Грядущему светописцу, часть 1

Фотография как язык

Каждый, глядя в книгу, видит свою фигу.

(не шутка и не каламбур)

Все более склоняюсь к мнению, что у фотографии нет своего языка. Потому что фотография -- и есть язык. Я говорю не о "творческой", "художественной", "бытовой", "коммерческой" или "документальной" фотографии, а о фотографии вообще. Кто-то парирует: "вообще" не существует, автор чересчур абстрагируется. Знаете... мы все говорим по-русски, и вне зависимости от того, к какой социальной или профессиональной группе относимся, неплохо друг друга понимаем. Замечу: украинец с русским, говоря каждый на своем языке (мове), вполне обходятся без толмача. И даже более того: финн и китаец, не знающие ни слова на языке оппонента, могут договориться (или поссориться) напрямую и без разговорника - потому что кроме вербального языка есть еще интонация, мимика и жесты. Ну, и еще некая ментальная составляющая, названия которой человечество еще не придумало. Все потому что в человеческом общении вербальные языки - некая условность. То же относится и к визуальным языкам.

Полагаю, фотография - не искусство, но есть искусство фотографии, так же как существуют искусство дипломатии, войны, мошенничества и убеждения. А кроме искусства существует естество. Но мы же не звери, чтобы всегда быть естественными. В этом и состоит смысл всякого искусства, хотя, гениальные художники как раз и способны возвести искусственное до степени совершенства естества.

Упустим анатомическое значение слова "язык". Язык как средство общения (ну, или со-общения) имеет несколько определений (не буду здесь пускаться в казуистику), а вот живет он всегда в определенной среде. Вне таковой языки деградируют и вымирают. Пример из вербальных языков - латынь. Если бы не католичество и медицина (так же частично - мировое наследие на латыни и определенный интерес интеллектуалов к латинским изречениям), латынь исчезла бы, оставшись в виде латинизмов в иных языках. И кстати: мы достоверно не знаем, какие языки в доисторические времена слились в латынь. Для латыни есть хиленькая, но среда. А вот для этрусского языка таковой не нашлось. Впрочем, и латынь считается "мертвым" языком - потому что латинский язык не развивается.

Характерная черта всякого языка: он существуют вне зависимости от того, изучают его или наоборот, есть ли учебники, словари, учителя и языковеды. Языки подобны живым организмам, и есть гипотеза, что видоизменяются они, отвечая на внешнюю агрессию. Как и культура вообще. Чуть позже я коснусь теории, обосновывающей данное утверждение.

Эта фотография Максима Дмитриева 100 лет назад воспринималась как доказательство чудовищной пропасти, лежащей между богатыми и бедными в царской России. На самом деле, изображение говорит об очень-очень многом. Но - не всем.

Многие ученые склонны считать, что язык есть основа всякой национальной культуры. Более пафосно это звучит: "Язык - дух народа". Не будучи ученым, выскажу свое мнение: язык - не основа и не дух, а "среда внутри среды" (квазисреда), упрощающая процесс передачи информации и делающая занятным общение индивидуумов данной группы. Пример - сленги: в них содержатся не только кодовые знаки, но еще юмор, поэзия и даже мудрость.

Внутри русского языка есть такой подраздел как "феня" ("блатная музыка"), вышедшая из профессионального сленга офеней, торговцев иконами и ставшая языком преступного мира. Другой пример - "жгонь", жаргон странствующих каталей, изготовителей валенок. Эти сленги (научное именование: арго) придуманы для того, чтобы их не понимали обычные люди - так легче дурить "лохов". Ученые утверждают: у жаргонов одного языка общая морфология, а значит, они суть один язык - разве только адаптированный к определенной среде.

Поскольку фотография покамест "в тренде", рискну предположить, что снимающие люди создали не только вербальный "фотографический" сленг (что вообще свойственно всякой профессиональной среде), но и своеобразный "визуальный диалект". То есть, человек, непричастный к миру снимающих людей, будет "видеть" фотографии несколько иначе, нежели их "видят" фотографы. А зачастую и совершенно иначе.

Общее место: "чайники" глядя на фотографическое изображения, видят, ЧТО СНЯТО, снимающие люди - КАК СНЯТО. Так же искушенный музыкант, слушая музыку, оценивает качество исполнения, сама же музыка (произведение, доставляющее чувственное удовольствие) ему по большому счету неинтересна, ибо всякая творческая личность уверена в том, что он-то наверняка исполнит лучше. Писатель читает коллег не для того, чтобы "над вымыслом облиться слезами", а ради ловли "блох". Вечный конфликт автора и реципиента в одном лице. Как пел Окуджава, "нужно что-то среднее, но где же его взять..."

Замечу: в культурах, где не практикуются фотографические технологии (я, конечно, имею в виду "отсталые" племена), отношение к фотографическим изображениям либо никакое, либо крайне агрессивное. Правда, "отсталых" племен на планете Земля практически не осталось - сей факт надо учитывать. У "передовых" племен свои заморочки - наподобие защиты личной жизни от вторжения, тонких взаимоотношений с масс-медиа и увлечения магией Вуду. Слово "папарацци" - вовсе не хвалебное. Да и вид человека с камерой далеко не во всяком из нас пробуждает светлые чувства братства и любви.

Все почему: фотография может рассказать нечто нежелательное данному человеку или конкретной группе. РАССКАЗАТЬ! Исторический факт: массовое распространение технологии светописи началось вовсе не в результате обнародования изобретений Дагера и Тальбота, а после того как появилась технология ретуши, позволяющая приукрашивать запечатленную действительность. Так фотография накрепко подружилась с "фотошопом", под которым я подразумеваю не только графические редакторы, но и всяческие средства искажения (исправления) оригинального (его еще именую "сырым" - почувствуйте лингвистический указатель смысла!) изображения. Все почему: фотография как язык ответила на вызов буржуазного общества потребления. Если сформулировать в глобальном ключе, фотография стала средством обмана - пусть порою нас и возвышающего.

Глупый вопрос: может ли человек, не имеющий представления о тенденциях развития творческой фотографии, не знакомый с мировым фотонаследием, не владеющий приемами и выразительными средствами светописи ? создать выдающееся фотографическое произведение? Думаю - да. Только продукты творчества "фотографического идиота" некому будет оценить. Ну, разве только "прогнутся" близкие люди или подчиненные - лишь бы только дитя не плакало и в отместку не загнобило за непонимание. Просто, этот "Маугли мира светописи" создаст свою персональную эстетику, возможно даже самоценную, а в этом ему поможет сама технология. Ах, есть универсальный закон "золотого сечения" и "правило трети", якобы заложенное в нашей подкорке... Расскажите это кому-нибудь другому. Даже поверхностный анализ признанных шедевров творческой фотографии показывает: все там не по правилам. Простите, что ссылаюсь на самого себя, но об этом много говорится в моей работе "Свет, коснувшийся нас".

А как вы оцениваете творчество Мирослава Тихого? Конечно, в персональной Вселенной Тихого главное - не фотокарточки сумасшедшего вуайериста, а... сама жизнь блаженного чудака. Эдакое беспросвет... тьфу - беззаветное служение фотографии в качестве юродивого. Просто, следует отделить ? нет, не мух от котлет, а человеческую судьбу от материальных продуктов жизнедеятельности. Нашелся некий куратор, подумавший: "Ага, из этого можно сделать ИСТОРИЮ..." Дальше включилась технология промоушена.

фото Мирослава Тихого

Для сравнения: возможен ли писатель, не имеющий представления о том, что до него существовала Мировая литература? Ну, типа чукчи, который не читатель, по четным сочиняет опусы, а по нечетным рыбу ловит. Как ни странно - да, возможен. Но с некоторыми оговорками: некто "причешет" дикий природный продукт, снабдит текст комментариями, придумает легенду и концепцию. "Чукотский самородок творчески переработал тысячелетний эпос, зашифровав в своих текстах глубокую мудрость и все такое. А вообще-то он - шаман и духовидец, дальневосточный дон Хуан, "а я - егойный Костанеда".

Здесь есть тонкость: в художественной литературе используется литературный язык, чаще всего (но далеко не всегда!) - язык художественной литературы. Если самородок косноязычен, специально подготовленные люди тексты подправят. Это непременное условие, которое призвана соблюдать армия редакторов, корректоров, критиков и, собственно, писателей.

Но есть иные виды словесного творчества: мифология, магические заклинания, фольклор (в том числе, сетевой), эпистолярный жанр (с подразделом "доносы"), матерная ругань, наивный детский стиль "глаголь истину", мемуаристика, ораторское искусство и прочие человеческие игрища. На самом деле, язык художественной литературы занимает в этом "доме Облонских" не слишком большую территорию. Просто, его считают вершиной. Но так думают далеко не все.

Если кто-то подозревает, в фотографии все иначе -- делает это зря. И в музыке, и в изобразительном искусстве, и даже в танце есть место для высоких и низких "штилей" а так же - для великого и смешного. Кроме элитарной культуры есть культура карнавальная, а так же кич (в фотографии это киски, закаты и прочие "мимимишки"). Подите и докажите любителю запечатлевать прекрасное, что он пошляк.

Во всех более-менее творческих (напомню: творчество - не повторение штампов, а создание нового) областях человеческой деятельности выстраиваются СИСТЕМЫ, создающие правила и каноны. Здесь рождается противоречие: те, кто "блюдет" языковые нормы - чинят препятствия всяким творческим потугам (и правильно делают - надо давать отпор формотворцам, не то они пойдут громить музеи!); "революционеры" опровергают установленные истины. Чаще всего - ценою жертв. Так и живет язык. Авторитеты стращают народ идеалами, выставляя "иконы стиля" (слога, письма), отчего народу по идее положено млеть. Простолюдины придумывают запретные жанры, как правило, хулиганские и даже неприличные.

Внутри "золотых клеток шедевральности" частенько становится не только тоскливо, но даже тошно. В пошлой вони народного творчества хочется стихов Анны Ахматовой. По этой причине на Олимп время от времени заносятся новые полуидолы типа Анри Руссо, Ефима Честнякова или того же Мирослава Тихого. Все это попадает в сегмент "наивного искусства", и, замечу повторно, обязательно сочиняется красивая легенда о неоцененном при жизни гении и его злоключениях, завершившихся заслуженным признанием (сами же, падлы, когда-то игнорировали, бедолагу). Желательно - посмертным. К тому же массам передается определенный посыл: занимайтесь креативом в меру своего сумасшествия - и у вас будет шанс попасть в Пантеон Великих! Ну, хотя бы на пять минут.

Это касается единичных случаев. Хочешь стать кумиром миллионов не как святой нищеброд с самодельной пародией на фотоаппарат, а как Уважаемый Автор, изволь быть понятным массам без "кураторской магии". Иным языком говоря, вещай умеренно, без подвывертов и чудачеств. Хотя, не возбраняется и с понтами. Человечество издревле панически боится всего непонятного - и правильно делает. Но одновременно жаждет нового, неизведанного. Противоречивая у нас натура. Обычно около кнопки "НИКОГДА, НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕ НАЖИМАТЬ!" наблюдаются потертости.

На самом деле доказывать тот факт, что фотография - язык, не надо, ибо все доказательства сокрыты в вербальном языке. Мы знакомы с идиоматическими выражениями: "языком любви", "языком силы", "языком игры", "языком фотографии". Каждый язык имеет свою степень воздействия на конкретного индивида. Кому-то хоть колом на голове чеши - для него язык математики останется темным лесом. Как говорится, не дано, да и не надо. С фотографией - тоже. Именно поэтому мы часто слышим возгласы восхищения откровенным фотоговном. Да и вообще по большому счету нет консенсуса по поводу того, что считать вершинами. Я знаю людей, для которых Картье-Брессон - пустое место. Впрочем, некоторые считают, что и Рафаэль гроша медного не стоит. И они хорошие люди, ну... как минимум - искренние.

Здесь есть один существенный момент: что Картье-Брессон является фотографическим гением - лишь одна из точек зрения. Не стоит называть идиотами тех, кто так не считает, вы всего лишь говорите на разных языках. Есть "писатели для писателей", "музыканты для музыкантов" и "фотографы для фотографов", коими восхищаются только искушенные. А вот "художников для художников", замечу, нет.

Всегда довольно предвзято отношусь к произведениям искусства, к которым приложена брошюрка, разъясняющая, почему я стою перед подлинным шедевром, должен торжественно млеть - и все в этом роде. Примерно так же школьный учитель литературы разъясняет всю глубину произведения "Как закалялась сталь". Ах, да... теперь же другие фавориты книжного мира. Однако я помню, как в школе нам втолковывали величие трилогии "Малая земля", "Возрождение" и "Целина". Теперь же мы знаем, что литературные гении нашего времени - Пелевин и Прилепин. Причем, учителя нам об этом уже не говорят, данным видом деятельности занимаются рекламщики и журналисты.

И еще об изящной словесности (простите уж). Нынешнее время - триумфальный реванш линии Фаддея Булгарина в русской литературе. Конечно, теперь мало кто знает, кто такой Булгарин. Напомню: данный автор жил в эпоху Пушкина, тиражи его книг зашкаливали все мыслимые пределы, в то время как книжки А.С. особо популярны не были. Лузер и сукин сын был Пушкин - вот ведь в чем правда. Правда, и скандальезе с мокрой репутацией - тоже, а это, говоря современным языком - грамотный пиар. Булгарина можно теперь не читать - достаточно знать творчество Бориса Акунина, который суть есть реинкарнация Булгарина. К современной фотографии вышеприведенный пассаж имеет прямое отношение: на слуху теперь авторы, которых скорее всего забудут, подлинные же гении светописи (они есть!) пребывают в тени. Так вообще мир устроен: одни парятся - другие пиарятся. А Пушкин до сих пор у нас один.

Есть такое мнение, что фотография - единственный глобальный язык современности, своеобразный общепонятный набор коммуникационных кодов строителей виртуальной Вавилонской башни. Эдакий способ общения в таком нестабильном мире, составляющий конкуренцию английскому языку вербального общения и текстов. Много раз было доказано, что это не так: одно и то же фотографическое произведение совершенно по-разному "прочитают" бедуин, тибетец или полинезиец. А, если учесть религиозные нормы и традиции данной социальной группы, получится, фотография спящего с блаженной улыбкою бомжа на площади Трех вокзалов далеко не всяким будет восприниматься как "приемлемое" изображение. Вот если бы это был парижский бродяга, снятый Атже... хотя и к творчеству странноватого француза с пиететом тоже относятся далеко не все.

Общее место: хорошие фотографии лучше делать хорошей фотокамерой. А вот гениальные фотографии ? ... м-м-мда... существуют очень дорогие фотогаджеты, но гениальных фотоаппаратов с набившей оскомину кнопкой "шИдЭвр" покамест не изобрели. Нужен гениальный фотограф, который может либо использовать дорогостоящую фототехнику, либо - нет.

Примерно так и в поэзии: гениальных поэтов единицы, а хорошие и разные стихи - прут как из рога изобилия. В этом роде человеческой деятельности даже гаджетов не надо, хотя некоторые и предпочитают ручку "Паркер". А в фотографии они все же нужны. Загляните на ресурс "Стихи.ру" - и вы узнаете, сколько у нас поэтов, пишущих по-русски. Попробуйте хотя бы одному из них сказать, что он не тем занимается. И вообще: что происходит во внутреннем мире человека, когда он впервые узнает, что всю жизнь он говорил прозой, а есть еще и поэзия? А вот с человеком, впервые узнающим, что он не просто фоткает, а создает высокохудожественные произведения, не происходит ничего. В смысле, хорошего. Некоторые вступают в союз фотохудожников, что в сущности несмертельно. Что графоманы, что фотоманы, что гаджетоманы - все одного поля ягоды: хочется - вот и дро...ся. А на ресурсах фотоманов народу никак не меньше, чем на "Стихах.ру". И все эти миллионы как-то находят общий язык. Пусть они используют его не совсем по назначению, но речь все равно идет о человеческом общении, а не о информационном вакууме.

Никто не знает, чем гениальные фотограф и поэт отличаются от типовых. Даже оригинальных и нетривиальных - хреновы тучи, так что форма и эпатаж - еще не все. Хотя, универсальная схема есть: виртуозное владение языком, помноженное на знание особенностей его функционирования. Легко сказать...

С вербальным языком так: голоса у нас разные, есть и сладостные, и внушительные, и мерзкие. Но говорим мы все (и даже немые - мимикой и жестами). Хотя, чаще всего лучше и помолчать. Но стоит ли человеку с мерзким голосом запрещать его подавать? Вы понимаете мой намек: надо ли "фотографу не от Бога" рекомендовать НЕ производить светописные опыты? Ну, или хотя бы НЕ публиковать результаты своих фотографических потуг. Пошлость: а судьи - кто? Никто не вправе говорить: "это - шИдЭвр, а это - отстой". Иначе - фашизм.

Отмечу один существенный момент. Вопросами языкознания серьезно был озабочен даже Отец Всех Народов. Отсюда я заключаю, что тема языка не самая последняя в нашем мире. Именно поэтому столь высоко сейчас ценится наука семиотика, которая, на мой взгляд, прежде всего придумана для того, чтобы понять, как при помощи знаковых систем управлять обществом. Через Всемирную Паутину, как выяснилось, манипулировать общественным сознанием стало гораздо проще, чем ранее - посредством сарафанного радио и террора.

Язык фотографии в этом ключе - далеко не последний инструмент. Один из недавних примеров - распятые беркуты в захваченной повстанцами резиденции "овоща" Януковича в пригороде Киева:

Впрочем, суть визуального сообщения поймут лишь те, кто знаком с контекстом и трактуют сюжет в зависимости от заложенных в их сознание мифологем. А посему напрашивается вывод: для "правильного" восприятия фотографий необходима добротная идеологическая обработка реципиента. Ну, или оболванивание. Всякое внушение того, что возможны иные трактовки, чреваты тем, что получивший несколько степеней свободы тип усомнится в твоей "гурувости". Следовательно, надо давить на сознание всеми доступными средствами. Отсюда в нас и столько агрессии.

В вербальных языках важны и смысл, и сама "музыка" звучания. Порою мы способны наслаждаться только лишь голосом, совершенно не понимая, о чем человек говорит или поет. Я это к тому говорю, что иногда доставляет удовольствие созерцать картинки, не имеющие содержания - будь то абстрактная живопись или фотокарточки. Изображения "говорят" линиями, формами, полутонами, цветами, фактурами. Но еще они содержат знаки и символы, а так же узнаваемые объекты и наоборот. В том-то и ошибка "гуру фотокомпозиции" что они язык фотографии понимают исключительно через перцепцию.

Фотография - не вполне самодостаточный язык. Часто изображение нуждается в "костылях слов", как принято говорить в англо-саксонской культуре, в "caption". Своеобразная игра - взаимодействие подписи и самой картинки. В случае фотографии с беркутами необходима указива: "Резиденция Януковича". Без таковой послание теряет смысл.

Традиция обязывает, чтобы у фотографического произведения, как и у каждого произведения искусства, было персональное имя. Пусть даже оно звучит: "Композиция # 2469". Это говорит о том, что фотография как язык - не вполне самодостаточный инструмент. Светопись, если применить заезженную модель, - предложения типа "казнить нельзя помиловать", в которых знаки препинания расставляются произвольно.

Фотожурналистика и свадебный фотобизнес опираются на совершенно непохожие языки, хотя эстетика и техника - одни и те же. Вот почему фотожурналисты презирают свадебщиков: последние создают не произведения искусства, а продукты, должные удовлетворить потребности заказчика. Журналюги тоже стараются иметь (ой - то есть, удовлетворить) заказчика - но в итоге продукт публикуется, а не усыхает в семейном архиве. У фотожурналиста есть аудитория, умеющая оценивать изображение, а не изображенных. И у свадебщиков своя правда: они тупо зарабатывают средства, чтобы на них съездить в Катманду и сваять нечто нетленное. Системная их ошибка заключается в том, что, учась говорить на языке свадебного гламура, они теряют чувство реальности бытия. Оттого их несвадебные фотопроекты априори обречены на провал. Впрочем, тренд нашего времени - слияние двух диалектов, о чем говорят результаты последних WPP.

"Язык свадебного гламура"... Разве я не утверждал чуть ранее, что фотография - самодостаточный язык? Язык-то один - но разные профессиональные среды. Есть профессиональные рыбаки, а есть избранные, апостолы, которых из рыбачьей среды ангажировал Иисус Христос. По крайней мере, так думают люди, занимающиеся т.н. "документальной фотографией". Одни прислуживают - другие занимаются Высоким Служением, последние - как бы "ловцы человеков". Оттого и язык у "фотографических апостолов" миссионерский, а в каждой фотке - даже никакой - следует искать глубокий смысл. По счастью, не все таковой ищут - а то бы у нас получилась сплошная "идея чучхэ". Вы прекрасно знаете, что язык фанатиков значительно отличается от языка серой массы. По крайней мере, они зачастую убедительны, даже в истериках. Но серость имеет недостаток: у нее нет Идеи. А посему масса впитывает в себя любую руководящую и направляющую линию. Это я сейчас о фотографии говорю, если что.

Фотография как язык опирается на иконические знаки. И, кстати, все самые знаменитые фотографии - суть есть иконы. Эта традиция началась с Туринской плащаницы (хотя данный артефакт, строго говоря, имеет непонятное происхождение) и продолжается по сей день. Достаточно вспомнить растиражированные изображения брутального команданте Че и Энштейна (показывающего человечеству язык).

По выражению Гумбольдта, язык - "средство преобразования мира в собственность духа". Еще он говорил: "Язык есть душа во всей ее совокупности, ибо развивается по законам духа". Данную гипотезу не стоит отвергать, ведь фотографии и впрямь являются частью нашей духовной жизни. Я подразумеваю в том числе и карточки из семейного альбома.

Как утверждал Потребня, язык есть прежде всего средство понимать самого себя, нежели кого-то иного. Это утверждение является объяснением тому факту, что мы частенько снимаем не для публикации своих "шИдЭвров" и пополнения семейного архива, а ради непонятного удовольствия. В работе "Свет, коснувшийся нас" я попытался совершить анализ этой "темной стороны", здесь же скажу кратко: фотографирование (съемка) есть процесс таинственный; это разговор с собой подлинным и, может быть, даже с Богом.

В языкознании есть понятие "семантического поля"; язык основан на системе отбора, и является образом реальности - довольно убогим. Язык отражает реальность - но не более того. Ряд специалистов утверждают, что фотографии вообще не имеют ничего общего с реальностью. Тоже позиция, но, если бы это было так, фотография не имела бы смысла. При нулевой репрезентации язык теряет свое значение. Просто, фотографический язык так же зиждется на своеобразных "семантических полях", помогающих отражать видимый мир. Отображенный мир узнаваем, либо наоборот, а посему твое восприятие того или иного изображения зависит от того, насколько хорошо ты знаешь изображенные объекты. Каждый из нас отягощен знаниями, комплексами, фобиями и предубеждениями - всем тем, что Кракауэр называл "духовной грязью". И мы с этим грузом с переменным успехом боремся, забывая порою, что не всегда смысл жизни в борьбе.

Убитый Че Гевара

Один из авторов теории лингвистической относительности Ли Уорф утверждал, что каждый язык обладает своей метафизикой. Вот этого в фотографии хватает! В снимках видят и чудеса, и чёрта лысого. Как человек, имеющий инженерное фотографическое образование, утверждаю: все явления, с которыми лично я сталкивался на практике, есть последствия фотографических (физических) эффектов. Но никто не отменяет почти демоническую притягательность фотографии, некую прелесть, содержащуюся в массовом увлечении светописью. В ряде параметров фотография действительно напоминает "универсальный язык современности" - только непонятно, какая сторона силы подарила нам эту "прелесть". Если хотят светописничать миллиарды - значит, это кому-нибудь нужно. Коли снимающих людей зачатую презирают - делают это исходя из неких причин.

Смею напомнить: приблизительно столетие назад "универсальным языком современности" считался кинематограф. Едва только кино выросло из "смирительной рубашки" забавного аттракциона, оно было названо "важнейшим из искусств". К середине ХХ века стало понятно: ни кино, ни фотография не репрезентуют реальность адекватно. Для кино пошили новую "смирительную рубашку" - технологии 3D. Фотография превратилась в инструмент гламура и обмана. В том числе - и при помощи иконических образов.

Иконический знак не похож на знак лингвистический - но это все же знак, который, впрочем, одновременно он может быть и образом. Как утверждает Умберто Эко, иконический знак воспроизводит не свойства отображаемого предмета, а условия его восприятия. Значит, он столь же условен, как и знак лингвистический, но менее правдив, ибо допускает множественность интерпретаций.

"Народ радостно приветствует своих освободителей"

Мы распознаем изображения, пользуясь "кодом узнавания". Припомните фотографию распятых беркутов. "Семантические поля" пророссийски- и проукраински настроенных аудиторий явно совпадают не вполне. Как это дико не звучит, но от семантического диссонанса недалеко и до реальной войны и применением огнестрельного оружия (текст писался еще до начала крупномасштабной войны на Донбассе).

Современные теоретики фотографии (например, Антон Вершовский) много знают о теории перцептивной деятельности. Им очень нравятся схемы, более чем полвека назад предложенные Арнхеймом. И они хитро применяют их в конструировании т.н. "фотокомпозиции". Но они имеют весьма приблизительное представление о теории когнитивной деятельности, теории архетипов, эпистемологии и семиотике. Развивается и теория визуального восприятия, появляются новые научные данные. Для того, чтобы быть в теме, как минимум нужно прочитать некоторое количество умных книжек. Сейчас же модно писАть, а не читать.

Умберто Эко настаивает: культура задает способы восприятия мира, а видение - менее всего физиологический феномен. Восприятию предшествует работа нашего когнитивного аппарата и структура аппарата лингвистического. Эко ввел в оборот словосочетание "contenuto nucleare" (сущностное содержание), обозначающее некую совокупность ключевых признаков объекта, которые складываются из циркулирующих в обществе интерпретаций.

Особый статус визуальных языков был предметом исследований Юрия Лотмана. В работе "Культура и взрыв" он говорит об искусстве как о наиболее разработанном пространстве воображаемой реальности, а еще - об ограничениях, накладываемых на этот вид человеческой реальности. В труде "Семиотика кино и проблемы киноэстетики" Лотман разграничивает "текст, который может быть ложным" и "текст, который не может быть ложным". По Лотману, фотография - текст наибольшей достоверности в общей системе текстов. Но это относится к культуре начала XX века. Я уже говорил о том, что и кинематограф, и фотография ныне утратили эту позицию.

"Язык - это код плюс его история", - считает Лотман; он отвергает структуралистское рассмотрение языка только как кода. Культура скорее зиждется на "предсказуемом непредсказуемом", иначе возможен только один путь: к полному хаосу. Но даже в непредсказуемом наличествует элемент порядка. Сфера непредсказуемого гораздо шире сферы предсказуемого, однако из-за своей неструктурированности мы не можем ощутить ее как единую модель. Часто и эта сфера находится в рамках разрешенного поведения.

Что характерно, фотография слишком подвержена моде. Лотман в труде "Культура и взрыв" пишет: "Мода всегда семиотична. Включение в моду - непрерывный процесс превращения незначимого в значимое. Семиотичность моды проявляется, в частности, в том, что она всегда подразумевает наблюдателя. Говорящий на языке моды - создатель новой информации, неожиданной для аудитории и непонятной ей. Аудитория должна не понимать моду и возмущаться ею. В этом - триумф моды. Вне шокированной публики мода теряет свой смысл".

По мнению Лотмана, ни одна культура не может удовлетвориться одним языком. Минимальную систему образует набор из двух параллельных знаков, - например, словесного и изобразительного. В дальнейшем динамика любой культуры включает в себя умножение набора семиотических коммуникаций.

Итак, светопись - это язык. Таково мое мнение. И фотографическая деятельность суть есть жизнь фотографии. Так получилось, что во Всемирном Информационном Пространстве фотографические изображения взяли на себя, пожалуй, доминирующую роль в распространении информации. Думаю, так будет не всегда, развивающиеся технологии еще не раз подарят нам новые возможности. Просто, в настоящее время человечество уделяет фотографической деятельности много внимания. Практически, это влюбленность, для некоторых переросшая в страсть. Мы знаем, чем все чувственные взрывы заканчиваются. Но всегда надеемся, что на нашу жизнь хватит.

