НЕрабы 1

--

--

--

--

-- Геннадий Михеев

-- НЕрабы

Мой труд построен на очерках, репортажах и зарисовках о реальных людях, малознакомых обывателю местностях и подлинных событиях - как прошлого, так и современности. Работа преимущественно журналистская, но я попытался возвыситься до обобщений. Иногда данный текст называют "документальной прозой", но на мой взгляд это просто обработанные записи, отчет о странствиях 1998-2009 годов. Жанр - дело последнее, я все же старался постичь суть.

Передо мной стояла цель показать русского человека как свободолюбивую, независимую личность, лишенную идолопоклонства и подхалимства, "святое воинство" для которого - совесть, благородство и достоинство (цитирую Булата Шалвовича Окуджаву). Я касаюсь трех самых, пожалуй, интересных и ярких явлений истории русского этноса: в своих путешествиях по России я подспудно пытаюсь познать особенности жизни поморов, казаков и старообрядцев. Дело не только в романтике; мне интересно понять людей, в своем генотипе не имеющих "хромосому рабства" (ежели таковая имеется). Удивительным образом для меня открылось, что три мира не только взаимопереплетаются, но и сосуществуют в некоей "духовной симфонии". Для затравки - рассказ об одном из таких миров, но хочу еще отметить: для того чтобы постичь душу русского человека не надо далеко отъезжать от столицы - перечитайте стихотворение Бориса Леонидовича Пастернака "На ранних поездах" и тоже попробуйте оглядеться окрест себя.

-- Усть-цилемский характер

...Вначале Петровщина, когда все усть-цилёмы собираются на берегу тихой, но эпически огромной Печоры, чтобы варить "ритуальную" пшенную кашу. Потом Горка, мистическое действо, корни которого уходят в глубину веков. Следом - день рыбака, тоже "святое" дело, ведь народ в Усть-Цильме всегда жил дарами северной реки. Целая череда праздников, один за одним, и все это сопровождается пьянкой, пьянкой...

Кто попадет сюда в июле, подумает, здесь рай. В реальности, Господь оделяет усть-цилём более-менее сносной погодой не более месяца в год, из них на летний период выдается недели полторы. Да, зимой, когда морозы, тоже неплохая погода. И воздух, особливо при -40®С, свежий. Только в полярную ночь не очень его разглядишь-то. Впрочем, летом думается об ином; надо успеть заготовить корма. И праздники в этом не слишком-то помогают. Но как человеку без отдушины?

Усть-Цилемский район своей частью "цепляется" за Северный полярный круг, да и сам райцентр "не дотянул" до "рокового" рубежа каких-то 120 километров. Печера и ее притоки разрезают тайгу (правда, теперь не слишком глухую), оставляя людям небольшие пространства по берегам, которые они смогли отвоевать у леса. А в глубине все болота да тундра - вот, собственно вся география региона.

Издревле здесь обитал народ "самоедов"; они гоняли стада оленей и охотились на зверя. При Иване III, в 1491 от Р.Х. году сюда пришла экспедиция во главе двух "немецких болванов" Иоганна и Виктора, которая открыла здесь месторождение медной руды; металл был нужен для чеканки монет Московского государства. Немцев русский самодержец нанял, потому что у нас рудознатцев в те времена не водилось. Месторождение выработали довольно быстро, и на Печере наступило затишье до 1552 года, года в этот край заявился Ивашка Ластка со своими людьми, а после к колонизаторам присоединились люди с Двины, Пинеги и Мезени. У основателя Усть-Цильмы имелась грамота царя Ивана Васильевича Грозного, согласно которой он освобождался от всех повинностей, от мыта, от мостовщины и перевозных денег при переезде в Москву и обратно. Обязан же он был лишь давать оброку по кречету или соколу, да еще чисто символический "рубль серебром". Ластка со товарищи занялся не только добычей пушного зверя, но и попытался развернуть хлебопашество. Неурожайных лет было много, завозить его шибко дорого, а потому частенько доходило до того, что (по сообщению земского целовальника от 1661 года) люди "погибали хлебною нуждою, скитались травяным борщом и рыбою". С охотой дела обстояли тоже неладно: "...ходить мы ни на какие промыслы не смеем, боимся тундряной воровской самояди, разгрома, грабежу и смертного убийства".

Следующая волна переселения относится ко времени Великого Раскола. При Петре Великом в здешних лесах (большей частью на притоке Печоры - Пижме) поселились ревнители старой веры. Своим духовным запалом они дали значительный толчок развитию региона, превратив его в один из значительнейших центров старообрядчества. Население за счет беглых последователей протопопа Аввакума (он был заточен и казнен в относительной близости от Усть-Цильмы, на Печоре, в Пустозерском остроге) увеличивалось стремительно и, что замечательно, в регионе развилось животноводство. На Печоре производили много масла (в одном только 1914 году - 50 000 пудов), которое шло даже в Москву. А вот с земледелием не получилось. Как ни старались крестьяне отвоевывать у тайги землю под пашню, печорский ячмень давал скудные урожаи, и в конце концов, после вековых стараний, усть-цилёмы оставили попытки выращивать зерновые.

Структура сельскохозяйственного производства, существующая по сию пору, сформировалась больше сотни лет назад. Обширные пойменные луга, пусть и с не слишком густыми, но вполне пригодными к заготовке травами являются единственно кормовой базой для скота. Вода с лугов сходит поздно, в конце июня, а потому сенокос начинается только после Петровщины и Горки, во второй декаде июля. От количества заготовленного сена зависит буквально все. Именно поэтому после праздников добрая половина населения Усть-Цильмы перебираются на левый берег Печоры, ведь большинство покосов находится именно там.

Вера у людей и теперь остается старая. В районе нет ни одной православной общины, а есть только молитвенные дома. Священники так же отсутствуют, ведь верующие усть-цилёмы принадлежат к беспоповскому толку, точнее к Поморскому согласию. Усть-цилемское старообрядчество требует отдельного разговора, тема эта настолько сложна, что лучше бы ее здесь вообще не касаться, но, чтобы Вы поняли, что такое "усть-цилемский характер", вынужден заметить, что беспоповцы - люди замкнутые, не любящие выставляться напоказ. Тем более что недавно некие злодеи в одном из далеких сел (Замежное) ограбили молитвенный дом, а т.н. "туристы" (здесь это выражение нарицательное) не только охотятся за иконами и старинными дониконовскими книгами - эти подонки дошли даже до того, что сдирают металлические иконки с древних крестов на кладбищах. На этом фоне несколько в унисон звучит рассказ путешественника полуторавековой давности: "...усть-цилёмы бедны, но живут весело, в характере их сохранилась коренная русская черта - общительность... здесь женщина совершенно свободна, она - равноправный член семьи, больше того, положение женщины у усть-цилёмов, можно сказать, высоко..."

Последний массовый приток населения на Нижнюю Печору относится к середине прошлого века. Дело в том, что сюда, на Север, ссылали много людей, как во времена раскулачивания, так и в годины разгула массовых репрессий. В районе есть, например, поселок (Новый Бор), в котором живут потомки сосланных из Поволжья немцев. В общем картина "края старой веры и благочестия" несколько смазана, и я заметил следующее (хотя, могу и ошибаться): большая часть мужского населения здесь поклоняется водке, а почти все женщины - детям. Громадное количество пьяных, которое мне довелось наблюдать, наверняка связано с праздниками, хотя чуть ниже мы узнаем о некоторых нюансах "русской болезни" в Усть-Цильме.

Семьи у усть-цилёмов большие; трое детей - и сейчас норма. Тенденция к снижению рождаемости есть тоже (как и во всей стране), но все-таки семьи здесь намного более крепки, чем в более южных регионах. Возможно, виноват в этом именно староверческий дух. Кстати, уже много лет усть-цилемки рожают не дома и не в районной больнице. Рожают они в Сыктывкаре, куда они летают самолетами. Туда - дорога бесплатная, обратно - в зависимости от уровня достатка. С точки зрения охраны здоровья женщин это хорошо, но получается ведь, что люди здесь как бы не на постоянном житье, а в некотором роде "на вахте"...

-- Земле не все равно...

...Но не все так беспросветно. В Усть-Цильме возродилось уникальное, единственное на весь Русский, да, пожалуй, Евразийский Север научное учреждение: Печорская опытная станция, на которой занимаются выведением пород овец, коров и лошадей, предназначенных к жизни в суровых природных условиях Приполярья.

Сотню лет назад жил здесь весьма энергичный молодой человек Андрей Журавский. Родом он был с Юга, но влюбился в Север, организовывал экспедиции, а в 1905 году он добился того, чтобы в Усть-Цильме открыли Зоологическую станцию под эгидой Императорской Академии наук, заведующим которой был назначен он же. Потом ее переименовали в Естественноисторическую, а после - в Сельскохозяйственную опытную станцию; здесь проводили опыты со многими культурами - от пшеницы и кукурузы до брюквы, тыквы и шпината - в результате здесь неплохо прижился картофель (из-за морозов, кстати, здесь нет колорадского жука). Андрея Журавского в 1914 году на террасе собственного года убил его же сотрудник (поговаривали, он стал кому-то неугоден), тем не менее станция продолжила работу.

Закрыли научную станцию в 70-х годах прошлого века - за "неперспективностью". Сейчас положение в сельском хозяйстве без сомнения хуже, чем при советской власти, тем не менее, в 2000-м году было принято решение уникальное учреждение реанимировать. Для этого выделили из республиканского бюджета деньги, и нашли специалистов. В общем, подумали о будущем целого региона, к слову, не такого и бедного, ведь республика Коми - нефтедобывающая.

...- Я здорово этим загорелся, ведь здесь представилась возможность заняться практикой. В республике овцами и лошадьми, способными жить в Приполярье, никто не занимался...

Яков Жариков приехал сюда из Кирова. Он кандидат наук, серьезный ученый, а таким людям практика действительно необходима. Но случилось следующее. Указ о создании Научно-опытной станции (ее назвали именем А.В. Журавского) подписал президент республики, планировалось выделить на ее нужды 14 миллионов рублей, но... наверное, такое может произойти только у нас: были выборы, пришел новый президент и в итоге денег выделили только 2,5 миллиона и наверху сказали: "Зарабатывайте деньги сами..." Короче, вышел типичный русский обман.

В итоге Опытная станция поделилась на научную и производственную части. Причем, наука финансируется из федерального бюджета (имеется в виду зарплата 10-ти сотрудникам, среди которых 4 - научных), а остальные 20 человек зарабатывают так же, как и все другие крестьяне - от реализации продукции. Получается, Якову Александровичу пришлось переквалифицироваться в "председателя колхоза", по крайней мере, он решает те же проблемы, что и все сельхозпроизводители страны:

- По своему снабжению и статусу мы находимся не в XXI-м веке, а в XIX-м. Главное: мы не имеем возможности приглашать специалистов, обучать молодежь. Говорить о радужных перспективах смешно... А ведь здесь находится колыбель печорской овцы, приспособленной к суровому климату. Здешние, "аборигенные" коровы маленькие по массе, да и удои у них до полутора тысяч, но жирность молока - 4,5 процентов. Или вот лошади: это уникальная рабочая порода, их с мая по октябрь выпускают - и они сами себя кормят...

А это Печорская семга. Ее лов незаконен, но кушать что-то надо...

Кстати, о лошадях. Главная примета современной Усть-Цильмы - непомерное количество лошадей на улицах, которые подобно американским мустангам табунами бродят по улицам, как, что ли обезьяны в Индии. Это - частные лошади, они действительно доставляют минимум хлопот хозяевам, но наносят значительный материальный урон селу. Зато в зимнее время эти неказистые существа являются замечательным транспортным средством, способным перевозить грузы через двухметровые сугробы.

Сейчас на станции 30 лошадей и 50 овец. Коровы тоже есть (на производственной части), но племенной отбор по КРС временно прекращен - в условиях тотального сокращения поголовья нет рынка сбыта. Несмотря на трудности Яков Александрович остается оптимистом:

- Сейчас наша задача такая: вокруг все рушится и мы должны сохранить генетический материал. Второе направление - это травы. Есть места, где можно собрать до 40 центнеров с гектара, ведь луга каждый год заиливаются. Но обратите внимание на другое, - Жариков показал в сторону частных огородов, - ведь усть-цил,мы исхитряются выращивать здесь огурцы, помидоры. Я вообще думаю, что будущее - за частниками. У нас сейчас сверху смотрят на сельское хозяйство как на товарное производство, но я убежден, что занятие сельским хозяйством - нечто большее. Это то, что из человека делает Человека; общение с землей, с природой, которое выводит на другой уровень жизни. Земле не все равно, какие руки к ней прикасаются, все это чувствуют растения и животные. Сто лет назад здесь, на Печоре, такие простые вещи понимали...

...И все-таки ученый Жариков - романтик.

Но здесь есть один исторический момент, который полезно спроецировать на наш день. Такой же романтик-ученый Журавский имел протекцию самого Столыпина, а материально ему помогали богатые меценаты: заводчики, параходовладельцы, купцы. Содействовали и простые крестьяне, учителя, политические ссыльные. В хорошем смысле людей беспокоила забота о будущих поколениях ЭТОЙ земли. Нет, что-то случилось в этом мире...

Пос. Усть-Цильма

-- Предуведомление к труду "НЕрабы"

Усть-Цильма

Наша страна развивалась причудливым образом: несогласные с деспотией (а, вероятно, такой многоукладной и разномастной страной эффективнее управлять при помощи "жесткой" модели) попросту бежали в дикие места, создавая свои миры, лишенные унизительного раболепия. "Воля" для многих была по сути религией, фетишем и вершиной ценностной пирамиды. Одновременно беглецы не теряли некоей сакральной связи с Центром, по сути они колонизировали новые земли - не для себя лично, но для Отечества. Сохранялось главное связующее звено нации, язык. Впрочем, было минимум одно исключение, когда жители одного анклава отказались и от языка, и от национальности - ради веры (об этом феномене я обязательно поведаю).

Российское государство умело использовало подобный метод колонизации, создавая соответствующие условия в обжитых местностях Московии. Те, кто хотел оставаться рабом, оставался таковым, тем самым упрочая рабскую породу. "Ген свободолюбия" (если таковой есть), наоборот, толкал индивидуума к бегству. Государственная машина этому препятствовала весьма своеобразно, ведь помимо колонизации беглецы исполняли роль "буфера" государства, вынужденного существовать во враждебном окружении. В данном случае я говорю преимущественно о казачестве.

