БРАТ КУЗЬМА

Древний волжский город проявил удивительную смелость: он присвоил себе звание «пожизненных Васюков». Тех самых Васюков, в которых так благополучно поживился обаятельный жулик Остап Ибрагимович Бендер. Каково быть столицей провинциального наивного простодушия?

С некоторых пор в Кузьме (так Любовно называют свой Козьмодемьянск его жители) появился праздник «Бендериана». Это своеобразный фестиваль юмора, иллюстрирующий творение Ильфа и Петрова. Также в Кузьме открыли музей имени Остапа Бендера. Там путешественник может узнать все о похождениях Великого комбинатора и его верного (почти) друга Кисы Воробьянинова. Конечно, музей имени Бендера на площади имени Карла Маркса, с памятником Ильичу напротив, и с православной часовней на краю площади смотрится весьма интригующе. Но разве вся наша страна не выглядит так же экстравагантно?

Вообще культ «Двенадцати стульев» в Кузьме развит широко. Например, на одной из старинных улочек можно встретить памятник двенадцати стульям. Мирно пасущиеся возле него козы подчеркивают милую красоту провинциального сна. Ведь Козьмодемьянск взрывается «Бендерианой» лишь раз в год, а жить-то приходится непрерывно… Или взять пристань. В период навигации она - средоточие жизни, ибо к швартующимся теплоходам козьмодемьянцы приносят нехитрую снедь либо продукты своего домашнего промысла, в надежде продать все это туристам. Здесь уже явит себя не художественная постановка, а простая и немудреная правда жизни.

Первыми, как правило, с теплохода соскакивают на пристань помятые мужики в шортах; они с бегающими глазами вопрошают: «Где тут водки можно взять?!» А она пожалуйста, за углом, в магазинчике «Фортуна». Можно похмелиться в баре «Золотой теленок». Или рискнуть затовариться спиртным у сердобольной бабушки. Прибытие теплохода обстраивается как настоящая ярмарка. Благо, что теплоходов из сезона в сезон прибавляется, козьмодемьянцы исполняют свою торговую миссию привычно и вяло. Это когда Кузма только раскручивался в рои «Васюков», приходилось прибегать к творческим изыскам, проявлять креативное мышление. Даже несмотря на то что десяток лет назад слова «креатив» в русском языке еще не существовало. Тогда теплоход, соизволивший пристать к Кузьме, был событием. Теперь они, бывает, швартуются по два, а то и по три кряду, выстраиваясь в очередь за «ароматом провинции».

Назвать себя «Васюками» было смелостью. Немногие волжские города претендовали на звание «Васюков». Большинство градоначальников сравнение с книжным городом читали оскорбительным. «Васюкинец» - читай «лох»… Но были и такие города, которые попытались поконкурировать за «почетное» звание. К примеру, это Васильсурск, Лысково, Не хватало решимости и определенной доли отчаяния. В Кузьме тогда встала вся экономика, и бренд «Васюки» стали той самой «соломинкой», которой предназначена была рол спасителя.

Справедливости ради замечу: свои «Васюки» Ильф и Петров заимствовали у совсем другого города, «списав» его из туристического справочника начала прошлого века. Реальный прообраз - город Ветлуга, что Нижегородской губернии. Это научный факт, доказанный литературоведами.

Кузьмы, кстати, два. И об этот не догадываются туристы, ибо им показывают «первого Кузьму», исторического. Своим запущенным видом Старый Кузьма способен навевать милое чувство ностальгии по «есенинской» или «кустодиевской» Руси. В хитроумных сплетениях домовой резьбы, в покосившихся заборах, в кошках, отдыхающих на крышах уличных латрин есть что-то милое, радующее глаз и успокаивающее душу. Это сущности и называется «ароматом провинции». Той самой провинции, воспетой Буниным, Пастернаком, Заболоцким, Петровым-Водкиным…

Но есть и «второй Кузьма», новый. Это район новостроек, построенный на горе при заводах «Потенциал» и «Копир». Так называются оборонные заводы, честно исполнявшие обязанности по повышению военного потенциала страны. Когда страна «оборонку» бросила, сильно пошатнулся и Кузьма, как новый, так и старый. Были моменты, когда рабочие грозили сорвать праздник «Бендериана», если им не выплатят многомесячные задолженности по зарплате. Теперь все более-менее устаканилось. «Потенциал» и «Копир» перешли на мирные рельсы, там производят товары народного потребления, составляя конкуренцию умельцам из Народной Республики Китай. Более-менее сносная зарплата говорит о том, что конкурировать удается. Впрочем молодежь Кузьмы выбирает не сносную, а приличную зарплату, а потому молодые козьмодемьянцы уезжают на заработки в Москву и в другие большие города.

Но вернемся вниз к пристани. За последнее время пространство при ней облагородилось. Поставили памятник «стрельцу» - в знак того что изначально Кузьму основали стрельцы из Московии. Кузьма был крепостью, призванной защитить покорителей Казанского ханства от вероятного предательства союзников. Дело в том что Иван IV (Грозный) уже завербовал в свои ряды некоторых татарских мурз, а так же горных марийцев. И не было доверия «друзьям», ибо они могли и «передружиться» - в случае, если кто-то им покажется сильнее. При вероятном предательстве русские могли бы спастись за крепкими стенами Кузьмы.

Когда Казань наконец покорили, военное значение Кузьмы еще некоторое время сохранялось. Кузьма находился в окружении поселений горных марийцев; вроде бы их князь Ак Парс и присягнул на верность Москве, однако осторожность все же не мешала. Опасения не оправдались. Постепенно Кузьма преобразился в торговый город. Не сказать, что он сильно богател на торговле, но когда советские власти принимали решение о создании Марийской республики, изначально планировали столицей национального образования сделать Козьмодемьянск. Оказалось, это самый крупный город республики. Но выбор все же был остановлен на Царево-Кокшайске (нынешней Йошкар-Оле), даже несмотря на то, что он был втрое малочисленней Кузьмы.

