому счету мед ценнее мобильной игрушки.

Страна Див

Литератор и природолюб Виталий Бианки именно об этом уголке русской земли сказал следующее: “Утверждаю в трезвом уме и твердой памяти: здесь, в Новгородской области - Страна Див...” Внешне - обычный край; ну разве что много озер, извилистых рек, болот и лесов. Но ведь добрые две трети России такие! В чем она, загадка “Страны Див”?..

Озеро Гусевское интригует легендами; есть предание, что у него нет дна, а о том, что там, в пучине, обитает, бродят слухи всевозможных толков. Традиционно, возможно не первую тысячу лет на крутых берегах Гусевского в Купальскую ночь молодежь устраивает игрища. Свои легенды есть у озер Бродская Лахта, Рыдоложь, Белое, Игорь, Луко, Черное, Костыженское, Столбское, Каркомля...

Когда-то земли нынешнего Пестовского района Новгородчины относились к Устюженскому уезду Вологодской губернии. Приемная дочь литератора Николая Семеновича Лескова, Варвара, вышла замуж за земского начальника Стремилова; а в селе Охона, в здешнем краю, у Стремилова была усадьба. И Лесков частенько гостил здесь, в впечатления местных красотах легли в ткань лесковских “Мелочей архиерейской жизни. Частенько бывал здесь известный бытописатель Глеб Успенский.

Несколько лет на берегу озера Луко, в деревне Лаптево проводил по несколько месяцев кряду Михаил Михайлович Пришвин. Здесь он черпал вдохновение для создания книги “В краю непуганых птиц”. Написал здесь рассказы “Никон староколенный” и “Деревенский ренессанс”. Останавливался Пришвин у помещиков Боборыкиных, либо у священника Васильевской церкви, что на берегу озера Черное; тот славился смелостью и незавичимостью суждений. Интересная история вышла с художником-живописцем Иваном Шишкиным. После смерти жены он в очередной раз ушел в глубокий запой - и приятель, полковник Вишняков, вывез его в деревню Горки Охонской волости, в свое имение, “на этюды”. Природа, покой здешних мест исцелили художника и он после “этюдов” действительно долго не пил. Случалась, закатывал в здешние края и Александр Куприн. Но больше по части выпить и повеселиться - к своим друзьям. В здешних краях отдыхала балерина Галина Уланова.

Виталий Бианки однажды приехал сюда - в местечко Братское - к одной из своих учениц, так и прикипел. С той поры он приезжал сюда каждое лето, а останавливался жил в деревеньке Комзово, невдалеке от озера Меглино. Многие старики его помнят. В особенности народ удивлялся, как писатель охотился на уток: пальнет из двустволки... в воздух, и наблюдает полет птиц. Отец Нины Ивановны, учитель, часто сам был проводником Бианки, а потому это не анекдот. Местная интеллигенция долго раздумывала: почему Бинки назвал этот уголок Земли именно “Страной Див”. Подошли с практической стороны. Здесь еще сохраняются места, где зайцы или перепелки подпускают к себе буквально на два шага. “Дивы” - это непуганая дичь.

У самого Бианки я нашел несколько иной ответ. Всё написанное Виталием Валентиновичем – от первой сказки “Путешествие красноголового воробья” (1923) до последней – “Гоголенок” (1959) – это увлекательное путешествие в мир природы, где писатель становится волшебником и поэтом, натуралистом и ученым, проводником и переводчиком. Перед читателями открывается при этом огромный, неведомый край, полный “дивья” – дивных героев и событий, больших тайн и маленьких отгадок, – настоящая “страна Див”. Эту Страну Див писатель и подарил нам, грешным.

За ними, за интересными людьми, событиями и тайнами - я и отправился.

...Деревня Лаптево, пришвинские места, вновь становится “краем непуганых птиц”. Да и места здесь мрачноватые. Невдалеке от деревни есть холм под названием Плитник. Он гигантскими тесаными плитами обложен, происхождения которых никто не знает. Впрочем есть легенда, что там церковь под землю ушла. По ночам - особенно в двунадесятые праздники - оттуда доносится пение. И возле холма частенько глохнут автомобили.

