Приветъ изъ Ельца

Каков он, Елец? Один из ельчан меня уверял в том, что каждый житель его города способен сочинить про свою Родину целую поэму. Когда-то он был значительным торговым центром, в котором только граждан купеческого сословия насчитывалось 2700 человек. Город богател на торговле зерном и здесь был построен первый в мире элеватор (в 1888 году), который исправно и без значительного ремонта служит по сию пору. Второй в мире элеватор соорудили через три года в Чикаго.

Здесь насчитывалось неимоверное количество храмов, большая часть из которых по счастью дожила до нашего времени, даже несмотря на то, что Елец по сию пору находится в т.н. “красном поясе”. Теперь Елец - тихий город, пребывающий в тени, без значительных заводов, зато с исправно функционирующими предприятиями, занимающимися переработкой сельхозпродукции. Здесь есть театр, университет, свой пешеходный “Арбат”, недавно построенный современный стадион (власти вдруг решили развивать в городе футбол).

Но для самих ельчан Елец - нечто большее. Это - целая маленькая вселенная...

Заусайловъ и сыновья

Его появление в городе десять лет назад было воспринято так, как если бы в Москве появился Иван Грозный. А он просто вернулся на Родину предков. Один из домов, которыми владели Заусайловы при царе, был рядом с гостиницей. Открывший дверь не совсем трезвый мужик в семейных трусах, услышав фамилию, задал только один вопрос: “Где копать?!” Дамы в городском архиве лениво выслушивали посетителя: “Здравствуйте, у вас какие-то материалы по Заусайловым есть?” - “А вы кто?” - “Заусайлов”. Реакция была неадекватная: все женщины - старые и молодые - встали. Когда немая сцена закончилась, паспорт Владимира внимательно проверили и его повели по городу. Экскурсия похожа была на абсурдную сцену из сказки про Кота в сапогах. То есть, это - когда кот водит клиента и на вопрос: “Чье это”, клиенту отвечают: “маркиза Карабаса!” Получалось, Заусайловыми в Ельце были построены табачная фабрика, винный завод, церковь с удивительным хрустальным крестом, дюжина домов, в одном из которых разместился городской музей и даже... ботанический сад.

Конечно, никто этого отдавать не собирался. Заусайлов-младший оказался единственной чудом сохранившейся веточкой знаменитого некогда рода, и то лишь потому, что его отец тихонько отсиживался в Средней Азии, рассказав сыну правду только перед смертью. Все ему пришлось начать заново. Скольких сил это стоило, отдельная история, но теперь новый “елецкий купец Заусайлов” - владелец довольно крупного магазина хозтоваров. К тому же первое, что сделал Заусайлов, когда его дело стало приносить прибыль, - открыл магазин антиквариата. “Об этом я всегда мечтал”, - говорит он. В нем торгует его новая супруга Татьяна. Сам же Владимир стоит за прилавком своего хозяйственного магазина. Пока он еще не открыт, но уже все экспонаты собраны. Благо в Ельце - этом своеобразном черноземном Суздале (по красоте он мало чем уступит ему) - предметов старинного быта - хоть отбавляй.

С особенной страстью он собирает старинные открытки с видами Ельца. Как ни странно, в те годы их выпускали в неимоверном количестве. Почти на каждой обязательно красуется надпись: “Приветъ изъ Ельца”.

А не так давно Зусайлов передал хозяйственный магазин в ведение своему старшему сыну. Оказалось, в купеческом деле продвинуться горазд не всякий:

- Пусть, думаю, сам ведет дело. Так он взял - и с женщиной связался, которая стала все разбазаривать, какие-то дружки сомнительные появились... в общем, он чуть не разорился. Я так понял, слабовольным он казался, не купец. Теперь он в геологическую партию пристроился. Так вот, младший сын Костя, он у меня еще школьник, сказал, когда с магазином совсем худо стало: “Саш, ты только до конца нас не разори, чтобы мне что-нибудь досталось...” Вот, в Константине я вижу эту жилку...

Самая гениальная гимназия

Елецкая гимназия - несомненный лидер (после, конечно, Царскосельского лицея) по производству русских гениев. Лично для меня это всегда оставалось загадкой: почему приблизительно в одну эпоху из ее стен вышли Нобелевский лауреат Бунин, певец природы Пришвин, духовный провидец Булгаков, композитор Хренников?

Правда, некоторые из перечисленных людей оставили гимназию досрочно. Пришвина, например, самолично выгнал философ Василий Розанов, преподававший в те времена географию (за то, что мальчик прилюдно обозвал его “заспинным” прозвищем: “Козел”). А Бунин сам бросил гимназию, своенравно посчитав, что лучше будет учиться дома, тем более что у брата Евгения появилась хорошенькая гувернантка.

А когда-то гимназист Миша Пришвин вместе с другом Рюриком совершили дерзкий побег по реке Сосне в далекую таинственную Азию. Естественно, их поймали, зато они прославились на весь город.

Открылась она в 1871 году (кстати, женская гимназия в Ельце тоже стала одной из первых в России - она приняла первых гимназисток в 1874 году). С тех пор в гимназии, за исключением компьютерного класса, изменилось очень мало. Все те же стены, классы, чугунная лестница, в звоне ступенек которой еще наверное, живут отзвуки шагов ее знаменитых учеников...

А гимназия теперь носит имя Пришвина. Ученика, которого из нее прогнали. Правда, теперь это вовсе не гимназия, а просто “Школа №1”. Название хоть и банальное - но вполне символичное.

Нынешний директор бывшей гимназии Лидия Яровикова считает, что феномен Елецкой гимназии вполне объясним:

- Мы в последнее время с профессором Белозерцевым из Елецкого университета (это учебное заведение носит имя Бунина - Г.М.) разрабатывали теорию “средового подхода”. Школа - это микросреда, город - макросреда. Здесь, вокруг, много музеев, храмов, и в этом окружении трудно быть “сереньким”. Эта гимназия долгое время была единственной на сотни верст вокруг и сюда отдавали детей разных сословий. Потому, наверное, и такое средоточие талантов.

- А сейчас школа может дать гениев?

- Мы стараемся... но недавно я у Розанова прочитала вот, что: “Семя в безвестности приходит, как? Откуда? Это Божия тайна...”

Может, дело в том, что теперь в Ельце множество школ а так же настоящая гимназия (она в другом месте)? Как бы то ни было, пока новые елецкие гении нам не известны. Или они еще о себе не заявили?

