Вера Александровна Чермных

Елабуга: женская судьба

Само слово “елабуга” какое-то мягкое, женственное, нежное. Да и переводится оно с удмуртского как “молочная пена”. Но если узнать, с какими удивительными женскими судьбами связан этот городок что при слиянии рек Тойма и Кама, то город предстает прямо-таки какой-то роковой точкой на карте мира...

*

Представьте себе картину: по городу ходит старуха, древняя и ворчливая. Одета она в мужской наряд, курит трубку-люльку, и требует, чтобы к ней обращались не иначе как “господин штаб-ротмистр Александров”. В общем-то она добра, часто подает убогим, но речь ее обильно сдобрена отборной бранью. Ежели что не нравится в поступках людей - она может и это высказать в самой грубой форме.

Но елабужане ее в общем-то любят, потому что знают: это та самая “русская Жанна Д’Арк”, получившая право носить мужское имя от самого Государя Императора.

В Елабуге доживала свои дни знаменитая кавалерист-девица Надежда Андреевна Дурова (которая, впрочем, официально была записана как Александр Андреевич Александров). Умерла она на 83-м году жизни и была похоронена на Троицком кладбище. И здесь начинаются “загробные” приключения кавалерист-девицы, которых мы коснемся, но вначале следовало бы сказать кое-что о жизни сей славной женщины.

В нашем мире, когда люди образованны и в чем-то развращены, возникает вполне законный вопрос: а может она была вовсе не женщиной, а какой-нибудь... в общем, не совсем женщиной? Факты говорят о другом, а именно, перед побегом в действующую армию она имела вполне банальную женскую судьбу.

Родилась и выросла Надежда в семье сарапульского городничего, 18-ти лет была выдана замуж за чиновника 14 класса Василия Чернова и вскоре родила сына Ивана. В семье почти сразу не заладилось и Надя, оставив сына на попечение родителей, в 1806 году ушла с казачьим отрядом, отправлявшимся на театр военных действий с французами. Отец ее пытался искать и дело дошло до того, что Надю вызвали на аудиенцию с царем Александром I. Царь после разговора с девушкой разрешил продолжить службу и даже даровал фамилию “Александров”. Далее следовала богатая на события военная жизнь, со сражениями, ранениями и контузиями, после чего, уйдя в отставку, кавалерист-девица осела в Елабуге, куда ее брат Василий был назначен городничим.

А вот сына Надежда Андреевна искать не пыталась, и следы его потеряны.

С приходом советской власти кладбище стерли с лица земли и могила Дуровой была утрачена. Чем не потрафила “русская Жанна Д’Арк” властям - совершенно непонятно - ведь патриотизм ценится при любом режиме - тем не менее в итоге сам смысл осквернения ее могилы остался неясным: на месте Троицкого кладбища образовался пустырь. Прошло около полувека. В стране стали вспоминать о своих героях, поставили кавалерист-девице памятник, но вот с могилой как таковой возникла закавыка: люди вспомнили, что месторасположение могилы начисто забыто. Благо, было известно хотя бы место нахождения бывшего кладбища, а потому произвели полноценные раскопки. Предполагаемое место захоронения определили по некоторым свидетельствам современников (например, говорили, что могила облицована белым бутовым камнем). А в 1993 году в доме, где она жила, создали ее музей. Можно считать, история закончилась благополучно, но следующий наш рассказ будет несколько иным.