-- Упс...

Безвестный итальянский фотограф Паоло Виглиони во граде Турине пошел на выставку великого, неподражаемого, гениального Стива МакКарри ? и на одной из фотографий разглядел... "использование запрещенных препаратов". Столб со знаком "переехал" в другое место, перевоплотившись в ногу местного жителя. При более внимательном изучении фоторабот обнаружились и другие фотошоперства. У нас это называется: "петросянить". В смысле, не поиски пятен на Солнцах, а ретушь фотоснимков. Но наш Петросян (я подразумеваю фотографа, а не юмориста... а, впрочем - обоих) - звезда местного разлива, с МакКарри все сложнее. Гений (простите за, возможно, неуместное вульгарное словечко) отбрехался:

"Моя карьера началась почти сорок лет назад, когда я вышел из дома, чтобы путешествовать и фотографировать в Южной Азии. Я вошел в Афганистан с группой моджахедов в 1979 году, и стал фотожурналистом, когда новостные журналы и газеты взяли мои фотографии, опубликовали их по всему миру, и дали мне задания, чтобы обнародовать больше картинок войны. В дальнейшем, я освещал другие войны и гражданские конфликты на Ближнем Востоке и в других местах, и подготовил фоторепортажи для журналов. Как и у других художников, моя карьера прошла через множество этапов. Сегодня я бы определил свою работу как визуальное повествование. Большая часть моих недавних произведений была снята для моего собственного удовольствия в тех местах, которые я хотел посетить, чтобы удовлетворить мое любопытство о людях и культуре. Например, моя работа на Кубе сделана в результате четырех личных поездок. Моя фотография ? это мое искусство, и это приятно, когда люди любят и ценят его. Мне посчастливилось поделиться плодами своего творчества с людьми по всему миру. Я стараюсь быть вовлеченным настолько, насколько я в силах, в последующую обработку моих работ, но часто отпечатки делаются в периоды, когда я отсутствую. Именно это и произошло в данном случае. Само собой разумеется, что случившееся с этими изображениями было ошибкой, за которую я должен взять на себя ответственность. Я предпринял шаги, чтобы изменить процедуры в моей студии, исключил возможность повторения подобных казусов..."

Если коротко: подмастерье уволен, маэстро недоглядел, а жизнь продолжается. Но осадочек все же остался, ибо теперь фотодрочеры-неудачники на новые выставки МакКарри будут ходить с лупами. Природе данного явления посвящен следующий текст.

-- Фотокультуристы

Многих искренне пугает современное фотографическое наводнение, несущее порою характер катастрофы. Действительно, мир заполонили миллиарды разного рода изображений, полученных разнообразными фотофиксирующими устройствами. Оно конечно, кто-то подчеркнет, что этот планктон - прекрасная среда, и в ней родится хотя бы один конгломерат, у которого будет шанс эволюционировать в разумно-добро-вечное. Взлет русской театральной школы столетие назад невозможен был без массового увлечения театром в среде дворянства, купечества и мещан. Нетрудно сообразить, какой уровень представляли доморощенные самодеятельные труппы. Но театральный дилетантизм породил культуру обожествления театра, маленькие детишки взрастали в среде любящих искусство в себе, драматургическая игра становилась для них дыханием - в итоге из малышни выросли Михаил Чехов, Станиславский, Мейерхольд и Вахтангов.

Но речь-то идет не о зарождении какой-то там жизни, а именно об увлечении масс. Замечу: там, где массы, сыплется не бисер, а частушки, анекдоты, демотиваторы, фотожабы и прочие проявления масс-культуры. Как раз театральная культура рубежа XIX и ХХ столетий отфильтровывала пошлость. А вот околофотографическая среда начала XXI столетия, наоборот, возводит в ранг "шИдЭвров" откровенную пошлятину, зачастую, правда, сделанную весьма качественно.

Все почему: в творческой фотографии преобладает фольклорная система ценностей, в которой подлинным виртуозом объектива признается тот, кто "круче" снимет. Это как в устном фольклоре: далеко не всякий умеет классно - и, что важно, к месту "травить" анекдоты. Правда, вспоминается старый анекдот: сегодня начальник рассказал анекдот - и все хохотали; вчера, когда я рассказал коллегам тот же анекдот, ни одна сволочь даже не улыбнулась. У вас на работе нет начальников-фотолюбителей?..

И не надо сбрасывать со счетов такой элемент как харизма. Но мастер застольных тостов не будет провозглашать себя "художником слова" (если он, конечно, не профессиональный тамада). Точно так же как в деревнях в старину были гармонисты, вовсе не претендующие на звание виртуоза. Просто, их звали на всякий праздник, ибо без гармониста немыслимо было веселье.

Частное проявление масс-культуры - карнавальная культура, стихия неформального праздника, которая держится на традициях и их носителях. И фотография по сути перетекла в сферу карнавальной культуры, ибо в значительной степени представляет собой т.н. "развлекуху". Ее не порицать вообще-то следует, а разлагать. В смысле, извлекать здоровые зерна.

"Фотка" - как бы вы не относились к этому словечку - понятие очень даже непростое. Прежде всего слово "фотка" подчеркивает потребительскую сторону фотографической деятельности, а так же информационную составляющую. Так же фотопрофи по отношению к фотографиям в доцифровую эпоху придпочитали использовать слово "карточка". А потому художественную сторону фото-контента, обитающего в Мировой Паутине, стоит рассматривать далеко не в первую очередь. Массовый зритель в фотоизображении будет усматривать прикол, сенсацию, "жесть", хохму, "улет" (ну, не мне объяснять, что, собственно, такое - "улетная карточка"). Точно так же мы в курсе, что такое "отстой" и "унылое г....о".

А еще в моде слово "цепляет". Здесь работает особый механизм восприятия. Львиная доля мирового фото-контента бытует в Сети, а на просмотр одного фотографического изображения мы тратим в среднем три секунды (понаблюдайте за тем, как вы "юзаете" Сеть - и вы поймете, что это - так). "Зацепило" - это значит, мы посвятили созерцанию произведения пять секунд, а то и все двенадцать.

Мир фотографии полезно делить на сегменты, лишь один из которых - творческая фотография. Не следует только забывать, что творчество бывает не только художественным, и креативные таланты можно проявить в таких областях человеческой деятельности как юмор, захватывающие трюки, познание неведомого. Многие творческие фотографы создают свои работы в системе ценностей, которая художество оттесняет на третий, а то и четвертый план. Я уж промолчу про фотожурналистику, где художество зачастую даже мешает.

Мы хотим хоть как-то самовыразиться - в том числе и при помощи светописи. Иные охотники до фотографии ради яркой, выразительной фактуры таскаются по всему миру яко вечные жиды. Извините за прямоту, но по большому счету совершенно неважно, в какой географической точке ты пребываешь и какими средствами пользуешься для самовыражения. Жизнь коротка и надо прожить ее... а как, собственно, ее прожить? Многие считают: неплохо оставить после себя какой-то значимый след, так сказать, обессмертить свои имя. Не сомневайтесь: мы все физически или творчески рано или поздно помрем, а народ может быть будет восхищаться некоторыми фотоработами (текстами, картинами, песнями, домами...) ушедших авторов, что означает: частичка тебя все еще существует и после твоего ухода. Как создать "нетленку"? Боюсь, ответа не этот наивный вопрос нет ни у кого.

Естественное наше стремленье обессмертить себя некие смертные используют в целях извлечения прибыли. В частности, я имею в виду предприятия-производители фотографической техники хай-энд класса. Для любителей "меморий", просто стремящихся запечатлеть свою жизнь, вполне подойдет и фотокамера мобильного телефона, насаженного на идиотскую селфи-палку. Для того, чтобы население тратило свои кровные на крутые гаджеты, "последний крик техники", необходимо насадить культ. Ну, а какой культ без культуризма?

Кто занимался боди-билдингом (я, например, занимался), прекрасно знает, что деятельность затратная. Какова цель: быть красивым - чтоб, значит, девушек "цепляло". И плевать на то, что большинству женщин качки вовсе не нравятся! Парень с рельефными мыслями (пардон, мышцами, конечно - оговорился по Фрейду) действительно заметен. Секунд на пять-семь (ну, я имею в виду фотографическую картинку, на которой изображен богатырь) взор задержится. Но, если он обнажит еще и некоторую часть тела, показывать которую в приличном обществе не совсем принято, созерцание давидоподобного образа вполне может занять полминуты, а то и более. Но это уже не культуризм, тем более что многие девушки будут несколько смущены.

Есть еще, конечно, спортивная составляющая. Культ - это тоже в каком-то смысле культура: он порождает систему с жесткими, а порой и жестокими правилами и ограничениями. Например, запрещено применять анаболики и другие виды допинга. Оно конечно, применяют, но таких отдавливают специальные службы, которые, собственно, заботятся о здоровье спортсмена и чистоте спорта.

Проведу параллель между культуризмом и фотографической деятельностью. В первом случае упор - на красивое, безупречное и бросающееся в глаза тело. Во втором мы имеем дело с фотографическим произведением, обладающим теми же самыми тремя характеристиками. То есть, "зацепить" может и доведенная до технического совершенства фотография. Вместо допинга используется графический редактор типа "Фотошопа". За анаболики бодибилдеры расплачиваются физическим и психическим благополучием. За фотошоп фотографы не расплачиваются ничем. Если только правила какого-нибудь "Мистера Вселенная"... ой, то есть, фотографического конкурса типа WPP не возбраняют вмешательства в оригинальное изображение. Посему ранний МакКарри - чист и безвинен, поздний - ненаказуем.

Итак, культуристы, наращивая мышечную массу и оттачивая рельеф, преследуют некие цели, вообще говоря, эгоистичные. Они близки к нарциссистам, а последние согласно данным науки - психически неадекватные люди (хотя, нарциссизм, строго говоря, не болезнь, а всего лишь психическое отклонение). Именно поэтому многие женщины презирают культуристов. Фотографы преследуют то же самое. В основе - установка на успех. По крайней мере, в обществе. О здоровье в боди-билдинге речи быть не может: все гипертрофированное - патология, да к тому же из-за нагрузок изнашивается сердце. Я сейчас говорю о культуризме, а не о фитнесе - учтите.

Есть другой вариант - объективный спорт высших достижений тяжелая атлетика. Это еще большее зло, так как действует уже не сверхнагрузка, а экстремальная сверхнагрузка. Надо сказать, из тяжелой атлетики культ все же не сделали. А вот из фотографии сотворен вполне себе культ. Ну, и какой культ без культуристов, в нашем случае - фотокультуристов? Отсюда парадигма "красивой карточки", открытки. Достигается двумя путями: фотографирование красивых, фактурных мест (о чем я уже говорил), применение высококлассной техники и всяческая доработка "сырого" изображения, которую еще именуют "проявлением".

Думаю, самая серьезная проблема современного мира фотографии - отсутствие барьера, заставляющего тех, кто плодит бездарный фотоконтент, не снимать в тех случаях, если есть возможность воздержаться. Убедить фотоманов в том, что некоторые плоды своих светописных опытов лучше на выпускать за границы домашнего архива, невозможно - точно так же нельзя заставить графоманов не марать бумаги, а меломанов - не искать "теплого лампового звука". "Фотоман" - слово неточное, околофотографическая фольклорная среда придумала более резкое: "фотодрочер".

Обидно? Конечно. Но не надо забывать, что творческая фотография - искусство техническое, с этим надо считаться. Тем белее что "леечная" и "цейсовская" оптики действительно дают отменное качество. Мне понравился недавний пост на одном из сетевых ресурсов: фотограф опубликовал фотографию обнаженной девушки в антураже природы и сопроводил ее восклицанием: "Вот за что я люблю "Лейку"!" Фотография так себе. Но на пост посыпался шквал комментов. Практически на 99% - едких, например: "Какое редкое у девушки имя!" Все знают, конечно, что снимают головой, а не камерой. Но изображение все же получается в приборе, а не в голове.

Техническое качество картинки можно сравнить со звучанием музыкального инструмента. Чистый, богатый звук - несомненное достоинство "какой-то деревяшки и натянутых трех жил". Так же весьма приятна резкая, четкая картинка, в особенности ежели она сделана против света (как говорилось в старину, в контражуре). Эту "звенящую" четкость можно создать и в графическом редакторе. Все для чего: пусть зритель ПОЛЮБУЕТСЯ твоими "мышцами" - не три, а семь-восемь секунд и заценит достоинства - оптики, конечно, и матрицы, а не чего-либо иного. А если в "фотошопе" налепишь на картинку какую-нибудь хрень, внимание зрителя задержится и на пятнадцать секунд. Но и хрень надо лепить умело и талантливо.

В этом любовании я нахожу основную ловушку фотографической деятельности - ту самую, которую Николай Бердяев называл "рабством у техники". Оно, это "рабство" довольно приятно: ты приобрел устройство, которое уже только одним видом способно произвести фурор в обществе.

Те, кто обзаводится "Феррари" или "Мазератти", не становятся автоматически великими гонщиками. Хотя, они покупают возможность промчаться с ветерком и обогнать обладателей зачуханных "Порше" или "Рено". Ключевой вопрос: а на фига обгонять? "Дефки" и на стоЯщий автомобиль "клюнут" (прошу истолковать слово "стоЯщий" в приличном смысле). Если уж говорить о фотографической деятельности, действительно находятся такие деятели, кто "западает" на обладателей скрипок Стради... тьфу - то есть, на снимающих людей, имеющих крутые гаджеты. Ну, а продукт (в смысле, фотографии)... Да качественных фоток сейчас столько, что сам черт не разберет, что есть шедевр, а что - отстой.

"Экстерьер" картинки - то, что привлекает взор. Мы в жизни всегда в первую руку обращаем внимание на экстерьер. Это биологический закон. "По одежке встречают..." Броская одежда - прежде всего признак, эпатажного типа. Безупречная одежда - знак того, что перед вами культурный человек со вкусом.

То же самое - в творческой фотографии. Но есть различие: если в быту надо еще последить за поведением человека с безупречным экстерьером, послушать, что и как он говорит, фотографическое произведение - даже выполненное на блестящем техническом уровне - скажет тебе все и сразу. Другое дело, захочешь ты всмотреться и задуматься, либо ты останешься удовлетворен внешним лоском. Так сказать, тебя заворожит одно лишь "звучание скрипки Страдивари".

Лучше красивое тело, нежели некрасивое - кто поспорит? Ну, кому не приятно, когда некто или нечто услаждает его взор? Если, конечно, продукт не слишком приторен. Так что, думаю, культ красивой фотокарточки вполне естественен и человечен, надо всего лишь попытаться ответить на вопрос: кому выгодно загонять армию поклонников фотографии в столь узкие рамки? Ответ "производителям фототехники" не совсем верен. Вокруг фотографической деятельности выросла многоукладная индустрия. Частный пример - фотошколы. Наряду со стандартными схемами "фотокомпозиции" в мозги слушателей внедряется "чип", начинающий диктовать требования снимать только в RAW, использовать высококлассные "стекла", дорабатывать изображения в редакторе. Зато в фотошколах не учат принципиальной основе любого искусства: навыку вглядываться в мир, читать Книгу Природы, изучать жизнь. На самом деле, этому нигде не учат в принципе.

Современный фотограф в силах обойтись и без умения всматриваться в реальность и желания постигать ее посредством создания визуальных образов. М-м-мда... как будто светописец прошлого не мог.... В фотошколы приходят получить навыки пускания пыли в глаза потенциальных заказчиков - чтобы любимое дело приносило прибыль. То есть, люди, приходящие в творческую фотографию, по своей воле вливаются в фотоиндустрию. Накачивание "фотографических мышц" - для успеха дело обязательное, ибо таков тренд. Под ту же дудочку танцуют и любители, не стремящиеся встать на коммерческие рельсы, ибо экспертное сообщество, выносящее вердикты фотоработам "чайников", состоит из сугубых профи с укоренившимися в мозгах "чипами".

Ну, в принципе это норма, ведь вопрос "а что я с этого буду иметь?" - вовсе не греховен. Беда не в том, что умело созданные обстоятельства толкают нас к занятию фотокультуризмом. Несчастье, что мы, включаясь в "гонку бицепсов", полностью разучаемся получать искреннее, детское удовольствие от любимого занятия. Подсаживаясь на "допинги", мы теряем связь с реальностью, а для творческой фотографии, искусства, опирающегося на видимую реальность, это убийственно. Я понимаю, что говорю сейчас пафосно и напоминаю Капитана Очевидность . Но когда я делаю ученику замечание о том, что та или иная деталька а изображении расположена чуточку не там и он отвечает мне, что это не беда - детальку несложно "перетащить" в фоторедакторе куда следует, мне становится грустно. Получается, все детали мира можно "перетащить куда следует", создав мнимую реальность. В том-то и глубинная трагедия казуса МакКарри.

Сам по себе культуризм, да и гламур в целом - безобиден для окружающих. Но глянцевание всего и вся существенно влияет на механизмы нашего восприятия. Многих из тех, кто привык созерцать идеальные тела, тошнит от подлинных "телесов", что оказывает негативное воздействие на половую функцию. То же самое относится и к идеальному миру, создаваемому массой фотокультуристов. Нас действительно может стошнить от настоящей жизни. Не хочется возвращаться в свою подлинную квартиру... Ах, достали родные тараканы (не только в квартире, но и в голове)? Видимо, здесь уже не фотографическая проблема, а какие-то системные трудности.

Нас пытаются нивелировать, подстричь под единый манер, вбить в головной мозг готовые схемы. Кто? Да, те, кому нужны наши деньги. Данные лица и группы просекли, что фотография - пока еще самое популярное творческое увлечение масс (из-за легкости достижения результата) и разработали грамотные бизнес-планы. В свое время в моде была игра в финансовые пирамиды - такие же ушлые пацаны породили сеть финансовых учреждений, привлекающих денежные средства "партнеров". Так устроен мир: пока живут на свете ду.... то есть, люди, верящие в легкость достижения того или иного результата (в нашем случае - успеха твоих фотографических потуг), кому-то это стало быть, с руки.

Кто-то возразит: "мышцы" в фотографии - еще и индивидуальное мастерство. Это так, но ведь еще в прошлом веке говорили, что настоящий Мастер сможет классно снять и консервной банкой (спичечным коробком). В современном варианте - цифромыльницей или мобилой. К тому же оттачивание индивидуального мастерства - вовсе не фотокультуризм, а, скорее, "тяжелая фотографическая атлетика". То есть, деятельность, целью которой является не успех, но - достижения. У этого занятия тоже есть негативные побочные эффекты. В этой книжке о них будет сказано.

Этот же мой затянувшийся пассаж подвожу под резюме: если ты искренно любишь какое-то дело, принимаешь все как есть - тебе все равно, чем снимать, что и как. Ты покамест не фотодрочер, но наверняка - фотоман. Ну, а ежели у тебя появилась потребность технически улучшить продукт...

Итак, я только что применил своеобразный фильтр, в результате чего отсеян круг лиц, которые во всех книжках ищут такие места, про которые можно сказать: "Я так и знал: полукровка, ошибка, опять...". Теперь можно приступить к обстоятельному и занимательному разговору.

--

-- Лицо человечества... Фотограф David Trood

Фотограф David Trood долгое время работал над созданием необычного проекта под названием "Лицо человечества" ("The face of humanity"). Проект творился из фотографий самых разных людей, с самых разных уголков нашей планеты. Фотографии накладывались друг на друга, но глаза людей были зафиксированы на одном уровне. В пезультета мы можем видеть среднестатистическое лицо мужчины человечества, женщины человечества и т. д

Лицо Человечества

Женское лицо человечества

Мужское лицо человечества

-- Караваджо - первый фотограф?

Раскрыт секрет великого итальянского живописца Возрождения Караваджо: в основе его картин лежит... фотография. С таким сенсационным заявлением выступила исследователь флорентийского института Sachi Роберта Лапуччи, которая опубликовала свои выводы в ежемесячном журнале по искусству Stile Arte. По утверждению Лапуччи, Караваджо превратил свою мастерскую в темную комнату с небольшим отверстием в потолке, через которое с помощью двояковыпуклой линзы и вогнутого зеркала отображались предметы, переносимые художником на холст. Однако сенсационное открытие состоит не в этом, поскольку известно, что так называемая "камера обскура" широко использовалась средневековыми художниками для создания эскизов, а техники появившейся лишь в конце ХIХ века фотографии были описаны в трудах гениального Леонардо Да Винчи (фокус, ракурс, перспектива, которыми он сам пользовался в своей живописи).

Караваджо же изобрел специальный порошок из светлячков, позволявший ему работать в абсолютной темноте. После тщательной экспертизы и анализа холстов художника Лапуччи обнаружила на них следы флуоресцирующих фоточувствительных субстанций. Как полагает исследовательница, Караваджо, с помощью этого "светящегося" порошка и используя "темную", получал короткосрочные флуоресцентные изображения предметов прямо на холсте, то есть аналог фотографии, которая составляла базу для конечной картины, написанной маслом.

--

-- Почти святые фотографы

Фотографическая деятельность в широком ее понимании по многим позициям ущербна. Грубо говоря, в фотографии много суррогата творчества, красивых декораций, весьма далеких от подлинного дыхания жизни. Фотографы часто и настроены на создание "бэкграунда" - вне зависимости от того, хотят они представить на наш, зрительский суд "гламур" либо "чернуху". Плюс к тому, фотоиндустрия подмяла под себя львиную долю творческих потенций снимающих людей, для самовыражения, творчества "для Бога", а не ради барыша - оставляя не шибко много пространства подлинным движениям души.

Хотел бы поговорить об очень серьезной проблеме, я бы так выразился, стоящей во главе угла в фотографической деятельности. Это - преодоление материала, которое характерно для любого типа творческой деятельности. Двумя словами обозначу тему так: "отрешенность фотографа".

Не я отметил своеобразный феномен: творческая фотография - вид художественной деятельности, в котором зрелости человек, как правило, достигает после 40 , а то и после 50 лет. В литературе, в живописи, в кинематографе творец добирается до значительных вершин в 35. В музыке вероятно появление 20-летнего гения. Поэзия - вообще удел юных; Лермонтов, Есенин, да и Пушкин, если судить строго, свое лучшее творили сопливыми юнцами. Или взять рок-поэзию: Цой, Макаревич, Гребенщиков, Никольский лучшие песни создали на заре своего творческого пути. Тот же Никольский ("Воскресенье") до сих пор только перепивает ранние свои песни; такое ощущение складывается, что потенциал этого своеобычного поэта был растрачен в юности. Как здесь не вспомнить еще и Артура Рембо...

Собственно, и в фотографии есть "молодые и ранние". В фотожурналистике вполне достаточно полугода, чтобы юноша, овладев набором приемов и штампов, вполне научился бы снимать на достойном профессиональном уровне. Волка фотожурналистики ноги не только кормят, но и помогают оттачивать мастерство. Но это все же журналистика, которая является в большей степени ремеслом, нежели искусством. Кто хочет оспорить данный пассаж, пусть припомнит фотографов из своего окружения и честно ответит себе: много ли среди них подлинных "рыцарей фотографии" готовых принести на алтарь искусства свою жизнь?

Я снова представляю себе конкретных людей, которые быстро схватывали суть ремесла, зарабатывали "имя", и уже полноценно вливались в армию Мастеров. Алгоритм успеха в творческой фотографии прост: два-три успешных проекта (иногда достаточно и одного) - и ты уже на "фотографическом Олимпе". Новоселы быстренько осваиваются на Олимпе и внутренне успокаиваются; они остаются в ранге крепких, надежных исполнителей, востребованных, хотя и небесконфликтных.

В этой версии книги я фамилии вычеркиваю. Они стали хорошими ремесленниками, и одновременно творческими трупами. Жаль. Скажу, вероятно, резко: подобные мастера-фломастера являют собою "фотографический планктон". На несколько порядков крупнее армия (а, пожалуй, армада) фотолюбителей. В выходной, в хорошую погоду сходите в любой парк; вы увидите сонмы практикующихся в светописи, играющих в "фотосессии". Это не плохо и не хорошо, просто такова жизнь. Для миллионов фотографическая деятельность возможность попробовать себя в искусстве.

И все же есть люди, которых можно назвать если не "гениями" фотографии, то, как минимум, личностями выдающимися. Здесь я придерживаюсь следующей парадигмы: в творческой фотографии каждый достигает того потолка, какой ему дали Господь и обстоятельства. Бога не пересилишь, обстоятельства - в лице нюансов профессии, семейного быта, экономического положения - преодолимы. Для этого необходима сущая малость: выход из состояния "обычности". То есть: надо отказаться от семьи, стабильной (но убивающее монотонной) работы, бытовых удобств. "Так радикально?" - спросите вы. Практика показывает: именно и только так. Подлинный труд, в особенности над обширной темой, требует отдачи фотографа целиком, без остатка, неимоверной концентрации физических и душевных сил.

Это особый путь: отрешиться от всего обыденного, сделать эту самую "предельную концентрацию" образом своей жизни, превратиться в "снимающий станок", настроенный только лишь на создание фотографических произведений. В эдакое "патологическое состояние" входить надо годами. Выйти из него практически невозможно. Вероятно, "отрешенный" фотограф - продукт окукливавшийся гусеницы. То есть, в результате метаморфозы на свет Божий однажды появляется прекрасная "бабочка". С той только разницей, что бабочка радует глаз несколько дней, а "отрешенный" фотограф отличается завидным физическим и творческим долголетием.

Еще кое-что скажу о фотолюбителях. В одной из газет, в которой я трудился, работала приятная женщина, Наташа Гончарова, муж которой - весьма успешный предприниматель. Наташа, дослужившаяся, кстати, до должности ответсека, регулярно приносила на работу, фотографические работы мужа. Всякие цветочки, закаты, приятные виды. Так я и не понял - Наташа похвалиться хотела, либо ее супруг подсылал, чтобы "профи" заценили творения фотолюбителя. Естественно, плохих слов я не говорил. Хотя видел, что господин Гончаров "завис" на своем любительском уровне и явно не собирается с него соскакивать. Подспудно я размышлял: в чем побудительные мотивы данного бизнесмена, увлекающегося фотографией? В смысле, причины, толкнувшие его к занятию фотографическими опытами. Пришел к выводу: у человека должна быть отдушина; пускай его "крылья" весьма слабы, но не надо на них наступать. Няхай дитё тешится... Не каждому дано стать бабочкой, но и мотылькам, и даже моли хочется полетать!

В профессиональную фотографию из любительства приходят почти все (ежели, конечно, твои отец или дед - не фотомастера). Ничего скверного в любительстве нет - лучше все же любить, нежели не любить. Но здесь есть тонкость, которая на поверку оказывается "толстостью". Деятелям фотоиндустрии невыгодно поднимать планку художественного уровня фоторабот, ибо тогда "творцы" цветочков и закатов поймут, что всего лишь штампуют пошлости - и бросят свое увлечение к чёрту, переключась на дайвинг или фитнес. Продажи фототехники и материалов упадут... А значит, надо примечать серость, устраивать всякие конкурсы, мутить рейтинги. И, что самое печальное, стараться сделать так, чтобы ни в коем случае не утончались вкусы.

Здесь-то и поджидает засада для подлинных, безмерно одаренных Мастеров, которые так и не решились перейти в разряд "отрешенных". Они постепенно приходят к пониманию простой истины: не надо "копать" глубоко, нужно быть всего лишь на полголовы выше "серого" уровня. Если ты будешь хотя бы на голову выше - тебя масса элементарно не заметит - потому что "не догонит"

Незабронзовевших фотомучеников, без остатка отдавшихся любимому занятию, я называю "отрешенными". Счастливы те, кому перепадают долгосрочные проекты, кто "попадает" на грант! Но ведь это удача, даже великий Капа подолгу просиживал без заказов и пребывал в депрессии! Пил горькую, между прочим, сутками просиживал в казино... И это несмотря на то, что числился в передовом агентстве "Магнум", казался любимцем Фортуны...