Население в Лаптевском поселении сокращается стремительно: в прекрасной двухэтажной местной школе учатся всего-то 25 детей. Учителя, дабы спасти школу, всерьез задумываются: не взять ли в семьи детишек из детских домов? Еще шесть километров вглубь лесов - и тупик, деревня Черное. Там силами местных жителей восстанавливается Васильевская церковь. Та самая, у настоятеля которой Михаил Пришвин гостил. Естественно ныне в такую глухомань попа не заманишь, обходятся местные без него. А про того батюшку ничего почти неизвестно; даже над памятниками могильными у алтаря - и то в известное время надругались.

А вот про того батюшку, который стал его последователем, известно много. Уже хотя бы потому что жива его дочь, Злата Николаевна Цветкова. Священника звали Николай Васильевич Примов. В Империалистическую войну он воевал, дослужился до звания штабс-капитана. А после революции осел здесь, закончил духовную семинарию - и принял сан. Вопреки, как говорится, всеобщему беснованию. Офицерские привычки не бросал: ездил почти всегда на белом коне, верхом, комиссарам не подчинялся, слово свое держал. Однажды, уже в начале 30-х годов прошлого века, когда началась конфискация церковных ценностей, конь сбросил ездока-попа, рванулся в сторону озера Черное - и там утопился. Все конечно восприняли событие как дурное предзнаменование, а отец Николай запросто сказал: “Видите, даже конь не выдержал советской власти!..” Два раза батюшку забирали, в последний раз сидел он в тюрьме два года; но все же его выпустили - по болезни. Кстати председателя сельсовета, который батюшку посадил, в конце 30-х расстреляли.

Злата Николаевна помнит, как отец умирал. Это случилось в 34-м. Они (Злата и четверо ее малых братьев) лежали, затаившись, на печи, и видели, как он молился, успокаивал матушку... А чуть позже матушка обмывала тело. Детишкам досталось; как “поповских отпрысков” их лишили всего - даже тетрадей в школе. Помогало, что местные жители о батюшке помнили только хорошее, и бедствующей семье помогали. Братья после войны выбились в люди, двое даже офицерами стали. Сама Злата Николаевна всю жизнь проработала в здешней школе учительницей начальных классов. У нее трое детей, но живет старая учительница одна. Так бывает. Частенько она перебирает старые фотографии. На которых отец и они, маленькие детишки.

...Места, вдохновлявшие Бианки, несколько южнее озера Луко. Самая красивая деревня - Погорелово. Она уютно разлеглась на полуострове, вдающемся в озеро Меглино, и считай, со всех сторон вокруг Погорелово - вода. Есть минус: полуостров открыт всем ветрам и спокойной погоды здесь не бывает. Но люди привыкли, а о другом месте не мечтают. Почему деревня так называется, никто толком не знает, хотя деревня закоренелая, каждый житель знает своих предков в пятом, а то и в шестом колене. Погорелово в 1975-м году пережило трагедию: почти всю ее снес смерч. По Божьему благоволению никто не погиб, и деревню отстроили заново, на старом месте. Упрямый тут народ.

Школа в Погорелове начальная, она совмещена с детским садиком. Детишек немного - 8+8 - зато молодежи хватает. Здесь ведь колхоз сумели сохранить, не дали разграбить. Называется он оптимистически: “Заря”. Трудятся в колхозе 33 человека - прямо как 33 богатыря. Точнее, “богатырки”, ибо основная ударная сила - доярки. Председатель колхоза Евгений Виноградов ради выживания бьется как рыба об лед. Пока получается - “Заря” даже долгов не имеет - но мысли у председателя нерадостные. Колхоз он тянет только потому, что людям как-то надо жить. Друзья председателя, крутые бизнесмены, зовут к себе - в управляющие. Но Виноградов не идет, он не хочет оставлять удивительных и трудолюбивых женщин, для которых колхоз - жизнь.

Взять доярку Раису Александровну Яковлеву: у нее пять детей, вся в трудах, да еще и две коровы, два теленка у нее дома. В этом году за сдачу молока с личного подворья даже премию от районных властей получила. На ферме уже помогает старшая дочь Настя. Ей 17, а уже трудится наравне со всеми. Здесь все трудолюбивые. Другие не выживают...

