Светлые дни Черного Яра

Именно здесь, у Черного яра Стенька Разин впервые сказал: “Я пришел дать вам волю!” Волю-то взяли. Только потом сильно раскаялись. Такое повторялось много-много раз...

А еще где-то под Черным Яром, на каком-то из многих сотен островов дельты Волги запрятана казна Емельки Пугачева. Драпанул Емельян Иванович к Черному Яру после того как остатку его войска дал по зубам под Царицыным граф Суворов. Атамана-то повязали, а золото не нашли. Место известно - “Сальникова ватага” - но на след клада пока не набрели. Ищут... Его предшественник Степан Тимофеевич по-другому отличился у Черного Яра: здесь он бросил в Волгу персидскую княжну. В общем известная вольница - Черный яр.

Здесь особенно Разин порезвился. Высек воеводу крепости Черный Яр - и ссадил его на берег после экзекуции. Позор страшный, но, если честно, гак-то гуманно. И разинцев, и пугачевцев вешали после поражений восстаний на каждом столбу.

В музее местном есть картина: “Пленение дочерей Пугачева суворовцами”. Написана местной самодеятельной художницей Анной Ююкиной. Эта художница вообще любит пугачевскую и разинскую тематику; всегда востребованы романтика, вольномыслие, тоска по беспощадному народному бунту и все такое. Напротив “Пленения” висит полотно более грандиозное, но невостребованное: “Установление советской власти в Черном Яру”. Возможно настанет время, когда и эта картина станет цениться, ведь в Черном Яру красная армия совершила подвиг: всего четыреста бойцов удерживали город, на который белые напирали с двух сторон. Подвиг сравним с подвигом трехсот спартанцев; если бы армии Деникина и Врангеля соединились, ход Гражданской войны мог бы кардинально измениться. Конечно об этом немодно говорить, но Черноярский музей появился благодаря этому событию. Изначально это был “музей героической обороны Черного Яра”. И кстати Черный Яр после этой баталии 1919 года получил прозвище “Крепкий орешек”.

Почему я все о музее: он расположен в самом старом здании горо... простите, не города, а села. Это когда-то Черный Яр был уездным городом, этого статуса Черный Яр был лишен аккурат после героической обороны 19-го. Здание музейное - бывшая тюрьма, 1824 года постройки. Первый этаж бывшей тюрьмы ныне занимает детская художественная школа.

...Теперь любимое занятие черноярцев, в особенности изрядно поживших, - сидение. Весь обрыв Волги усеян скамеечками. Сидят, голубые волжские дали созерцают. Считают, сколько по матушке-реке транспортов идет, теплоходов пассажирских. Танкеров с нефтью много проходит, остальных плавсредств с каждым годом все меньше. Сидят, политику обсуждают. Черноярскому району не повезло, газопровод по нему не проходит. И месторождений газа или нефти нет. Живут в Черном Яру лишь арбузами и помидорами, теми самыми - “астраханскими”. Летом все - от мала до велика - на плантациях, село пустеет. Впрочем особенного богатства плантации никому не приносят. Вот такая бесхитростная в Черном Яру политика. Точнее, экономика.

Приручение здешней степи длилось веками. Черный Яр изначально появился как крепость для защиты торговых караванов на Волге и дороги из Астрахани, которая еще называлась “фруктовым трактом” (фрукты в Московию везли из Персии). Долгое время после покорения Иваном Грозным Астрахани на пути от Царицына до Астрахани не было вообще никаких укреплений. На берегах хозяйничали кочевники - ногайцы, калмыки и черкесы - которые жили грабежом. Ну, и воровские казаки тоже не дремали, они тоже хотели получить свой куш. Здесь Волга делает излучину, видно далеко - на много верст вверх и вниз по течению, потому то место для крепости определили в этом месте.

“Черным Яром” крепость назвали потому что здесь над Волгой нависает высокий обрыв. Глина красного цвета, но если смотреть со стороны Волги, против солнца берег кажется черным. Крепость была о восьми башнях и с досчатым забором. Против каждого крепостного угла стояли на четырех высоких столбах караульни, с которых стрельцы обозревали окрестности. Место вокруг представляло собой голые унылые степи, совершенно ровные и без единого кустарника. Из-за отсутствия влаги и постоянной угрозы со стороны степи черноярские жители не решались лишний раз выходить за пределы острога. Тем более не стремились заниматься земледелием или животноводством; жили запасами, которые завозили крайне нерегулярно.

В 1698 года по указу Петра I черноярских стрельцов переписали в казаки. Но к тому времени в Черном Яру произошел экономический переворот: несмотря на опасности местные воины стали по русской привычке осваивать здешние скудные земли. Короче окрестьянились стрельцы напрочь. Растили хлеб, овощи, скотину развели. Рыбалкой занимались, само собой. Так всегда получалось, что в Черноярскую сотню казаков всегда не добирали. Из казаков стремились удрать; земля, хозяйство, семья - оказывались важней. Зачастую в сотню записывали мальчиков - из тех, что покрупнее. Ведь что получилось: в казаки как правило люди бежали - за волей. А здесь - назначили...

Но Петр Великий кроме казачества черноярцам еще кое-что подарил. Во время Персидского похода в 1722 году самолично раздал населению семечки арбуза. И арбуз, бахча - вот уже три столетия остаются главным источником относительного благополучия Нижней Волги. Черный Яр никогда не был богат. Приехала сюда лет сто назад комиссия, возглавляемая внуком писателя Аксакова, так тот написал: “Ничего нет здесь кроме приземистых домишек, на рынке только горшочки да веревочки, а чиновники едят осетрину каждый день...” Осетрина тогда была как пареная репа для Центральной России. В общем даже чиновникам сладко не приходилось.

Вот такая вкратце история Черного яра. Жаль, от крепости ничего не осталось; из-за того, что Волга постоянно подмывает берег, крепость уже где-то на середине великой реки. Точнее ее давно смыло в Каспийское море.

