Дворянское гнездышко

Эта история – нагляднейшая иллюстрация простой русской истины: “не стоит деревня без праведника”. Одна скромная женщина, не порвавшая связей с родной деревенькой Дворяне, смогла “вытащить” деревню из мрака забвения…

…Дражайший супруг Нины Михайловны Колчиной как накануне, так и в день праздника жене, мягко говоря, не помогал. Павел Петрович находился во власти распространенного у нас заболевания, которое иногда называют “русской болезнью”. Сначала мирно отсыпался в густой траве, за баней, а после “страдал головой”, не принимая участие ни в действе, ни в его подготовке. Благо Нине Михайловне помогали многочисленные подруги. Большинство из них – местные, “дворянские” уроженки. В свое время они (впрочем, как и сама Нина Михайловна) уехали из Дворян в города. Возвращаются большинство из них на малую родину только к праздничным дням. Да и то слава Господу! Хотя бы ненадолго тихая деревушка становится значительнейшим культурным центром!

Действо называется “Дворянское гнездо”. Это одновременно и ярмарка народных ремесел, и концерт самодеятельных коллективов. Ну, и народное гуляние, конечно, со всеми причитающимися атрибутами. Вплоть до застолья, конечно…

Праздник в Дворянах появился недавно. У его истоков стояла молодая женщина, журналист районной газеты “Отечество” Мария Савельева. В поисках материалов для своих статей она много ездила по району, и не могла не познакомиться с Ниной Михайловной. У Колчиной, приезжающей из города Тольятти (ее постоянное место проживание) на целое лето, уже тогда родовой дом был похож на музей. Нина Михайловна художник-керамист, обладатель многих призов, в том числе и международных. Однажды Колчина даже взяла “гран-при” на международном конкурсе глиняных игрушек-свистулек в Италии. Мария вспоминает:

- Тетя Нина меня прежде всего поразила как человек. Удивительные, светлые глаза и потрясающая харизма! В ней русская душа оживает – широкая, добрая… Тетя Нина возвратила из небытия старинный местный промысел – “дворянскую игрушку”. Я написала проект, назвали мы его с тетей Ниной “Дворянское гнездо”. Он имел экологическое направление, и послали мы его на конкурс “Моя страна – моя Россия”. До финала мы не дошли, заняли двенадцатое место. Нам сказали: “Проект сыроват…” А приближался престольный праздник деревни, Успение. Я походила по предпринимателям города, рассказала им о нашей с тетей Ниной задумке (устроить праздник народного творчества). Они прониклись и помогли деньгами. Народу праздник понравился, решили собираться ежегодно. Проекта как такового уже нет. Но есть рожденная традиция!..

У Нины Михайловны свои воспоминания:

- Приехала Маша Савельева и рассказала про конкурс. Я вспомнила про пляски, хороводы, которые у нас в деревне водили. Ведь у нас даже на кладбище хороводы водили, в поминальные дни. Только без песен. И вот, наконец, через столько лет у нас в Дворянах возродились хороводы!..

Мария уже не работает в газете. И в организации праздника не принимает участие. Конечно, случилось чудо, что чаяния двух женщин соединились в единый благотворный порыв, который подобно катализатору, превратил серое вещество обыденной жизни в яркое полотно праздника. Дошло до того, что один коммерсант на горке, рядом с деревней, за свой счет поставил часовню, освященную в честь Успения Богородицы. И праздник теперь начинается с совместного молебна у часовни. Ну, а заканчивается, как уже говорилось, широким гулянием.

Праздник, на мой взгляд, действительно удивителен. Нигде (а бываю я очень даже во многих краях) я не видел столько улыбчивых лиц. И даже более того: люди здесь, в Дворянах, выглядят одухотворенными! Будто благодать какая-то снизошла на деревню… А как иначе: ведь даже священник приезжает благословлять праздник!

“Зимнее” (то есть, постоянное) население Дворян – четыре человеческие души. Коля Колчин, механизатор, с мамой Анной Евстигнеевной, да Костя Никитин с мамой Зоей Петровной. Мужики имели семьи, потом потеряли их (в основном, по “пьяной лавочке”). Теперь, оказавшись на обочине жизни, ухаживают за больными матерями. Костя, как бывший офицер, выбран старостой деревни. Он бросил пить и пытается наладить жизненные связи. Во всяком случае, пока мужики (в основном из приезжих) пребывали во власти зеленого змия, именно Костя бегал по деревне и все косил, рубил, пилил, строгал… Есть, есть еще мужчины в русских селеньях! Правда, немного. Главная нагрузка в русских селеньях все же ложится на женщин.

