Чердынь

Столица Перми Великой

В XV и XVI в царских грамотах ее так и называли: “Пермь Великая Чердынь”. Этот город вообще был первым укрепленным русским поселением на всем Урале.

Первые русские, появившиеся здесь (согласно летописи, не позже 1451 года), пришли из Новгорода. Да и вообще Пермь Великая изначально считалась волостью Великого Новгорода, но через сотню лет Москва предъявила права на эти земли и завоевала их. Иваном III был организован военный поход на Пермь, в котором участвовали устюжане, белезерцы, вологжане и вычегжане - и новгородцы “маленькую победоносную войну” проиграли. Но надо понять, чем тогда Была Пермь Великая. Здесь жили язычники, коми-язвинцы и вогулы, которые были хозяевами леса, в то время как русские люди ютились поближе к крепостям (число которых хоть и росло, но было ничтожным) на берегах рек Камы, Колвы и Вишеры.

Первая крепость здесь появилась в 1535 году. Расположили ее на Троицком холме, нынешнем географическом центре Чердыни. Деревянный кремль состоял из 6 башен, 4 ворот и тайного подземного хода. Крепость выдержала целых одиннадцать нападений со стороны сибирских, казанских татар и вогул и ни разу не была покорена.

Здесь же, в Чердыни, появился Первый на Урале христианский монастырь. Иона, епископ Пермский, крестил аборигенов прямо в реке Колве. Вообще его попытка христианизации пермяков была третьей по счету. Его предшественники, Пермские епископы Герасим и Питирим, тоже вели миссионерскую деятельность в этих местах, но оба погибли от рук язычников.

Первый уральский монастырь назывался Иоанно-Богословским. Просуществовал он до конца XVIII века и при императрице Екатерине был выведен за штат. Еще через двадцать лет монастырский храм стал обыкновенной приходской Иоанно-Предтеченской церковью. Перед самой революцией сюда вновь пришли монахи, точнее, монахини: монастырь возродился как женская обитель.

Дальнейшая история монастыря почти невероятна. Во времена гражданской войны, когда Чердынь переходила от белых к красным, все сестры под руководством игуменьи Руфины ушли далеко на Восток, в Китай. Там, в городе Харбине, они основали новую обитель. Потом, когда китайские сласти заразились коммунистическими идеями, сестры отправились за океан и осели в американском городе Сан-Франциско, где тоже основали обитель, которая, между прочим, существует и ныне. И получается, что духовность Чердыни дала свои ростки на другом конце Земного шара.

И не только. С чердынским храмом Иоанна Богослова случилось своеобразное чудо. Заключалось оно в том, что его никто не решился зарыть. И теперь путник, посетивший храм, может созерцать его внутреннее убранство - вместе в великолепным иконостасом и намоленными иконами - в таком виде, в каком его оставили сестры в 1918 году. А не так давно сюда вернули монахи. Их пока совсем немного, но в их планах возрождение былого духовного величия Уральской твердыни.

Среди икон можно встретить одну, какой вы не найдете ни в одном христианском храме мира. Называется она “85 убиенных”. Когда-то очень давно, в 1547 году ногайские татары пришли в очередной раз грабить Пермь Великую. Возле одной из деревень невдалеке от Чердыни, Кондратьевой слободы, они встретили яростное сопротивление местных жителей. Бой был жестокий яростный, и в его итоге все русские полегли, а татары, пораженные мужеством маленького отряда, убрались назад. А после произошло чудо. Тела всех русских воинов вдруг пропали и через какое-то время, прямо в разгаре лета, убиенных увидели на льдине, невесть откуда плывущей по реке Вишере. Воинов похоронили рядом с Троицким холмом и теперь в Иоанно-Богословской церкви их поименно поминают во время литургии. Предоставляете: 85 имен повторяют уже 450 с лишним лет!

Обо все этом мне рассказали в музее, который, кажется, не имеет аналогов в России. Называется он: “Музей истории веры”. Создан он в 2000 году, в бывшей церкви, рядом с Троицким холмом и могилой 85 убиенных, а основу его экспозиции составили ценности из запасников местного краеведческого музея.

