Болдинская весна

Вот, все говорит: “Болдинская осень, Болдинская осень...” Как заклинание какое звучит, прям мем. А, между прочим, в этом селе на Нижегородчине бывает и лето, и зима, и весна. И живут простые люди, спокойно и уверенно делая свое дело на своей земле...

…Он был в своем родовом гнезде только три раза и прожил в Болдине в общей сложности 165 дней. Меньше полугода. Вот, в моей жизни тоже был случай: я прожил в монастыре 180 дней. И не создал ни черта – окромя продуктов жизнедеятельности. У Александра Сергеича иная история. За такой не слишком большой срок Пушкин создал здесь свои лучшие произведения. Много людей билось над загадкой Болдинской осени - и никто толком не понял, что здесь заставляло поэта совершать творческий подвиг. Ученые с задумчивым видом произносят: “феномен...”, прекрасно зная, что в первый приезд Пушкина загнали сюда финансовые неурядицы, связанные с предстоящей женитьбой. А выбраться в столицу он долго не мог (ведь рвался же!) из-за бушующей эпидемии холеры. Он писал другу князю Вяземскому: “...заехал я в глушь Нижнюю, да и сам не знаю, как выбраться? Точно еловая шишка в <......> вошла; вошла хорошо, а вышла так и шершаво...” Многоточие – это крепкое выражение, Александр Сергеич святым вообще-то не был.

Но по прошествии трех месяцев он с плохо скрываемой гордостью докладывал поэту Плетневу: “...Пришли мне денег сколько можно более. Здесь ломбард закрыт и я на мели... Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал как давно уже не писал. Вот что я привез... : 2 последние главы Онегина, 8-ю и 9-ю, совсем готовые в печать. Повесть, писанную октавами (стихов 400), которую выдадим Anonyme. Несколько драматических сцен или маленьких трагедий, именно: “Скупой рыцарь”, “Моцарт и Сальери”, “Пир во время чумы” и “Дон Жуан”. Сверх того, написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не все (весьма секретное). Написал я прозою 5 повестей, то которых Баратынский ржет и бьется...”

Есть еще одна загадка: все пушкинские сказки, за исключением одной, написаны в Болдине (в другие приезды).

“Повести Белкина” (те самые пять), как говорят специалисты, современникам были не слишком понятны. Сложны. Теперь та же “Барышня-крестьянка” или “Станционный смотритель” смотрятся как чистые кристаллы, блистающие совершенством. Знаете, почему? Хитрость в том, что за 180 лет мы, русские люди, незаметно для себя стали говорить не на русском языке, а на языке некогда скандального поэта Александра Пушкина. Недавно один юморист пошутил: “Пушкин был гений. Типа Земфиры”. Не знаю, что там будет с творчеством модной певицы лет эдак через пять, но пока в русском рейтинге единственных книг, которые можно было бы взять с собой в Космос, первое место “держит” поэт Пушкин.

Есть, правда, одно “но”. Недавно я был свидетелем школьной репетиции пушкинского “Пира во время чумы”. Не поверите: треть текста дети не понимали! Как церковно-славянский язык...

Болдинские крестьяне запомнили Пушкина как “доброго барина”. Доброго, справедливого и веселого, несмотря на то, что все маленькие (по росту) люди, в общем-то, считаются носителями дурного нрава. А еще Пушкин запомнился болдинцам тем, что читал им проповедь в Успенской церкви (освященной, кстати, в год его рождения). После службы взошел на амвон и увещевал паству примерно так: “...И холера послана вам, братцы, оттого, что вы оброка не платите и пьянствуете. А если будете продолжать так же, то вас будут сечь. Аминь!” Крестьяне не слишком внимали барину, потому как традиционное российское универсальное средство, по идее, должно было спасти и от холеры (кстати, спасло).

Если глянуть трезво, Болдинскую осень Пушкин “носил с собой”, и, в сущности, все равно, где она случилась бы. Могла состоятся Михайловская, Петербургская или какая-нибудь Царско-сельская или Мухосранская осень. Но нет ли здесь мистических мотивов? Ведь в истории не никаких “может быть” и “если”: случается то, что случается. Именно это небо, эти деревья (многие - без ложного пафоса - действительно помнят поэта), этот воздух помогли случится чуду, после которого русская литература уверенно вышла в “высшую лигу” мировой культуры.

- ...И все благодаря будущей теще Александра Сергеевича, - указывая пальцем наверх, рассказывает Геннадий Иванович Золотухин, человек, больше двадцати лет проработавший директором Болдинского музея, - она перед свадьбой выставляла много требований, и одно из них - чтобы у Пушкина была собственность. Пушкин обратился за помощью к отцу, и тот поступил благородно: переписал на сына 200 незаложенных душ. Само имение было заложено давно и только в деревеньке Кистенево оставалось 270 душ, Сергей Львович оставил себе только 70...

Геннадий Иванович “ушел в отставку”. Сказались шумные юбилеи, отнявшие слишком много сил. Несмотря на свои 70 с лишком лет, он выглядит моложаво и ведет себя артистично. Только в уголках его губ, когда он вдохновенно рассказывает о судьбе Пушкина, читается легкая обида. “Сейчас я ученый секретарь, удовлетворение я испытываю, потому что все, что задумано, было сделано, но после юбилейного года я чудовищно устал...” А разговор наш, между прочим, посвящен чисто практическим делам: истории хозяйствования в Болдинском имении. Не надо ведь забывать, что поэт Пушкин был ко всему прочему помещиком, что обязывало его грамотно вести хозяйство.

- Так, для чего он сюда приехал? - задаю я, наверное, идиотский вопрос. Геннадий Иванович относится к нему терпеливо (до этого он рассказал, что с ним на днях общалась тележурналистка, которая весьма удивилась тому факту, что в Болдине еще бывал и Пушкин):

- Он приехал для того, чтобы заложить свои 200 душ в Дворянский банк, за что он рассчитывал взять сорок тысяч рублей.