Нина Михайловна, выйдя много лет назад замуж, не поменяла свою “родовую” фамилию. Потому что с ней, с фамилией “Колчины” связана вся история Дворян. В районном музее я нашел карту Яранского уезда позапрошлого века. На ней деревни Дворяне нет. Но на том месте, где должны быть Дворяне, обозначена деревня Балчуги. Это старое название Дворян. Нина Михайловна поведала мне легенду (которая в сущности больше похожа на быль).

Ее Нине Михайловне рассказывал отец, Михаил Степанович Колчин. Жил в деревне парень, Петр Колчин. А невдалеке от деревеньки Балчуги находилось имение некоего столбового дворянина (имя которого история не сохранила). У барина были дочери, а сыновей не было. И одна из дочерей (ее имя тоже неизвестно) влюбилась в Петра. Барин долго противился “неприличному” роману, но все же согласился на “маргинальный” брак простолюдина и своей дочери “голубых кровей”. Некоторое время Петр жил в имении, но произошло что-то такое, отчего молодую чету барин таки отселил. Вернулся Петр со своей дражайшей в свою деревню. Пошли детишки, и вскоре большая часть деревни стала носить фамилию “Колчины”.

Так что вполне уверенно можно сказать: в уроженцах Дворян действительно течет дворянская кровь. Наверняка все Колчины – потомки Петра, родственники. И деревня вполне закономерно получила название “Дворяне”. Некоторые особо завистливые ворчат: “Ну, какие вы аристократы! Так, шваль… А “Дворяне” ваши оттого, что предки ваши по дворам ходили, побирались…” Ошибаются! В Дворянах не побирались никогда. Потому что в деревне столетиями процветал промысел, который не просто кормил, а позволял на ситный хлеб масло намазать. История жизни Нины Михайловны – неотъемлемая часть истории “дворянского” промысла.

В Дворянах делали кирпичи. Невдалеке, за речкой Пештанкой, есть месторождение хорошей красной глины, из которой кирпичи получаются – отменные! Прочные, гладкие, легкие… Вся деревня летом занималась заготовкой глины и формовкой кирпичей. Зимой их обжигали в специальных самодельных печах. Ну, а досуг занимали… валянием валенок. Валенки являлись для Дворян дополнительным приработком. А “на закуску”, для души лепили из красной глины игрушки. Особенные, ни на что другое не похожие, изображающие разных животных и птиц. И обязательно они должны были свистеть! Считалось, что ребеночек играется со свистулькой, “муслюмкает” ее, а вместе с частичками глины в организм малыша попадают полезные вещества. Теперь и именуют “микроэлементами”. Откуда в глухой деревне все это знали? Видимо, практическая сметка помогала: малыши, играющие с глиняными свистульками, по наблюдению крестьян, здоровее выглядели.

Кирпичному делу Нину Колчину обучал отец. Как и троих других своих детей. А вот игрушки лепить научилась только она, ее братьям и сестре это было неинтересно. Бывало, Нина ногами месит глину вместе с другими детьми (а для кирпичей глину в больших объемах замешивали – да и печи были громадные…), а руками-то все что-то лепит, лепит… Игрушки лепить научила ее бабушка Сиклитинья, очень добрая женщина, знающая много волшебных сказок. Потом, когда Нина Михайловна уже полностью возродила дворянскую игрушку, она многое привнесла со стороны. Местная красная глина для лепки мелких вещей плоховата, она “тощая”, из нее нужно лишний песок удалять (для этого глину “пропускается” через воду). Нина Михайловна вылепленное и обожженное изделие вначале красит белым, а потом украшает голубой краской.

Голубой цвет был у других глиняных игрушек, не местного изготовления; их приносили старьевщики, они и выменивали на тряпье. Нина Михайловна тогда, в детстве заметила, что обязательно на игрушках была нарисована восьмиконечная звезда. Уже в зрелом возрасте Колчина узнала, что звезда эта называется “Богородичной”. А голубой цвет – символ Девы Марии. Белый – знак чистоты, непорочности. Не случайно ведь в Дворянах главный праздник – Успение Пресвятой Богородицы! И основной мотив “дворянской” игрушки – Богородица.

У Нины Михайловны двое детей, и оба – профессиональные керамисты. Вячеслав – модельщик на “Автовазе”, Татьяна – дизайнер. У обоих – высшее художественное образование. А вот сама мастерица, можно сказать, - художник народный, то есть, получила она керамическое образование не в институтах, а в родной деревушке. Начать рассказ о судьбе Нины Колчиной следует с корней.