*

Прежде чем обратиться ко второму “загробному” приключению, приникнем к еще одному знаменательному моменту в истории Елабуги, относящемуся к древности. Город начинался от т.н. Чертова городища, названного так потому, что некогда там жил... громадный и ужасный дракон. Тысячу лет на горе при слиянии Тоймы с Камой, стояла крепость, которую в XIV веке разрушили войска Тамерлана. На развалинах поселились жрецы, которые дракона (некоторые считали его самим Сатаной) сделали своим идолом и от его имени они держали в страхе всю округу - не только тем, что изрекали страшные пророчества, но и не брезговали грабежом проходивших по Каме торговых караванов. Впрочем, жрецы на досуге занимались врачеванием окрестного населения и частенько давали полезные в делах советы. Во времена похода Ивана Грозного на Казань царица Сумбека послала к дракону своего фаворита спросить: победит ли она в борьбе с Московией? Он молился у горы с бесовскими служителями девять дней, а на десятый услышали жуткий голос самого дракона: “Напрасно тревожите меня, чувствую силу Христову и отгоняем я ею, ибо воцарится здесь вера иная...” Глас умолк и на глазах у всех огненный дракон в черном дыму устремил полет свой на Запад и скрылся. С той пор его не видели. Царица Сумбека погибла, в отчаянии сбросившись с башни Казанского кремля.

Верить ли легенде? Пусть каждый решит сам, но известно точно, что повелением Ивана Грозного на Чертовом городище построен был мужской монастырь во имя троицы. Впрочем, монастырь захирел и был закрыт.

*

В Елабуге оборвалась земная жизнь русского поэта Марины Цветаевой. В городе создали ее музей (точнее он называется Культурным центром имени Цветаевой), даже несмотря на то, что в городе она прожила всего несколько дней. Помог один коммерческий банк, который сделал это доброе дело и почти тут же обанкротился (не по причине, конечно, музея, а из-за экономических неурядиц). А совсем недавно на городские средства создали целые мемориальный комплекс ее имени. Правда, дом, в котором она чуть-чуть пожила и покончила собой, до сих пор принадлежит частным лицам. Дело в том, что, почуяв конъюнктуру, его хозяева заломили за него цену трех благоустроенных квартир. Как говорится, ребята - не промах...

Зато в музее есть несколько вещей из этого дома, например, зеркало, в которое Цветаева возможно смотрелась перед гибелью. Посетители музея, неравнодушные к творчеству поэта, любят долго вглядываться в мутноватое стекло, обрамленное ветхим деревом, пытаясь разглядеть там тайну ее смерти...

дом, в котором Марина Цветаева закончила свою земную жизнь

в это зеркало Марина Цветаева смотрелась перед смертью...

Любимое занятие елабужских бичей - продажа гвоздя, на котором Цветаева повесилась – в сенях, на веревке, подаренной поэтом Пастернаком. Ржавых кованных гвоздей продано уже насколько сотен, так что бизнес идет хорошо (правда, непонятно, приносит ли он счастье “бизнесменам”).

Тайна ее смерти не раскрыта до сих пор. Марина Ивановна была доведена до отчаяния, у нее не было работы, средств к существованию, у нее были скверные отношения с сыном, с которым она приехала сюда, дочь и муж сидели в лагерях; душевное свое состояние свое она сама определила в предсмертной записке к сыну: “Я больше не могу, я больной человек. Так лучше. Дальше было бы хуже”.

И самое страшное, что никто не запомнил, где ее похоронили. Сын потом погиб на фронте, а других близких людей у них в Елабуге не было. Потом, конечно, пытались вспоминать, и даже нашлись люди, которые утверждали, что якобы на их участки подхоранивали “какую-то москвичку-самоубийцу”.

Поэтому получается такая картина. На Петропавловском кладбище в Елабуге у поэта марины Цветаевой три (!) могилы - одна признанная официально и две альтернативные. В России есть еще и четвертая могила, “виртуальная”. В городке Тарусе лежит камень, на котором начертано: “Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева”. Но на самом деле могила не найдена.

*

Елабуга богатела на торговле хлебом и вряд ли его можно назвать “дырой” - в годы войны сюда эвакуировали целый ленинградский университет и он здесь неплохо уместился. В свое время, конечно, до революции здесь было почти рекордное количество лиц купеческого сословия. Торговый оборот одних только купцов Стахеевых достигал 150 000 000 рублей. Не сильно отставали от них купцы Гирбасовы. Когда я захотел познакомиться хотя бы с одним из потомков знаменитых купеческих родов (фактически город построили купцы), то выяснилось, что на весь город остался один единственный потомок.