- А в каком состоянии было тогда имение?

- В ужасном. Если в 1825 году оно принесло дохода в 20 тысяч, то, после того, как сюда поставили управляющим Михаила Калашникова, отца девицы Ольги, с которой у поэта в Михайловском случился роман, доход стал падать. И к 30-му году имение оказалось близким к разорению. Дело дошло до того, что в 34-м Пушкин сам попытался взять управление на себя. Но его вовремя отговорили. Дело спасло то, что пришел новый управляющий, Иосиф Пеньковский. Сергей Львович подумывал уже продать к черту вторую часть имения (первая давно была во владении полковника Зыбина), но Пеньковский - он сам был белорусским дворянином - убедил его, что выведет имение из кризиса.

- Получилось?

- Да. Причем, Александр Пушкин сильно ему не доверял, даже проверки устраивал, но в 36-м он даже его благодарил.

- Как же ему удалось выправить положение?

- Пеньковский был прежде всего порядочным человеком. Не воровал сам и другим не позволял. Он освоил новые земли. Он серьезно занялся дисциплиной, “взял крестьян в кулак”, перевел их на барщину. И, что самое, на мой взгляд, главное, - он еще умел “крутиться”. Он обладал уникальной способностью где-то доставать деньги и частенько выручал Пушкиных в затруднительных ситуациях.

- Ну, а сам поэт что-то практическое в Болдине сделал? Мне уж тут много всякого нарассказывали про то как Пушкин и рощу спас, и крестьян куда-то переселил, и прочее.

- Ничего он не сделал. Ни конкретного, ни практического. Кроме литературных трудов, конечно. Пушкиных было много, и Болдино было в их владении находилось со времен Ивана Грозного; не стоит все деяния представителей одного из древнейших русских дворянских родов навешивать на одного человека. Он творил - и этого, я думаю, достаточно.

Весной Пушкин здесь не был. Не любил он весны: “Вонь, грязь, весной я болен; кровь бродит, чувства...” (Подошла жена, увидела что я тут “ваяю”, и говорит: “Весной он по бабам бегал. Душа весной не теории, а действия требует...”) Так вот, о действии.

Разумно предположить, что в Болдине живут не только памятью о гении. Но и трудятся. До того, как я попал в это знаковое село, я представлял себе, что в нем находится какой-нибудь “Колхоз имени поэта А.С. Пушкина”, пребывающий в состоянии захудалости (а чего еще ждать от современности?). Я жестоко ошибся.

Хозяйство действительно носит имя поэта (называется оно п/х “Пушкинское”), но является оно... самым преуспевающим во всей Нижегородской области. Повезло мне еще и в том, что в разгаре было не только весеннее цветение, но и посевная.

Но посевная еще и самая нервозная пора. Рабочий день в хозяйстве начинается в 5.30 утра и заканчивается где-то к 11 вечера. “Полевой командир” на пору весенней страды - главный агроном Владимир Кочетов. Его “Уазик” лихо разъезжает по бескрайним пыльным просторам: процесс сева нуждается в постоянном контроле.

При первом же взгляде на Владимира я понял, почему в памяти болдинцев Пушкин сохранился как “маленький, щупленький барин”. Ростом под 2 метра, широкоплечий, Кочетов, как Петр Первый, стремительно расхаживает по полям, так что подчиненные (как и я, впрочем) за ним едва успевают семенить. Владимир внешне всегда спокоен, невозмутим, и все своим видом будто говорит: “ребята, все нормально, не нервничайте, главное - работайте, а остальное приложится само...” Он коренной болдинец и я вправе предположить, что такой характер вообще присущ всем здешним жителям. Кстати, из своих 34 лет он работает в должности главного агронома 14. Считай, всю сознательную жизнь.

Кроме того, что в “Пушкинском” имеется 2,5 тысячи голов крупного рогатого скота, хозяйство занимается еще тем, что другие колхозы давненько забыли. А именно - первичным семеноводством. То есть, выращиванием элитных сортов семян. У “полевого командира” Кочетова в подчинении целая агрономическая служба, занимающаяся не только насущными делами, но и наукой. Полей у хозяйства много - больше 7 тысяч гектар - и каждый день “Уазик” Владимира “сжигает” по 30 литров бензина. Сами механизаторы, кстати, его уважительно называют Михалычем.

Я “висел на хвосте” у Михалыча целый день. Он пролетел как один час - в непрерывной тряске на проселках и с незамолкающей рацией. Мне-то что: на заднем сидении сижу, в окошко поглядываю, и вылезаю только, когда Михалыч подъезжает к очередной бригаде. Но вот к вечеру чувствую, что устал заметно, да и главный агроном не в лучшем состоянии. Мне-то что: я завтра могу выспаться, а у Михалыча опять подъем в 4.30, так же завтра, послезавтра и в последующие дни. До осени...

«Я так его любила...»

Пробегаю глазами невеликий по объему текст драмы Пушкина «Русалка». Вещи, так поэтом и не законченной. Трудно нащупать скрытые нити творчества давно умершего гения, но определенные ассоциации все же могут возникнуть - особенно, когда узнаешь некоторые дополнительные факты из жизни Александра Сергеевича. «Русалку» поэт бросил писать в том месте, где творческое воображение уже не в силах было развить сюжет, а именно в момент, когда князь встречается со своей некогда возлюбленной, которая предстает пред ним в виде русалки. «...Откуда ты, прекрасное дитя?» - восклицает герой. Дальше, похоже, Пушкин попал в так называемую патовую ситуацию, то есть не знал, куда дальше двинуть своих героев. Но, если подумать, за удивлением князя с точки зрения законов честной литературы уже ничего не могло последовать. Нужно было ставить жирную точку (в данном случае это был знак вопроса), что и было сделано. Напомню вкратце сюжет драмы. Дочь мельника узнает от своего любовника, что тот женится на девушке из своего круга. Она отпускает его, сообщая на прощание, что беременна от него. Князь к тому же мельнику дает кошель серебра, а бывшей любовнице - бусы из драгоценных камней. Мельник доволен, но дочка его, не в силах пережить предательства, топится. Князю тяжко живется с нелюбимой женой (к тому же господь не дает им детей). Однажды в раскаяньи возвращается он к злополучному берегу реки (помните, это ведь оттуда: «...Невольно к этим берегам меня влечет неведомая сила...»), где и происходит странная встреча.