Отец Нины Михайловны и его братья “на кирпичном деле” жили небедно. Но и не шибко зажиточно. Когда пришло время раскулачивания и рождения колхозов, братья Колчины думали, что их не тронут. В итоги все же раскулачили пятерых Колчиных; отняли все – и выслали за Урал… Стояли в Дворянах два дома (один из них потроен был основателем династии Петром Колчиным); в них жили бабушка с дедушкой Нины Михайловны, да девять их детей. Трудились честно, с рассвета и до заката. Печи для обжига кирпичей не успевали остывать до начала нового обжига. И тут – в одночасье все отбирают, да всех мужиков (старика-то пощадили…) высылают к черту на рога… Хорошо еще, женщин пощадили…

Выжили на Урале четверо, одного из братьев Колчиных там, на чужбине, схоронили. В конце концов братья вернулись, но они все больше предпочитали помалкивать о том, что там, на Урале с ними произошло. В том числе старался не распространяться и отец Нины Михайловны. Им вернули один из домов. И снова “впряглись” в прежнее: кирпичи-валенки, кирпичи-валенки… Тот дом, который теперь Нина Михайловна перестроила под музей и мастерскую, поднял перед войной отец. С отцовым домом у Нины Михайловны связаны самые счастливые воспоминания жизни:

- В нем, меся “кирпичную” глину, я стала первые игрушки лепить. А после школы пошла на ферму, в свинарки. Приехал как-то корреспондент районной газеты, и захотел написать про меня, юную свинарочку. Слово за слово – узнал он, что я после работы леплю и рисую; он и говорит: “Скоро у нас в городе выставка будет. Вы нарисуйте хоть что-то для нее!” Нарисовала я на обратной стороне обоев северного оленя. И так получилось, что из Яранска работу эту послали в Киров. И там какой-то маститый художник моего оленя приметил. Меня пригласили в Яранск. Из колхоза “выписали” и сказали: “Рисуй, Нинка!”

“Нинка”, рослая и крепкая девушка, рисовала в художественной школе вместе с маленькими детишками. Ее готовили в художественное училище. Но поучиться не удалось: Нину мучили страшные головные боли. А здесь правительство задумало грандиозную стройку: рождался Волжский автозавод, а рядом с ним расстраивался новый город Тольятти. Там, в молодом городе, на автозаводе Нина Михайловна работала в керамическом цеху. Замуж вышла за земляка (почти, из соседнего района). А узнали Нина и Павел, что они почти что земляки, уже после того как поженились. Павел Петрович – механик по лифтам, человек сугубо технический. Но творческий труд жены уважает. Хотя и не слишком понимает, для чего все эти свистульки да “фигульки” (в смысле безделушки)…

Нина Михайловна никогда не порывала с родными Дворянами. Она каждое лето неизменно приезжает домой. Квартира в Тольятти для нее – не дом, а так, гостиный двор… Колчину поле того как она взяла “гран-при” на международном конкурсе, даже в Италию звали. Конкурс-то был посвящен 1000-летию христианства, и свистулька “Святой Трифон”, придуманная Ниной Михайловной, восхитила всех. Но Дворяне он не променяла на какую-то там Европу. Здесь-то милее!

Именно в Дворянах Нина Михайловна придумала (если быть точнее, воспроизвела) голубой “Богородичный” дворянский стиль. Он не случаен. В Дворянах традиционно и занавески на окна вешают голубого цвета, и обои голубые клеят. Ничего ведь случайного в мире не бывает!

Нина Михайловна в Тольятти с детишками занимается, ведет кружок керамики. Здесь, в Дворянах, детишек нет. Колчина надеется, что смогут в Дворяне ходить дети из других деревень, более населенных. “Дворянская” игрушка уже успела приобрести достойную славу. Так же как и праздник “Дворянское гнездо”: сюда теперь мастера не только с ближайшей округи съезжаются, но даже из других регионов.

Все отмечают удивительную задушевность и праздника, и его “хозяйки”. Нина Михайловна всякий раз придумывает что-то новенькое. На сей раз, к примеру ,она с подругами украсила картонными сердцами целое дерево. На каждом сердечке написано какое-то пожелание, а под деревом написано: “Совет да любовь!” Пустяк, а какая радость-то людям найти “свое” сердечко! Я лично постоянно ловил себя на мысли: “Не сон ли это? Разве можно в нашей стране расслабиться и вкусить главную роскошь земного существования – роскошь человеческого общения?..”

