Рабовладелец Коля, в узких кругах – «Генерал»

Колю Плотникова “вытащили” из пропасти жена и старший брат. Последний его запой длился восемь месяцев и Людмила уже было отчаялась в надежде, что он остановится, когда Николай однажды твердо сказал: “Все, напился...” Ему было двадцать девять лет, все еще было впереди.

А вскоре от водки умер старший брат, Владимир. Не пил, не пил, а потом раз - и... ужас положения был в том, что Володя всеми способами пытался спасти Николая, и это ему удалось, но… потом водка стала втягивать в свои бездны его самого, и Николай не смог остановить Владимира никакими богами. Это был аргумент, после которого алкоголь стал восприниматься не просто как враг, но как сам Сатана. Их, братьев Плотниковых, наличествовало трое. Родители были инвалидами войны по зрению (отец - полностью слепой, мать - частично); братья, воспитывавшиеся в непростых условиях, стали больше, чем братьями, а потому потеря одного из них воспринялась как знак свыше. После такого жизнь воспринималась совсем иначе.

Семья Плотниковых появилась, когда Людмиле и Николаю было по 17 лет, а вскоре у них родилась дочь. Люда жила в деревеньке Греблошь, там же жила Колина бабушка, знали они друг друга с детства и юношеское увлечение вскоре переросло в нечто серьезное и основательное. Водка, пытавшаяся подорвать их брак (шутка ли: вся зарплата бульдозериста уходила не нее, проклятую...), потерпела поражение, но нужно было как-то жить, тем более что настали 90-е годы, поначалу внушавшие радостные и немного пугающие ожидания. Оказалось, пугаться надо было больше, чем радоваться.

Вначале Николай попробовал заняться торговлей. Она не пошла: Коля с Людой ездили по деревням (у Коли была машина) и продавали там всякий ширпотреб. Как поступить, если подойдет старушка и ей нужны носочки, которые стоят двадцать рублей, а в кармане у бабушки только десять? Естественно, Николай продавал по десять... а бизнес жалости не признает. Потом он перегонял из Польши подержанные иномарки. Дело доходное, но слишком уж рискованное: едешь туда с “зелеными” и не знаешь, что тебя ждет в следующую минуту. Потом он снова немного поторговал, после чего решил окончательно осесть на земле. Начал он с того, что купил старенький гусеничный трактор, который они вместе с тестем перебрали и... вот здесь-то и начинается удивительная и почти невероятная история.

Однажды он заехал в соседнюю деревеньку Прудник, и там приметил старый амбар. Вокруг был участок земли, на котором по идее вполне можно было выстроить крестьянское подворье. Николай выяснил, что один местный житель уже купил старый амбар на дрова. Николай перекупил строение, а так же оформил в аренду полтора гектара земли (теперь у него земли в десять раз больше).

Параллельно произошло одно, вроде бы, незначительное событие. Однажды ночью к нему в квартиру постучался Серега Рычков, с которым они когда-то вместе работали на тракторах: “Коль... я, того, умираю от голода. Я три дня не ел. Дай хлеба...” Сергей жил в общежитии, но организация, в которой он работал, закрылась, его выгнали, он слонялся по углам, пил, а вид у него был, как у окончательно опустившегося бомжа (Николай его поначалу даже не узнал). Супруги его накормили, а, когда тот отогрелся, попросил: “Слушай... может, возьмешь меня к себе в деревню. Я хоть прислуживать буду, хоть что... другой-то путь у меня - помирать...”

А через два дня появился еще один бомж, Женя Сазанов (Коля тоже его знал раньше), товарищ примерно такого же вида. Е еще немногим спустя Серега привел бомжиху, такую же отвратительную, как и он, Любу Федорову, с которой они не то, чтобы жили, а старались держаться вместе. Оказалось, у опустившихся людей хорошо поставлен “внутренний телеграф” и новость о том, что кто-то может приютить, разносится по городу и окрестностям (среди “бичей”) почти мгновенно.