Здесь сыграл роль национальный факт. Луговые и горные марийцы не слишком-то дружат. Возможно, немаловажную роль здесь сыграло то, что горномарийский князь Ак Парс покорился москвичам. А куда ему было деваться против многотысячного войска, ведомого Грозным царем? Да, луговые марийцы сопротивлялись, их князья погибли от рук москвичей в жестоких битвах за свою независимость. И что толку? А Кузьма теперь сохраняет статус столицы горных марийцев. Ну, и «Васюков» в придачу…

Кроме памятника стрельцу возле пристани появились настоящие художественные салоны. Многие из мастеровых людей настолько смогли «раскрутиться», что смогли отказаться от унизительного уличного стояния - и обрели собственные стационарные заведения. Еще, по моему наблюдению, в Старом Кузьме прибавилось бомжей, а так же сомнительного вида личностей. Если они «пасутся» возле пристани, значит, им есть, чем поживиться. Конечно, туристы подумают, что Кузьма - обиталище либо мастеров, либо бичей… но ведь и на площади Трех вокзалов в Москве можно подумать, что столица - огромный странноприимный дом…

Десять лет назад, еще в прошлом тысячелетии я писал про семью Леденейкиных. Николай делал «хулиганского вида» глиняные скульптуры (скажем так, эротической тематики, «на грани фола») и вместе с женой и детьми продавал их туристам. Радостно было увидеть этого талантливого человека снова. Николая я нашел в музее Остапа Бендера: у него там своя «торговая точка». Жена, как и в прошлом веке, торговала на пристани с лотка. Договорились, что завтра встретимся и поговорим о сегодняшней жизни в Кузьме. Кстати, я приметил, что из творчества Леденейкина исчезли «хулиганские» мотивы. На лотке стояли какие-то стандартные глиняные фигурки, как говорится, «без искры». Но, может быть, и я уже стал писать «без искры»? На следующий день Николай… послал меня. Куда подальше, без объяснения причин.

Неужели все мастера, после того как «выходят на уровень», становятся вот такими капризными? В расстройстве я зашел в один их салонов рядом с пристанью, под названием «Народные промыслы». Там как раз мужчина и женщина разбирали всякие изделия, из дерева и лозы. Решился представиться. Не послали. Оказалось, они и есть хозяева салона. В деле два брата, Игорь и Олег Матвеевы, и жена Олега, Ольга. Живут Матвеевы на самом берегу Волги, в старинном двухэтажном доме. Первый этаж целиком отведен под мастерскую, в которой Матвеевы плетут. Они - профессиональные плетельщики, и плести Матвеевы умеют не только корзины или вазы, но даже мебель. Объем работы большой, и приходится даже использовать наемную рабочую силу. Плетут мастера (которых обучили Матвеевы) у себя на дому. А продается товар уже и не только на пристани. Сейчас для мастеров Кузьмы «золотой век», ибо продукция расходится «на ура».

Основатель дела - старший брат Олег. Его история - живая иллюстрация судьбы города как минимум за последние два десятка лет. Он родился в Кузьме, здесь, в старом городе вырос. Застал полный упадок - как культурной, так и промышленной жизни. Учился в Политехническом институте, а после работал инженером на заводе «Копир». Предприятие по роду своего производства не соответствовало легкомысленному своему названию: здесь производили секретные детали для ракет. Конечно, забавно, что в зачуханном городке существовало столь высокотехнологическое производство. Но ведь такой контраст был характерен для всей страны…

Лозоплетением Олег начал заниматься, еще не расставшись с работой. Надо было что-то кушать…Тогда, в 1993-м, в нескольких деревнях Горномарийского района существовали еще артели лозоплетения. Да и сейчас, когда артели развалились, есть деревни, в которых плетут почти все жители. Ива-то по берегам Волги росла в громадных количествах… пока Чебоксарское водохранилище не затопило пойму. Кузьма, кстати, славился своими корзинами еще в позапрошлом веке. Здесь проводилась крупнейшая в стране лесопромышленная ярмарка, на которой крестьяне продавали свои изделия из лозы, растекавшиеся после по всему миру.

Олег поездил по деревням и, пообщавшись с мастерами, поучился уму-разуму. В деревне Насели жили два пожилых мастера, Таврион Леонидович и Иван Григорьевич. Они не скрыли секретов своего мастерства, и все без утаек рассказали Олегу. И Олег, и великие старики, - горные марийцы, а разве братья по крови имеют право на высокомерие? Другой бы мастер сказал: «Учись сам, набивай шишки!» Олег благодарен старикам: они значительно сократили «опыт быстротекущей жизни», ведь у Матвеевых подрастали детишки, они, как уже говорилось, хотели кушать… Жена Олега, Ольга, - русская. И надо сказать, марийско-русский Гименей оказался в случае семьи Матвеевых весьма счастливым. Когда к общему делу присоединился младший брат Игорь (а позже и его молодая жена), дело стало не просто семейным, а «фамильным». Кстати, учредителем предприятия записан именно младший брат (фирма так и называется : «Матвеев Игорь Михайлович»). Таким образов Олег крепит фамильные узы. Игорь шесть лет жил в Перми, и старший брат все эти годы уговаривал его, чтобы вернулся. У Олега свое понимание слова «Семья»: он убежден в том, что братья должны держаться вместе. И дело Олег не называет «бизнесом»; для него это средство соединения родственных душ…

Изначально «матвеевские» корзины продавались плохо. Да, собственно плохо «шли» все предметы народных промыслов, ибо первые туристы прежде всего скупали в магазинах Кузьмы водку, золото и алюминий. Постепенно, чтобы адаптироваться к рынку, Матвеевы освоили весь спектр того, что можно делать из лозы. Гибкость - основа любого дела. Стал меняться и турист. Он наконец наелся, напился, и стал осматриваться по сторонам в поисках прекрасного. В конце концов, у людей появились деньги. Им стали интересны плетеные из лозы самовары, лебеди, жар-птицы.

Плетут сын и старшая дочь Ольги и Олега - Максим и Наташа. Конечно, дети не пропадают в мастерской, как их родители, с утра и до ночи, но владеют лозой не хуже «предков». Олег убежден в том, что для жизни очень важно уметь что-то делать не просто хорошо, а замечательно. Если хочешь заработать на «фенечки» - спускайся вниз в мастерскую. Материал, инструменты есть - и наплети себе сколько надо! Сын сейчас в армии, и там, узнав, что он мастер, начальники его чуть не на руках носят!