Любопытно, что старообрядчество как явление легко пускало корни как на Русском Севере, так и в областях Казачьих войск. В значительной степени старообрядчество - консервативная реакция на церковные реформы. Но не только, ибо возрождающаяся после тиранического режима последнего царя из Рюриковичей (Феодора Иоанновича в счет я не беру), экономической катастрофы времен Годунова, пережив Смутное время, нация нуждалась в духовно чистых, авторитетах, несущих понятную идеологию, за торжество готовых они были готовы пожертвовать собой (нынешнее время в принципе такое же: антипутиноиды, считающие себя либералами, что-то не горазды на искупительные жертвы). Лидеры старообрядцев умело действовали в "вольной" среде, поняв, что юридически свободные люди ищут духовной опоры в православной традиции. Если бы Соловецкие монахи... а, впрочем, какое "если бы" может быть в истории? Да, была духовная связь Соловков с разинцами, с Доном. Но сколько еще существовало скрытых нитей, посредством которых русская цивилизация управлялась! Кем? А вот "авторитетами" всевозможного толка и управлялась. Чтобы окончательно утвердить абсолютизм, должен был прийти Петр Алексеевич Романов.

Петр упрочил крепостное право, добавил степеней несвободы. Сумасбродный реформатор стал первым самодержцем, покусившимся на самостийность сынов Дона (в соответствующей главе я расскажу о том, как потомки казаков воспринимают тогдашние "наезды" Петра). Именно Петра Алексеевича старообрядцы считают Антихристом, хотя сам Великий раскол случился при Алексее Михайловиче. Лидеров Раскола ссылали на Русский Север, в Сибирь, где зверски изничтожали. Именно на Печоре, там, где казнили протопопа Аввакума с соратниками, находится мощнейший центр старообрядчества. Все в мире взаимосвязано, те самые "нити" пронизывают не только данный временной континуум, но и тянутся сквозь столетия.

Современные нам потомки вольных людей стали самоидентифицировать себя как "поморы" и "казаки", так и записывая свою национальность при переписи. Появляется множество псевдонаучных исследований, беллетристических творений и просто спекуляций, как правило, прославляющих прошлое и порочащих советские преобразования. И это хорошо, ибо в словесной руде (при условии, если найдено месторождение) водятся и самородки.

По сути, перед вами собрание путевых заметок и корреспонденций о современной жизни представителей трех субэтносов. В советский период (я покажу, что и не только в советский) всех жителей СССР постарались нивелировать, ибо парадигма "социалистической системы" не включала в себя возможность существования обособленных и самодостаточных общностей. Петр Великий "forever"!

Приезжая в тот или иной уголок нашей страны, я непременно узнаю: существовало ли здесь крепостное право? Казалось бы, глупый вопрос, ведь полтораста лет прошло после юридической отмены рабства. Тем более что "колхозное рабство" довольно качественно причесало всех крестьян (я говорю, естественно, только об "одноэтажной" России) под одну гребенку. На самом деле не все так просто. Если я узнаю, что крепостное право в данной веси наличествовало, выбираю соответствующую модель поведения. Немного хамскую и много - командно-приказную. Ежели предки тех людей, с которыми мне придется общаться, рабства не знали, стараюсь вести себя, как минимум, уважительнее и осторожнее. Но ни в коем случае, в любой среде нельзя принижать себя. Еслт с потомками вольных людей надо уметь вести себя на равных, с потомками рабов "на равных" быть нельзя: сожрут, ибо среди таковых властвует железный закон: "я начальник - ты дурак".

Не является ли гипотеза о "хромосоме рабства" (простите уж, я придумал таковое словосочетание ради красного словца) спекуляцией? В работе Бориса Синюкова "Столпы и краеугольные камни" я почерпнул следующее:

"...Много лет назад академик Беляев, выдающийся ученый и директор Института цитологии и генетики Сибирского отделения Академии наук, начал небывалый в науке эксперимент. В лесу наловили лисиц и поместили на институтскую звероферму. Из них отбирали самых покладистых, лояльных к человеку и отселяли, а потом спаривали только отобранных. В следующем поколении снова выделяли самых покладистых... Словом, проводили классический искусственный отбор. Через 15 - 20 поколений впервые в истории биологической науки появились прирученные лисы. Обычно стоячие, заостренные кверху лисьи уши опустили кончики книзу - как у спаниеля. По шерсти разбежались пегости - цветные пятна, лисам не свойственные. Хвосты утратили кокетливую пушистость и деловито загнулись кверху. Даже голос у многих изменился, став собачьим. Но главный признак одомашнивания - две течки вместо одной. Рыжие прощелыги превратились в верных друзей человека. После смерти ученого институт его имени лисо-собаки перестали интересовать - прибыли-то никакой. Продолжать эволюционный отбор стало некому и незачем. Вислоухие добродушные "спаниели" вновь рожают остроухих, коварных лис. На глазах происходит деградация: вновь одичавшие звери превратились в столь свирепых хищников, в сравнении с которыми их двоюродные братья волки - безвредные тихони. Лисы с горящими, злющими глазами разбредаются по тайге, наводя ужас на ее обитателей.

Заметьте, 15 - 20 поколений всего. По сравнению с историей России - сущая мелочь. Повисшие уши признак того, что им при одомашнивании уже не так стал надобен слух. Пушистый хвост и яркая окраска - признаки: бойтесь меня, тоже стали не надобны. Две течки вместо одной - признак хорошей жизни. "Собачий голос" - признак просительства и апелляции к человеку. Взамен утраченного - любовь к "доброму царю и владельцу". Но главное тут - чрезвычайно быстрый регресс со столь же быстрым усугублением прежних качеств...

...Даже российские историки при сравнении, например, московитян с великоновгородцами называют первых по сравнению со вторыми виртуозными обманщиками, откровенными лжецами, прожженными надувателями, патологическими лентяями, омерзительными сквернословами и не почитающими ни мать, ни отца, учащими своих детей в бане непотребным телесным наукам и продающим их по три раза к ряду любому желающему купить. Не держать своего слова, честью считать обман своего ближнего, причем чем виртуозней обман - тем большая честь обманщику. Гипертрофированное хвастовство, зашкаливающее за здравый смысл, которое я объясняю неимоверными страданиями в действительности. Только ненависть к любым властителям, судам и даже к попам объединяет этих людей, отчего и происходят время от времени "кровавые и беспощадные бунты". И даже бунты ни к чему не могут привести, так как предательство из-за сиюминутной личной выгоды сводят плоды бунта на нет.

Я перечислил лишь немногие черты московитян, отраженные в сочинениях иностранцев, побывавших у нас с XV века. Но есть и хорошие черты, особенно заметные для иностранцев. Чувство сострадания, породившее толпы нищих, еда у которых бывает зачастую лучше, чем у подающих им "ради Христа". Взаимопомощь, выручка. Почти любовь к осужденным, беглецам, солдатам и вообще к гонимым властью. Нигде больше в мире не хвастаются: "Я срок мотал". И не знаешь, чего больше в этой фразе? Гордости за свои "вериги" или устрашения собеседника, дескать: я никаких судов не боюсь, а тебя и подавно. Я на все готов.

К этим качествам москвитян, а ныне и всех "русских", прибавлена пятью веками рабства вечная испуганность в глазах, и равная готовность как к немедленному и жестокому отпору, так и к безусловному подчинению. А также к предательству. И готовность к перемене всех этих чувств и устремлений не только немедленно, но и на 180 градусов..."

Да, мы видели периоды восхваления "гордых великороссов", этапы хуления русского менталитета, времена отвращения ко всему русскому или равнодушия (что по сути одно и то же). В данный момент цивилизованный (если таковым можно назвать Запад) мир уважает русскую культуру, презирает русских туристов, влюбляется в русских красоток, боится русской ядерной дубины, жалеет русский плебс и благосклонно принимает деньги русских олигархов. В общем, Россия внедряется в Мир все глубже и глубже. Упрощенно говоря, русские по мнению многих страдают внутри своего царства-государства от тирании и отрываются вне пределов сатрапии по полной программе. В сущности, так же ведут себя граждане Нигерии, Эфиопии либо какого-нибудь Конго. Страна третьего мира...

Мы заслуживаем своей системы правления? В равной степени и да, и нет. Мы любим свою страну? В общем-то, не просто любим, а безумно любим... От этой демонической любви родились такие гении как Достоевский, Булгаков, Тарковский. Наша феодально-бюрократически-капиталистическая парадигма выгодна определенной части граждан. Это чиновники, сотрудники федеральных и частных силовых структур, работники нефте-газовой отрасли. Ежели прибавить к ним членов семей и прочих родственников, получится большая толпа. Она является электоратом и базисом партии "Единая Россия". И не надо кричать о подтасовках на выборах! "Единая Россия" получает достойный процент голосов от людей, которые не хотят, чтобы в стране поменялась система.

Может быть, русские боятся перемен? Сменится элита - придут новые и будут воровать, убивать и попирать еще отчаянней... Со стороны подобные стенания выглядят смешно. На ужасающих просторах люди грудятся, будто на крошечном островке... Я говорю о русских, живущих, как принято говорить, "без царя в голове". Таковые, собравшись группой по несколько человек, тут же устанавливают систему, устроенную по понятиям тюремной камеры. "Не верь, не бойся, не проси" - вот вся конституция русских... Установившаяся иерархия с "царем на троне" - вот лучшая среда для рабской души!

Для души вольной, для сердца, не терпящего унижения, есть минимум два пути. Первый - уйти во "внутреннюю эмиграцию", отдавая хозяину только свое тело. Второй - уходить на вольные хлеба. Если надо - бежать. Вот здесь-то и проявляется мудрость системы, даже деспотической: она дозволяет уйти - но в обмен на определенную службу.

У нас есть строгие табу: не хулить Церковь, не ругать Отечество, не муссировать наши недостатки. Есть народы (тот же североамериканский) у которых осмеять можно все. Вот, у англичан неприемлемо осмеивать королеву. Немцы не могут посмеяться над своим фашизмом. Француз посчитает оскорблением, ежели кто-то посмеется над идеей свободы, выраженной, в частности, во французском гимне.

И, кстати, о комплексах. Французы посрезали бошки своим монархам - и счастливы. Мы, русские, все комплексуем по поводу убийства членов Дома Романовых. Да, большевики совершили отвратительное действо. А чем французские революционеры лучше? Французы-то чего "не парятся"? Да потому что, уничтожив правящую династию, французы обрели "liberte". Очень скоро на трон вошел "национальный лидер" Бонапарт? Ах, какие глупости, ведь Наполеон достоин, а Людовик - отстой. Если следовать логике, Сталин - тоже достойный монарх! И Путин...

Не нравятся игры с "царем на троне"? Для несогласных с абсолютизмом французов есть Канада, Полинезия, Гвиана, Суринам... Не надо придумывать "свои" законы для русских, французов, англичан... В конце концов, США - порождение англо-саксов, которым не захотелось петь: "Боже, храни королеву!.." И у нас не всякий любил петь "Боже, царя храни!.."

"Россия - священная наша держава?" Какая же держава без самодержца? "Президента - на трон!" И окружить его поплотнее, чтобы он не смог видеть все это воровство да попрание человеческого достоинства, и не расстроился... Теперь вот думают сатрапы: как бы сделать так, чтобы у президента был не тот Интернет, в котором правду рассказывают... И ведь - наверняка придумают!

-- Раздел первый. Немного все же о рабах

...Столь великая империя, как Россия,

погибла бы, если бы в ней установлен был

иной образ правления, чем деспотический,

потому что только он один может с необходимой

скоростью пособить в нуждах отдаленных

губерний, всякая же иная форма парализует

своей волокитой деятельность, дающую всему жизнь.

Итак, будем молить Бога, чтобы давал

Он нам всегда благоразумных правителей,

которые подчинялись бы законам и издавали бы

их лишь по зрелом размышлении и единственно

в виду блага их подданных.

Екатерина II Великая

-- Строевая песня кошек

Растерянные и задолбанные перманентными нашими т.н. "реформами" жители села Грузино мечтают клонировать своего барина, умершего... 170 лет назад. При нем, говорят, здесь был та-а-а-акой порядок! Даже кошки строем ходили! А фамилия-то какая была у барина: А-рак-че-ев. Вся империя содрогалась когда-то от этого звукосочетания...

...Со школьной скамьи помним: "Всей России притеснитель, губернаторов мучитель, полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без лести..." Пушкин написал. Про графа Александра Андреевича Аракчеева.

Впрочем, и про пиита Пушкина можно было бы нечто "эдакое" написать. Ведь картежник был, мот, бабник, гуляка... список можно продолжить. Но, сукин сын, гениален. В истории всегда так: пиит светел, потому что, существуя в бренности, уже в будущем одной ногой. А временщик весь в данности. Ибо знает, шельма: гикнется покровитель-батюшка - и все, суши сухари.... Пиит отлил штамп, шлепнул - и накрепко. "Аракчеевщина" - это навечно. Как не отмазывай и не обеляй. Никакие разумные доводы о том, что типа всякая тварь в Божиим мире свою миссию исполняет, бессильны.

На гербе Аракчеева было написано: "Безъ лести преданъ". Уже современники переписали: "БЕСЪ лести преданъ". Им было виднее. Но и нам, потомкам, кое-что разглядеть можно. Тем более что издалека виднее общий план.

Аракчееву даже сейчас покоя нет, а при жизни он переживал сонм взлетов и падений. Казалось бы: два века назад его звездный час блистал, а судьба преследует и ныне. Были пять лет назад в Грузине раскопки, под улицей Гречишникова (героя войны, участника освобождения Грузина от немцев). Археологи рассчитали, что аккурат посередине мостовой, рядом с северной стеной разрушенного собора Андрея Первозванного и лежит граф. Нашли. Отвезли в Новгород. И теперь останки человека маются неизвестно где. А здесь кому бороться за уважение к знаменитому земляку? Разве только библиотекарю Вере Федоровне Белановой, которая одновременно и смотритель музея Аракчеева? Да кто библиотекаря послушает...

Музей - одна комната в Доме культуры. Учреждение построили на знаковом месте: здесь был собор (кстати Грузино было единственной в России усадьбой, где была не просто церковь, а целый собор с тремя пределами). Ниже Дома Культуры, у берега Волхова один предприниматель из города Чудово (зовут его Сергей Носов) построил три года назад деревянную церковь Андрея Первозванного. Примечательно, что никакого отношения "новый русский" к Грузину не имел и не имеет; да и что здесь делать предпринимателю, ежели кроме жалких остатков совхоза ничего в Грузине нет? Пожалуй, он просто восстановил историческую справедливость. Не настолько же он наивен, чтобы верить, что за грехи постройка храма спасет.