Три года назад на берегах озера Меглино поселились корейцы. Местным они с горячностью доказывали, что они живут на “золотом дне”: озерный сапропель - прекрасная почва для выращивания овощей, и на этом можно обогатиться. Два года корейцы самоотверженно боролись с непредсказуемым климатом и капризным озером. Удирая, корейцы заявили местным: “Вы - сумасшедшие, если держитесь за эти земли. Впрочем, Бог вам судья...” Месяц назад в Погорелово переехала семья из-под Старой Руссы. Там, в своей чахлой деревеньке, они жили только грибами и ягодами. Здесь есть работа, которая к тому же оплачивается. Доярки здесь получают до 10-12 тысяч, да еще и социальным пакетом обеспечены.

А о красотах здесь не думают. Озеро - источник рыбы, пропитания. Лес - для грибов и ягод. Все заняты трудом, добыванием хлеба насущного. Но может потому и вгрызлись в жизнь, что сантиментов не допускают? Впрочем, ежели писатели изредка вдохновляются, кто-то должен их вдохновлять.

В деревне Дуброво отделение колхоза “Заря”. Там трудится дояркой Вера Николаевна Степанова. Вот уж досталось этой женщине в жизни! Муж Веры Николаевны трагически погиб, когда она несла в себе седьмого ребенка. И родила, и поднимала в одиночку семерых! Шестерых девочек и одного пацана... Все - мал-мала-меньше, и каждого надо было приголубить, каждому уделить внимание. Односельчане удивлялись Вере: и все детишки у нее ухожены, и в доме порядок, и работает - любо-дорого смотреть! А вот помощи что-то от них было немного. Или гордость взыграла в Вере Николаевне? Трагедия случилось в 94-м, в самое, наверное, трудное для страны время. Каждый, видя, что творится на Божьем свете (и убийства, и рост цен, и потеря денег на книжках...), замкнулся внутри своей семьи, своего хозяйства. В общем-то ставка была верной - потому-то не спились и не стали бомжами.

Соседи помогали Вере Николаевне разве что огород вспахать (своих лошадки или трактора у Степановых нет), да картошку посадить. А сенокос весь был на детях; скотины много держали, до трех коров и полдюжины быков, а значит кормов заготовить надо было немало. Степановы только хлеб в магазине покупали, все остальное у них было свое. Конечно много работы легло на плечи старших детей. Слишком даже много. Возможно именно поэтому дети Веры Николаевны, которые вышли из школьного возраста, в деревне уже не живут. Уезжают в город Боровичи, устраиваются хоть продавцами, хоть кондитерами, хоть кем... комнаты снимают - лишь бы в городе закрепиться. Хлебнули они в деревне-то... Дома я застал только одного ребенка, Надежду. Самые младшие, Георгий и Елена были в школе. 18-летняя Надежда в городе потерпела временное фиаско: выучилась на повара, а на работу берут только с местной пропиской. Устроилась уборщицей, скиталась в Боровичах по углам, и вот - не выдержала. Вернулась в отчий дом. Впрочем в деревне она оставаться не хочет, не видит смысла. А труд в колхозе ей что-то претит. Надорвалась в детстве-то. Ей 6 лет было, когда без отца осталась. Что она здесь видела кроме работы?

Испытания “реформами” в деревне выдержали не все. В соседнем со Степановыми доме живет семья алкоголиков. А на ферме трудиться приходится без подменной доярки - это значит, без выходных и с каждодневным подъемом в 4 утра. Одна “доярка” - это дояр, Николай Мурашкин по кличке “Пенсионер”. Он “беженец”, приезжий. Частенько бывает, что пьяный придет на работу - доярки и за него доят... А вот домашнюю скотину Вера Николаевна вынуждена сократить. Сил мало осталось, да и косить стало некому.

...Вот вам и “дивы”. Конечно писатель бы нашел красивые судьбы, выдающихся личностей, сильные характеры. Но я передал свои впечатления о “Стране Див”. Турист или поэт какой-нибудь приедет - в особенности в хорошую погоду - увидит все в высоком ключе. И воспоет. У меня же вышла не песня, а что-то непонятное. Не обессудьте…

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Новгородская область.