Свет на происходящее пролил елабужский краевед Александр Иванович Трапезников, который нашел сведения о том, что в 1918 году на берегу Камы, точнее, на Безымянном острове были расстреляны 572 человека купеческого, духовного и мещанского сословия, а в 1919-м, “вдогонку” - еще 78 человек.

И что в результате имеем: на весь город Елабугу остался только один потомок купеческих родов: Вера Александровна Чермных.

-...Мне не очень-то мама рассказывала про то. Потому что риск...

Она живет в маленькой квартирке, в ветхом доме в старом городе, с общим на несколько квартир грязнущим туалетом. Мебель в ней обычная, советская, за исключением комода и зеркала (ох уж, эти зеркала...), зато в комоде хранится несколько альбомов со старыми фотографиями. Это все, что осталось от знаменитого некогда рода Гирбасовых.

Основатель этого рода, Федор Прохорович Гирбасов (он прадед Веры Александровны), по преданию, пришел в Елабугу с хлебным обозом, в лаптях. Кончил жизнь он миллионщиком, владельцем нескольких заводов и меценатом: Гирбасовы строили на свои деньги учебные заведения - в одной только Елабуге их было семь. Вера Александровна родилась в 1921 году и по понятным причинам всего этого не помнит. Просто, она была младшим ребенком, последышем, может, именно потому ее минула злая участь. Некоторые из Гирбасовых сумели перебраться в Харбин или рассеяться по стране, слившись с серой массой. Помогло еще то, что ее отец, Александр Петрович Чермных, хоть и служил у купцов Стахеевых в приказчиках, считался пролетарского происхождения. К тому же после революции он служил в советских учреждениях.

Тем не менее жизнь ее с рождения освещалась материнским словом: “Молчи...” И молчала, спрятав эти альбомы с фотографиями богатых родственников в дальний угол комода.

Замуж вышла так: еще не успели с мужем даже расписаться, началась война, и в лихие военные годы она похоронила родителей (жизнь в Елабуге на самом деле была голодная) и растила родившуюся дочь. Муж пришел с войны, у них родилось еще две дочери, после чего он оставил семью. Вот так, поднимая в одиночку трех детей, без всякой помощи, Вера Александровна и жила. Почти всю жизнь проработала она в библиотеке школы милиции.

В сущности, судьба матери-одиночки обычна не только для военного поколения, но и для наших дней. Разве только кое-что изменилось: можно достать альбомы и смело их показывать. Тем, кто пожелает, конечно.

Жизнь в молчании... Много ли в этом отваги? Наверное, нет, просто человеком двигало желание выжить. Ей повезло, да и сама жизнь в общем-то вышла не такой и смятой: все-таки есть внуки, которые не забывают, и правнуки. Несмотря на то, что Елабуга теперь совсем другой город, мало похожий на то, что создавали купцы, Вера Александровна ее любит:

- Я патриот Елабуги. Здесь мне все мило, даже эти квартирка. Я вот где-нибудь у своих поживу - и домой охота...

...Может быть с моей стороны это умствование, но в том, что Господь наградил эту женщину именем “Вера”, есть какой-то знак.

Ивановичи

Домик в старой части Елабуги, на улице Габдуллы Тукая, легко узнаваем благодаря стараниям младшего из братьев. Это, кстати, и есть их отчий дом, в котором они все родились и который они перевезли из деревеньки Поспелово, их маленькой родины. Ему сто лет, и матица помнит еще колыбель, в которой мама укачивала сыновей.