Грузино - место знаковое. Существует предание, что на Грузинском холме в древности водрузил крест сам апостол Андрей. И Аракчеев отметил это событие, установив в Грузине памятник Андрею Первозванному. В усадьбе вообще было много памятников, включая и памятник Александру I (от него остался лишь постамент - он валяется под холмом - и на нем начертано: "Государю-благодетелю по кончине его"). Стоил памятник по тому времени бешеных денег - 30 тыс. рублей. А собор граф отстроил на месте церкви ап. Андрея, которая существовала 400 лет до него. Жаль, мало чего осталось от усадьбы, считавшейся шедевром в течение 150 лет. Произошло это вот, почему.

Аракчеев в завещании свои деньги разделил следующим образом: 50 тыс. руб. он внес в Государственный заемный банк для награды автору за издание и перевод лучшей книги об истории царствования Александра I; 300 тыс. руб. и великолепную библиотеку в 11700 томов он пожертвовал на обеспечение в Новгородском кадетском корпусе бедных (ведь он и сам был из таковых). Своим имением он поручил после своей кончины распорядиться государству. То есть все, что Аракчеев получил за свою жизнь, он фактически отдал обратно в казну.

В усадьбе почти сто лет никто не жил, она принадлежала военному ведомству. Поле революции 17-го года Грузино сделали Музеем помещичьего быта. Включая и уникальную парковую гидросистему, имеющую только один аналог - в Гатчине. Выкапывали замечательные каналы крепостные Аракчеева. Великая Отечественная война распорядилась по-своему. На правом берегу Волхова стояли наши, на левом - немцы, но Грузинский холм (он на правом берегу) враг сделал плацдармом. Это был идеальный плацдарм, великолепная высота, так как кругом на несколько километров лежали болота. Немцы держались здесь с сентября 41-го по январь 44-го. Советские авиация и артиллерия все это время бомбили и обстреливали Грузино, но немцы прятались во многочисленных подземельях. Никто не считал, сколько наших и ненаших ребят полегло на холме и в болотах - несладко пришлось всем - зато каждый грузинец знает, что катакомбы и по сей день начинены германскими боеприпасами.

До 1957 года в Грузине вообще не жили. Да и как можно было жить среди груды камней, в которою превратилась усадьба? После, когда начали потихоньку отстраиваться, склады боеприпасов открывали чуть не ежегодно. Последний раскопали в середине 80-х, когда копали фундамент под будущую пятиэтажку. Пока ждали саперов, ребятишки растаскали снаряды и мины по домам. После эти боеприпасы по сараям собирали.

Дети и сейчас не расслабляются. Этой осенью нашли они в парке ушедший в трясину советский танк - и стали вести "раскопки". Хотели "бизнес" сделать - продать раритет. Но не успели, их археологическую деятельность приостановили уже, когда они башню уже откопали. И что? Закопали бронемашину снова...

Грузино теперь живет неважно. Населения - около 1200 человек, а в местном совхозе, который называется ООО "Березеево", работают 60 человек. Почти все мужики пашут на стройках в Питере или в Москве, отхоже-гастарбайтерский промысел развивают. Считай, теперь как на войне: остаются в селе только женщины, старики да дети. И с сельским хозяйством неважно: не только совхозное стадо маленькое, но и частное. На все село - 12 коров... В принципе обычная для русской глубинки картина, но у грузинцев есть "идиотская" надежда. Вот сейчас останки Аракчеева где-то "гуляют". А вдруг поучится клонировать графа... вот бы ему возглавить совхоз! Ведь по преданию у барина даже кошки строем ходили...

Вера Федоровна - возможно, потому что коренная грузинская жительница - к "аракчеевщине" относится своеобразно. Она убеждена в том, что Аракчеев для России сделал больше хорошего, чем плохого:

- ...Если говорить о личности Александра Андреевича, он не был гением. Но он был продукт своей эпохи. Он был умным и чрезвычайно работоспособным. Он никогда не забывал добра, если ему кто-то делал хорошее. Но в то же время он был щепетильным, требовательным. Он требовал от своих подчиненных дотошного исполнения всех предписаний... и не дай Бог, если не выполнишь! Этого как раз сейчас не хватает нашей стране... Чем он поднялся от простого нищего кадета? Стремлением...

Аракчеева называли "тупым унтером", но ведь он преподавал в кадетском корпусе, учебники писал по артиллерии. Он вознесся при императоре Павле I; царю нужен был исполнительный офицер. Вскоре, после того как он стал комендантом Санкт-Петербурга, ему было пожаловано Грузино. Это был единственный дар, который Аракчеев принял за всю свою жизнь. Аракчеев из Петербурга сделал "картинку": жителям столицы не было необходимости совершать дальние объезды, чтобы миновать непроезжие улицы. Образцово-показательной усадьбой должно было стать и Грузино.

В течение 13 лет - с 1812 по 1825 годы Грузино было фактически столицей России. Едва Аракчеев выезжал из Петербурга свою вотчину, за ним следовала вереница просителей и всяких гонцов. Должность военного министра (которую занимал Аракчеев) была сродни нынешней должности главы администрации президента. Современники опасливо пошучивали: недаром в государственном гербе двуглавый орел - одна голова символизирует императора Александра, а другая - графа Алексея Андреевича. И сам император 13 раз бывал в Грузине. Существует дурацкая легенда. Якобы Аракчеев тайно выкупил тело Александра и тайком перезахоронил в Грузине. Доказательств тому нет, но дыма без огня не бывает.

На Аракчеева вешали "козырный" идиотизм того времени: военные поселения. Но он всего лишь ревностно исполнял волю государя. Возвратившись из похода по Европе, Александр пожалел воина-победителя: как же это бедный солдатик, сокрушивший Бонапарта, вернется в мрачную казарму? Ах, нехорошо... В нежном воображении государя возникли чистенькие сельские домики, вокруг которых по зеленой травке гуляют беленькие овечки, журчат ручейки и поют птички. Тут солдатик и землю попашет, и книжки почитает, и - о, только для разнообразия! - займется фрунтовой и другой всякой военной подготовкой. Сам же Аракчеев рассказывал служившему в поселениях инженеру Мартосу, что "военные поселения составляют собственную государеву мысль: это его "дитя", в голове государевой родившееся, которое он любил и с которым он не мог расстаться".

Первый опыт случился в селе Высоком, невдалеке от Грузина. Полк солдат расселили по крестьянским домам и крестьян приписали к военному ведомству. И ничего особенного; порядок держался такой, которому следовали 2000 крепостных крестьян Аракчеева уже двадцать лет. А в Грузине строго предписывалось все: не только как и когда пахать-сеять, но даже и сколько и каких горшков иметь на кухне и куда их ставить. Дома вытягивались вдоль улицы прямо по "красной линии". Заглянув в один, следующие можно было не посещать: в точности то же самое. В каждом "коттедже" имелось, например, окно N4, за коим в комнате полагалось обитать подросткам "женска полу". При подъеме и отбое, когда оные подростки одевались и раздевались, занавески на тех окнах следовало на известное число минут задергивать. Когда девки за окнами N4 входили в возраст, их выдавали замуж. Перед праздником Покрова или на Святки полковник выгонял на плац два строя: направо - женихи, налево - невесты. Потом, по своему разумению, выдергивал попарно.

Кончилось в Высоком, в общем-то, бунтом. Как и в других военных поселениях. Ну, не хотели крестьяне на плацу маршировать, а солдатам не по душе было барщину отбывать! А списали все на Аракчеева.

Впрочем исследования последних лет показали, что Аракчеев превратил военные поселения в прибыльные хозяйства. Такие же, как и его Грузино, в котором никто не бунтовал и в котором правила его знаменитая любовница.

История любви графа Аракчеева особенная. Она таинственная и трагичная. Настасья Минкина была его крепостной. Почувствовав внимание барина, она использовала свой шанс великолепно. Он стали любовниками, причем Настасья даже манипулировала Александром Андреевичем. Когда наконец Аракчеев решается жениться на дворянке Наталье Хомутовой, он отсылает любовницу в Грузино - домоправительницей.

Но и оттуда Минкина устроила интригу, в результате которой до Аракчеева дошли сведения, что его супруга берет взятки от чинов петербургской полиции. Супругу граф выгнал. Впрочем по другим сведениям Настасья подстроила более пошлую комедию: попросту завлекла графа в спальню и соперница как бы увидела их в "минуту счастья". Минкину историки называют "бабой толстой, глупой и жестокой", но, если судить по портретам, которые хранятся в Грузинском музее, она была необыкновенно красива.

Минкина

Аракчеев хочет наследника. Минкина бесплодна и устраивает аферу: договаривается с одной крестьянкой, симулирует беременность, подвязывая подушки и как бы "рожает" мальчика. Его назвали Михаилом Шумским, граф шесть лет растил его как своего родного, но правда все же вскрылась. Настасья была истинной тиранкой, она всячески издевалась над дворовыми, и в конце концов отчаявшиеся люди ее "сдали". Впрочем "сына" Аракчеев не выгнал, осталось без последствий афера и для Настасьи. Граф прощал ей даже самое страшное по его ранжиру преступление: взятки. Чадо, когда выросло, оказалось буйное, пило и гуляло и "отца" своего почитало дураком. В конце концов Шумский спился и умер в нищете.

Конец Минкиной был еще страшнее. Она садистски издевалась над своей горничной, и однажды, после того как Настасье показалась, что девушка неправильно завивает ей волосы, она горячими щипцами стала выдирать из рук несчастной куски кожи. Брат горничной решил отомстить. Он зарезал Минкину ножом в ее постели. Репрессии последовали незамедлительно: убийца был запорот насмерть, погибли на экзекуции и его родственники; через розги прошла вся дворня.

Аракчеев

После этого Аракчеев впал в сильнейшую депрессию и фактически устранился от всех государственных дел. Как говорит В. А. Федоров: "От горя он неистовствовал, носил на шее платок, омоченный кровью убитой. Похоронена Минкина была у стен собора, там же, где граф приготовил место и себе. Аракчеев приказал отлить два колокола. На первом была надпись: "В поминовение усопшей рабы Божией Анастасии", на втором: "За упокой рабов Божиих крестьян Грузинской вотчины..." Обеим сторонам достались равные почести. Когда раскопали могилу Аракчеева, искали и останки его любовницы. Странно, но радо нашли только прах маленькой девочки. Минкиной рядом не было.

После смерти "всей России притеснителя" Пушкин с горечью писал своей жене: "Аракчеев ... умер. Об этом во всей России жалею я один. Не удалось мне с ним свидеться и наговориться..."

Между прочим: у нас по 131-му закону (о местном самоуправлении) теперь тоже "поселения". Привет Аракчееву?

Село Грузино

Я не буду долго и занудно вещать о традициях несвободы у россиян. Об этом повествуют всевозможные труды серьезных и не очень авторов. Исследователи делятся на лагеря, в которых придерживаются минимум двух парадигм:

1. Есть определенные слои населения, которые нуждаются в "большом брате". Условно таковых можно назвать монархистами. Строго говоря, даже коммунисты, утверждавшие в известное время, что без "руководящей и направляющей силы" массы не смогут сориентироваться в верном направлении, фактически подчинились "большому брату". Управлять, как правило хотят крестьянством и пролетариатом, ибо более высшие сословия имеют больше доступа к источникам достоверной информации и умеют делать самостоятельные выводы.

2. Общество само может организоваться, построить справедливую систему без "большого брата". Естественно, так считают анархисты и либералы. Ну, и еще приверженцы общинного устройства. Но православные люди, принимающие систему пастырства, все же нуждаются в архипастыре, все том же "большом брате".

Доказано, что у древних славян, как и у других племен, населявших необжитые европейские земли, рабство было. Как минимум, восточно-славянские купцы в X веке вполне успешно торговали рабами в Константинополе. Рабов захватывали в боевых вылазках - сие называлось "ополониться челядью и скотом".

К XV веку в Московском государстве оформился институт холопства. По своему правовому положению холопы были близки к рабам, хотя на самом деле само слово "холоп" применялось к мужчине; женщину холопского сословия именовали "робой", "челядью", "обелью". Всех вместе позже называли просто "людьми", с обязательным указанием принадлежности тому или иному хозяину.

"Русская Правда" выделяет несколько путей, ведущих к холопству. Что интересно, этот документ не упоминает плен (а ведь рабами в Древнем Мире становились именно плененные). Холопство было насильственным либо добровольным. Пленение, естественно, было, но так же в холопство мог попасть преступник, совершивший разбой, поджог или конокрадство. В холопство попадал и должник (задолжавший по причине торговой несостоятельности). Холопство наследовалось: "плод от челяди" причислялся к составу движимого имущества хозяина, господина (в Средневековье он именовался "государем").

Распространено было и холопство по доброй воле. Русской правдой перечислены три вида "обельного холопства": продажа себя в присутствии свидетеля; женитьба на холопе или на челяди; поступление на службу тиуном или ключником. Имеются свидетельства, что в голодные годы родители отдавали в холопы своих детей даром, "одьрен из хлеба гостем".

Понятие "крепостное право" возникло из "крепости", символического (не всегда письменного) акта, утверждающего власть лица над той или иной вещью. В средневековой Руси несвободный мужчина официально (в документах) именовался "крепостным", несвободная женщина - "рабой". Терминов "раб" и "холопка" в светских письменных источниках не встречается. Зато словом "раб" изобилует духовная литература.

В Московской Руси до определенного момента неволя могла иметь разные степени. Например, было "докладное" холопство, которое могло прекратиться со смертью господина. Было "закладничество", "закуп", когда должник работал у заимодавца, живя у него при дворе. Если долг погашался заложившееся лицо могло получить волю. Существовал вариант "закладничества", который подразумевал только погашение процентов по долгу, "служение за рост". По достижении условленного срока должник возвращал "истину", занятой капитал. Такой договор на Руси именовался еврейским словом "кабала". Иногда договор предусматривал только возврат процентов, должник же попадал в вечную "кабалу", хотя холопство в этом случае было не полным, а "кабальным". Такого типа "кабала" называемая "служилой" прекращалась со смертью одной из сторон. Впрочем договор мог подразумевать служение холопа жене и детям умершего наследственно.

24 ноября 1597 года царем Борисом Годуновым выпущен Указ положивший начало крепостному праву. Из документа следует, что если крестьянин убежал от землевладельца не раньше 1 сентября (тогдашнего Нового Года) 1592 года, землевладелец имеет право вчинить иск о нем. По суду и по сыску такого крестьянина должно возвратить назад, к прежнему землевладельцу. Если же крестьянин убежал раньше 1 сентября 1592 года, такого крестьянина не возвращать и исков и челобитий об его сыске не принимать. Больше ничего не говорится в царском указе и боярском приговоре 24 ноября. Указ Годунова говорит только о беглых крестьянах, которые покидали своих землевладельцев "не в срок и без отказу", т. е. не в Юрьев день и без законной явки со стороны крестьянина об уходе, соединенной с обоюдным расчетом крестьянина и землевладельца. Указ не вносил ничего нового в право, а только регулировал судопроизводство о беглых крестьянах.