"Отрешенные" фотографы напоминают мне сумасшедшего шляпника из "Алисы в стране чудес". Согласитесь: снимающие действительно зачастую ведут себя не просто вызывающе, а даже эпатажно. Большинство думает: "Хамы, папарацци..." На самом деле все не так: подобное асоциальное поведение есть не вызов обществу, а ролевая модель, в которой снимающий во всех смыслах выключает себя из общества, надевая маску юродивого. Эдакий метод заставляет людей по-особенному реагировать на камеру, что зачастую помогает получать потрясающие результаты.

Здесь, мне думается, стоит обратиться к первоосновам. Странник - особое состояние вещест... простите - человека. Был я как-то в командировке в Пензенской области, в райцентре Наровчат. От этого поселка (бывшего города) да станции Ковылкино - 24 километра, с этой станции у меня был билет домой. Я решил прогуляться проселочными дорогами через деревни. Так вот, иду я себе, иду... в одной деревне меня окликает мальчик лет двенадцати: "Скажите пожалуйста, а куда вы держите путь?.." Вид у меня, прямо скажу, не деревенский, странный (по мерке селян). Я отвечаю: "Да так, путешествую..." Тон ребенка моментально поменялся: "И как же ТЫ, все время пешком? А чем ТЫ питаешься? Где ночуешь?!" Мальчик говорил со мной одновременно СВЫСОКА и ОТЧУЖДЕННО, будто я не человек вовсе, а так... потустороннее явление. Типа неведома зверушка бредет себе куда-то... Лично я в этот момент почувствовал себя бомжом, изгоем. Ребенок, резко поменяв свое ко мне отношение, изрек истину: странник - не человек.

Да, странствующий на Руси - маргинал, отребье.

Недавно губернатор Орловской области кичился: оделся мол, в телогрейку, ушанку нахлобучил - и половину подотчетного региона обошел, якобы в целях познания настоящей жизни. Ну, прям, калиф арабский какой-то! Интересно: к нему так же относились - как к недочеловеку?..

Много ли в России останавливается водителей, если голосует на трассе не красна девица, а мужик? Так вот, в старину вообще старались попутчиков не сажать, ибо руководствовались в большей мере не опасностью быть ограбленным и убитым, а банально подозревали в каждом путнике... нечистую силу. Заведет в чащу, запугает до смерти, душу вынет... ищи после человека - свищи!..

Распространена была в прошлом следующая модель поведения в дороге: едет зимой мужик на санях - а навстречу ему другие сани. Никто не отворотит в сторону - и мчат друг на друга, как оголтелые! Кто-то проскочит, а противник и может быть повержен в сторону... В ход идут и кнуты, и даже топоры, махают напропалую, будто от хищника отбиваются! Все почему: в пути отменяются этические нормы. Ведь каждый из мужиков думает: "Наверняка леший встретился!.." На деревенской улице такое, мягко говоря, девиантное поведение недопустимо...

С дорогой связано немало поверий и предрассудков. Нельзя на дороге разжигать костер, кричать, справлять нужду. Считалось, что нарушение табу взывает к лешему, пробуждает нечистые силы. Существовал запрет брать оставленные на дороге вещи: в них "бесы обитать могут". Иначе ко всему этому относились "профессионалы дороги": нищеброды, "калики перехожие", ямщики, отходники, паломники. Между прочим, и пастухи, ведь они тоже пребывают в движении. Для путешествующего дорога - стихия вполне упорядоченная и даже управляемая. Главное - не нарушать ряда правил, не соваться в те места, где таится опасность. Следует стать членом "дорожного сообщества", формирующегося по принципу родства занятий. В этих мини-социумах есть свои лидеры и "омеги", мудрецы и авантюристы. Даже среди нищих возникает своеобразное братство, в котором и еда поровну, и ночевка для всех. И, кстати, "нищий" - это и есть состояние перманентного пути, ведь, если у тебя нет ДОМА, ты всегда в движении. ПУТЬ для "профессионала дороги" - это и есть ДОМ.

Относительно недавно в моде была т.н. "академия вольных путешественников", клуб автостопщиков, передвигающихся по всему миру забесплатно. Обычно эти "академики" - представители "полусреднего" класса, "офисный планктон", находящий развлечение в эдаком суррогате нищенского существования. Что интересно: члены этого сообщества, передвигаясь на чем Бог даст и ночуя черт знает где, ничего и никого не боятся, даже в чуждых землях! А ведь опасностей теперь никак не меньше, в старые "добрые" времена... Что толкает "вольных путешественников" на столь отчаянные путешествия? Думаю, прежде всего - магия ДОРОГИ, ПУТИ. Наверняка изрядные порции адреналина, которые организм вырабатывает в стрессовых ситуациях. В чем удовольствие? Прежде всего, мне думается, в возможности вырваться из мира ДОМА и окунуться в стихию движения. "Вольный путешественник" - тот же "нищеброд", разве только, не порвавший с обычным миром, а только вкушающий сомнительный продукт, который в сущности горек и к тому же дурно пахнет...

Иеронимус Босх. Странник

Это первая сторона облика (внутреннего и внешнего) "отрешенного" фотографа. Есть еще один, не менее глубокий аспект. А именно - "отрешенный" фотограф во многом несет черты... блаженного. Блаженные, "благие", "убогие" - часть религиозной культуры не только в православии, но и в религиях иных толков. По сути "блаженным" был Будда, да и основатели иных веровании в той или иной степени "не от мира сего".

Блаженный так же как и "нищеброд" противопоставляет себя обществу, в сущности, принимая вызывающий, эпатажный облик.

Что касается, юродствования, в русской культуре эта модель человеческого поведения так же стара, как и странствование. По преданию, первым юродивым на Руси стал ученик преподобного Антония Печерского Исаакий. Он работал на пекарне, а братия над ним смеялась из-за странностей инока (по-видимому, он был слаб умом). Один раз, исполняя приказ глумящихся, он ловит руками летящего ворона и братия начинает его считать (полушутливо) чудотворцем. Исаакий носит грубую власяницу, облекается в сырую козью шкуру, которая ссыхается на его теле. Он затворяется в пещере величиной в четыре локтя, сам Антоний подает ему в узкое оконце по одной просфоре через день, и (если следовать житию) бесы буквально изнуряют его, доводя до "глубокого падения": явившись ему в виде ангелов света, они заставляют поклоняться Антихристу. Завершается все совершенной победой преподобного над силами тьмы.

Но Исаакий не был юродивым в полном смысле; скорее, он был юродствующим. Первым святым юродивым на Руси, канонизированным не как "преподобный", а как "блаженный" стал Прокопий Устюжский. Согласно житию, он был вовсе не русским человеком, а... "немцем из западных стран" или "родом варягом" (надо учитывать, что тогда "немцами" называли все иностранцев). Прокопия, когда он перебрался из Новгорода в Устюг, оскорбляли, били, но после его смерти (в 1303 году) стали неимоверно почитать и даже решили построить часовню в его честь. Правда, духовенство воспротивилось строительству и канонизирован был Прокопий лишь в 1547 году. Как бы то ни было, юродство стало чисто русским явлением, до глубины души потрясавшее иностранцев. Герберштейн писал: "Эти безумцы, почитаемые как пророки, могли брать в лавках все, что им нужно, и торговцы, не требуя платы, рассыпались перед ними в выражениях благодарности.." Но как еще можно было относится, например, к блаженному Василию, который прилюдно разбивал камнем чудотворный образ Божией матери у Варварских ворот, и на поверку оказывалось, что на самом деле под святым изображением нарисован черт?

По мере возрастания самодержавия развивался и институт юродства. Как шут мог сказать острое словечко в адрес, так и юродивый говорил правду всему народу. Одновременно Московские власти были сильно недовольны ростом среди "юродивых Христа ради" лже-юродствующих, просто безумных или обманщиков. В XVII веке Синод вообще перестал канонизировать юродивых. Блаженные Ксения и Матрона - исключение из установившегося правила.

Мне думается, элемент юродства есть и в поведении всех снимающих людей, в особенности же - "отрешенных" фотографов. Дабы моя мысль не казалась голословной, обращусь к конкретным примерам. Сначала - историческим. К "отрешенным" в определенном смысле можно отнести Эжена Атже, Йозефа Судека, Анселя Адамса. Эти люди отреклись от мира, став в определенной степени "рабами светописи". Характерно, что они не были "странниками", один творил образ Парижа, другой - Праги, третий - американской глубинки. О двух из них позже я расскажу подробно.

Из наших, русских назову три имени. Двоих я встречал, третьего, забронзовевшего, к сожалению, не видел, но про него слышал немало забавных рассказов. Итак, первый странный маэстро, о котором мне хочется сказать, - Валерий Щеколдин. Не буду лгать, встречал я Валерия один раз, но эта встреча случилась не на столичной тусовке, а именно в странствии. Мы снимали одно чудное действо в Рязанской области, и я имел честь наблюдать и за Валерием, и за тем, как он работает. Кстати, вместе мы оказались случайно (если случайное вообще возможно). Просто в поисках интересной фактуры пересеклись наши пути.

Первое впечатление всегда верное; так вот, уже при беглом взгляде на Валерия понимаешь: не от мира сего. Тихий, немногословный, совершенно пренебрегающий внешним видом, скорее, похожий на деревенского пастуха или скотника. Работает незаметно, вскидывает камеру редко, больше наблюдает. Может вообще не доставать камеру из сумки (не кофра, а скромной китайской сумки для гастарбайтеров). По сравнению с нынешним стилем - щелкать пулеметными сериями - кажется, что человек волынит.

Днем Валера спал. Позже я понял: это опыт, Мастер знает, когда действо подойдет к зениту, бережет силы. Я Валерию был совершенно неинтересен, как, впрочем, и любые индивидуумы, не находящиеся внутри происходящего, так сказать, соглядатаи. С Валерием был и другой фотограф, Валерий Нистратов. Тогда он был почти неизвестен, так сказать, "раскручивался". Нистратов аккурат по возрасту годится в сыновья Щеколдину. Если они соединились, значит, это кому-нибудь нужно. С Нистратовым я сталкивался в глубинке больше одного раза, поэтому немножечко его изучил. В те времена ему не было еще и 30-ти, он был был хорошо, одет, меня лично более всего тронули дорогие "туристические" ботинки. Снимал он "Никоном Ф-2", кто не знает, дешевой механической зеркалкой. Позже в своих интервью Валерий скромно на вопрос "Чем снимаете?" ответствовал: "Да Лейкой..." У Валерия были признаки эпатажного поведения, он наслаждался своим положением фотографа-путешественника. Но в молодости почти все играют в "фотомастеров", это несмертельно. Теперь Валеру можно, воспитавшего еще одного отрешенного фотографа, Данилу Ткаченко, за все можно простить.

Пару раз я встречал Валерия с американцем Джейсоном Эшкинези, который несколько лет тоже "фотостранствовал по Руси". С ним они говорили по-английски, от меня старались держаться в стороне. Кстати, если Эшкинези и Щеколдин не пили, Нистратов - пил. Как и я, впрочем. Еще в Нистратове я замечал некоторое надменное отношение к коллегам и вообще к окружающим. Это тот самый "комплекс гения", о котором еще будет рассказано в этой книжке.

Третий фотограф, о котором мне хотелось бы сказать, - Владимир Семин. Его лично я не знаю, потому буду совсем краток. Знающие утверждают, что с Семиным общаться почти невозможно, так как он "грузит" философией, ведет себя яко тот блаженный сумасшедший Корейша. Семину волшебно повезло: и в России, и в Нью-Йорке с ним рядом соратник и святой человек Раиса Пестова. Она и "печатник", и бильдредактор, и критик. По крайней мере, у фотографа была и есть семья, так что совсем уж "отрешенным" его я не назвал бы. Однако география путешествий Семина, а в особенности то послание, что несут его работы говорят о том, что человек именно остается почти что "святым фотографом".

Уходит эпоха "серебрянной" фотографии, наступает "цифра". Эшкинези покинул страну, Семин там же, то есть, в Америке. Щеколдин - в России. У всех троих есть общая черта: они любят говорить, порой и вещать. Некоторые из высказываний привожу.

Фрагменты высказываний Щеколдина:

"Фотографирование больше всего напоминает охоту, правда, бескровную. Его цель, прежде всего, добыча различной информации, в том числе эстетической. Эстетика определяет в фотографии только форму, т. е. за рамками эстетики остается огромное, не исследуемое пока содержание фотографии - жизнь".

"Цивилизация заводит нас в тупик, и общество от этого болеет. Художники -- традиционно изгои общества, совершенно не нужные ему, -- громче всех кричат о грядущей опасности, пугая и нервируя своим искусством слабых и беззащитных сородичей".

(в статье в память об Александре Слюсареве) "Слюсарев -- вольный казак, которого судьба занесла в каменные джунгли, в бестолковую сутолоку городской жизни. Но город, эту тюрьму, он почему-то полюбил, а людей -- нет: люди капризны, глупы и докучливы, -- их нет на его снимках, а если и попадаются, то в роли статистов, в виде теней или отдельных членов ненужного ему в целом тела, как фото-объекты люди его не интересовали, они нужны были ему, скорее, как слушатели".

"Нынешний наш человек внутренне пуст, потому что религиозный "дурман" из него вытравили коммунисты, коммунистический -- вытравили демократы, а нынешняя власть (видимо, по привычке) скрывает свои идеологические пристрастия и во всем уповает на церковь. Но нынешний Бог -- Мамона, а основная идеология -- приобретательство. Мы вроде бы полностью заняты делом, но в душе у нас -- пустота".

"Фотография сейчас бессмысленно стремится к формальному совершенству. Она стремительно превращается в графический балет. При этом, как из стерильного балета (родоначальником которого был грубый крепостной бордель), из фотографии исчезает жизнь, ее социальное содержание, которое наиболее присуще фотографии и наиболее ценно в ней. Вместо этого возникает интернациональный безличный стиль. Это напоминает каллиграфические прописи, которым все с разной степенью искусства, таланта и прилежания следуют. Но от этих "прописей" публику уже тошнит".

Что касаемо интернационального стиля - согласен с Валерием. А вот насчет происхождения балета... все же Щеколдин - фотограф, историю искусств он, видимо, не постигал в университетах...

Моя любимая фотография Валерия Щеколдина:

Вот, что говорит Семин:

"Фотограф, начинающий делать первые шаги и осваивать фотографию, очень часто находится в заблуждении, принимая возможности техники за свои заслуги".

"Однажды, когда я уже работал в АПН, мои фотографии увидел Сергей Александрович Морозов - историк и теоретик отечественного фотоискусства. Он долго смотрел мои работы и будучи знатоком фотографии и жизни сказал: "Не знаю, не знаю, что вам сказать... Самое главное, то, что эти снимки сейчас никому не нужны. Может быть они не будут нужны никому всю вашу жизнь. Но вы должны знать к чему прикоснулись ваши чувства, какие струны вы зацепили и как отозвалась жизнь на ваших фотографиях. Вы прикоснулись к самому себе, к душе своей. И если у вас хватит сил, вы должны уподобиться верблюду и суметь пройти эту бездушную пустыню времени..."

"Однажды фотограф Георгий Колосов подарил мне замечательную книжку, название которой "Встречи". Георгий подарил мне встречу с удивительным человеком. Его имя Антоний Сурожский. В книге в одном из трактатов есть о человеческом поведении, о вскрытии человеческих качеств. Запомните и запишите - ВСКРЫТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КАЧЕСТВ. Человечество на сегодня приготовило нам столько знаний, опыта - иди и бери. Дело за каждым из нас".

"После нашего разговора мы разойдемся и никогда, может быть, не встретимся. Никогда. И вот тот же Антоний Сурожский говорит: "Живите каждую минуту, живите сейчас, в этот миг. Когда вы привыкните жить в этот миг, прошлое вас не оставит, потому что прошлое - это память". Мы не знаем тайну памяти".

"Система, которую я пытаюсь донести до вас предполагает главного режиссера по имени Жизнь. Жизнь рождает множество композиций на каждом шагу. Уже все готово, действие началось. Задача фотографа осознать увиденное, отобрать и мгновенно перенести на плоскость пленки. Главная трудность - увидеть, проникнуться чувством, слиться с натурой".

"Фотография для меня -- это работа над собой самим. Это тот инструмент, который определяет внутреннюю работу и внешнюю работу. Он заставляет работать моё нутро. А моё нутро соприкасается с внешним миром, анализирует и сосредотачивается на этом мире".

Не так давно Семин завел свой блог. Там он публикует "сырые" результаты своей работы над темой "Центральный парк". Намекает, что это гениально. Дает свои комментарии к комментам:

"На сегодня в моих руках дигитал камера с другими технологическими возможностями и я осваиваю их. И если, как пишут в интернете, Семин изменился, то изменился лишь только в одном - стал более целенаправленным, более чувственно-осознанным к предмету своего постоянного внимания, восхищения, изумления, изучения жизни.

Мой ответ Эмилю Гатауллину. Я никогда не смотрел на явления действительности глазами ч/б вчера, не смотрю и сейчас на жизнь сквозь цветную призму. Цвет естественное состояние натуры. Да, он излишне лезет во все щели в моем кадре и моя задача утихомирить при съемке и приглушить при обработке. Сопротивление съемочного материала для творца постоянная проблема. Помню в режиме ч/б - хаос движений рук, фигур в кадре, сколько сил, понимания и времени ушло на решение этой проблемы".

"Мой метод, моя стихия - молчание. Мои составляющие -- это глаза, сердце, нутро и реальность. Одиночество среди людей в России и здесь, как поведение, одно и тоже. Мне часто помогала Раиса на съемках в России, она разговаривала с объектом моих съемок, а я снимал в это время. По мере постижения метода и Раиса становилась помехой. Сейчас я не переношу рядом с собой разговаривающих фотографов. Молча, как рыба, я "плаваю" среди моих съемочных персонажей".

"Трудно. О, как трудно освободиться от объятий будничных, домашних проблем".

Вот он, момент истины! Данные слова можно было бы взять эпиграфом к данной статье.

Но вынужден констатировать: человек явно сейчас в кризисе, он страдает. Хотя, признаться себе самому в этом не может...

Самые, на мой взгляд, потрясающие работы Семина:

А это сентенции от Нистратова:

"Я занялся документальной фотографией, подошел к черно-белому изображению, потому что влюбился в него. Я жил в потоке, создавал некие профессиональные имиджи, их брали агентства, печатали журналы. Но когда соприкасаешься с другими частями мира, начинаешь иначе воспринимать реальность. В фотографии есть две важные вещи, их многие забывают. Первое -- это ремесло, освоение технической стороны. А второе -- это особое видение реальности, которому нельзя научиться, как невозможно стать талантливым. Дар либо есть, либо -- нет".

"Восприятие фотографии у меня началось не с техники, а с проникновения в иные слои реальности. Я встретил людей, которые смогли мне, молодому человеку, объяснить иное видение вещей. И я начал много смотреть, изучать, и понял, что я ничего не знаю, занимаюсь фотографией -- и ничего не знаю. Я начал изучать, изучать, и понял, что огромный мир передо мной нужно вобрать в себя и понять свое место в нем".

Последнее высказывание занятно; замените слово "фотография" на слово "Бог" - и вы поймете, что светопись здесь не при чем, человек просто стал по-иному смотреть.

"Россия переполнена пустотой. Человек здесь не имеет значения. Только территория. Поэтому до сих пор так охраняют границы. Это колоссальный склад пространства, в котором сжато время. В разных пространствах -- разные измерения. Ты видишь конец XIX века, XX и XXI века. Невероятно. В Европе такого нигде нет. Таких дыр, пустот, земли, которая никому не принадлежит... Склада ничейной земли".

"Фотографическое жлобство, мотивированное иногда измененным состоянием, отрицательными явлениями интернета, глобальным духовным и культурным кризисом в России и мире, разрушает великий миф о творчестве, как пути к обретению подлинной, а не поддельной свободы. Отталкивает от понимания фотографии здоровой части свободомыслящих людей и заставляет относиться к ней, как к прибежищу несостоявшихся художников (т.е. фотохудожников) и нагловато-хамоватых фотокоров в полуармейских жилетах".

это Нистратов (лежит)

Как оригинальный мыслитель, Нистратов слабее двух своих соратников. Скорее Валерий имитирует рассуждения, нежели рассуждает. Я бы сказал даже, Нистратов - бледная тень Щеколдина и Семина. Будем считать, у Валерия все еще впереди, еще научится изрекать глыбы.

Некоторые фотографические работы Нистратова:

Теперь пора резюмировать. Все трое - все же разные люди. Однако общими для них нахожу модель поведения, творческий стиль, метод работы и... мысли, идеи. Любовь к черно-белому фото оставлю в стороне. Они не только несут черты "отрешенных фотографов", но являются подлинными Рыцарями Фотографии, носителями мощного духовного заряда.

Порой мне представляется, что они - члены некоей тайной секты. А вдруг так оно и есть на самом деле?!

-- На мнимую смерть фотографии

-- Война

Начать хочу со следующего фотографического изображения:

По сути, все ясно (по крайней мере, нам, русским): дамам не хватает кавалеров. По ряду примет понятно, что снято в послевоенное время. Уличные гуляния, праздник. Что не отражено на лицах героев. Гнетущая обстановка. Или автор поймал такой момент? Ну, да: мгновения можно уловить разные. "Средь шумного бала случайно". Снимающие люди это знают слишком хорошо: есть факт, а есть точка зрения на факт. На определенном уровне мастерства (он невысок) осознаешь, что при посредстве фотографии ты можешь слепить из реальности что угодно твоей натуре. И здесь трудно найти золотую середину между хроникером и художником.

Сюжет обычный, ситуация - нет. Праздник не со слезами на глазах - а вообще без эмоций. Конечно же, прежде всего поражают каменные лица молодых женщин. И с чего радоваться-то? Эйфория Победы рассеялась - осталась горечь от невозможности обрести пару. Перебило мужиков-то на фронте.

Как-то Виктор Петрович Астафьев рассказывал про фронтовика, после войны спавшего со всеми женщинами кряду. Когда люди осуждали моральную сторону вопроса, солдат отвечал: "Шансов встретить свою половинку у них нет. Зато я дарю им мужика. Всю оставшуюся жизнь они будут счастливы оттого, что у них был мужчина". Война - дело для человечества обычное, но и половые отношения - тоже. То бишь, далеко не всякому война - мать родна. Как там у поэта: "Ах, война, что ты подлое сделала..." Вечный поединок Эроса с Танатосом.

Обратите внимание, насколько эти женщины молоды. "Мы с Тамарой ходим парой". М-м-мда... неудачная шутка. За внешней безэмоциональностью сюжета скрывается глубокая трагедия. Нечто похожее есть в танцевальном стиле "фламенко": хорошо сдерживаемая и контролируемая страсть.

Женщины без мужчин... Такое может случиться в любой стране после любой войны. То есть, ситуация архетипична. Но не всегда люди раскрывают подлинность своих переживаний. В этой истине, к слову, весь Чехов.

Хочу сказать, почему я - поздний ребенок. Мама родила меня в 37 лет. В 1945-м ей было 19. Откуда могут взяться потенциальные женихи после войны? Война забрала большинство из них. Мама рассказывала: в 41-м она работала поварихой на Тушинском аэродроме. За ней, еще ребенком, ухаживал летчик. Он погиб. Если бы моя мама рискнула родить меня без мужа, я был бы теперь глубоким стариком, или меня бы уже не было. Хотя, нет: тот человек был бы вовсе не мною. Ну, что родилось - то родилось.

Мой родной отец был пьяницей, из послевоенной шпаны Даниловской заставы. Последние года родители вместе не жили. Мне было 10, когда помер отец - от отравления алкоголем. Но у меня все же отец был - и я помню как он меня любил. Сильно любил, и если был трезв, таскался со мной по музеям и прочим местам как с писанной торбой. Это многое значит. Если б я был совсем уж безотцовщиной... Вот, отвлекся.

Давайте рассудим: так ли важна изобразительная составляющая в этой фотографии? То есть - композиция, экспозиция и прочая пища для фотодрочеров. Считается изобразительная часть привлекает только искушенных. Простым людям и нефотодрочерам интересно изображенное. Они или сопереживают моменту, или им пофиг.

Один видный теоретик любил рассуждать: "Изображение в фотографии ничего общего не имеет с изображаемым". А вот я думаю - все же имеет. Весь вопрос: насколько образ соотносится с контекстом. А уж перцептивная составляющая изображения - совершенная чушь.

Многие наверняка знают: автор этой фотографии - Роберт Капа. В 1947-м Капа вместе с Джоном Стейнбеком были у нас в командировке. В "Русском дневнике", продукте совместного творчества двух великих людей, подробно рассказано о том, как советские власти противились участию Капа в американском проекте о послевоенной России. Наши уповали на то, что и в Союзе есть блестящие фотографы. Что, кстати, правда. Стейнбек настоял на кандидатуре своего друга. Замечу: Капа в тот момент не имел заказов, пребывал в депрессии и бухал по нью-йоркским кабакам. А советские фотографы не бухали (хотя...) и заказы имели.

Подобных фото наших авторов я не знаю (впрочем, это не значит, что их нет). Горечь послевоенного времени... Разве ее не было у немцев? Или у французов, итальянцев, поляков... По большому счету, всякое художественное произведение о войне рассказывает лишь о том, какое это отвратительное явление. Но вот парадокс: не будь войн, и рассказывать было бы не о чем. Такова наша человеческая суть. Вытрави из "Войны и мира" войну - что останется?

На фото танцуют женщины, причем, в мирное время. Тем не менее, эта фотография - о войне. Для тех, кто хоть чуточку в теме, конечно. Женщина (та, которая в фас) смотрит вроде бы в объектив, но одновременно - сквозь фотографа. Для меня "пунктик" складки между бровями, так несовместимые с моложавостью лица. Пуховый платок ее старит, придает образ бесполого существа. Что означает кольцо на указательном пальце правой руки? Оно называется "кольцом власти" - так любят носить кольца прирожденные начальники.

Красивы ли эти женщины? На мой вкус - нет. "Классически" строг профиль партнерши в легкомысленном платьице. Вот она-то как раз женственна, почти воздушна. Хотя, одновременно и приземлена. В обеих чувствуется стать. По крайней мере, они таковую демонстрируют перед камерой. Русские, если что, потому и неулыбчивы, что явят достоинство. Ну, и еще стесняются изъянов нашей стоматологии.

Я - русский человек, и знаю, что ОНИ должны были чувствовать под прицелом (ПРИЦЕЛОМ!) иностранного фотокорреспондента. Для тех, кто не знает: гордость за свой народ и за свою страну. Один нюанс: между лицами девушек можно разглядеть фигурку мужчины. Он не танцует. Значит, в кавалерах не такой уж и дефицит. Ну, да у нас всегда так: парни стесняются танцевать - хоть до войны, хоть после.

В одном фотографическом изображении я усматриваю всю глубину трагедии, пережитой Россией. Но это пафос. На самом перед нами это всего лишь картинка - и не более того. Выразительная, несовершенная. Я бы не срезал руки девушек справа, они о многом бы сказали. Ну, да это общее для всех снимающих: "Вот я бы..." А попади для начала в нужное время в нужное место - а после звезди.

Есть жизнь и есть искусство. Есть документ и есть образ.

Копну глубже. Ясно, что фотография фиксирует видимость. Есть некая "внешняя оболочка" за которой скрывается нечто большее. Надо ли пытаться эту завесу приоткрывать? Я имею в виду духовною работу и автора, и зрителя. Ведь под ней ты обнаружишь не правду вовсе, а другую оболочку. И таковых может быть много. Кто знаком со структурой литературных произведений, знает, сколько в художественных текстах слоев. В творческой фотографии - так же.

Но фотография в отличие от литературы способна на чудо: изображение, минуя твой рассудок, проникает в глубины сознания. Минимум перекодирования! Слова - лишь конструкция, сквозь которую надо еще пробиться, система знаков. Но светопись - лишь техническое средство! Какое чудо можно ожидать от прибора? А вот, какое: автор пыжится, стремясь привнести в фотографическое произведение свое "виденье". А зритель открывает в двухмерном изображении реальность. "Наш возвышающий обман" - это не из мира творческой фотографии. Все, что не является правдой, способно только принизить.