Узнаваем дом не только потому что красив, но из-за росписи: ворота и гараж со стороны улицы разрисованы целыми картинами: видами старинного города и природы. Кроме того над гаражом возвышается силуэт Спасской башни Московского кремля, с курантами и стенными зубьями в форме буквы “м”. Наружность, конечно, красочная, но - если заглянуть внутрь... Хотя для начала логично было бы познакомится с создателем эдакой чудной красоты, однако придется рассказать сразу о трех братьях Трапезниковых: случай здесь - особенный. Но все-таки начнем с их родителей, особенно с отца, Ивана Николаевича, солдата трех войн.

Иван

Семья Трапезниковых была самая что ни на есть крестьянская. Их у родителей было шестеро (одна сестра умерла и теперь Трапезниковых - пять), Александр, Николай и Михаил - первые по счету, есть у них еще младший брат Владимир, который сейчас проживает в другом городе и сестра Анна.

Детство выдалось бедное, голодное, потому как в коллективизацию у них отобрали единственную корову, а родного дедушку - так вообще раскулачили: отняли дом и сослали в Сибирь. В ранге “подкулачников” Трапезниковы мыкались все предвоенные годы. Благо еще отца уважали - за то что он воевал в годы гражданской на стороне Красной армии. Время было непонятное, шебутное, в их деревне часто случалось, что родные братья (например, два маминых брата) бились один за белых, а другой за красных, и далеко не по убеждению, а просто тех и других насильно мобилизовывали, а страдали потом оба. Будем считать, Ивану Николаевичу повезло.

Гражданская была его второй войной - 18-ти лет его забрали на Первую Империалистическую и случилось так, что он целых три года провел в Германском плену. На Великую Отечественную войну он ушел 46-ти лет. Был он простым рядовым, артиллеристом, и осенью 43-го в деревню пришла похоронка с краткой формулировкой: “Геройски погиб под Ельней...”

Мама, Елизавета Семеновна, страшное известие встретила стойко (или делала вид, ведь на руках у нее было трое маленьких детишек, которые не должны были догадываться, что матери тяжело). А впрочем, похоронки в деревню тогда приходили чуть не ежедневно.

Александр

Старший, Александр, в момент гибели отца уже был в действующей армии. Его военная профессия - минометчик - никак не вязалась с библиотечным образованием, которое он получал до войны. Первым настоящим сражением Александра стала Курская битва. Ко времени начала этой определяющей битвы великой войны его определили в секретное подразделение, которое на представляло собой батарею знаменитых “Катюш”.

Боевая работа Александра была самой-самой непростой: он был в артиллерийской разведке. А это значит, что парни-разведчики во время боевых действий уходили на сторону врага, чтобы оттуда корректировать огонь. Для “Катюш” боевым считался каждый день, так как после очередного удара необходимо было стремительно сворачиваться и скорее перебираться на новое место - иначе немецкая авиация могла накрыть славных гвардейцев - фашисты на удары “Катюш” реагировали мгновенно.

Александр прошел пол-Европы, закончив войну все в той же артиллерийской разведке в звании гвардии сержанта - и никто как он знает настоящую правду той войны - с кровью, голодом, вшами, обугленными трупами и щемящим душу желанием жить... Он хочет написать об этом книгу, но в данный момент Александр Иванович заканчивает другой труд: “Исторические очерки о Елабуге”. Дело в том, что он давно увлечен краеведением, очень любит свой город и считает, что прежде всего надо рассказать людям правду об истории города.

После войны и до самой пенсии Александр Иванович преподавал в школе историю.

Николай

Его взяли в армию в 43-м. Несмотря на то, что Николай окончил медицинское училище, он попал в танковый полк - был он заряжающим танка “Т-34”. Освобождал Прагу, потом воевал в с Японией - как он сам говорит, “добывал для Елабуги пленных японцев”. Дело в том, что после войны в Елабуге создали лагерь для военнопленных японцев, причем сидели в нем только офицеры, элита самурайской армии. Между прочим, среди елабужан сохранились только добрые воспоминания о заморских гостях, а Александр даже некоторое время, пока его не демобилизовали, их охранял.