Установление пятилетнего срока для возвращения беглых крестьян заставило историков предположить, что за пять лет до указа 1597 года был принят некий общий закон, запретивший крестьянам переход и отменивший так называемый Юрьев день. Несмотря на все старания историков, оригинальный текст мифического закона 1592 года не найден. Некоторые историки заключили, что Указ 1597 года и есть тот самый закон, которым крестьяне впервые были прикреплены к земле, но не прямо, а косвенно.

Рабскому закрепощению крестьян историки искали объяснение. Василий Ключевский писал: "До конца XVI века крестьяне были вольными хлебопашцами, пользовавшиеся правами свободного перехода с одного участка на другой, от одного землевладельца к другому. Но от этих переходов происходили большие неудобства как для общественного порядка, так и для государственного хозяйства и особенно для хозяйства мелких служилых. Вследствие этих затруднений правительство царя Федора издало указ, отменивший право крестьянского выхода, лишивший крестьян возможности покидать раз занятые ими земли. Все печальные последствия крепостного права, обнаружившиеся позже, вышли из этого прикрепления крестьян к земле. Так как первый указ, отменивший крестьянское право выхода, был издан, когда государством правил именем царя Федора шурин его Борис Годунов, то на этого правителя падает вся ответственность за эти последствия. Он - первый виновник крепостного права, крепостник-учредитель.

Современник Смутного времени Д. Флетчер, бывший 1588-89 годах при Московском дворе послом Англии, писал: "...Кроме податей, пошлин, конфискаций и других публичных взысканий, налагаемых царем, простой народ подвержен такому грабежу и таким поборам от дворян, разных властей и царских посыльных по делам общественным, особенно в так называемых ямах и богатых городах, что вам случается видеть многие деревни и города, в полмили, или целую милю длины, совершенно пустые, народ весь разбежался по другим местам от дурного с ним обращения и насилий. Так, по дороге к Москве, между Вологдою и Ярославлем (на расстоянии двух девяностых верст, по их исчислению, немного более ста английских миль) встречается, по крайней мере, до пятидесяти деревень, иные в полмили, другие в целую милю длины, совершенно оставленные, так что в них нет ни одного жителя. То же можно видеть и во всех других частях государства, как рассказывают те, которые путешествовали в здешней стране более, нежели, сколько дозволили мне это время или случай. Чрезвычайные притеснения, которым подвержены бедные простолюдины, лишают их вовсе бодрости заниматься своими промыслами, ибо чем кто из них зажиточнее, тем в большей находится опасности не только лишиться своего имущества, но и самой жизни... Вот почему народ (хотя вообще способный переносить всякие труды) предается лени и пьянству, не заботясь ни о чем более, кроме дневного пропитания... воск, сало, кожи, лен, конопель и прочее добываются и вывозятся за границу в количестве гораздо меньшем против прежнего, ибо народ, будучи стеснен и лишаем всего, что приобретает, теряет всякую охоту к работе...

Закон, обязывающий каждого оставаться в том состоянии и звании, в каком жили его предки, весьма хорошо придуман для того, чтобы содержать подданных в рабстве, и так сообразен с этим и подобными ему государствами, чем менее он способствует к укоренению какой-либо добродетели или какого-либо особенного и замечательного качества в дворянах или простом народе, что никто не может ожидать награды или повышения, к которым бы мог стремиться, или же заботиться об улучшении своего состояния, а, напротив, подвергнет себя тем большей опасности, чем более будет отличаться превосходными или благородными качествами..."

Указы 1602 и 1606 гг. установили "вечность крестьянскую", безвыходность тяглого крестьянского состояния. Крестьянин, числясь по закону вольным, де юре не мог уже уйти - ни с отказом, ни без него. Новое Соборное Уложение 1649 года дозволяло вернуть не только беглого крестьянина, но и его детей и внуков - вместе со всем нажитым имуществом. Уложение впервые вводило суровое наказание (вплоть до "торговой" казни и тюремного заключения сроком на год) за поселение у себя беглых крестьян. Виновный землевладелец должен был платить по 10 рублей за каждый год укрывательства чужого крестьянина. Считается, что Соборное Уложение окончательно сформировало систему государственного крепостного права в России.

Фактически Соборное Уложение сохраняло свойства закона вплоть до 1861 года, официальной отмены крепостного права. Вот, к примеру, выдержки из петровского "Указа о беглых крестьянах" от 1707 года:

"Прошлого 1706 года, где на Москве и в городах на посадах и в дворцовых волостях и в патриарших и архиерейских и монастырских и церковных и всяких чинов людей, в поместьях и в вотчинах явятся беглые люди и крестьяне, и тех беглых людей и крестьян с женами и с детьми и с их животы отвозить к прежним помещикам и вотчинникам, откуда кто бежал, с вышеописанного указа в полгода 1), А буде кто тех беглых людей и крестьян, с того числа в полгода, в те места не отвезут, и у тех людей половина поместий их и вотчин взято будет на него, великого государя, а другая будет отдана тем, чьи беглые люди и крестьяне явятся. А которые беглые люди и крестьяне высланы в прежние места, а иные помещики и вотчинники и их прикащики и старосты и крестьяне, не допустя их до прежних мест, учнут принимать к себе вновь, а сыщется про то допряма - и тем, за прием тех беглых людей и крестьян, и которые помещики и вотчинники чинились или впредь учинятся сильны 2), о беглых людях и о крестьянах в городах сказок не дадут 3), учинено будет против вышеобъявленного государева указа. И с сего его великого государя указа по всем воротам прибить листы, а в городы послать грамоты..."

Указ о бытии помещичьим людям и крестьянам в повиновении и послушании у своих помещиков (1767 г.):

"Во всенародное известие. Хотя по высочайшей Ея Императорскаго Величества конфирмации обнародованным от Сената Генваря 19 дня прошлаго 1765 года указом, в подтверждение многих прежде изданных, и объявлено, дабы никто Ея Императорскому Величеству в собственный руки мимо учрежденных на то правительств и особо для того персон, челобитен подавать отнюдь не отваживался, под опасением предписаннаго в оном указе наказания, а именно: когда кто не из Дворян и неимеющих чинов осмелится Высочайшую Еа Величества особу подачею в собственныя руки челобитен утруждать: то за первое дерзновение отсылать таковых в работу на каторгу на месяц; за второе, с наказанием публично, отсылать туда же на год, возвращая оных по прошествии срока на прежняя жилища; а за третие преступление с наказанием публично плетьми ссылать вечно в Нерчинск, с зачетом крепостным помещикам их в рекруты.

..А буде и по обнародовании сего Ея Императорскаго Величества указа которые люди и крестьяне в должном у помещиков своих послушании не останутся, и в противность вышеизображеннаго 2-й Уложенной главы 13 пункта недозволенные на помещиков своих челобитныя, а наипаче Ея Императорскому Величеству в собственны" руки подавать отважатся; то как челобитчики, так и сочинители сих челобитен наказаны будут кнутом, и прямо сошлются в вечную работу в Нерчинск, с зачетом их помещикам в рекруты. А для повсеместнаго о сем сведения и исполнения сей указ с получения онаго чрез целый месяц в каждом месте в праздничные и воскресные дни, а по прошествии месяца ежегодно по одному разу во время храмовых праздников читать по всем церквам, дабы никто неведением отговариваться и в подобное сим последним преступникам несчастие впасть не мог".

Первым действенным шагом к раскрепощению крестьян стал Указ Павла I от 5 апреля 1797 года, предписывающий освобождать крепостных от работ по воскресным дням и выражающий желание, чтобы помещики не заставляли крепостных работать на себя более 3-х дней в неделю, как это обыкновенно и было принято в Великороссии (в Малороссии крестьяне работали до указа большей частью даже меньше - всего 2 дня). Дальнейшие действия правителей и правительств по ликвидации крепостного права хорошо описаны во всевозможных учебниках. Неразумно мне было бы пересказывать их содержание...

Марксистко-ленинские преобразования начала прошлого века шли в частности и под гениальным лозунгом "Мы не рабы - рабы немы!" Однако факт, что экономический подъем страны 30-х во многом бы возможен благодаря использованию рабского труда заключенных. По сути, ГУЛАГ был системой государственного рабства, здесь нельзя не отметить "гениальный менеджмент" Сталина. Тиран вовремя понял, что рабскому в своей основе населению нужен Господин, "отец всех народов" и "великий кормчий".

Но для того, чтобы масса стала послушна, необходимо было уничтожить сословия, которые до революции составляли подлинный "средний класс": казачество, зажиточное крестьянство, духовенство. В сущности, строительству светлого будущего мешали слои общества, не несшие "ген рабства". Рабочий класс не в счет, ибо сформировываться он стал незадолго до переворота октября 1917 года. Получилось ли? Скажем так, отчасти. 60 лет колхозной системы (с 1930 по 1990 годы) - недостаточный срок для формирования устойчивых рабских свойств. Тем не менее... впрочем, о рудиментарных явлениях рабства есть, что рассказать.

--

-- Барыня+Барыня

С одной стороны Михаил Лермонтов прожил в Тарханах полжизни. С другой - всего лишь провел детство (до 13 лет), да еще пару раз ненадолго заезжал к бабушке, Елизавете Алексеевне, отдохнуть. Но чем же тогда Тарханы так притягивают к себе тысячи и тысячи людей?..

Был и четвертый приезд - это когда гроб с его телом по радению бабушки, через 9 месяцев после убийства был перевезен с Кавказа в Тарханы и погребен в фамильном склепе.

Из-за того, что после смерти юного поэта имя его было предано забвению на полстолетия (это из-за императора Николая, который, узнав, что Лермонтов убит, удовлетворенно воскликнул: "Собаке - собачья смерть!"), а так же из-за нерадивого владения усадьбой наследниками Елизаветы Арсеньевой. Подлинного в Тарханах осталось немного - разве что усадьбенная церковь Марии Египетской с внутренним убранством, да несколько личных вещей поэта. Могила Лермонтова вкупе с захоронениями его бабушки и родителей, а так же приходским храмом Михаила Архангела (и строилась-то она все той же бабушкой в память о внуке!) находятся в стороне, посреди села, которому при советской власти присвоили имя поэта.

Елизавета Алексеевна Арсеньева, урожденная Столыпина, радела за своих крепостных крестьян; она жила в своем имении постоянно и со всей старательностью занималась ведением хозяйства. Крестьяне ее любовно звали "Барыней", а обижать побегами или неисполнительностью не смели. Когда ей досталось имение, село именовалось "Никольским, Яковлевским тож". "Тарханами" оно стало после того, как Арсеньева позволила крестьянам свободно торговать и перевела с барщины на оброк (тюркским словом "тархан" в России назывался скупщик пеньки, льна или кожи).

Бабушка Лермонтова

Исследователи так и не установили с точностью, с чего именно имение приносило доход (есть, правда, версия, что богатство росло на винных откупах), тем не менее, известно, что бабушка полностью содержала своего любимого и единственного внука до самой его смерти. Лермонтов мог, например, будучи молодым гусаром, с легкостью купить дорогого скакуна за 6 тысяч рублей; да и вообще считать деньги он не имел привычки.

Соседнее имение, Кучки, принадлежало Мартыновым, и получается, что два соперника, сразившиеся 15 июля 1841 года на горе Машук, были земляками и даже некоторое время дружили. Но в сущности Мартыновы были хозяевами замкнутыми, никакой экономической вольности со стороны крестьян не дозволяли и оттого слыли сквалыгами. Можно сказать, прямая противоположность Арсеньевой.

Тяжело пережить своего внука, да еще при условии, что сама его и воспитывала, отняв от зятя - хоть и гордого отпрыска древнего шотландского рода, но бедного и безалаберного. Условие, перед которым поставила Елизавета Алексеевна отставного капитана Юрия Лермантова было жестким: все ее состояние переходит к внуку при одном условии - отец отказывается от воспитания сына. Бабушка вообще была человеком твердым.

Почему я все время о ней, о бабушке? В этом-то и вся соль моего рассказа - надо только дождаться...

Елизавета Алексеевна умерла через 4 года после гибели внука. Имение перешло к ее младшему брату Афанасию Столыпину, который толком-то не знал, кто такой Михаил Лермонтов, в имении ни разу не бывал и позволил управляющим творить все, что им не заблагорассудится. Последней дореволюционной хозяйкой была внучка Афанасия, Мария Каткова, завещавшая Тарханы "на благотворительность". При большевиках в усадьбе поместилась коневодческая артель "Лермонтовский рысак", начисто истершая мир русской дворянской усадьбы. В Нижнем этаже был устроен зерносклад, в верхнем - птичник.

Но, перед самой своей смертью, помогла вдова Ленина, Надежда Крупская. Настояв на том, что вождь пролетариата Лермонтова боготворил, она добилась того, чтобы в усадьбенном доме открылся музей великого русского поэта. Музейчик был скромным, областного значения, и посещали его редко. Теперь считайте: с 1939 года, когда его открыли, до 1968, когда в него пришла работать Тамара Мельникова, вместе с мужем Геннадием Сальковым, прошло меньше 30 лет. Работают супруги в музее, намного больше 30 лет (причем, с 77-го года Тамара Михайловна - его директор). Пришли они в малозначительный музей, над сотрудниками которого смеялись работники здешнего совхоза "Лермонтовский": "Вот дураки, за гроши клопов там кормят!" Смеялись над музеем и вальяжные москвичи: "Да что они там разводят! Лермонтов там только ребенком жил..." (они кичились тем, что родился Лермонтов именно в Москве). Сейчас в совхозе, носящем имя поэта, почти не платят денег, народ из него бежит со страшной силой, а музей-заповедник "Тарханы" стал жемчужиной - пожалуй, не страны, а даже всего мира. Судьба сыграла с совхозными работниками злую шутку.

В селе Тамару Михайловну называют "Барыней" (за глаза, конечно). Звучит это вовсе не злобно, а как-то уважительно. А то как еще: дворца себе не построила, на работу ходит пешком, надменно не глядит. Почти все время рядом с ней маленькая дворовая собачка, кличка которой - Генерал. Так собачку назвал муж, Геннадий Валентинович работающий у супруги в подчинении, художником-реставратором. С него, кстати, все и началось. Жили они в городе Пензе, были вполне устроенными людьми, но у Геннадия вышел конфликт на работе, он уволился, и так получилось, что предложили им работу в Тарханах - вышло все совершенно случайно. Геннадий устроился в музее художником, Тамара - экскурсоводом.