Уральский хребет из Чердыни не видно, зато из любого места города, а особенно - с Троицкого холма хорошо видна гора Полюд, с которой связана красивая легенда. Согласно верованиям коми-пермяков, Полюд был живым человеком, богатырем, который жил здесь и хранил богатства Урала. В час, когда неприятель приближался к Великой Перми, Полюд разжигал огромный костер и предупреждал людей об опасности. Говорят, после того как Чердынь захватили москвичи, Полюд лег спать в одной из пещер и с тех пор его не видели. Легенда-легендой, но в Новгородских летописях не один раз упоминается реальный человек по имени Полюд. Кем он был, исследователи не знают, но предполагают, что летописный Полюд и Полюд легендарный - это одно и то же лицо.

В 1636 году Чердынское воеводство было закрыто и пальма первенства в регионе перешла сначала Соликамску, а потом Перми, городу, получившему название по имени страны (вообще “пермь” в переводе с языка вепсов переводится как “далекая земля”). Золотой век Чердыни пошел к упадку.

Но и после чердынцы не были бедными людьми. Когда в стране горел огонь Гражданской войны, посмотрели купцы пригородного села Покчи, как белые с красными рубаются, как власть гуляет от одних к другим, и решили создать свою Покчинскую республику. А что? Хлеб есть, соль свою вываривают, пушнина опять же, рыба... В общем, уже было создали свое правительство, однако заявился как-то в Покчу уездный комиссар Апога, латыш по национальности.

Собрал он купцов, выставил пулемет “Максим” и сказал: “Революция за свободу, но за свободу, господа-граждане, надо платить. Значит, так: с вас контрибуция десять миллионов золотыми червонцами, а иначе я вас, сволочей, перестреляю...” И, что интересно, купцы выплатили требуемую сумму, а комиссар уехал. Правда, после этого события часть купцов сбежала за кордон, часть - отправили на Соловки, а часть вообще бесследно исчезла.

А район вокруг Чердыни сделали “страной заключенных”. Есть здесь такой поселок, Ныроб, который прославился тем, что там, прямо в яме, 400 лет назад сидел и был насмерть замучен родной дядя первого царя из династии Романовых Михаил Никитич Романов. Случилось это по тогдашним обычаем вполне банально: Семен Годунов, родственник Бориса Годунова подкупил казначея Романовых и тот подложил в кладовую Михаила Никитича мешок с “колдовскими травами”. Романова выслали из Москвы практически к Черту на Кулички - в деревушку Ныроб и посадили в земляную яму. Его заковали в железные оковы весом в три пуда (они до сих пор сохраняются как святыня) и кормили только хлебом и водой. Вообще-то власти думали, что Романов помрет еще по пути в Ныроб, но так случилось, что Михаил Никитич смог прожить в яме целый год - пока его окончательно не заморили голодом и холодом.

На месте ямы теперь стоит часовня, рядом, в память о мучениях боярина, построена Никольская церковь. При царе эти места были местом ссылки, во времена коммунистических репрессий в самом Ныробе и в других поселках, созданы были лагеря, некоторые из которых существуют и сейчас. Как говорится, традиция поддерживается...

Отмененная деревня

...Созерцание стада экзотичных (пока еще) для всего Урала коров герефордской породы, выведенной когда-то на туманных Британских островах, а теперь мирно пережидающих жару в студеной реке Лызовке (настолько чистой, что в ней водятся хариусы), для Галины - самое радостное занятие. Она готова смотреть на этих рыжих симпатяг часами. Если бы время позволило. Вообще она даже и не верит в то, что в такой глухомани, как Савино, возникло это чудо. По-настоящему чудо, ведь на центральной усадьбе колхоза “Красный октябрь”, отделением которого числилась их деревенька, вообще ни черта не осталось, одни только долги. Земли там уже лесом зарастают, а здесь - обновили стадо, засеяли поля...