Потом была война в Корее, где наши, русские солдаты на самом деле воевали с американцами. Николай там был старшим фельдшером полка. Потом следовала офицерская служба, бесконечные переводы из гарнизона в гарнизон, преподавание в школе милиции (есть такая в городе) и на пенсию Николай Иванович ушел в звании полковника. Получается, что по погонам он самый старший в семье. Но и по жизни тоже: Николай Иванович - председатель Елабужского совета ветеранов. Он весьма серьезно занимается патриотическим воспитанием молодежи; ветераны ходят по школам, училищам, в университет - и рассказывают детям и юношам правду войны. Чтобы подрастающее поколение свое представление о войне составляло не по тупым кинобоевикам, а по воспоминаниям настоящих ее участников.

Вообще братья очень разные по характеру и в чем-то они дополняют друг друга. Александр - философ. Он спокоен, точен в словах, рассудителен. Николай - сама солидность. Неискушенному человеку кажется, что к нему так просто не подступишься, но на самом деле это не так. Просто некоторое начальственное положение накладывает соответствующий отпечаток на любого. Еще раз скажу, что, соединившись вместе, братья тотчас откидывают в сторону звания, возраст и положение - и становятся молодыми людьми, способными на “маленькие глупости”. Они часто поют вместе, их любимая песня: “Ехал я из берлина...” Почти такая же любимая песня - про Елабугу. Слова и музыку к ней сочинил Николай и припев там такой: “Елабуга, Елабуга над Камою-рекой, Елабуга, Елабуга, наш город родной!”

А вот характер младшего (из живущих в Елабуге), Михаила, все-таки более приближен к “хулиганистому”. В нем вы не найдете ни философичности, ни солидности, ни рассудительности.

Михаил

Его детище - это, наверное, единственный в России семейный музей. Именно он скрывается за расписанными пейзажами воротами! Он назвал его “Музеем трех поколений гвардии” - потому что гвардейские звания имеют отец, Иван Николаевич, он с братьями и их дети, которые тоже служили в армии.

Братья относятся к Михаилу немного снисходительно, считая его немного чудаком, тем не менее, они младшего брата любят. Как бы этот музей странновато не смотрелся, все-таки он рассказывает о них, об их замечательных родителях, об их детях и внуках.

Михаил очень переживал, что по возрасту не попал на ту войну. Пока братья защищали Родину, он пахал колхозную землю на быках, то есть сражался на трудовом фронте. Он пытался поступать в летное училище, но его не приняли, поступил в медицинское, и в итоге Михаил пошел в армию только в 51-м году. Он еще надеялся повоевать в Корее, но не заладилось и с этим, но все-таки военная его служба состоялась: пришел домой Михаил в 56-м в звании лейтенанта.

После этого Михаил Иванович много лет преподавал в Елабужском медицинском училище военное дело. Вообще собирать всякие вещи Михаил начал еще по молодости, причем они были самыми разнообразными - от знаков воинского отличия до самоваров. Одно время в собрании Трапезникова накопилось аж пятьдесят самоваров, но оказалось, что они - желанная добыча и раздражитель для всякого отребья. Они устроили прямо-таки охоту за “цветметом”, Михаил Иванович не раз их ловил, но...

- ...Хватал я их, ловил, но что делать, если они - наркоманы и им просто надо денег на очередную дозу зелья... Раз помню, поймал одного пацана, повел в его школу, а там говорят: “А, это наркоман, мы с ним устали бороться...” Иду в семью, а его родители прямо мне заявляют: “Убей его мы сами замучились...” В общем осталось у меня только три самовара: два из нержавейки, а один я прямо над воротами цепью приковал - назло врагам...