Немного таких мест на Земле, где душа способна безбоязненно раскрыться навстречу добрым стремлениям!

Катюша цепляется за жизнь…

К Яранскому дому ребенка ведет улица Некрасова. Именно это место богатеи города Яранска избрали для своей “Санта-Барбары”, настроив здесь богатые коттеджи. Факт что “новые яранцы”, практически соседи, Дому ребенка не помогают. Помощь несут простые жительницы города, тихие и богобоязненные бабушки…

Главный врач Дома ребенка Илья Патраков заверил меня, что теперь наконец-то малыши ни в чем не нуждаются. Позорные времена, когда даже памперсов в учреждении не было, по счастью, миновали, и Дом ребенка финансируется “на все сто”. Внешне здание Дома ребенка выглядит вполне прилично. А внутри – так вообще все шикарно, уютно. Пусть двор пока что не благоустроен, но, по заверению главного врача, и до него скоро очередь дойдет.

Бывали времена, когда сотрудники Дома ребенка (в особенности старший воспитатель Галина Сергеевна Чиркова) ходили к коммерсантам просить денег на элементарные нужды. Помогали. Но, если честно, туго. Сейчас воспитатели уже не унижаются, ибо у Дома ребенка появились постоянные друзья. Одна женщина, переехав в Германию, создала даже общество помощи Яранскому дому ребенка. Немцы собирают и посылают в российскую глубинку игрушки, книги… И в трудные времена находились люди, которые жалели брошенных малышей. Они и сейчас все так же помогают. Простые бабушки несут ведрами лук, огурцы, клубнику… Или носочков-варежек навяжут. Галина Сергеевна, когда кто-нибудь из женщин что-то принесет, обычно предлагает: “Давайте, мы про вас в районную газету напишем! Ведь мы не просим – а вы несете…” Бабушки обычно отмахиваются: “Да Бог с тобой, матушка! Я же не для того, чтобы прописали. Детишки ведь, как не озаботиться!..”

Иначе относится к Дому ребенка яранская молодежь. Юноши и девушки облюбовали двор учреждения для… своих “тусовок”. Каждое утро воспитатели начинают с того, что убирают с детских площадок пустые бутылки и окурки. Весной на площадке делают ремонт, восстанавливают качели , горки, песочницы… к середине лета молодежь успевает все разгромить. Что делать – нравы…

Илья Алексеевич в Доме ребенка работает с 1986 года, со дня его основания. Два с лишним десятилетия пролетели стремительно, как один день. Но, если оглянуться назад, много, слишком много в стране изменилось… Когда Дом ребенка только открылся, он сразу заполнился малышами. Их количество доходило до 130-ти. Сейчас, в связи с изменением санитарно-гигиенических норм (в лучшую сторону), количество место сокращено до 60-ти. А детей в Доме ребенка сейчас – 45.

Казалось бы, добрый знак благополучия. Однако в текущем году наметилась нехорошая тенденция. Если обычно (в среднем за год) в Дом ребенка поступает 15-17 детей, в этом году число поступивших удвоилось! Что-то такое происходит в обществе… Илья Алексеевич делал анализ. Основная причина: молодая мать-одиночка, жилья нет, работы нет… Мама пишет заявление “о временном устройстве ребенка”. Вроде бы, можно понять малообеспеченных мам. Однако проблема в том, мамы родных детишек домой не забирают. Практически они их забывают…

В чем дело? Вроде бы у нас в стране “национальные проекты”, светлые надежды на будущее, помощь семье… Дом ребенка – своеобразное мерило состояния общества. По мнению Ильи Алексеевича, сейчас в обществе мало происходит хорошего… Все больше негативных явлений: безработица, пьянство, наркомания, бродяжничество… Да к тому же Кировская область – один из самых бедных регионов России. Можно немножечко поднять материальное состояние. Но как бороться с нравственным падением? Мать, бросившая ребенка, уже не вызывает общественно порицание. С нее как с гуся вода: родила – и бросила… И кому дело до того, что душа малыша страдает? Разве только сотрудникам Дома ребенка и своеобразного братства его добровольных помощников….