Герефордов помогла купить область, дала субсидию на племенной скот (30% заплатило ее фермерское хозяйство, 70% - областной бюджет). Помогают здесь далеко не всем, и нельзя сказать, что деревне Савино повезло, просто здешние крестьяне показали, что работать умеют и деньги наверняка не похерят. Помогли и техникой, точнее, частично профинансировали покупку УАЗика типа “буханка” - он нужен потому что школы в деревне нет, дороги до Савино (в привычном понимании) тоже нет, а надо возить детей в город - учиться. Ну, и еще савинцам нужно возить свою продукцию, на тракторе-то не навозишься!

Галина стала фермером совсем недавно, в прошлом году. Она хотела назвать хозяйство “Савино”, но, когда пришли к юристу, видит: у того уже на столе лежат готовые документы, в которых фермерское хозяйство обзывается “Тетенова Галина Ивановна”, по имени нашей героини. Стыдно, конечно было, ведь в маленькой деревне не любят таких вещей, но она решили ничего не менять. В конце концов, не в названии дело.

Вначале, когда мне рассказали, что в одной далекой деревеньке люди умудряются не просто существовать (как почти все в Чердынском районе), а даже продуктивно использовать все свои посевные площади, я сначала воспринял это равнодушно. Вроде бы - что такого? Но потом я узнал, что деревню Савино в свое время хотели ликвидировать и даже начали строить ом на центральной усадьбе, чтобы людей туда переселить. А савинцы встали на защиту деревни, сказали: “Мы не оставим землю наших предков!” На них плюнули: “Ну и помирайте на своей земле!” А они взяли - и не померли... Во главе движения в защиту деревни стала одна савинская женщина, здешняя “Марфа-посадница”. Однажды в лесу рядом с Савиным случился пожар, и, пока пожарные вертолеты добирались до места возгорания (машины туда проехать не могут), деревенский люд, ведомый сей отважной женой, справился с напастью самостоятельно. Ну, как не познакомится с такой женщиной? Тем более, что слухи вовсе не были преувеличены...

Ну, а теперь мы начнем рассказ по порядку, с самого начала.

По преданию, Савино основали раскольники. Неизвестно, как давно староверы сюда пришли, только совсем еще недавно в деревне стояла очень древняя деревянная церковь, которая, к сожалению, месяц назад погибла от пожара. Невдалеке, в бывшей деревне Сакиново, осталась еще одна старая церквушка, а потому потеря воспринялась не так тяжело. Гибель церкви, точнее, обстоятельства ее гибели склонные к мистике люди могли бы трактовать как некий знак, но к этому мы чуть позже вернемся.

Галина родилась здесь, отец ее, Иван Данилыч Чалин, был неграмотным человеком, но крестьянином - от Бога. На нем держались сушилка, пилорама, он даже некоторое время работал под началом своей дочери, когда Галина стала бригадиром отделения. Жаль только, умер он рано. Вообще, мужики в Савине частенько умирают рано, даже если доживают до пенсии, годик поживут - и оставляют этот мир. Говорят, связано это с тем, что когда-то в нескольких десятках километров тайно взрывали ядерные заряды, хотели повернуть северные реки на Юг. Ничего у горе-преобразователей не получилось, зато оставили они после себя большую яму, которая после заполнения водой стала называться озером Чусовским, и высокую смертность местного населения. Раньше, в старые времена 70-летний мужчина здесь даже не считался стариком.

Галина проучилась до первой четверти 9 класса и сбежала с центральной усадьбы к себе домой. На отделении ей сразу дали группу из 15 коров, и, несмотря на то, что дойка была ручная, работалось девушке в удовольствие - родная обстановка и приятные в общении земляки даже не давали повода задуматься о каких-то там трудностях. Но через два года коров угнали на центральную усадьбу, там создавали, как говорит Галина, “долбанный” комплекс (который теперь развалился). И появился некий “генеральный план” согласно которому в 1980 году деревня Савино должна была стереться с карты страны. И тут из деревни начался настоящий библейский исход.