Сама идея музея “Трех поколений гвардии” возникла лет пятнадцать назад, когда Михаил Иванович отчетливо понял, что они, братья Трапезниковы, далеко не вечны на Земле и, если не сделать “зарубки” для будущих поколений, вряд ли кто потом будет знать правду о том, что было:

- ...В музее есть рассказ и о маминых братьях, это которые за красных и за белых воевали. Ведь надо знать, что человек жив, пока о нем помнят, а у нас в роду много погибло... Еще создать музей помогла жена. Я любитель туризма, много ездил, даже на Эльбрус понимался, и отовсюду сувениры привозил. Так жена говорит: “Убрал бы ты их из дома, а то они пыль собирают...” Вот, я и построил во дворе “будку”, которая потом и стала музеем.

В музее много изображений Ленина, Сталина и других руководителей страны. Как говорит Михаил Иванович, не потому, что он испытывает к ним братские чувства, а потому что они - часть русской истории. Есть и старенькая гармошка, на которой еще играл отец. Он тоже был гармонистом. Один раз, он продал несколько мешков картошки, дрова - и привез с ярмарки эту бесценную по тем временам вещь. Именно на ней братья выучились играть. Имеются, конечно, изображения полководцев Великой Отечественной. У каждого из братьев среди военачальников свой кумир: у Александра - Рокоссовский, у Николая - Малиновский (братья воевали под их началом), у Михаила - Жуков.

У любого человека, который хоть что-то коллекционирует, обязательно должна быть хотя бы одна вещь, которая ближе всего его сердцу. Но у Михаила Ивановича любимых экспонатов нет:

- Вот, какой палец самый дорогой на руке?.. Так и все экспонаты родные, и самые дорогие. Ведь мать любит каждого своего ребенка...

Крещеный колхоз

Мысленный эксперимент: представьте, что существует в России больше сотни русских сел, население которых исповедует... ислам. Как назовут таких русских православные единоплеменники: братьями? Подойдем с другой стороны: в России существует (преимущественно в Татарстане) больше сотни сел, население которых официально именуется “крещеными татарами”. То есть, там живут люди, говорящие с татарами почти на одном языке, но исповедующие христианство. Себя они считают особым народом, у них действительно ни на что не похожие культура и быт. Подавляющее большинство татар относятся к ним как своим соплеменникам, только некогда насильно окрещенным еще во времена взятия Казани Иваном Грозным. Сами кряшены утверждают, что они приняли православие как минимум на тысячу лет раньше.

- ...Вы точно не провокатор?

Глаза смотрели испытующе и с надеждой. Я даже заколебался: что он понимает под этим словом (ей-богу, при слове “провокатор” у меня перехватило дыхание), а вдруг я пока сам не знаю, что являюсь таковым?

Я понял, что в дело вмешивается политика, пока еще для меня непонятная, тем не менее осознание простой мысли, что за политику могут запросто замочить в каком-нибудь сортире (на то есть указующий перст), заставило напрячься. Передо мной стоял высокий поджарый человек в строгом костюме и в его поведении я, кажется, ощутил такое же напряжение. А ведь, елки-палки, я приехал всего лишь на праздник Троицы!

Праздник длился два дня, он выпал как раз на то время, когда полевые работы затихли и появилась возможность отвлечься от обыденных проблем. Скажу сразу: поводов для того чтобы подумать о некоей войне между властями Татарстана и кряшенами я лично не увидел (хотя мне здесь, в деревне Брюшли рассказывали о том, что во время последней переписи их вынуждали записываться “татарами”).

Я потом заглянул в энциклопедию “Народы России” и нашел там о кряшенах отдельную, довольно большую статью. Это значит, национальная их самобытность давно признана. В деле самоутверждения этноса, мне думается, следует поставить точку и лучше чуть-чуть расскажу о празднике.