Учреждение в Яранске специфическое, сюда попадают дети, имеющие серьезные проблемы со здоровьем. Есть дети – инвалиды, причем, не только с физическими дефектами, но и с нарушением интеллекта. Тем не менее, стараниями сотрудников Дома ребенка, абсолютное большинство детей находят свои семьи. Пусть это не кровные родители, но малыши обретают настоящее семейное тепло! В год из Дома ребенка в детский дом “уходит” не больше двух детей, остальные попадают в семьи. Путь (по наблюдению главного врача) во многих приемных семьях бытовые условия гораздо хуже, чем в Доме ребенка. Но ведь это Дом – настоящий, а не казенный…

Есть детишки, которых усыновляют зарубежные родители. Яранский дом ребенка (так сложилось исторически) имеет связи с Испанией. Но сейчас, после многочисленных скандалах, связанных с тем, что российские чиновники творили грязный бизнес на наших детях, “испанский” поток ослаб. Много проблем связано с тем, что большинство из воспитанников Дома ребенка имеют “подвешенный” статус. Родители у малышей есть… “как бы” есть. Потенциальные приемные родители хотят взять малыша, он им нравится. Да и ребеночек испытывает симпатию к тому, кто его “присмотрел”, радуется, тянет ручки… но согласно закону он не сирота. Необходимо пройти непростую юридическую процедуру, судебные разбирательства, чтобы его кровных родителей лишить прав на свое чадо.

Взять трехлетнего Георгия Фоминых, которого здесь все называют “Жориком”. Очень умный, спокойный мальчик; миловидный, улыбчивый, а глаза-то какие голубые! Его бы и отдать в добрую семью, да мама его страдает шизофренией. Пусть она лишена родительских прав, но ведь – наследственность… Воспитатели не имеют право обманывать потенциальных приемных родителей. У Жорика есть родная бабушка, она проживает в Кирове. Бабушка очень старая женщина, она не может принять внука, но часто звонит в Дом Ребенка, живо интересуется судьбой малыша. Сам Жорик с бабушкой разговаривать стесняется. Он вообще очень застенчивый, замкнутый. Если плачет – то тихонечко, про себя…

Больше всего Галину Сергеевну “коробит”, что ребенок-то нормальный, с прекрасным интеллектом. И пребывает здесь в казенном доме… Старший воспитатель говорит: “Дети у нас все отзывчивые, все! Жорик, если его к себе прижать, не отстраняется. Он хочет ласки, тепла… такой нежный росточек, которому нужна защита. Но, узнав о наследственности, люди отворачиваются. Никто его не берет…”

Особенная боль сотрудников Дома ребенка – Катюша Лисенкова. Родная мама от нее отказалась в роддоме, узнав, что малышка родилась с детским церебральным параличом и заболеванием, немного уродующим лицо. И четвертый год свой жизни девочка за эту жизнь буквально цепляется! Дефект лица оперативным путем исправить можно. С ДЦП до конца справиться невозможно. Хотя за три года наметился значительный прогресс. И более всего сотрудники Дома ребенка потрясены удивительно волей девочки.

Катюша не ходит; она вынуждена передвигаться чуть ли не по-пластунски. Но долго, мучительно долго девчушка училась хотя бы стоять на ножках. Воспитатели Катюшу жалели, не утруждали ее утомительными упражнениями (которые в сущности необходимы для исправления ограниченности в движениях). Она упорно, сама стремилась добиться всего сама, без посторонней помощи.

У Катюши очень плохо работают ручки и ножки. Как обычный малыш поступает, если у него что-то получится: просто бросит и увлечется другим. Или ударится в истерику. Катя спокойно, упорно добивается своей цели. Интеллект у девочки сохранен, хотя некоторая задержка в развитии наблюдается (скорее – физического плана; девочка для своего возраста маловата росточком). Но говорит Катюша хорошо, любит беседовать на разные темы. Катя знает: нужно развивать пальчики. Я сам наблюдал: сидит Катя за одним столиком с другим малышом, пазлы собирает. Малыш (он на годик младше девочки) рукой собранное разбил. Катя посмотрела на мальчика с укоризной, подобрала пазлы – и снова терпеливо собирает…

Очень Катюша любит заниматься с глиной, лепит часами. В девочке будто установка: обязательно исправить те недостатки, которыми явно незаслуженно “наградила” ее природа. В семье с Катюшей наверняка будет непросто. Но она с удивительным упорством все учится, учится ходить…

Катя ласковая девочка, доброжелательная. Но девочке трудно… У нее частенько бывает сильный гипертонус: ножки перекрещиваются и зажимаются так, что даже взрослый не мог их развести. Катюша и сама понимает, что дело неладно, нервничает, переживает, оттого ножки еще сильнее зажимаются… Посадишь девочку на колени, гладишь, гладишь ее… может, через час, может позже ножки начинают расслабляться. Зато у девочки сильные ручки. Еще бы: они у Катюши выполняют двойную нагрузку.