Тренд в современных фотографии в блогосфере (в репортажном сегменте): никакой художественности - только протокольная фиксация. Желательно, совершенного технического качества (хотя, теперь не возбраняются и фотки с гаджета типа смартфона или планшета). Здесь есть своя внутренняя философия: право трактовки события, явления, акта пусть всецело принадлежит зрителю! Пользователю глубоко начхать на творческие потуги фотохудожника. Есть разве исключения - художники, использующие в своих целях фотографические технологии.

И вот здесь во всю свою мощь разыгрывается старинный конфликт между художественной правдою и "просто правдой". И это при том, что на самом деле ни того, ни другого в чистом виде не существует. А что же тогда существует? В данном конкретном случае - танцующие на площади русские женщины, снятые американцем мадьяро-еврейского происхождения.

Капа был военным фотографом, война для него реально была родною матерью. И он был мужественным и отчаянным человеком. Война же и забрала его - в Индокитае - причем, Роберт, когда подорвался на вьетнамской мине, был еще нестарым 40-летним мужиком. А в 47-м ему было 34. Возможно, девушка в платке смотрела на Капу не только как на иностранного фотокора, но и как на мужчину.

Возможно, она смотрит ни на Капу, ни на нас, а поверх всего сущего. Это не более чем моя личная фантазия, персональное мнение. Мы не видели изображаемого, но перед нами изображение. С большой степенью вероятности, неотфотошопленное (хотя, ныне гарантии того, что не было ретуши, не даст никто). Меня оно "зацепило". Вас, может быть, нет. Я немного повоображал по поводу картинки, посантиментальничал. Старею.

-- Красота

Науку эстетику в 1735 году от Р.Х. придумал Германн Баумгартен. Она о чувственном восприятии, а не о красоте, как многие склонны думать, причем, не только применительно к произведениям искусства, но и к жизни вообще. Хотя, и о красоте - тоже. Правда, у каждого свое представление о красивом, и никакие теории здесь не указ. За исключением математики. Наука эстетика прижилась, и мы уже мыслим в ее категориях. Появились даже такие мерзкие люди как эстеты. До талантливого немца художники как-то исхитрялись творить вне категорий эстетики. А место эстетов занимали мизантропы.

Науку композицию (применительно к изобразительному искусству) создали живописцы эпохи Возрождения. Все более ранние произведения изобразительного искусства творились вне категорий композиции. Точнее, мастера творили по наитию, не отягощенные теориями. Ну, примерно так бегает Усейн Болт: не потому что знает анатомию и физиологию спортсменов, а так же кинетику движения атлетов, а потому что ему Богом дано. И все же композиционное правило "золотого сечения" весьма красиво объясняется языком математики, которая суть есть язык Вселенной. А значит, в композиции есть нечто надчеловеческое. Да и в красоте - тоже.

Широко известная в кругах эстетов и ценителей прекрасного скульптурная композиция "Лаокоон" создана еще в античные времена. Она отличается совершенными и революционными даже по нынешним временам композиционными решениями. На эту тему другой, не менее талантливый немец Лессинг написал целый труд. Он о границах поэзии и пределах выразительности художественных форм. Напомню: искусство крайне редко бывает бесформенным.

Технологии светописи изобрели в пору, когда уже существовали науки эстетика и композиция, а Готхольд Лессинг сочинил свой фундаментальный труд. То есть понятийный аппарат творческой фотографии строился по уже существовавшим теориям. Фотографы, грубо говоря, делали "ty take a picture", то бишь, создавали картинку - согласно сложившимся канонам изобразительного искусства. И мало думали о том, что технологии фотографии прежде всего помогают отображать, а не изображать. Это не хорошо и не плохо, такова данность.

Но постепенно светописцы научились играть социальную роль: то есть, фиксировать реальность и демонстрировать продукт широкой аудитории ради влияния. Фотография стала средством массовой информации и пропаганды. Фотографическая деятельность заполонила все сущее, причем, светопись стала тем самым универсальным языком, напоминающим тот, на котором изначально говорили строители Вавилонской башни. Ну, по крайней мере, так было принято думать. На самом деле, каждая культура рефлексирует на фотографические изображения своеобразно, а посему далеко не все относились к фотографам лояльно.

Чуточку позже фото стало идеальным идеологическим оружием (какая изящная у меня получилась тавтология!). При посредстве тиражируемых фотоизображений стало возможным управлять сознанием масс. Это уже не искусство, а нечто большее. Даже не знаю, как ЭТО обозвать. Один из вариантов: политтехнология.

Теперь посмотрим на фотографию:

"Боже мой, какие уродины!" - наверняка воскликнет кто-то из вас. А у меня возникла еще более циничная мысль: этих девочек ждет бездарное несчастное будущее. Впрочем, и будущее этих детей для нас является прошлым, ибо снимку около 100 лет.

Ловлю себя на другой мысли: может быть, автор среди работниц хлопкопрядильной (ну, или еще какой-то) фабрики специально выбрал самых страшненьких, чтоб нас напугать. Ну, фотографы и ныне нагнетают, выбирая все страшное. Или наоборот, что на самом деле не сильно рознит результат.

Ну, не золушки - это точно. Да к тому же испуганы и напряжены. И нафига было отрезать по пол-лица у крайних персонажей... Та, что справа, кажется, улыбается.

Кто знаком с наследием автора этой фотографии, Льюиса Хайна, знает: нижние слои общества, запечатленные американцем, сплошь такие... малогламурные. Антиистеблишмент. Думаю, когда эти девочки, преимущественно дети эмигрантов, выросли, они вышли замуж. Их правнуки и правнучки и составляют нынешнее белое население Соединенных Американских Стран. Их сыновья стали солдатами Второй Мировой. По крайней мере, на фотографиях Капы американские вояки вовсе не уроды, а очень даже ничего. Правда, на фотографиях иного типа, о которых я скажу чуть позже, они же очень даже "чего". Сомневаюсь, что матери красавцев были слеплены из другого теста. Все это - одна и та же глина, из которой Господь однажды сотворил (ради чего, мы не знаем, может, для утехи) первого человека.

Вспомните фотографии русской деревни тогдашней эпохи работы Максима Дмитриева: вы еще позавидуете американской бедноте. Человечество, по крайней мере, "золотой миллиард", с той поры внешне улучшилось. А вот за внутреннюю сторону судить не берусь. По крайней мере, процентное соотношение фотографов среди человечества значительно возросло.

Автор этой фотоработы преследовал благую цель: по заданию Национального комитета детского труда США мотался по Штатам и, простите, фоткал трудящихся детей. Пришлось прикидываться то миссионером, то инспектором, то коммивояжером - работодатели явно не рады были бы такому "подарку" как фотодокументалист. По крайней мере, не убили - и на том спасибо. У нас бы убили - и даже фамилии не спросили. Минимум художественности - максимум документальности. Автор преследовал благую цель: добиться запрета на детский труд. Свой проект, на который ушло 5 лет (с 1908-го по 1912-й) Хайн назвал "Галереей потерянного поколения". Думается, этим все сказано.

Подозреваю, если кто-то сейчас сделает фотопроект о жизни московских ночных клубов (или о нашистах, которые, впрочем, уже почили в бозе) получится тоже "Галерея потерянного поколения". Поколения всегда что-то теряются.

Льюису Уикесу Хайну без сомнения повезло: он не только стал основоположником "социальной" фотографии, но еще и попал в разряд "хрестоматийных". Фотограф хорошо знал фактуру, ибо в детстве так же трудился на примерно такой же фабрике. Замечу: все же выбился в люди. Кстати, в те времена была своя идеология и у эксплуататоров детского труда: ребенок занят, его на втянет дурная компания (просто сил не будет заниматься на улице глупостями). Носители данной идеологии проиграли. Может, зря. Вон - нынешние дети маются, тусуются и слоняются, а после из них вырастают шалопаи, а то и хуже того.

"Инструмент правды": так именовали фотокамеру Хайна. Правда, не уточняли, ЧЬЕЙ правды. Фотограф реально воздействовал на общество и заставлял капиталистов менять формат бизнеса. Это, между прочим, власть.

Хайн умер всеми забытым и в нищете. Данный факт подчеркиваю особо. Своеобразный, простите за цинизм, бумеранг: коснувшись дна общества (из которого вышел) в качестве описателя, человек в конце концов туда же и свалился. Если, конечно, считать смерть концом.

Не могу до конца понять, чем меня притягивает эта фотография. Вроде бы, я не мазохист (хотя, не факт современные исследования показывают, что мазохизм - любовь не к боли, а к острым ощущениям). Но это изображение буквально живет во мне. Впрочем, эту карточку на стену своей комнаты я не повесил бы. Есть такое: образ накрепко закрепился в мозгу, стал почти навязчивым. Немного стыдно, но вовсе не противно. У Достоевского, кажется был такой персонаж, таскавшийся по злачным местам ради удовольствия от созерцания дна.

Фашисты любили фотографировать заключенных в своих концлагерях. Видимо, они наслаждались видом униженных людей второго и третьего сортов. Так же - затравленно - выглядят на фотографиях военнопленные, в том числе америкосы. Камера - своеобразное стекло, разделяющее два параллельных мира. Альфы и Омеги. Всегда есть снимающий и снимаемые. Первые в большинстве - снедаемые буржуазной тоской туристы (ну, есть среди нас "туристы по жизни"). Вторые - обитатели своеобразного зоопарка. Вы когда-нибудь видели фотовзгляд низшей касты на высшую? Обычно первым не до фототворчества, они тупо жрать хотят. А последние хотят чаще всего непонятно чего. Все в принципе есть, жаль только, жизнь пролетает. В этом я и вижу глубинный смысл нынешнего почти безумного увлечения фотофиксациями моментов.

В который раз обращаюсь к истории принца Гаутамы, внезапно увидевшего мир, в котором живут боль и страдание. Он стал не фотографом, но Буддой. Если бы два с половиной тысячелетия назад существовала технология фотографии, все могло повернуться иначе.

Античные греки уважали в искусстве катарсис, очищение страданием. Древнегреческие трагедии и мистерии - не жизнь. Но все же они были частью жизни (представления длились о-о-очень долго, до глубокой ночи). Театр жизни для снимающего человека - несколько мгновений. Вспоминается банальное: "раньше были времена - а теперь мгновения..." Ради этих мгновений приходится расплачиваться годами.

В начале этой главки я рассуждал о красоте и чувственном наслаждении. К чему это я... Да все к тому же: сущности фотографии. Технология светописи открыла человечеству реальность. Были попытки сделать то же самое и в дофотографическую эпоху. Я имею в виду творчество Питера Брейгеля Старшего. Полное пренебрежение законами композиции и эстетическими нормами! Зато - особое понимание жизни. Подчеркну: Брейгель своим искусством пытался постичь сущее. Теперь фотокультуристы в основном понтятся, стремятся показать, какие они высокохудожественные виртуозы. А что касается постижения сущности бытия... да кому это надо! Победила эстетика.

Красоту противопоставляют уродству. Антипод прекрасного - безобразное. "Без образа" - вот значение безобразного. А в этой фотографии я черпаю глубину. Бесхитростно снятые страшненькие дети мне очень о многом говорят. Или нечто говорит мне автор? Да неважно: я задумываюсь - вот главное. Эта фотография допускает двойное, а то и четверное толкование. Как раз современная творческая фотография - та, которая в тренде - такого не допускает.

В англо-саксонской культуре есть слово "message". В русском языке точного аналога ему нет. Но у нас много других слов: сообщение, послание, передача, приятие, весть, прикосновение... Как раз последнее слово мне наиболее симпатично. Мы действительно прикасаемся к реальности, отраженной автором при помощи фотокамеры. Но у слова "message" есть почти родственное! "massage", имеющее иное значение: манипуляция, искажение. Вот ведь оно как.

Пройдя социальный слой, мы впадаем в размышления более высокого порядка. А именно, диалектическое единство красоты и уродства. Интересующимся творческой фотографией, конечно, знакомо имя Дианы Арбус. Вот автор, в полной мере познавший оборотную сторону красоты! И мы в курсе, чем для нее это кончилось. Арбус творила через полвека после Хайна. это был особый мир 60-х, осененный открытием Космоса. Хайн закончил свою серию в год, когда погиб "Титаник", и это событие показало человечеству подлинную меру нашего могущества. Оба автора открывают нам непарадную сторону нашей жизни. Нового Будды не появилось.

У Павла Кривцова есть потрясающая серия о больнице Кащенко. Пал Палыч пояснял: "Я хотел отразить человеческое страдание". Не показать ужас дурдома, изощренную систему пыток душевно больных людей - а именно рассказать о страдании. Но кто из нас хочет ЭТО видеть? В жизни и так много всего такого, что преумножает скорбь. Стоит ли теперь объяснять почему сейчас в творческой фотографии такой упадок....

Безвестный античный скульптор в своем "Лаокооне" изобразил человеческое страдание. Он это сделал и красиво, и правдиво. Но еще и возвышенно.

Не стоит думать, что фотография - вернейшее средство превратить нас в буддистов. Изображение страданий, катарсис - прерогатива всех искусств. "Что за чушь!" - воскликните Вы. Красота - вот мера в искусстве. Если бы еще кто объяснил, что есть красота на самом деле...

Ловлю себя на мысли, что в этих забитых девочках я ищу именно черты красоты. При определенных условиях таковые могут раскрыться и даже заблистать. Дело не в работе визажиста или ретушера. Вопрос в моем, вероятно, больном воображении.

"Рожи у нас у всех хороши". Это из какого-то фильма. Обратите внимание на амбивалентность русского языка. Впрочем, каждый видит свое. И верит в свое. Кто-то верит, что красота существует и она реальна, кто-то - что красоты нет, а есть только видимость. И то и другое недоказуемо. Это тоже из какого-то фильма.

Вот я написал все эти слова, прекрасно осознавая, что всякая изреченная мысль - ложь. И во всяком изображении - даже фотографическом - есть мера правды и мера лжи. Можно обойтись вообще без слов. И без картинок. И даже без правды. Так делают дельфины. Подозреваю, дельфины даже не знают, что такое красота и уродство (но одновременно умеют чувственно воспринимать сущее и переживать). Но нам это дано; положено, наверное, ценить столь широкие возможности передачи информации. Ну, а когда сквозь гигабайты сведений проглядываются еще и чувства...

-- Стена

Человечество, повторюсь, четко разделено на снимающих и снимаемых. Бывает, что первые снимают первых, но обычно такие фотки относятся к разряду фотоюмора. Первые с разной степенью темперамента производят фотографические опыты, вторые либо позируют, либо агрессивно бросаются (что тоже своего рода позирование), либо не обращают внимания. Ну, как обезьянки в клетке. Известно, что под присмотром камеры (читай - соглядатая) человек ведет себя несколько иначе. Даже если не позирует, а как бы живет сам по себе. Яркий пример - порнография. Впрочем, данную тему развивать не буду.

"Всевидящее око" - прерогатива Бога. В античные времена верили, что боги внимательно наблюдают за людьми и тем забавляются. Зато и люди в отместку воздействовали на богов и титанов. Теперь такого нет. Зато фотографы теперь в какой-то мере занимают позиции богов. И технологии развиваются в том направлении, что нет уже технических условий, в которых невозможно снимать. Этических, пожалуй, - тоже. Раньше принято было проводить параллель между фотографированием и вуайеризмом. Ныне все сложнее: фотографы - властители и манипуляторы. По крайней мере, некоторые из них. А это уже не психическое отклонение, а заболевание мегаломания. Лечится только отделением головы от туловища.

Многие фотографы терпеть не могут сниматься, они просто знают насколько коварны объектив и фотошопер. Правда, фотографы еще коварнее, они способны на съемочные ухищрения, которым позавидует и Коперфильд. И все же большинству снимающих людей этот пофиг, они ведут себя под присмотром камеры естественно - как всегда. Просто, знают, насколько порою бывают жеманны либо сжаты модели и скольких усилий стоит их расслабить.

Что же касается отношений снимающих людей со снимаемыми... Ну, если речь идет не о фотосессии или инсценированной действительности, ведется замечательная игра, в которой заправляют Его Величество Случай и начало, называемое импровизацией. В съемке свои правила, снимаемые их не понимают - и по обыкновению всякой толпы от этого злятся. На самом деле снимаемые делают свой маленький бизнес. Толпы фотографов оставляют в местной экономике некоторое количество денежных средств, по меркам "золотого миллиарда" ничтожных, а для аборигенов - значительных. Работает индустрия создания фотоизображений: одна сторона продает фактуру, другая - хавает ее, думая, что творит. Да, у одних жизнь удалась, у других - не очень. Ну, создание образа "неудавшейся жизни" - элемент имиджа, составная часть продаваемой фактуры. Всегда как-то приятно осознавать, что ты из высшей касты, а то и расы, и есть профессионалы, усиливающие эффект превосходства "белого человека". Поэтому в фотографической деятельности, в сегменте "тревел-фото", я нахожу элементы фашизма.

Скажу запросто: снимающая братия почти на 100% (за редким-редким исключением) относится к чертову "золотому миллиарду". Я имею в виду не только фотожурналистов, но вообще всех, считающих себя фотографами. Ну, тех, кто фоткает мобилами, фотографами все же не назовешь - это скорее разновидность зевак с потугами на "гражданскую журналистику". А снимающаяся братия - это второй и третий миры, громадная человеческая масса, глубоко ненавидящая тех, кто по ту сторону стекла. Хотя и мечтающая оказаться на козырном месте и отыграться. Отсюда архетип "Золушки".

И не стекло даже между мирами - прозрачная стена. Сквозь нее многое видно, но ни фига не слышно.

Вот фотография:

Все причастные к светописи знают автора этой фотоработы и знакомы с продуктами его творчества. Блестящий фотограф, мы должны гордиться тем, что являемся его современниками. Вот, как я отрекомендовал Маэстро, на котором ранее оттоптался (из-за фотошопского скандала).

Отмечу один факт, от которого не отвертишься: Стивен МакКарри создает свои несомненные шедевры исключительно в странах третьего мира. Грубо говоря, гений черпает вдохновение в областях нищеты. К третьим странам относится и Россия: МакКарри снимал русских старух в сельской глубинке. Их тоже жалко, и у них пронзительные затравленные взгляды, а дома, в которых они обитают - страшненькие развалюхи.

МакКарри культивирует идею превосходства? Ох, не так все просто... Все дело в том, что "нищета" в стереотипном понимании - это скверно. Но есть версия, что нищие ближе к Богу. А зажиточные от Бога дальше. Она популярна в христианстве. Пусть вам об этом расскажут попы (ударение на втором слоге), они ведь все сплошь аскеты. Та же версия отрицается иудаизмом и Исламом. Буддизм в этом плане нейтрален. Заметьте: мусульманскую религию приходится писать с большой буквы, иначе правоверные оскорбятся. Их вообще многое оскорбляет - точнее, не их, а ихние религиозные чувства. Скоро и православные станут такими же - по крайней мере, тенденция налицо. Помните, чуть раньше я писал про униженных и оскорбленных? Делайте выводы, религией КАКИХ людей является Ислам.

Изображенные на фотографии, скорее всего, являются индуистами. В том обществе развит кастовый строй, и попрошайки относятся к низшей касте; вероятно, персонажи - цыгане. Работа у них такая - побираться. Умеют они строить жалостливые глаза. У нас в России тоже хватает артистов, изображающих из себя жертв кровавого режима.

Вообще, стандартный сюжет: та самая "продажная фактура". Есть ли вероятность, что снимаемые действительно нуждаются? Если Вы подаете НАШИМ цыганам, для Вас ответ будет утвердительным. Если не подаете - сами все понимаете. Давайте все же допустим: вот это "святое альпийское нищенство" - их жизнь, работа. Кто-то играет на сцене театра на Таганке, кто-то пасется на перекрестке, кто-то в качестве модели позирует в студии. В любом случае будет сохраняться дистанция. Таковы неписанные правила кастового различия, их только Иисус Христос нарушал.

И все же дорожные попрошайки - реальность. Неприлизанный, неогламуренный мир менее отягощен ложью по сравнению с "цивилизованным обществом развитой демократии", а, значит, и злом. Там все запросто; если тебя захотят ограбить, изнасиловать, убить - так и сделают. Если хотят обменять на денежные единицы образ униженного оскорбленного - в кровь разобьются, но свое получат.

Фотография сделана в Бомбее (Мумбаи) в 1993 году. Девочка (мальчик?) выросла, скорее всего уже стала матерью. И, возможно так же побирается на дороге. "И повторится все как в старь..." Как там в восточной философии: Колесо Сансары? Впрочем, неважно, в дурной последовательности многие из нас.

Привлекают не только исполненные любопытства красивые глаза ребенка, но и ссохшаяся, утруженная рука матери (сестры). Маленькая "Золушка"...

Сюжет, конечно, архетипичен и многослоен. Например, можно вообразить, что мы видим один из вариантов образа Мадонны с Младенцем. Взгляд на Мать и Дитя с позиции Высшего Существа, через стекло крутого внедорожника. По крайней мере, похожи.

И даже эта старушья рука немного напоминает... благословляющую длань. Можно предположить, что женщина утрудила руки в стирке. Так что, не стоит ее упрекать в том, что она - профессиональная попрошайка.

В ее взгляде намешано столько чувств, что в итоге читается какая-то... нейтральность в глазах. Это как при соединении всех цветов радуги выходит серый. Конечно же, настроения добавляет тропический дождь, стихия. В салоне в это время так уютно, сухо, спокойно - а тут какие-то приставучие монстры с обочины... Что? Ах, ребенок прекрасен, его огромные как Мира глаза источают энергию Добра... А вдруг это лишь маска, предназначенная для того, чтобы пробудить сердобольность в туристах?

О, Господи, я рассуждаю о том, чего не видел! Это же фотографическое изображение, а не отражение в зеркале!

Мы проезжаем, а они остаются. Наша жизнь проходит в движении, мы познаем великое разнообразие бытия. Какие мы мимимишечки. А с их точки рения мы - ......... надо же, ни одного приличного слова не подобрал.

Простой вопрос: а для чего мы, собственно, снимаем в путешествиях? Один из вариантов ответа: нам страшно остаться один на один с реальностью. Фотокамера выступает в роли своеобразной Стены, которой мы отгораживаемся от подлинника. Зачем нам думать о том, что кому-то сейчас хреново, если нам хорошо? Мы же не матери Терезы и не доктора Швейцеры. Кто-то меня может упрекнуть в том, что я подспудно призываю выбросить фотик и заняться волонтерством. Людям де помогать надо, а не подавлять свой творческий зуд. Думайте как хотите.

Ну, я свой фотик не выбросил. А нравственно-этические вопросы - вечный спутник фотографической деятельности. Здесь я просто излагаю мысли, возникшие у меня по поводу этой фотоработы МакКарри. А это означает, что Мастер смог пробудить во мне некие чувства, часть из которых - "высокие". Помните поэтический оборот про "нас возвышающий обман"... Обман? Самая что ни на есть голая правда жизни. Изображенная придорожными лицедеями.

"Весь мир - театр, а люди в нем - актеры". К фотографии эти Шекспировские слова имею непосредственное отношение. Некоторые актеры играют гениально. А что такое "гениальная игра"? Это - жизнь, в которую привнесена искра Божья. Реальность, окрашенная художественным переосмыслением. Об этом говорил Станиславский. Основанный им театр и называется "художественным". А профессиональные попрошайки работают по системе Станиславского не зная ни имени Константина Сергеича, ни слова "художественность".

В этом ключе фотограф выступает в роли пытливого театрального зрителя, оказавшегося прямо на сцене. Ну, или на "театре жизненных действий". Только успевай выбирать ракурс и момент!

В театре есть невидимая стена между зрительным залом и сценой, "дистанция". Но театральные режиссеры очень любят прием, когда действие на время переносится в зал. Так усиливается "эффект присутствия". Здесь важно не переборщить, ведь любой прием надоедает. Но перчику прием явно добавляет.

Нам, снимающим людям везет: у нас постоянный "эффект присутствия". Только вот, в чем беда: гениальных актеров в жизни с гулькин нос, а посему действительность по преимуществу сера и невыразительна. Есть отдушина: красивые места Земного шара. Но это ловушка, ибо погоня за выразительной фактурой - обман самого себя, попытка отгородить себя от истины, суть которой проста: от себя не убежишь.

А вот теперь еще раз взгляните на фотографию МакКарри. Автор сделал нас свидетелями гениальнейшей игры! Жизнь дана в ярчайшем образе. Все написанные мною ранее слова - лишь мнение. Само же изображение содержит в себе целую Апологию Человеческого Бытия. О, как я сказанул.

МакКарри знает истину. А вот миллионы мающихся от непонятночего фототуристов... не то, чтобы не знают, а не желают знать. Проще отгородиться от театра жизненных действий стеклянной стеной - и страстно любить себя в искусстве.

-- Артист

Фотография должна быть фотографичной, живопись - живописной, графика - графичной, кинематограф - кинематографичным. А масло - масляным. Кто сказал, что кто-то кому-то или чему-то должен? Мы же не в кредитном учреждении и не в Коза Ностре. У нас вообще типа свобода творческого самовыражения и все такое.

В спорах о фотографии "фотошоп" (читай: безбожное редактирование фотографий) есть понятие нарицательное. Якобы Мастер должен снять так, чтобы ретушер только зубами скрипел. Но и Мастер никому ничем не обязан. Есть мир изображений, а уж при помощи каких технологий они созданы, не наше человечье дело. Нехорошо разве подделывать фотодокументы, но данную манипуляцию творят регулярно. К тому же даже правдивое изображение можно применить так, что бошки со свистом послетают.

То же самое (примерно) принято говорить и о постановочной фотографии. Якобы фотограф должен (!) уметь схватывать подлинную реальность, не воздействуя на нее. А то ведь какой-то "голливуд" получится, продукт фабрики грез (или кошмаров). Не раз, когда фотографов ловили на том, что они инсценировали тот или иной сюжет, "маэстры" удостаивались общественного порицания. Даже посмертно; пример - "Смерть республиканца" Роберта Капа. Хотя, на самом деле никто еще не провел чуткую границу между постановкой (искусственностью) и естественностью. Мы же знаем, что уже при виде камеры (наблюдателя) все существа ведут себя ненатурально. Даже для документальных фильмов принято писать сценарии.

Никто не будет отрицать, что при посредстве технологии светописи мы самовыражаемся. А уж чего больше в продукте творческих потуг - фотографии или изобразительного искусства - дело личных приязни и совести. Иные думают, художник или фотохудожник - от слова "худо". Не уверен, хотя доля правды в сарказме есть. Поскольку в русском языке большое значение придается интонации, слово "художник" может нести как отрицательный, так и положительный смысл. Все зависит от того, как ты лично относишься к тому или иному творцу (кстати, и слово "творить" может звучать по-разному).

Так же как по-всякому можно относиться к творчеству автора следующей фотографии:

Все продукты деятельности Грегори Колберта - гимн естеству, практическое отрицание манипуляций с оригинальным изображением. Но так ли это... Мне хотелось бы разобраться.

Грегори Колберт не только потрясающе талантливый человек. Мастер еще умело создает вокруг себя атмосферу мифа. Пропадая на годы (!), канадец работает над проектами, которые априори будут интересны публике. Так было не всегда. Исчезнув впервые в 1992-м, после провала своего теперь уже забытого проекта - на одиннадцать лет(!) - Мастер подарил человечеству Счастье. Теперь от Мастера только Счастья и ждут, хотя не факт, что Колберт таковое выдаст, ведь так легко скатиться в штампы...

Подчеркну: все проекты Колберта делаются во все тех же странах третьего мира. По большому счету, они - о приближении к Божественному Началу. Нетрудно сделать вывод о том, из каких точек нашей планеты Бог лучше виден. Хотя и он может оказаться ложным, ведь есть 11 лет, проведенных Колбертом в забвении, и существует продукт, который теперь демонстрируется по всему Миру в передвижных ангарах. Но нет гарантии повторения того же эффекта Откровения.