Под сенью бунинской груши

Алексея Дудина я знал давно как... викинга. Дело в том, что он основал в свое время клуб исторической реконструкции, в котором такие же как он любители воссоздавали мир средневековых норманнских воинов.

А нас сей раз я встретил его случайно, на улице, с супругой Леной. Они любят подолгу бродить по улочкам Ельца, можно подумать, у них молодая семья - и она действительно молодая, по ощущению какой-то свежести - но на самом деле их дети уже взрослые. Итак, Алексея я знал как главаря отряда викингов “Копье”, а теперь передо мной стоял обыкновенный (правда, немалого роста) коренной ельчанин.

Следующий день мы провели вместе, в прогулках по Ельцу. От своих викингов он недавно отошел, переключился на мастеровые дела: делает средневековую амуницию по специальным заказам - все-таки слесарь высшего разряда, тринадцать лет на местном аккумуляторном заводе отбарабанил. Лишь иногда они с сыном Иваном вырываются на разные исторические “тусовки”.

Здесь, в Ельце, Алексей открылся передо мной с совершенно неожиданной стороны. Сначала он сводил меня за старый, “Мясной” рынок в дом-музей Бунина. Там нас встретила его заведующая, Тамара Георгиевна Кирющенко. Здесь, в доме мещанина Ростовцева, будущий писатель снимал угол, когда учился в гимназии - ведь он был всего лишь одним из сыновей непутевого отца, пропившего свои имения. Все в доме как будто не изменилось с тех пор, даже на стенах в некоторых местах видны обрывки наклеенных сотню лет назад газет. Вроде бы и недолго жил здесь Иван Бунин, однако по каким-то неясным причинам некая зарубежная благотворительница передала сюда большую часть бунинского архива, которую она выкупила на престижном аукционе. Здесь, с старом и тесном деревянном домике, можно потрогать даже чемоданы, с которыми Бунин ездил получать Нобелевскую премию.

А потом Алексей сводил меня в свой отчий дом, где теперь живут его родители. Галина Дмитриевна и Виктор Алексеевич - глухонемые. Отец всю жизнь был простым сапожником, мама - тоже работала обувщиком, и теперь они как могут помогают Алексею в его деле, ведь в средневековой амуниции очень много кожаных деталей. А обувь Виктор Алексеевич вообще делает непревзойденно - до сих пор отбоя от клиентов нет. Так вот, выяснилось, что семья Дудиных живет в бывшем доме доктора Пащенко. Иван Бунин по молодости ухаживал за его дочерью Варей, он был страстно влюблен в нее. Доктор был против, тем не менее, однажды Иван и Варя бежали вместе из Ельца, даже несмотря на то, что Бунин был все еще беднее церковной мыши.

Впрочем, все это описано в романе “Жизнь Арсеньева”, где Варя проведена под именем Лики. Но что значит книги, если в саду дома Пащенко до сих пор растут 150-летние груши, к которым некогда были привязаны качели, на которых Иван Бунин качал Варю...

Потом, в романе, Бунин напишет про Елец: “...старина в нем все же чувствовалась, сказывалась в крепких нравах купеческой и мещанской жизни, в озорстве и кулачных боях его слобожан... А какой пахучий был этот город! Чуть не от заставы, от которой еще смутно виден был он со своими несметными церквами, блестевшими вдали в огромной низменности, уже пахло: сперва болотом с непристойным названием, потом кожевенными заводами, потом железными крышами, нагретыми солнцем, потом площадью, где в базарные дни станом стояли съезжавшиеся на торг мужики, а там уж не разберешь, чем: всем, что только присуще старому русскому городу...”

Ей-богу, за сотню лет здесь изменилось немного.

Магическое кружево

Кружевоплетение, промысел, завезенный к нам двести с лишним лет назад беглыми протестантами из Европы (ведь были же времена, когда европейцы у нас спасались от репрессий!), в России некогда был развит неимоверно. А вот сейчас большинство кружевных центров находятся далеко не в лучшем состоянии, точнее, они почти в упадке.

И на этом фоне особенно удивительно выглядит тот факт, что елецкие кружева не только успешно завоевывают ранок, а по многим качествам- так даже перебивают вологодское кружево. Можно сказать, в Ельце произошло некое чудо. Тайна этого чуда была в какой-то мере доступна и мне: дело в том, что мне приходилось бывать в нескольких селах Елецкого района и я видел, что женщины там вовсе не забыли, как пользоваться коклюшками, и даже более того: кружев в деревнях и в самом городе плетут очень много.

Есть в городе соответствующее предприятие, которое так и называется: “Елецкие кружева”. И очень было приятно увидеть здесь множество молодежи. Мне удалось познакомиться с одной из молодых мастериц, которая является не только художником по кружеву, но имеет звание “кандидата кружевных наук”.

Екатерина Борисова приехала в Елец из Мценска. Еще учась там в художественной школе, она заинтересовалась плетением на коклюшках, но там этот промысел развит не был, ходили только легенды о том, что некогда существовало “мценское кружево” которое куда-то пропало. Катю заинтриговала судьба промысла, она закончила университет, аспирантуру, защитила диссертацию по теме “Кружевоплетение” и однажды приехала в Елец в поисках хоть каких-то “ниточек”, могущих привести к тайнам “мценского кружева”. И здесь случилось с ней совершенно непонятное: увидев “кружевное пиршество” которое царит здесь (ведь плетением в Ельце занимаются тысячи женщин) она решила... остаться здесь. Прежде всего ей понравились трудолюбивые, старательные и терпеливые мастерицы.

Ее с радостью взяли на “Елецкие кружева” художником, и теперь она разрабатывает не просто рисунки а модели кружевной одежды. Замена чистой науки на практику оказалась счастливой. Екатерина нашла на фабрике свою вторую половинку (муж трудится в бухгалтерии) и теперь она с удовольствием придумывает всякие блузки, шляпки, платья, а то и целые комплекты. Предприятие тем и живет, что выбрало стратегию на постоянное расширение ассортимента.

А вот “ниточки” мценского кружева Екатерина искать перестала. Практика оказалась гораздо интереснее.

По Дону гуляет... варяг молодой!