Николай в глазах этого “христова воинства” наверняка выглядел преуспевающим бизнесменом (хотя на самом деле, кроме трактора и подержанной иномарки, которая давно переломилась пополам на русских дорогах, особых богатств у него не было). Может быть, эти люди чувствовали, что только Николай, человек, сам чуть не скатившийся в бездну (в маленьком городе все на виду), сможет их понять. Но Плотникова стали заедать сомнения. Долго они раздумывали с женой, а потом решили: ну, не бросать же их, есть же амбар в Пруднике, давай-ка им оборудуем там жилое помещение и пусть как-то там крутятся! Не по-человечески как-то гнать...

Местное население приняло новоприбывших напряженно; рассуждения бабушек были просты: “Вот, привез Николай себе батраков... ох, страсть-то какая на них смотреть! У-ф-ф-ф... Тьфу, нечистая!” А видок был еще тот... Тем более что Люда Федорова имела в своей биографии восемь (!) “ходок” на зону, и общий тюремный стаж 17 лет. А история у Люды была такая: однажды ее подпоили крепкие ребята и дали подписать какую-то бумажку, после чего просто выбросили во двор. Осталась она без квартиры и без прав. Крутые парни наверняка подумали, что очистили общество от очередного “бича”, тем более что своими пьянками и скандалами Люда не внушала особенного оптимизма соседям.

- Это тогда она была “шебуршная”, пальцы веером. Сейчас-то она “поосела”, о жизни задумалась... - так оценивает нынешнюю позицию Люды в жизни Николай.

Итак, в первый год они посадили картофель, завели личные огородики, купили козу. И Николай стал искать печника, чтобы построить хорошую печь. Вот тут-то на полную силу и включился “бомжовый телеграф”! Нищие и убогие к нему повалили валом... Уже скоро в своеобразной коммуне (в городе это поселение прозвали “Республикой ШКИД”) проживали 7 человек, потом 12, 15... Ну, что делать, если в деревню приходит человек и говорит, что хочет жрать и согласен работать где угодно?

Теперь-то Николай хорошо научился разбираться в людях подобного рода, можно сказать, он теперь как Макаренко, только для взрослых:

- Вообще, когда человек приходит, его видно насквозь. Если человек хлебнул горя - он будет работать. Он будет цепляться за все - и руками, и зубами - лишь бы вылезти из этой каши. Вот, положи деньги на видное место - он, как собака, будет их охранять, а сам не притронется. Пройдет месяц - он становится совсем другим человеком. Понимаешь... в обычных условиях, не в нашей «богадельне», он хочет работать, хочет нормально жить, но никто на него не обращает внимания, точнее, все брезгливо отворачиваются. Вот, из таких людей и собран наш коллектив. А есть такие, кто думает: “Вот, зиму перезимую - и рвану...” Такие приходят отъестся, помыться; они и воровать будут, и во все тяжкие ударятся. Сейчас у нас трое новеньких, и по одному я точно вижу, что он не сможет долго задержаться.

Сейчас в коммуне проживает 17 человек, а всего через нее прошли больше 70 бомжей. Отсев высокий, но зато остаются люди порядочные, совестливые «божьи». Главная юридическая проблема в том, что люди эти – даже не смотря на свою блаженность (поверьте – они зачастую именно блаженные!) - лишены документов и по закону их положено отовсюду гнать. Николай (почему-то его работники дали ему прозвище “Генерал”) пробовал им платить зарплату, но все заканчивалась весьма печально: уже через пару часов все выданные деньги оказывались в городе, а его “братия” возвращалась в свое общежитие в смертельно пьяном состоянии. В результате проб и ошибок сложилась такая система: у каждого из проживающих в общежитии (под него переделали тот самый амбар, поделив его на комнатки) есть свое маленькое хозяйство. Кроме того, каждый выполняет свой объем работ - на ферме, в лесу или на пилораме. На счет каждого записывается определенная сумма заработанных денег (от тысячи до полутора тысяч в месяц), на которые каждый один раз в неделю заказывает то, что ему нужно. Николай закупает сигареты (120 пачек), хлеб (60 буханок), основные продукты, ну а мясо, картофель и овощи они имеют свои. Теперь поголовье на ферме составляет 7 коров, 45 овец и 27 свиней, есть большое овощехранилище. По потребностям покупаются телевизоры, радиоприемники, книги, одежда, валенки, сапоги или другие прелести цивилизации. Три раза в год - после посевной, уборочной и в канун Нового Года - работник имеет право на “увольнительную” в город. Работник может уйти, когда ему заблагорассудится, но тогда его в коммуну больше не возьмут. Сделано это вот, почему:

