Страсти N-го уезда
"Страсти N-го уезда" Это уже не книжка, а большая книга, рассказывающая о России и русских людях рубежа тысячелетий. Подозреваю, лучше я уже ничего не сочиню. Приношу извинения за то, что раньше «впаривал» продукт, изобилующий ошибками и опечатками. Совершенства достичь, конечно, не удалось, но – приблизился )
Люся премило сопит, отвернувшись к стенке. Очень люблю наблюдать ее почти детское лицо, когда она спит. Она младше меня на восемь лет, но, признаться, опыта у нее хватает. Научила она меня многим премудростям – и так ведь тактично, умело… Много раз думал: люблю ли я Люсьен? А вот, не знаю. Но жизнь свою точно отдам, чтобы у нее все было хорошо, чтобы вернула Людмила свое дитё, чтобы в ее жизни наконец воцарилась гармония.
Не буду пока будить – пусть понежится. Скоро ей обряжать скотину. Что делать – халява в нашем убежище на проходит: надо немало трудиться, дабы не издохнуть с голодухи. Мы должны сейчас с Жорой идти проверять верши. Это снасть хитрая такая из лозы – чтоб, значит, рыбу ловить, которая прет супротив течения. Плетнем перегораживается речка, а в небольшой проем вставляется сооруженный из ивовых прутьев “сачок”, в который рыба и попадается. Если такой “сачок” поставлен на рыбу, которая идет против течения, он называется вершей. Если наоборот, ту, что по течению отлавливает - веренькой. Мелочь проходит – крупняк задерживается. Для малых рек – устройство эффективное, рыбу порой можно лопатами черпать. Да мы много и не берем – только одну корзину. Остальную рыбешку всю выпускаем. Добычу обработают Жорины бабули. Они мастерицы это делать – а уж как коптят! Когда на нерест заходит судак или семга, их бабушки засаливают в бочках. Не шибко ароматное амбре от заквашенной рыбы – тухлятиной от нее несет – но, говорят, зимой нет лучшего средства от цинги.
Речушка Белая, приток более крупной реки Парани, невелика, считай, переплюйка, но в ней много всего водится. Даже хариус. Но только повыше по течению, там, где вода постуденее. Да и болото, среди которого прячется наше Беловодье – тоже кладезь. Жора уже немало передал мне таежных премудростей. Он – местная ходячая «энциклопедия дикой природы», «Дерсу Узала» здешних болот. А вот я учил Жору приемам самообороны. Меня-то жизнь настропаляла на борьбу за свое достоинство при помощи кулаков, ног и зубов, вот, делюсь… Сложные у нас отношения. Мне кажется, Жора меня недолюбливает. Но терпит. Ну, а я… хрен его знает. Для меня Жора просто нормальный мужик. Ну, чудаковатый, дикий. Одичаешь тут… А, пожалуй, я к нему отношусь как к доброму соседу, надежному напарнику – и все тут.
Иногда, впрочем, мне досадно, что Люся время от времени делит ложе и с Жорой. Постоянно себя осекаю: «Лёша, ты не собственник этой женщины, она свободна как ветер!» Да, действительно: какого лешего ты ревнуешь? Ты что ее – купил? А ведь, как я понимаю, спит Люсьен с дядей Васей. Амазонка… Но ведь сколько жизненной силы! А, может, она ею с нами, идиотами, делится?
Раньше я и не знал, что возможны такие отношения промеж полами. Какой-то, что ли, промискуитет. Но, видно, среда меняет и моральные нормы. В конце концов, мужиков в соку у нас несколько больше, нежели необремененных семьею дам. И я должен гордиться тем фактом, что до того как Петрович притащил мое бренное тельце в слободу, Люся проживала одна. Я же в ее доме - хозяин, а руки мои не токмо под одно заточены, но и под многие ремесла, без которых в эдакой глуши труба. Гордись, Найденов!