Тамара родом с Украины, из Каменец-Подольской области. Началась война (на которой погиб ее отец) и семья эвакуировалась в Пензенскую область. Тамара росла в селе Бессоновке, славящимся своим луком, и в общем-то про Тарханы ничего не слышала; она увлекалась поэзией Есенина. Впрочем Есенин был тогда кумиром многих. Открывать для себя Лермонтова Тамара стала только здесь, в Тарханах. Постепенно она поняла, что гений Лермонтова до сих пор витает по этим благословенным местам, и многие здешние чудеса до сих пор связывает именно с ним.

Постепенно музей вышел из стен барского дома и теперь это - целый заповедник, включающий в себя барский парк, три сада, пруды, фамильную усыпальницу Лермонтовых, усадьбу Апалиха и много другое. Это целый мир, в котором работает 187 человек, больше, чем в совхозе. Я, кстати, зашел в контору совхоза (теперь он называется "СПК имени Лермонтова") и узнал там о том, что теперь уже работники музея смеются над совхозными зарплатами. Да и вообще все лучшие механизаторы и животноводы устроились на работу в музей, что очень непросто сделать, так как берут туда по конкурсу. Те, кто не смог устроиться, целыми семьями уезжают из Лермонтова в поисках лучшей доли. Но, кстати: у СПК долгов 33 миллиона, а его директор со знаковой для России фамилией Аракчеев в момент приезда Вашего покорного слуги находился на отдыхе в Египте.

Тамара Михайловна к тому же ввела недавно "корпоративное соглашение", согласно которому спиртного - ни капли; пьянка на работе карается самым жестоким образом. Запрещено так же на работе драться, воровать, ругаться, а в обязанности сотрудникам вменяется "одеваться опрятно". Но больше всего совхозных работников и просто ретроградски настроенных селян (из тех особенно, кто пристрастился к питию) коробит то, что бывшие трактористы и скотники, устроившиеся в усадьбу садоводами, конюхами ил охранниками, танцуют... мазурки и лансье.

В усадьбу регулярно приезжает профессиональный хореограф, и все (почти) сотрудники, большинство из которых - молодежь, репетируют бальные танцы. Именно такие, какие на балах танцевали аристократы XIX века. Теперь, по большим праздникам, в усадьбе устраиваются настоящие "ассамблеи", на которых сотрудники музея, одетые в наряды лермонтовской эпохи, представляют свое умение дефилировать. Тамара Михайловна придумала это для того, чтобы возродить подлинный дух дворянской усадьбы.

Здесь теперь увидеть можно многое. Например, конюшню с породистыми лошадьми, ведь лошади были самой жаркой страстью Лермонтова (после литературы, конечно). Есть пасека, сады, парк. Этим "Арсеньевким" (так его называет Мельникова) хозяйством занимаются специальные отделы - садово-паркового хозяйства и по использованию природных ресурсов. Даже простые музейные смотрители заняты творчеством: вместо того, чтобы просто и бестолково сидеть, упражняются в промыслах - ткут, прядут, вяжут, лепят, в общем, создают сувениры. Немножко на этом зарабатывают денег, но и для души тоже кое-что остается.

Для того, чтобы красиво и почти профессионально танцевать польки и мазурки, много репетируют, стараются держаться в хорошей физической форме. Это нелегко, так как у большинства из сотрудников есть большие личные хозяйства - они держат много скотины, соответственно летом много времени отнимают сенокосы и огороды. Но Тамара Михайловна убеждена в том, что это необходимо - и не только для сотрудников, но и для всего села Лермонтово. "Приучать" село к культуре она потихоньку начала еще при советской власти: тогда еще немногочисленных научных сотрудников директор буквально принуждала идти на фермы, на ток, в совхозный гараж, в школу, в Дом культуры - и вести там пропагандистскую работу: рассказывать о том, кем были на самом деле Лермонтов и его бабушка, что значат для России Тарханы. В общем, интеллигенция шла в народ, как в XIX веке это делали аристократы. И "Барыня" добилась своего!

С одной стороны, когда рабочих буквально заставляют разучивать бальные танцы и штудировать правила светского этикета, это может быть воспринято, как издевательство. Таким насильственным методом когда-то создавали театральные труппы из дворовых мужиков и баб. Но здесь, в Тарханах, нет "дворовых мужиков". Это элита России, можно сказать, культурный авангард! Тамара Михайловна в этом абсолютно убеждена:

- ...Из двухсот тысяч посетителей, которые у нас бывают ежегодно, абсолютное большинство - дети. Я уверена, что постижение той бытовой культуры, которая существовала в усадьбе Елизаветы Алексеевны, должно у современного человека пробудить особенные эмоции. Ведь именно этот мир создал Лермонтова! Мы сейчас не помним, что народ у нас был высококультурный, аккуратный. В Тарханах не было ни одной помойки: все шло в дело - скотине или на топливо. Да, это был несвободный народ и люди глубоко и тягостно переживали свою несвободу. И для Лермонтова рабство крестьян было трагедией. Да, была в этих краях помещица Давыдова, которая у своих мужиков бороды живьем отрывала. Но была и Арсеньева, которая знала, что обидеть крестьянина нельзя. Я понимаю, что тогдашняя действительность была не такой противной для крестьянина, как сегодняшняя. Но сегодняшние Тарханы - это кусочек настоящей России. Здесь царят трудолюбие, дисциплина, честность. Наши люди поняли, что это наша земля, наш музей. От того, каким он будет, зависит наше благополучие...

Насчет "противной действительности". Сегодня в селах, прилегающих к Лермонтову, жизнь действительно тяжела: колхозы развалены, люди пребывают в растерянности, мужчины уезжают в Москву на заработки, многие не возвращаются, семьи рушатся - и конца этой беде не видно. Да что там говорить! Большая часть российской глубинки в таком положении...

Супруг Тамары Михайловны - человек тихий и скромный. Он, в отличие от супруги, занимается неспешными делами: реставрирует художественное наследие Тархан, а на досуге уже седьмой год пишет философское полотно "Христос с учениками". Тарханы ему принесли особенную славу: он стал знаменит как пейзажист. По его мнению, в Тарханах фантастически много неба. Он мудро наблюдал, как его супруга из незаметной жены художника превращалась в государственного человека. Он сделал такой вывод:

- Тамара - боевой атаман. Это точно. Если для дела надо - пусть на улице минус сорок, пусть ураган, град - она едет в Москву что-то для музея выбивать, выбивать... Она никого не боится, если касается дела. Честный она человек, себе ничего не возьмет. Да это ей и не нужно... Живя у могилы Лермонтова другим и нельзя быть. Я заметил: неискренние, вороватые люди отсеиваются здесь сами по себе. Живем мы здесь уже много лет, выходим утром на работу, - каждый день перед нами предстает новый мир! И я говорю: "Том, а что было бы, если бы не занесло бы нас сюда..."

Мельниковы

...Водила по усадьбе меня один из экскурсоводов, Елена Родина. В ее жизни вышло так: она с детства преклонялась перед гением Лермонтова, уже зрелой женщиной дозвонилась однажды из своей Саратовской области до Мельниковой и та ее взяла. Живет Елена в таком же домике, что и директор, и в общем-то находится в лучшем экономическом положении, так как ее муж - моряк, зарабатывающий на международных фрахтах приличные деньги. Уже пять лет Елена ощущает себя счастливейшим человеком. Есть только одна проблема: сельская школа, даже самая хорошая, не может дать качественного образования и для своей старшей дочери она нанимает репетитора из районного центра.

Тамара Михайловна с этим, правда, не согласна. Их с Геннадием Валентиновичем дети учились в местной школе и смогли нащупать свои жизненные пути. Дочь, Елена, преподает в университете, в Пензе. Сын, Александр, сейчас трудится в Англии поваром, зарабатывает неплохие деньги.

Елена преклоняется еще и перед своими коллегами, у которых были сложные судьбы, но только лермонтовский дух смог примирить их с собою. Например, главный хранитель Вера Ульянова - коренная москвичка, бросившая ради Лермонтова столицу; начальник компьютерного отдела Сергей Бурчалкин - отставной боевой офицер, начальник охраны Геннадий Сашин - юрист с двумя высшими образованиями.

В школе села Лермонтово

Как экскурсовод, Елена выписывает себе в тетрадку любимые тексты Лермонтова. Она любит цитировать юношескую его повесть "Вадим" (писано было в 17-летнем возрасте), особенно такие слова:

"Русский народ, этот сторукий исполин, скорее перенесет жестокость и надменность своего повелителя, чем слабость его; он желает быть наказываем, но справедливо, он согласен служить - но хочет гордиться своим рабством, хочет поднимать голову, чтобы смотреть на своего господина..."

А может правда на Руси нам сейчас не хватает "Барынь" - требовательных, жестких, но хотя бы чуть-чуточку справедливых?

Село Лермонтово

--

--

-- Столыпинская затравка

Село Столыпино (чаще всего название его писалось "Архангельское Столыпино тожъ") в 1938 году стыдливо переименовали в Междуречье, наверное, в честь древней Месопотамии (других посылов не находят даже современные историки). Достославный реформатор Петр Аркадьевич Столыпин к этому селу имел лишь опосредствованное отношение, так как родился и вырос в другом имении, но корни его именно отсюда. Земли эти, на речке Маис, были пожалованы Селиверсту Афанасьевичу Столыпину, одновременно с дворянским званием, в 1672 году - за особые заслуги в войне с Польшей. Особенного расцвета усадьба и хозяйство достигли при прадеде Петра Аркадьевича, Алексее Емельяновиче Столыпине. При нем здесь работали винокуренный завод на 8 ковшов и суконная фабрика. Он имел пять сыновей и пять дочерей, а одна из его дочерей, Елизавета Алексеевна, стала бабушкой поэта Лермонтова. Получается, Алексей Емельянович стал предком двух великих людей. Последним владельцем усадьбы был Николай Николаевич Столыпин; он после известных событий 1917 года со своим семейством иммигрировал во Францию и теперь, как говорят, род Столыпиных там не то что процветает, но не затихает.

Урок истории

- ...Рок над Россией висит! Таким людям, как Столыпин, не дают у нас развернуться...

Учитель истории Междуреченской школы Анатолий Иванович Малышев - историк не только по должности, но и по своей сути. Он, к слову, очень любит постигать суть во всем, и фактически он - единственный в Междуречье человек, который определенно знает, в чем состояла суть столыпинской реформы:

- Сельское хозяйство - это самая сложная отрасль, о которую немало деятелей сломали свои зубы. Есть два пути развития агропромышленного сектора: американский и прусский. Когда Колумб открыл Америку, туда рванули переселенцы, которые по закону о гомстедах (земельных участках) могли получить участок земли и стать, по-русски говоря, кулаками.

Американское правительство датировало их, давало им льготные ссуды на 20-30 лет, и человек становился хозяином на своей земле. А прусский путь - это крупное помещичье землевладение и рабство, основанное на оброке или барщине. И вот в 1906 году Столыпин толкнул Николая Второго на издание указа о разрушении общины, после чего крестьянин мог на сходе забрать свои десятины (то есть, бумаги на владение землей), уехать на любые свободные земли (а, слава Богу, у нас таковых хватает) и там поселиться хутором.

- А как же с прусской системой в той же Пруссии?

- А там произошли буржуазные революции. Потому-то французская революция и получила название "великой", что она разрушила феодализм. Так вот... допустим я уезжаю из Междуречья; через Крестьянский банк (их тоже Столыпин заставил царя открыть) я получаю льготную ссуду на переезд. А вторая сторона аграрной политики - переселение из губерний с большой плотностью на новые земли, как правило, в Сибирь и на Дальний Восток. Цель была простая: возродить Новую Россию... но тогда ходили слухи, что американские магнаты выделяли миллионы долларов на то, чтобы убрать Столыпина, ведь что получалось: сибирские масло, зерно - они заполонили Европу - и все это за счет новых собственников, хозяев на своей земле. И вот в 1911 году его убивают... Потом война, революция, "декрет о земле", и в 30-м году появилась присказка "все вокруг колхозное - все вокруг мое". Перешли к прусскому пути...

- А что же сейчас, сегодня?

- Человек хочет взять землю - пусть берет! Но сейчас нет такого Столыпина, который... в общем, выход сейчас один: развалить до конца колхозы, а тем, кто еще держится, не дать до конца развалиться, чтобы встали с колен. Вот, Донсков: он же из кожи вон лезет. Техники нет, горючего нет, весной кое-как трактора залатают - и в поле...

Анатолий Иванович с соратниками развернул кампанию по возвращению селу исторического названия. На недавнем сельском сходе из 300 пришедших селян за "Столыпино" проголосовали 265 человек, и только трое было против (остальные воздержались). Но это меньше 50% избирателей (что положено по закону, чтобы написать официальное прошение в правительство), а остальные междуреченцы на сход просто не пришли: им наплевать. Вот она, главная русская беда.

Барская усадьба сохранилась в идеальном состоянии. Сейчас там находится Детский садик. Сохранилось и здание больницы, которое Столыпины построили для своих крестьян - там теперь школьные мастерские. А вот церковь Михаила Архангела выглядит ужасно, но сколько таких церквей по нашей матушке-Руси взывают к нашим совести и милосердию!

Не так давно потомки рода Столыпиных приезжали в Россию. Они направились в Саратовскую область, туда, где Столыпин жил. А вот планы посетить Междуречье они отставили - после того как узнали, что оно теперь не "Столыпино". Местная, междуреченская интеллигенция отнеслась к демаршу отпрысков с презрением. Ведь могли бы посмотреть хотя бы на усадьбу - самим приятно любоваться. Ну, да Бог им судья. Анатолий Иванович, кстати, собрал воспоминания стариков о былых порядках, тех что царили еще при помещиках. Оказалось, в XIX веке за 49 лет отсюда сбежали всего два крестьянина, в то время как в соседнем имении Нижний Шкафт от графьев Шуваловых бежали дважды в месяц, а так же там два раза поджигали винокуренный завод. Народ в Столыпине жил не бедно (по сравнению с соседями), да и сейчас живут не так и плохо - в своих подворьях держат по 2-3 коровы.

Старики вспоминали и плохое: баре при случае могли собаками затравить, и даже избивали. За воровство. Воровали в голодные годы - просто недоедали. Земли здесь очень плохие, неплодородные, и мужики местные часто уходили на заработки - лес валить - и заработок получали не деньгами, а хлебом. Не виноваты были Столыпины, что земли им такие достались.