Подалась в райцентр и Галина, ее переманили на маслозавод. В городе Чердыни она протянула ровно год, после чего ее до боли потянуло обратно. Дома она тут же вышла замуж за хорошего работящего паренька Саньку Тетенова. Они жили по соседству и Александр ухаживал за ней четыре года, Галя же на него не смотрела, или, по крайней мере, давала знать, что не смотрит. Через год у них родилась дочь, еще через год - сын, потом еще один сын. Там, наверху думали, что савинцы все равно не жильцы и не давали туда новой техники, да и вообще распустили слух, что осталась в деревне одна пьянь да тунеядцы. Бригодаром тогда поставили Галиного мужа, хорошего механизатора (он и теперь работает под началом жены на тракторе), но руководителя несильного, и однажды...

- Я “свергла” своего мужа. Смотрю я: ужас в деревне творится “на крыльях ночи”. Техники никакой, сено лошадьми сгребают, но пили все-таки у нас не больше чем везде. Ну, думаю, раз такое дело, бейте меня, колотите, не дам деревне погибнуть! Я даже в декрете не сидела никогда, с коляской по полям ходила. Как-то первый секретарь райкома меня в поле поймал: “Что за коляска?” - “Дак, дите...” - “Ну, девка, совсем того...” Стала я осаждать власть, технику просить. В деревне между тем одни пенсионеры остались и еще несколько человек, которых по 33-й уволили. Время проходит: один человек из города вернулся, другой из Покчи приехал... Но я скажу, и Покча тогда хорошо жила (центральная усадьба - Г.М.), ведь в те времена толковые председатели были.

- А куда же они делись?

- Они работали, когда деньги были, горючего завались. А, как это все кончилось, они в бюджетные структуры ушли. Не хватило у них...

- Чего?

- Мое мнение - они не смогли организовать людей. Проблема-то стала в людях. Люди стали разболтанные, а мне кажется, русского Ивана надо держать в ежовых рукавицах, постоянно “подпинывать”. Но это - мое мнение... Вот, в Покче пришел к власти не хозяин; был он трактористом, все кричал, доказывал, что то неправильно, се нехорошо. А как председателем стал, руками разводит: “Чегой-то у меня не получается...”

...Разговариваем мы в поле. Пшеница поспевает добрая, может двадцать пять центнеров с га соберут. Для Севера цифра отличная. Но почти все пойдет на фураж скоту, ведь направление здесь выбрано мясное. Из 1200 гектар посевных площадей 600 здесь отдано клеверам. Но и рожь, овес, пшеница тоже нашли свое место. Зерновые в районе теперь не сеет почти никто.

Нельзя сказать, что Галина покончила с алкоголизмом в корне, но меры. Которая она приняла, беспрецедентны. В городе Красновишерске, в доброй сотне километрах от Савино, есть одна бабушка, которая умеет заговаривать от пьянства, так вот, Галина свозила к ней каждого савинского мужика (и даже женщин, ну, и своего мужа в придачу). Здесь еще есть психологический момент: Галина смогла объяснить мужикам, что пьянство - это не позор, не ярмо, а просто такая болезнь, которая лечится. На новенькой “буханке” ездят за 300 километров в Пермь: дети - в цирк, а взрослые на концерты, например, Надежды Бабкиной (если та приезжает).

Самым критическим и трудным по всем пунктам для Савино явился прошлый год, когда бригада отделилась от горе-колхоза и преобразовалась в фермерское хозяйство. Хлебнула Галина по-полной... Галина по сути сама еще до конца не поняла, что такое - стать фермером. Например, Тетеновы держат дома скотину - корову и поросят - хотя на самом деле скотина в фермерском хозяйстве по сути тоже ее. Но это только я говорю так категорично: Галина считает, что все хозяйство общее, на всех савинцев. Например, на подворье Тетеновых кроме своих есть еще шесть поросят, которые уже не их личные, а “фермерские”. Галина сама до конца не поняла, что распоряжаться хозяйством она уже может по своему усмотрению, то есть она - хозяин:

- Люди вначале не понимали, что по старому, по-колхозному уже жить нельзя. Они меня и “сволочью” и прокурорами крыли, что, мол, все пригребла. Еще и юрист подсуропил, который хозяйству мое имя дал... Они не поняли главного: поработал - получил, нет - ничего не будет. Но уже сдвиги есть... они по крайней мере работают. А вообще в том году от перетрясок этих я чуть умом не свихнулась...