Уютно в Люсином доме. Как ни крути, это все же ЕЕ дом. Я здесь по большому счету все же не хозяин, а гость – пусть и несколько засидевшийся. Да и Люся – тоже гостья. Вот, не знаю, как точно и выразиться-то… Беловодье – мир так мною и не понятый. Уж сколько народу вольными ветрами сюда занесло… Все приняты, одарены кровом, пищей, теплом. А все равно ощущение абсурда. Никто от тебя не требует трудиться, делиться, помогать. А ты сам включаешься в эту ежедневную рутину. Иногда не хочется, поваляться охота. А советь берет – и заставляет идти и впрягаться. И никто ни на что не жалуется. Я долго к этому привыкал, ведь в Большом Мире мы все время чем-то недовольны. Нам все не так. А тут – все именно так. Гармонично, что ли.
Еще раз оглядел горницу. Дому, наверное, лет сто пятьдесят. Чуть накренился, но крепок еще. К матице прикреплен крюк. Люся говорила, раньше на нем висел очеп, а на очепу качалась зыбка. Сколько младенцев укачано было за все время! И все эти малыши выросли – и растворились в неизвестности. Нашел я эту зыбку на чердаке. Такая колыбелька – расписанная цветочками. Показал Люсе – она расплакалась… Эх, баба… Я там же, на чердаке, икону отыскал. Приладила Люсьен ее в красном углу, молится теперь вечерами. Мефодий книжку с молитвами ей дал, выучила вот. А я не молюсь. Зато пристрастился записывать. Тетрадки чистые (пусть и с пожелтевшей бумагой) в бывшей школе нашел, чернила, перья. Мне Люся: «Зря ты все. Никому это не надо. Разве только, ментам, если нас накроют…» Я Люсе: «Не бойсь, я знаю, что я делаю…» Хотя, на самом деле, не знаю. Просто, жизнь проходит. Жаль как-то уходящей натуры, хочу хоть что-то сохранить.
Здесь еще один фактор. Все на том же чердаке нашел я записи, которые восемьдесят лет назад делал безымянный обитатель здешних мест. Возможно, монах. Листки поизносились, не все читабельно. Но кой-то я разобрал. Разыгралась в Беловодье трагедия, благословенные места разорила и осквернила неведомая злая сила. Об этом написал человек, имени которого я не знаю. Прошло восемьдесят лет, и записи таки не сгинули. Может, и мои «письмена» достанутся «благодарным потомкам». Или не знаю уж, кому еще… Однако, если мыслить, что типа «никому это не надо», так вообще ничего не надо делать.
…Как и принято, встретились с Жорой возле бывшей колхозной конторы. Солнце едва только осветило верхушки деревьев, изо рта пар... утренняя благодать! Роса на траву ложится, вторые петухи провозглашают свою радостную песнь...
Перед дорогой перекурили. В лесу курить нельзя - таков закон добытчика. Жора научил меня в том числе рОстить ядреный самосад, правильно сушить табачный лист, крутить козьи ножки. Люся ворчит, не выносит она табачного дыму, а по мне, дак, курево - дело доброе, ибо способствует внутреннему сосредоточению. Пока здоровье дозволяет – чего не посмолить? Тем более, Жорин самосад зело хорош, маловреден и вообще приятен.
С Жорой хорошо просто так молчать. Это тебе не дядя Вася, который то и дело: бу-бу-бу, бу-бу-бу... Оно конечно, дядя Вася - гений, ежели выберусь однажды из нашей берлоги в Большой Мир, может, гордиться буду, что слушал такого человека и даже что-то вякал в ответ. Эх... где она - золотая середина промеж словом и молчаньем? Ну, разве только батька Сергий со станции "Раненбург" (как-нибудь обязательно про него поведаю)...
Ну, посмолили. И чё-то меня переклинило, спрашиваю Жору:
- Это, брателло, - я к нему именно так привык обращаться, - а почему ты ни разу не спрашивал о моем прошлом? Может, я бандюган какой...
Охотник хитровато улыбнулся самыми кончиками губ, на несколько мгновений призадумался и тихо, будто сам себе, ответствовал:
- Она есть, разница-то? Коль виноват - ответишь. Не перед народным судом - так еще перед каким...
Ну, да, тоже правильно. Мы ж не знаем, что нас ждет там, за последним порогом. А, может, и ничего. В том-то интерес. В смысле, всей жизни интерес. Если б точно знали - про рай там, страшный суд или какую-нибудь карму, скучно было б. Все наперед ясно, только включай счетчик добрых и злых дел – и калькулируй.