Плетение - особое ремесло. Много в мире придумано станков, роботов. А вот станок для плетения так и не изобрели. Любая плетеная вещь - дело рук мастера, и она несет в себе тепло его рук. Работа у плетельщика сезонная: основная нагрузка приходится на зимнее время. Зимой Матвеевы привлекают до десяти мастеров, лето посвящено торговле. Еще Матвеевы обучают искусству плетения и местных «бичей», которых им присылает городская служба занятости. За годы через мастерскую Матвеевых прошло больше 150 человек, но «в деле» остались единицы. Далеко не всякий имеет привычку и благорасположение к труду…

Если Олег и Игорь уже давно оставили прежние работы, Ольга еще работает. Она преподает в коррекционной школе-интернате, а так же детей-инвалидов учит плетению. У нее оформилась своеобразная система обучения «по операциям», в результате которой даже олигофрены способны стать сносными плетельщиками.

Все больше Матвеевы работаюю напрямую на Москву, исполняя сложные и ответственные заказы. Например, подставки для дорогих вин - это для супермаркетов. Или плетеные колодцы - для украшения ресторанов. На пристани за 4 месяца навигации особо не наторгуешь, а потому прибыль Матвеевых с каждым годом все менее зависит от туристов и все более определяется серьезными оптовыми заказчиками. А свой салон на пристани больше нужен для того, чтобы знать, какие вещи востребованы модными тенденциями. Инженерное образование и опыт «оборонщика» Олегу сильно помогли. Новые модели плетеной мебели Матвеевы придумывают сообща, а вот прочность изделий Олег рассчитывает при помощи сопромата.

Жаль, за лозой приходится ехать далеко, за 500 километров. Там, в городе Вятские Поляны, есть лесхоз, специализирующийся на выращивании и продаже лозы. Местные, природные ивовые плантации Чебоксарское водохранилище напрочь уничтожило.

Олег убежден, что жить в Кузьме сейчас не только можно, но даже полезно. Да, многие из молодых уехали. Но на заводе, если трудиться в две смены и брать работу на дом, можно реально заработать приличные деньги. Дома и стены помогают. «Матвеевский» вариант фамильного бизнеса - для Кузьмы вариант идеальный. Олег знает: если семья дружная, то и государство будет таким же - честным и эффективным. Тогда и коррупция, и казнокрадство станут просто бессмысленными. Такая вот в Кузьме сформировалась модель трудолюбивого общества.

Поэты корзинного ремесла

Семья Некрасовых из деревни Насели никогда не пропадет, ибо большое дружное семейство владеет искусством плетения из ивового прута.

Ремесло плетельщика приближено к искусству, ведь каждый прутик вплетается в корзину неповторимо и своеобразно. Человечество много чего изобрело, овладело морскими и земными глубинами, покорило космос… но станка для плетения так и не выдумали. До сих пор плетение - прерогатива мастера, личности. Особенно понимаешь всю прелесть и таинство плетения, когда попадаешь в мастерскую плетельщика.

Здесь, в мастерской, даже лоза, подготовленная к работе, выглядит как-то таинственно и немножко стыдливо. Очищенная от коры ветвь - как обнаженная девушка. А всякие корзины, вазы, декоративные элементы из прута, сложенные в штабеля, смотрятся как шеренги солдат, молчаливая рать. Да и как может быть иначе? Ведь каждая вещь хранит в себе тепло рук мастера…

…Старинная деревня Насели стоит на высоком правом берегу Волги. Места здесь красивые, вольные. Живописный пейзаж дополняет великолепный храм, приютившийся у подножия холма. Виды окрестностей Населей способны вдохновить самого искушенного художника. Не случайно в Населях было так много мастеров-плетельщиков! Мастера есть и сейчас. Я расскажу только об одной семье потомственных плетельщиков, Некрасовых, хотя на самом деле поведать можно о представителях нескольких коренных насельских фамилий. Воздух в Населях буквально напоен свободой и благоденствием. Здесь невозможно не творить. Кстати храм восстанавливают они же, - мастера. Возрождается святыня за счет народных пожертвований .

Кто живет на реке, никогда не пропадет. Обычно это выражение связывают с рыбой, рыбацкими делами. Но бывает и такое, что рыба исчезает. Естественно, в несчастье повинны люди. И браконьерский лов, и превращение Матушки-Волги при помощи каскадов водохранилищ в гигантское болото, - все это на пользу рыбному промыслу не идет. Оттого-то и страдают поволжские деревни, что люди остаются без средств к существованию… Факт, что именно на берегах Волги ныне больше всего безлюдных деревень. Населям в этом плане повезло: здесь развился иной промысел, более благодарный и благородный.

«Помогло» то, что земля в окрестностях Населей крайне скудна. На глинистой почве, в местности, сильно иссеченной оврагами и балками, не то что полей - огородов приличных не завести. А лоза - вот она: нарубил, насушил, замочил, зачистил - и плети сколь душе угодно! Впрочем, любой промысел на Руси рождался именно от плохой земли, от безысходности…

Когда затопили пойменные земли, берег, понятное дело, ушел на дно. А вместе с берегом были нарушены плантации ивняка. А ведь многие столетия именно ива являлась главным средством к существованию насельцев. Да, теперь, на третьем десятилетии существования Чебоксарского водохранилища, на новых берегах нарос свежий ивняк. Да и мастера привозят лозу из других регионов. Но долгие годы без материала сыграли с Населями злую шутку: многие отошли от дела и забыли исконный промысел. Можно сказать, «золотой век» несельских плетельщиков канул в Лету. Хотя мастер Некрасов не согласен с общепринятым мнением; у него на сей счет есть свои соображения, но об этом позже.

«Золотой век», без сомнения, был. В XVIII - XIX веках в городе Козьмодемьянске проводилась традиционная «лесная» ярмарка. Лесопромышленники на ней заключали великие сделки; но и мелким кустарям находилась своя ниша. В частности хорошо расходился «корзинный» товар. Таких «плетельных» деревень как Насели в окрестностях Козьмодемьянска насчитывалось несколько. Покупали корзины оптом, и расплачивались сполна. Говорят, «волжские» корзины разъезжались по всему Свету; попадали они с торговыми караванами и в Персию, и в Китай и в Европу, и даже в Америку.