...Май прошлого года выдался самым тяжелым. Представьте себе: на руках у Володи со Светой годовалая дочка Катя, приехали гости, и ночью похищают трех лучших лошадей. Злодеи хорошо знали повадки животных, тихонько их отвязали, завели в кузов грузовика и... Милиция оказалась бессильна, да они и сами сказали, что напрягаться не будут. Гутеневы сами пытались искать лошадей, но - бесполезно. С тех пор обзавелись двумя овчарками, лошадей далеко не отпускают, а Володя каждую ночь выходит в “ночное”. Попросту - сторожит лошадей в леваде. С оружием. А вот в одежду древних норманнов они переодеваются реже.

Володя со Светой, естественно, и раньше не ходили в экзотических нарядах викингов постоянно. Они облекаются в одежды, которые шьют сами, только для гостей. Но, по сути, быт их мало чем отличается от быта людей, живших тысячелетие назад. Из подарков цивилизации - только электричество, но окружающая реальность, с полуразрушенными каменными домами, сараями, дорогами, прорезающими чернозем, такова, что погружаешься в древность волей-неволей. Ко всему прочему - своенравная, иногда тихая, местами бурная река Сосна, скалы, бесконечные просторы...

Поселились они здесь, в Голиково, в 93-м. А познакомились и полюбили друг друга, когда жили и работали в НИИ Коневодства под Рязанью. Володя был там одним из ведущих специалистов, без пяти минут кандидат наук, Света работала там же после техникума. Все бы хорошо, но чего-то не хватало... “Все мы родом из детства” - объясняет Володя. Родился и вырос он в Сибири и часто жил в таежной деревне у бабушки. Там еще дядя привил ему вкус к охоте. Володин отец Валентин Федорович (он преподает в Елецком университете) купил в Голиково дом под дачу, но почти там не жил. И они решились.

- Мы приехали в Голиково с идеей организовать центр конного туризма. Постепенно мы купили второй дом, благо в такой глуши они до смешного дешевы, и оборудовали его для того, чтобы принимать гостей. Сейчас домов больше, вот Свете тяжелее, конечно, стало, ведь гости - на ней.

-Вы легко согласились с мужем? - Спрашиваю Свету.

-Когда я столкнулась с лошадьми, все уже было по-другому. Уже все равно стало, куда ехать. Лишь бы лошади были...

Сейчас у них десять лошадей: после похищения они залезли в долги и купили трех новых, а в придачу давнишнюю свою мечту - племенного жеребца. К тому же в из Ельца приехала девушка, Лена Лаврищева, которая пожелала стать конюхом. Она прочитала про Гутеневых в газете и для того, чтобы получить возможность работать с лошадьми, Лена закончила специальные курсы конных тренеров. Володя не знает, долго ли девушка проработает у них, тем не менее, част забот с его плеч все-таки спала.

-...А что это за “чумовая” идея с викингами?

-В Ельце есть клуб военно-исторической реконструкции. - продолжает рассказ Володя. - Главный там Алексей Дудин. Он многое знает и умеет делать, от мечей до одежды. И вот мы с ним задумались: как сделать так, чтобы лошадей было поменьше, а людей, то есть туристов - побольше... И решили - попробовать воссоздать быт наших северных соседей.

-Но, все-таки, викинги - как-то странно...

-Просто надо лучше знать историю. Елец - удивительный город. Он расположен на границе Дикого поля, к тому же по Дону проходил один из путей “из варяг в греки” (но не основной - ладьи гоняли по Днепру). Эти несносные норманны здесь торговали. И служили у русских князей. Границу охраняли. Поэтому викинги здесь не только привычны, но в некоторых сегодняшних ельчанах течет их кровь. Но в будущем я хочу, чтобы здесь, у нас - гости могли созерцать сразу три культуры: славян, кочевников и варягов.

-Вас в селе, пожалуй, чудаками считают...

-Есть такое.

-Но чудаков ведь любят?

-Это заблуждение. В деревне к чудакам относятся, мягко говоря, напряженно. Как ко всему непонятному. Вообще, находить общий язык тяжело. Когда мы только сюда приехали, растекались добрыми чувствами, а потом - раскаивались.

-Володя ходил по домам, - добавляет Света, - он же хороший ветеринар. Лечил коров, коз - денег за это не брал, но договаривался, что потом, если выздоровеет животное, отдадут хозяева, к примеру, ножкой поросячьей. А когда узнаешь, что закололи поросенка, придешь, а тебе: “Какая такая ножка?..” Еще местные до сих пор не могут понять, для чего нужна лошадь, на которой нельзя пахать и сеять...

- Вот все думают, - продолжает Володя, - что в деревне исконно, постозно (то есть, все посты соблюдают). Но здесь очень мало людей богобоязненных. На самом деле в селе - чем человек беднее - тем он злее. Травы здесь - не меряно. Но две бабушки - наши соседки - за лишний клочок луга могут так поссориться, даже палками друг на друга замахиваются. Вот я профессиональный физиолог, а не могу объяснить одно явление: у обеих бабушек по пять овец, так вот одна наступает на другую, и овцы с ней. Причем, аргументы в споре смешные: “Я, мол, дояркой была, а ты кто такая! Моя полоска!” Другая наступает - овцы первой пятятся. И так до бесконечности, туда-сюда. Не случайно - понимаю теперь - у епископа посох, как у пастуха. Да и называется он “пастырь”, а верующие - “паства”, то бишь - стадо. В основном в селе старики живут, но вот молодые иногда наезжают. Проведать. Несколько раз пьяные к нашему дому подходили: “А ты кто такой тут, давай бабки отстегивай! Завтра кончать придем тебя!” Не приходили (видно, трезвели поутру). Но представьте наши со Светой чувства... Тут и до смешного доходило. Света три года назад окончила Агроуниверситет в Воронеже по специальности “зооинженер” (она к тому же у меня дипломированный тренер по конному спорту). Была она на сессии и приехала погостить жена брата с двумя детьми. И тут же узнаю “главную новость” села: “Володя жену свою выгнал к черту и взял другую с двумя мальцами...”

Постепенно привыкают в Голиково к Гутеневым. Может, поверили, что они всерьез и надолго? Да и глаз притерся к виду гарцующих на лошадях “иноземцев”. Несколько местных мужиков подрабатывают у Володи. Достраивают конюшню, делаю две подводы и даже... ладью викингов. Володя платит им исправно и каждый (!) день; деньги эти могут показаться смешными, но для Голиково они огромны.