Через несколько лет Пушкин вновь «прогонит» описываемый сюжет в одной из «Песен западных славян» («Яныш королевич»). Здесь уже все логически довершено, но смысл остается тот же: раз совершенное деяние уже ничем не искупится. Ох, представляю я, какой нынешнему фрейдисту представляется простор в пушкинских текстах! Уж не съедаема ли совесть гения страданием от свершенного греха? Не святой же был...

«...И мы, - не правда ли, моя голубка?

Мы были счастливы; по крайней мере

Я счастлив был тобой...»

Городок Лукоянов, что в Нижегородской области, раньше был центром уезда, к которому принадлежало небезызвестное село Болдино. Одна из живописных лукояновских улочек, называемая поэтически «Коммуна», раньше именовалась Мещанской. До сей поры под номером 47 на улице этой стоит наполовину вросший в стену домик в пять окон. Не знающий человек так бы и прошел, не заметив его - настолько он невзрачен. Но, тем не менее, строение это связано с именем поэта и возраст его уже подходит к двумстам годам. Собран он из смолистой, так называемой «недоенной» сосны, а потому неплохо сохранился. Лишь обтертые края бревен на «венцах» явно указывают на древность дома.

Нынешняя владелица дома №47 - милейшая женщина Софья Михайловна Громилова. Ей уже девяносто один год, но сей факт нисколько не повлиял на ее память и говорить с Софьей Михайловной для меня составило истинное удовольствие. Впервые пришла она в этот дом еще до войны, вместе с мужем, Сергеем Михайловичем, семья которого им и владела. Работала она тогда телефонисткой, Сергей ее приметил, предложил руку - и в обеденный перерыв сбегали они в Совет зарегистрироваться (так тогда было принято). И прожили они здесь, как говорится, душа в душу, аж шестьдесят один год. Только один разочек муж увлекся другой женщиной, но Софья Михайловна тогда предъявила строгий ультиматум - «Я - или она!» - что вернуло благоверного в родные стены уже навсегда. Четыре года назад Сергея Михайловича не стало. И теперь все чаше, когда приходится вдове коротать время в одиночестве, дом, в котором она живет, напоминает о своем таинственном пошлом.

«...Готовы целый день висеть на шее

У милого дружка, - а милый друг

Глядь и пропал...»

Вообще-то лукояновцы всегда знали, что в этом доме жила ни кто иная, как любовница Пушкина. Кто-то поправит: возлюбленная! Но разговор у нас сейчас не о русском языке, а о самой что ни на есть жизни, где, как правило, вещи называются своими именами. Да: любовница. Причем, отвергнутая... Слишком значима была фигура великого поэта, чтобы такие столь любимые простым обывателем факты возможно было утаить. Ольга Михайловна Калашникова - так ее звали - отличалась редкой красотой, статью, но нравом своим вряд ли могла дать пример другим. К сожалению, никаких изображений ее не сохранилось. На небосводе жизни серая ее звездочка лишь на миг мелькнула, в общем, не оставив заметного следа, хотя бы в памяти жителей Лукоянова. Любовница - и все. Так что из впечатлений, прошедших многократную передачу от поколений к поколениям осталось только это: высокая (известно, что Пушкин любил таких), красивая и несчастная. Плюс к тому некоторое пренебрежение. Девка была ведь барской б.... , а б.... у нас, как известно - не человек.

Да и давно бы стерлись из памяти людской воспоминания об одной из пушкинских муз (в конце концов, Александр Сергеевич плодовит был одинаково на поэтическом, и на любовном фронтах), если бы не старинные друзья Софьи Михайловны Громиловой. Местный краевед, ныне покойный, Сергей Иванович Пох, многое знал. И помнил даже, как семья Громиловых купила дом на Мещанской в 1918 году у двух старушек, которые были дочками трактирщика Терскова. А вот Терсков приобрел его как раз после исчезновения Ольги из города.

Но, с другой стороны, Ольгу жалели. Дело в контексте. Нужно знать психологию обитателей маленького города, ведь в основной массе своей были они бывшими крепостными, по разным причинам получившими волю. Слишком много они знали унижений - если не от своих, то от прочих хозяев. Не стоит забывать, что первая половина прошлого века в России было временем узаконенного рабства. Кто бы ты ни был - Пушкин, Радищев, или... Владимир Ульянов - все равно для простого человека ты оставался барином. Хозяином. Но мир не был бы так прекрасен, если бы попадал под примитивные схемы. Ведь и он, то есть Пушкин, был рабом своих хозяев, скатавшимся по их прихоти в ссылках.

«...Я так его любила.

Или он зверь? Иль сердце у него

Косматое?»

Но пора бы нам обратиться к тем сведениям о романе между поэтом и крепостной девицей, что нам история донесла. В 1826 году Пушкин далеко не по своей воле проживал в Михайловском. Что там у них случилось с одной из дворовых девок его отца Сергея Львовича, одному Богу известно. Хотя, все сие можно представить, имея при себе текст «Русалки». Правда, стоит отбросить романтический уклон вышеозначенной драмы. Стоит только заметить, что такие отношения считались скорее правилом, чем исключением и уж конечно протекали они в абсолютном взаимном согласии.