Настал XX век, и в результате революции «лесная» ярмарка в Козьмодемьянске приказала долго жить. Это сильно ударило по плетельному промыслу (ох, сколько их было в ХХ веке, этих «ударов» …). Число корзинных мастеров начало резко сокращаться, ибо исчез рынок сбыта. Только в Населях оставались плетельщики. Они спасали свой промысел тем, что сами, на рейсовых пароходах (а позже - теплоходах) отправлялись с кипами корзин в поисках покупателей вверх и вниз по Волге. В новый, XXI век вступили немного мастеров. Их, плетельщиков, остались еще немало. Но настоящих, творчески мыслящих, единицы. Семья Некрасовых относится к их числу.

Рынок (не городской, а всероссийский, всеобъемлющий) диктует новые условия. Чтобы «вписаться» в новые тенденции, надо осваивать все новые и новые изделия. Примитивные корзины покупают плохо, нужны оригинальные вещи, не похожие на произведения конкурентов. Время и мода требуют «эксклюзивные», творческие вещи. Некрасовы постоянно экспериментируют пробуют. Кроме корзин, они плетут вазы, подставки, чаши, даже мебель. Только при помощи творческого мышления реально полноценно «вписаться» в рынок, добиться того, чтобы твои творения были востребованы.

Дом Некрасовых, как и все почти дома в Населях, двухэтажный. Верхний этаж традиционно отведен под жилье. Нижний обустроен под плетельную мастерскую. Здесь сушится, замачивается, обдирается лоза. Здесь творится таинство плетения… В деле Иван Алексеевич Некрасов, его жена Валентина Феофановна и сестра Зоя Алексеевна (она не замужем). Обучали Некрасовы ремеслу троих своих дочерей. Ой, и шумно было в мастерской, когда вся семья трудилась! Но дочери выросли, повыходили замуж и уехали в города. В конце прошлого века случился значительный разрыв, ибо молодежь сбежали в города из всех почти насельских домов.

В свое время, в 60-х годах бежал и Иван Некрасов. Время было такое, хрущевское, когда наконец колхозников наделили паспортами и позволили им перемещаться по стране поисках лучшей доли. Обхождению с лозой, этим капризным и нежным материалом, обучил Ивана еще дед. Он говорил внуку: «С ремеслом, Ванька, нигде не пропадешь!» Но по жизни так получилось, что Иван и без ремесла вполне уживался. До поры - до времени…

После армии (а служил Некрасов на Семипалатинском ядерном полигоне) Иван подался в город, устроился слесарем на завод. Правительство тогда деревенскую жизнь сделало невыносимой: с крестьян брали налоги за каждое яйцо, за каждый литр молока, за каждый килограмм выращенного теленка или поросенка. Видимо стране нужны были рабочие, а не крестьяне, потому и гнобили колхозников. Получалось, свободу-то дали, а занятие землей на личном подворье сделали невыгодным. Из деревни Иван удрал, повинуясь всеобщему движению, хотя на самом деле он деревню любит, а город ненавидит. Трудился на заводе, жил в общаге. Потом, по комсомольскому призыву поехал в Казахстан, «на целину». Работал водителем, сварщиком; всего же среднеазиатской степи Некрасов отдал четырнадцать лет. И все же Родина притянула назад. Иван Алексеевич трудился населях в колхозе, а, когда приходил с работы, всей семьей в нижнем этаже плели. Ну, и дочерей Некрасовы потихоньку приучали к плетельному делу.

Как вернулся Некрасов из Казахстана, он сразу включился в «корзинную» жизнь, с головой в нее погрузился. За долгие годы странствий лоза для него была символом Родины, благополучия. А предметы плетельного искусства (уже тогда кроме корзин Некрасовы научились делать вазы и тарелки) Иван Алексеевич возил на рейсовом теплоходе в Самару. Там громадный базар, и продукция влет уходит. Но постепенно количество рейсовых теплоходов сошло на нет. Зато к пристани Козьмодемьянск все чаще швартуется туристические теплоходы. Многие их насельских плетельщиков теперь на Козьмодемьянскую пристань ездят, аккурат подгадывая под расписание кораблей. Некрасовы- не исключение.

Одно время, в начале 90-х, подвязались приезжать в Насели перекупщики-оптовики. Поскольку в деревне еще довольно много плетельщиков, оптовики в накладе не остаются. Только слишком уж мало они платят, а потому все более-менее умные плетельщики стараются сами возить на реализацию предметы своего ремесла.

Многие местные говорят, что для плетельщиков настал упадок. Иван Алексеевич, наоборот, считает, что теперь наконец настало золотое время для плетельщика. Можно сказать, рай, благодать! Потому что мастеров никто не трогает, никто не изъявляет желание отнять у плетельщика часть его скромного дохода. Вот только - годы уже не те… Плетет еще одна сестра Некрасова, Анастасия Алексеевна (она живет в деревне Мартышкино). Но плетет она теперь мало, ибо руки у нее больные. Анастасия всю жизнь работала дояркой в колхозе, вот и изработалась. С фермы шла домой - и за корзины принималась. Ах, если б к нынешней свободе еще бы и здоровье добавилось!..

Конечно, остаются проблемы с лозой. Водохранилище сильно повредило природу и вековой уклад поволжских деревень. Новая ивовая поросль, появившаяся на новых берегах, все же не та, как прежде. За лозой Иван Алексеевич ездит в Йошкар-Олу. Несмотря на дополнительные затраты дело все же оправдывает себя. На лозе Некрасовы выучили дочерей. Внуков теперь поднимают при помощи своего плетельного искусства (дочери воспитание своих детей доверили дедушке и бабушке). Внуки пока не плетут. Но присматриваются, когда дед с бабками трудятся. Может, искра какая-никакая, а заронится?

Кстати, кроме мастерской, Некрасовы имеют большое подворье. Семья держит двух коров, большое количество овец. Молоко тоже возят на рынок - вместе с корзинами. На жизнь хватает, и можно быть уверенным: при любом стечении обстоятельств трудолюбивая семья не пропадет!

Короли капусты

На скудной земле люди научились получать фантастические урожаи овощей. Более того: крошечный кусок российской земли прокармливает чуть е четверть населения страны! В чем причина аграрно-экономического чуда?

Пекунькин

Происходит какое-то странное явление, которое и сравнить-то не с чем. Горномарийский район республики Марий Эл хорошей землей обделен. К тому же эти скудные земли иссечены оврагами и балками, и крупной технике здесь не разгуляться. Тем не менее район производит миллионы тонн овощей: картошки, моркови, свеклы… в особенности много здесь растят капусты. И все - исключительно все овощное многообразие выращивается частниками, обычными крестьянами.