Усадьба

Урок жизни

Земли как были плохими, так и остались: серые лесные щебенчатые почвы, самые скверные на всю область. А вот местное сельхозприедприятие на фоне всерайоноого развала агросектора смотрится прямо-таки успешным. И знаете, за счет чего? Как мне объяснили, за счет реформаторской деятельности руководства! Не больше - и не меньше. Если бы я об этом не услышал, скорее всего не оказался бы в Междуречье.

Раньше здесь находился совхоз "Дальний", теперь это товарищество на вере "Донсков и К". Естественно, первый вопрос руководителю, Василию Николаевичу Донскову: а не нагло ли называть хозяйство своим именем?

- ...С одной стороны, вроде бы, да. Но надо было форму собственности сменить. "Маяками" и "Звездами" не хотелось называться, ну, нам предложили, так и Бог с ним...

А, может, Донсков и имеет право. Ведь он в хозяйстве 33 года, из них "у руля" он больше 20 лет. В других хозяйствах зарплат давно уж не платят а здесь деньги есть (хоть не большие - 13333 рубля в среднем на работающего). Да и поголовье в 1100 голов КРС не уменьшается уже пять лет. Секрет выживания сокрыт не в формах собственности, ведь фактически трактора и комбайны, которые давно выработали свой ресурс - собственность хреновая. Секрет этого "товарищества на вере" в том, что здесь не боятся экспериментировать с новыми культурами.

Хозяйство с самого своего основания развивалось как животноводческое, но тут ситуация на рынке (который, как известно, у нас дикий) складывается так, что цена на мясо - копейки, а дотация на его производство равна абсолютному нулю. Ну, не выгодно выращивать бычков - они проедают больше, чем стоят. Что делать - закрываться? Вся жизнь коту под хвост? Сели Василий Николаевич со своим агрономом Володей Букиным и стали гадать: куда дальше идти.

Володя вспомнил: еще когда был студентом, проходили они всякие нетрадиционные культурные растения, которые вроде бы могут произрастать и в этих неблагодатных краях. Съездил Володя в свою "альма матер" и там узнал, что наука аграрная ни фига не умерла, а вполне даже развивается. На кафедре кормопроизводства он нашел своего преподавателя, она ему и подсказала, что можно выращивать в Междуречье.

Начинали с мешка семян, а потом стали замахиваться на десятки гектар. Первой культурой, которую попробовали культивировать, стала расторопша пятнистая. Растение это дает семена, из которых делают масло, применяемое в медицине и парфюмерии. Мало вырастить - надо продать, и Донсков нашел заводик в Саратовской области, который как раз выдавливает из расторопши масло. Урожайность на почве с содержанием гумуса 0,4% по зерновым, если выращивать рожь, не будет больше 10 центнеров с гектара, а новая культура дает все 50. Другая новая культура - топинамбур. Он замечателен тем, что из его клубней получают инсулин, а надземная часть идет на корм скоту. Еще здесь научились выращивать кормовой щавель - румекс, который уже в первых числах мая дает зеленый корм скоту. Еще пробуются такие растения как вайда красильная, свербига восточная, козлятник и лен-кудряш, в общем, простор для эксперимента открыт.

Владимир Анатольевич Букин - агроном от Бога, он с детства любил землю и по-хорошему ей бредил. Он и представить себе не может: как можно допустить, чтобы поля заросли лесом? Хотя на самом деле в соседних хозяйствах елки и сосны на полях - привычная картина. Володя говорит:

- Ну, что ж... Бог дал нам такие почвы. Куда ж деваться? Соседний район - он на черноземах - и там умудряются плохо жить. Эх, нам бы ихние земли!.. Перешли мы на биологическую систему земледелия и вот, работаем.

От животноводства междуреченские реформаторы отказываться не собираются. Цены скачут на все, и велика возможность, что когда в стране зарежут большую часть скотины (а сейчас в России действительно режут, чтобы расплатиться с долгами - оттого и цена на мясо неприлично низкая), междуреченские вполне могут оказаться на коне. Девиз Донскова таков: "Товарищ, верь, придет она, на мясо новая цена..."

Правда иногда, сидя вечером за "рюмочкой чая", председатель и агроном задумываются: "Ну, чего, работаем с утра до ночи, корячимся, а ничего не имеем... Доколе?.." Но приходит утро и становится не до мыслей.

Ни Донсков, ни Букин Столыпина не читали. Не потому что неинтересно (иногда все-таки любопытно: с одной земли произошли все-таки), а потому что некогда. Агроном еще относительно молод, а вот председатель застал и советские времена, и там по партийной линии он схлопотал кучу выговоров с формулировкой "за вольнодумство". Тогда ведь сверху любили приказывать, что и где сеять и как пахать. Теперь никто не то что не приказывает, а даже и не смотрит в сторону села. И теперь задумываешься: что лучше? Может быть, именно поэтому в кабинете председателя висит портрет не Столыпина, а Ленина. Хотя председатель утверждает другое: "Не я вешал - не мне снимать".

Село Столыпино (недавно пришла новость: местные люди все же добились возвращения своему селу исторического имени)

-- Шамов, правитель Василевки

Юрий Шамов на работе ругается матом обильно и со вкусом. В своем товариществе на вере "Шамов и К" он ведет себя как полноценный приказчик эпохи царизма. Мягко говоря, с людьми Юрий Николаевич общается более чем фамильярно. Он может при работниках кричать: "Скоты, подонки, прощелыги!.." Для свежего человека такие "высокие" отношения могут показаться чистейшим образцом феодальной тьмы. Но здесь надо знать подтекст.

В глобальном смысле село Висилевка ничем не отличается от других российских сел: лучшие мозги утекли из села, и в колхозе (товарищество на вере - правопреемник колхоза) остались работать не лучшие представители нашего общества. В более узком смысле Шамов объявил жестокую войну двум русско-советским бедам: пьянству и воровству. Как известно, когда в работу вступили пушки, музы и сантименты помалкивают. Оттого-то в общении с подчиненными Шамов так груб и резок. Исключение составляет жена, Валентина Александровна, которая в ТНВ работает экономистом. Другие специалисты высшего звена, включая агронома, зоотехника, главного инженера etс. уволены. За пьянство. Бывают молодые и бойкие руководители, которые вступают в борьбу с русским менталитетом, быстренько обламываются и коллективы таковых изгоняют. Шамов возглавляет колхоз с брежневских времен, с 1977 (!!!) года. И, если его еще не изгнали, значит существует в селе Василевка некий негласный контракт: председатель ведет себя как барин, а народ под гнетом самовластья... старательно трудится. Чем особенно гордится Шамов: путешествие наше по парковым достижениям нашего героя длилось около шести часов, и мобильный телефон Шамова звонил лишь четыре раза. Все звонки касались каких-то музыкальных проблем (одно из увлечений Шамова - русский романс и он сейчас записывает диск), а по колхозным делам никто не позвонил. Товарищество на вере работает как отлаженный механизм, а Шамов, как истинный демиург, старается без надобности не вмешиваться во внутреннюю суету своего творения. Подчиненных он жестоко карает за то, что те не могут самостоятельно решить внезапно возникшую проблему без председателя. Шамов идет путем Петра Великого: в приказном порядке велит людям идти на европейскую дорогу. В сущности это тоже вариант тирании, но иначе, кажется, в нашей стране нельзя.

На этом фоне удивительная миссия Шамова смотрится более чем неестественно. А миссия у Юрия Николаевича уникальна и странна: он восстанавливает и вновь создает... парки.

Парки, как известно, бывают "английские" и "французские". Шамов, мне кажется, сумел ввести в культурный обиход понятие "русский парк". Я совершенно убежден в том что Юрий Николаевич создал форму парка, симфоничную с русской душой. "Французский" парк требует идеального порядка. "Английский парк" подчинен прихоти человека: вначале людям дают протоптать тропинки, а после вдоль них насаживают деревья и кустарники. Научного понятия "русский парк" не существует. Наши дворяне абсолютно все заимствовали у Европы, включая даже шпицрутены. Однако, на мой взгляд, если у нас и есть русская идея, должна быть и своя модель парка. И основа "русской парковой идеи": "Вера, Царь и Отечество".

Парков в окрестностях Василевки несколько. Это Парк Победы в центре села, возле колхозной конторы; Гидропарк в полутора километрах от Василевки; "Барский сад" рядом сродным селом Шамова Криуши; Лесная, или Сурошникова дача - лесной массив площадью в 700 гектар. Еще по заказу совхоза "Пушкинский" Шамов создает парк в Большом Болдине, который будет назван "У Лукоморья". Ну, а главное дело (большую часть сил Шамов сейчас направляет на его реализацию) - это "Парк уединения души", на северной окраине Василевки. Удивительно, но маленький парк из сосенок высажен даже на личном огороде Шамова. Злые языки утверждают, что количество сосен в точности соответствует числу амурных подвигов председателя. Шамов не отнекивается; пусть думают что хотят - лишь бы не рубили... И кстати: сажают деревья в Василевке теперь многие. А правом рубить обладает только один человек: Шамов. И это правило еще ни разу не нарушалось.

О целях и смысле такой грандиозной деятельности рассказывать трудно. Шамов сформулировал все кратко: "Когда я приехал в Василевку, увидел голую степь - ни кустика, ни деревца, в жару тени не найдешь, чтоб присесть, такая тоска! Только солнечный удар получать... А до ближайших лесов, до Ужовки, верст сорок. И я захотел здесь устроить красоту...

Красоты теперь в Василевке хватает. Однако у меня сразу возник житейский вопрос: откуда финансирование? Ведь даже для того чтобы посадить самый захудалый саженец, необходимы деньги. Так вот: парковое творчество осуществляется на деньги товарищества на вере. В год из прибыли хозяйство расходует на развитие парков 300 тысяч рублей. По идее можно было бы увеличить немножко зарплату (если эти тысячи разделить на 70 рабочих, получится неплохая прибавка), однако рабочие... не против. Точнее, по выражению Шамова, "они молчат".

Здесь мы не можем обойти уникальные шамовские методы хозяйствования, которые прогремели на всю страну. Все телевизионные каналы показали Юрия Николаевича и рассказали про его способы борьбы с пьянством и воровством. Но ни в одной телепередаче почему-то не было рассказано о парках. Наверное, теленачальство считает парки скучной темой. Вот видеонаблюдения на ферме или поощрение шоколадками - это забавно! А какие-то там парки... Однако, чтобы быть объективным, я расскажу про все.

Начну с диспозиции. Мало того что умные из села сбежали. Здесь ведь еще и громадное количество бюджетных должностей. На 70 колхозников Василевки приходится 64 бюджетника! Ну, зачем идти в доярки или в скотники? Техничка в школе получает больше... Шамов лет десять назад давал объявления в газеты: "Василевке требуются рабочие сельскохозяйственных специальностей. Жилье предоставляем". И потянулись в Василевку люди, в основном - беженцы из Средней Азии и с Кавказа. Шамов умную жилищную политику затеял: умирает бабушка или семья съезжает в город - он покупает дом. Всего в фонде товарищества больше сорока квартир. И бывало, Шамов в год принимал на работу по сорок человек. А увольнял по пятьдесят! Объяснение (устами председателя) просто: "Пьют... С-с-скоты!.." Впрочем приезжие все же меньше, чем местные...

Шамов даже замучился пинками выгонять нерадивых. Воровали со складов мешками, а украденное пропивали. И в итоге из 16 доярок, что в товариществе работают, все - не местные. И нет у них, у доярок, ни зоотехника, ни ветврача, ни завфермой. И вот, почему. Четыре года назад Шамов пригласил из Мордовии девушку на должность ветврача. Квартиру дал, зарплату положил больше, нежели себе. А она - "лень на лени", ну, ничего не хочет делать. А падеж при ней 10 телят в месяц. Выгнал ее - падеж сократился до 2 голов. Потому что обязанности ветврача и зоотехника взяли на себя простые люди. Они не в университетах образование получили, а в общении с коровами. И это получилось вернее. Единственного, кого Шамов на ферме из специалистов оставил - осеменатора. Но этого парня он специально в Канаду посылал учиться искусству осеменения (коров, конечно, а не доярок...).

Кроме кнута в хозяйстве действует... нет, не пряник. А шоколадка. В прямом смысле. Отличившимся в малых делах дарится большая шоколадка. Тем, кто достиг спеха в крупных делах, награды побольше. Коллектив поделен на профессиональные группы: "шоферы", "доярки", "управленцы", "механизаторы". И по результатам труда председатель выставляет группе оценку - по пятибалльной системе, как в школе. Внутри группы тоже существует соревнование - скажем так, капиталистическое. Победитель группы получает приз: спутниковую антенну. Или путевку в санаторий. За второе место дарится подписка на областную газету; за третье подписывают на районку. Ну, и про шоколадки не забывает председатель. Они ведь - одно из средств борьбы с выпивкой. Шамов вспоминает:

- Сначала я пробовал лечить их с помощью физических упражнений. Принцип очень прост. Беру полуторапудовую гирю и ставлю ее посреди кабинета. Потом устраиваю мужикам осмотр. Если вижу, что пьяный или с похмелья, предлагаю поднять гирю пять раз. Иначе до работы не допускаю. А после, чтобы им не было обидно, сам подхожу в гире и поднимаю ее на один раз больше, чем они. Знаете, даже азарт какой-то у них появился. Смотрю и вижу: пыжатся, пытаются меня обставить. И все не получается! Так и случилось: остался я в итоге непобежденным...

Потом Шамов стал применять трубки-алкометры. Если тест на алкоголь дает положительные результаты, то дневной заработок в пользу конторы. Многие сначала возмущались: мол, несправедливо. Однако председатель на это ответил: "Если пьяный или с похмелья, то просто не приходи на работу, и все. Ну а уж если пришел, то не взыщи.." Следом в борьбу вступили... кассовые аппараты. Шамов их поставил в конторе, на молочной ферме и в автохозяйстве. И теперь каждый работник приходя на рабочее место и уходя с него выбивает чек. Там ведь время указано. Опоздал хотя бы на несколько минут - штраф. Ушел с работы раньше - аналогично.

- ...У меня даже сторожа ночью должны каждый час подходить к кассовому аппарату и выбивать чеки. Иначе как я узнаю, работает он или спит? И знаете какой хороший эффект это дает! Раньше, когда сторожа дрыхли, мы регулярно телят новорожденных теряли...