У девочки, маленького несчастного “птенчика”, стимул: она все стремится сделать самостоятельно, чтобы ее похвалили, отметили. Девочки видит, что у нее поучается не так, как у других. Но она старается не отличаться от других, более подвижных детишек. Вот, заберется сама на качельки - и лицо озаряется великим счастьем: “Смогла!!!” Не получается – переживает, но другим старается свои душевные муки не показывать. Очень возмущается, если воспитательница хочет перенести ее на кроватку. Старается добраться сама. Откуда в трехлетней малышке столько жизненной силы?

Сотрудники надеются, что и Катюша все же обретет свое счастье. В специальном Доме ребенка (а Яранский является таковым) малыши живут до четырехлетнего возраста. Дальше их ждет специнтернат; вероятность попасть в семью из этого учреждения – минимальна. Какая судьба ждет Катю Лисенкову?..

Есть городок на речке Лале...

...Глядя на эту вещь, я вспомнил, что такую же совсем недавно в совершенно другом конце России владелец антикварной лавки мне предлагал за совершенно непомерную сумму: 20000 рублей. Нет, эта музыкальная машинка немного другая. Та была пообшарпанней, и не так богато инкрустирована; но в придачу к той давалось семь “барабанов” с разными мелодиями. А в этой “барабан” только один - зато поворотом рычажка он умеет извлечь из волшебного ящичка целых девять мелодий! Да таких, что, закрыв глаза, легко представить, что исполняют их одновременно на ксилофоне, гармонике и мандолине.

На передней стенке машинки замечаю выгравированную табличку: “Дар музею Павлушковой Екатерины Степановны, бывшей учительницы поселка Лальск”. Первый порыв - познакомится с этой женщиной, но...

- Умерла. Два года назад. - будто прочитав мои мысли, коротко пояснила Лена.

Я, кстати, долго не мог поверить в то, что Елена Симахина - директор Лальского историко-краеведческого музея. Она больше походит на начинающего экскурсовода, который еще не научился механически (как та музыкальная машинка) передавать информацию посетителям, умело отметая провокационные вопросы. Лена искренна во всем. Не скрыла она от меня и то, что Екатерины Степановны оказался скорее исключением из правила. Конечно, абсолютное большинство пытаются заработать на вещах, которые, может быть, сто лет провалялись на их чердаках. Большинство из экспонатов приобретено за деньги (буквально четверть часа назад мальчишка притащил устройство для ломки сахара; он задал только один вопрос: “Сколько?”, на что пацану резонно заметили, что все равно он выбросит вещь, и он обиженно удалился).

Денег, естественно, у музея мало. Мягко говоря. И это, несмотря на то, что уже десять лет он носит статус государственного. Снова начались задержки и без того нищенской зарплаты. Несколько лет назад, когда содержания не давали больше полугода, Лена пыталась работать по специальности, полученной в институте: инженером по лесу. В лесхозе люди живут хорошо. А в нынешние времена - даже “жируют”. Приехали они в первый раз на делянку с лесничим. Посмотрели, походили, и вдруг... Лена села на пенек - и слезы у нее потекли из глаз. Мужики к ней: “Ты чего, Аленушка?” - “Ну, как... вы тут сидите на деньгах - а кругом все нищие...” В общем, ушла Елена из лесхоза...

После осмотра музея, мы поднялись на колокольню. Много позже я узнал, что Лена жутко боится высоты. Но тогда мы карабкались по узкому коридорчику и шатким лестницам вместе, и спутница моя ни разу не раскрыла своего страха. Отсюда виден весь Лальск. Да он, в сущности, и невелик: населения в поселке около 2,5 тысяч. Его существование в качестве уездного города ограничивается всего 16 годами - между 1780 и 1786 г. Тогда, по некоторым сведениям, по денежному обороту Лальск входил в восьмерку самых богатых русских городов и именно в XVIII веке город украсили семь великолепных белокаменных храмов (а, включая окрестности, их было двадцать).

Лальский купец Иван Саватеев трижды по государеву указу водил караваны через Сибирь в Китай. В 1710 году, к примеру, он привез деньгами и товарами чистой прибыли на 223550 рублей, что составило 1/14 часть всего государственного дохода России за этот год. Купцы Афанасий Чебаевский и Николай Попов в 1758 и в 1764 годах снаряжали корабли для “морских вояжей”, в результате которых были познаны неизвестные берега Камчатского и Аляскинского побережья и открыты многие острова Алеутской гряды.