На фермерство Галину сподвигнули районные власти. Точнее, ее поставили перед выбором: либо она идет в председатели “Красного октября”, либо отделяется и создает фермерское хозяйство в Савино. Насчет того, что останется здесь, она не сомневалась, а вот насчет фермерства...

- ...Сильно я боялась. Но потом подумала: а ведь другого пути-то у нас не осталось! Может, это и хорошо, что все теперь в одних руках, ну а в Покче... там люди уже стали неуправляемыми.

Обидно вот только за родную сестру, которая, бросив свою семью, убежала в город. Видно, бес шельму метит, и церковь-то Савинскую поджег именно сынок сестры; 8-летний ребенок будто поставил черную черту между своей матерью и отчим крем. Обидно за среднего сына Сашку, тоже уехавшего в райцентр. Галина убеждена, что из него получился бы отличный механизатор, даже лучше отца. А вот младший сын Иван работает наравне со всеми. Сейчас он учится в техникуме на технолога по лесу и на Савинской пилораме скоро появится хороший специалист. Не знала бы Галина, что она делала бы без дочери Лены, которая тоже с ней, в деревне: дочка помогает вести бухгалтерию.

В Савине сейчас живут 52 человека, из них - 5 школьников, 7 студентов и 19 человек - практически все трудоспособное население - работают в хозяйстве. Как Вы понимаете, хозяйство для деревни - единственная “соломинка” за которую можно уцепиться, ведь до ближайшего населенного пункта отсюда 18 километров.

Несмотря на то, что самому молодому трактору в хозяйстве пошел двенадцатый год от роду, Галина сильно на это не сетует:

- ...Если правильно организована работа трактора, то даже одного вполне может хватить. Да у нас по-настоящему один трактор и работает. А мужики у меня умеют с техникой обращаться. Самое тяжелое сейчас - это горючее и запчасти. Каждый день почти приходится их искать. Раньше такая база сильная в районе была, а теперь...

- Где же вы все находите?

- Где как... Появилась копейка - и поехала. В районе теперь ловить нечего, то, что от колхозов осталось, давно разворовали и продали. Но есть еще такие дельцы, с которыми и работаем... Но самая большая трудность - куда сдать продукцию.

- Получается?

- У нас хорошее, чистое мясо. У нас покупают детские лагеря, в Соликамск возим, но в основном приходится общаться с перекупщиками, которые, конечно, больше 55 рублей за кило говядины не дадут. Молоко мы сдавать не можем, слишком далеко до центров, вот, на мясное животноводство и поставили.

- А без помощи сверху вы смогли бы раскрутиться?

- Было бы очень тяжело. Но по крайней мере пахать и сеять мы не перестали бы. И чистопородность стада любой ценой будем сохранять: быков обязательно поменяем.

- Но скажите: люди все-таки понимают, что в деревню пришел капитализм?

- Да, какой капитализм! У нас в собственности только скот, “буханка”, трактора давно проаммортизированные да два древних комбайна. Ведь мы уходим от “разбитого корыта”, люди несколько лет зарплаты не видели. Мы идем постепенно и все равно к этому придем. Главное, чтобы они поняли: все, что они делают - они делают для себя. Есть у меня мечта: в пруду нашем завести гусей, форель. Тепличку построить, чтобы рассаду на продажу растить. Я так скажу: если я если я за это взялась - все равно добьюсь того, чего хочу. Чтобы мы гордились нашей деревней.

- А со стороны государства какой-нибудь помощи ждете?

- Мое мнение, у нас, у сельских производителей, ума не хватает у самих. Мы привыкли, что нам все дают, а отдачи не ждут. Из нас “выбили” крестьянина. Если раньше указывали, как доить корову - то какой это крестьянин? Так мы и перестали думать, как обращаться с землей... Сейчас нам нужно только ГСМ - кредитами, или как - а остальное уж мы сами.