- Без моего разрешения с территории никто не может уйти. Дело в чем: если в какой-то соседней деревне будет совершена кража, милиция наверняка подумает на нас. Чтобы ручаться за моих ребят перед милицией, я должен быть в них уверен. Вообще у нас существует “закон джунглей” - всего лишь с двумя пунктами: “не укради” и “не пей”. Первый пункт компромиссов не допускает, во втором я даю поблажки. Раз в неделю, после бани, алкоголь дозволяется. Но среди ребят пятеро у нас вообще не пьют и заказывают себе не водку, а конфеты. Раньше, когда я еще не слишком им доверял, приезжал по ночам с проверками; неизвестно ведь, что за люди приходят. Как-то раз приехал, подошел тихонько и слышу их разговор: “...Генерал этот - лох. Мы этого мужика подоим - и свалим...” Я вошел и сказал: “Ребята, не за того принимаете, я вас живо в стойло поставлю...” Ведь они думали, что если есть солярка, запчасти (а все это у нас не заперто), можно перезимовать, а потом продать налево. Они поняли, что ничего здесь не сделаешь, и ушли восвояси...

Этнический состав “воинства” удивляет своим разнообразием: здесь живут и латыш, и украинец, и белорус, и венгр и даже финн. “Пионеры” Сергей Рычков и Людмила Федорова, смогли в деревне построить свой домик, пусть и небольшой, но кирпичный. Сейчас строит свой дом другая семья, созданная здесь, а вообще здесь, на ферме соединились четыре супружеские пары - и каждый мечтает обрести свой дом. Перспективы есть, так как планируется строить еще один двухквартирный дом. Раз в месяц они собирают “ курултай”, на котором обсуждают все насущные проблемы. На собраниях также решается, кто сколько заработал. Николай старается внимательно выслушивать своих работников:

- Я ведь тоже не святой, ошибаюсь. Они мне говорят: “Не так, Геннадич, надо по-другому...” Но, если я уверен хотя бы на девяносто восемь процентов, что я прав - меня уже не переубедишь! Вместе решаем, если надо кого-то уволить. Бывает и такое, что человека приходится выводить из коллектива со скорбью в душе. Он работяга, трудолюбивый, но не может без вина. А есть такие которые “борзеют”, пытаются установить в общежитии порядки по тюремным “понятиям”. Но коллектив таких сам изживает. Самое страшное здесь (я уж в это не вмешиваюсь) - это “крысятничество”, мелкое воровство. Мы не так давно выгнали одного, “Женя Фонтомас” его звали, за два ведра картошки (он их на бутылку обменял). Закон есть закон. А вообще с ними интересно: столько историй наслушаешься!

Истории хоть и разные, но мотив у них примерно один: людские предательство и подлость плюс еще слабоволие и легкомыслие пострадавших. Живет, например, сейчас в коммуне Вова. С ним история простая: его из квартиры выгнал на улицу брат, и не просто брат, а близнец. Печник, дядя Ваня, имеет где-то взрослую дочку, с которой у него нелады. Дядя Ваня - книгочей, он все свободное время с книгой, он больше молчит и в душу Николай к нему не лезет.

- Или вот Света. Она детдомовка, ее послали в ПТУ учиться, ну, шлялась она по городу с какой-то проходимкой, все вино, гулянка. Она добрая, умная, но, видно, в детдоме у нее не воспитали воли, что ли... А вот Сережа Марков. Я его давно знаю, лет с десяти: жили мы по соседству. Вот он излил мне душу. Он воевал где-то в Таджикистане, а после они решили обменять с матерью квартиру. Мать умерла и нашлись “доброжелатели”, все обхаживали его, обвораживали. И однажды он домой приходит - а там другая, железная дверь. Так он и остался без жилья, без документов. Таня, доярка, родом из деревни. Родители умерли, дом развалился. Она переехала в город, ухаживала за одной бабушкой, пока та не умерла. И Таня осталась без жилья. Каким-то образом она перебралась в нашу деревню, стала жить с одним забулдыгой, который нас ненавидит. Однажды она сама пришла и сказала, что сожитель посылает ее воровать у нас овощи. Кончилось тем, что осталась у нас жить, потом соединились с нашим парнем в семью. Теперь они с Витей дом себе строят. Или дедушка Волков. Он у нас три года в вагончике в лесу живет, охраняет технику. “Это мое”, - говорит, да и фамилия его оправдывает. А так у него семь “ходок” в ЛТП. Этот дедушка сам свою квартиру пропил... Утром в канаве проснулся - ни денег, ни документов, ни ключей...