То, что молодой Александр имел особенную власть над женщинами - не секрет. Да и Пушкин этого не скрывал. Без сомнения, Ольга получила долю своего женского счастья... довольно ли его было? Как впоследствии выяснится, не очень. Пушкин не очень много написал в тот период, но из написанного его руке принадлежит не слишком понятное стихотворение «Будь подобен полной чаше...», где есть такие строки:

То-то праздник мне да Маше,

Другу сердца моего;

Никогда про счастье наше

Мы не скажем ничего...

Стихотворный набросок заканчивается совсем уж, на первый взгляд, нелепым восклицанием: «...И этой свадьбе не бывать...»

Итак, любовь молодого столичного повесы и сельской девушки пришлась на зиму 1826 года. В Петербурге в разгаре были следствия над дворянами, его друзьями, совершившими попытку государственного мятежа. Ольга была дочерью Михайловского старосты Михаила Ивановича Калашникова. С отцом девушки у Пушкина были очень непростые отношения, доходящие до взаимной ненависти. Связано это было к тому же напряженными отношениями с отцом, владельцем имения. Как бы то ни было, Ольга оказывается «и интересном положении». Другой бы барин так и оставил это дело на самотек - мало ли таких Ольг лежат еще на амурном пути - Александр же решает поступить иначе. Он решает переправить девушку в другое фамильное имение. Что им движет? Желание убрать «с глаз долой» предмет своего увлечения? Или - попытка избавить Ольгу от дурных толков?

Этот вопрос, пожалуй, так и останется неразрешимым. В конце концов, поэтом могли единовременно двигать как благородство, так и... чувство вины, позора. Конфуз, конечно, вышел, но жизнь-то не кончилась!

«...Сегодня у меня

Ребенок твой под сердцем шевельнулся...

(князь) - Несчастная! Как быть? Хоть для него

Побереги себя; я не оставлю

Ни твоего ребенка, ни тебя...»

В начале мая того года он пишет своему другу Петру Андреевичу Вяземскому письмо в Москву, где, в частности, есть такие строки: «...Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве, дай ей денег, сколько ей понадобится... Потом отправь в Болдино (в мою вотчину)... при сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютки, если то будет мальчик. Отсылать его в воспитательный дом мне не хочется, а нельзя ли его покамест отдать в какую-нибудь деревню - хоть в Остафьево...» Общий деловой тон послания лишь в самом конце его нарушается отчаянным возгласом: «...Милый мой, мне совестно, ей-богу... но тут уж не до совести.» Через некоторое время - новое письмо: «...Видел ли ты мою Эду? Вручила ли она тебе мое письмо? Не правда ли, что она очень мила?»

Известно, что на службу в Болдино переводится и отец Ольги. Вскоре она разрешается от бремени. Рождается сын. К великому горю, младенцу житья было дано совсем немного и он упокаивается на местном кладбище. Пушкин знает об этом и наверное сильно переживает случившееся. Что происходит дальше?

В общем, ничего особенного. Пушкин в октябре обретает относительную свободу, погружается в литературную работу, что в государстве нашем по традиции невозможно без определенных «пассов» при Дворе, то есть участия в том, что сегодня называется «тусовкой». С Ольгой они встречались еще осенью 1830 года, в Болдине, когда Пушкин, окрыленный согласием на брак с Натальей Гончаровой, совершает свой знаменитый творческий подвиг. Литературный итог Болдинской осени мы знаем, что же происходило на иных полях брани - осталось за кадром.

Известно, что Пушкин вновь поучаствовал в судьбе Русалки. В мае 1831 года она получает вольную. На выданные ей 2000 рублей она покупает дом в Лукоянове, на Мещанской. Отец, Михаил Иванович, присмотрел ей жениха из «благородных». Это был некто Павел Степанович Ключарев, отставной поручик, дворянин, владелец части села Новинка Горбатовского уезда. Он служил в Лукоянове дворянским заседателем земского суда. Вдовец, Ключарев был небогат, в частности, по причине того, что сильно «заливал за воротник». Весь город знал, что отставной поручик может пропить последнюю рубашку - и во хмелю он отличался особенной жестокостью. Жену он избивал безжалостно и скандалы прокатывались один за другим.

«...Я доберусь, я ей скажу, злодейке:

Отстань от князя, - видишь, две волчихи

Не водятся в одном овраге...»

Ольга еще два раза родила. Злой рок преследовал и этих детей: оба умерли во младенчестве и могилы их уже не найти на Лукояновском кладбище. По видимости, конфликт между супругами Ключаревыми разрастался - об этом свидетельствуют письма, которыми Ольга Михайловна буквально бомбардировала бывшего своего хозяина. Она жаловалась Пушкину, просила помочь хоть чем ни будь, и умоляла забрать ее из ненавистного ей Лукоянова.

Что до поэта, то вряд ли сердце его было занято Русалкой. Для ветреного сердцееда, вопреки общепринятому мнению, слишком много значили ДОМ и СЕМЬЯ. Ведь, как показывает история его последней дуэли, Пушкин сражен был не пулей противника, а только лишь малейшим намеком на непрочность этих двух самых святых для него понятий. Потому деревенский флирт с молодухой был для него давно минувшим событием. Но, кроме сердца, были еще душа и мозг...

И факты свидетельствуют о том, что Пушкин следил за судьбой Ольги Калашниковой непрестанно. Последнее упоминание об Ольге находим в письме Пушкина к управляющему Болдинского имения Пеньковскому: «...О Михаиле и его семье буду к вам писать...»

Дальше было следующее. Наскоро собравшись, Ольга оставляет Лукоянов и переезжает в Петербург. Но не найдено никакой информации о том, добралась ли она до столицы, тем более - устроилась ли она там. Полная неизвестность. Здесь все версии дальнейшей судьбы ее приемлемы; даже можно предположить, что постигла Ольгу судьба Русалки из пушкинской драмы. Фантастическое, конечно, предположение, но в данном случае - повторюсь - возможно любое развитие сюжета.