А казачество кстати возрождается. Есть в Черном Яру атаман, Сергей Лохманов. Сергей Леонидович - бывший военком района, а до того служил он в советской армии политруком. Очень полезное, по мнению Сергея Леонидовича, дело - казачество. Потому что молодежь отводит от пьянства и наркомании. После указа о госслужбе казачества в Черном Яру появились “реестровые” казаки, 223 человека. Казаки занимаются охраной правопорядка, охраной рыбных запасов (в рейды ходят по Волге во время нереста), с батюшкой здешним сотрудничают. Здесь так договорились: если пожар или беда какая, батюшка звонит во все колокола и казаки знают: надо собираться. А еще казаки занимаются сельским хозяйством, ведь в мирное время (у нас оно вроде мирное, хотя от Черного Яра до Чечни через степь рукой подать) это не возбраняется, а даже поощряется. Арбузы растят, скотину разводят. Вместе договариваются о реализации. Ведь что собой представляет Черноярский район осенью: трасса вдоль Волги тянется - Астрахани в Волгоград. А на ней, как на ожерелье жемчужины, села “нанижены”. Все сплошь старинные русские села, казаками основанные или беглыми людьми из Центральной России. Все здесь когда-то волю искали. А трасса усеяна людьми, с арбузами или помидорами стоящими; всяк старается продать продукт своего труда - хотя бы по дешевке. Проезжающим занятно, а для местных от неудачи при торговле жизни не будет. Казаки хотят жизнь как-то улучшить: чтобы кавказцев-перекупщиков поменьше было, а русское население само могло ездить и реализовывать свои овощи и бахчевые на городских рынках. Все знают, сколько стоят помидоры в городе. А у потомков черноярских казаков азербайджанцы помидоры по два с полтиной берут. Обидно...

В общем казаки сейчас создают сельскохозяйственный сбытовой кооператив. Со хозяйством здесь рано или поздно разберутся, во только не ясно пока с казачьими верхами. Только в Астраханской области сейчас действует пять казачьих структур. Пока сыр-бор, решили пока подчиняться Всевеликому войску Донскому. Там порядка побольше.

От былого городского прошлого ныне остались лишь каменные купеческие лавки да традиционное блюдо “пашкет”. Делается он из многие ингредиентов: на дно горшка кладется картошка, квашеная капуста, отварные яйца, рис, кусочки рыбы и мяса. Это месиво закрывается дрожжевой лепешкой и запекается в печи. Есть второе блюдо, пришедшее из былых времен: Уха из головы осетра. Но, поскольку напротив Черного Яра находятся нерестилища осетровых, лов этой рыбы официально запрещен. Блюдо черноярцы вынуждены готовить (ну, и соответственно осетра ловить) нелегально.

Можно много рассказывать необычного о Черном Яре, но самое, на мой взгляд удивительное в здешних неласковых краях - святой, который хранит Черный Яр. Пожалуй, Боголеп Черноярский - самый необычный святой во всем русском православии. Звучит история Боголепа как сказка, но все, что касается его коротенькой земной жизни - истинная правда.

Четыреста лет назад население Черного Яра складывалось из людей, собранных из разных концов Руси. Из Казани сюда прислали воеводою Якова Лукича Ушакова. Не успела семья нового воевода обжиться, Черный Яр постиг пожар, крепость сгорела почти целиком. Отстроились на новом месте, но через два года, в 1654 году на городок напала новая беда - “вредительная язва”. От болезни слег семилетний сын воеводы Бориска. Мальчик уже был при смерти, и в это время в воеводских палатах появился пожилой странник-чернец. Монах попросил, чтобы ему показали мальчика. Дело в том, что чернец долго и уединенно жил в лесу, на Севере, но однажды услышал голос: “Иди в Черный Яр, там найдешь отрока Бориса и послужишь ему...” Старец и не ведал, где этот Черный Яр находится, но пошел.

Бориска уже весь был обезображен язвами, он был при смерти. Чернец настоял, чтобы мальчика постригли в монахи и Бориска несмотря на свой младенческий возраст согласился принять схиму, приняв новое имя - Боголеп. После пострига изуродованное болезнью лицо мальчика совершенно очистилось. Три дня он провел в алтаре Черноярского храма, он молил о чем-то Господа. Когда он вышел, сказал родителям: “Я теперь не ваш, а Божий...” Он перекрестил город на все четыре стороны и сказал собравшимся жителям: "Господь меня поставил вашим заступником, всё что не попросите у Господа через меня, вам будет. Я отныне хранитель вашего града". После этих слов лицо отрока схимонаха стало бледнеть, покрылось испариной, и он упал на землю без сознания. Его охватила сильная лихорадка, называемая в народе "огневицей". Проболев день и не приходя в сознание, отрок-схимонах Боголеп скончался. Так закончилась его земная жизнь.

В первый раз Боглеп спас город во времена Стеньки Разина. Разинское войско уже было разбито, но его сподвижник Федор Шелудяк еще удерживал Астрахань. Для укрепления города он пригнал в Астрахань жителей Черного Яра, крепость же Черный Яр совершенно опустела. Но черноярцы не хотели служить Шелудяку и он в наказание послал верных ему татар сжечь Черный Яр. Они пришли к пустой крепости и увидели только мальчика в одеянии схинмника; он ходил по стене, будто проверял невидимых ратников, и говорил татарам: "Уходите, окаянные отсюда, не сможете вы сотворить этому городу зла, потому что Господь, Бог мой, поставил меня стражем месту сему". Татары не испугались этого запрещения и приготовились к штурму города, только они приблизились к стенам его, как были поражены внезапной слепотой. В ужасе они стали кричать и звать друг друга на помощь, а когда поняли, что ослепли они все, то повернули своих коней вспять и понеслись прочь от города. Через две версты глаза их открылись и они снова стали видеть, как прежде. Изумленные этим необыкновенным случаем татары не решились больше приступать к Чёрному Яру. Возвратившись в Астрахань, они рассказали Шелудяку о происшедшем с ними, объявив, что город охраняет... мальчик. Шелудяк не поверил их рассказам и сильно разозлился, думая, что татары его специально обманывают, желая передаться царскому воеводе. Он послал в Чёрный Яр самых верных и преданных ему донских казаков, отдав им такое же приказание - разорить и сжечь город. Казаки, приблизившись к Чёрному Яру, увидели тоже самое - приготовленную к обороне крепость и молодого инока, ходящего по стенам. Бросились они на штурм и тут же ослепли...