Приходил в Прудник и совсем необычный человек. Громадный, розовощекий, опрятный, спрашивает басом: “Это вы хозяйство Плотникова? Вам тракторист нужен?” Оказалось (назвался он Витей) мужичина пришел из Ростова-на-Дону. Он странник, любит бродить по нашему немаленькому отечеству. У Вити норма - тридцать километров в день - и так он все бродит, бродит. Иногда в монастыре задержится, а на сей раз пришел к Николаю. Мужик абсолютно трезвый, ему только поесть бы побольше, так вот Витя этот отработал всю зиму, а весной взял свой чемодан, сказал: “Мужики, в какой стороне Окуловка?”. И пошел напропалую в сторону далекой станции. Мужики почесали свои затылки (жаль, хороший работник, и человек порядочный!) и пришли к такому выводу: “Этот Витя такой: куда ветер - туда и он...”

Николай иногда задумывается: зачем ему все это? Мог бы - пусть и в меньшем объеме - работать с младшим братом и зятем. Но ответа найти не может. Если это вид современного рабства - то странное это рабство, на которое сам человек напрашивается. В конце концов, если поэт когда-то призывал “милость к падшим”, - кто-то должен таковую милость в жизни реализовывать. Главное, что люди эти начинают верить, что и в их жизни не все потеряно:

- Первое время я буквально заставлял сажать личные огородики. А теперь приезжаешь - они ропщут: “Начальник, семена давай!” Приятно осенью смотреть на эти огороды! А местные жители (бабушки только остались-то...) теперь не жалуются. Вечерами собираются на перекрестке и с нашими женщинами “трещат”. Общение, как-никак...

Возвращение

...Уж не знаю, по каким приметам, но видно, что все их десять детей рождены в любви. Вообще Нина Николаевна и Валерий Борисович Ивановы немного удивлены тому факту, что из семью в Боровичах воспринимают “непомерно большой”. Дело в том, что с молодости они жили в казахском городе-трудяге Хромтау. Город был интернациональным, всесоюзным, и, если на улице видели представителя “коренной национальности” (казаха), это уже было событием.

В Хромтау жили немцы, белорусы, евреи, татары, чуваши, - в общем, представители 87 национальностей, и о том, что их общая семья народов когда-нибудь распадется, даже не могли предположить. Нормальным считалось, если в семье имела 5 или даже 7 детей - и 10 детишек Ивановых тоже не было исключением. Размежевание государств, уродливый национализм, переход школ на казахский язык - все это было позже...

Валерий еще юношей отправился в Казахстан из родных Боровичей за “длинной деньгой”, работал на шахте на стройке; так же, из деревни в Оренбуржье, в Хромтау приехала и Нина. Их ждали свобода, вольные степи, любовь, радость появления детей... Нина в декретном отпуске сидела очень мало и всякий раз после того как ребенок делал первый самостоятельный шажок, возвращалась на работу на обогатительную фабрику. Они никогда не задумывались о том, что можно убить ребенка во чреве, и сразу, еще до свадьбы договорились: “сколько детей Бог даст - столько и будет”. Перетащили к себе родителей Нины, получили хорошую квартиру, но вскоре развалился Союз и начался развал. Первыми из Хромтау уехали немцы. Потом стали уезжать остальные. Ивановы тоже хотели податься в Россию, да Нинины родители чувствовали себя неважно и второго переезда они бы не перенесли.