- А чего же мужу не хватило, когда его бригадиром поставили?

- Если честно сказать, закладывать начал. И я сказала: “Раз так - сиди дома. Я сама”. А теперь он уже научился с людьми ладить. Я уезжаю на целый день, все на нем и на дочери.

- Ведь вы теперь капиталист. Вам не надо разрешения спрашивать, чтобы продать, например, трактор...

- Но все равно буду спрашивать. Наши люди особенные, в них, может, от древних крестьян много осталось. Они и накормят, и напоят, и приютят. Не знаю... они - настоящие русские люди. У них мудрость осталась. Как их предать?

...А мужики между тем дометывают последний стог этого лета. И наверняка не последний в истории маленькой деревеньки Савино...

Океан, обтачивающий камни

Село Покча со старых времен считалось очень богатым. Даже слишком богатым. Было это в 1918 году. Посмотрели местные купцы, как белые с красными рубаются, как власть гуляет от одних к другим, и решили создать свою Покчинскую республику. А что? Хлеб есть, соль свою вываривают, пушнина опять же, рыба... В общем, уже было создали свое правительство, однако заявился как-то в Покчу уездный комиссар Апога, латыш по национальности.

С тех пор село неуклонно хирело. Теперь здесь развалился даже некогда гремевший колхоз “Красный октябрь”, поголовье скота зарезали, все, что можно, позакрывалось, и в народе сохранилось лишь смутное воспоминание о том, что Покча когда-то была столицей Перми Великой.

Закрыли здесь и Детский дом, и печальное это событие непосредственно связано с нашими героями. Детский дом ликвидировали, но на его месте решили создать Семейные детские дома. Вот это переустройство и притянуло в Покчу Маргариту Васильевну и Виктора Николаевича Карловских.

Маргарита и Виктор - сибиряки, и, несмотря на различие в судьбах (до их встречи) профессию они выбрали одну и туже - охотоведов. Все это - из-за романтики и любви к передвижениям. Правда, Маргарита в молодости еще колебалась перед двумя возможными жизненными путями: она любили музыку, играла на фортепиано, и сначала она поехала поступать в музыкальное училище. Послушав, как играют другие, она поняла, что ей, пожалуй, еще рановато, и она поступила в “сельхоз” на факультет охотоведения. Сказалось то, что ее рано погибший отец был геологом, он сам частенько уходил в лес с ружьишком, а геология с охотой как-то соединялись в своей сущности, а именно - в романтике странствий.

Отец Виктора был простым работягой, но его семья частенько место жительства, путешествуя от стройки к стройке, и с детства Виктор помнил только поезда и перроны (теперь, кстати, Виктор забрал родителей к себе и теперь Николай Иванович и Лидия Федоровна живут в Покче, вместе с сыном и невесткой). На охотоведение он поступил случайно: готовился стать геологом, но друг уговорил идти поступать с ним (правда, сам потом перешел в Горный институт). В институте Маргарита и Виктор друг друга знали, но - не более того. По распределению они попали в разные места, она - на Урал, он - на Украину, но после некоторые приключений он оказался у нее, в городе Чердыни, и вскоре они поженились. От судьбы, как говорится, не убежишь.

Виктор работал охотоведом, а Маргарита сидела в декрете - трое их детей родились с интервалом в два года. Одновременно она подрабатывала в Чердынском детском доме - преподавала там музыку и вела драматический кружок. Работа мужа была связана с постоянными разъездами, а Маргарита все чаще и чаще приглашала к себе детдомовских детей домой - на репетиции; сидеть в четырех стенах с тремя малолетними детьми было слишком скучно.

Переворот в судьбе семьи Карловских случился в 1988-м. Одной из девочек, которая занималась в драмкружке, Гале Расторгуевой, задержали документы и она не могла поступить в училище, а юридически жить в детдоме девушка не имела права. Карловские взяли ее к себе. А потом к Гале стала ходить ее сестра Лена, ведь детдом был совсем рядом, а после стали искать их третью, младшую сестру, Таню, которая по слухам находилась в каком-то дошкольном детдоме, Нашли ее в другом конце области, за многие сотни километров.