Приезжающие туристы (их называют по-домашнему гостями) бывают двух категорий. Это во-первых, группы молодых людей или семьи, которым интересно погрузится в мир древности и лошадей. Другая категория - охотники. А, когда мужчины приезжают зимой на природу, они - как горько иронизирует Владимир - “в основном, пьют”. И тяжелее всего приходится хозяину; поскольку этикет обязывает “употреблять” наравне с гостями, Володя знает, что это - часть церемониала охоты, и наутро с больной головой выводит мужиков на лису или зайца ( для этого завели борзых собак). Таковы особенности национального отдыха...

Я пытался мягко выяснить, какой в будущем видят свою жизнь в Голиково Гутеневы. Света рассказывала о “мелких” проблемах вроде той, что хотелось бы как-то освободить Володю от еженощного дежурства при леваде. Но потом - выдала:

-На том берегу, над оврагом, есть пригорочек... Вот если бы там выстроить замок... С конным заводом!

Володя так сформулировал свою мечту:

-Мы хотели бы воссоздать мир лошади. С рыцарскими турнирами, историческими реконструкциями. В общем, что бы человек, приехав в одно место, в Голиково, смог бы увидеть самые яркие вещи, связанные с лошадью. Сейчас я увлекаюсь стрельбой из лука, прямо из седла, на ходу. Для этого я изучил историю лука, постиг все технологии его изготовления. Наша цель - чтобы люди, приехавшие в Голиково, полностью окунулись в мир... ну, наверное, сказки, отдохновения от цивилизации.

В этом месте кто-то скептически улыбнется. Но, рассудите здраво: половина пути ими уже пройдена. Причем, самая главная половина, в которой нужно было сделать шаг, уехав в глубинку. А все, что дальше - лишь мелкие детали. Правда, бес-то как раз и сидит в деталях и большинство из тех, кто что-то делает, именно на них и “обламываются”. Дело вот, в чем. Районные налоговики заставляют лицензировать деятельность и предъявляют такие требования, которые Гутеневым просто не под силу, - например, организация стоянки автотранспорта, вывоза мусора и т.д. Если так пойдет дальше, придется Свете с Володей прощаться с романтикой и просто заняться обучением верховой езде. Как в любом городе, на каком-нибудь газоне.

Украшатель жизни

Должников, вопреки моим ожиданиям, оказался вполне рассудительным человеком и каждый свой “подвиг” зодчий смог обосновать вполне логически и одновременно иронично, так что в итоге я не понял, чего больше в деятельности Алексея Алексеевича - трезвого расчета или детской безалаберности. Но это по-русски: в конце концов, зачем ему раскрываться перед незнакомцем - мало ли что еще...

Итак, архитектурных памятников в Трубицино четыре: резной дом, фонтан, колодец и башня. Каждое из этих строений имеет свою историю и, что самое интересное, как истинный зодчий, Должников через них смог выразиться. Что касается резного дома, то их в России немало, а потому рассказывать про него смысла мало. Тем более, наш архитектор, кроме своего дома, выстроил еще и дом для сына. По сыновней просьбе Алексей Алексеевич не стал во втором доме по особенному проявлять свою фантазию - но кое-что добавил от себя. Но об это позже, а пока по порядку пройдемся по Трубицинским достопримечательностям, прислушиваясь к комментариям их создателя.

Не фонтан

Фонтан по строению очень сложен. Вода по идее должна литься из трех мест: от скульптуры мальчика с рыбками и из двух кувшинов. Все это потом попадает в бассейн, в котором еще недавно плавали... громадные карпы. Настоящие, живые. Еще за резным забором стоит колонка, построенная в виде часов. Тоже настоящих, но в данный момент с оторванными стрелками. Свободное пространство засажено елями. История создания фонтана из уст Должникова звучит примерно так:

- ...Поездил я в молодости по стране. И на флоте служил, и в авиации, а еще после армии по комсомольской путевке на Урал меня заслали. Собирал там мусор и отвозил на свалку. Получал мало, денежку дадут - куда? К девчонкам, бутылочка за бутылочкой - и за неделю получки нет, и ходи голодный. Поэтому я рванул оттудова. На поезде - трое суток - хлеба крошки не было, а закалка-то у меня: не уворовать, не попросить. Сталинская. Но вернулся я в родное Трубицино. Женится надо - не на чего. Стал в совхозе работать, поднакопил деньжат - и приобрел себе машину: “БМВ”. Это такая, у которой сзади колесо одно, зато стекло двойное. А, когда дом стал строить, приглядел я себе токарный станок старый, чтоб детальки точить. И мотор с моей “БМВ” снял - подключил к станку. Так до сего времени он у меня и стоит.

Один раз с братом работаем в огороде, я и говорю ему: “Иван, придет время - я сделаю фонтан вот тут, под домом.” Он помолчал, а потом бросил: “У нас дров-то нету, а ты - фонтан...” И разговор у нас конченый был. Прошло несколько лет, о том я не вспоминал. Потом смотрю: дорогу у нас делают. Щебенки - навалом. В общем, и цементу выпросил, песок - вот это, с женой на носилках носили. Много чего на свалках нашел, там вещи всякие попадаются, им, может, триста лет. Вот те же литые решетки. У меня их шестнадцать штук, их лил, наверно, какой-нибудь помещик или буржуй - черт его знает. Тут один “новый русский” приезжал и хотел эти решетки по триста рублей у меня закупить. Но - нет, тогда же вся моя красота поломается! Не отдал.

Опять же, фонтан - это прямая смычка города с деревне. Мы что, хуже?

А бассейн я с умыслом делал. Мы ловим сетью в Сосне - нечего тут скрывать - так вот в дележке я всегда брал себе карпов, и до десяти килограммов они у меня вырастают. Если кто приходит за рыбкой - я не жалею. Пускай берут уж. Только жалко, что стрелки у часов пообломали ,и ручки поотворачивали, ведь за воду плачу я исправно...

Суперколодец

Он действительно красив и лаконично-изящен (в отличие от некоторой сумбурности фонтана). И совсем не заподозришь Должникова в том, что для себя это он: от его дома до колодца метров двести. И, если, фонтан регулярно подвергается разным “нападкам”, то колодец местные жители оберегают тщательно, любовно даже. Ведь единственный он на деревню. И название этой деревни помнят не многие из округи, зато точно, если вы только спросите: “Где это селение с журавлем?” - вам непременно укажут, где она. Визитная, так сказать, карточка.