Но так ли они “обычны” горномарийские крестьяне? Фермеры, как и рыбы в океане, разняться. Есть такие, у кого в деле всего-то два гектара. Есть и “монстры”, овощные плантации которых достигают нескольких сот гектар. Первые работают вручную, обычными мотыгами. Последние обзавелись техникой, строят овощехранилища по европейским образцам. Я допускаю такую гипотезу: когда колхозная система развалилась, местные власти поступили мудро - просто оставили людей в покое. Одни воскликнули: “Ох, нас бросили…” И спились. Но нашлось много таких, кто, поработав руками и ногами и естественно, головой, научился “плавать” в свободной рыночной системе - и обрел под ногами почву.

Вообще колхозы в районе окончательно не развалились. Они более-менее теплятся. Только и колхозники, и учителя, и врачи - тоже выращивают капусту. Личная плантация меньше двух гектар считается здесь “маленьким огородиком”. Крупные производители свои плантации меряют десятками, а то сотнями гектар.

Некоторые теоретики от экономики утверждают, что капитализм - такая система, которую создают люди, если их не трогать. А руководит системой простой принцип экономической свободы. У нас в стране такой благодати нет, ибо не все равны перед законом, а народные богатства достаются избранным. В Горномарийском районе состоялся эксперимент, согласно условиям которого в равные стартовые условия поставлены были все. Собственно имелись только земля, остатки колхозной техники и люди. И получилось так, что район не только республику прокормил, но стал снабжать овощами четверть страны!

Но есть и издержки “свободного капитализма”. Врайонном отделе сельского хозяйства мне посоветовали семейное фермерское хозяйство братьев Пекунькиных: Александра, Николая и Сергея. Александр (старший брат) сам ко мне приехал. Долго (честно скажу - даже издевательски долго) листал наше издание, анализировал. Потом изрек: “Ну, и что, что напишите про нас? Нам никакой пользы. А прочитают, что у нас дело поставлено - приедут - и устроят рейдерский захват. Отберут наше дело, которое мы пятнадцать лет создавали…”

Ясно было, что Александр изначально не хотел идти на контакт с прессой. Ему хотелось показать свою значимость, “расставить пальцы веером”. Почему: у нас дикий капитализм, и в условиях “экономической стабильности” каждый российский производитель боится лишний шаг сделать, ибо “на стреме” стоит армия чинуш, всевозможные органы, которым хочется откусить кусок от твоего пирога. В стране царит атмосфера страха. “Пальцы веером” Пекунькина - попытка защитить свой мир от вторжения извне. Мол, “не суйся в наши дела, у нас пока они идут, а после твоего вмешательства неизвестно чего ждать…” Понимаю…

По счастью нашлись люди, которые не отказались поделится секретами “горномарийского чуда”.

Андрианов

Виталий Николаевич Андрианов из села Пайгусово в этом году сделал 30 ручных механизированных сеялок. Это рекордное число. В одном только селе фермеров больше семидесяти! Модель он изобрел сам, она способна легко и без проблем сеять капусту, морковь, свеклу. “Андриановские” сеялки покупали приезжие из Башкирии, Нижнего Новгорода, даже из Таджикистана. Сеялка выручает здорово: за час с ее помощью можно засеять гектар. И никто уже не насмехается над изобретательскими изысками мастера!

Всю жизнь Андрианов проработал участковым милиционером. Но душа его прнадлежала “железкам”. Виталий Николаевич все время что-то изобретал, и собирал свои инженерные задумки из металлолома. Первое изобретение он сотворил еще в детстве: простроил ракету на пороховом двигателе. Ракета перелетела через улицу и бухнулась в корыто, в котором пойло для свиней варилось. Отец ремнем крепко тогда вбил в Виталика Андрианова любовь к дерзанию!

Виталий Николаевич впоследствии изобрел и построил мотоблок, мельницу, крупорушку, грузовой автомобиль и трактор, который носит гордо имя “Пырт-Пырт” (по звуку, который он издает). Но, пока не зародился в районе овощной бум, Андрианова считали “чудиком”. Считай, для народного умельца настал “звездный час”.

Бабушкин

Андрей бабушкин - фермер с консерваторским образованием и душой философа. В его родной деревне Антушево 40 дворов. И 167 фермерских хозяйств. Одних только тракторов 42 штуки - по деревенской улице не проехать! Бабушкин из всех - самый “крутой”.

Купил недавно Андрей голландское оборудование для хранения овощей, а строить и оборудовать овощехранилища нанял бригаду профессионалов из Сибири. Они берут дорого, зато и строят на совесть. Для производителя овощей главное - сохранить продукт до лучшей цены, а потому хранилища - главное слагаемое успеха. После завершения строительства Бабушкин сможет хранить одновременно 2,5 тысячи тонн овощей.

Бабушкин - один из пионеров капустного дела. Но законное право первооткрывателя принадлежит другому крестьянину, Виталию Ивановичу Синякову из деревни Медяшкино. Он первый посадил капусту в количествах, превышающих личные нужды. А уже за ним подтянулись и другие. Андрей принадлежит к тому разряду фермеров, которые давно уже превзошли своего учителя.

Бабушкин закончил Казанскую консерваторию по классу баяна. Вернулся домой в 94-м, а здесь - полный развал, коллапс. То же самое, впрочем и в культуре происходило. Ну, сколько может заработать баянист, пусть и с консерваторским образованием? Взяли Бабушкины (ндрей, его отец, Аверкий Васильевич, и мама, Лидия Егоровна) колхозные паи и начали что-то пытаться на земле сотворить. Фермерское хозяйство назвали “Аверкий Бабушкин”, Андрей же стал исполнительным директором, хота на самом деле именно он всем и руководит. Начали с обработки шести гектар, отвоеванных у леса. Почвы в здешнем краю подзолистые, глинистые. Из этой земли горшки лепить, а растить что-то на ней всегда считалось бесперспективным. Однако в плохом скрывалось очень положительное свойство: глиняная “подошва” способна надолго задерживать влагу, что для роста овощей весьма пользительно. Овощи не нуждаются в поливе, природа сама позаботилась об их судьбе. Великие ученые мужи до такой простой технологии не додумались, а простые крестьяне дошли эмпирическим путем!