Колберт совершил почти невозможное: вернул искусство в пространство таинства. Оно, то есть искусство (в особенности, изобразительное) начиналось как способ общения человека с высшими силами. Художник каменного века, рисуя доступными ему средствами на своде пещеры зверей, ни в коей мере не самовыражался, а исполнял магический обряд. Для него творчество было как молитва, погружение в астрал. И уж ни в коей мере доисторический художник не задумывался: "А почем я это продам?" (К слову, Колберт все же свои произведения продает, правда, утверждает, что вырученные денежные средства уходят исключительно на новые проекты).

Итак, герои фотографических произведений Колберта - звери и люди. Именно в этом порядке. И, соответственно, основной мотив - взаимоотношение первых со вторыми. Данная фоторабота - исключение, ибо мы наблюдаем отношение между животными. В кинематографическом варианте этот сюжет выглядит иначе - не совсем стандартная анималистическая "движуха". Выглядит довольно обычно.

Во всякой работе приблизительно 80% успеха - в организации. Однозначно Колберт этому элементу уделяет большую часть креативной энергии. И еще: в творческой фотографии есть такое примитивное понятие как удача. Ну, или случай. Здесь имеют место ЗАМЫСЕЛ и РЕАЛИЗАЦИЯ. Так творят художники, артисты, композиторы, а фотографы - лишь отчасти. Как правило, такая модель творческого поведения характерна для т.н. "фотосессий". В репортаже все не так. Но Колберт не репортер, а... ох, не буду навешивать ярлык.

Само собою, мы видим в творчестве Колберта буддистские мотивы. Хотя, по большому счету они скорее пантеистические. Где религия - там проповедь. Но ведь, напомню, искусство вышло из недр религии. В каком-то смысле работы Колберта - своего рода агитационные плакаты на тему "Берегите природу, мать вашу!" А вот как обозвать жанр... здесь снова затрудняюсь. Это внежанровая деятельность, и явно нечто большее, чем просто искусство.

Чисто визуальная стилистика работ Колберта напоминает мне "Лос Капричос" Гойи (переводится как "Причуды"). Но у испанца - чистая графика, канадец же позиционирует себя как фотограф и кинематографист. Мне представляется, Колберт намеренно превращает реальность в графику. Гойя - наоборот. Оба - символисты. И вместе же они (хотя между художниками дистанция в два столетия) движутся к одной цели. Она обозначается просто: художественная Правда.

Из мира творческой фотографии аналогов я почти не вижу. Ну, можно вспомнить полусонный мир Салли Мэнн или формалистические опыты Эдуарда Уэстона. Но эти авторы все же уважают подлинную реальность. А Колберт таковую не совсем уважает. А что Колберт тогда делает? Если, конечно, есть смысл в формулировке... Ну уж самовыражается Мастер в совсем малой степени. Творит? Да. Сообщает истину? Не без того. А, может, творчество для него - молитвенная практика, исполнение миссии? Знаете, на чем себя поймал: если бы Колберт отпустил бороду, стал бы похож на Иисуса Христа. Он моложав и строен. Потому и не стесняется, наверное, участвовать в своих проектах в качестве модели.

Позволю себе задать тупой риторический вопрос: а что такое религия в принципе? На мой взгляд, прежде всего это вера в сверхъестественное, что, что кроме нашего бренного мира есть миры иные. Оттуда, из неведомого, приходят некие сообщения, как правило, в виде знаков и знамений. По крайней мере, за всю свою историю человечество только и делало, что пыталось истолковать то, что почиталось за информацию из иных эмпирей. К сожалению, толкования сплошь неудачны и ведут к кровавым выводам. Но это не наша тема.

На самом деле мы не знаем подлинных мотивов художника каменного века, нарисовавшего охоту. Но мы не знаем и подлинного мотива Колберта. Явно, Мастер эксплуатирует ряд художественных приемов, используя фотографические технологии.

Любой искушенный в светописи поймет, что Колберт на тщательно отобранной фактуре устраивает именно что фотосессии с людьми и животными, причем, тщательно и дотошно подбирает все нужное и старается убрать из кадра лишнее. Это всамделишная съемка кинофильма, а на выходе получаются и кино, и отдельные, самые выразительные кадры. Мероприятие не только затратное, но и авантюрное. Животные ведь - не самые послушные артисты, к тому же они еще и малопредсказуемые. Колберт не скрывает: звери "работают" в кадре когда они хотят сами, им пофиг человечьи заморочки. И это касается не только слонов и китов - а вообще всех нецирковых зверей.

Нежность слонов... Фотография - констатация того факта, что не только люди способны на высокие чувства. Можно даже сочинить стих на тему "сплетенья хоботов" и всего такого. Но лучше не сочинять. Слоны работали на съемочной площадке, общались между собою. Фотограф зафиксировал, а после выдал результат в общей стилистике проекта. Такая приятная глазу "мимимишечка", сотворенная в манере то ли амбротипии, то ли гравюры, то ли глубокой печати. Можно повесить на стену - и картинка никогда не надоест. Вы, кстати, не замечали, что не приедается лишь естественное?

Вот она, суть: художник в своем творчестве достиг естества. А это и есть сближение с Природой. А, значит, и приближение к Божественному.

Что делает художник (любой): из доступного материала создает нечто, называемое художественной правдой. Что делает творческий фотограф: да то же самое. Разве только материал для фотографа - "всего лишь" весь видимый мир. А это с одной стороны весьма бедная субстанция, не слишком подвластная воображению, а с другой - целая Вселенная.

Материал сопротивляется - это первейший закон всякого творчества. А пути к его преодолению каждый автор ищет самостоятельно. Колберт избрал формат расширенных фотосесий на дотошно отобранной фактуре. Выбор формы? Тоже объяснимо: тонкая игра между фотографией и изобразительным искусством рвет стереотипы. В искусстве вообще все самое интересное творится на границах видов, стилей и жанров. "Автор" в первоначальном смысле - "расширяющий".

Необъяснима разве что магия фоторабот Колберта. В них выдержана та самая МЕРА, недоступная абсолютному большинству авторов. Работы Колберта одновременно фотографичны, живописны, графичны и правдивы. Для впервые увидевших их они являются откровением. Поскольку Колберт в противовес нынешнему фотографическому наводнению выдает нечто новое до обидного редко, каждая ценна неимоверно.

Было время, человек считался мерою всех вещей. Христианство доказывает, что мера всех вещей - Любовь. Сейчас (особенно деятели "современного искусства") утверждают: меры всех вещей нет в принципе. В этом плане Колберт как Художник - христианин. По крайней мере (прошу прощения за тавтологию) чувство меры у Мастера есть.

Оригиналы проекта "Пепел и снег" выполнены на рисовой бумаге, сами изображения нанесены при помощи восковой техники (энкаустика). Размер подлинников - два на три метра. "Тон сепия" я понимаю как знак вневременности. Хотя, в каком-то смысле это эстетство.

Скажу про кинематографическую составляющую проекта. Кинокартина "Пепел и снег" - это большой клип, нарезка планов. Музыкальный фон однообразен, эдакий "релакс", закадровый текст из "365 писем", вообще говоря, утомляет - сентенции за сентенциями. Или бесконечная мантра, в которой смысл слов не важен. Иногда возникает ощущение... цирка. Некоторые сюжеты и впрямь напоминают цирковые номера. По крайней мере, слоны неплохо выдрессированы.

Интересно: Тарковский взял бы Колберта к себе оператором? Тьфу - нехороший вопрос... пошел бы Колберт к Тарковскому оператором? Не знаю. В фильмах Тарковского можно встретить такие же мотивы (особенно это касается воды, лошадей и лежащих людей).

Модели (люди) нередко переигрывают. "Пластический балет" который они демонстрируют - работа на фотоаппарат, а не на кинокамеру. Среди актеров, как я уже говорил, и сам Колберт. И постоянное движение, движение... то бишь, экшен, движуха; здесь-то и понимаешь: как хорошо, что в фотографических снимках мгновение замирает! Каждый пусть оценит по-своему: то ли фильм - рассказ о работе фотографа, то ли фотографии - хроника работы над фильмом. Просто Колберт - Автор, а уж в какой форме он излагает свою идею, не столь и важно. Мне лично милее фотографическая составляющая проекта, кто-то оценит иначе. Возможно, подлинное удовольствие можно испытать, созерцая оригиналы в специально построенного для данного проекта передвижном ангаре. Мне не повезло, я не видел.

"Моя работа - оазис на выжженной бизнес-стратегиями пустыне". Это слова Мастера. Сейчас Колберт молчит. По слухам, снимает в Антарктике. Возможно, нам повезет - и дождемся. Тогда и рассудим.

-- Люди

Фотографы часто снимают людей. Я не ёрничаю - это действительно так. Люди не всегда хотят этого, причем, согласие (либо наоборот - отвращение к снимающему) не зависит от того, знакомы они с фотографом или как. А фотографы хотят. Им нравится, когда в кадре люди. Хотя, иногда бывает наоборот - это когда до тошноты надоедают человеческие массы в мегаполисе и хочется на волю, в пампасы. Но и там встречаются люди и прочие существа, которых так и подмывает запечатлеть - причем вне зависимости от того, желают ли они в принципе.

То есть, человек в фотографии - в особенности, творческой - является средством, что противоречит категорическому императиву Канта. Можно предположить, что якобы фотограф подобно врачу делает людям больно ради их пользы. Ну, как зеркало, показывающее пороки. "Светописец, покажи, да всю правду должи!" Тьфу - то есть, доложи... Якобы мир станет лучше, если мы увидим себя со стороны. Но мир не становится лучше, а за правду скорее шлепнут на фиг, нежели погладят по головке. Если правду принять в качестве допустимого бреда, фотохроника человеческой истории станет подозрительно похожа на Апокалипсис или вообще ад. А посему ныне торжествуют гламур и ретушь. Впрочем, фотки человеческих разборок и их последствий тоже востребованы. Приятно вообще знать, что в мире полно катаклизмов, в том время как ты в своей халупе со спиногрызами за спиною сосешь у зомбоящика пивко.

Вокруг фотографии этические проблемы буквально роятся, отчего фотограф зачастую воспринимается как враг человечества номер один. "Папарацци" - еще мягкое обзывалово, бывает, что и плюют, норовят вырвать и разбить камеру, отоварить дубинкой по башке. Причем, даже уличные съемки некоторыми индивидуумами понимаются как "вмешательство в частную жизнь", что вообще противоречит действующему законодательству. Эта война снимающих со снимаемыми - явление отвратительное. Но по всем проявлениям ни в коей мере не мерзопакостнее отношений вуайеристов и религиозных фанатиков.

Возможно, в логике радикальных исламистов, запрещающих изображать человека, есть здравый смысл. Нет человека (в кадре) - нет проблем. А с человеком - сплошь геморрой и мерзость. Выдумана, правда, этически безупречная форма фотографической деятельности: фотосессия. Там порою даже не устное соглашение сторон, а целая система письменных договоров, где все прописано до последнего плевка. Каждый сверчок знает свое место и никто не вякает в нарушение контракта (так и подмывает добавить: с диаволом). Юристы вообще становятся в фотографии чуть не ведущими персонами. Когда из недр страны высосут нефть и газ, юристы станут высшей кастой, ибо нам только и останется что качать права. Впрочем, пусть и топорно, но умеем это делать без помощи профессионалов. Я имею в виду - и фотографировать, и качать права.

Эта фотография вроде бы обычна:

Меня лично "цепляет", не сюжет, собственно, а, простите за тавтологию, само "сцепленье рук". Ну, испуганные глаза женщин - это, возможно, игра света. Люди в транспорте чаще выглядят устало, а их лица ничего не выражают. Похоже, в Нью-Йоркской подземке (где снято это фото) так же как и в Московской, улыбаться не любят. Нечему, по правде говоря.

Кто снимал в метро, знает, насколько это технически сложно. Да и этически - тоже. Народ в метро чаще всего расслабляется, отключается от суеты (даже несмотря на сгруженность), а тут - бац! - в твою морду лезет объектив... Волей-неволей станешь зверем.

Автор фотографии - Брюс Дэвидсон, признанный мэтр непостановочной фотографии. У ряда авторов-репортажников постановочных картинок ужас сколько; великие Капа и Дуано таковой не пренебрегали. Ведь в чем скрытая философия "неисценированной светописи": авторы изучают бытие, всматриваются в детали и схватывают выразительные мгновения как некие "послания свыше". Но есть своя правда и у любителей инсценировок. Яркий тому пример - Колберт.

Часто ловлю себя на том, что размышляю при виде той или иной фотографии: постановка - или?.. Принципе - какая к лешему разница... но есть во мне, наверное, комплекс неясной природы (а скорее всего профдеформация). Бывает такое, что некоторые сюжеты лучше было бы поставить. Так же и с этим кадром: привести нескольких моделей в Метро, заставить дружно взяться на шест...

Все руки, замечу, красивые и ухоженные, они принадлежат молодым женщинам среднего класса. Удача. Вспомните для сравнения руку нищенки на снимке МакКарри. Но могла бы одна рука оказаться вдруг страшненькой. Наверняка снимок "заиграл" бы иначе. Но, как говорится, что выросло - то выросло, а от добра добра не ищут.

Руки после лица - самая выразительная часть тела. У жестов свой язык, есть даже такое искусство: пантомима. В снимке "работают" и руки, и лица - все вроде на месте, но ощущение от картинки несколько жутковатое. Наверное, это оттого, что на снимке полумрак (на поэтичном языке снимающих людей - "низкий ключ").

Я бы этот сюжет скомпоновал вертикально или скадрировал, отрезав правую часть. Но разве так важно "совершенство" композиции? Фотография, простите, это не ля Скала, где виртуозность исполнения - непременный атрибут... Хотя... а с какого это бодуна я рассуждаю о "фотографии вообще"? Есть автор, его проект про людей в метро. Я же вынул из серии одну фотку - и давай рассуждать. Некорректно.

Снято в 70-е годы прошлого века, хотя, сюжет вневременной. Дэвидсон любит докручивать глобальные серии. "Сабвэй" - одна из таковых. Проект успешный, отмеченный критиками. Тема по тем временам свежая, незаезженная. Теперь такого добра - хоть всеми местами ешь. Так что лучше от него добра не искать. И все почему-то не то, не то...

Примерно знаю, как делался снимок. Нужно очень быстро навести и нажать. В первые три секунды никто не обратит внимания. Потом - как карта ляжет. В те годы Дэвидсон был относительно молодым, шустрым, потому-то у него и получалось действовать молниеносно. Теперь - не знаю, ведь Мастер уже далеко не мальчик.

Дэвидсон не только являлся (и является сейчас) фотографом кооператива "Магнум", но еще был дружен с Картье-Брессоном. Несмотря на то, что Дэвидсон уже шагнул в девятый десяток, он продолжает работу над фотографическими проектами. В этом его принципиальное отличие от Картье-Брессона, еще в относительно нестаром возрасте охладевшего к светописи. Сейчас Мастер овладевает цифровыми технологиями, перейдя с пленочной "Лейки" на "Лейку" цифровую. Неизменным остается любимый объектив с фокусным расстоянием 28 мм. И, думаю (надеюсь), Мастер нас еще удивит. Он это умеет.

Сразу отмечу техническое качество: эта фотография снята с недодержкой. Если бы Мастер снимал на черно-белую пленку, качество можно было вытянуть. С цветом такие фокусы не проходят, слишком мала фотографическая широта. Вообще, Дэвидсон - "черно-белый" фотограф, цветных серий у него немного.

На мой взгляд, главнейший талант Дэвидсона - умение оставаться незаметным. В этом искусстве он значительно превзошел Картье-Брессона. И еще один момент, не менее существенный: Дэвидсон не гоняется за экзотикой. Все лучшие серии Мастера сделаны в его родной стране, США. Наверное, все же некорректно противопоставлять Девидсона другим, но тот же Картье-Брессон немало путешествовал по колоритным странам, что давало Маэстро преимущество. Дэвидсон же "возделывает свой сад", доказывая, что можно обойтись и без фактуры стран третьего мира.

Дэвидсона пытаются причислить к лику "стрит-фотографов". Ну, есть такая субкультура - любителей съемки навскидку в общественных местах. Но Мастер выше всех субкультур и шире рамок. Видно, что Дэвидсон получает возвышенное удовольствие от постижения реальности. Он просто внимательный наблюдатель, ищущий Правду и Гармонию в обыденном. А имеющий глаза - да увидит.

Знаете... каждый автор творит свою Вселенную. Иначе говоря, строит личный мир в соответствии со своими идеалами. Есть художники (в том числе и фотографы), рисующие картины ада. Глаза Дэвидсона ищут картины... потерянного рая. Точнее, как пел БГ, Мастер показывает, что небесный Град Иерусалим стоит вокруг нас, он велик и прекрасен, он ждет нас. От нас требуется только взглянуть. А мы не хотим, нам Катманду подавай или на крайний случай Стамбул. Красоту можно найти даже в час пик в полутемном сабвэе. Или нельзя? Это сродни понятию Бога: он на небесах, в церкви, или везде? Для Дэвидсона приемлем последний вариант. Но Мастер умеет не только разглядеть божественное, но и поймать. Вот бы поучиться...

Мир своей видимой частью преподносит нам немало чудес, а вкупе и ужасов. Люди противоречивы и далеко не всегда прекрасны в своих проявлениях. Только не подумайте, что я проповедую оптимизм, согласно которому на кладбищах следует видеть только плюсы. Я ратую за то, чтобы мы учились слышать дыхание жизни и видеть сквозь оболочки. Разве есть счастье большее открытия прекрасного? Да и открытия - вообще. Технология фотографии нам в этом помогает. Данную истину понимают не все, материал (коим все же зачастую являются люди) сопротивляется - порой с ожесточением и ненавистью.

Дэвидсона я считаю почти идеальным фотографом. В своем творчестве Мастер превращается в почти бесплотное существо, проникающее во все и вся, знающее о людях очень-очень многое. Дэвидсон пытливо изучает человечество, и, надо сказать, делает он это предельно тактично.

Ч-чорт... поймал себя на том, что взял фотку и принялся рассуждать на тему того, почему она гениальна. Эта фотография, конечно, сильно несовершенна - как в техническом плане, так и как произведение визуального искусства. Но мне она в душу запала. Может, это потому что я сам пробовал снимать пассажиров метрополитена, и подобный сюжет у меня не получился. В жизни многое строится на зависти - и не только на черной и белой, но серой и цветной. По крайней мере, ничего похожего в мировом наследии метрофотографии я больше не видел. И последнее. Я знаю Дэвидсона, а Мастер меня не знает. Хотя мы - современники. Это я к тому, что данный текст несколько напоминает гавканье Моськи на Слона.

-- Магия

Вы никогда не интересовались, сколько наград престижных фотоконкурсов имел Анри Картье-Брессон? Или: почему Маэстро последние 30 лет своей жизни не фотографировал? Да и вообще: в чем притягательность его работ?

Я задавал. Ответы в процессе моего взросления рознятся. Фотографический истеблишмент работами Маэстро восхищается, как тот восхищался чудом мгновения, но "роковых" вопросов не задает. Все больше чертят по карточкам какие-то линии и геометрические фигуры, тем самым доказывая совершенство композиции. А вот отношение снимающей братии (а не "фотографов разговорного жанра") к Картье-Брессону на протяжении полувека примерно то же: "гуру, чё". Замечу: о том, что существует такой автор как Картье-Брессон, знают даже не все фотографы. А процент почитателей таланта гения светописи среди простых обывателей примерно равен нулю.

Недавно прочитал очередное авторитетное мнение: прелесть великого француза в ироничности взгляда на мир. Картье-Брессон в своем творчестве не только ироничен, но и легок, иногда даже вспоминается игра слов про "непереносимую легкость бытия". И, думаю, он из тех редких авторов, кого никто не решится обвинить в некорректной обработке оригинальных изображений. Впрочем, Маэстро не слишком интересовал позитивный процесс, его он отдавал на откуп печатникам, сам же концентрировался на процессе съемки, называя его "игрой с исчезающими вещами". И у него получалось. В смысле, вовремя в нужном месте нажимать на клавишу.

Картье-Брессон не только попал в идеальную для развития своего дара эпоху становления моментальной фотографии, но еще создал каноны и правила. Ну, он не думал об этом, таковые потом понаписали фотографические деятели из болтологического цеха. "Теоретическая база" Маэстро (ну, ежели допустить, что таковая существует) построена не на текстах, а именно на фотографиях. Ими на самом деле сказано все. Есть у Маэстро и тексты, но они суть есть набор изящных сентенций, коими пропитана вся галльская культура. Изяществом отличаются и фотоработы Картье-Брессона. Не будем все же забывать, что классический балет родился именно во Франции. А вкупе - и фотопорнография.

В музыке есть абсолютный слух, в творческой фотографии - пластическое чувство, не лишнее и для артистов балета. Далеко не всякий умеет нажать на клавишу в момент, когда все объекты - движимые и не движимые - расположились в кадре в выразительном порядке. Есть мастера (уж не буду их называть поименно), которые возвели весь этот "фотографический балет" с удачной или прикольной компоновкой в ранг искусства. Есть умельцы "фотографического цирка" - это когда вместо того чтобы задуматься о сути изображенного, мучительно рассуждаешь: "Бли-и-ин, и как же это снято?!" У Картье-Брессона не цирк и не балет. В его кадрах маленькая жизнь, ограниченная рамками.

К творческим удачам Картье-Брессона обязательно надо добавить благотворную среду кооператива творческих фоторепортеров "Магнум", который сейчас, кстати, переживает кризис. Да, пожалуй, в кризисе уже и вся творческая фотография - потому-то я и пою свою "балладу на мнимую смерть фотографии". Дело в том, что "брессоновкий" метод теперь не слишком-то актуален. В тренде немного похожее, но принципиально иное: фотографический PR. К тому же теперь упор на техническое качество и однозначное толкование. А посему довольно лить фимиам ушедшему прошлому.

Эту фотографию:

Анри Картье-Брессон сделал в Советском Союзе в 1954 году. Мы не знаем, что это за мероприятие, в чем я нахожу особую прелесть, ибо нам подарено право абстрагироваться. Если бы я не указал год и страну, было бы еще лучше, но на самом деле я сообщил совершенно все, что мне известно о данном изображении.

Недавно БГ сочинил песню "О смысле всего сущего", там есть слова: "...и каждую пятницу, как выйдут со смены из шахты, шагают белозубые космонавты..." Ну, эдакий театрик полудетского, полуидиотского абсурда. У нас в стране такого добра (в смысле, театриков абсурда) и теперь хватает. Если все же абстрагироваться от времени и места, мы наблюдаем сюжет ухода красивых людей в Неизвестность. Так обычно мальчиков отправляют на фронт. Вечный мотив: одни бодро шагают в Вечность, другие пасутся на вытоптанной траве. Об этом песня БГ. Но фотография вовсе не о Неведомом, не о "двух Звездных проспектах"; перед нами просто выхваченный фрагмент жизни советских людей, большинство из которых уже мертвы.

В отраженной на карточке реальности мы видим массовое мероприятие в "неустановленном месте", масса же разделена на три человеческих потока: "мальчики-девочки-мальчики". В потоке слева парни в одинаковой форме с типовыми прическами уходят чёрт знает куда. Вероятно, там, в Неведомом, у них будет построение. Школьники из двух других очередей наблюдают. Девушки в школьной форме стандартно причесаны, у них типовые белые воротнички, белые же носочки; почему-то вспоминается словосочетание: "истинные арийки". Юноши в правом ряду одеты кто во что горазд, и среди них наблюдается разброд. Вот, собственно, и весь сюжет. "Целенаправленное движенье масс". Обычная картина для всякого тоталитарного общества.

Несколько человек из самого центра кадра пялятся на фотографа, один юноша улыбнулся. Абсолютно "незаметным" французу стать не удалось. Но ведь Картье-Брессон не организовывал сцену, он выступал в роли обычного репортера. Я лично дубли, на которых хотя бы одна сволочь смотрит в объектив, выбраковываю. Может, зря.

Год с хвостиком прошел со смерти Сталина. Думаю, это какое-то перестроение перед первомайским действом на стадионе. Это моя страна, мои соотечественники. Вполне вероятно, среди толпы есть моя мать или мой отец. Я это к тому, что не могу относится к данной фотографии очужденно.

Настроения добавляют склоненные головы юношей в белом. Для француза СССР - тоталитарная, малопонятная страна. Китай это или Россия - не принципиально. Напомню: сенсацией для Запада стала фотография Картье-Брессона, изображающая милых улыбающихся москвичек на трамвайной остановке. Ее даже поместили на обложку "Тайм".

Мне как минимум любопытен взгляд иностранца на наших людей - будь то Картье-Брессон или Капа. Мы-то здесь толкаемся как сельди в бочке и не имеем возможности посмотреть на себя со стороны. А это в принципе полезно; не для психики - так для общего кругозора.

На общее впечатление работает архетип "равнодушных" деревьев. Возможно, занятна пустая урна (никто не решился что-либо бросить) но такое в тоталитарных системах встречается сплошь и рядом. Есть ли в этой фотографии бартовский "пунктум"... Для меня - да. Это задумавшийся мужчина в пиджаке, стоящий в левом потоке. Он выступает в роли "диссонатора". Мне интересно изучать на этой фотографии людей, лица, позы. Но, видимо, к творческой фотографии это отношения не имеет - я просто воспринимаю данную карточку прежде всего как документ.

Мне представляется, Маэстро видел людские массы как единые организмы. Он любил людей и умел их снимать (я бережно храню альбом, в котором собраны только портреты работы Картье-Брессона). Люди на жанровых фото Маэстро зачастую безлики, но они всегда воспринимаются ЛЮДЬМИ, а не стаффажем. В этом я и усматриваю магию Картье-Брессона.

А, может, зря я рассуждаю о глубине, заложенной в этой карточке? Ну, увидел француз кадр, навел, щелкнул. Вот и все. Чего огород-то городить. Я просто анализирую свою тягу к данному фотографическому изображению, пытаюсь понять... нет, не Маэстро, а себя. А фотография... она помогает направить мысли в определенное русло. Не фотография "вообще", а конкретная карточка. И давайте не мудрствовать на тему того, что в русла нас кто-то намеренно вгоняет. У каждого своя голова, а некоторые из таковых даже начинены мозгами с определенным числом извилин.

Уверен, на кого-то данное изображение, явно перенасыщенное людьми, не произведет ровно никакого впечатления: один сплошной бекграунд, нет переднего плана. Тоже позиция. Скорее всего, я просто порабощен контекстом, что ограничивает мою возможность к абстрагированию, а, значит, свободу. Но так порою приятно быть рабом момента!

-- Несоединимое

Вы наверняка не раз видели фотографии, на которых тени случайных прохожих как будто обнимаются или как минимум находятся в каких-то отношениях. Это и есть одно из удивительных свойств светописи: соединять несоединимое. Пусть и случайно, надуманно, но, кажется, есть расхожее мнение о том, что случайного в этом мире не бывает. ДетерминизЬм.

В светописи эта игра светотеней - несомненное преимущество, открывающее просторы к творчеству. Хотя, есть Мастера, например, Павел Кривцов, называющие такого рода карточки "случайными" - причем, в резко отрицательном значении этого слова. Трудно сказать... как говаривал поэт: "о, время, завистью не мучай, нас всех подстерегает случай и вдруг на миг соединяет..." Ну, да это - игра слов. Мастера слова играют буквами, Мастер объектива играют объектами. Ключевое слово здесь: "игра", а в этом роде человеческой деятельности случайность - великое дело.

А еще фотографические опыты учат нас понимать мир в как бесконечное разнообразие проявлений бытия. Одно дело - знать, что реальность богаче любой, самой извращенной фантазии, другое дело - это видеть. И не сойти бы с ума от осознания увиденного.