Следующий раз Боголеп явил себя в 1689 году. В отместку за то, что русские пошли воевать Крым, кубанские татары, подданные крымского хана, пошли разорять Астрахань. Одним из первых на их пути оказался Чёрный Яр, имеющий крошечный гарнизон. Предвкушая лёгкую победу, татары со всей своей силой изготовились на приступ. Вдруг на поле против себя они увидели молодого отрока в монашеском одеянии, подъехавшего к ним на белом коне. Он, называя себя стражем и хранителем города, посланным от Бога, говорил, что бы они не причиняли городу никакого зла: "Если дерзнёте на град сей, то злою смертью погибнете". На татар от этого напал великий страх, и они повернули вспять, оставив всякие замыслы о войне.

В апреле 1711 года кубанские татары снова подступили к Черному Яру. Они пленили одного черноярского жителя и начали сильно пытать его; они усиленно допытывались, с какой стороны им легче напасть на Чёрный Яр. Не выдержав мучений, несчастный объявил своим мучителям, что легче всего напасть с северной стороны - там их никто ждать не будет. В беспамятстве он указал также где хранится оружие и заявил, что прежде всего надо напасть на воеводский дом, а взяв его, не трудно будет овладеть и всем городом. Ночь была тёмная и ворвавшиеся в город, невидимые стражей, стали бегать по его улицам. Внезапно татары увидели сильный свет над храмом Воскресения Христова и с дикими криками, как будто они уже овладели городом, устремились на него. Часть татар направилась к храму, а часть к дому воеводы. Воевода вместе со своими людьми затворился в доме и мужественно оборонялся. Татары же стали бегать вокруг дома, стараясь проникнуть в него. Они начали стрелять в него огненными стрелами, пытаясь поджечь, но безрезультатно. Пытались поджечь они и сам город, но и здесь у них ничего не получалось. Какая-то невидимая сила постоянно мешала им и татары совершенно ничего не могли сделать. Та часть из их воинства, что устремилась к храму на свет, нашла около церкви стоящего молодого отрока в монашеском одеянии. Он повелел им немедленно уходить из города, иначе все они будут истреблены. С тех пор татары зареклись трогать Черный Яра.

Отрок-схимонах Боголеп еще не раз отводил от Черного Яра всевозможные напасти - от бандитских набегов до эпидемий. Уверен, что мальчик защитил город и в 19-м, ведь красные оборонялись, а городской ангел-хранитель помогает даже неверующим. Жаль только, могила Боголепа (а похоронен он был в пещерке, над которой была простроена часовня) утеряна. Волга “съедает” город, и место захоронения вместе холмом, на котором крепость стояла, давно обрушилось в воду. Впрочем, останки - лишь материальная часть этой истории. Черноярцы надеются, что святой мальчик все еще помнит о них...

Старицкие куркули

Люди из села Старица узнаются везде. У них, мягко говоря, лица широкие, отъетые. Такие русские крепыши, гордящиеся тем, что даже в Астрахани друг друга узнают за километр по ха... то есть, по лицам. Впрочем так же холено и отъето выглядит само село. Дома здесь обширные, аккуратно выкрашенные, дворы ухоженные, от скотины ломятся. Откровенно говоря, Старица сильно отличается от других нижневолжских сел; все села оставляют впечатление временности - оттого что Волга подмывает берега, на века дома не строят. В Старице - строят. Да еще и украшают, как могут.

Здесь все надежно, навеки. Церковь - и та гигантская (правда пустующая). У меня даже мысль крамольная возникла. Волга на многие волжские села наступает и “съедает” целые улицы. А от Старицы великая река отступила, оставив обширную пойму. Испугалась, что ли?

Более-менее историю старицы услышал я от здешнего старожила Алексея Ивановича Ядыкина. Он уважаемый человек, фронтовик. Восемь внуков у него, столько же правнуков. Дом свой в порядке держит, несмотря на почтенный возраст. Вторую жену взял, беженку из Чечни. Натерпелась Раиса Игнатьевна там, в Грозном (по прямой от Старицы до Чечни пять сотен километров всего, потому беженцев много), а здесь обрела истинную благодать. Первую свою жену, Катерину Васильевну, Ядыкин любил. Она ведь четверых детей ему подарила. “Умница была, продолжение жизни моей...” - так говорит старый солдат. Жаль, ушла супружница рано.

История Старицы такова. Были здесь безжизненные земли, хоть Волга рядом протекает, в степи воды-то ни капли. И вот однажды, где-то в середине XIX века переселились сюда русские люди - из Воронежской губернии, Борисоглебского уезда - потому что захотели воли. Здесь ее было вдоволь, известная ведь вольница - Нижняя Волга, здесь еще воровские казаки Стеньки Разина некогда обитали, грабили торговые караваны, да и вообще весело жили.

До появления русских была здесь лишь одна достопримечательность - Большой курган, предположительно древнее сарматское захоронение. После прихода русских появилась целая россыпь достопримечательностей. И главная, на мой скромный взгляд, достопримечательность - чудо земледелия. Чудо на уровне “висячих садом Семирамиды” - там ведь, в древнем Вавилоне, тоже реки Тигр и Евфрат по пустыне текут.

Старица и сейчас большое село, в нем 2282 человека живет. А вот по данным 1907 года аж 4430 проживало. Поскольку исконные крестьяне в первую очередь земледелием занялись, стали полупустыню приручать. Калмыки, регулярно появляющиеся возле Старицы - то отары овец гнали, то грабить караваны приходили - удивлялись упорству русских мужиков и баб. И всякий раз богатство Старицы росло. Потому что трудиться умели. Старицкие очень быстро приобрели прозвище: “куркули”. Что впрочем не мешало уважению со стороны соседей и врагов. “Старицкому куркулю” любое дело по плечу, но палец ему лучше не давать - руку отхватит. Но это касается лишь дел, если ты гость в Старице - тебя закормят и запоят.