Первый, “родовой” участок был за поселком Выселок Революции. Интересное место, с занятной историей. Там монастырь был, а, когда после революции обитель прикрыли, монахов насильно заставили коммуну организовать, а монастырь переименовали в “Выселок”. На “родовом” участке Андрей посадил первую свою капусту. Она принесла прибыль и относительный успех. Теперь, когда капустные плантации Бабушкина расширились в несколько десятков раз, старые 6 гектар отведены под луковое поле. Лук Андрей выращивает по голландской технологии. Правда, подвеску для обработки грядок Бабушкин не купил, а сделал по образцу. Сам ездил в Голландию, изучал и фотографировал. А после местные умельцы по фотографиям соорудили “голландскую” подвеску из металлолома. Умеем, если захотим! 15 тысяч евро платить за оригинал - недоступное удовольствие. А часть “родового” поля Бабушкин отвел под сады. Самолично сажал каждую яблоньку. Для будещего…

Горномарийский район уже успели прозвать “второй Голландией”. И еще в придачу “малым Китаем”. В этих государствах бабушкин бывал. Гостил Андрей и в Финляндии. Там земли еще хуже, а урожаи овощей вполне приличные. Тамошний успех объясняется только человеческим фактором: финны - терпеливый народ. Такой же народ и горные марийцы, тоже, между прочим, угро-финны.

Вся прибыль от хозяйства вкладывается в развитие. Андрей подсчитал: если учесть, что среднестатистический россиянин в год съедает 200 килограмм овощей, он один (ну, и 10 наемных работников, трудящихся у него) кормит овощами около 12 тысяч (!) человек. Продукцию Бабушкин поставляет в супермаркеты больших городов, договора заключает долгосрочные. Мелкие производители продают овощи перекупщикам. У Бабушкина иной подход: “Я лучше заключу договор с супермаркетом на три рубля, чем буду ждать перекупщика, который пообещает пять. Он может и не приехать, а договор- дело святое. Я - за стабильность…”

На вопрос о том, почему именно ему удалось “раскрутиться”, Бабушкин отвечает туманно: “Выживает сильнейший…” Еще Андрею очень родители помогли. Мама - требовательный человек, она умеет работников заставить трудиться правильно. Отец- хороший механик, ему любая техника по зубам. Ну, и организаторские способности Андрея сыграли не последнюю роль. А цели своей Бабушкин еще не достиг. А хочет он, чтобы фермеры все же объединились. Если производитель предлагает на рынке не 1000, а 1000000 тонн овощей, с ним волей-неволей будут считаться. И научатся, наконец, уважать крестьянина!

Григорьева

Забавная история: когда разогнали монастырь (тот самый, который переименовали в “Выселок революции“), один из монахов женился. И внучкой его, расстриженного монаха, является следующая наша героиня.

Фелицата Павловна Григорьева из деревни Микоркино гоняет по своим полям на джипе “Шевроле-Нива” как истинная амазонка. По разбитому проселку - и под 120! Фелицата и по жизни такая - решительная, упрямая. Взять ее брак. Фелицата много лет ждала мужчину своей жизни, и в конце концов вышла замуж за человека, который моложе ее на пятнадцать лет. Ребенка она родила в 43 года, долгожданного и любимого. Фелисата была агрономом, Николай - трактористом. И брак у Грагорьевых получился на редкость крепким. Теперь, когда у Григорьевых свое, семейное фермерское хозяйства, обязанности между супругами распределены по-прежнему: она - руководитель, он - тракторист. Хотя руководителем хозяйства официально записан Николай.

Поскольку Фелисата - агроном с высшим образованием, учится растить капусту ей было не впервой. Она и сама не может понять, почему при советской власти агрономическая наука не могла допетрить до того, что овощи на земле с глиняной подошвой так рьяно растут… Удивительно вот еще, что. Фелицата всю сознательную жизнь занималась растениеводством, и урожаи любых культур на здешней земле были невелики, и даже плачевны. А теперь фермеры Григорьевы сеют пшеницу и получают урожайность по зерновым более 50 центнеров с гектара. Фелицата вообще-то догадывается, в чем секрет. Хитрость в том, что на земле хозяйствует частник. Ну, разве будет человек, который равнодушен к земле, вносить честно удобрения в количестве не менее полутонны на гектар? По Йошкар-Олой был совхоз “Овощевод”, так он разорился. “Общественное” хозяйство оказалось неэффективным…

Перекупщики (как правило, это граждане с Кавказа) утверждают, что подобного горномарийскому овощного благополучия они не видели во всей стране. Довольно много овощей выращивают в Дагестане, но тамошние горцы сильно проигрывают в общих объемах производства.

Фермеры деревень, приютившихся на горах на правом берегу Волги, сейчас на подъеме. Но, если положить руку на сердце, они все равно ждут, надеются и… трепещут. Дело в том что работа пока что получается на износ, ибо крестьянину никто не помогает, и прибыль получается небольшой. Фермеры несмотря ни на что верят: когда-нибудь о российском сельхозпроизводителе изволит позаботиться и государство. То есть пойдут дотации из бюджета. Впрочем с большей вероятностью возможно иное: государство обложит крестьянина еще большими налогами и заставит отчитываться за каждый капустный кочан. Может и прав Александр Пекунькин, ожидающий от публичности только неприятностей?

Батюшка с тихим голосом

Каково быть православным священником в нищем приходе? С чем сталкивается сельский батюшка, неся служение среди растерянных и озлобленных людей? Как выживает многодетная семья, имея смехотворное содержание от государства?..

Прежде чем начать рассказ о семье сельского священника отца Виктора Соловьева и матушки Марины, вынужден окунуться в не слишком благостные и темные страницы русской истории. Дело в том, что современные жители села Троицкий посад в полной мере расплачиваются за несправедливость, допущенную их далекими предками. Но лучше все рассказать по порядку.