"Видеть" в творческой фотографии - вообще высшее умение. Если понимать окружающий мир как эдакую Книгу Бытия, некоторые смотрят в нее - а видят фигу. Потому что им на фиг не надо, простите за вульгарность, въезжать, для них творчество - попытка показать свое достоинство. В смысле, художественное. Доблесть теперь - не нажать на клавишу фоторегистрирующего прибора, а удержаться от этого. По крайней мере, быть в стороне от фотобезумства - несомненное (по крайней мере, для меня) благо. Неслучайно (!!!), кстати, творчество порою относят к разновидности безумия. В атмосфере нынешнего фотонаводнения все чаще и чаще раздаются голоса о том, что типа какой кайф - "фотографировать без фотоаппарата". Иначе говоря - созерцать. Не ужасы и мерзости, конечно, а все простое и прекрасное вроде текущей воды, играющих детей (пусть даже они - заматеревшие футболисты), либо трудящегося человека. Это успокаивает, настраивает на волну Вечности. А попытки зафиксировать какие-либо образы при помощи всяких технологий имеют обратное воздействие. Фототерапия? Ловушка для дураков. Имеется в виду терапия творчеством - и лучше всего лепить или танцевать с партнерами - потому что тактильное ощущение от контакта с реальностью оказывает гораздо более благотворное воздействие на организм в целом, нежели, простите, фотодрочерство с камерой. Светопись как раз строит стены между тобою и жизнью, что не идет на пользу психике, оттого-то и плодятся психопаты.

Фотография в каком-то смысле - лишь средство рассказать другим о своем восхищении световым эффектом, ракурсом или самой прелестью момента. Особым шиком считается удачная попытка соединить в одном кадре сразу несколько явлений или объектов. На самом деле, такая же цель и у поэзии. Возможно, и среди дельфинов встречаются поэты, но у этих существ нет письменности и не развиты технологии (так и подмывает добавить: потому-то они и счастливы...). А свои вирши они распространяют при помощи ультразвуковых волн, смешивая знаки и эмоции. Странно... не в первый раз уже обращаюсь к внутреннему миру морских млекопитающих.

Светопись - это фиксация электромагнитных волн. Они излучаются источниками, отражаются от разных поверхностей, преломляются средами. Можно уподобиться китообразным и просто наслаждаться игрою света в волнах. Но мы ведь существа тщеславные, хочется, чтоб тебя заценили как Автора, Творца, Волшебника. Да и не последнее дело - материальная сторона. Фотоаппаратики ныне стоят немалых денег, вложения должны окупаться. Вот и тщимся.

Снова напоминать, что в этой области никто никому ничего не должен? Не-е-ет, должен! Я, к примеру, должен Вас не разочаровать. А по максимуму - так вообще очаровать. На то оно и искусство, чтобы восхитить зрителя, читателя, слушателя. Чтоб, значит, реципиент воскликнул: "Я фигею, дорогая редакция!" Ну, или еще что-то в этом роде.

В том числе задача творческого фотографа - сделать... нет, не больно (хотя, бывает и так), а так, чтобы... ч-чорт, не придумал я, что надо сделать Автору. Короче, отраженная реальность должна быть прекрасна (или порочна) настолько, чтобы захотелось туда вернуться - и сделать это неоднократно. Примерно такая же задача у борделя. Шутка. Какой смысл в стихотворном произведении "на злобу дня", которое употребил как туалетную бумагу - и забыл? Простой смысл - утилитарный. С фотками - та же петрушка: за актуальностью обычно прячутся типичные говнофотки, о которых забудут на следующий день. Фотография не по типу туалетной бумаги - редкость.

Вот снимок:

Это очень известная фотография. В узких кругах знатоков. "Цепляет" прежде всего собака. Ну, не тощие же дамские прелести. Без пса в одном кадре соединились бы всего два мира: внутренний, подвластный разврату, и внешний, кажется, жаждущий такового. Все как обычно - нет праведников в своем Отечестве. Народ снаружи то ли стоит в очереди, то ли просто "зевает". Уж не знаю, на что эти французы столь сосредоточенно пялятся. Я имею в виду тех, кто за дверью (кстати, распахнутой). Трансляций в те времена, кажется, еще не было. Наверное, с той стороны тоже выкабенивается какая-нибудь профурсетка. Впрочем, даже хорошо, что остается неясность - так шустрее работает воображение.

На самом деле, на фото четыре мира: не стоит забывать, что у стриптизерш свой мир и своя правда. Мне почему-то интереснее правда собаки, явно не понимающей, чего эти двуногие так раздухарились. Она - "пунктум". Нельзя не отметить иронию автора фотоработы и некоторый абсурд происходящего. Тот самый вариант, когда реальность оказалась богаче фантазии.

Роберт Дуано сделал эту фотографию в 1952 году. Думаю, подобные "французские штучки" (я имею в виду пляски неглиже) являлись предвестницами грядущей сексуальной революции. У нас в России такой легальный разврат появился только в начале 90-х. Хотя, по большому счету, французов мы так и не переплюнули - фантазия бедновата.

Каждый видит свое. Кто-то обратит внимание на довольно неплохой спортивный велосипед. Другой заметит в уличной толпе женщину. Кого-то "зацепит" заплеванный пол. А что касается "темы сисек"... Ну, пусть почитатель бюстов тогда наслаждается Венерой Милосской или Афродитой Боттичелли. В них хотя бы нет пошлости. А здесь она все же есть.

Интересна позиция снимающего. Вроде бы, он внутри этого борделя. Но по большому счету Дуано отстранен от всех миров кряду. Очуждение в лучшем виде.

Другой снимок Дуано, с того же мероприятия:

Как видите, никакой "тайны" недосказанности. Хотя, ироничный взгляд остается. Типа: "Ах, мусьё, вы так любезны..." - а на самом деле: "Да когда ж ты отвалишь, каз-зёл в нафталине!" Вечный сюжет - они ж, каз-злы, обладают толстыми кошельками. А вот первая фотография вовсе не о том. Она скорее философская, задумчивая.

Дуано не пренебрегал методами постановочной съемки и провокации. Давайте не будем здесь судить автора - в конце концов, каждый играет с реальностью в согласии со своими представлениями о творчестве. Если не нарушается законодательство - человек чист, а, вероятно, и свят. Второй момент. Дуано отказался от вступления в кооператив фотографов "Магнум" мотивировав свое решение тем, что не любит таскаться по миру как вечный жид. Дуано достаточно было Парижа. Для него Париж был великолепным съемочным павильоном, в котором фотограф ощущал себя как дома.

Оно конечно, вспоминается исконно русский мем про то, что увидев Париж, можно и умереть. Французская столица - прекрасная фактура. Это мы в наших болотах и лесах все воздыхаем от того, что типа в жопе. Ну, разве можно найти прекрасное в той же Москве? А в Новосибирске?

На самом деле, философия Дуано несколько иная: разве надо куда-то двигаться, если счастье уже в том, что ты проснулся, у тебя ничего не болит и у тебя есть пленка? Это особый тип фотографов, к коим относился, например, Йозеф Судек. Или Эжен Атже. А из московских имен вспоминается только Сан Саныч Слюсарев. Жаль только, при этом не припоминается ни одна фотография Сан Саныча. Такой вот гений у нас... без гениальных фоторабот. А фотографии Дуано накрепко впиваются в память. Та, что я здесь представил (первая) - вообще моя любимая. Я б повесил ее на стену, но у меня дома дети. Даже могу сформулировать, почему эта работа так мне мила: она напоминает мне о том, сколь прекрасен мир в своей непредсказуемости. Вчера по телевизору Отар Иоселиани рассказывал, что когда приехал в Париж впервые, думал увидеть ТОТ САМЫЙ Париж, а увидел какую-то фигню. Фактура ушла. Счастлив фотограф, успевший "уцепить" фактуру!

Думаю, далеко не все парижане перманентно счастливы оттого что им ежедневно мозолят глаза Железная Башня и собор этой самой Богоматери. Кто ежедневно жрет черную икру, хорошо понимает данный феномен. В конце концов, и Катманду приедается, и, возможно, Шамбала. Но эта фотография не о Париже вовсе; она... да, в общем-то раньше я уже все сказал.

Кто-то в минуту душевной невзгоды откупоривает шампанского бутылку, кто-то перечитывает "Женитьбу Фигаро", а я вспоминаю эту фотографию. Есть, что вспомнить - это радует. По крайней мере, меня.

Что характерно, это изображение уже поселилось во мне - как факт. Мне не нужна уже картинка как таковая, ведь счастье открытия уже состоялось. Я один-то раз взглянул на мир глазами француза, которого уже нет в живых - и почувствовал, что мне стало хорошо. Разве теперь может стать плохо?

-- В погоне за Прекрасной Дамой

Если фотографа не убивают, он живет долго, хотя не обязательно - счастливо. Неоднократно доказано. И в принципе не так и важно, творит светописец на протяжении всего своего земного существования или как. Чаще всего творческие взлеты у снимающих людей случаются в какие-то периоды. Обычно взлет наличествует в единственном числе. Но длиться он может годами, а то и десятилетиями. Наверное, долгожителями являются все, кто занимается тем, что приносит моральное удовлетворение. За фотодело, конечно, могут дать в табло - и очень даже крепко - а это стрессовая ситуация, оставляющая зарубки на сердце. Вот лично мне покамест ни разу не давали. Хотя хотели многие. Видимо, еще не вечер. А Надеюсь, душевные травмы компенсируются удовольствием от занятий фотографическими опытами, и я еще потрепыхаюсь. Индюк вот тоже думал.

Дольше всех живут агрономы-селекционеры. Ну, да что с них возьмешь - они ботаники, в их деятельности немного места стрессам. И пусть каждый сам решает, с кем ему интереснее: и цветочками, со зверушками или с людьми, некоторые из которых размахивают ручками, а то и колюще-режущими и огнестрельными предметами. Совершенному человеку интересно со всеми, а значит, надо уметь жить и с агрессивными человеческими особями. М-м-мда... легко сказать. В конце концов, и среди фотографов встречаются ботаны. Вот они точно проживут по максимуму, отпущенному им матушкой-природой.

Когда-то фотография могла стать увлечением только очень состоятельных людей. Теперь, шагнув в массы, она стала чем-то навроде современного языка. Пошловатого, в меру вульгарного, насыщенного мемами и предсказуемыми "мэссаджами". Я это называю "фольклорной фотографией". А фольклор все же - передающаяся из поколения в поколение народная мудрость.

Конечно, во главу угла теперь ставится техническое качество, а так же культ брендов. "У кого нет "Лейки" - пусть идет в жопу". Как вариант "марк четыре" или еще какая-нибудь дорогостоящая сурер-пупер-бандура. И обязательно надо сфоткать в рэйве - дабе не потерять в тонах и динамическом диапазоне. Для особо продвинутых придуман эйчдиэр. Ах, да: не забыть еще про баланс белого и горизонт. В общем, идеология фотодрочерства крепнет и порабощает умы. Хотя, появились инстаграмщики, плюющие на звенящее качество. Ну, да они - продукт маркетологов другого рода гаджетов, мобильных железок. У них, к слову, тот же "фольклорный" тренд.

Посмотрите на эту чарующую карточку:

Фотография сделана в 1911 году во граде Париж на авеню Булонский лес. Автору, Жаку Анри Лартигу было тогда 17 лет от роду. Технически карточка слабенькая. Все остальное, на мой взгляд, гениально.

Лартиг всю свою жизнь пребывал в тени удачливых и успешных фотографов. Да он и не стремился к славе, а, возможно, таковой избегал. Именно про Лартига анекдот: есть два признака того, что вы непризнанный гений, первый - вы не признаны, второй - вы гений. По крайней мере, современники к творчеству Лартига относились как к чему-то несерьезному, обходили вниманием его работы, которые, к слову, экспонировались рядом с творениями тогдашних Мэтров. Что-то их не "цепляли" продукты фотографических опытов Лартига.

Лартигу грех было жаловаться на жизнь: золотой мальчик из обеспеченной семьи, тусовки в среде аристократии, почетная старость на Лазурном берегу и все такое. Весь мир у твоих ног! Ну, в смысле материального достатка. Возможно, в глубине души, богатенький Буратино все же переживал за то, что его не воспринимают как Большого Мастера, держат за изнывающего от буржуазной тоски мажора. Хотя он-то как раз знал, что творит нечто великолепное, разумнодобровечное. Не для современников - так для нас. Думаю, в те времена фотографии Лартига выглядели слишком "глянцевыми", гламурными (хотя такое слово еще не было изобретено). Это вам не "бомжефото" Эжена Атже. Но Лартиг родился именно для нас, а не для современников. В этом его драма.

Гением Лартига все же признали при жизни. Ему в тот момент было 69. И Маэстро еще поплавал в лучах фотографической славы, дожив до 92-летнего возраста. Хотя, думается мне, подлинное счастье Лартиг испытал в юности, когда переживал творческий взлет. Говорят, он относился доставшейся таки известности с иронией, в общении Маэстро был прост и не "понтился". Ну, да легко не озвереть от непризнания, проживая в Ницце. А ты попробуй пожить в шкуре Евгения Каширина в Рязани с грибными глазами!

Лартиг опровергает теорию, согласно которой зрелость к фотографу приходит в более чем зрелом возрасте. Он - подлинный фотографический Моцарт. Без кавычек. Первую камеру отец купил Лартигу, когда ему было 6 лет от роду. Он учился видеть мир через видоискатель - буквально, и мировоззрение Маэстро воспитывалось в фотопреломлении. Отсюда и такая непередаваемая словами (и переносимая!) легкость бытия, коей наполнены его фотоработы.

Вот, ничего не буду говорить о содержании снимка и композиции, и так все видно. Но скажу о сути. У меня есть такое ощущение, что Лартиг обращается непосредственно ко мне: "Глянь, как прекрасен был мир когда еще не было на свете даже твоих родителей! И оглянись вокруг себя: вдруг и тебе повезет увидеть..."

Современные фотографы глубокомысленно экспериментируют в ч/б. Иногда у них что-то и получается, пример - Салли Мэнн. Но все у них что-то не то, не то... То есть, у нас. В технологии мы теперь - чуть не фототерминаторы. Во всем остальном - потенциальные (а то и реальные) потребители виагры и стволовых клеток. По крайней мере, фотошопом мы владеем.

Что потеряно? Вероятно, здесь сказывается такой же эффект, как и в музыке. Едва только зародился рок, группы, поколупавшись в однообразном рок-н-ролле, в конце 60-х - начале 70-х массово стали выдавать реальные шедевры на все времена. Я имею в виду "Пинк Флойд", "Лед Зеппелин", "Квын". И с той поры лучшего не появилось - даже в харде.

Едва появилась технология моментальной фотографии, человечество в лице его отдельных представителей стало порождать чарующие фотографические снимки, просто наслаждаясь новыми возможностями. А потом возникла т.н. моральная усталость. Скажу, в чем дело: и рок, и моментальное фото воспринимались как ПРАЗДНИК. Как любят шутить, пир духа. А потом вся эта свежесть, легкое дыхание бытия... немножечко того... ну, представьте себе престарелого лысого пузатого рокера. Или такого же фотографа.

Примерно та же ситуация происходит с Интернетом. Наигрались в ЖЖ - интерес остывает. Сейчас играют в Фейсбук, Инстаграм. До всего этого безобразия играли в Дуум, а несколько ранее - в Тетрис. А перед тем крутили кубик Рубика. В конце же позапрошлого века аристократы массово играли в театр, так же как в начале того же XIX столетия - в масонские ложи. Я это к чему: нынешнее фотографическое безумие сойдет на нет. А что же останется? Мы, конечно. Не все же помрем.

Лартиг искренне играл с фотографией, и ему это было "по кайфу". Так сейчас никто не делает. В искусстве Лартига и в самом деле можно сравнить разве с Моцартом, который, как пел Окуджава, "просто играет всю жизнь напролет - и ничего, что наша судьба то гульба, то пальба".

А какая пропасть между Лартигом и другим страстным фотолюбителем того времени, императором-самодержцем Николаем Вторым Кровавым! Я имею в виду содержание фоторабот того и другого. Фотографа Романова зверски убили. Лартигу повезло (в Первую Империалистическую его даже не взяли на фронт (то ли по нездоровью, то ли по блату).

Лартиг в своем творчестве несколько "плейбой". Основной объект его интереса - женщины, желательно - красивые. В них он знал толк. Или чем-то подкупал (не знаю уж, чем именно...). Лартиг создал, возможно, лживый мир, типа отразив "золотой век" человечества. Но разве искусство, дарящее радость - плохое дело?

В настоящее время по мотивам фотографий Лартига Сергей Соловьев снимает кинокартину "Елизавета и Клодиль". Вы когда-нибудь сталкивались с ситуацией, когда киногений, вдохновясь фотоработами одного не слишком известного автора, создает полнометражный художественный фильм?

Кой-что напомню: точь-в-точь в одно время с Лартигом свою картину человеческого ада создавал Льюис Хайн. Два мира - две системы. Оба отражения не просто имеют право на жизнь - это грани нашего бытия.

Лартиг, как и Картье-Брессон, увлекался живописью. И у двух Маэстро одинаковая планида: их фотографии мы знаем, а с живописными произведениями что-то незнакомы. А миллиарды других авторов - как фотографов, так и живописцев - после себя оставили практически пустоту, способную разве дыры в стенах загораживать. Как говаривал один герой Василия Шукшина: ну, что ж... продолжайте движение.

-- "Цифра" в фотографии - путь к абсолютной духовности

-- (не стеб)

Много лет назад я выбросил все свои фотографические отпечатки, а их у меня было немало. Без сожаления я вступил в г... пардон - в цифровую эпоху. Правда, негативы все же сохранил. Все это я делал неосознанно, движимый прежде всего моральной усталостью от занятий аналоговой фотографией. А вот теперь - осознал. Думал, максимализм прошел. Но недавно в криминалистической лаборатории увидел барабанный глянцеватель - и меня аж покоробило. Отрицательных эмоций добавило амбре проявителей и закрепителей. Между тем, ни глянцевателя, ни ванночек я не видел с 2002 года. Видно, намыкался я в свое время с этими химикалиями...

Я не верил, что цифровая эпоха придет в фотографию при моей жизни. Но она пришла - причем, в пору моего персонального творческого расцвета. Ах, как хороши, как свежи были... (дальше стих можно не продолжать)! Более того, я торопил "цифру", приобретя в 1997-м слайд-сканер и оцифровывая пленки для архива и продажи. Возникли проблемы с компактными носителями, пришлось дополнительно приобрести пишущий си-ди (про ди-ви-ди тогда и не заикались). Сканер был медлительный, времени оцифровка отнимала порядочно. Но уже тогда я получал кайф от того, что избавился от рабства лаборатории. (Перейдя в рабство гаджетов). А вот от рабства фотографии избавиться покамест не удалось.

Так вот... теперь я понял, почему столь решительно выкинул фотокарточки. Все визуальные искусства подразумевают артефакты. А фотография может существовать в виртуальности - без произведения как осязаемой вещи. Именно это я и осознал в тот момент, когда понес кипы отпечатков на помойку. Я вычеркнул из своей жизни предметы, которые можно считать "окончательными произведениями". Для иных бромосеребряные отпечатки - святое. Каждому - свое. Забыл вот, где был написан такой лозунг...

Что можно противопоставить материальности? Конечно, духовное. Все духовное нематериально. Правда, ОНО все время стремится материализоваться. А материальное, становясь частью человеческих заморочек, вторгается в мир духовности. Реликвии, идолы и святыни в значительной мере воздействуют на духовную жизнь (тех, конечно, для кого предметы хоть что-то значат). К слову, и гаджеты, точнее, бренды влияют на наше бытие не хуже икон.

Здесь я подчеркну, на мой взгляд, существенный момент: в прочитанной Вами статье "На мнимую смерть фотографии" я судил не о ПОЛНОЦЕННЫХ фотографических произведениях, а об изображениях на мониторе, причем, довольно низкого разрешения. Практически, это "превьюшки" фоторабот, цифровые копии. Многое ли мы приобрели бы, увидев оригиналы? Оно конечно, всегда важны детали, в них сокрыты все силы. Да и "ауру", исходящую от подлинника, никто не отменял. Но фотографии - не "дары вохвов". Фотографии - это... а вот, не знаю, что это. У каждого из нас свой набор любимых фотографий, хранящих милые твоему сердцу образы. И никаких обобщений, все строго индивидуально.

Но... внимание: кто из вас видел "Сикстинскую Мадонну" в оригинале? Или подлинник "Охотников на снегу"... МЫ СУДИМ О МНОГИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ВИЗУАЛЬНЫХ ИСКУССТВ ЛИШЬ ПО РЕПРОДУКЦИЯМ. Тем не менее, многие считают, что Рафаэль и Брейгель - гении. Все мировые шедевры давно оцифровали. Артефакты подвержены тлену, а цифра теоретически бессмертна. Вот ведь оно как.

Фотография несмотря на абсолютно материальные технологии может существовать в цифровом виде! А в "цифровом пространстве" есть нечто божественное, ибо все нематериальное - среда для духовного. Наверняка киберпространство и Святой Дух неадекватны. Но, если допустить существование Эфира, и то, и другое обитают именно в нем.

Фотография близка к музыке. Композиторы при помощи знаков фиксируют на нотной бумаге звуки, практически, "цифруют". Фотографы организуют хаос, порождаемый световыми эффектами. Надо только уметь "читать" язык фотоизображений. Но можно просто слушать прибой или дождь, или молчаливо наслаждаться видами природы. Нам надобно бОльшего. Такова наша натура. Потому что через организацию звуков или световых эффектов мы пытаемся уловить "музыку небесных сфер", постичь нечто заоблачное. В случае фотографии - сокрытое за "оболочкой" видимого. В этом и прелесть нашего занятия искусством. Ах, да... кто-то наверняка пошутил уже про рентген, томограммы и все такое. Из разных "-графий" может вполне получится произведение визуального искусства. Нужно только снизу наклеить ярлычок: "НЕ МЕДИЦИНСКИЙ (НАУЧНЫЙ) ЭКСПЕРИМЕНТ, А ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ТВОРЕНЬЕ!" Но я веду речь не о невидимом человеческому глазу, а о сокрытом от наших готовых мыслесхем.

Скоро грядет технология голографии. Она вообще-то уже есть, но пока еще недоступна широким массам. В объемной фотографии будет работать иная перцептивная система, но по сути своей ничего не изменится, ибо мы все равно не сможем "заглянуть за облака", увидеть сокрытое.

Фотография хороша тем, что она помогает нам пытливо разглядеть мгновение. "переживание божественной полноты мгновения есть величайшая мечта человека и величайшее его достижение". Это слова Бердяева, в них и зашифрована магическая притягательность светописи.

Цифровые технологии - всего лишь техническое условие. Но мы, доверив ряд функций процессору и программам, получаем самое ценное, что есть в нашей жизни: время. В подаренные нам временные отрезки мы сможем сосредоточиться на духовной практике.

Позограф Кауфманна

Лет 80 назад любой прогрессивный французский фотограф, прежде чем нажать кнопку "спуск", доставал из кармана изящный кожаный чехольчик с тиснением, извлекал небольшой прибор и, вертя головой по сторонам, производил некие манипуляции.

Это устройство по сути не что иное, как аналоговый компьютер на ручном управлении для определения точной экспозиции при съёмке. Металлическая рамка 13x8 сантиметров с шестью ползунками по периметру, каждый из них движется вдоль соответствующей шкалы с различными градациями внешних условий съёмки. Фотограф на глаз оценивал эти условия и устанавливал все шесть ползунков в нужную позицию. Остроумная система скрытых шарниров соединяет ползунки между собой и с указателем выдержки, который оказывался напротив искомого значения.

Обе стороны рабочие. Одна для съёмки на открытом пространстве, она имеет следующие шкалы:

Общие параметры, например "снежная сцена", "зелень и водное пространство", или "очень узкие старые улицы". Состояние неба -- "облачно и пасмурно", "синее с белыми облаками", "чистейшее голубое" и др. Месяц. Время суток. Освещение объекта. Значение диафрагма. Другая сторона - для съёмки внутри помещения:

Цвет стен. Цвет пола. Количество окон и местонахождение объекта по отношению к ним. Количество видимого неба в окне. Уровень солнечного света снаружи, и сколько его, если такое имеется, попадает в комнату. Значение диафрагмы.

Указатель выдержки имеет четыре стрелки для разных типов эмульсии. Данный калькулятор выпускался во Франции в 20-30 гг. прошлого века в двух локациях -- французской и английской.

-- Древо фотожизни

Давненько я хотел разобраться в одном щекотливом вопросе, касающемся форм бытования фотографических произведений. "Фотография" - весьма многозначное слово, и, кроме т.н. "фотоискусства" и т.н. "фотохудожников" есть на свете просто люди, творящие, с позволения сказать, "фотки" - как классные так (преимущественно) и не очень. К данной могучей массе относятся не только фотолюбители, но и те, кто просто запечатлевает дорогое сердцу мгновение -- пусть лишь для того, чтобы сохранить его в домашнем альбоме или скинуть по "мылу" приятелю.

Ну, ладно, - слово "фотки" выкину, ибо оно многим режет уши. Скажу: "фотографии". Они пронизывают наше бытие на разных уровнях. Не все ходят на вернисажи и прочие выставки, созерцая творения признанных фотомастеров. Не все покупают дорогущие фотоальбомы и выписывают фотографические журналы. Тем более мало кто знает, что такое "винтажное фото". И даже не всякий "тусуется" на фотосайтах, помещая туда свои фотографические опыты и оценивая чужие творения. Но в той или иной степени мы все вовлечены в фотографическую деятельность.

Пытаясь разобраться в особенностях языка фотографии, я слишком часто "упирался" в роковой вопрос: а в какой, собственно, степени данная фотографическая работа является произведением искусства? Не является ли "художественная ценность" условностью, зависящей от стечения ряда обстоятельств, некоторые их которых случайны? Яркий пример - хроникальное фото, на котором изображен убитый при задержании "бандит" Эрнесто Че Гевара:

Так сошлось, что легендарный революционер лежит на столе как... снятый с креста Спаситель. Общественность не оставила без внимания потрясающую (и невольную!) метафору, снимок стали тиражировать нещадно. В сущности, он не был признан "произведением искусства", зато стал культурным феноменом. Если бы на данном фото был изображен неизвестный преступник, а или Че Гевара не стал бы легендой, ценность данного фотографического изображения была бы ничтожной.

Другое фото товарища Че, сделанное кубинским фотографом Альберто Корда, преображенное в графический знак ирландским художником Джимом Фицпатриком, до сих пор тиражируется на майках, знаменах и плакатах; оно чрезвычайно популярно в среде "левой" молодежи" - причем, на протяжении нескольких поколений:

То есть, значительная часть человечества из миллиардов фотоизображений, среди которых мы вынуждены существовать, выбрало именно этот образ. А вкупе и другие образы. Об этом роде изображений мы еще поговорим, как, впрочем, и о других родах.

Мне (повторюсь) давно хотелось разобраться в особенностях бытования фотографических изображений. Что мы ценим, чем вдохновляемся, какие образы нам милы и ценимы нами? Но для начала надо определиться с понятиями, которые я считаю фундаментальными.

Первое и основное понятие - "фотографическая деятельность". Ею я называю любую деятельность, результатом которой может стать фотографическое произведение. А может и не стать, ибо снимающий человек прекрасно знает: есть риск, что у тебя несмотря ни на какие усилия за всю съемку (или фотосессию - ежели кому-то угодно...) ни черта не получится. В фотографической деятельности участвуют и снимающий, и снимаемый (все же модель -- это не только роль, но и профессия), и реципиент (воспринимающий произведение).

Второе понятие - "фотографическое произведение". Такого рода произведение, на мой взгляд, - продукт, в создании которого в той или иной степени участвует технология фотографии (не обязательно фотоаппарат, но непременным остается фиксация на носителе некоего изображения). Многие художники экспериментируют, сочленяя оптические, рукотворные, техногенные и прочие изображения. Получается зачастую интересно, например, у пресловутого Андреаса Гурски (самого дорогого фотохудожника в истории человечества), но случаются и откровенные неудачи.

Я не слишком люблю применять словосочетание "художественная фотография" - из-за расплывчатости границ. Разумнее, мне думается, использовать понятие "творческая фотография", которое более точно отражает суть занятия фотографа, который хочет не просто зафиксировать "прекрасное мгновение" (либо тупо нажать на кнопку), но посредством визуализации выразить некие чувства, чаяния, мысли. Забавно, что все мы в той или иной мере пытаемся снимать творчески. Часто, правда, эксплуатируя штампы, "играя" в "фотохудожников". Результат у всех получается разный, но векторы движения все же равнонаправлены.