Замечу только, что теперь, по прошествии почти двух веков, факты реальной жизни способны запросто замениться на продукты литературного воображения. Да, есть множество свидетельств реального существования Ольги Калашниковой. Но кое-кто из современных полуученых - мистификаторов легко может доказать равно как абсолютную невозможность существования у поэта возлюбленной из смердов, как и неизвестную еще пушкинистике величайшую во Вселенной любовную связь. Можно без значительных усилий доказать, что никого не было благороднее Пушкина в России. Или - что он был подлец первостатейный. Ведь на таком расстоянии лет все становится так зыбко... Но...

Как бы это сказать точнее... Ну, представьте себе, что родилась двести с лишком лет назад девочка. Ей не очень повезло: произвели ее на свет крепостные крестьяне. Но душа-то девичья... живая. И болеть может. Она часто с завистью смотрела в зажженные окна барского дома. А там - балы, мундиры, веера, боа, свечи... Сказка! И вдруг - из этой чуждой массы выделяется. ОН. Единственный, прекрасный, нежный. Смотрит на тебя, яко сокол. А говорит-то как! Эх, пропала девка...

Ах, если б ребеночек жив тогда остался... Жизнь - будто кончилась тогда. И небосвод потемнел. А у него-то, говорят, жена теперь, первая красавица Москвы. И все они по балам, все - по приемам! Весела жизня ихняя... Но разве может она, селедка копченая, любить ЕГО так, как я его любила? Я проберусь, докажу, вырву его, любезного, из зубов ее поганых. Что ж он бросил-то меня на утеху пьянице этому? Саша! Сашенька!!!

Простите автора за литературное отступление. Старенькая женщина Софья Михайловна Громилова делится со мной жизнью своей. Жизнь, в общем-то, тяжелая. - но счастливая. Особенно Софья Михайловна горда тем, что сберегла предания об одной из владелиц этого старинного дома. Раньше дом стоял на самом берегу речки Теши, но после одного из крупных наводнений его перенесли выше, к самой дороге. А ведь могли и разобрать вообще. Так что, Софья Михайловна свою руку приложила и к его спасению.

Долгие ночи она коротает наедине с собой... Софье Михайловне часто по ночам слышится, как кто-то открывает двери, скрипит по половицам, постукивает по стеклу. Однажды, проснувшись среди ночи, она увидела посреди комнаты... женщину. Одета она была во все белое, но - по домашнему. И спиной повернута. Софья Михайловна не испугалась (в таком возрасте уже нечего боятся). Она медленно, осторожно обошла незнакомку - и молча взглянула ей в лицо. Решила сразу: в разговор не вступать. Вначале она узнала свою покойницу дочь. Подошла ближе, почти вплотную, стала вглядываться в освещенные лунным светом черты, и какие-то из них показались ей непривычными. Уже и решилась было спросить, но женщина резко развернулась и стремительно ушла в соседнюю комнату. И больше уже никогда не появлялась.

Да, напоследок - один забавный факт. В Лукоянове проживает больше ста людей, носящих фамилию «Пушкин». Некоторые из них даже пишут стихи. Это странное явление никто не может объяснить. Правда, говорят, крепостным часто давали фамилию хозяев. Хотя, чем черт не шутит...

Боголюбимая

Если цыплят принято считать по осени, результат праздника оценивается к вечеру. На сей раз все прошло более-менее удачно: три разбитых лица, проломленная бутылкой черепушка, несколько задержанных, отвезенных в райцентр, и ничего более. Все - как обычно.

Но это, конечно, только внешнее, наносное... Все-таки, праздник для села Болтинка - значительный, сюда съезжаются и сходятся сотни людей со всей округи, ведь чудо, некогда произошедшее здесь, явление нечастое, и, если уж Господь одарил эти земли своей благодатью, значит, так тому и надо было случиться. Ну, а насчет вечерней части, связанной с пьянкой... лично меня, например, добрые люди отвели от возможной беды: просто посоветовали не дожидаться конца и поскорее уходить из села.

Почему-то земля Русская по-особенному богата на чудеса. Лично я знаю больше десятка подобных историй обретения икон сверхъестественным образом. Согласно официальной легенде, перед самой отменой крепостного права (в конце 50-х годов XIX века) в одном из родников, которые обильно истекали из горы на северо-восточной окраине села, местный пастух обнаружил икону. Пастух был человек малограмотный и не слишком верующий, и потому принес находку попу. Тот определил, что лик изображает Богоматерь, точнее, это была каноническая Боголюбская Божья Матерь. Икона попала к местному помещику и тот, недолго думая, решил отвезти ее в Боголюбский монастырь, что под городом Владимиром, так как было не совсем понятно: возможно, она была украдена и брошена злодеями. В дороге икона... пропала. И обнаружили ее через несколько дней все в том же роднике. Весть о чуде разнеслась по всей округе, и чудотворный образ таки был помещен в местную церковь. А к роднику, который обустроили и углубили, создав колодец-резервуар для воды, потянулись паломники.

При советской власти церковь разрушили, а образ пропал. Но остался святой источник, прозванный в народе Боголюбимым, а в день первого обретения иконы к нему стали стекаться великие толпы народа. Праздник получил такое же название: “Боголюбимая”.

...У источника томятся в ожидании люди. Ждут окончания службы и начала крестного хода к источнику. Пока еще свежо, тихо и веселое журчание потоков, струящихся с горы, вселяет в душу радостное настроение, предощущение чего-то нового, неизведанного. Ниточки ручьев, исчезая под землей, сходятся в месте, где над колодцем стоит часовня. Именно это и есть Боголюбимый источник. Старая сельская церковь полностью утрачена (на ее месте теперь детский садик), зато недавно самом центре села построена новая, тоже названная в честь Боголюбской Божьей матери. Звон колоколов, доносящийся снизу (село расположено в долине) сообщает о начале крестного хода. И через пятнадцать минут возле источника становится шумно...