Мне и самому, по правде сказать, в удовольствие было возле него находиться: заметил я, что и женщины, то и дело подходящие к колодцу с ведрами, прямо-таки светлели лицами. А ведь поход за водой под ледяным ветром приятной обязанностью вряд ли назовешь. В общем, благодатное место. Да и автор рассказывает о своем детище с заметной гордостью:

- Колодец у нас один, на два километра. Мы долго думали, что воду с пухом пьем, а это оказались - кошки! Почему? А потому что зимой воробьи залетают в колодец греться - там тепло. Кошки - прыг за воробьем - и головой туда. Мы-то думали, с тополей, а это с кошек оползенных... А в Сосне воду брать - там очистки, мезга с кожзавода и эти... мужские достоинства. Презервативы, значит. Город же у нас выше.

Ну, взялся я за колодец. Сначала соседям предлагал - никому не надо. Залез туда, кольцо выровнял, подход, загородку соорудил. А журавля этого я видел в Красинском районе, в деревне Гудаловке. Но там вода близко и ведро прямо к носу цеплялось. А у нас вода глубоко. Поехал я туда точные размеры снимать - а там уж его украли... Колодец стоит, а журавля отпилили. Пришлось мне по памяти делать. Журавль еще недоделанный: нужно еще, чтоб он стоял в камышах и в воде. Как не природе.

Безбашенная башня

Башня-флюгер, конечно, сооружение спорное. Автор ее существование объясняет шуточно: “Раньше, как на фонтан заглядывались - стукались на дороге, и мне: давай, закапывай свое строение, ну, я и решил башню соорудить, теперь уже при въезде напрягаться будут.” Дело, скорее, немного в другом. Башня стоит у дома, который Алексей Алексеевич построил сыну. Сын, видно, “наелся” отцовыми архитектурными новациями и не позволил отцу их применять к самому дому. Отец на башне и отыгрался. Вот я заметил раньше, что нет смысла описывать должниковские дома, но зато грех не описать то, что находится внутри них.

И, на мой взгляд, Алексей Алексеевич полностью смог себя выразить не в фундаментальных творениях, а - в мебели. Резные шкафы, шифоньеры, зеркала, стулья, выходящие из-под рук мастера - просто потрясающи! Такие образцы я видел только в краеведческих музеях, как экспонаты купеческого и помещичьего быта. Так вот она - подводная часть айсберга! А что до пародийного самолетика на верху башни, так это так, из “доброго хулиганства”. За такую мебель можно простить такие чудачества. Сам Должников говорит про это скромнее:

- ...Учился я в школе до четырех классов. Отлично у меня было только по художеству. По рисованию: елки, зайцы, собаки там, и все прочее. Одиннадцати годов мне не было - а я любил делать самолеты. Гвоздь расплющу, вырежу крыла, на ветер поставлю и вот, стало, гляжу. Так нравилось! Всякие работы заставила война и голодовка: все делать, за все браться. Иду, к примеру, вижу: вот это красиво, и это ничего так. Все почему-то в мозгах отрисовывалось. И нигде я не ленился. И с женой не ленился, и с прочим. Это факт. Мои же товарищи за магазином в субботу собутыльничают, а у меня никогда денег нет. Почему? Потому что, как получил - тут доски надо купить, тут - кирпич, и все такое. А людям все это не нравится: то ли жулик, то ли - вор.

Я проработал и проголодовал всю жизнь, а прихожу в воинскую часть за городом - смотрю - там вышки эти ломают. На этих штуках локаторы стояли. Я им: “Отдайте мне одну такую штуку.” А они вдруг: “Возьми!” Достал я “дальномерку”, чтоб ее увезть, приезжаю, а ее уж нет. Сдали на свалку, в чермет. Прилетаю туда, а их уже разрезали... Нет, одна еще нетронутой осталась. Бегу к начальнице чермета, а она: “Ищи столько же металл.” И нашел ведь!

На ней, на башне, будет еще много делов. Около будет стоять павильон, где будут продаваться все мои изделия. Все выставлю: мебель, картины. Довести еще до ума фонтан надо. Я еще хочу такую штуку сделать - типа часовню. Красивую - исключительно.

Но это ведь является по случаю здоровья и охоты.

А наша фирма вяжет веники!

Благословенны места слияния двух рек! Здесь, в Голиково, соединяются воды реки Быстрой Сосны с батюшкой-Доном. А над обрывом, обдуваемым шаловливыми ветрами, гордо красуется двухэтажное здание. Давно стоит, уже восемьдесят семь лет. И видно, что поставлено оно было на долгие века - ведь строители знали, что школа для деревни - все: ее настоящее и будущее. Даже Голиковскую церковь оставили на съедение времени (что, конечно, плохо), но в дело сохранения школы селяне вкладывали свой труд всегда - даже сейчас, когда совхоз обанкротился и приказал долго жить.

Но сегодня времена не лучшие даже для школы. Не хватает денег на все, даже на питание учеников. А ведь Голиковская школа - единственная на всю округу одиннадцатилетка и детей, которые приходят учится из соседних деревень, надо подкармливать. Выручает собственное, школьное хозяйство. На участке, размером чуть больше гектара, высаживают картошку, капусту, помидоры, огурцы, зелень, фасоль - в общем, все, что только можно посадить - все это для того, чтобы школьники в обед полноценно питались в столовой. Дети с весны и до осени трудятся на школьном участке, вкладывают все свое старание. Все 100 учеников. Вообще, если поделить эту цифру на количество классов, которых, как известно, в средней школе 11, то получается примерно 9 учеников на класс. Такому раскладу любой престижный колледж позавидует! А вы говорите: глубинка...

Но не это меня привело в Голиковскую школу. В конце концов, сокращение рождаемости в деревнях - тенденция всеобщая. Дело в другом: узнал я , что здесь изготавливают... веники. И Голиковские веники прославились уже на весь район. Ими пользуются не только все школы в радиусе сорока километров, но даже предприятия и учреждения. В общем школа стала своеобразным “веничным центром”, и некоторые даже думают, что при ней существует “фирмочка”, которая вяжет веники, и весьма качественные.