Старицкие мужики возьмут все, что плохо лежит. Но на чужое не зарятся, для них собственность свята. Строилась Старица забавно. Леса-то тут нет, а все село деревянное. Плывут плоты по Волге, лес на Астрахань гонят. Мужики на лодчонках своих подплывают - и на пузырь выменивают два-три бревна. Поскольку зерно выращивали, хлебное вино делать умели.

Но кстати особо богатых и не было. В Старице был один единственный купец, Иван Провоторов, да и тот был лишь второй гильдии. И один единственный кулак наличествовал, Феофан Логунов. В известное время обоих сослали в Сибирь. Не знали каратели, что там, в Сибири, по отношению к старицкому климату - эдем. В Старице-то зимой - холодина, летом не просто жара, а зной, а дождей вообще не бывает. В том-то и чудо, что здешнюю природу русские люди взнуздали.

В старину держали много коз - особой, тонкорунной породы. И сейчас тоже держат, правда поменьше. Зимой-то делать нечего, а руки чешутся. Вот женщины и пряли шерсть, а после платки пуховые вязали, не хуже оренбургских. Очень приятно мне сообщить факт, что промысел жив, а потому не только в прошедшем времени говорить приходится. В каждой старицкой избе Вы найдете сундук с разными пуховыми шедеврами. Вяжут женщины так много, что даже не все продать удается.

Во всех других нижневолжских селах “окающий” говор, а в Старице даже не “акающий”, а “якающий”. Если в других селах, ежели приказ сверху спустят, скажут: “Будет так...”, в Старице по другому ответствуют: “А у нас так ня будеть!” Характер старицкий такой - упрямый.

Алексей Иванович Ядыкин 23-го года рождения. Как война пришла, на фронт забрали мужиков возраста от 24 до 45 лет. Его, как молодого оставили, в здешнем колхозе “Калинин” хлеб для нужд страны растить. Здесь же система аридного земледелия существует, то есть земледелия без полива. По-старинному поле в полупустыне называется “багарой”.

Вырастили урожай - осенью забрали на фронт и юношей, включая Алешу Ядыкина. Сначала рыли противотанковые рвы на трассе “Ростов-Сталинград”, после вернули в Старицу - чтобы хлеб посеяли - и уже в действующие войска под Сталинград. Из местных пацанов сформировали 59-й стрелковый батальон. Конечно в Сталинграде был ад. Но Ядыкин там выжил. А после освобождал Воронеж, Киев (там тоже ад был, ведь плацдарм на правом берегу Днепра держали), Житомир. Закончил войну солдат Ядыкин в Перемышле. Вернулся на родину - и снова к земле. Многое повидал, ранен был неоднократно, а чуть не каждую ночь Старица во сне виделась. А не вернулись домой с войны больше половины старицких мужиков.

Старица, как и вся почти Нижняя Волга, живет сейчас арбузами. Теми самыми знаменитыми “астраханскими арбузами”, что мы на рынках выискиваем (и не дай Бог подсунут нам другие, химикатами накачанные!). Колхоз-то развалился, да и правильно наверное сделал. Здесь все развивать хотели аридное земледелие, одни только зерновые выращивали на шести тысячах гектар. А ведь зерно-то золотым выходит, поскольку урожайность в полупустыне - не больше восьми центнеров с гектара.

Зато теперь в Старице полно т.н. “арендаторов”, то есть людей, которые берут в аренду колхозные или сельсоветовские земли, обычно по одному-двум гектару, и занимаются на землях выращиванием арбузов. Ну, и еще помидоры выращивают, те самые - “астраханские”. Больше здесь заняться-то и нечем. Овец в далеких степных “точках” русские не привыкли держать, этим занимаются выходцы с Кавказа, как правило даргинцы (есть такая национальность в Дагестане). Почему сложилось так, никто не знает, факт есть факт. Солнца здесь хватает, с водой - проблема. Ее решают так: протягивают на арендованные поля частные водопроводы, в которые закачивается вода из Волги. Конечно такая вода выходит “золотой”, но при сегодняшней жизни арбузы и помидоры - единственное спасение.

Мне удалось пообщаться с самыми серьезными “старицкими куркулями”, которые не просто “арендаторы” а крупные производители. Они - фермеры, потому что земель возделывают гораздо больше других. Фермер Зайкин - постарше, фермер Алтунин - помоложе. Их поля рядом, они дружат, тем более что и бригадами меняются. Здесь ведь, в Старице, сложилась интересная экономическая ситуация. Можно сказать, в селе своеобразная “модель капитализма с человеческим лицом” наблюдается.

Дело вот, в чем. Всего в Старице около 150-ти арендаторов. Те, кто не арендуют землю, идут в сезонные рабочие. Они собираются в бригады, переходят от хозяина к хозяину, высаживают рассаду, пропалывают, собирают урожай. Казалось бы они - батраки. Но это вовсе не так. Потому что условия обычно диктуют именно рабочие. Всего в селе на сезон образуются около десяти бригад по 10-12 человек, и они - истинные профессионалы земледелия. “Арендаторы”, чтобы нанять бригаду, в очередь выстраиваются. “Денщина”, то есть день работы ценится от 200 до 500 рублей на члена бригады, причем никаких норм нет; работа идет на совесть. Такие же бригады нанимают Зайкин и Алтунин. Для них бригада - бог и камень преткновения. И не дай Господь, обидишь работника...

Зайкин по профессии инженер-гидротехник. То есть о воде и о способах ее доставления на поля он знает все. Поэтому и выбрал место возле источника воды, “Божьего ерика”, в который с весны вода закачивается. Арбузы и перец (его в Старице тоже выращивают в больших количествах) обходятся дорого: чтобы оросить гектар земли, нужно потратить не меньше полутора тысяч рублей. Но арбуз, помидор или перец - единственное, что принесет доход. Поэтому ставка на них. А ведь еще и Зайкин, и Алтунин зерновые выращивают; у первого отведено 15 гектар под хлеб, у второго - все 100. Пускай урожайность мизерная, но ведь если привозить ячмень из благодатного Краснодарского края, он выйдет в такую же цену. Тем более что предки наработали навыки выращивания зерновых в пустыне. Зерно охотно покупают даргинцы - для кормления овец. И местные, старицкие покупают, потому что скотины много. Да и у фермеров тоже скота домашнего хватает, особенно у Зайкина.