В те годы о каких-то там “семейных” детских домах не было никакого представления, и детишки жили на условиях словесного соглашения: детский дом помогал продуктами и одеждой - и этим все ограничивалось. Маргарита в детдоме придумала еще и детский кукольный театр; одна из юных кукольниц, Марина Бугаева, имела довольно ершистый характер, часто ссорилась с девочками, и Карловские решили взять к себе на житье и ее. За этой девочкой последовал ее брат Сашка.

К тому времени в Покче закрывался детский дом, от него оставалось несколько старых купеческих особняков, и районные власти решили провести эксперимент: создать в Покче несколько семейных детских домов. Заняться новым по тем временам делом вызвались еще три семьи: Петровых, Акимовых и Турышевых. Что характерно, все они были неместными, “свои”, покчинские, отнеслись к новому движению, мягко говоря, холодно. Но времена были несколько другие, чем сейчас, и у семей были помощники: над каждой семьей шествовал один из цехов Магниевого завода в Соликамске. Настрой имелся боевой, помощь приходила часто и через пять лет Карловские закончили ремонт своего “нового” дома.

Начало Семейного детского дома было положено в 91-м. Именно в этом году Виктор оставил довольно солидное место председателя районного комитета по охране природы - и вместе с супругой занялся воспитанием детей. Чтобы большая семья имела материальное подкрепление, он устроился в Покче в маленькую заготконтору при местном сельпо. Сослуживцы восприняли такой карьерный “прыжок” по разному: одни крутили пальцем у виска, другие обращались с предложением помощи, но в общем Карловские уже мало обращали внимание на суету, которая творилась вокруг - надо было заниматься детьми и стройкой.

Несмотря на то, что помощь (как от властей, так и от завода-шефа) приходила все реже и реже, они брали новых детей: Сашу Дутлову, Наташу и Пашу Кучковых, потом еще их брата Александра, потом Лешу Ноговицына. Чтобы продержаться материально, Маргарита стала выращивать на продажу саженцы цветов и овощную рассаду. Вообще это всегда было для нее приятным занятием, так как цветы Маргарита обожала так же, как и детей. Теперь на их участке растет столько видов цветов, что хозяйка даже их не считает. Лично насчитал больше ста сортов разных цветов - от лилий до роз - мог бы считать и дальше, но просто-напросто сбился со счета.

Дюжина лет пролетела быстро. За это время все четыре семьи, как здесь принято говорить, устали. Да-да! В деле воспитания детей тоже можно устать... Одна из семей от детей отказалась, они “вдарились” в коммерцию. У Петровых сейчас шестеро приемных детей, у Турушевых - четверо. В 99-м все семьи поменяли статус: теперь они не “семейные детские дома”, а приемные семьи.

Усталость коснулась и Карловких. Потихоньку они выпустили своих детей в Большой мир, у большинства уже есть свои дети, которых Маргарита и Виктор считают своими внуками. Уехали и их кровные дети. Маргарита и Виктор родили своего четвертого ребенка, Глеба, которому сейчас 3 года. И все бы жили, однако, даже несмотря на то, что приемные дети с внуками в гости приезжают часто, дом казался пустым.

Да и волнения за влетевших из гнездышка детей не убавлялось. Паша Кучков служил в Чечне, и не было дня, чтобы Карловские пропустили выпуск новостей: а вдруг придет страшная весть? Он вернулся. Приехал, и прямо с порога: “Мама, папа, я жив!” Уходил он в армию совершенно здоровым парнем, а пришел весь в язвах, с тромбофлебитом, оглохшим на одно ухо (ночевали они прямо под установками “Град”), без пальца на руке. А работает он сейчас в Соликамске, на вредном производстве, что тоже не радостно.

Вспоминали, как Сашка Бугаев гостил у мамы в другом городе (хотя она и лишена родительских прав, Карловские считают, что дети должны знать своих кровных родителей), а мама за ним не следила, мальчик нашел с другими детьми пачку пороха, она рванула - и, когда Виктор привез его в Покчу всего перебинтованного, сколько было слез...