Но это еще не все. Три года назад Шамов начал внедрять у себя в хозяйстве домофоны. Приходит человек на ферму, подходит к домофону, нажимает кнопку - щелк! - моментальный снимок с указанием времени готов. Уходит с работы - процедура повторяется. И это не все! На ферме и в гараже стоят... камеры видеонаблюдения - общим числом в 16 штук. Попробуй теперь, уворуй! "Большой брат" все видит... Тем не менее каждый день Юрий Николаевич готов к банальной драке. "Ежовыми рукавицами" друзей не наживают....

- ...И действует эта моя система лучше любых криков и зуботычин. Ведь русского, по опыту знаю, бей не бей, ругай не ругай - с него все как с гуся вода. Русские другого боятся - тайны. Само сознание, что за ними кто-то наблюдает, здорово наших людей дисциплинирует...

Вот такой Шамов человек. "Ну, а как же парки?" - спросите вы. А вот, как. В селе Криуши, где родился Шамов, есть остатки поместья с опоясывающей его великолепной липовой аллеей. Этот таинственный парк с прудами, полузасыпанными подвалами (единственное, что осталось от усадьбенных строений) был любимым местом мальчишеских игр. С усадьбой вышло так. После революции народ открыл запасы винокуренного завода. Спирт пили полтора года. Когда зелье кончилось - усадьбу разграбили и сожгли. А Шамов теперь собирает камни, которые разбрасывали его предки...

Свою парковую деятельность Шамов начал с того что начал сажать в Василевке березы. Народ был против. Во-первых, потому что всю жизнь без них обходился, во-вторых, потому что все село пасло коров: "Куда нам телят выводить? На фига нам эти заросли!". Тогда пошли на психологическую хитрость. В 1985 году решил Шамов заложить "Парк Победы". Губить в нем деревья - грех. Лето оказалось засушливым, и хотя саженцы (400 берез по числу погибших на войне василевцев) поливали из дождевальных установок, они начали сохнуть. Березы сохли - их снова подсаживали. Как-то в Василевку заехал лесничий; узнав, что Шамов сажает березы, удивился: "Зачем? Это ж сорняк! Сажай благородные - ель, сосну..."

После этого в парке появились снежноягодник, барбарис, свидина белая и кроваво-красная, шиповник, ель голубая и обычная, сосна, дуб, вяз, ясень, лиственница, конский каштан. Посадили там и лох серебристый. Это растение еще в "барском саду" поразило Юрия Николаевича своей необычной красотой: настоящие серебряные листья! Недаром его называют райским деревом

Очень скоро под Василевкой появился гидропарк. Расчистили овраг длиной около километра и, запрудив природные источники, создали каскад из четырех взаимосвязанных прудов. На берегу поставили беседки (и про ямы для мусора не забыли), вокруг высадили деревья. И теперь на километр с лишним там сплошь посадки: березы, сосны...

Теперь Юрий Николаевич осуществляет самый свой грандиозный замысел: "Парк уединения души". На северной окраине села - широкий овраг, напоминающий раскрытую книгу. Шамов решил: раз эта "книга" раскрыта, надо сделать ее читаемой. В створе оврага - сельская церковь. Суть замысла в следующем: выходя из ворот храма, путник проходит под аркой и вступает в липовую аллею, ведущую его по дну оврага. Через некоторое время аллея разветвляется. Левая ее часть круто поднимается по склону холма к источнику с самой качественной из пяти окрестных родников водой. Еще выше аллею пересекает другая - из елей. В конце аллеи на склоне холма высаженные ели образуют 100-метровый крест, который венчает часовня. Высокие беседки встанут по краям креста как свечки. Крест этот уже высажен, а по обе стороны креста расположились образуемые елями буквы IC XC (начальные буквы имени Иисуса Христа). А рядом другая надпись: "Спаси и сохрани".

На самом высоком месте Парка стоит Беседка Рассвета. Первые лучи солнца падают на нее и озаряют открывающийся наблюдателю прекрасный вид. По замыслу создателя в таком парке смогут найти себе уголки для отдыха и молодежь, и пенсионеры, и благочестивые богомольцы, и просто прохожие.

Проходя по парку, путник увидит еще одно удивительное место. Это сглаженный временем холм, представляющий собой не что иное, как остатки древней крепости, возведенной 500 лет назад для защиты Руси от набегов татар. От крепости остались ров, насыпной вал, проем, где некогда располагались ворота... В народе старинный вал называют "Сковородкой", а подлинное название городка забыто. Холм со старинной крепостью планируется превратить в подобие Поклонной горы На склоне холма деревья образуют число "1555" - год образования Василевки.

Когда в позапрошлом году Шамов вышел с лопатой на посадку "Парка уединения души", ждал: не забузит ли народ, не будет ли против. Народ не забузил. Более того, утвердил проект на сессии сельского совета. Идею нового парка дружно поддержали, никто не задавал вопрос: "А на фига?"; все спрашивали: "Когда начинаем?.."

Развалины мельницы

...В родной Шамовской Криуше была достопримечательность: ветряная мельница, построенная без единого гвоздя. Местные ей гордились, а заезжие специалисты замеряли угол ее наклона и восклицали: "Надо же, она кренится круче Пизанской башни!" И вот результат: недавно мельница банально завалилась. Почему? Да просто потому что люди тупо гордились своей "пизанщиной", а никто не подумал, что рано или поздно архитектурный шедевр повалится. В общем, хозяина не было. У Шамова мечта: взять останки мельницы и восстановить ее. Только не в Криуше, а в "Парке уединения души". Чтобы под охраной и с мониторингом состояния. Местные недовольны: "Путь здесь восстанавливает, все ж его родина..." Не понимают товарищи сути российско-совковой системы. У нас ведь то, что "плохо лежит", не имеет "охранной грамоты"...

Село Василевка

--

-- Рабовладелец Коля, в узких кругах - "Генерал"

Колю Плотникова "вытащили" из пропасти жена и старший брат. Последний его запой длился восемь месяцев и Людмила уже было отчаялась в надежде, что он остановится, когда Николай однажды твердо сказал: "Все, напился..." Ему было двадцать девять лет, все еще было впереди.

А вскоре от водки умер старший брат, Владимир. Не пил, не пил, а потом раз - и... ужас положения был в том, что Володя всеми способами пытался спасти Николая, и это ему удалось, но... потом водка стала втягивать в свои бездны его самого, и Николай не смог остановить Владимира никакими богами. Это был аргумент, после которого алкоголь стал восприниматься не просто как враг, но как сам Сатана. Их, братьев Плотниковых, наличествовало трое. Родители были инвалидами войны по зрению (отец - полностью слепой, мать - частично); братья, воспитывавшиеся в непростых условиях, стали больше, чем братьями, а потому потеря одного из них воспринялась как знак свыше. После такого жизнь воспринималась совсем иначе.

Семья Плотниковых появилась, когда Людмиле и Николаю было по 17 лет, а вскоре у них родилась дочь. Люда жила в деревеньке Греблошь, там же жила Колина бабушка, знали они друг друга с детства и юношеское увлечение вскоре переросло в нечто серьезное и основательное. Водка, пытавшаяся подорвать их брак (шутка ли: вся зарплата бульдозериста уходила не нее, проклятую...), потерпела поражение, но нужно было как-то жить, тем более что настали 90-е годы, поначалу внушавшие радостные и немного пугающие ожидания. Оказалось, пугаться надо было больше, чем радоваться.

Вначале Николай попробовал заняться торговлей. Она не пошла: Коля с Людой ездили по деревням (у Коли была машина) и продавали там всякий ширпотреб. Как поступить, если подойдет старушка и ей нужны носочки, которые стоят двадцать рублей, а в кармане у бабушки только десять? Естественно, Николай продавал по десять... а бизнес жалости не признает. Потом он перегонял из Польши подержанные иномарки. Дело доходное, но слишком уж рискованное: едешь туда с "зелеными" и не знаешь, что тебя ждет в следующую минуту. Потом он снова немного поторговал, после чего решил окончательно осесть на земле. Начал он с того, что купил старенький гусеничный трактор, который они вместе с тестем перебрали и... вот здесь-то и начинается удивительная и почти невероятная история.

Однажды он заехал в соседнюю деревеньку Прудник, и там приметил старый амбар. Вокруг был участок земли, на котором по идее вполне можно было выстроить крестьянское подворье. Николай выяснил, что один местный житель уже купил старый амбар на дрова. Николай перекупил строение, а так же оформил в аренду полтора гектара земли (теперь у него земли в десять раз больше).

Параллельно произошло одно, вроде бы, незначительное событие. Однажды ночью к нему в квартиру постучался Серега Рычков, с которым они когда-то вместе работали на тракторах: "Коль... я, того, умираю от голода. Я три дня не ел. Дай хлеба..." Сергей жил в общежитии, но организация, в которой он работал, закрылась, его выгнали, он слонялся по углам, пил, а вид у него был, как у окончательно опустившегося бомжа (Николай его поначалу даже не узнал). Супруги его накормили, а, когда тот отогрелся, попросил: "Слушай... может, возьмешь меня к себе в деревню. Я хоть прислуживать буду, хоть что... другой-то путь у меня - помирать..."

А через два дня появился еще один бомж, Женя Сазанов (Коля тоже его знал раньше), товарищ примерно такого же вида. Е еще немногим спустя Серега привел бомжиху, такую же отвратительную, как и он, Любу Федорову, с которой они не то, чтобы жили, а старались держаться вместе. Оказалось, у опустившихся людей хорошо поставлен "внутренний телеграф" и новость о том, что кто-то может приютить, разносится по городу и окрестностям (среди "бичей") почти мгновенно.

Николай в глазах этого "христова воинства" наверняка выглядел преуспевающим бизнесменом (хотя на самом деле, кроме трактора и подержанной иномарки, которая давно переломилась пополам на русских дорогах, особых богатств у него не было). Может быть, эти люди чувствовали, что только Николай, человек, сам чуть не скатившийся в бездну (в маленьком городе все на виду), сможет их понять. Но Плотникова стали заедать сомнения. Долго они раздумывали с женой, а потом решили: ну, не бросать же их, есть же амбар в Пруднике, давай-ка им оборудуем там жилое помещение и пусть как-то там крутятся! Не по-человечески как-то гнать...

Местное население приняло новоприбывших напряженно; рассуждения бабушек были просты: "Вот, привез Николай себе батраков... ох, страсть-то какая на них смотреть! У-ф-ф-ф... Тьфу, нечистая!" А видок был еще тот... Тем более что Люда Федорова имела в своей биографии восемь (!) "ходок" на зону, и общий тюремный стаж 17 лет. А история у Люды была такая: однажды ее подпоили крепкие ребята и дали подписать какую-то бумажку, после чего просто выбросили во двор. Осталась она без квартиры и без прав. Крутые парни наверняка подумали, что очистили общество от очередного "бича", тем более что своими пьянками и скандалами Люда не внушала особенного оптимизма соседям.

- Это тогда она была "шебуршная", пальцы веером. Сейчас-то она "поосела", о жизни задумалась... - так оценивает нынешнюю позицию Люды в жизни Николай.

Итак, в первый год они посадили картофель, завели личные огородики, купили козу. И Николай стал искать печника, чтобы построить хорошую печь. Вот тут-то на полную силу и включился "бомжовый телеграф"! Нищие и убогие к нему повалили валом... Уже скоро в своеобразной коммуне (в городе это поселение прозвали "Республикой ШКИД") проживали 7 человек, потом 12, 15... Ну, что делать, если в деревню приходит человек и говорит, что хочет жрать и согласен работать где угодно?

Теперь-то Николай хорошо научился разбираться в людях подобного рода, можно сказать, он теперь как Макаренко, только для взрослых:

- Вообще, когда человек приходит, его видно насквозь. Если человек хлебнул горя - он будет работать. Он будет цепляться за все - и руками, и зубами - лишь бы вылезти из этой каши. Вот, положи деньги на видное место - он, как собака, будет их охранять, а сам не притронется. Пройдет месяц - он становится совсем другим человеком. Понимаешь... в обычных условиях, не в нашей "богадельне", он хочет работать, хочет нормально жить, но никто на него не обращает внимания, точнее, все брезгливо отворачиваются. Вот, из таких людей и собран наш коллектив. А есть такие, кто думает: "Вот, зиму перезимую - и рвану..." Такие приходят отъесться, помыться; они и воровать будут, и во все тяжкие ударятся. Сейчас у нас трое новеньких, и по одному я точно вижу, что он не сможет долго задержаться.

Сейчас в коммуне проживает 17 человек, а всего через нее прошли больше 70 бомжей. Отсев высокий, но зато остаются люди порядочные, совестливые "божьи". Главная юридическая проблема в том, что люди эти - даже не смотря на свою блаженность (поверьте - они зачастую именно блаженные!) - лишены документов и по закону их положено отовсюду гнать. Николай (почему-то его работники дали ему прозвище "Генерал") пробовал им платить зарплату, но все заканчивалась весьма печально: уже через пару часов все выданные деньги оказывались в городе, а его "братия" возвращалась в свое общежитие в смертельно пьяном состоянии. В результате проб и ошибок сложилась такая система: у каждого из проживающих в общежитии (под него переделали тот самый амбар, поделив его на комнатки) есть свое маленькое хозяйство. Кроме того, каждый выполняет свой объем работ - на ферме, в лесу или на пилораме. На счет каждого записывается определенная сумма заработанных денег (от тысячи до полутора тысяч в месяц), на которые каждый один раз в неделю заказывает то, что ему нужно. Николай закупает сигареты (120 пачек), хлеб (60 буханок), основные продукты, ну а мясо, картофель и овощи они имеют свои.

Теперь поголовье на ферме составляет 7 коров, 45 овец и 27 свиней, есть большое овощехранилище. По потребностям покупаются телевизоры, радиоприемники, книги, одежда, валенки, сапоги или другие прелести цивилизации. Три раза в год - после посевной, уборочной и в канун Нового Года - работник имеет право на "увольнительную" в город. Работник может уйти, когда ему заблагорассудится, но тогда его в коммуну больше не возьмут. Сделано это вот, почему:

- Без моего разрешения с территории никто не может уйти. Дело в чем: если в какой-то соседней деревне будет совершена кража, милиция наверняка подумает на нас. Чтобы ручаться за моих ребят перед милицией, я должен быть в них уверен. Вообще у нас существует "закон джунглей" - всего лишь с двумя пунктами: "не укради" и "не пей". Первый пункт компромиссов не допускает, во втором я даю поблажки. Раз в неделю, после бани, алкоголь дозволяется. Но среди ребят пятеро у нас вообще не пьют и заказывают себе не водку, а конфеты. Раньше, когда я еще не слишком им доверял, приезжал по ночам с проверками; неизвестно ведь, что за люди приходят. Как-то раз приехал, подошел тихонько и слышу их разговор: "...Генерал этот - лох. Мы этого мужика подоим - и свалим..." Я вошел и сказал: "Ребята, не за того принимаете, я вас живо в стойло поставлю..." Ведь они думали, что если есть солярка, запчасти (а все это у нас не заперто), можно перезимовать, а потом продать налево. Они поняли, что ничего здесь не сделаешь, и ушли восвояси...