Главная проблема - с реализацией. Трасса “Астрахань-Волгоград” осенью - сплошь стоящие в овощами и бахчевыми люди. Все они надеются продать выращенное потом и кровью. Если удается арбузы сбыть по 2 рубля, а перец - по 5, это счастье. А оптовые покупатели - сплошь лица кавказской национальности, в основном - азербайджанцы. На трассе - они цари, так как цены диктуют. Топливо и электричество в цене растет, вода - тоже (ведь качают ее электронасосами), а цена на арбузы не поднимается. А потому Старице, как и вообще крестьянину на Нижней Волге, жить все тяжелее. Но из этого никто не делает вывод, что жить вовсе не надо.

Кто-то спросит: “А как же Волга? Ведь рыба, икра и все такое...” В районе Старицы находится нерестилища. Здесь осетровые и прочая каспийская рыба откладывают икру. А потому лов - особенно в нерест - запрещен. Впрочем рыба на старицких столах есть. Но все так же, по-крестьянски - из не слишком контролируемых государством источников. Всеж-таки воронежские крестьяне на Нижнюю Волгу за волей бежали, а не за житьем под надзором всевозможных органов!

Владимиру Алтунину пришлось к своему фермерству пробиваться с низов. Мама его воспитывала без отца, работала рядовым овощеводом в колхозе. Но Владимир выучился на зоотехника, дорос до бригадира животноводческой фермы; колхоз ведь и коровами занимался. А, когда все развалилось, Владимир на своей “копейке” стал по селам ездить, мелкой торговлей занялся. Потом товароведом у одного предпринимателя в райцентре был, ну, а в 96-м зарегистрировал крестьянское хозяйство. Сейчас в аренде у Алтунина 200 гектар земли. Даже при нынешней оптовой цене на арбузы при урожайности 40 тонн с гектара вполне можно добиться рентабельности. В общем жить можно. Зайкин - постарше, Алтунин - помоложе, но оба сходятся в одном: для них время сейчас хорошее. Потому что не мешают; упрощенный сельхозналог ввели, в 6%, отчего бухгалтерию легче вести стало. Даже бандиты фермеров не трогают, данью не облагают! Ведь что знают, каково из этой земли плоды получить.

И кстати: в сельсовете мне сказали, что этим двум фермерам еще дюжина мужиков “подтягивается” - объемы возделываемых земель наращивают. Так что слава “старицких куркулей” неумолима.

...Недавно в Старице появился священник, отец Вячеслав Лысиков. Реставрацию громадной старицкой церкви общине пока не осилить, службы ведутся в избе-молельне. Но надежды есть, потому что село крепкое. О. Вячеслав рассказал интересную вещь. Оказывается он тоже, пока не принял сан, работал в бригаде, на полях. Поэтому понимает и арендаторов, и сезонных рабочих не только умом, но и душой.

Сам-то о. Вячеслав из села Солодники, и он заметил, что в его родном селе нет таких традиций, как в Старице. Из Старицы молодежь в основном не уезжает, а если и покидает село, то возвращается. Но вот, что главное приметил молодой батюшка. Здесь принято так: как народ скажет - так оно и будет. И никого со стороны слушать не станут. В особенности в Старице к старикам прислушиваются. Такое почитание старших на Руси в общем-то забыто. О. Вячеслав теперь ждет, когда “старицкие куркули” скажут: “Храму - быть!”

Между прочим и без священника в Старице почиталась могила старца о. Досифея, строителя здешней Казанской церкви; он мученически погиб в 1933 году. Ни добра, ни подлости в Старице не забывают.

Горячая “точка” Ильича

Она и впрямь горячая, порой даже слишком. Потому что летом зной в калмыцкой степи “зашкаливает” за 40 градусов, а то и до 45-ти доходит. И в этом пекле, без воды, Александр Ильич Попов умудряется выращивать хлеб...

“Точка” название имеет: “Калмыцкие могилки”. Потому что метрах в трехстах, на холмиках, два калмыцких родовых кладбища. А еще метрах в двухстах - древний курган - не то скифский не то сарматский. Да и кладбища наверняка на курганах; в здешней степи горки могут быть только человеческого происхождения.

“Точек” в степи много. В основном это - кошары, там даргинцы, чечены и кумыки овец разводят. А вот “точка” Ильича, “Калмыцкие могилки” - чисто земледельческое заведение. Здесь зернохранилище, теплицы. Домик есть для проживания. И стоянка техники - как рабочей, так не слишком. Для того, чтобы тот же поливальный трактор “Казахстан” был на ходу, собирать его из двух или трех. Потому-то Ильич и на нервах. Если не запустят трактор - помидоры засохнут. Ильич попытался смыть с рук черноту. Не получилось. Он закурил. Оглядел пространство вокруг, ровное-ровное, только три холмика нарушают унылость пейзажа. Ильич вообще-то - мужик малоразговорчивый, но сейчас ворчит:

- Э-э-эх... Россия! Вот у меня младший сын, Илья, в Москве. Работает там в охране. Доволен - не доволен, но лучше чем здесь-то. Зарплата стабильная, отработал - отдыхай. Культур-мультур.

- Но старший-то?

- Сергей? Да я ему говорю: “Продай ты все на металлолом - и бросай...” Я-то уже пенсионер, мне кроме этой земли ничего уже не видеть, а его жалко. Он мне: “Бать, а мне тебя жалко. Сколько сил в эту землю вложено...”

...Гордится все же Ильич своим старшим! Перехватил Серега у отца эстафетную палочку, Попов-старший может надеется, что продолжится дело. Тем более что вроде как государство хлебопашцам вроде как начало помогать: в этом году появилась компенсация за использование воды - целых 72 тысячи. Вода-то по оросительной системе подается. Дождей здесь летом не бывает. И по топливу компенсация будет: аж 70 рублей на гектар. Хотя, если честно, для того чтобы этот гектар только вспахать, нужно 25 литров солярки. Вот и считайте...