Несправедливость была допущена больше четырех столетий назад. Казалось бы, гигантский срок, все горести и обиды должны быть истерты из памяти поколений, забыты. Но оказывается для истории человечества четыре века - срок не такой и большой…

Несколько лет назад под Троицким посадом подвижники горномарийского народа стали затевать праздник «Пеледыш Айо». Дело в том что согласно преданию на месте, где впоследствии было основано село, князь горных марийцев Ак Парс принял решение подчиниться русскому царю. А куда ему было деваться? Да, марийцы (как луговые, так и горные) - гордый и независимый народ. Долгое время они сопротивлялись в равной степени как Московии, так и Казанскому ханству. Но, когда с Запада на Казань пошла армада, ведомая Грозным царем, против нее уже было не совладать. Если бы Ак Парс не преклонил голову перед царем Иваном, не сносить ему своей головы…

Луговые марийцы сопротивлялись дольше. Великие герои марийцев Чимбулат и Ак Патыр сложили головы в войне с Москвой. Но они защищали земли за Волгой, болотистые, лесистые и в сущности никому не нужные, кроме самих марийцев. Карательные экспедиции москвичей (в частности они захватили и потопили в крови марийский город Малмыж) призваны были просто усмирить непокорных луговых марийцев. Территория же горных марийцев важна была в стратегическом плане. Москвичи на этих землях основали крепости Васильсурск и Козьмодемьянск. И в подкрепление - небольшие форпосты Покровское и Троицкое. А самих горных марийцев оттеснили (считай - депортировали) подальше от Волги, от ее рыбных богатств, - в леса…

И так исторически получилось, что все села на Волге (на территории нынешних республик Марий Эл и Чувашии) - исконно русские. Сейчас, в результате «реформ» и «перестроек», русские села погрязли в нищете. Никто толком не может понять, почему так получилось, но население Троицкого посада осталось без работы. Из нескольких предприятий осталось в селе только Сельпо с пекарней (справедливости ради надо сказать - лучшее в районе). А вот шикарный паркетный цех, производивший великолепный паркет, который поставлялся для украшения полов в райкомах партии и во дворцах культуры, закрылся. Теперь остатки этого цеха селяне растаскивают по кирпичику… Не спасла и рыба, исконный здешний промысел. После постройки Чебоксарского гидроузла водохранилище настолько повредило экологию, что рыбы в Волге с каждым годом становится все меньше и меньше.

Сыграл злую шутку еще и тот факт, что в позапрошлом веке Троицкий посад получил статус Города (именно тогда село Троицкое стало «посадом»). Пусть город считался заштатным, зато здесь по городской манере устроили квартальное деление, четкую сетку улиц и присутственные места. В городе жили мещане. Они торговали, нанимались чиновниками, заводили ремесленные мастерские… в общем делали все что положено горожанам. А вот землей не занимались. Даже маленькие огородики - и те в Троицком посаде были редкостью. Нынешние потомки «мещан» по традиции тоже оказались неспособными к сельскому хозяйству. На село с население 600 человек нашлось только два человека, которые рискнули организовать фермерские хозяйства.

А теперь я скажу крамольную вещь, о чем принято стыдливо умалчивать. Власть в Горномарийском районе представлена этническим большинством: горными марийцами. Русских в районной администрации я что-то не встретил. И русские села оказались в некоей изоляции, они «забыты» властью. Не является ли такое положение местью потомков легендарного князя Ак Парса за унижение со стороны москвичей, которое горные марийцы претерпели более четырех столетий назад? Да, у нас многонациональная страна, и дружба между народами позиционируется как основополагающий принцип внутренней политики. Здесь я дружбы что-то не приметил…

«Городская» судьба Троицкого посада стала тяжелым своеобразным «крестом» села. Но, с другой стороны, село Покровское так и осталось селом. Там всегда жили крестьяне, некогда приписанные к Суздальскому епископу. Тем не менее и в Покровском жизнь сильно нарушилась… Даже несмотря на то что одна из крупнейших в Российской империи «лесных» ярмарок проводилась именно в Покровском. Здесь в Волгу впадают большие лесные реки Ветлуга и Большая Юнга. В верховьях рек формировались плоты, а под Покровским и Троицким посадом, древесину покупали оптовики. Есть сведения, что не все благополучно здесь было и в старину: в начале прошлого века мещане Троицкого посада писали премьер-министру Витте: «Тяжело жить, может поможете чем, ваше высокоблагородие…» Теперь бы тоже написали бы письмо в Москву. Да побаиваются, что местная власть накажет за своеволие… Времена-то ныне не царские, правды не сыскать… Троицкий посад славился столярами, лоцманами и бурлаками. Теперь он славится разве что марийским праздником «Пеледыш Айо». Народ здесь в сущности не пропал. Молодые уезжают на заработки, как правило, в Москву. Основное население села составляют пенсионеры. С ними, пенсионерами и приходится в большинстве своем общаться отцу Виктору.

Семья Соловьевых - самая многодетная в районе: у батюшки Виктора и матушки Марины восемь детей: Алевтина, Роман, Христина, Иван, Семен, Сусанна, Давид и Алипий. Старшей дочери 18 лет, младшему сыну 4 годика. Семеро из восьми детей родились здесь, в Троицком посаде. Отец Виктор - настоятель Троицкого храма. Напротив, на противоположном берегу реки Большой Юнги, в развалинах стоит Покровский храм. Если Троицу из руин поднять удалось, Покров еще ждет возрождения. Отец Виктор уверен, что и Покров дождется своего часа.

Приехали Соловьевы в Троицкий посад в 1990-м, почти сразу после того как отец Виктор был рукоположен в священники. Незадолго до этого Виктор плыл со свояком по Волге (они перегоняли лодку), и будущий батюшка увидел на крутом берегу два порушенных храма. Был поздний вечер, светили звезды и луна, и в голубом свете на берегу виднелись лишь очертания церквей; самих сел видно не было. Виктор подумал: «Эх, хорошо бы здесь жить, среди эдакой благодати!..»

Виктор Соловьев и подумать не мог, что его поставят на этот приход. Родом он с Урала, из Пермского края. Матушка - уроженка республики Чувашия. А встретились они в городе Йошкар-Оле. В среду познакомились (в храме) а ровно через неделю, в следующую среду венчались. Как-то сразу она поняли, что созданы друг для друга… такое бывает: будто «искра» какая-то проскакивает между двумя людьми и навеки скрепляет их сердца.