Нефундаментальное понятие - "фотографическое изображение". В Интернете мы чаще всего мы видим именно фотоизображения. Те, кто называет себя "фотохудожниками", прекрасно понимают, что такое авторская работа (отпечаток, оттиск etс.) и пренебрежительно относятся к "превьюшкам", выложенным в Сети. Фотографическое изображение еще надо сделать произведением.

Один важный нюанс: не нужно вычленять фотографические изображения из всего океана картинок. "Команданте Че" - одновременно и конкретное изображение, и художественное произведение, и знак (символ), и икона. Не случайно я выше указал имена фотографа и художника.

Теперь - внимание, перехожу на более сложный уровень.

Я убежден в том, что в фотографической деятельности нет единой культуры. Станислав Лем называл культуру "тонкой пленкой", возникающей между популяцией (или биологическим видом) и средой. Фотография как техническое средство так же помогает создавать эту "пленку". Человечество слишком разнообразно, чтобы его можно было нивелировать наподобие крыс или клопов. Этнические, социальные, профессиональные группы настолько разнообразны, что порой трудно поверить, что все это - единое Человечество. С угрожающей постоянностью зарождаются (и по счастью отмирают) учения, утверждающие, что якобы есть люди и нелюди, избранные и изгои, благородное племя и быдло. Тот же фольклор, про который я буду говорить чуть ниже, лишь относительно недавно стали оценивать по шкале, применимой к произведениям искусства. Тысячелетиями фольклор в высших слоях общества считали "культурой смердов", недостойной внимания благородных господ.

Культура "художественной фотографии" - крайне хитрое искусственное построение, основная цель которого - доказать обществу, что данное конкретное фотографическое произведение - шИдЭвр. Что повышает рыночную стоимость заданного фотографического произведения. То самое криминальное фото с Че Геварой с точки зрения традиционного понимания "художественной фотографии" - дерьмо. Но здесь включается иная аксиологическая шкала, работают другие коды.

"Художественная фотография" - лишь разновидность культурных доминант в фотографической деятельности. На самом деле культур -- даже в фотографии -- несколько. Культуры свадебных фотографов, фотожурналистов, рекламистов, фотографов-анималистов схожи только внешне. Представители этих уважаемых цехов "коллег" из сопредельных прикладных областей частенько и за людей-то не считают. Ну, или как минимум -- за равных... Например, фотожурналисты (уж я-то это знаю!) убеждены в том, что свадебный фотограф - жалкий ремесленник, низшая каста, "лабающая" слащавое фотоговно, угодное клиенту. Примерно то же о "коллегах по объективу" думают и представители иных цехов.

Это я говорю о профессиональных средах. Но данная статья все же посвящена непрофессиональному фото. Точнее, тем фотографиям, которыми мы без всяких амбиций и пиар-проектов украшаем свое бытие. Что-то мне подсказывает: подавляющая часть человечества не падка на творения Гурски. Для приятственного созерцания нами выбираются (и делаются) фотографические произведения несколько иного типа. Эти виды фотографической деятельности я (очень условно!) именую "фотографическим фольклором". Не путайте с фольклорным фото (то есть, фотографией всяких этнических действ и красот) и фольклором фотографов! Фотографический фольклор - та фото-среда, которая нас окружает в обыденной жизни. Это наш воздух, которым мы "дышим", вовсе не задумываясь о его составе. Факт, что без него мы не задохнемся (не физически, конечно). В конце концов, меньше двухсот лет назад человечество не знало, что такое фотография и ни-ка-ких переживаний на сей счет источники не зафиксировали. Наверняка мы прожили бы и без фотографических произведений. Но как-то, что ли, уже начали и привыкать...

Отмечу тонкую особенность языка: мы привыкли делить фотографию на "профессиональную" и "любительскую". Подсознательный уровень вербального языка уже заложил парадигму: профессионал -- человек, который НЕ ЛЮБИТ фотографию.

Жизнь богаче любой, даже самой творческой фантазии. "Древо фотографической жизни" пышно зеленеет вне зависимости от того, что думают об этом эксперты и профессионалы. Культура "народного" фото есть данность. В ней немало пошлости, много кича, глупости, заблуждений. Но это жизнь. Непридуманная, так сказать, плотская. Часто корявая, нередко уродливая, отвратительная. Изредка очаровательная. В сущности, в этой "каше" (или, если угодно, "щах") никто не пытался разобраться, потому как это и не нужно. Как говорится, искусство само по себе, а люди идут и в театр, и в цирк и в кабак. Когда в позапрошлом веке художник Дега пошел в кабак (и не только черпать вдохновение), над ним потешались, ведь "как же, там низость, разврат"! А в итоге получилось высокое искусство:

Кстати, Дега в своем творчестве активно использовал фотографию.

Можно ля сравнения шагнуть еще дальше в глубь веков. Вспомните картину Питера Брейгеля Старшего "Свадебный танец под открытым небом":

Это, простите, даже по нынешним меркам порнография! И, кстати, заметьте: художник обратился именно к народным традициям, по сути, фольклору.

Согласно энциклопедии, фольклор -- художественное творчество широких народных масс, преимущественно устно-поэтическое. В буквальном переводе Folk-lore означает: народная мудрость, народное знание. Термин этот впервые был введен в научный обиход в 1846 английским ученым Вильямом Томсом. Как я уже говорил, до Томса фольклор не считали явлением приличным.

Отмечу занятное совпадение: фольклористика (наука, изучающая фольклор) - ровесница, собственно, фотографии. Это не может быть случайным...

В процессе работы над книжкой "Свет, коснувшийся нас" я пришел к выводу, что все же существует универсальный язык фотографии. Он менее всего опирается на эстетический фундамент, зато глубоко пустил корни в почву народной культуры. Собственно, именно поэтому я захотел разобраться в фотографическом фольклоре и понять, какие закономерности и правила действуют в этой порой излишне буйствующей и широко стебающейся стихии.

Я не просто так фольклор называю "стихией", ибо данный культурный слой (а ведь фольклор, как и все явления культуры, так же есть реакция популяции на среду) буквально пышет настоящей, неподдельной жизнью. Михаил Бахтин когда-то ввел понятие "карнавальная культура". Или "смеховая". В значительной степени и фотографическая деятельность вторгается в "карнавальную культуру". Собственно, в достоверности, в аутентичности и есть главнейшее преимущество фольклора. В "классическом" устном фольклоре есть такие жанры как анекдот, частушка, тост. Если на заре науки фольклористики устный фольклор имел привязку к этносу, теперь не все так однозначно. Трудно отрицать наличие детского фольклора, солдатского, офисного, шоферского... фольклора проституток, преступников (или заключенных), правоохранительных органов, программистов, домохозяек, колхозников, предпринимателей, студентов, преподавателей... список можно продолжать и продолжать. Но факт остается фактом: если ты не рафинированный "ботаник" ты прекрасно поймешь всякий фольклорный материал и рассмеешься, если это действительно смешно. Потому что универсальный язык "карнавальной культуры" понятен вне зависимости от национальности, вероисповедания или профессии. Могут порой помешать табу, но ведь, если следовать логике Бахтина, "карнавальная культура" как раз и призвана побеждать условность.

То же самое и в фотографической деятельности. Есть только один тонкий момент. Помните анекдот про попа: "Одевайся, душа моя, - и огородами, огородами..." На словах смешно. Но представьте себе фотографию (или хотя бы юмористический рисунок), на которой священник занимается черт знает чем с пейзанкой... Неприлично! Потому что тема данная в православной культуре табуирована: не может батюшка грешить.

Я уж не буду развивать тему карикатур на пророка Мухаммеда и прочую шарлиэбдовщину (которая по сути своей - политическая порнография)...

Еще один важный момент. У каждого конкретного фольклорного произведения есть автор. Но нам не он не важен, нам даже приятно осознавать, что "слова и музыка - народные". А значит, каждый из нас вполне может считать себя соавтором фольклорного произведения. В конце концов, ты вряд ли станешь "носителем", ежели не проникнешься всей глубиной содержания. Даже если речь идет о пошловатом анекдоте. Помнится, при советской власти ходил слух, что в КГБ есть целый отдел, который сочиняет "правильные" анекдоты. Важно не авторство, а эффект, производимый продуктом. Это понимали политтехнологи разных эпох и исторических формаций. Фотография -- одно из средств пропаганды, это необходимо учитывать.

Очень важно, что фольклор данной социальной группы живет без элиты, диктующей вкусы. Традиция в фольклоре передается и развивается благодаря "коллективному бессознательному". К фольклору во все времена "прилипала" коммерция. Например, в России XVII-XIX веков процветали лубочные картинки, приносившие их производителям приличный куш. Впрочем, пора нам обратиться к экспозиционной части.

-- Практические примеры

--

Признаюсь, здесь я оказался в некотором замешательстве. Фотографические изображения -- часть визуальной культуры человечества, и бессмысленно отделять фотографии от прочих видов изображений или носителей. Поскольку фотография -- техническое средство, многое зависит от уровня развития технологии. Ныне, в эпоху бурно (ох, шибко бурно...) развивающейся "цифры" стремительно меняется и фотографическая деятельность, что отражается и на содержании (контенте) визуальной культуры.

Деление фотографии на "любительскую" и "профессиональную" теряет смысл -- особенно в эпоху Интернета. Зато с уверенностью можно определить, что бытование фотографических произведений в Сети и вне Сети имеет существенные различия.

Здесь я наблюдаю почти такое же противостояние, какое существует между "бумажными" книгами и "цифровыми". Лично я уже привык читать в "цифре" и нахожу, что в "цифре" я воспринимаю ТЕКСТ, и это весьма полезно, так как оформление книги (пусть даже гениальное) мешает мне общаться с автором более, так сказать, интимно. Выскажу парадоксальную мысль: "цифровой" текст ближе к рукописи, нежели текст, тиснутый на хорошей бумаге и снабженный иллюстрациями. Книга в "бумажном" виде -- это уже ПРОИЗВЕДЕНИЕ, причем, коллективное. То же самое и с фотографиями. Ранее я указал на различие фотографических произведений и фотографических изображений. Фотокарточка -- артефакт, такой же как и "бумажная" книга. Фотоизображение на экране компьютера -- всего лишь распределение яркостей в плоскости. Воспринимая изображения на экране (особенно в хорошем разрешении) я тесно общаюсь... нет не с автором фотографии! С реальностью, которая на ней отражена.

Поэтому фотографический фольклор я разделяю на "экранный" и "внесетевой". Причем, виды "внесетевого" фольклора я склонен называть "историческими", ибо в массе своей они зародились одновременно с изобретением фотографии.

-- Исторические виды фотографического фольклора

-- Эротика

фото Роберта Дуано

Все же я не сторонник слова "порнография", ибо "порно" ? нечто оскорбляющее личность. Воспевание красоты человеческого тела -- естественное явление так же как воспевание радостей любви. Ну, а что касаемо полового возбуждения... кого-то и Венера Милосская вынуждает шибко неровно дышать.

В 1851году ученик Дагерра Феликс Жак-Антуан Мулен был задержан на Марсовом поле при попытке сбыта фотографий эротического содержания и обвинен в создании дагерротипов, на которых были изображены реальные обнаженные тела. На судебном процессе Мулен доказывал, что всего лишь имитирует великие полотна мастеров Возрождения, тем не менее с него взыскали штраф. Однако процесс пошёл неудержимо, и ничто уже не могло остановить возрастающее любопытство публики к жанру "ню".

Х. Монтгомери в труде "История порнографии" (М., 1997) пишет (стр. 117):

"Одновременно эротический реализм стал художественной натурой для фотокамеры. Изобретение и совершенствование фотографии привело к промышленному производству эротических и непристойных снимков, положив начало процветающему и сегодня бизнесу "развратных открыток". Одним из самых удачливых фотографов 60--70-х годов прошедшего века был Генри Хейлер. Владелец двух домов в Лондоне, он фотографировал обнаженными всю свою семью, включая жену и двух сыновей. При налете полиция обнаружила 130248 непристойных снимков и 5000 диапозитивов, позже все это было уничтожено. Хейлер благоразумно перебрался на континент, чтобы избежать ареста".

В 1870 году в Англии выходит тираж первой в мире эротической почтовой открытки. В это же время в Европе рождается мода на экзотическое "этническое ню" -- фотографии обнаженных папуасов. На 1900-е гг. приходится пик популярности снимков с томными нимфетками, а возрождение Олимпийских игр в 1910-х гг. вызывает к жизни новое течение в ню -- "спортивную фотоэротику".

Фотографы, работавшие в этом жанре, всячески следовали живописной традиции изображения натуры. Так наиболее популярными сюжетами стали "Три грации" и "Венера перед зеркалом". Фактически это было любование красотой женского тела, но момент документальности по тем временам был настолько шокирующим, что цензоры немедленно забывали о каком-либо художественном аспекте. Для усиления эффекта достоверности в жанрах всевозможных "ню" вскоре стали использовать стереоскопический эффект, снимая натуру с двух точек зрения. Помещая снимки в специальный прибор с линзами, люди любовались формами, приобретающими на их глазах объёмность. В 1850--1860-е годы стереоскопические фото печатались в формате "cart-de-visit", то есть 5,7 х 9 см. Вскоре стали популярными "натуральные" и "жизненные" мотивы, например обыгрывались ситуации, якобы запечатлевавшие сам процесс фотосъёмки "ню", что воспринималось как ещё более пикантное положение.

--

-- Семейная фотография

Бытовое, семейное фото к фотографическому фольклору можно отнести лишь отчасти, ибо в подавляющем большинстве случаев фотография в этой форме бытования не имеет "универсального кода", не носит характер "общезначимости".

Исключение: семейные фотографии знаменитостей. Вспомните: "Когда был Ленин маленьким с кудрявой головой..." Здесь также рискну высказать смелую мысль: папарацци, светские фотографы -- своего рода "семейные фотографы", создающие фотолетописи деятелей шоу-бизнеса. Продукты фотодеятельности папарацци, растиражированные донельзя, распространяются миллионами экземпляров и расходятся по рукам. Не индустрия воспитывает обывателя, а обыватель требует определенный продукт!

В частных альбомах я частенько встречаю портреты знаменитостей (ныне забытых, но в годы молодости владельцев альбомов популярных). А, если медиа-персонаж практически "вошел в семью" (его изображение было вставлено в частный альбом), значит, он уже фольклорный герой. Ровесники владельца альбома, увидев старый постер или открытку со знакомым лицом, наверняка возрадуются!

-- Фотографии мертвых

Посмертное фото - разновидность семейного в период, когда посещение фотоателье было событием редким и значимым. Фотография изначально уже породила индустрию, и посмертное фото -- ее странное детище.

А. Вайс в работе "Посмертная фотография" пишет:

"В фильме "Другие" с Николь Кидман в главной роли есть необычный эпизод. Героиня находит и рассматривает несколько фотографий, на которых изображены умершие люди. По сюжету, на фотографиях изображена ее прислуга, на самом деле давно уже умершая. Такие фотографии редко показывают посторонним, но они действительно существуют, и их число исчисляется многими тысячами.

Фотографировать усопших начали практически тогда же, когда появились первые дагерротипы. До этого великого изобретения только состоятельные люди могли себе позволить иметь посмертные портреты своих близких. Их рисовали именитые художники, но с появлением фотографии создание памятных картин стало доступнее. Это было гораздо дешевле и быстрее, чем рисованные портреты, и потому позволяло представителям низших классов иметь свои собственные памятные картины.

Несмотря на точность воспроизведения образов, процесс дагерротипии требовал кропотливой работы. Экспозиция могла занимать до пятнадцати минут, чтобы. Живым людям трудно было усидеть неподвижно так долго. Может быть, поэтому появилась идея посмертного портрета. Занимались подобным родом фотографии, как правило, те же самые фотоателье, которые изготавливали портреты. Впрочем, стоимость услуги была значительно больше, ведь чаще всего фотограф должен был со всем своим оборудованием приезжать к клиенту.

В последнее время посмертная фотография считается тяжелой для восприятия. Автору статьи известен веб-сайт, содержащий две версии статьи -- одна с фотографией усопшей, другая -- без фотографии, специально для тех, кого подобные фотографии отталкивают. В наши дни зачастую фотографирование умерших воспринимается как странный викторианский обычай, однако оно было и остается важным, если не признанным явлением культуры. Это такой же род фотографии, как эротика, которую снимают супружеские пары в домах среднего класса, при этом, несмотря на широкое распространение этой практики, снимки редко выходят за пределы узкого круга близких друзей и родственников".

-- "Иконостасы" в деревенских домах

Это не совсем "бытовая" фотография, ибо традиция тянет свои корни во времена, когда религией считался анимизм. Дом в традиционном, патриархальном понимании, - "Малая Церковь". Едва фотография стала доступна не слишком зажиточным слоям населения, к иконостасам в "красных углах" изб стали присоединяться своеобразные коллажи из разных фотографических работ, заключенные в рамки. Я их все же называю "иконостасами" ибо они тоже содержат образА. Кстати, к фотографиям в этих "иконостасах" примешиваются и грамоты, и аттестаты, и автографы, и вообще всякие документы.

Казалось бы, искусству здесь не место, это всего лишь перенесенное на стену содержание домашних фотоальбомов. Нет - мы имеем дело не просто с фотографическими произведениями, но с произведениями народного искусства, имеющими свои традиции и каноны.

Разве мы чуточку не верим в духов-хранителей, в данном случае, домашнего очага?

-- Фотографии на могильных памятниках и крестах

Упадок культуры эпитафии на русском кладбище с лихвой компенсирует распространенность изображений умерших на надгробиях. Фотография сделалась неотъемлемым атрибутом могилы. Это стало укоренившейся частью как погребальной культуры, как и частью культа мертвых вообще. Как у каждого культурного феномена, у фотографий на кладбище есть эстетическая основа.

Во-первых, отбор фотографии родственником для перекопированния -- процесс творческий (мы отбираем ту карточку, которая, по нашему мнению, наиболее ярко выражает близкого человека; к примеру, свою маму мне хочется видеть вечно молодою). Потом эта фотография станет посредником в моем общении с усопшим. Во-вторых, мы стараемся выразить свое отношение к человеку, опять же при помощи отбора фотографии, то есть в портрете мы ищем определенный акцент, либо ситуацию. В третьих, фотография и сама по себе может быть произведением искусства.

То есть, как минимум, нельзя отрицать наличие культуры надгробной фотографии. На современном кладбище фотография меняется -- все большую популярность приобретает гравировка по мрамору, довольно, между прочим, качественная и долговечная. Такая, например, украшает могилу Василия Шукшина. Православная церковь, к слову, вообще запрещает помещать фотографию усопшего на надгробие -- тем более на крест.

Мы опять не отошли от общемировых поветрий, о чем пишет и Филипп Арьес в книге "Человек перед лицом смерти":

"...благодаря искусству фотографии, помещать портрет умершего на могиле вошло в обычай в народной среде. Фото на эмали может сохраняться очень долго, и, вероятно, уже на могилах солдат первой мировой войны, павших на поле брани, впервые появляются такие портреты. Впоследствии обычай этот широко распространился, особенно в странах Средиземноморья, где, гуляя по кладбищу, словно листаешь страницы старого семейного альбома".

В определенной мере эстетика фотографии близка танатологической эстетике кладбища. Сама по себе фотография является средством умерщвления материи. Бездушный объектив фотоаппарата как бы вбирает в себя все, что способен разглядеть, так же как смерть поглощает все и вся, хоть и фотоснимок -- всего лишь жалкий слепок с реальности.

--

-- Фотокарточки кумиров

фото Александра Родченко

Речь не о контенте семейных альбомов, о котором я говорил выше. Речь об "иконических образах". Не о тех образах кумиров, которые сочиняют хитропопые пиарщики (например профили Путина на майках и знаменах "нашистов"), а иконах, которые придумывает народ.

Мне посчастливилось пожить в эпоху полного запрета Сталина. Даже в день столетия генералиссимуса в газете "Правда" вышла лишь маленькая заметочка - да и та не на первой полосе. В те времена миф о Сталине культивировался в фольклоре. Дело не только в анекдотах, в которых товарищ Коба представал эдаким половым гигантом и добродушным тираном. В каждой водительской кабине Сталин висел под стеклом так же, как ныне - христианский святой. Глухонемые в поездах продавали фотокалендари со Сталиным.

О кумирах иного рода. Вспоминаю старый фильм Киры Муратовой "Короткие встречи". Парень носит в нагрудном кармане сложенный в несколько раз постер из импортного журнала: девушка сидит у камина и что-то пьет из бокала. Мужики в пивной спорят: "Наверное, коньяк хенесси..." Девушка - икона красивой жизни и одновременно идеологическая бомба. Предчувствие гламура...

Гламур - тоже продукт индустриальный. Но данный бизнес строился не на пустом месте: он опирается на нашу любовь к красивой жизни... точнее, наше не слишком здоровое внимание к этой "ля дольче вита".

-- Дембельский альбом

Помнится, когда я был курсантом в учебке, сержанты, прознав, что я фотограф (просто спросили перед строем: "Фотограф есть?") освободили меня от муштры и ангажировали на фото-ремесленную деятельность. Я таскался с "дедами" по достопримечательностям города Мурома, фотографировал их во всех ракурсах, а после печатал в каптерке фотокарточки (слова "фотка" тогда не существовало).

Армия все же учит хорошему: всегда что-то делать, а не слоняться как трутень. Я лично делал свой дембельский альбом не из стремления к творчеству: надо было заполнить досуг. Альбом свой я давно выкинул, но несколько карточек из него сохранил.

--

--

-- Светопись в Паутине

Для тех, кто ничего позитивного создавать не умеет,

уничтожение представляет замену творчества.

Это явление присутствовало всегда, даже в древней истории,

но в электронную эпоху оно проявилось

в новых формах и с новой результативностью.

Станислав Лем "Голем"

"Древо фотожизни" обращено к бытованию фотографии в "классическом" бумажном (картонном, серебряном) виде, то есть, я размышляю о жизни фотокарточек как артефактов, которые можно подержать в руках. Надеюсь, Вы понимаете, что такое "аура фотокарточки". Сейчас же я обращаюсь к фотографиям, которые мы привыкли "поедать" с экранов наших гаджетов.7

К теме бытования фотографии в Паутине подходил мучительно, ибо выяснилось, что совершенно нет источников, на которые можно опереться и оттолкнуться от них. Поскольку львиная доля фотографического контента, создаваемого человечеством, живет в Паутине, проблема доступности фотоконтента любому пользователю Сети (пусть порой и за денежку) решена. Не решена другая проблема: наше бытие заполонили бездарные фотографии, выдаваемые за "супер-пупер". Грубо говоря, вкусы навязывает серость, плодящая закаты, птичек, сиськи, жесть и прочий визуальный мусор. Попытки выставить свои работы на фотосайтах для действительно хороших авторов как правило, заканчиваются не то что провалом, а своеобразной блокадой. Талантливые, выдающиеся работы интернет-обыватели обволакивают слизью презрения. Эффект жука в муравейнике...

Но в этом надо разбираться, а не отплевываться, списывая агрессию большинства на "воинствующую серость". Что-то здесь не так. Миллионы... да нет, миллиарды землян восхищают одни фотографии, а жалкий (в статистическом смысле) слой мыслящего фотоистеблишмента ворчит, что пипл ни черта не понимает и перед ним бесполезно рассыпать бисер. В топы вылезают бездарные "красивые карточки", причем, сделанные при помощи дорогущих "марков IV" и высококлассных стекол. Что делать - жизнь наладилась (для некоторых) и можно позволить себе если яхту или "бентли", то хотя бы новинки хай-энд фотоиндустрии. По крайней мере, профессиональная фототехника реально стало доступной миддлу. Я не злорадствую, а констатирую: ВИП-фотолюбители, включая, кстати, Дмитрия Медведева, имеют место быть. Кто видел фотографические работы Медведева, все поймет.

Психологический механизм воздействия Паутины на общество пытался исследовать Станислав Лем. Свои соображения великий фантаст изложил в последней своей книге "Голем" (на самом деле это сборник статей, ведь беллетристику Лем перестал писать еще в 1995 году). Вот фрагмент из нее:

"В конце века подал голос атавизм, парадоксально усиленный визуальными средствами массовой информации (особенно телевидением). В них львиную часть программного времени во всем мире занимают те действия человека, которые подчиняются не столько мозгу, сколько мозжечку (Cerebellum). Усиленная зрелищная "безъязыковость" в медиа представляет своего рода отступление от действий центральной нервной системы, от "новой мозговой коры" (neocortex). Является ли это случайным следствием демографического взрыва и скрещиванием растущих потребностей с технологиями "максимального облегчения исполнения желаний", не смею утверждать. В любом случае тенденция, когда мы невольно передаем машинам растущий с цивилизацией труд МЫШЛЕНИЯ, дает почву для размышлений..."

Маленькое не слишком существенное отвлечение. Последний русский царь Николай II Романов вел дневник. От сегодняшнего интернет-блога как такового рукописный дневник отличается прежде всего тем, что он не предназначен для публичного просмотра - по крайней мере, при жизни автора. Он пишется скорее для истории и самодисциплины. Блог Дмитрия Медведева отлично демонстрирует, какой Дмитрий Анатольевич скучный человек и скверный фотограф. Но, вероятно, он хороший государственный управленец: "Денег нет, но вы держитесь!". Многие сотню лет назад знали, что Николай Кровавый - хреновый царь. Мы же, прочитав опубликованный через много дет после убийства семьи Романовых дневник, узнали, что он был неинтересный и бездарный человек. А ведь Николай Александрович являлся еще и таким же скучным фотографом.

Другой пример рукописного дневника - дневник Михаила Пришвина. Великолепный памятник XX веку, созданный умным гением! Михаил Михайлович всю свою душу вложил в дневник, который он надеялся опубликовать. И, кстати, при жизни писателя часть его была опубликована. Забавно, что и Пришвин был страстный фотолюбитель. Тоже неважный. Вот ведь, какие совпадения бывают.

Третий пример: "Дневник писателя" Федора Достоевского. Это действительно была попытка прямого общения с читателями, своеобразный "блог на бумаге". Характерна главная черта "Дневника писателя": злободневность. Сам Федор Михайлович мотивировал свою "блогерскую" деятельность "тоской по текущему", он очень желал наблюдать "оттенки живой жизни", как можно живее реагировать на современные события, характерные явления. Прежде всего, Достоевский пытался осмыслять текущее. Ну, чем "Дневник писателя" - не блог? "Живая жизнь" - разве не современный ЖЖ?! Правда, замечу, фотографий в "Дневнике писателя" не было. Вероятно, просто потому что в те времена репортажная, новостная фотографии еще не стала столь мощным сегментом СМИ.

Здесь снова, как и в "Древе фотожизни" я не смогу не коснуться темы коммерциализации фотографии. "Дурные" вкусы диктуют те, кому надо как можно больше продать фотоаппаратиков и всяких к ним примочек. Ежели обыватель, пробующий себя на стезе творческой фотографии, поймет, что творит, простите, штампованное говно (а ведь и говно бывает выдающимся :), он забросит свою полупрофессиональную суперпуперкамеру, и новых фотоаппаратиков покупать не будет. Вся фотоиндустрия в тартарары!

Термин "мониторная фотография" пока еще не слишком устоялся. "Живые" фотокарточки - обитатели, скорее выставочных залов. Именно потому галерейщики и выдумали "документальную фотографию", что "мониторное" фотографическое изображение - не артефакт, который можно пустить в коммерческий оборот. В Паутине, исходя из данного ранжирования, живут только "превьюшки" работ. Само же фотографическое произведение по-настоящему якобы можно созерцать только в выставочном зале. Ну, в крайнем случае - в качественно изданном альбоме или напечатанном на хорошей бумаге журнале.

Но давайте признаемся себе: многие ли из нас видели "вживую" винтажные (ох, опять свежий неологизм...) фотокарточки Судека, Куделки, Кривцова, Картье-Брессона, Пинсхасова? А вдруг мы знаем, что вышеназванные авторы являются гениями только в результате того, что нам внушили, что они - гении? Да нет же! О художественных достоинствах фотографического произведения можно судить и по "мониторной превьюшке". Или это не так?