На этой скудной земле Ильич с сыном умудряются выращивать зерновые (аж 100 гектар засеивают!), картошку и помидоры. Правда последнее - знаменитые астраханские помидоры - прибыли в последнее время не приносят, а то и в убыток вводят. Ведь самая высокая цена, по которой томаты покупают - два с половиной рубля. Покупатели - азербайджанцы, они выгоду умеют извлечь. Хорошо еще, Поповы своим транспортом недавно обзавелись, два стареньких “КАМАЗа” купили. Сами возят, до десяти ходок в Москву за сезон делают. Продают там на рынке, в Теплом Стане. Ой, не просто было интегрироваться в столичный овощной рынок! Но ум Сергея, его сноровка и крестьянская хитрость помогли. Реализация сейчас на сыне. А на невестке, Оксане, - выращивание и сбор. Она помидорами заведует. Работники так ее в шутку и прозвали: “Оксана Помидоровна”.

Еще Ильичу повезло с женой. На Людмиле Ивановне бухгалтерия фермерского хозяйства, она ведь дипломированный экономист. Была жена большом начальником, возглавляла в районе налоговую инспекцию. Но ради мужа, точнее ради семейного дела - ушла. Иначе нельзя: муж с сыном и невесткой в степи пропадают, днюют и ночуют на “точке”, а дом на ком-то должен стоять.

Ильич по жизни - работяга. После седьмого класса он уже пошел в кузницу молотобойцем работать, потому что отец заболел и надо было семью кормить. После кузницы Санька Попов в чабаны пошел, тогда-то и началась его степная жизнь. Гонял овец на отгонные пастбища, в Черные земли, ночевал под открытым небом, научился по звездам ориентироваться и понимать дыхание и жизнь степи. После армии вернулся в родное село Соленое Займище, шофером устроился. Тут-то и повернулась его жизнь: выбрали его секретарем комсомольской организации колхоза.

Началось “партийное делание”. Послали Попова в партийную школу, ну, а когда окончил, поставили его инструктором райкома партии - в селе Черный Яр. После он был секретарем парткома совхоза “Черноярский”, потом председателем комиссии народного контроля, а после - заместителем председателя райисполкома. В общем нормальная партийно-государственная карьера. Без изысков. Может быть так длилось бы и до конца. Только вот советская власть кончилась.

Ильич не горевал. Он плюнул на все, взял землю возле “Калмыцких могилок” - и основал крестьянское хозяйство. Правда за полтора десятилетия не раз об этом жалел. Да и как не жалеть? Перво-наперво государство помогало, даже думали асфальтировать дорогу к “точке”. А после только палки в колеса и ставило. Впрочем Ильич такой: если уж впрягся - тяни. Кстати и партийная закалка помогла - коммунисты тоже умели добиваться целей. Вон, какие рисовые чеки забабахали, всю степь арыками перерыли! Теперь на этих чеках Ильич свое зерно и растит. Рисом-то теперь невыгодно заниматься.

Членов крестьянского хозяйства “Попов А.И.” трое: Ильич, жена и сын. Невестка - наемный работник. Есть у Ильича и еще семеро наемных рабочих: отличные механизаторы, в совхозе когда-то рекорды ставили. Тяжеловато в степи работать, ведь только один месяц хороший здесь - май. Потому что цветет все, дожди могут пройти. Поговорка у Ильича есть: “Два дождя в мае - никакого агронома не надо!” В июне степь уже выгорает от солнца, еще и мошка досаждать начинает, нависает целыми тучами и лезет в рот, в уши, в глаза. Еще и зной, который даже ночью не ослабевает. И все вокруг даже не желтое, а белое - от солнца.

И волки досаждают. Красные “чеченские” волки; они бродят по степи в поисках добычи. Нападают на животноводческие “точки”. Сосед у Ильича (в трех километрах от “Калмыцких могилок”) - даргинец Джалалутдин. По несколько раз в год он вступает в битву с волками, защищая своих овец. Пары десятков голов все равно не досчитывается.

Но, если посмотреть с другой стороны, жизнь в степи спокойней, чем в городе. По крайней мере для Ильича. Он кстати разводил здесь и крупный рогатый скот, и свиней. Но после понял, что лучше заниматься одним (земледелием), но с умом. Тем более что зерно у Ильича охотно берут именно чабаны, для овец. Урожайность в степи не больше десяти центнеров с гектара, смех, да и только, но ведь если привозить ячмень из благодатных краев - он дороже стоить будет, чем свой, доморощенный. Главное, чего в степи нет - чиновников. Для Ильича (хотя по сути он и сам был когда-то чиновником) самый страшный бич - тупое администрирование:

- ...Климат - ерунда. Экономические условия - не ерунда. Эх, не мешали бы только работать. Я лучше про них промолчу, скажу только, мы для них существуем, а не они для нас. Они же “прикрывают” и лиц известной национальности, которые рынки в Москве держат. Здесь берут они помидор по 2.50, а в Москве продают по 25. Хотя львиная доля затрат - у меня. Мы, думаете, на рынке в Теплом Стане в розницу продаем? Оптом, за 7 рублей! Я считаю: тому, кто работает в степи, доплачивать надо, а с него только налоги “доят”. В прошлом году мы только за счет картофеля в убыток не вошли, а бывают и убыточные годы. Не знаю, не знаю, захочет ли Сергей продолжить...

Сергей настроен по-боевому. Ему нравится на “точке”, ну и в ритм наверное вошел. По крайней мере Сергей не склонен ворчать:

- ...Кто к чему привык. Некоторых к земле тянет, некоторые от нее шарахаются. А потом я этим делом умею заниматься...

Сергей - дипломированный агроном. Сам решил в свое время получить сельхозобразование. Поэтому, если хотя бы двух дождей весной не будет, Сергей все доведет до ума.