Школьного директора Зинаиду Романовну Меренкову я как раз застал за подбором продукции. Она в своем директорском кабинете собирала партию веников, заказанную одним из сельсоветов. Выполняла, так сказать, функции ОТК. К весне веники почти разошлись, их осталось всего пара десятков да и то не лучшего качества. Кто же эти веники вяжет? А дети. Начиная с пятого класса. Зинаида Романовна сразу оговорилась, что вовсе не она прародительница веничного бизнеса. Все производство - от посева культуры и до обрезания готового веника контролируется учителем труда (или - как это сейчас называется - технологии), Александра Николаевича Присекина - так что лучше мне обратиться к нему, а найду я его на школьном участке, где ученики аккурат сеют будущие веники.

А что касается того, что, мол, детский труд используется - так это для детей же и придумано. Во-первых, веники вяжут на уроках труда. Во-вторых, не все продукты можно вырастить на школьном огороде и школа имеет возможность подложить детям в суп мясцо, а то и сладеньким угостить. И в третьих, детям, хоть это вам и покажется странным, вязать веники нравится. Не верите?

Александр Николаевич, учитель труда, оказался человеком скромным и малоразговорчивым. Но кое-что об истории рождения веничного производства и - что самое главное - о тайнах изготовления веников я узнал.

Присекин - потомственный “веничник”. Родом он из села Двуречки, что в той же самой Липецкой области, в котором издавна выращивание веников являлось традиционным промыслом. Сколько учитель себя помнит, возделывались веники в каждом дворе, и вязал он их с детства, на пару со своим дедом. А потом возили продавать продукцию город. Для производства веников выращивается специальная культура, которая называется “сорго”, на местном наречии ее называли “серьга”. Сорго - трава. Вырастает она высокая - как кукуруза, и всходы ее от кукурузы ничем не отличаются. Бывают, правда, разные сорта сорго - и повыше, и пониже - но в среднем сорго вытягивается на два метра.

Высаживается сорго в мае, но высадить - это еще не все: веник требует особого ухода. Едва только ростки взойдут примерно на пять сантиметров, их нужно прореживать, то есть выдирать лишние с тем условием, что между ростками должно оставаться пространство сантиметров в пять - семь. Операция называется “раздергивание”. Затем, в течение лета, сорго аккуратно пропалывается, но, когда культура обретает силу, она сама уже способна подавить любой сорняк, так что к концу лета хлопот с ней нет вовсе. В середине сентября сорго срубается и очищается от листьев, потом с нее счищаются семена, которые весной станут посевным материалом. Затем сорго высушивается до тех пор, пока стебли не пожелтеют (обычный цвет веника). Из готового полуфабриката всю грядущую зиму можно вязать веники.

Давно ли в Голиково делают веники? Вовсе нет - пошел всего седьмой год. Началось все тогда, когда ушла на пенсию учительница биологии, которая заведовала огородом, и над полем поставили командовать Александра Николаевича. Когда он предложил высадить веники, сначала все посмеялись: “ну вот, а после еще и гробы делать будем!” А потом директор прикинула: а ведь правда, на рынке он двадцать пять рублей стоит, и действительно, даже в классах подметать нечем... Присекин засеял этим сорго сначала сотку. Селяне долго не могли понять, что это за кукуруза такая растет. Когда про веники говорил - удивлялись (как минимум) и крутили пальцем у виска (как правило).

Но больше всего смеху было, когда Присекин соорудил станки для вязки веников. “Кого вешать будем?” - срывался вопрос со злых языков. Внешне они походили... на виселицы. Такие рамы, на которые привешена веревка с петлей на конце. Дело в том, что в деревнях эту петлю привешивают к потолку, но здесь, в силу высоты школьного потолка, пришлось придумать станину. Станки нужны для того, чтобы плотненько стянуть жгут. Веник состоит из трех таких жгутов. На профессиональном “веничном” языке они называются “пальчиками”. Когда связываются три таких пальчика, они при помощи того же станка соединяются теперь уже в настоящий веник.

Детям делать веники понравилось. Почему? Вроде бы загадка, но, кажется мне, приятно уже то, что ты изготавливаешь не никому не нужную болванку или кособокую табуретку, а готовый продукт, имеющий вполне практическое применение. К тому же это - коллективный труд, где каждому находится своя “ниша”. Девочки подбирают пучки, подготавливают перевязочный материал. Непосредственно операцией вязки занимаются самые умелые из мальчиков. Между пацанами даже происходит некое подобие соревнование за право сесть за станок. И на лицах счастливчиков я видел особенное, неподдельное, чувство значимости. А как девчата рвутся совершить последнее действо над веником - подрезать его!

В прошлом году веники продавали по 15 рублей. Естественно, покупатель был: все-таки почти в два раза дешевле, чем на рынке. Я даже осторожно спросил, а не “наезжали” ли на них конкуренты? Оказалось, нет. Во-первых, Голиково - очень отдаленное от города село, а во-вторых, дело это не такое прибыльное, как покажется на первый взгляд. С двадцати пяти соток, что в этом году отвели под сорго, получится не больше пяти сотен веников. Если учесть, что далеко не все из них отдаются за деньги, например, распределяются по школам, прибыль по нынешним временам смехотворная. Но для школы это - цифра, способная помочь себя прокормить. Поэтому в следующем году “веничные” посевные площади будут расширены. А картошку “потеснят”. Потому что рынок требует и требует продукции, может быть, банальной, но - насущно необходимой. Заказы стали поступать уже из-за пределов своего Елецкого района.

А готовые веники даже ученикам не дают: если дать по венику каждому - что продавать тогда будут? Зато без ограничений и бесплатно раздают веничные семена. “Сажайте, граждане их сами, а вязать ваши же дети и научат!” И сажают. Во многих дворах летом можно заметить высокие плантации сорго. Даже Зинаида Романовна (директор) мне по секрету сообщила: “Станок сделали дома у себя, семена посадили, теперь мой вязать будет...” Глядишь, скоро “веничество” станет в ближайшем времени традиционным Голиковским промыслом. Все предпосылки имеются, тем более что многие после развала совхоза не могут найти работы.

В этом отношении учителям лучше: в той же школе преподает физику супруга Присекина, Ирина Михайловна. На двоих они получают около 6 тысяч и по сравнению с крестьянами учительская семья живет достойно (хотя, если посмотреть с другой стороны, для семьи с двумя детьми это не такие и серьезные деньги, так что Присекины держат дома и скотину, тем самым ничем не отличаясь от колхозников). Ирина Михайловна между тем гордится находчивостью мужа, “подсадившего” село на веники.