Торговый характер города формировался с XVI века. Устюжская летопись повествует о том, что после неурожаев 1568 и 1569 года, и после опричного погрома1570 года, когда по приказанию Грозного царя Ивана Васильевича были казнены многие тысячи новгородцев, малой их части, в количестве 60 человек, удалось выбраться из ада и, пройдя многие сотни верст, в устье речки Лалы, где она впадает в Лузу, они основали посад. Географическое положение Лальска оказалось настолько выгодно, что вскоре город стал центром перекрестья торговых путей с Севера на Юг и с Запада на Восток.

Благоденствие, естественно, не могло длится вечно. Когда город потерял торговое значение и переведен в “заштатные”, лальский купец Степан Сумкин в 1829 году построил в трех верстах от города бумажную фабрику. Это спасло город от окончательного разорения. Фабрика существует и поныне. Чистейшая вода речки Шилюг позволяет создавать бумагу непревзойденного качества. Именно поэтому основная продукция фабрики сегодня - фильтровальная бумага. Немногим ранее я побывал на предприятии.

Впечатление было, по правде говоря, немного удручающее. Хотя наш “Вергилий” по царству бумажного производства, начальник отдела сбыта Ольга Пупышева, и утверждала, что с реализацией продукции дело обстоит неплохо, да и заказчиков хватает, мне показалось, что, даже если все так хорошо, прибыли это приносит немного. При взгляде на оборудование, я подумал, что оно не менялось ни разу за все 170 лет существования фабрики. Меня поправили: менялось, оказывается, и неоднократно. Главное - регулярно выплачивается зарплата. Кроме фильтровальной, здесь еще производятся писчая и туалетная бумаги. Тоже идеального качества. Всего же сегодня освоено 9 видов продукции.

Какого же было мое удивление, когда позже, в музее, я узнал, что в лучшие времена, лед эдак сто назад, бумажная фабрика в Лальске выпускала 91 вид продукции. Среди них - не только десятки сортов писчей бумаги, но и такие экзотические виды, как епархиальная, чайная, биварная, картуазная, цедильная, газетная, бутылочная, заверточная, и многие-многие другие бумаги. На удивительном по своей красоте Лальском кладбище есть замечательное надгробие, которое (если не врут историки) рабочие поставили на свои деньги Сергею Михайловичу Прянишникову, бывшему долгое время директором фабрики. Эпитафия, выгравированная на постаменте, на мой взгляд, не имеет аналогов в истории русского капитализма.

В день моего посещения фабрика уже седьмой день стояла; как мне объяснила Ольга, они сейчас “копят деньги на вагон целлюлозы”. Сырье близлежащих ЦБК (комбинатов по производству целлюлозы) не удовлетворяют по качеству, отчего целлюлозу закупают за многие тысячи километров, в Усть-Илимском ЦБК. “...Так и работаем: делаем бумагу - и раздаем ее по долгам. Можно купить сырье и поближе - но тогда качество пострадает...” В этом я увидел, кстати, отголосок особенной, лальской гордости. Пусть, мол, мы бедные, зато - никогда не отдадим в жертву качество! Кстати, хочу обратиться к вероятным потребителям фильтровальной бумаги и фильтровального картона: то, что делают в Лальске, наши, что ни на есть, национальное достояние и гордость. Помните это!

По странному стечению обстоятельств, Лальский музей расположился в особняке, некогда принадлежавшем С.М. Прянишникову (тому, которому народ поставил памятник). Но, как я заметил, ничего случайного в мире не бывает. Правда, перед тем, как здесь обрел свое пристанище музей, в доме Прянишникова были и ОГПУ, и поссовет, и райком комсомола, и СПТУ. Почему я опять возвращаюсь к музею? Знаете ли... в любом городе есть своя точка отсчета. Тем более, в поселке, который некогда был значительным городом (назовите это комплексом неполноценности, или утраты, если хотите). Здесь это, без сомнения, музей. Даже дом культуры, который расположился в одной из белокаменных церквей (столь знаковое расположение “клубного” места влечет за собой идиотское наказание: зимой на отопление храма тратится столько дров, что их запасы даже не умещаются во дворе), не обладает такой аурой. Лена говорит:

- Иногда к нам в музей приходят просто так. Поговорить, поделиться своими болями, просто отдохнуть, освободиться на часок от груза повседневности... Но бывает разное. Приходит к нам недавно такой, “весь из себя”, мужчина: “Вы меня узнаете?” Мы: “А кто вы?” Он, раздраженно так, пояснил, что является районным “авторитетом”, или, как там принято говорить, “предпринимателем”. И предложил... купить нас, сотрудников музея вместе с нашим музеем. “Будете, - говорит, - на меня работать.” “Кем?” - спрашиваем. Он засмеялся - и ушел. И больше не приходил...