У отца Виктора есть особенность: у него очень тихий голос. В обыденной жизни это даже положительное качество. Но служить с тихим голосом в городе - невозможно. Отец Виктор и не надеялся на большой приход. Он с детства мотался с родителями по маленьким городкам-работягам Урала и привык к спокойному житию. Когда ему предложили Троицкий посад, он искренне возрадовался: ведь после того как они со свояком проплыли ночью мимо двух порушенных, но прекрасных храмов, он после на карте нашел это место и мысленно благословил его…

А приехали Соловьевы в сущности на пустое место. У семьи батюшки даже не было своего дома. Тогда у Соловьевых был всего один ребенок, младенец, и устроиться было проще. Троим хватило бы и одной комнатушки. Приютила их семья верующих людей, из коренных троицко-посадских «мещан»: тети Маши и дяди Коли Привалихиных. У стариков была младшая дочь, «безногая» Алевтина (у нее в детстве отнялись ноги). Алевтина стала нянькой для Ангелины и в сущности ее «второй мамой»; батюшка с матушкой с рассвета и до заката пропадали в храме - слишком много всего нужно было сделать, чтобы восстановить службы.

Первый год службы сельского священника ознаменовался несчастьем. Впрочем, такое “несчастье» слишком типично для сельских приходов… Изначально при Троицком храме собралась община (члены общины, собственно, и писали прошение в епархию с просьбой прислать на приход священника). И бабушки принесли в храм иконы; их спасли от поругания матери и бабушки нынешних старух. Когда в 30-е годы храмы в Троицком и в Покровском подверглись разграблению, иконы тайком удалось спасти. И однажды, едва только начал отец Виктор служить, обустроив алтарь с иконостасом, все эти иконы украли… Взломали окно, пролезли в храм - и забрали все более-менее похожее на старину…

Злодеев поймали: это были безработные молодые люди из Козьмодемьянска. Их судили, дали сроки. Оказалось, юные злодеи «работали» на заказ, по наводке неких злых и жадных людей. А иконы так найти и не смогли. Молодые придурки передали награбленное на перекрестке, получили свой «иудин гонорар», и заказчики исчезли навсегда…

Вообще трудно было не просто первые годы, а первые десять лет. Не сказать, что народ в Троицком посаде неверующий. Скорее, люди отучились от церковной жизни, вычеркнули храм из круга своего бытия. В Троицком храме после того как его разорили коммунистические власти, чего только не было! И склад, и сеновал, и мастерские… И Соловьевым вот еще, в чем «повезло»: начало служения отца Виктора аккурат совпало с началом развала старой социалистической системы, и со становлением нового, непонятного общества, точное определение которому мы до сих пор не можем дать. Упала экономика села - и все покатилось под гору…

Радостно одно: разваливались предприятия в Троицком посаде, а храм возрождался. И все эти годы Соловьевы скитались по съемным квартирам! Дом им районные власти выделили только в прошлом году - как многодетной семье… Как православный священник отец Виктор не получает зарплаты: батюшка «на кормлении», то есть живет на пожертвования.

Есть «костяк» христианской общины, восемь пожилых женщин. Они прибираются в храме, стирают. Вообще «приходом» можно назвать дюжину человек. В праздники приходят больше, до сотни жителей Троицкого посада. Но все равно это очень и очень немного. Откуда же берутся средства на восстановление храма?

Соловьевы не просят - это принцип их жизни. Они зарабатывают сàми. Ездят в родной город матушки Канаш и исполняют требы: освящают дома, машины. Канаш - город зажиточный, там немало людей с деньгами… Еще дети в Рождество ездят в Йошкар-Олу, «Христа славить»; это позволяет заработать на личные нужды детей. Ведь одной только обуви восьмерым сколько надо! И все - абсолютно все свободные средства уходят на реставрацию храма.

С игрушками помогает одна из сестер батюшки. Она работает в Москве, подъезды моет. И присылает брату в Троицкий посад целые кипы игрушек. Возможно, игрушки и с помоек. Но ведь не в этом суть! Главное, чтобы в храме благолепие было! Отец Виктор убежден: будет храм, будут службы - и жизнь в Троицком посаде станет оживать, возрождаться. Нужно отмаливать грехи предков… Ну, и о своей душе задумываться.

Радостно отцу Виктору вот, от чего: первые годы были у Соловьевых недоброжелатели. Находились такие люди, которые даже не здоровались. Теперь эти люди стали приходить в храм. Особенность любого села такова: приезжий человек воспринимается коренными жителями как «чужак». Два десятка лет должно пойти, чтобы селяне приняли «чужака» как «своего». В случае Соловьевых этот негласный закон дал сбой: их жители Троицкого посада приняли как «своих» через десять лет. Не раз в Троицком посаде я слышал: «Ой, у нас такой хороший батюшка!..»

Немного помогает многодетной семье епархия: по благословению архиепископа Йошкар-Олинского и Марийского Иоанна Соловьевы получают денежное пособие. А случайностей в жизни не бывает, это одна из истин христианства. Отец Виктор сам из многодетной семьи: у него девять сестер и братьев. У матушки Марины четверо братьев и сестер. Интересно, что братья матушки - священники, а сестры - такие же матушки (супруги батюшек). Сама матушка Марина несмотря на большое количество домашних забот, работает в храме уставщицей регентом, следит за правильностью службы.

Естественен вопрос: каково управляться с такой оравой? Матушка рассказывает с удовольствием:

- Наши дети дружные, жалостливые они друг к другу. Утром младших в детский садик одевать - нет проблем, старшие девочки за это в ответе. К дням рождения сами готовят пиццу, торт. И не болтаются наши детишки на улице. В огороде трудятся, и в церкви отцу помогают… На днях вместе, всей семье храм белили. Трое наших детишек сейчас учатся в музыкальной школе, двое поступили на вокальное отделение. Конечно, тяжело в поездки отправлять детей (они у нас по святым местам ездят), но и с этим справляемся. Наши дети были и в Муроме, и в Дивееве, и в Казани, и в Псково-Печерской лавре. Так что жаловаться нам не на что…

…Свое будущее старшие дети Соловьевых вовсе не связывают со служением в Церкви. Христина хочет стать врачом-стоматологом. Ангелина поступает на вокальное отделение в музыкальное училище. Роман обожает «железки» и мечтает стать инженером. Семен хорошо рисует и хочет в художественное училище поступить. В общем, дети как дети. Только, как говорится у нас на Руси, «с царем в голове». Все-таки родиться в семье православного священника - особая привилегия.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Республика Марий Эл.