Теоретики блогосферы утверждают, что прелесть Паутины в том, что каждый "будет иметь право на свои пятнадцать минут славы". То есть, на время, когда его имя продержится в топе.

...Итак, садится человек к монитору, входит в Паутину и пролистывает множество страниц. Там сотни фотографических изображений. На чем заострить внимание? Да и нужно ли это. Почти у всех в паутине есть свой проект, и надо его продвигать. А значит, чужие посты - лишь повод самому "засветиться", комментируя рейтинговый пост.

История фотографии в Паутине совсем еще коротка. Поскольку блогосфера расширяется, а наряду с этим растет и ее влияние, границы между тем, что такое блог и медиа-сайт, становятся менее четкими. Крупные блоги перенимают особенности обычных сайтов, а обычные сайты перенимают стиль и формат блогосферы. Статистика говорит, что фотография как таковая в блогосфере занимает далеко не первое место. Другое дело, что фотографические изображения - неотъемлемая часть контента, тем более что новостная фотография - неотъемлемая часть контента, обозначаемого тегом "новости". Правда, фотография уже не "служанка" как принято было говорить на заре светописи, а "королева": картинки (вообще-то любые изображения, не только фотографические) используются в качестве "привлекаловок" к постам и прочим публикациям.

Нельзя не сказать о фотосайтах. Данные ресурсы даже пытались "раскидать по ящичкам" то есть, классифицировать. Придумали такие типы фотосайтов: комьюнити, фотоальбом, фотопресса, библиотека, фотошкола, фотоконкурс. Все создатели и держатели фоторесурсов в основном озабочены рейтингом, а, если быть более точным, словосочетанием "поисковая оптимизация", также известным как seo. Основным капиталом фотосайтов являются пользователи. Некий юмористический ресурс данный сегмент медийного пространства обозвал "фотоонанизмом", что в корне неверно. Если ресурс привлекает аудиторию, значит, в нем есть некое зерно, может, и здоровое. По крайней мере, там много юмора. Особенно мне в душу запал следующая миниатюра:

"В цЫфре нет душЫ

...И динамический диапазон уже почти догнал пленочный, души по-прежнему нет. Но подвох в другом. Говоря это, пленочник кагбе намекает, что в пленке-то душа есть. А вот это как раз неправда. Суровая правда в том, что в пленке тоже нет души! Душу в фотографию (хоть цифровую, хоть пленочную!) вкладывает фотограф".

Недавно был на показательных выступлениях авиамоделистов. Выпустили в небо самодельный вертолет, который неимоверно чадил. Ведущий комментирует: "Эта модель движима бензиновым мотором. Да, сейчас у нас сплошь электрическая тяга. Но в электрическом моторе души нет, а в двигателе внутреннего сгорания - есть". О, как. Везде ищут душу.

Фотоблогер Сергей Доля делает профессиональные фотографии. Хреновые, бездарные, но технически качественные. Так бывает. И, что характерно, зачастую. Сергей так же опирается на фольклорное понимание фотографии. И в этом его преимущество перед конкурентами (коими являются все путешествующие фотографы, ведущие свой блог).

Есть ли шанс, что действительно талантливая фотография будет замечена и по достоинству оценена? Без сомнения, есть. Только заметят и оценят лишь подлинные ценители искусства. Которые не так и активно "тусуются" в Паутине. Но паутина ценит все же не ИСКУССТВО, а ЕСТЕСТВО. То есть, саму "живую жизнь" (вспомним Достоевского). Для мирового информационного пространства гораздо важнее ПРАВДА, нежели ЭСТЕТИКА. Вспомним: наука ищет истину, искусство - правду. Какая же в Паутине ПРАВДА, если здесь сплошной самопиар?

Происходит "ницшеанская" переоценка ценностей". Аксиология фотографии в Паутине иная, нежели "на бумаге". В Паутине главенствует фольклорное понимание фотографии.

Да, не обойтись без "сисек и кисок". Но, если мы вспомним те же частушки, скабрезные картинки, острые анекдоты - это та самая "карнавальная культура". Она же, "карнавальная культура" царит и в Паутине. Нужно мириться с тем, что эдакое бытие подразумевает и профессионалов развлечения, умеющих зарабатывать на тяге обывателя к временному отрыву от условностей.

Фотография подкупает относительной простотой результата. Каждый "юзер" чего-нибудь такого "фоткающего" имеет шанс сваять нечто, по его сугубому мнению, значимое - и выставить это "нечто" на всеобщее обозрение. Возможно, получить свои пятнадцать минут славы, из лузеров на некоторое количество мгновений преобразиться в ньюсмейкеры. Получается, Паутина - место для перманентного соревнования на самую резонансную фотку. Вы меня уж извините, то в этот момент, когда я настукиваю эти буковки, вся блогосфера обсуждает сиськи Волочковой, которые балерина сама (в виде фоток, конечно) выставила на суд плебса. Мы и сами виноваты в том, что зачастую выискиваем "нечто по имени ничто".

И о каком художестве идет речь? Блогосфера живет по законам фольклора, то есть, эстетические установки в Сети саморегулируются некими естественными законами. Тот, кто хорошо это понял и успешно эксплуатирует принцип, имеет шанс на успех. Конечно, это тоже "крысиные бега" наподобие новостной фотографии, но кому-то это нДравится.

Однако, не могу не заметить: Паутина дарит величайшее счастье на земле - счастье человеческого общения. Да, он-лайн, не офф-лайн (что не препятствует последующей развиртуализации). Человек помещает свою фотку не просто так, для души, а в надежде, что она найдет отклик у других. На самом деле, в том и заключается смысл Искусства, причем, любого.

Первое фотографическое изображение появилось в Сети относительно недавно, в 1992 году. Изобретатель Паутины Тим Бернерс-Ли попросил коллегу дать ему фотографию с девушками недавно прошедшей выставки в CERN. Он собирался загрузить это фото на FTP и опубликовать в совсем недавно созданной информационной системе World Wide Web. Именно так в Интернете появилась вот эта картинка:

-- Рыцари Светописи

Здесь - мои субъективные заметки о тех снимающих (фотографии - а не что-либо иное) людях, которые изменили мое, простите за банальность, мировоззрение. У вас наверняка свой пантеон славы светописи, посему эту часть книжки можете смело пропустить.

-- Джулия Маргарет Камерон. Гениальный дилетант

Все одновременно необычно и пошло: обеспеченная семья, увлечение фото в уже солидном возрасте. Много выдающихся друзей и знакомых из истеблишмента. Камерон пренебрегала хрестоматийными правилами фотографии и портрета, так как экономическая независимость позволяла ей плевать на условности. Камерон снимала великих людей того времени. Делала это дилетантски - некачественно и малохудожественно. Коллеги-профессионалы плевались на труды Джулии, считали ее ненормальной, наглой и хитрой.

Действительно, Камерон "вписалась" в историю творческой фотографии как портретист, чьими моделями были исторические личности. И все же... почему так прелестны фотографии Камерон, на которых изображены незнаменитости?.. А ведь многие современники над ее "костюмированными сценами" откровенно потешались!

Их прелесть я стал познавать позже, когда захотелось возвращаться к произведениям Джулии Маргарет еще и еще. В большой мере Камерон занималась "фотографическим примитивизмом". Я бы сравнил Камерон с Анри Руссо и Нико Пиросманишвили (в живописи).

Когда я стал узнавать детали биографии этой женщины, проникся к сей особенной симпатией. Родилась она в Индии, в Калькутте (в 1815 году, в сущности, она была современником наших Пушкина и Лермонтова), в 23 года вышла замуж за успешного юриста. Когда семья вернулась в Англию, Джулия "закрутила мельницу" знакомств и вскоре обросла богатыми связями. Камерон воспитывала шестерых своих детей, пятерых детей умерших родственников и одну девочку из нищей семьи. Тем не менее, Джулия успевала сочинять стихи, занималась переводами, вела титаническую переписку. На фотографическом портрете Камерон выглядит изможденной, усталой. Видимо, она уже была больна, когда фотографировалась...

В 60-х годах выросшие дети стали покидать родной дом один за другим. Мужа вновь отправили в Индию. И старшая дочь (она была уже замужем) прислала матери, дабы она чем-то скрасила одиночество, фотографическую камеру. Подарок дочь выбрала неслучайно, ибо мать часто, глядя на фотографические портреты, утверждала, что сама наверняка сделала бы лучше. Джулии было 48 лет. По простенькой брошюре Джулия самостоятельно освоила мокроколлоидный процесс и приступила к фотографическим опытам. Первый свой портрет девочки Анни она сделала в январе 1964-го. В феврале того же года она подарила знакомому художнику толстенный альбом своих фоторабот.

С самого начала Камерон в обычай взяла небрежность: многие негативы очень скоро были утрачены из-за нарушения технологии обработки. Только через много лет некоторые искусствоведы заключили, что нерезкость, "куцеватость" фоторабот Камерон - намеренный прием автора. Джону Гершелю она писала: "Надеюсь поставить свое искусство выше привычной топографической фотографии, типа изготовления карт или детальной передачи линий и форм..." И еще: "Хочу одухотворить снимок и сохранить в нем характер и свойства Высокого Искусства за счет сочетания реального и идеального, не умоляя истины, при максимальной преданности поэзии и красоте".

Большинство тогдашних специалистов называли работы Камерон "неуклюжими ученическими поделками". Впрочем, Льюис Кэрролл замечал, что "несмотря на то, что ее работы сделаны нерезко, некоторые очень таинственны, да и просто таинственны". В 1866 году Камерон "подтянулась" в техническом плане и ее приняли в члены Лондонского фотографического общества. Портреты известных людей работы Джулии ценились. Ее опыты "костюмированных фотокартин" моделями в которых служили родственники и знакомые Камерон, продолжали заставлять снисходительно улыбаться мэтров. Считалось, Камерон нагло попирает границы фотоискусства, пытаясь скрестить ужа и ежа. Природа Камерон интересовала настолько, что известен только один пейзаж ее работы, "Горный водопад на Цейлоне".

Вот, собственно, и все, что я хотел сообщить о личности Художника Джулии Маргарет Камерон. Взгляните на ее "костюмированные композиции":

Как говорится, "на любителя". Лично я теперь знаю, почему они мне нравятся: Камерон в своих работах аутентична самой себе. Она не врет, ибо таков ее внутренний мир: непротиворечивый и гармоничный. Джулия и в самом деле отчасти существовала в своих фантазиях, которые желала воплотить в фотоработах.

И еще один момент. Мне неважно, какие мысли хотела высказать в своих фотографиях Камерон, какие сюжеты она разыгрывает. Мне интересно наблюдать людей, которых она сняла. Понимаю, что спокойствие в их лицах обусловлено длительной экспозицией. Возможно, из Камерон вышел бы неплохой живописец. Но она вошла в историю мировой культуры как спорный фотограф. Что еще важно: Камерон умела расположить своих моделей. Если они на фотографиях глядят на мир с любовью, знайте: они так глядят на Джулию Маргарет Камерон, а ни на кого иного.

Это потом придумали soft focus и прочие гламурные штучки. Приемы нерезкости Камерон использовала не потому что хотела "закосить" под кого-то. Она хотела отразить "душу" модели, передать "дыхание жизни". Мне думается, Джулии это вполне удавалось.

-- Эжен Атже. Обычный городской сумасшедший

Атже пятнадцать лет ходил на торговых кораблях, потом играл на сценах провинциальных театров, после безуспешно пытался освоить живопись. В возрасте 42 лет он увлекся фотографией. Приобрел тяжеленную камеру, приспособленную для съемки на пластинки 18х24 сантиметра, на Монпарнасе оборудовал крошечную мастерскую. И все бродил, бродил по Парижу со своей деревянной "дурой" и снимал, как тогда считали, всякую нелепую дребедень:

Всего, как теперь посчитали, Атже за свою 29-летнюю фотографическую карьеру сделал около 10 000 фотографических снимков на стеклянных пластинках. Он предлагал подборки своих фотографий продавцам книжных магазинов и букинистам, но чаще продавал фотографии сам, с годами обзаведясь солидным кругом как постоянных, так и разовых покупателей. В общем-то чудак Атже не жировал, но с голоду все же не пух. Счастливый он был человек, ибо до смерти занимался любимым делом!

Как пишет Владимир Никитин, "Атже был одним из многих коммерческих фотографов Парижа, которые зачастую делали похожие снимки, особенно это касалось достопримечательностей города. Они, как и Атже не претендовали на то, чтобы их снимки назывались произведениями. А он зачастую просто фиксировал бесконечность объектного мира, окружавшего его. Но что-то все-таки выделяло его снимки из общего потока фотоизображений тех лет, если время выбрало его. А мы, сегодняшние зрители, спустя вот уже сто лет, также выбрали из множества изображений именно его - и продолжаем внимательно вглядываться в них, пытаясь понять механизм их притягательной силы".

Да, в большинстве случаев Атже фиксировал Париж трущоб, притонов и помоек. Но, как отмечают специалисты, фотопластинки его отличались исключительной качественностью изготовления, и, хотя Атже почитали за городского сумасшедшего, даже современники отмечали в отпечатках Атже "определенное поэтическое видение".

Атже перепадали и выгодные заказы; например, для Архива Франции он создал обширную фотоколлекцию исторических зданий и памятных мест Парижа. Или по заказу одного автора, написавшего книгу о парижских проститутках, сделал серию снимков соответствующих кварталов Парижа. При входе в дом на Монпарнасе, где на пятом этаже находились квартирка и лаборатория фотографа, висела табличка: "Атже - документы для художников". Он снимал заказные виды для монографий, альбомов, статей в журналах и просто для последующих прорисовок в живописных произведениях. Художники ценили фотоработы Атже, так как они отличались хорошей проработкой деталей. А еще Атже много ходил и снимал просто так - для себя. Он ведь считал себя летописцем великого города!

После смерти Атже (как многие гении, скончался он в одиночестве, всеми забытый) владелец дома хотел выбросить архив на свалку. Но художники спасли 8 000 стеклянных негативов, выкупив их у владельца. Некоторая их часть была переправлена в Нью-Йорк, с них сделали качественные отпечатки и устроили выставку, которая произвела подлинный фурор. В те годы (начало 1930-х) фотография была в моде и новые элементы фотоязыка, открываемые тем или иным автором, будоражили мир творческих людей.

В чем особенности языка фотографий Атже? Америка 1930-х была потрясена кристальной чистотой этих фотографий, их простотой, преданностью француза "искусству факта". Примитивные сюжеты, отсутствие необычных ракурсов (в те годы модных), внимание к деталям. Атже прозвали "отцом документальной фотографии". Откровение, которое повергло мир художников и фотографов в шок, состояло в том, что оказывается для художественности вовсе не обязательно ухищряться в построении композиции или выборе сюжета. Снимающему зачастую просто достаточно пристально всмотреться в натуру, а после старательно зафиксировать ее на фотопластинке (пленке, флешке - варианты прилагаются).

Цитирую опять же Владимира Никитина: "Как сформулировать феномен притягательной силы его фотоснимков? Как дать ему определение? В 1930 году молодой американский арт-дилер Жульен Леви, один из тех, кто принял активное участие в популяризации творчества парижского фотомастера, писал своей знакомой о впечатлениях от знакомства с коллекцией Атже: "Фотографии подарили мне божественное лето ... нет ничего лучшего, что бы я мог сейчас себе пожелать, чем окружить себя отпечатками Атже, каждый новый, что я открываю для себя (а их тысячи), есть настоящее откровение".

Что же так пленило молодого, но уже искушенного в тонкостях изобразительного искусства американца? Предельная простота и ясность изображения, бесхитростность сюжетов, удивительная адекватность формального решения и одновременно некий налет сюрреальности - неочевидность замысла и таинственность состояния".

Я сформулирую "ключ" к фотоязыку Атже: надо искренне любить то, что снимаешь досконально знать объект и его свойства. Надо уметь "остаться в стороне", не навязывать зрителю свою точку зрения на сюжет. Вот, собственно, и все. Вот еще работы Атже:

Из Анри Картье-Брессона сделали "икону" фотожурналистики и мировой творческой фотографии вообще. Естественно, каждый художник подспудно мечтает стать "образцом" и обитателем учебников и онтологий (не сам, конечно, а в форме своих произведений). Хотя, причисление к лику "классиков" не всякого и обрадует. "Классик" значит "непреложный авторитет", предмет ритуального почитания... но не обожания!

Сколько в мировой культуре накопилось, к примеру, "писателей-классиков", книги которых собирают пыль на библиотечных полках! А читает народ Дюма-отца, Джека Лондона, Агату Кристи, Ремарка... В мировой фотографии "классиков" почти что и нет. К таковым можно причислить Стиглица, Адамса, Смита. В общем, плеяду американских фотомастеров, которые в сущности и задавали в первой половине прошлого века тон. Фотографы легендарного парижского кооператива фоторепортеров "Магнум" творили не без американского влияния, но в сущности они развивали "французскую" школу фотожурналистики.

Именно из-за умения держать руку на "пульсе жизни" - такой непредсказуемой и противоречивой -Атже, Картье-Брессона, Капа, Дуано я не могу причислить к "классикам". Они живые, я бы сказал, трепещущие, ранимые. Но миру нужны иконы, как пел Булат Окуджава, "нужно на кого-нибудь молиться"!

Для меня загадкой оставался один факт из творческой жизни Картье-Брессона: последние тридцать лет своей длинной-длинной жизни он не снимал. Человек, которого не мыслили без фотоаппарата в руках, который даже на свои чествования приходил в "Лейкой" на шее, закинул свои фоторегистрирующие приборы (именно Анри убедил производителей "Леек" делать их черными, чтобы повысить степень незаметности фотографа) на полку - и пусть пылятся! Занялся живописью... Полотен Картье-Брессона, я, кстати, что-то не вижу, "классиком живописи" маэстро пока не стал.

Ирина Чмырева в статье "Оставшимся в сумерках" пишет:

"Он уже много лет не снимал фотографий. Рисование, неудовлетворенная в молодости страсть, находила выход в последние годы. Он мог просто присутствовать, необязательно на вечеринке агентства, "Магнум" просто жить, и этого было достаточно, чтобы испытывать удовлетворение и стабильность всем, а если не всем, то многим -- всем тем, кто был вовлечен в мир фотографии. Он ушел. С ним закончилось нечто. Он не был первым. Он родился в эпоху, когда фотография уже вошла в каждый дом, уже его первый день рожденья был отмечен множеством фотографий его самого в пеленках, родителей. Но потом он вырос. И началась эпоха Картье-Брессона..."

Посмотрите несколько фотографий маэстро, сделанных в нашей стране:

Вальтер Беньямин в работе "Краткая история фотографии" писал: "Атже был актером, которому опротивело его ремесло, который снял грим, а затем принялся делать то же самое с действительностью, показывая ее неприкрашенное лицо. Он жил в Париже бедным и безвестным, свои фотографии сбывал за бесценок любителям, которые едва ли были менее эксцентричными, чем он сам, а не так давно он распрощался с жизнью, оставив после себя гигантский опус в несколько тысяч снимков. Береник Эббот из Нью-Йорка собрала эти карточки, избранные работы только что вышли в необычайно красивой книге. Современная ему пресса "ничего не знала об этом человеке, который ходил со своими снимками по художественным мастерским, отдавая их почти даром, за несколько монет, часто по цене тех открыток, которые в начале века изображали такие красивенькие сцены ночного города с нарисованной луной. Он достиг полюса высочайшего мастерства; но из упрямой скромности великого мастера, который всегда держится в тени, он не захотел установить там свой флаг. Так что кое-кто может считать себя открывателем полюса, на котором Атже уже побывал." В самом деле: парижские фото Атже - предвосхищение сюрреалистической фотографии, авангард одной-единственно действительно мощной колонны, которую смог двинуть вперед сюрреализм. Он первым продезинфицировал удушающую атмосферу, которую распространил вокруг себя фотопортрет эпохи упадка. Он очищал эту атмосферу, он очистил ее: он начал освобождение объекта от ауры, которая составляла несомненное достоинство наиболее ранней фотографической школы...

...Его интересовало забытое и заброшенное, и потому эти снимки также обращаются против экзотического, помпезного, романтического звучания названий городов; они высасывают ауру из действительности, как вода из тонущего корабля".

Представьте себе: Беньямин считал, что Атже - "предвосхититель сюрреализма"! Как же так - "отец" одновременно сюрреализма и документализма? А так обычно и бывает в жизни: противоположности на самом деле и являются ближайшими родственниками. Как раз работы Атже тем и притягивают, что в них прячется какая-то тайна.

Анри Картье-Брессон про этого странного гения сказал: "...познакомился с работами Атже, фотографа с трагической судьбой, и они произвели на меня на столько сильное впечатление, что, наверное, под их влиянием я и купил свой первый фотоаппарат".

-- Анти-Картье-Брессон

Одна из них, к примеру, украшала обложку американского журнала, сообщая Западу, о том, что и "царстве зла" обитают обычные, живые люди:

Мне кажется, ключевая особенность языка Картье-Брессона вот, в чем: он умел ловить момент, в котором жизнь буквально трепещет! Не случайно "культовый" текст, исповедь автора называется "Решающее мгновение". Хотя, ряд фотографических произведений из тех, что я здесь представил, если бы не авторство Анри, вряд ли бы привлекли внимание широкой публики. Может быть "гениальное чутье маэстро" - миф? Как и у всех мастеров объектива, есть и у "иконы" удачные и разные карточки...

Понятное дело, я намеренно не поместил лучшее, так сказать, каноническое. Но ведь и эти фотографии были опубликованы в книгах, в журналах.

О Картье-Брессоне в Сети титаническое количество информации, просто океан. Добавлю в океан еще несколько капель: приведу фрагменты интервью, которое взял у маэстро Виктор Ахломов (опубликовано в газете "Вечерний клуб" 30.10.1993 года).

"...- Что для вас фотография и фотокамера?

- Открытие мира путем зрительных образов - вот что для меня наше дело. Удачный снимок доставляет мне духовное и даже физическое наслаждение... техническая сторона нашего дела - не самое основное и сложное. Необходимо сопереживать вместе с героем, с объектом снимка, искать момент истины! Терпение, фантазия, дисциплина ума, чуткость и находчивость - тогда фотография становится искусством...

...в современной фотографии я выделил бы два течения. Первое: с помощью оптики, техники и химических процессов фототехнари стараются поразить воображение зрителя броской формой, оригинальностью композиции. Второе: с помощью фотокамеры делают открытия в нашей будничной жизни. Мне по душе второе направление: искренние, строгие и лаконичные фотокартины по композиции и ясные по замыслу...

- Мистер Анри, дайте читателям "Вечернего клуба" несколько советов: как научиться делать удачные снимки, стать хорошим фотографом?

- Вообще-то путь к мастерству долог, годы и годы, вам это известно не хуже чем мне. Убежден: 20-летний молодой репортер с фотокамерой сразу стать мастером не может, как бы ни был даровит. Сначала необходимо кое-что узнать о жизни. Научиться любить, научиться делать выбор, научиться быть всегда самим собой, жить полной жизнью, во многом разбираться, уметь задавать себе вопросы... Не верю в фотографические школы. Мало просто нажать на кнопку. Фотожурналист должен знать зрительную грамматику. Самым важным в снимках считаю настроение, эмоцию, а лучше страстность...

...Фотография по сути разновидность рисунка. Рисунка через объектив. Как правило, в видоискателе фотоаппарата видишь эту картину, этот рисунок один раз и очень недолго: "клик-клак", и она (он) уже на пленке. Думаю, что очень часто это "клик-клак" бывает инстинктивным. Но и в сотую долю секунды фотограф стремится выразить свое отношение к чему-то. Или даже свое чувство, которое он, вполне вероятно, давно вынашивает.

- Вы говорите: "хорошая фотография". Какую фотографию можно считать хорошей?

- Ту, которая передает эмоцию данного мгновения наиболее пластично. В доли секунды нужно одновременно осознать значение события и взаимосвязь визуально воспринимаемых форм, которыми передается это событие".

Я вижу живого сомневающегося человека (спасибо Ахломову за умение раскрыть собеседника!). Хочется противоречить не Картье-Брессону, а тем, кто возносит маэстро на свой щит, пишет его имя на своих хоругвях. Мне хочется понять мотивацию человека, который бросил снимать в относительно еще нестаром возрасте (в 60 лет). Таковой я не нахожу.

Посмотрите еще на фотографические работы Картье-Брессона, сделанные в разное время:

И опять же это "другой" Картье-Брессон, по некоторым карточкам которого надо бы учиться тому, как НЕ НАДО СНИМАТЬ.

Надо ли вообще учиться снимать КАК НАДО? Чтобы эксперт посмотрел на ПРАВИЛЬНУЮ фотографию, сказал: "Да-а-а-а... шИдЭвр!", и люди поняли бы: "Классик, чё..." Ну, и отвернулись. Пошли бы смотреть порносайты, или таблоиды, или дилетантские "фотожабы". Они прикольнее!

Язык Картье-Брессона тем и хорош, что он неправилен! Такова и сама жизнь. Мне думается, у маэстро надо учиться только одному искусству: любви к жизни. А если любовь - не навык, а дар? Вот тут-то и загвоздка...

Приведу фрагменты из текста Картье-Брессона "Решающий момент". Он сопровождал альбом избранный фотографий "The Decisive Moment Henri Cartier-Bresson". По сути, это замечательные, емкие афоризмы:

"...я продолжаю себя считать фотолюбителем, дилетантом.

Из всех средств изображения только фотография может зафиксировать такой точный момент, мы играем с вещами, которые исчезают, и когда они исчезли, невозможно заставить их вернуться вновь.

Сюжет существует, хотя бы потому что сюжет, содержание, есть во всем что происходит как в мире который нас окружает, так и в нашем внутренним мире.

...факты сами по себе не представляют большого интереса, важно уметь выбирать факты, выхватить из их бессмысленного нагромождения настоящий факт, в котором сконцентрируются глубокие отношения к реальности. Это и будет сюжет.

По моему мнению, сложная аппаратура и режиссура мешают произойти фотографическому чуду, тому самому моменту когда "птичка вылетает".

Люди хотят остаться "жить вечно" в своем портрете, через портрет они обращаются к своим потомкам, желая продемонстрировать свои лучшие черты. Это желание часто смешано с некоторым магическим страхом - быть пойманным.

Между всеми портретами, сделанными одним фотографом, вырисовывается определенная схожесть, так как это связано с психологической структурой самого фотографа.

Фотографирование - это нечто вроде предчувствия жизни, когда фотограф, воспринимая меняющуюся пластическую информацию, в доли секунды захватывает выразительное равновесие, вдруг возникшее в бесконечном движении.

Я надеюсь, что мы никогда не будем жить в мире, где торговцы будут продавать видоискатели с выгравированными на них композиционными схемами".

Практически, дожили (Г.М.)...

"...квадратный формат (видоискатель) в подобии своих сторон стремится к статике, впрочем, квадратных сюжетов в жизни почти не встречается.

Часто говорят о "поэтике фотографии", но единственная поэтика, которая существует - это поэтика геометрии композиции".

На словах все красиво. Посмотрите еще несколько фотографий маэстро:

В общем-то, придраться есть, к чему... Но стоит ли? Да просто в творческой фотографии нет "святых". Такова особенность этого занятия. Я лично считаю, что подлинный Учитель фотографа - Природа. И последнее соображение. Картье-Брессон (даже его имя!), вообще-то знаком немногим. Об этом надо помнить. Фотография - занятие, в котором авторство вовсе не поставлено во главу угла. Люди чаще запоминают фотографии, но не имена. Что в имени тебе моем... смотри на мои работы!" - так хочется перефразировать классика. Картье-Брессон на самом деле (мне так думается) - "фотограф для фотографов". Дилетантов его фотографии особо не впечатляют. А надо ли вообще впечатлять-то?

И в качестве шутки юмора. Легко сказать, что де Картье-Брессон - отстой. А вы попробуйте что-то подобное вякнуть о фирме "Картье".