Этнический состав "воинства" удивляет своим разнообразием: здесь живут и латыш, и украинец, и белорус, и венгр и даже финн. "Пионеры" Сергей Рычков и Людмила Федорова, смогли в деревне построить свой домик, пусть и небольшой, но кирпичный. Сейчас строит свой дом другая семья, созданная здесь, а вообще здесь, на ферме соединились четыре супружеские пары - и каждый мечтает обрести свой дом. Перспективы есть, так как планируется строить еще один двухквартирный дом. Раз в месяц они собирают " курултай", на котором обсуждают все насущные проблемы. На собраниях также решается, кто сколько заработал. Николай старается внимательно выслушивать своих работников:

- Я ведь тоже не святой, ошибаюсь. Они мне говорят: "Не так, Геннадич, надо по-другому..." Но, если я уверен хотя бы на девяносто восемь процентов, что я прав - меня уже не переубедишь! Вместе решаем, если надо кого-то уволить. Бывает и такое, что человека приходится выводить из коллектива со скорбью в душе. Он работяга, трудолюбивый, но не может без вина. А есть такие которые "борзеют", пытаются установить в общежитии порядки по тюремным "понятиям". Но коллектив таких сам изживает. Самое страшное здесь (я уж в это не вмешиваюсь) - это "крысятничество", мелкое воровство. Мы не так давно выгнали одного, "Женя Фонтомас" его звали, за два ведра картошки (он их на бутылку обменял). Закон есть закон. А вообще с ними интересно: столько историй наслушаешься!

Истории хоть и разные, но мотив у них примерно один: людские предательство и подлость плюс еще слабоволие и легкомыслие пострадавших. Живет, например, сейчас в коммуне Вова. С ним история простая: его из квартиры выгнал на улицу брат, и не просто брат, а близнец. Печник, дядя Ваня, имеет где-то взрослую дочку, с которой у него нелады. Дядя Ваня - книгочей, он все свободное время с книгой, он больше молчит и в душу Николай к нему не лезет.

- Или вот Света. Она детдомовка, ее послали в ПТУ учиться, ну, шлялась она по городу с какой-то проходимкой, все вино, гулянка. Она добрая, умная, но, видно, в детдоме у нее не воспитали воли, что ли... А вот Сережа Марков. Я его давно знаю, лет с десяти: жили мы по соседству. Вот он излил мне душу. Он воевал где-то в Таджикистане, а после они решили обменять с матерью квартиру. Мать умерла и нашлись "доброжелатели", все обхаживали его, обвораживали. И однажды он домой приходит - а там другая, железная дверь. Так он и остался без жилья, без документов. Таня, доярка, родом из деревни. Родители умерли, дом развалился. Она переехала в город, ухаживала за одной бабушкой, пока та не умерла. И Таня осталась без жилья. Каким-то образом она перебралась в нашу деревню, стала жить с одним забулдыгой, который нас ненавидит. Однажды она сама пришла и сказала, что сожитель посылает ее воровать у нас овощи. Кончилось тем, что осталась у нас жить, потом соединились с нашим парнем в семью. Теперь они с Витей дом себе строят. Или дедушка Волков. Он у нас три года в вагончике в лесу живет, охраняет технику. "Это мое", - говорит, да и фамилия его оправдывает. А так у него семь "ходок" в ЛТП. Этот дедушка сам свою квартиру пропил... Утром в канаве проснулся - ни денег, ни документов, ни ключей...

Приходил в Прудник и совсем необычный человек. Громадный, розовощекий, опрятный, спрашивает басом: "Это вы хозяйство Плотникова? Вам тракторист нужен?" Оказалось (назвался он Витей) мужичина пришел из Ростова-на-Дону. Он странник, любит бродить по нашему немаленькому отечеству. У Вити норма - тридцать километров в день - и так он все бродит, бродит. Иногда в монастыре задержится, а на сей раз пришел к Николаю. Мужик абсолютно трезвый, ему только поесть бы побольше, так вот Витя этот отработал всю зиму, а весной взял свой чемодан, сказал: "Мужики, в какой стороне Окуловка?". И пошел напропалую в сторону далекой станции. Мужики почесали свои затылки (жаль, хороший работник, и человек порядочный!) и пришли к такому выводу: "Этот Витя такой: куда ветер - туда и он..."

Николай иногда задумывается: зачем ему все это? Мог бы - пусть и в меньшем объеме - работать с младшим братом и зятем. Но ответа найти не может. Если это вид современного рабства - то странное это рабство, на которое сам человек напрашивается. В конце концов, если поэт когда-то призывал "милость к падшим", - кто-то должен таковую милость в жизни реализовывать. Главное, что люди эти начинают верить, что и в их жизни не все потеряно:

- Первое время я буквально заставлял сажать личные огородики. А теперь приезжаешь - они ропщут: "Начальник, семена давай!" Приятно осенью смотреть на эти огороды! А местные жители (бабушки только остались-то...) теперь не жалуются. Вечерами собираются на перекрестке и с нашими женщинами "трещат". Общение, как-никак...

Деревня Прудник

--

-- Семейные Семьяны

...Реактивный самолет в центре села, на горе у школы, смотрится как явление потустороннего мира. Говорят, он успел вдоволь повоевать в каких-то экзотических странах, прежде чем упокоиться на берегу реки Семьянки, правом притоке Волги. Его каким-то чудом достал сам председатель - очень уж хотелось увековечь подвиг героя войны, военного летчика Михаила Малова, уроженца Семьян.

Семьяны - село личностей. Нынешний председатель Владимир Авдеев, можно сказать, здешний "олигарх" (в хорошем смысле этого слова, ежели таковой существует). На нем держится буквально все. Это одновременно и плохо, ибо авторитаризм в России имеет множество уродливых проявлений, и хорошо, так как ясно видно, что в Семьянах есть хозяин. В колхоз никто не тянет - несогласные с таким строем нанимаются в батраки к фермерам-картофелеводам в соседнем Спасском районе или идут в рыбаки на Волгу - но одновременно в колхоз всегда с радостью принимают хороших специалистов. Тем более что здесь выплачивают хоть и невеликую, но стабильную зарплату. А что более надо человеку, нежели стабильность?

В каждой веси свои нравы, и приверженность семьянцев к коллективному труду имеет глубокую основу. В Семьянах долго существовал крепостной строй; селом владели графья Головины, но однажды один из не слишком достойных отпрысков великого рода селение попросту... пропил. В 1823 году правительство решило продать Семьяны посредством государственной лотереи; были распроданы 170 тысяч билетов стоимостью по 50 рублей, и в итоге село выиграли какие-то одесситы, которые перепродали Семьяны Удельному ведомству. И стали семьянцы "удельными крепостными", государственными крестьянами, выплачивающими подушные по 10 рублей с каждой ревизской души в год и по сути предоставленные самим себе.

Зажили вольно, но бедно. И развился в селе удивительный отхожий промысел: они стали профессиональными... нищими. Летом, как обычно, обрабатывали земли, а с осени, после уборки урожая, семьянцы становились "христа ради погорельцами". Брали суму, посох, - и отправлялись Самарскую, Уфимскую, Казанскую, Пермскую губернии побираться. Собирали не только на "погорелое место", но использовали и другие приемы. Некоторые становились "увечными", иные - "калеками", третьи - "беженцами с войны". Наряжались и в "монашки", собирая на какую-нибудь богадельню, но большинство были именно "погорельцами". По данным от 1912 года в нищенский отход отправлялась большая половина населения Семьян. Это не считалось зазорным, называлось сей отход "на работу" или "стрелять"; среди профессионалов нищего дела даже существовал конкурс, кто больше насобирает, и "настреливали" за сезон по 100 рублей и даже более, что было по тем временам целым состоянием. Оттого-то старые дома в Семьянах такие крепкие, о двух этажах, с кирпичным низом. Кстати, чисты "нищие" были и перед Господом: на собранные средства семьянцы отстроили свой собор Архистратига Михаила.

Владимир Авдеев принял колхоз 18 лет назад, когда тот готов был развалиться. Даже техника простаивала, так как на ней некому стало работать. Теперь хозяйству есть, чем похвалиться: оно имеет статус племенного хозяйства по коровам швицкой породы и выращивает элитную пшеницу; скоро откроется своя мельница, а здешним условиям по переработке зерна и условиям на фермах завидуют многие близкие и далекие соседи. В село теперь приезжают издалека - работать и жить - и за последние десятилетия число учащихся в Семьянской школе выросло с 60 до 140. Даже если учесть, что сюда теперь стали возить 25 детишек из соседнего села Огнев Майдан, в котором развалились и колхоз, и школа, рост школы - явление удивительное, ведь в целом по матушке-России число учащихся в сельских школах катастрофически снижается. Детский сад в Семьянах - вообще самый большой в районе.

Председатель - человек занятой, и с утра в гараже мы едва успели перекинуться двумя словами. Владимир сказал, что сам найдет меня к вечеру, и он сдержал слово. Оказалось, что, кроме председательства в колхозе, Авдеев председательствует еще и в районном Земском собрании. Короче, дел выше, чем по горло. Тем не менее, он не намерен облегчать груз своих забот:

- Я всегда говорю: дети - производное производства. Хоть дворцы здесь строй, если не будет производства - и дворцы опустеют... Я родился и вырос в этой деревне, было нас трое братьев, двое умных, третий - председатель. Шучу... Мне пошел уже шестой десяток, менять что-то в жизни уже и смысла нет, и цель-то у нас простая: сделать жизнь нашу достойнее. Еще в девяностых годах я возглавлял в районе Союз аграриев, ездил в Москву, бастовать, требовать. Мы ж в нашей Нижегородской области при Немцове испытали великую глупость: насаживание сверху фермерства. А теперь понял, что надо у себя дома сперва порядок навести. Я счастлив, что в свое время мы отстояли самостоятельность, это когда к нам приезжали всякие нефтяники и предлагали нам стать их подсобным хозяйством. Мы ж поняли сразу, что, если убрать подпитку, колосс рухнет; такое случилось с нашими соседями: хозяева "заморские", "добрые варяги", их бросили - и она погибли. В земское собрание пошел вот, почему. Демократы у нас в районе порулили - и дорулились до того, что дефицит бюджета у нас стал равен всему годовому бюджету. И председатели колхозов встали на дыбы, и, вот, меня избрали...

...Еще утром я видел, что такое авторитет по-семьянски. В кабинет к председателю (его всегда зовут по имени-отчеству - Владимиром Михайловичем) робко зашел молодой человек и промычал: "Ну..." Ответ председателя был таков: "Ты ж из прошлого запоя еще не вышел. Как тебе верить? Ладно - езжай, кодируйся - там посмотрим..." Парень со светящейся в глазах надеждой ушел, а председатель кому-то позвонил: "...Ты его знаешь, Петрович, веры ему нет... Ну, ладно, под твою ответственность..." То есть, слово председателя имеет абсолютный вес.

- У меня принцип такой: уйду из колхоза - пусть все вверх ногами встает. А дисциплину до последнего буду держать. До председательства я семь лет в колхозе нашем парторгом работал, людей хорошо знаю, и знаю в частности, что, если человека уважать будешь - он тебя тоже уважит. Богатым на земле при такой политике государства не станешь, но ведь и бросать колхоз тоже нельзя. У нас, когда фермерство насаждали, появились фермеры, но они очень скоро побросали все. Один фермер у нас в лесу семь лет жил, за восемь километров, при лампе керосиновой, дети в школе у него не учились. И что? Бросил он и землю, и все. А навезли поначалу к нему много всего - и техники, и материалов... Ну не виноваты мы, что устроены так, что только коллективное хозяйство на жизнь способно. Племенное дело, семеноводство, - они невозможны без крепких специалистов, которые хорошо знают свое дело. У нас в колхозе планерки бывают раз в неделю, а в другие дни люди сразу на рабочие места идут - знают, что им делать. Так все у нас спокойно размеренно, и с созиданием. А нас в последнее время только и учили, что все ломать. Я три года назад был в Чехии, так там, выяснилось, осталась коллективная форма собственности, и ничего - в Евросоюзе живут...

...В общем, Владимир (у него и имя соответствующее - властное) - приверженец авторитаризма и жесткого руководства. Хорошо ли это? Я не знаю, вижу только, что довольных в Семьянах поболе, чем негодующих. Те, из большинства, смотрят на окрестные села и делают вывод о том, что лучше под крепкой рукой, но при зарплатах, чем в свободе - да в нищете. Колхоз ведь не крепостное рабство, а элементарное объединение под эгидой вождя с целью выжить. Разве это плохо?

Владимир местного батюшку, отца Евгения, зовет попросту "батькой", а недавно открытый в Семьянах Дом милосердия именует "богадельней", что коробит слух его сотрудниц. Но что делать, если Дом милосердия - детище председателя?

Инициаторами были отец Евгений и Авдеев. Строилось помещение за счет колхоза, что накладно, а дело вот, в чем (по словам председателя):

- Брошенных, одиноких стариков у нас много. Раньше наших ветеранов отправляли в другие богадельни, далеко от дома, и там, "на северах", они жили максимум три месяца - и умирали. Мы с батькой поговорили и решили вынести вопрос на общем собрании. В то время совсем худо у нас было с зарплатами, по полгода я не платил, но народ пошел навстречу. Мы четыре года строили нашу богадельню, потом еще с председателем профкома Ниной Александровной Суриной по домам ходили (люди стеснялись у себя в деревне переселяться в казенный дом), уговаривали. А теперь у нас очередь двадцать пять человек...

Раньше про такие села говорили: "Крепкое!" Я знавал и другие "крепкие" поселения, и, что характерно, в основе любой крепости лежит личность. Либо это директор какого-нибудь предприятия, либо глава администрации (что гораздо реже, ведь у сельсоветов денег не водится). Авдеев на сей счет говорит уклончиво: "Роль личности в истории..." Любить себя он никого не призывает, но вот - уважать... А много ли вообще у нас в стране таких людей, которые своими поступками (а не личным кошельком!), умеют пробуждать в людях уважение? И не только к какой-то там личности, но и к себе самому.

Село Семьяны

--

--

--

--

--

--