Он начинается днем в субботу, когда молодежь идет в перелесок и наряжает там ленточками березку. Каждый при этом загадывает самое сокровенное желание. На следующий день утром березку срубают (на ее место сразу сажают три новых деревца) и парень в окружении трех всадников несет ее в деревню, на майдан. Здесь и разворачивается праздничное действо, которое меньше всего напоминает уже порядком набивший оскомину сабантуй, а больше всего похож на встречу людей, принадлежащих одному роду. Все проходит как-то тепло, по домашнему, без суеты и ругани, а к вечеру, когда в деревню пригоняют скотину, все заканчивается, деревня приобретает обыденный, тихий вид - и ничего уже не напоминает о том, что совсем недавно майдан был заполнен деревенским людом и гостями.

Председатель вручал традиционные премии и подарки, например, самому лучшему механизатору Михаилу Алексеевичу Бутырину дали пять тысяч призовых - за посевную. Но больше всего мне почему-то запомнился величавый старик Кузьма Ильич Козлов, настоящий фронтовик, окопник: дел в том, что он всю свою жизнь на праздники одевает не всякие юбилейные побрякушки, а только боевые награды - две “Красные звезды”, “Отечественную войну” и медаль “За отвагу”. Ну, а для самого председателя, Геннадия Павловича Козлова (ветеран приходится ему дядей) это поистине был звездный час: впервые на праздник в Брюшли съехалось такое количество гостей - не только из Татарстана, но и из Удмуртии и Башкирии, где тоже есть кряшенские деревни.

Ближайшая от Брюшлей церковь (кстати, название деревни произошло вовсе не от Брюса Ли, как некоторые могут заподозрить, а от кряшенского “зажатый между вод”) находится в семи верстах. Я там побывал и увидел одиноко стоящий на берегу оврага деревянный храм, частью развалившийся но еще крепкий. Деревня Сарайкино давно умерла, о ее былом существовании не напоминает уже ничего и кажется, что Козьмодемьянская церковь поставлена просто так, нелепо. А ведь в ней когда-то крестились уроженцы Брюшлей...

За дни праздника я смог присмотреться к Козлову и обратил внимание, что в Брюшлях без его внимания не остается ничего. Даже праздник он практически “вытащил” на себе, успевая буквально везде. В общем, хозяин. Как я уже говорил, он всегда при костюме, подтянут, строг и не слишком многословен. Любимый его афоризм: “Сначала надо научиться достойно уважать самого себя - а потом будешь и людей уважать...” В общем-то таинственная фраза, но пообщавшись с этим человеком, начинаешь потихонечку постигать ее смысл.

Про Козлова мне сказали примерно так: “У него дела идут хорошо потому что он просто не ворует. Другой председатель приходит - через полгода у него иномарка, через год - коттедж. А у него российская машина, скромная квартира...” И еще. В колхозе “Победа” (правда, теперь это не колхоз а “ПСК” - но смысла это не меняет) регулярно платят зарплату (средняя за прошлый год - больше 2 тысяч). Казалось бы, обычное дело, однако ни одно сельхозпредприятие района такой “роскоши” позволить себе не может.

Аббревиатуру “ПСК” Геннадий Павлович не любит:

- Народ прозвал это “принудительной сельхозколонией”. Это потому что такая политика происходит в сельском хозяйстве...

Родом он именно из этой деревни. Жизнь в Брюшлях по мере роста будущего председателя постепенно хирела, несколько окрестных кряшенских деревень уже погибли, и в общем-то сам Геннадий по молодости тоже постарался побыстрей перебраться в город, как, впрочем, его братья и сестры. В результате в деревне жили только родители, простые колхозники Павел Семенович и Екатерина Александровна. Геннадий пошел по технической части, закончил сельхозинститут и работал сначала в пригородном совхозе, а потом в Сельхозтехнике - инженером. И вот, приехав к родителям, он увидел, что деревня дошла до крайней точки:

- Населения осталось чуть больше ста человек, это был отстойник из отстойников, в котором царила сплошная пьянка. Колхоз из “Победы” впору было переименовывать в “Беду”. Дороги не было и вот мама, встретив меня посреди грязи, сказала: “Сынок, сделай что хочешь - но не дай деревне умереть...” В районе начальство сказало примерно так же: “Ты любишь свою родину? Надо спасти...”