Священников много, наверное, они съехались со всех окрестных сел, и все они по очереди читают акафист, специально посвященный иконе, явившейся из источника: “Боголюбимая Пресвятая Богородица, моли Бога о нас... и радуйся возлюбимая Пресвятая царица Богородица, надежда и прибежище наше...” Кругом множество людей с пустыми емкостями всевозможных видов - от оцинкованных ведер до пластмассовых бутылок из-под пива; все степенно ожидают, пока окончится служба. Невдалеке, прямо на солнцепеке, стоят женщины, несшие светильник и иконы. Мужчины уважительно курят в отдалении.

Не знаю, почему, но взгляд мой останавливается на старухе, которую две молодые женщины привели за руки и посадили метрах в 50 от родника на небольшой стульчик. Она сидела, вовсе не глядя в сторону действа, задумалась о чем-то, опустив голову. Моя работа - снимать, и раз, проходя мимо нее, слышу ее оклик:

- Я не вижу ничего, только ваши шаги слышу. Эт что ж, специально на нашу Боголюбимую приехали?

- Точно, специально.

- Эт, откуда же вы?

- Из Москвы.

- Из Москвы... Да... праздник наш хороший, старинный. Здесь ведь прямо в колодце явилась икона, Боголюбимая Божья Мать, ее никто не видел, и только одна маленькая девочка ее обнаружила и подняла со дна колодца. Достойна Богу эта девочка была. Эт очень давно было, и я ребенком была, когда праздник этот был. Да... весело было, плясали все, во все самое лучшее одевались, только вот... паралич меня третий год как разбил...

Зовут эту женщину Мария Михайловна Кашмина, и ей скоро стукнет девяносто. Я не стал с ней вступать в спор насчет того, что раньше прочитал историю про пастухов, и вот, почему: в конце концов, какая разница, кто первый увидел икону, главное - она явилась именно в Болтинке. Тем более что наверняка она не сама это придумала, а ей рассказали про то старики во времена, когда она сама была молодой и красивой. Да, хороводов в наше время у родника не водят, зато действительно селяне одевают на праздник самое красивое. А вот, при советской власти, по словам пожилой женщины, все было немного иначе:

- ...Ой, запрещали нам тогда сюда ходить и с горы народ гоняли! Привозили милицию, а те гоняли и петь не давали. Такое еще было (прости, Господи!), что при советской власти даже воду из родника спускали, значит, чтобы ее не набрали. Ну, а теперь, небось, те, кто гонял, сами за водой приезжают... А знаете, что в том доме, - Мария Михайловна указала примерно в сторону полуразвалившейся избушки (ведь слепая же...), - ну, там где-то, вы видите, наверное, у нас праведница жила.

И она рассказала такую историю. В домике этом жила всеми почитаемая женщина. Звали ее странно: Мария-Маша Болящая. Так-то она имела нормальную фамилию - Молянова - но все ее прозывали именно Марией или Машей Болящей. Появилась она в Болтинке давно, в двадцатых годах прошлого века, приехав аккурат к празднику Боголюбимой. В то время она была совершенно парализованной, и привезли ее к источнику исцелять, поскольку именно в этот день вода считалась особенно целебной. Руки и ноги у нее были как бы сведены “цветочком” (извините, но мне рассказали именно так), что говорило о том, что Мария-Маша, скорее всего, страдала от тяжелейших последствий полиомиелита. Рассказывали, что у этой женщины была когда-то семья, ребенок, жила и работала она в большом городе, но сама Мария-Маша об этом не вспоминала.

Она стала провидицей и праведницей. Ей построили избушку на склоне горы, где она прожила с келейницей, которая за ней ухаживала, целых 53 года. Умерла она в 1978 году и похоронена на Болтинском кладбище. Среди людей старшего поколения, нет, наверное, в селе и ближайшей округе человека, который хоть однажды не приходил к ней с советом. Часто говорила она странные, а порой и неожиданные слова, но все, что она говорила, рано или поздно сбывалось. Марию-Машу в народе любили, а власти предпочитали ее не трогать во избежание беспорядков (а желание отправить ее в Дом инвалидов во тогдашних властях никогда не пропадало). Вот, какую историю рассказала мне Мария Михайловна.

К чему это все? А вот, к чему. Несколько лет назад построили здесь, под горой, предприятие, которое занимается тем, что воду из Боголюбимого источника разливает в бутылки, газирует и продает. Еще, говорят, на воде из родника где-то варят пиво. Дело, конечно, хорошее, ведь это предприятие, которое имеет название “Родник”, обеспечивает работой жителей села с, мягко говоря, не слишком сильной экономикой.

Но вот, в чем загвоздка. Когда-то, очень давно, Мария-Маша предсказала, что воду из Боголюбимого начнут продавать, это будет приносить доход, но через какое-то время вода пропадет.

Пока вода в источнике есть и никаких примет того, что она иссякнет, не наблюдается...

Купание коня

По преданию, на месте нынешнего села Мурзицы жили татары, потомки тех самых монголо-татар, пришедших в эти края с полчищами Батыя. Здесь властвовал некий Мурза, и, когда войско Ивана Грозного шло вдоль реки Суры в поход на Казань, отряд Мурзы (почему-то принято считать, что он был очень жестоким человеком) уничтожили, а его предводителя живьем, прямо на берегу реки, по приказу самого царя закопали в песок. Говорят, побоище было здесь страшное - и река часто напоминает об этом: вешние воды из обрывистого берега, на котором стоит село, вымывают много костей.

С тех пор берега Суры заселили выходцы из Московского государства и теперь в Мурзицы – чисто русское село. Но “мурзицкие” (так называют себя жители села) считают, что их уникальный праздник “Купания коня” - наследие давнишнего татарского прошлого. Уже хотя бы потому, что конь - громадная любовь всяких кочевников – даже цыган.