Правда, коллеги-учителя немного завидуют Александру Николаевичу. Дети любят уроки труда больше других предметов, а ведь он преподает еще географию и черчение. Вот недавно проводили викторину “Что, где, когда”. И несколько ребят не захотели участвовать. Директор сетует:

- ...А один мальчик вдруг заявил “Чего мне там делать, я уж лучше веники вязать пойду!” Это что же, веник важнее знаний?! Вот, смотрите, что тут одна из наших учениц сегодня в сочинении написала: “Хачу в Трех-аковскую галерею...” Такой только веники и вязать. Хотя, нет. Спасибо Присекину, что хоть нам, учителям, кругозор расширил: узнали, что это такое...

И последнее. Знаете ли вы, что на Руси издревле существовала добрая традиция: дарить на Новый год веник? В новую жизнь - с новым помелом. А жизнь меняется непрерывно. И надо уметь к ней адаптироваться. Конечно, и Третьяковскую галерею хочется увидеть - особенно, ребенку из глубинки. Но счастье в умении жить реальностями. И, может быть, первый твой веник явится твоим первым шагом к мечте: хотя бы, к той же поездке в Третьяковку, до которой от Голикова всего-навсего пятьсот верст.

Фотографический Ной

Сергей явно путал следы. Мы выходили из одного автобуса и пересаживались на другой, сворачивали с улицы на улицу, проходили темными дворами и скользкими мостками. И в итоге - хоть убей - я так и не понял, куда он меня привел. Владимир Николаевич уже ждал. Глаза его горели особенным огнем, признаюсь, я ощутил на миг, будто попал на секретное собрание каких-нибудь народовольцев и сейчас мне поручат убить царя. Заметно было, с каким пиететом Сергей относится к своему учителю.

Вообще, на мой взгляд, фотографы - люди традиционно странные, и каждый из них в чем-то “крейзи”, то есть на чем-то “задвинут”. Я имею право говорить об этом смело, так как сам являюсь профессиональным фотографом и так же имею свой “конек”. Так, я, например, снимаю кладбища (эх, кто бы написал обо мне, рассказать есть о чем; но тему кладбищ по понятным причинам боятся, а зря: нигде, как на кладбищах жизнь так не блещет во всех своих проявлениях!) Есть фотографы, “задвинутые” на обработке материалов, или на пленках, а то и на источниках света. Каждый фотограф, естественно, собирает аппаратуру (в меру), но и в этом находятся свои “крейзи”. Естественно, собирательство фотоаппаратов - удовольствие дорогое и доступно лишь самым богатым. Я знаю одного коллекционера из мира православия: всем известный митрополит Питирим собирает аппаратуру немецкой марки “Лейка” и может про свое увлечение рассказывать часами. А каждая “Лейка” стоит, между прочим, по несколько тысяч долларов.

Теперь вы понимаете, откуда такая конспиративность. В коллекции Миленина есть такие раритеты, которым позавидуют многие (имеются и “Лейки”). О стоимости их лучше даже не говорить ( деньги более чем приличные). За сим я чрезвычайно доволен, что был пущен на его Ковчег.

“При чем здесь ковчег?” - спросите.

Объясню. Мы на удивление небрежно относимся к вещам. Особенно, если считаем их ненужными. Нынешняя система “быстрой” фотографии породила фотобум. Спасибо прогрессу - но, снимая теперь цифромыльницами и цифрозеркалками, мы выбрасываем прекрасные фотокамеры, изготовленные на века. Или не выбрасываем, а оставляем пылиться на чердаках. Но в любом случае все это обречено на исчезновение.

А Миленин выполняет роль Ноя, собирая аппаратуру. Немножко о цифрах. Сейчас в коллекции 5000 (!!!) фотоаппаратов. Возможно, вам эта цифра ни о чем не скажет, но для сравнения скажу, что в Московском Политехническом музее их в несколько раз меньше - и вообще, из всех мировых музеев фотографии ни один (!) не сможет похвастаться таким количеством. Но это только фотоаппараты. Кроме них, в собрании Владимира Николаевича имеются все объективы, видоискатели, экспонометры и прочее, что называется на профессиональном языке “линейкой”. Ведь к каждому аппарату положен набор соответствующей оптики. К тому же у Миленина собраны все модели фотовспышек, глянцевателей и даже резаков. Уникально собрание старых фотографий, литературы о фотографии (несколько тысяч книг) и фотографической периодики. В общем, целый музей. Правда, музея, как такового, нет и все хранится в нескольких квартирах и даже в сараях, тщательно упакованное.

Да, главное забыл: вся аппаратура в рабочем состоянии. Любой фотоаппарат бери, ставь на него на выбор объектив - и иди снимать! Это - Миленинский принцип.

Ну, подумаете вы, наверное, он какой-то подпольный миллионер, позволивший себе некоторые чудачества.

Нет. Всю свою жизнь Миленин работал простым фотографом. Ремесленником, как он говорит. А все свободное время посвящал собирательству. Может быть, мы и не умеем хранить вещи, но зато - и это для меня прозвучало откровением - где-то достаем такие редкости, что любой коллекционер вам позавидует. Миленин сам удивляется такому свойству Русской земли. Это про нас с вами: может быть, Россия и считается нищей, но фотографической техники в наших домах скапливается на удивление много. Так, в глухой деревушке может, к примеру, найтись фотоаппарат, которому... сто сорок лет! Да, такой раритет есть в Миленинской коллекции. И ведь это при том, что фотографии вообще всего сто шестьдесят лет от роду. Или вот другая камера, принадлежавшая некогда знаменитому нижегородскому фотографу Максиму Дмитриеву. Эта камера была изготовлена сто тридцать лет назад. В свое время, когда Дмитриев заезжал в Елец, он подарил эту камеру клубу местных фотографов. К слову сказать, сто лет назад в Ельце практиковало четырнадцать фотографов - и всем хватало работы. Сейчас- дай бог три или четыре человека...

Вообще, в радиусе пятисот километров нет такой деревни, куда не заехал в поисках редкостей Владимир Николаевич. В какие только переделки он не попадал из-за фотоаппаратов! И замерзал, и тонул, и горел... Но самое тяжелое для собирателя другое: наше русское хвастовство. Иногда какой-нибудь малый нарассказывает тебе про то, какие у него там редкие вещи есть. И тащишься к нему в деревню за триста километров. А он тебе с порога: “Извини уж, я так, не со зла... это мне сосед рассказывал когда-то... я ж не думал, что ты приедешь...”