Вообще жить в Казахстане, по мнению Валерия, можно, там были рабочие места, стабильный заработок, но окончательно Ивановы убедились в том, что нужно перебираться в Россию, после того как в школе стали вводить образование на казахском языке, а русских учителей стали откровенно и нагло выживать. Держались Ивановы до последнего, до того момента, когда умерли старики, до осени 2001 года.

Они похоронили родителей и стали собирать вещи. Деньги, вырученные за хорошую 4-комнатную квартиру (всего-то 1600 долларов!), “съел” переезд, но Валерий надеялся только на свои руки:

- Мы сразу всех детей предупредили, что ничего хорошего здесь не будет. У России свои проблемы, она нас не ждет и придется закрепляться самим. И решили сжать зубы, “занять глубокую оборону” - и не жаловаться. Мы решили так: из окружения выходим организованной группой!..

Три дочери - Маша, Юля и Вера - к тому времени стали совершеннолетними. Остальные - школьники (Александру тогда было 16 лет, Оле - 13, Зине - 11, Кате - 10, Мише - 8, Свете - 6, и самой маленькой, Вике - всего 2 годика). Как говорится, “мал-мала-меньше”.

Приютила их старенькая Валерина мама в своей двухкомнатной квартире. Но через 3 месяца она умерла с случилось невероятное: родной брат Валерия просто выгнал семью из квартиры, заявив, что они здесь никто. Юридически брат прав - он там прописан. Но, если судить с нормальной, человеческой точки зрения, трудно здесь даже комментировать, потому что у того брата есть другое жилье. Из своей квартиры он разрешил взять только книги.

Другой “подарок” преподнесло государство. Документы на гражданство Ивановы подали вместе, но почему-то получилось так, что российские паспорта дали не всем. Чиновники объяснили, что в момент оформления документов вышел “Закон о гражданстве”, согласно которому новоприбывший получит российское гражданство только после 5-летнего проживания в стране. В результате Вера и Юля гражданства не получили. И даже более того: на них выписали штрафы - по 500 рублей - за нарушение режима проживания! Вот так страна встретила Ивановых... С казахскими паспортами девушки не имеют права ни поступить в учебные заведения, ни пойти на работу! На самом деле Вера и Юля сейчас работать устроились (есть в городе такие организации, куда из-за низости зарплаты и тяжести труда российские граждане работать не идут). Но Ивановы верны себе: сжать зубы - и держаться.

Довольно долго они снимали частную квартиру. Валерию повезло. У него золотые руки, он умеет почти все, и его с радостью взяли к себе в бригаду друзья детства, которые подрабатывают в Москве и Петербурге на строительстве. Как теперь модно говорить, он стал “гастробайтером”. Работа тяжелая, она сопряжена с рисками (в любой момент тебя могут обмануть наниматели, “наехать” милиция, да и с заработанными деньгами возвращаться домой рискованно), но Бог Валерия миловал и более-менее на содержание немаленького семейства хватает.

Сейчас работают трое их детей. Заработки в Боровичах небольшие, а потому, учитывая, что Ивановым приходилось еще платить за наем квартиры, концы с концами сводить приходилось с трудом. Тем не менее, своей линии “не просить” Ивановы придерживались (как придерживаются до сих пор).

- ...Один раз только, когда еще приехали из Казахстана, мы сходили с Ниной в администрацию и просто сказали, что вот, мол, такие мы есть. И в прошлом году нас вызывают и говорят: а не хотите ли переехать в... дом?

В пригороде, в местечке Пристань, была начальная школа. В ней оставалось всего пять учеников и из-за этого школу закрыли. Здание старое, 1894 года постройки, но довольно прочное. В позапрошлом веке строить умели, а особенно умели выбирать место: здание стоит на горке при впадении реки Вельгии во Мсту. Видно его издалека, а с самой “школьной” горки видны старые деревни, навесной мостик через Мсту и старинный особняк в селе Коегоща.

Это был истинный подарок от администрации города, показавший, наконец, что государству не безразлична судьба русских многодетных семей. В Казахстане Нине Николаевне дали медаль “Алтын алка” (“Золотая мама”), и это было единственным, чем там помогли. Здесь, в России, медаль не дали но предоставили - пусть и старенький - но дом. И уже не важно было, что “на прощание” бывший завхоз школы срезала в доме всю электропроводку.