В радиусе ближайших ста километров (а Мурзицы расположились аккурат на стыке Нижегородской области, Мордовии и Чувашии) никаких подобных праздников не сохранилось, а сами мурзицкие убеждены в том, что их “Купание коня” вообще не имеет аналогов. Тем, кто внимательно читает мой блог, наверняка известно, что в России изредка встречается нечто подобное, правда, в несколько иных формах. Такие праздники обычно объединяют общим названием “русальных”, так как все они проходят в русальную неделю, то есть, следующую неделю после Троицы. Мы не будем вдаваться в подробности - что на таких праздниках происходит, отчего и зачем - ведь все равно ни один из них не будет похож на другой. Давайте лучше окунемся в стихию удивительного действа, разворачивающегося раз в год в нижегородском селе Мурзицы.

Заметим только, что татары здесь совершенно не при чем, и ряжение в коня, Русалку или Кострому встречается в той или иной форме почти у всех индоевропейских народов, включая, конечно, и славян. Это чистой воды язычество, о чем, впрочем, в Мурзицах прекрасно знают и даже гордятся тем, что они смогли пронести древний обычай через века. Впрочем, с точки зрения христианской церкви здесь все “чисто”, так как праздник проходит на Заговенье, перед началом Петровского поста.

Мурзицы мало чем отличаются от других российских сел. Если глава местной администрации, “мэр Мурзиц”, Алексей Сивоклоков, встретил нас тепло и радушно, то с руководителем здешнего хозяйства увидеться не удалось. Как нам объяснили, он “болен русской болезнью”. Мы не будем расшифровывать эту формулу, ибо тот, кто понимает, и без того все понял. Потом, после праздника, в сумерках, мы встречали множество таких “больных”, некоторые из которых были настроены на “подвиги”, и некоторую уверенность в собственной безопасности в нас вселял только дежуривший на площади наряд полиции.

Хозяйство, СПК“Мурзицкий” ходит в середнячках, и, когда его руководитель в нормальном состоянии, ему (и коллективу, конечно) удается добиваться хорошей урожайности зерновых. Правда, на зарплате колхозников (как ни меняй названия - все равно от слова “колхозник” не убежишь) это отражается незначительно; она практически никакая, и с работниками СПК расплачивается натурой. В такой ситуации выручают личные подворья - в обычный будний день почти всех мурзицких можно встретить на частных огородах или в уходе за своим скотом. Еще в селе имеются хлебоприемное предприятие, мельница и кирпичный завод. Последнее предприятие - самое успешное, но, поскольку принадлежит оно системе Газпрома, селу от него, кроме нескольких рабочих мест (в основном на нем трудятся люди со стороны) ничего не перепадает. Глава оценил обстановку в селе следующим образом: “В общем, процветания не замечено...”

Праздник начинается вечером, уже после того как пригонят скотину. И не только потому, что людям надо завершить дневные хлопоты. Заговенье обычно попадает на самый разгар лета (сроки его меняются в зависимости от Пасхи) и днем просто-напросто нестерпимо жарко. В этот раз столбик термометра зашкалил за все “30”. Мы приехали раньше, еще утром, и еще до “Купания коня” успели пообщаться с замечательной женщиной, местным библиотекарем, Галиной Старковой. Галина Павловна смогла собрать материалы и по истории праздника, и по истории села, и много чего еще, о чем нам еще предстоит поговорить.

Так вот, о празднике. Про него Галине Павловне рассказывала еще ее прабабушка, Анастасия Игнатьевна (она умерла в 68-м году в возрасте 84 лет). Удивительный обычай ряжения коня не прерывался никогда, даже в самые лихие годины. В те времена, хотя люди и жили гораздо беднее, чем теперь, наряжали не одного коня, а двух, в разных концах села. В центре они сходились у церкви, где проходили игрища: девушки стремились переплясать и перепеть друг друга, а парни, естественно, состязались в силе и ловкости. Собирались в круг, в хоровод, пели “голосовые” (без сопровождения гармошки или балалайки) песни, некоторые из которых дожили до нашего времени. Например, и теперь поется такая обрядовая песня (она вспоминается только раз в год, на “Купание коня”:

Как по улице по Шведской,

В слободе было Немецкой,

Проживает сын купецкий,

Да, купецкий-молодецкий,

За собой ведет он девку,

Ведет девку-черноземку...

Вот, откуда здесь, в глубинке могла появиться подобная странность? Загадка...

Ни о какой пьянке в старину, особенно, среди молодежи, и речи быть не могло, так как напиться в те времена считалось позором и отведать вдоволь пива могли лишь взрослые мужики. Наверное, сами понимаете, к чему это я: теперь молодые парни скорее состязаются в обратном: кто больше выпьет...

В старое время праздник имел еще одно (кроме обрядового и расслабляющего) значение: здесь парни приглядывали себе невест (ну, и девушки, конечно, заглядывались на парней). Ну, а смысл самого действа старики объясняли следующим образом: конь как бы устал, он всю весну пахал, и боронил, и его надо отпустить в ночное, в пойму реки на отдых, “купать”. До сенокоса. Вроде бы простое объяснения, но на самом деле не все так просто, так как в традиционных обрядовых праздниках есть еще более глубокое подоплека. Но надо бы объяснить что, собственно, представляет собой этот “конь”.

Способ его изготовления и материал уж точно не менялись веками. Мужчины с раннего утра уходят в лес и вырезают из ствола вяза “кузов”, из которого потом сделают голову коня. Конские зубы раньше вырезали из... картошки (тогда картошка еще не научилась синеть в разрезанном виде), теперь же зубы скручиваются из жести - технология! Из домотканого холста сшивается широкий полог, берутся две “слеги” (жерди), на которые набрасывается полог и к ним пристраивается голова. Хвост и гриву делают из обыкновенного мочала.