Москва приветствует Москву

...А на трассе “Волгоград-Астрахань” Евгений Ануфриев мечтает построить кафе и назвать его к примеру: “Москва слезам не верит”. Чтобы москвичи (те, столичные), которые едут на рыбалку в дельту Волги, знали: здесь тоже Москва. По-своему настоящая. Пусть жители этой деревеньки принуждены жить в борьбе и гармонии (такое бывает!) с калмыцкими пустынями, но они помнят свои истоки. Впрочем их астраханская Москва несмотря ни на что всегда будет милейшим уголком Земли...

Те москвичи, которые сюда, в Астраханскую область, приезжают порыбачить, по наблюдению Евгения - нормальные ребята. Он культурны, вежливы, без апломба. С ними приятно и полезно общаться. Ануфриев понял так, что эти мужики честно работают у себя в Москве, и на честно скопленные деньги тянуться сюда за мужской солидарностью - удочки закинуть, пивка попить. Олигархов, чиновников или бандитов здесь не увидишь. Здешние, астраханские москвичи (жители деревни Москва) такие же работящие и умеющие отдохнуть. Поэтому мужики из двух Москв друг друга хорошо понимают, бывает и без слов, едва встретившись взглядами. Потому-то кафе возле деревни Москва вполне найдет достойного и благодарного гостя.

Но это все пока мечты. Евгений вообще полон оригинальных идей. И, что самое замечательное, многие идеи он воплотил, своими руками. “Возраст Христа” в котором крестьянин Евгений Александрович Ануфриев пребывает, располагает к равновесию между безумством храброго и мудростью осторожного.

В частности он давненько познал, почему здесь не получилось с колхозом. Он был, довольно мощный, а возглавлял его когда-то отец Евгения, Александр Дмитриевич Ануфриев. Так вот колхоз имел девять тысяч гектар посевных площадей; в настоящей, классической полупустыне выращивал зерновые методом так называемого “аридного” земледелия (то есть без воды). Здесь влага - дефицит; ежели хотя бы три дождя весной выпадет (летом даже и не надеются на такое благо), считай, ты богат. Но и такое бывает редко. Еще колхоз занимался овцами, до 45 тысяч голов на кошарах в степи держал. Овцы и теперь есть, но на степных “точках” живут выходцы с Кавказа, для них овца - это стиль жизни. Русские, которые по вековой традиции сгруженно живут, в деревне, все так же привязаны к земле, к полеводству. К которому климат, мягко говоря, не располагает.

Впрочем после революции здесь построили здесь дамбу, длиной 30 километров - чтобы поля орошались. Строили крестьяне, в качестве рабско-коммунистической повинности. После работы грузили в подводы мешки с землей и везли, везли... Впрочем полупустыня в сад все равно не превратилась. Потому что воду в балки и арыки нужно закачивать из Волги. При советской власти насосы работали исправно. И теперь они тоже работают. Только электроэнергия взлетела в цене настолько, что вода получается золотой.

А от колхоза теперь остались лишь название да печать. Последняя пока дозволяет сдавать в аренду местным мужикам землю. А уж мужики умудряются творить на земле истинные чудеса, почище китайцев или корейцев. Правда путем непрерывной борьбы с природными и административными стихиями.

Такая она, московская жизнь. Сложная. Ведь чем живут москвичи? Помидором! Знаменитым “астраханским помидором”. Он добывается нелегко. Ведь это только кажется, что плюнь зернышко в землю - помидор и вырастет. Да, здесь очень много солнца, иногда слишком много - летом до 45 градусов воздух прогревается. Но больше ничего кроме солнца нет. Если не считать людей. Арбузом в последнее время жить невыгодно, он из-за стоимости воды обходится дорого, а покупают его перекупщики известной кавказской национальности за копейки - по 2 рубля за кило. Зато Евгений, как и другие фермеры-москвичи, выращивает дыни и перец. Но основа жизни все равно - помидор.

Центральный поселок - Вязовка. Возле нее плодились деревеньки, такие же как Москва. Об этом можно узнать в Вязовской школе, где есть музей. Вязовка - очень старое селение, со времен Стеньки Разина известное. Здесь поговорка сохранилась: “Нечем платить долгу - ступай на Волгу; либо в бурлаки - либо в разбойники”. Сюда приходили разбойничать. Как раз те люди, которые от долгов бежали, либо просто искали волю, которой здесь вполне хватало. Вдоль Волги проходила “ордобазарная дорога”, на которой можно было поживиться. Те, кто сбежал сюда, прятались по балкам и совершали бандитские набеги. Да и Волга невдалеке течет, там вообще “золотое дно” - сплошные караваны торговые. Только там конкуренты на островах, “воровские казаки”. Серьезные ребята, в свой бизнес не пускают. А потому здешние беглые вскоре начали обучаться жить землей и скотоводством.

“Вязовка” - потому что путники на дороги “вязли”. Не только в балках, но и в разбойничьих засадах. В сущности Вязовка есть сборище деревень, причем организованных по признаку исторического происхождения. В Москве послелись беглые из Московской губернии. Есть деревня Хохлы, которую основали украинцы, сбежавшие из-под Острогожска. Есть деревенька Самодуровка, в которой когда-то полные “оторвы” жили, с Тамбовщины. Ну, чисто “тамбовские волки!” Там, в Самодуровке, и кабак был, и вообще самодурские до последнего придерживались разбойничьего промысла. Позже, в XIX веке появилась еще одна деревня, поближе к Волге: Кальновка. Названа она была в честь барина Кальнова, который и сам обосновался, и своих крепостных с собою привез. После потомки крепостных составили костяк колхоза “Красное знамя”. Умение думать не своей головой, как видно, из поколения в поколение передается. Теперь разница между деревнями нивелировалась и жителей всех деревень объединяет только одно: труд на земле.

Кстати о москвичах, жителях деревни Москва. Она здесь всегда считались “просветленными”, можно сказать, элитой, высшей кастой. Потому что истинные “великороссы”. Теперь, что интересно, самые коренные, древний род москвичей имеет фамилию “Хохловы”. А больше коренных почти что и нет. Между прочим старший из рода Хохловых - страстный животновод, до сих пор овец разводит.