В первый вечер, после того как с тортом отметили новоселье, Нина и Валерий вышли на берег реки. Над их головами сияли звезды и в свете Луны их новый дом казался им волшебным замком. Наконец-то они обрели свою Пристань! Родина наконец-то повернулась к ним лицом. Впервые они заметили, что там, в Казахстане, хоть и вольно, но - голая степь, а здесь, в России - природа! Такая родная, теплая, живая...

В последующие дни Ивановых поразило, что простые, совсем чужие люди, как правило, бабушки, приносили ношенную (но тщательно постиранную) одежду и спрашивали, чем им надо помочь. У Ивановых принцип: ничего старого не брать, и одежду они передавали в семьи, которые считают более нуждающимися, например, двоюродной сестре Валерия, которая одна, без мужа, воспитывает пятерых детей.

Садовник Семен Ушанов

- ...Ну, отец! Мы с тобой не раз об этом говорили. У каждого из нас своя работа, семьи, квартиры. Никто сюда жить не приедет. И - конец...

- Люба, Люба... Ну, что ж мне теперь делать, коли я не вечен? Здесь же никому это не надо...

- Да не бросят твой дендрарий. Все будет нормально...

- Знаю, как нормально. Как всегда у нас: плюнут - и забудут. А может, все-таки...

- Ну отец...

И так каждый день, пока старшая дочь гостит у стариков. Переживает Семен Андреевич Ушанов, что детище его останется без хозяина - и все разгромят. Даже несмотря на то, что его сад признан “памятником местного значения”. В сельсовете Семен Андреевич числится “садовником”, получает 1100 рублей, есть у него и помощник, Коля Рей-Шахрид (чисто русский мужик, сам не знающий, откуда у него такая фамилия), который за 400 рублей в месяц чистит дорожки от снега. Нет доверия Коле - потому как, бывает, по неделе не приходит в дендрарий. Коля непьющий, но русская лень накрепко сковала Рей-Шахрида в своих объятиях.

С самого начала Семен Андреевич сажал именно сад, это потом ученая братия научила его слову “дендрарий”. А начиналось все с того, что однажды, когда Ушановы переехали из деревеньки Лазница в Опеченский посад и поставили новый дом, Семен Андреевич решил укрепить разъедаемый коррозией берег реки Мсты. Дом был не совсем новый, так как был он собран из бревен, которые когда-то были частью Жадинского шлюза Екатерининской водной системы. Получилась как бы связь эпох.

Вообще Опеченский Посад - село необычное. В старину в нем жили лоцманы, проводившие баржи с хлебом по изобилующей порогами Мсте. Поскольку зерно в Опеченском перегружали с судна на судно, возник торжок, послуживший процветанию села. В Опеченском Посаде до недавнего времени стояли три гигантских липы, под которыми по преданию Екатерина Великая пивала чай с местными лоцманами и купцами, а так же одаривала их презентами. С тех пор Мста обмелела, судоходное значение потеряла, - но село в запустение не пришло, а до 1960 года оно даже было районным центром.

Родная деревня Семена Андреевича находилась всего в трех километрах от Опеченского, но расстояние это сильно рознило образ жизни в Лазницах и в Посаде. Если в Опеченском питались рекой, в деревеньке - землей. Ушановы были вполне крепкими крестьянами, середняками, может быть, именно поэтому Семен Андреевич так всегда был близок к земле.

Тем не менее, Ушанов с молодости пошел по медицинской части. Прямо из медицинского техникума, в 41-м его взяли на фронт, где он был санинструктором. В бою под станцией Мга (на Волховском фронте) его тяжело ранило, потом, когда его выходили и спасли от ампутации руку, он дослуживал в Манчжурии.