Но чаще всего приходилось мотаться в Москву. Там, недалеко от Американского посольства, рядом с комиссионным магазином на Садовом по субботам собиралась “фотографическая” толкучка. И в течение многих лет ни одной субботы он не пропускал. А ведь от Ельца до Москвы - добрых полтысячи километров. “Если субботу пропустил - значит, я больной” - так говорит Миленин. Все “барыги” на толкучке его знали и, будучи осведомленными о цели собирателя, старались выполнять его заказы. Миленин никогда не торговался. Многие, если, честно, этим пользовались: цены заламывали. Но и среди “барыг” находились порядочные люди. Для будущего музея предоставляли приличные скидки.

Но, все-таки, самые значительные находки приходили неожиданно. Как, к примеру, комплект аппаратуры, принадлежавший некогда Никите Хрущеву. Хрущев был страстным фотолюбителем и тоже коллекционировал фотоаппараты. Когда он умер, сын Никиты Сергеевича отдал аппаратуру сотрудникам его охраны. Миленин не рассказывает, каким образом раритеты перекочевали в его собрание, но, судя по всему, путь аппаратов был нелегким. В частности, у Хрущева был фотоаппарат “Момент” (послевоенный аналог нынешнего “Поляроида” - умели же!), и два ФЭДа, собранные специально в подарок генсеку, надписью: “Пятьдесят лет НКВД”. А знаете историю ФЭДов? С самого начала их собирали в колонии Макаренко, под Харьковом малолетние преступники. И только потом создали знаменитый завод. Вообще, взлет советской фотографической промышленности связан исключительно с именем Никиты Сергеевича. Ведь до войны у нас вообще не умели варить оптическое стекло и на первых отечественных камерах “Фотокор” ставились германские объективы. Что, естественно, было хорошо: “цейсовская” оптика и сейчас считается лучшей в мире.

В частности, создан был в те времена аппарат, стоимость которого, даже официально, по каталогу, составляет 15000 долларов. Назывался он “ФЭД-В” и предназначен был для советских разведчиков.

Интересная находка - комплект аппаратуры личного фотографа Николая Второго. Последний русский царь тоже был страстным фотолюбителем. История аппаратов вкратце такова: императорский фотограф убежал на Восток и затаился где-то в Казахстане, там же и сгинул без следа. Внуки фотографа сохранили раритеты и Миленин смог на них выйти. А еще в собрании есть фотоаппараты, добытые в бункере Гиммера. Добротные германские аппараты украшены свастикой. Миленин выкупил их у вдовы знаменитого Елецкого фотографа Александра Максимовича Боева. Он был военным фотокором и смог захватить в логове врага этот трофей.

Вообще, Миленин преклоняется перед Боевым. Потому что считает, что с ним ушла великолепная русская фотографическая школа. Ведь, если присмотреться, каждая старинная фотография, даже простой портрет - истинное произведение искусства. А все потому, что старые фотографы были прекрасными психологами: придет клиент, а фотограф не спешит его снимать. То замешкается, вставляя кассету, а то начнет свет переставлять. И в итоге - у того же Боева - каждый человек на фотографии получался самим собой. Владимир Николаевич даже специально передо мной раскладывал кучу дореволюционных фотографий (а он их собрал тысячи) и спрашивал:

- Видите?

- Что?

- Ну, присмотритесь, что у людей в глазах написано. Это же обреченность! Ведь по фотографиям уже предчувствовать можно грядущую катастрофу! Это не зависит даже от социального положения и возраста. Только, чтобы почувствовать это, надо много фотографий разложить.

- А что для вас - фотография?

- Это - огромнейшее искусство. Фотография - это наша жизнь. Она везде, всюду - просто, мы ее не всегда замечаем...

- А какой фотоаппарат у вас самый дорогой?

- “Любитель”. Самой первой модели. Я не знаю, как это все ко мне пришло, но я с шести лет просил у родителей себе фотоаппарат. И вот, когда мне стукнуло девять, я пошел металлолом сдавать. Приходил на станцию и чугунные болванки выпрашивал - относил их во вторчермет. По семь копеек за кило их тогда принимали, как сейчас помню. Ну, таскал я их, таскал - и накопил девять рублей. Купил “Любитель”. До того у меня по всему “отлично” было, а тут трояки пошли. Мама и разбила его. Я его смолой склеил - и вот это был первый экспонат моей коллекции. Пусть разбитый - но свой... Так что для меня это главный раритет.

Много аппаратуры у Миленина, но сам он, несмотря ни на что, снимает самым обыкновенным “Зенитом ЕТ”. Как-то роднее, привычнее, что ли. И надежно, опять же. Пусть будут посрамлены любители фирменной аппаратуры! Человек, у которого пять тысяч фотоаппаратов, из которых множество элитарных, сам снимает простой советской камерой.

К Владимиру Николаевичу два года назад присоединился напарник, Сергей Морозов (он меня и проводил на “конспиративную квартиру”). Сергей еще недавно был кадровым офицером, но встретив старшего друга, загорелся таким же собирательским огнем. Да так, что оставил службу. Недавно вот до собирателей донесся слух, что один москвич уезжает на ПМЖ в Финляндию и “сдает” оптом прекрасный коллекционный комплект. Когда приехали, тот, будто чувствуя, еще выше “заломил” цену по сравнению с заранее обговоренной, что, конечно, великая подлость в среде коллекционеров. И Сергей сам предложил: “Давай, Николаич, “шестерку” мою сдадим!” И продал свои “Жигули”.

Вот, наверное, думаете, эти люди видят дальше нас и хотят потом хорошо “погреть на этом руки”. Нет! Коллекционеры хотят все отдать родному городу Ельцу. Хоть сейчас. Бесплатно. Но - никто не берет. Если сделать стенд в краеведческом музее - это смешно: экспонатов у Миленина на несколько таких краеведческих музеев, к тому же многое из собрания нуждается в необходимых уходе и охране. Собиратели мечтают о Музее Фотографии. И уверены, что такой музей провинциальному городу необходим.

Геннадий Михеев

Фото автора

Липецкая область