Все это сооружение должны держать два человека. Как правило, для этой задачи выбирают выносливых молодых парней, к тому же могущих плясать. Главной фигурой всегда считался поводырь, или, как по-местному говорят, “поводельщик”. Для этой роли обычно назначается боевой мужчина, знающий не только шутки-прибаутки, но и все положенные порядки. Как правило, поводельшиками люди пребывают по много лет, а то и десятилетий. В Мурзицах хранят добрую память о поводельщике дяде Пете (полностью его звали Петром Ивановичем Беззубовым). Дядя Петя пришел с войны, потеряв там руку, тем не менее, он сразу же взял на себя дело организации “Купания коня”. Не было на селе человека, более, чем он знавшего все шутки, песни, анекдоты, и просто любо-дорого было смотреть на то, как он ведет коня.

У коня почему-то (как минимум, за последние сто лет) не меняется “кличка”, и все время его звали Соколиком. Всю жизнь дядя Петя пас колхозный скот, был, как говорится, обыкновенным деревенским мужиком, но, когда приходил праздник, он будто преображался! Начинал он всегда с частушки: “Прибауток много знаю и хороших, и плохих; хорошо тому послушать - кто не знает никаких!” Снаряжали коня у него на дворе, что на улице Луговой, ну, и... то, что происходит дальше (и, естественно, - происходит теперь) - с трудом поддается словесному описанию. Соколик метается во все стороны, разгоняет и давит народ, которого собирается все больше и больше, всюду слышны крики, визги, голоса одобрения и наоборот, в общем, начинается всеобщее веселье.

Конь обходит практически все село, то стремительно убегая галопом вдаль, то останавливаясь и падая от смертельной усталости, то заходя в избы, в которых, конечно же, накрыты столы. В эти перерывы парни ненадолго сбрасывают с себя полог, и видно, как с них ручьями стекает пот; они отказываются от обычно предлагаемого самогона, - просят чаю. Все-таки, несмотря на вечер, жара еще не спала окончательно, а физическая нагрузка на “ноги” коня предельно велика, ведь такое хождение по селу продолжается несколько часов, до сумерек. После завершения своеобразного обхода конь спускается к реке - и там в настоящем блаженстве окунается в молочно-теплую воду. Потом - снова площадь, где конь наконец-то разоблачается. Здесь проходит небольшой концерт, а после все заканчивается танцами (для тех, кто еще стоит на ногах). Жаль только, церковь, которая когда-то называлась “Скорбящей”, перестроена под клуб и теперь площадь ничего не украшает. Кстати, не знаю уж, из-за каких сил - темных или наоборот, - но в клубе-церкви постоянно что-то рушится, ломается, падает на пол; наверное, древние стены мстят за то, что в них устраиваются дискотеки...

У дяди Пети было много детей, но все они разъехались по просторам нашей родины. Дом его купили совсем чужие люди, дачники, и, тем не менее, в память о нем коня начинают водить именно от этого дома. Следующей после поводельщика по сложности является должность “коневода”, то есть, человека, идущего в голове коня. Прежде всего, нести коня - громадная физическая нагрузка. Теперешний коневод, Владимир Лапшин, в нынешней своей “ипостаси” пребывает уже десять лет. Он с благодарностью вспоминает предыдущего коневода, Валентина Давыдова, который проходил “в голове” пятнадцать дет и многому его научил, в частности, умению неожиданно поворачивать, моментально разгоняться и лихо прыгать. Из-за теперешнего “дефицита” поводельщиков (его роль сейчас исполняет молодой парень, не знающий прибауток) человек, идущий в голове коня становится главным.

Ну вот, собственно, и все о празднике. Теперь же вернемся на несколько часов назад, в сельскую библиотеку. Вообще-то библиотекаря, Галину Павловну, мы нашли на огороде, где она по-своему выполняла роль... коня. Картина - не слишком, наверное, приглядная для нашего времени: Галина Павловна впряглась в плуг, который вел ее сын Дима. Они окучивали картошку. “Вообще-то, - заметила она, поздоровавшись, - это не так и тяжело, как кажется со стороны...” Но мы ей не поверили.

Любимая частушка в семье сельских интеллигентов Старковых: “Раньше много мы читали книг, журналов и газет, А теперь мы на досуге чистим хрюшкин туалет...” Супруг Галины Павловны, Николай Алексеевич, - директор Мурзицкой школы. Старший сын Владимир преподает в той же школе физику. Младший сын закончил техникум по престижной “газпромовской” специальности, и так получилось, что, пока он съездил после учебы домой, на место, куда он был определен, поставили “блатного”. Дмитрий теперь трудится в “родном” колхозе механизатором и получает за это сущие копейки (за исключением времени уборочной). В общем, материальное положение семьи, мягко говоря, не лучшее и спасает только земля: они выращивают картошку, лук, свеклу, держат много скотины и практически все свободное время отдается добыванию насущного хлеба в прямом смысле этого слова. И так здесь живут почти все.

Тем не менее, долгие годы Галина Павловна посвятила сбору материалов по истории родного села. Все документы хранятся в библиотеке, и среди увесистых папок можно отыскать все, что угодно, в зависимости от вкуса. Здесь имеется древняя история села, старинные карты, материалы по войне 1812 года, собрание мурзицких легенд, история раскулачивания и создания колхозов, подробные сведения о всех знаменитостях, родившихся здесь, образцы творчества местных талантов... В общем, материалов накоплено на целую книгу. И ее могли бы издать; но все дело, конечно, за деньгами. Галина Павловна, конечно, стучалась во все двери, но, как это обычно бывает, местным предприятиям это неинтересно. Могли бы, наверное, помочь, знаменитости, имевшие когда-то счастье родиться, вырасти и учиться в Мурзицах (а здешняя земля дала стране много замечательных людей!): хореограф Захаров, архитектор Хохлов-Артемьев, профессор Луцков, несколько генералов (среди которых есть и действующие). Библиотекарь пытается установить с ними связь. Пока - неудачно. Тем не менее, Галина Павловна верит в них.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Нижегородская область.