Первое, что сделал Семен Ушанов, когда вернулся в 45-м домой, в Лазницу, - посадил сад. Пришел он с войны с язвой желудка, 3-й группой инвалидности, но главное - живой, как и его отец. Мама, Пелагея Андреевна, плача, сказала, что ежедневно за них клала по сорок поклонов Николаю Угоднику. Отец, Андрей Григорьевич, для которого это уже была третья война, ухмыльнулся, а Семен взялся за дело. Еще в 39-м году, во время Финской войны, родительский сад весь вымерз и Семен решил его полностью восстановить. Он специально ездил в поселок Хвойный, в питомник, и раздобыл там 25 саженцев яблонь - ровно столько, сколько их было до войны. Яблони плодоносили плоть до того дня, когда Ушановы оставили Лазницы навсегда.

Семен доучивался в Медицинском техникуме, там он женился на девчушке Зое и скоро у них родилась дочь, которую назвали Любовью. А вскоре Семена взяли в армию во второй раз. Мужиков на войне повыбило порядочно и специалистов в войсках не хватало. В Армии у них родились еще две дочери-близняшки, которым для христианского порядку дали имена Вера и Надежда. После демобилизации и до самой пенсии Семен Андреевич работал на санэпидемстанции врачом (а, когда район ликвидировали, фельдшером). Супруга, Зоя Ивановна, работала в местной больнице акушеркой.

...Итак, однажды, когда Ушановы поставили дом на берегу Мсты, Семен Андреевич высадил вдоль овражков деревья - 20 лип и дуб “черешчатый”: они стали “пионерами” будущего дендрария. Вскоре Семен Андреевич засыпал эти коварные овражки землей. Образовалась как бы пустота и Ушанов решил заполнить ее садом из всевозможных деревьев, который был бы доступен для всего общества.

С самым первым своим дубом Семен Андреевич частенько разговаривает. Этому его научил один старенький академик из Ленинграда, который раньше частенько привозил для посадки всякие необычные растения, например сосну с острова Валаам. Каждый день Ушанов приходит к дубу и шепчет ему: “Дуб дубовый, помоги, Господи, дай мне здоровья дубового. Пятьдесят лет я тебя выращивал, своей силой делился. Поделись и ты своей силой...”

- Зоя моя сначала посматривала с опаской: чего я туда, к дубу хожу. Я объяснил ей. И теперь она сама тайком к нему похаживает, тоже о чем-то с ним шепчется...

Первоначальная мысль, послужившая толчком к созданию сада, была ясна, как колодезная вода:

- С самого начала я был уверен в том, что каждый должен украшать свой участок Земли. А укрепление берега - это уже вторичное...

Сначала Семен Андреевич посадил все виды деревьев, произрастающих в родном краю. Следом его заинтересовали растения, произрастающие в далеких краях. Мста - река туристическая. По ней на байдарках, каяках, плотах и прочих плавсредствах летом сплавляются много интеллигентных людей, среди которых встречаются профессора и даже академики, желающие отдохнуть от всяких симпозиумов и коллоквиумов среди негромкой русской природы. Один из академиков впервые и предложил назвать сад “дендрарием”. По сути, дендрарий - это тоже сад. Только растения в нем выращиваются не просто для красоты, но для научных целей. Научная цель для Ушанова - акклиматизация экзотических растений в Средней полосе России. Кстати, в Опеченском слово “дендрарий” знают все - от малышни до глубоких стариков и никто не делает орфографических ошибок при его написании. В селе есть еще один необычный человек, коммерсант, который открыл магазины с необычными названиями, например, “Бабушкина лавка”, но в деятельностью Ушанова это несравнимо.

С тех пор, как слава о сельском дендропарке разнеслась по стране, в Опеченский Посад потекли посылки с саженцами и семенами. Постепенно число деревьев и кустарников превысило 600, а количество видов произрастающих растений достигло 150-ти. У дендрария появился “шеф”, заведующая питомником Лесотехнической академии в Петербурге Лидия Алексеевна Семенова. Она несколько раз приезжала в село и давала ценные указанию по содержанию рассады и культивированию редких растений. Свой питомник завелся и во дворе Ушановых:

- Он в огороде у меня, этот питомник. За саженцами дочери мои ухаживали, Вера, Надя и Люба. Пока они в города не уехали. Нет, не хотят они возвращаться. А у меня ведь и инфаркт, и инсульт был, что завтра будет - не знаю. Жаль...