Это - скорее исключение, чем правило. Вообще-то, Лальск - город спокойный. За те несколько дней, что я в нем прожил, меня стали узнавать и даже здороваться на улице. Как в деревне. Приятно, между прочим. Только один инцидент немного нарушил впечатление: сильно подвыпивший молодой “гомо сапиенс” настойчиво пытался у меня узнать, какая у меня “крыша”. Пристрастный допрос закончился тем, что дышащего перегаром субъекта (между прочим, при пиджаке и белой рубахе) оттащила его девушка. Попытка “приблатнится” - естественное для нынешней молодежи явление. Среди парней распространен такой род деятельности, как “ходка в Чечню”. Несколько месяцев пребывания в горячей точке в качестве контрактника дает некоторое количество денег, жаль только, ребята не задумываются о том, как после “ходки” может необратимо трансформироваться психика. А жаль. Не случайно ведь увеличилось число самоубийств среди молодых мужчин. Вроде бы, парень - “на все сто”, душа компании, но однажды утром его находят на... но лучше об этом не будем; слишком жуткая тема... Вообще, в смутные времена нас всегда выручал “слабый пол”; именно женщины способны сохранить генофонд нации (кстати, в Лальске на удивление много не просто симпатичных, а красивых девушек - тоже загадка).

Мне огромное удовольствие доставит упомянуть о всех четырех сотрудницах музея, являющихся его душой и “моторчиком”: кроме Елены Симахиной, это Татьяна Павлецова, Юлия Страздынь и Татьяна Бурчевская. Глупо, конечно, называть этих прекрасных (и молодых!) женщин святыми, но... экспедиции по деревням в поисках экспонатов, труд иногда до позднего вечера, внимание к каждому посетителю - и все это практически задаром - невольно придешь к мысли, что здесь, в глубине России, теплится нечто такое, что емкий наш язык именует: “подвижничество”. Да, они - истинные подвижники! Но что меня удивляет больше всего: таких людей по нашей матушке-Руси проживает гораздо больше, чем мы думаем сами. В этом я убеждаюсь по мере развития своего весьма скромного опыта познания России. Прежде всего, в общении с этими женщинами я не испытывал довольно часто встречаемой неловкости: “мол, ты столичная штучка, а мы живем в глубинке и вам не верим...” Здесь, в Лальске, мы общались, как равные, а в чем-то я откровенно проигрывал. За столом одна из девушек упомянула поэта Бродского. Я съязвил: “Вот, все болтают про этого Бродского, а вы хоть одно стихотворение наизусть его знаете, как Пушкина или Есенина?” И мне прочитали. И даже два человека прочитали! Так-то...

Как я уже говорил, в Лальске больше всех зарабатывают те, кто занят лесом. Это определяет многое. Так, дорога, связывающая город с остальным миром, до сих пор не асфальтирована. Хоть дорога эта является ровесником Лальску (поселок отметил в этом году свое 430-летие), она - “лесовозная”. На грунт положены две бетонных колеи, чтобы тяжелые лесовозы не разбили дороги - и все. И лес уходит, уходит, уходит по древней дороге... Насколько его хватит? Лена, как специалист по лесу, меня успокоила тем, что он будет воспроизводиться, природа мудрее нас и сама разберется, если, конечно, мы уже повально не будем деревья истреблять. Хотелось бы верить. Когда мы стояли с ней на колокольне, за последними лальскими домами, сверху кажущимися такими игрушечными, во все стороны в бесконечность уходили леса. Зеленые вблизи, у самого горизонта они казались синими. Холмистая местность оставляла впечатление, будто это застывшие гигантские волны в океане. Казалось, что кроме Лальска и леса на земле ничего не существует.

Почему-то здесь, над зеленым безмолвием, мне вспомнилась рукопись об истории города Лальска, подготовленная музейными женщинами. Рукопись обрывалась, казалось бы, нелепой фразой: “...Лальск никогда не был медвежьим углом...” Ведь, если задуматься, географически он и вправду такой. Сюда же только на “перекладных” можно добраться. Но пообщаешься с людьми - и предвзятое отношение легко исчезает. Наверное, потому, что в самих лальчанах нет никакой предвзятости. В недавно изданной книге о городах Кировской области лальчан назвали “лалетянами”, почти, как “инопланетянами”. А обиды - ну, совершенно никакой.

Дело-то не в этом. Здесь просто за частностями умеют разглядеть нечто главное, вечное, непреходящее. Нам бы у них поучиться.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Кировская обл.