В общем, пережито было немало, почувствовали супруги, что даже со всякими стрессами чего-то не хватает: надо взять детей еще. И на последний Новый год они взяли троих: 7-летнего Мишу Кибанова, 10-летнего Костю Загородских и 15-летнюю Свету Гачегову. В семье, по мнению Виктора, им будет гораздо лучше:

- Ведь государственная система, детские дома, воспитывают иждивенчество. Ребенок знает: что бы он ни делал, до 23 лет он будет иметь пособие, гособеспечение, а дальше - хоть трава не расти. Мы же прививаем детям другую установку на жизнь: все, что ты сделаешь в своей жизни - ты сделаешь своими умом и руками. Мы давно убедились в том, что детей, особенно мальчиков, баловать нельзя. Он должны сами привыкать “вертеться”...

Местные жители, между тем, до сих пор относятся к приемным семьям непросто. Как говорит сам Виктор, они “огородились высокими заборами и ничего кроме себя самих знать не хотят”:

- Он считают, что их знаменитое село, некогда бывшее даже столицей Перми Великой, самодостаточно. Они даже не замечают, как пустили в колхозе под нож колхозное стадо в 1200 голов, как разрушаются их дома. Убедить их, что можно взять к себе детей из детского дома, невозможно. Народ работает в леспромхозе или спивается, и делятся люди на тех, кто торгует спиртом и тех, кто его покупает и травится. Закон здесь таков: кто отсюда не сбежал - тот спился...

И действительно: пьяных в Покче много. А потому не кажется удивительным тот факт, что в местную церковь за последнее время дважды ударяла молния, отчего она сильно разрушена - так, что в нее даже боится заходить скотина.

Карловские сейчас стараются побольше заниматься личным подсобным хозяйством, которое для них - настоящее спасение, ведь саженцы, семена, рассада и мед (Виктор разводит пчел) приносят большую часть их дохода. Даже несмотря на то, что за каждого приемного ребенка государство выплачивает содержание (сейчас эта сумма равна 1900 рублей на одного ребенка), нормальное существование требует гораздо больших денег.

Но супруги не жалуются. Гораздо большая ценность - здоровые, воспитанные и образованные дети. Вообще дети, особенно - приемные, сильно изменили отношение супругов к жизни:

- ...Ведь для чего вообще живет человек? Я так чувствую, что мне еще самой надо расти, куда-то развиваться, стремится. И это еще вопрос: я нужна для детей или они для меня? Мир - это как огромный океан, а мы - это камушки, которые он обтачивает. Разве тебя обточит, если ты зароешься глубоко в землю? И самое главное - это любовь. Без нее вообще ничего в этом мире значения не имеет.

- Но мы с супругой совершенно разные люди, - добавляет Виктор, - может, потому и живем вместе. На самом деле мне лично детей жалко. Ведь любой дом рано или поздно разрушится, а дети, внуки - останутся... Мы и дела в саду тоже считаем важными. Например, размножили мы по району кустовую вишню, нас не будет - вишня останется. Это уже совсем иное, чем заработать деньги по-легкому. А про приемных детей... Мы никому не советовали брать детей, даже отговаривали, ведь это только с первого взгляда легко, а на самом деле далеко не каждый сможет. Вот пару лет назад в другом поселке, Рябинино, много приемных семей появилось. Тоже приятно.

- Но ведь когда-то вы любили странствовать, на месте раньше не сидели...

- Я наездился по стране и вижу, что везде одно и то же. Разница только в деталях. Мне интереснее сейчас жить своим трудом и ни от кого не зависеть. Может, немножко постарел...

- А я еще нет! - твердо говорит Маргарита. - Мы еще обязательно где-нибудь с Витей побываем. Забыл, как ты бегал купаться за мной в пять утра? В шлепанцах. А зимой топором прорубь прорубал...

- Из чувства ответственности. Боялся, что судорога тебя сведет. А ведь как тебя тогда Покча зауважала, ведь женщина, молодая - и в ледяную прорубь!..

- Ничего! Мы им еще покажем...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Пермский край.