Параллельно Семен Андреевич занимался благоустройством своего сада. Нашел в деревне Ровное громадный валун, целую неделю его вокруг обкапывал, а потом попросил трактористов, чтобы его притащили в дендрарий. Везли эту громадину два трактора. Установил вышку для обзора местности; а сделал он ее из старого стогометателя. Пришлось применить инженерную хитрость, сделать бетонный фундамент - для того, чтобы вышка выдерживала несколько тонн веса. Дело в том, что в дендрарий, как к достопримечательности, стали ездить (после росписи) молодожены. Молодые, чтобы сфотографироваться, залезают на вышку целой гурьбой и строение должно надежно держать всю эту ораву. К вышке прикреплен круг, который символизирует собой “спасательный круг природы”. Вообще, экологическая тема через дендрарий проходит толстой “красной” полосой.

В дендрарии есть специальная “аллея молодоженов”: каждая пара молодоженов из села должна посадить дерево. Совсем новое изобретение - “аллея благотворителей” здесь деревья сажают чиновники и богатые люди, - те, от которых зависит будущее дендрария.

Однажды, во время засухи, Семен Андреевич вырыл... пруд. Надо было поливать деревья, и как раз администрация выделила средства для водопровода. Ушанов подумал тогда: просто труба - это несерьезно... а не создать ли мне замкнутый водоем, а посреди него путь будет фонтан! И сделал все это. Практически в одиночку. Это для него как физзарядка была: жена еще спит, он бегом в дендрарий -и 25 ведер глины выгребает. Норма такая. Дамбу для пруда помогли насыпать школьники, с которыми Ушанов в те времена занимался в кружке “юные друзья природы”.

Три года назад знаменитые Екатерининские липы по просьбе людей, которые рядом с ними жили, свалили. Народ боялся, что они от ветхости упадут - и придавят их дома. Перед тем, как пилить, ходили за советом к Семену Андреевичу:

- Жалко их, конечно, было, но я сказал: “Липы свое послужили... пилите”. Когда их распиливали, я сказал: “Ребята, вот этот ствол - самый интересный, оставьте его мне...” Ствол изнутри пустой и я вот, что придумал. Веду я экскурсию и говорю: “Ребята, все в жизни меняется, рано или поздно придет к катастрофе, но ребята, вот еще что, - (это я для хохмы придумал), - это дерево святое. Кто проползет сквозь него - тот и учиться хорошо будет, и все в жизни будет нормально...” Они фонтан мой бросают - и в липу. А я встаю на выходе из ствола и говорю: “Она поможет, конечно, но - если ты добрым, умным будешь. Не надейся только на нее!”

Еще одна выдумка Ушанова - медведь, которого он изваял сам. Медведь обычный, бетонный, но во рту его находится динамик. А провода от динамика под землей тянутся к дому Семена Андреевича:

- У меня магнитофон на веранде стоит. Я по нему запускаю песни, голоса птиц. Рассказываю о любви к природе. Иногда и матюгнусь, бывает. Вот, залезет кто-нибудь на дерево, медведь ему: “Мать-перемать! Слазь, пожалей дерево, живое, все ж...” Ох, хохма за ними смотреть: они сначала глядят на медведя, раскрывши рты, а потом - бежать!...И ведь такая молодежь стала, что природу ни во что не ставят. Растет кедр, девчонка с парнем идут с дискотеки - сорвет она с него ветку - и с ней играет. Я вот раньше призывал в Парке Победы (есть у нас такой), чтобы сажали деревья в честь каждого родственника, не пришедшего с войны. Сажали, с радостью, с энтузиазмом. А теперь больше портят: траву сжигают весной - деревья (ведь в них, считай, души их предков!) гибнут.... Да что там деревья! Таблички отломали с именами погибших! Я их сам восстанавливал... Надпись там была “Миру-Мир” - буквы от нее отковырнули - и сдали как цветмет во вторсырье. Урны алюминиевые из дендрария туда же “убежали”. Хотя, нет. Есть и хорошие дети. Прошлым летом приезжали из города, из какого-то экологического клуба. Помогли цветы сажать, даже кукурузу посадили! Хорошие ребята...

Кстати: село-то называется Опеченский посад. В таком селении только и делать, что сажать деревья!

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Новгородская обл.