Раньше, еще до революции деревня Брюшли считалась владением царя и ее жители так себя и называли: “подданными царя”. Население было почти две тысячи человек, здесь проводилась большая ярмарка, но случилось так, что после Первой империалистической войны домой не вернулись большинство из мужчин. Потом революция, раскулачивание, Отечественная война... В общем - дошло до того, что сгнили электрические столбы и не было средств, чтобы поставить новые. Брюшли готовы были присоединиться к длинному списку несуществующих деревень.

- ...И в первый же год мы подняли надои с 1244 килограмм до трех тысяч.

- Откуда такое чудо?

- Это не чудо. Сильно боролись с пьянкой, все методы приходилось применять, но в основном - по хорошему. За счет материального стимулирования, и повлияли на... внутренний духовный мир, что ли. Я говорил (и сейчас еще говорю): “Мужики, вы должны сами себя уважать...” Придумали разные концерты, встречи, посиделки. Не то чтобы официально, а просто: “Давайте, сядем и просто поговорим. За жизнь...” Ведь внутри каждого человека скрыты творческие силы, надо их только проявить. И люди поняли, что их тоже можно уважать, а то ведь было и крест на себе поставили. Второе- это надо было пресечь “деятельность” разных маленьких начальников в смысле воровства. Знаете, и кулаком приходилось и всякими разными методами. Но я и сам не марался никогда. И это - самое главное...

Сын Козлова, Станислав, пошел своим путем: сейчас он работает следователем, а вот дочь Маргарита отцу помогает: сейчас она получает второе высшее образование по специальности “финансы и экономика” и одновременно работает в “Победе” экономистом. А вот жена, тоже профессиональный экономист, Геннадию Павловичу не помощник:

- ...Не может она: мыслит по-старому. А вот дочка очень здорово включилась в наши проблемы и главное, она прекрасно понимает, что за игра идет на нашем, крестьянском поле. Ведь при сделках частенько обманывают, и Рита может сказать: “Этого мам делать не стоит...” В общем, анализирует, прогнозирует...

Поговорили мы и с Маргаритой. Она совсем еще молода, застенчива, и трудно представить, что эта девушка вполне способна плавать в одном бассейне с “акулами” аграрного бизнеса. Тем не менее, это так. Я задал ей вопрос, который давно вертелся у меня на языке:

- Маргарита, вы ведь понимаете, что если по каким-то причинам отец оставит хозяйство, все скорее всего развалится. Разве нормально, когда один тянет на себе все?

- Возможно, вы правы. Но я думаю, что останутся все же люди, на которых можно надеяться. Все наши специалисты выросли на этой земле, конечно, многие привыкли еще “по-советскому”, но все-таки работа строится по принципу, что ставка делается на всех нас. Я не хочу хвалить папу, но он - личность действительно неординарная, он полон свежих, совершенно неожиданных идей. Я по образованию педагог и мне очень нравится работать с детьми, но сейчас вот в экономике... Папе надо помогать.

- Значит, вы здесь только для того, чтобы помочь?

- Если честно - да. Если хоть какая-то часть папиных идей воплотится - это уже будет победой...

...А между тем грядет новый этап сражения. РОНО собирается закрыть Брюшлинскую школу. Мотивируется это стремление тем, что в ней сейчас 30 учеников, а для рентабельности нужно не меньше 50-ти. Ближайшая школа - в татарском селе, а значит, деревня потеряет не просто форпост культуры но и национальную школу, в которой, кстати, создается музей кряшенского быта.

В общем борьба еще предстоит. Козлов полон оптимизма и уверен: школу, пока он здесь, не закроют. Тем не менее, он часто повторяет вторую свою “коронную” фразу:

- Мы такой народ, что не имеем права на ошибку...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Респ. Татарстан.