- Отстал ты, брателло. Народных судов нет уж.
- И что теперь? Суды линча?
- Случается и такое. Но в основном районные, городские, областные. Верховный.
- Значит, знаком, Леш. С системой-то.
- Бывало.
- И как?
- В смысле…
- Для жизни-то полезно ли?
- Полезно. Одну истину узнаешь: с сильным не дерись, с богатым не судись.
- Надо же… А я, Леш, ее знал, в судах не побывав. Верховный суд, говоришь? Вот, и я про то же. Хе! Пошли, что ль…
Вообще, проверять верши – дело легкое. Корзину с рыбой только вот одному нести неудобно, потому парами и ходим. Обычно мы с Мефодием эту работу выполняем, но инок приболел, Жора подменяет. Зато мы с Жорою много вместе охотимся. Ему нравится, что я не пристаю с болтовней. А сейчас, вот, пристал. Чем вызвал явное недовольство «аборигена». А, пожалуй, получился у нас самый длинный разговор за всю историю наших отношений.
Жора научил меня пользоваться звериными тропами. То есть, отыскивать их по всяким приметам и сокращать путь в зависимости от обстоятельств. Зайцы, олени, кабаны, медведи лучше нас, людей, знакомы с местностью и готовы поделиться своим знанием. Если звериные тропы не проложены – значит, место гиблое. Поскольку мы живем в окружении болот, надо быть осторожным. Нигде мы не передвигаемся без длинных жердей, ведь трясина - штука коварная. Топь может выдержать даже лося, но для человека с его относительно тяжелой поступью она станет погибелью. Пару раз я проваливался в трясину, но всегда кто-то оказывался рядом. Было фигово, ведь неприятности случились ранней весной, когда вода шибко студеная. По мере накопления опыта я стал более осторожным, внимательным.
Нынешнее время, когда близится осень, для ловли рыбы время самое золотое. Вода в Белой прозрачна, при наличии навыка и ловкости рук рыбу можно брать ночью, острогою с факелом, вольготно идя вдоль берега. Да мы и верши почти что все пооткрывали – хватает и двух. Действительно: на сей раз попалось много щук и сазанов. Что редко для наших краев, есть и стерляди. Уже набрали корзину, выпустили излишек – Жора встрепенулся, приложил палец ко рту, многозначительно на меня глянул. Я стал прислушиваться. Обычное журчание реки на перекатах, шорох листвы. Жора знаком указал мне присесть. Сам осторожно снял с плеча ствол (здесь обычай ружьишко, коли выходишь за «периметр», брать всегда с собою), и крадучись, пригнувшись, двинулся вниз по реке.
Я уж привык к таким инцидентам. Дикая, заповедная территория кишит зверьем. У каждого животного здесь свой участок, сфера влияния. По счастью, волки в стаи сбиваются лишь к зиме, сейчас их бояться не стоит. А вот лося надо бояться. Здесь поговорка такая: на медведя идешь – постель стели, на лося идешь – гроб точи. Медведь может покалечить, а вот лосяра – легко прибьет насмерть. Именно лось – царь леса, ему даже мишки дорогу уступают. Хотя, и кабан опасен – особенно весной.
Я уж встречался и с сохатыми, и с косолапыми (разве только с кабанярой пока не виделся). Теперь уж знаю: столкнулся нос к носу с медведем – демонстрирую свои отвагу и бесстрашие. Мишка знает, что делать с теми, кто убегает. Но всегда приходит в замешательство, ежели перед ним противник, который его не боится. Да и не хочет он лишний раз вступать в контакт с незнакомцем. Медведь чует опасность за полкилометра и старается избегать ненужных контактов. Тем более, по запаху он чует: если конкурент (медведь, забредший в чужую зону) – будет противостояние. Ну, а ежели иное существо – какой он соперник? Он спрячется в кустах, будет пережидать. Ну, и бывает, что напорешься…
Главное – не сдрейфить и не побежать. Можно самому зарычать, свистнуть. Мишка убежит первым. Однажды я попятился, споткнулся, повалился…
https://drive.google.com/file/d/0B3qsMeX1qQfsUWJoZnJMZnYyU00/view