Евгений считает себя “абсолютным оптимистом”. Его принцип: “работай - и всегда жизнь будет полна”. Еще Ануфриев утверждает что во всех поселениях Вязовки таких, как он, - четверо из пяти. То есть 80% честно трудятся и свой хлеб имеют. Да еще и с маслом. А уж черную икру сверху намазать на Нижней Волге сам Бог велел.

Есть только один дефицит в Москве и соседних деревнях: рабочая сила. Даже при оплате в 80 копеек за килограмм собранных помидор днем с огнем не сыщешь исполнителей. Они диктуют свои условия, поэтому батраками работников вовсе не назовешь. Большинство из тех, кто занимается землей - т.н. “арендаторы”; они берут в колхозе или в сельсовете гектар или два земли и потихонечку на них ковыряются. Фермеров уровня Ануфриева, то есть у кого земли десятки или сотни гектар - немного. С работниками Евгений выход нашел: на весенне-осенний сезон он приглашает их со стороны, с Востока. Это такие люди, которые и землю любят искренне, и умеют в ней грамотно копаться, не хуже корейцев. Только Евгений просил не называть ни гражданства, ни национальности рабочих: проблем не оберешься. Важно, что оформлены они официально, визы у них есть, а для их проживания Евгений даже в Москве купил домик. А на оплату своего труда работники не жалуются.

Тем не менее: приезжают к примеру оптовики из Петербурга - им надо 70 тонн помидор. Один сборщик в день может собрать не больше 700 килограмм (помидоры продаются прямо с плантаций). Получается, 100 человек должны потрудиться! Так что наемных рабочих даже таким серьезным производителям как Ануфриев не хватает.

Кстати о природе здешнего края. Евгений лишь недавно открыл для себя, где ему довелось родиться жить. Приехал сюда некий господин из далекой Австралии, походил, посмотрел, носом поводил... и воскликнул: “Ва-а-ау! Ну, чисто моя Австралия! Только где кенгуру?” Этого животного в Москве пока не водится. А вот верблюды бывает захаживают. И Ануфриев понял главное: его отцы, деды - приручали природу, воду пытались в пустыню гнать, зерновой клин увеличивать. А нужно было под природу подлаживаться, понимать ее, роднулечку. Так поступали прадеды и пращуры, которые обживали неуютный сей простор, Москву строили. Не сразу строили, размеренно, но с умом.

Больше всего Евгений лично меня удивил... отношением к москвичам - тем, которые столичные жители. Мне случалось уже бывать в Москве-деревне, только совсем в другом регионе, на Севере. Там прям сплошной негатив о столице просматривается (если смотреть глазами “северных” москвичей). И чопорны в столице, и наглы, и бессовестны. “Южный” москвич Ануфриев совсем иначе относится к столице. Москвичи столичные ему нравятся:

- Они спокойные, размеренные. Цену себе знают. Думаю, это от природы: там деревья растут, ветров степных нет, и в головах ветра нет. А мы здесь более вспыльчивые, “острые”. Я что заметил хотя бы по Астрахани: на перекрестках люди машинами специально сталкиваются или хотя бы “поддают” сзади, чтобы выбежать из своей машины и сказать: “Ну, ты, чего прешь!” Мягкие и добрые мы только осенью, когда помидор сдали и денежку заработали. У нас и выборы устраивают только осенью. А что касается знаменитого московского “понаехали тут...” Так мы, деревенские, действительно город Москву заполонили! А знаешь, что я люблю? Это, когда в вашей Москве гощу - приехать в центр, на Манежную площадь, сесть на скамейку - и наблюдать за темпом. Москва - деловой город, энергичный. А вот Петербург другой. Он более спокойный. Это наверное потому что бедных побольше, кому терять-то и нечего. Вот и не суетятся...

В Москве Евгений бывает конечно по помидорным делам. Большинство продукции он сдает перекупщикам, но часть возит сам. Непростой путь. Чтобы довести “Камаз” до первопрестольной, нужно шесть с половиной тысяч рубликов на постах ГАИ раздать (по тарифам прошлого сезона). “Газель” втрое дешевле обойдется, ведь на постах надо не по триста рублей совать, а по стольнику всего. Да и гаишников понять можно, ведь они за мзду закрывают глаза на то, что грузовой транспорт вдвое положенного везет. По любому путь из одной Москвы в другую непрост. Но ведь москвичи астраханские кормят москвичей столичных - помидорами, дынями, перцем. А значит одни без других не могут, как дерево и корни. Тем более что все проживают в бассейне одной великой реки, матушки-Волги. А значит одной артерией питаются. Астраханские москвичи - в большей мере, ведь за свой “кусочек” Волги они платят немаленькие деньги, и тарифы растут год от года.

А на рынках московских стоять не доводится, мафия не дает. Приходится сдавать продукцию на подступах к столице, на “стоянках-отстойниках” - все тем же смуглым мужчинам в кепках-аэродромах. Впрочем пока и такой бизнес приносит доход, а значит общение, а так же духовное единение двух Москв продолжится.

Начинал свое фермерство Евгений с Нафани, старого “УАЗика”. У Евгения каждая единица техники человеческое имя имеет. “Газель” у него - Нюша, трактор - Мишаня, мотоблок - Васек. Ну, и так далее по мере приобретения техники. Без одушевления железок в Москве никакого воодушевления не получится. И еже: отталкиваться пришлось от колхозного опыта отца, который боготворит советское время. В каком-то смысле Евгений - счастливый человек, ведь к моменту развала колхозной системы он был еще юношей. Только чуть-чуть успел он поработать на комбайне в “Красном знамени”, а вот, когда вышел из института (учился он на агронома), пришлось осваивать уже капиталистические отношения, подарившие не только волю (за которой предки когда-то гнались), но и неопределенность.

Спасло то, что их было семеро. Ануфриев, как и шестеро его ровесников, взял землю в аренду и начал выращивать лук. Начал с лука потому что тогда, в 96-м, с водой было полегче и он приносил прибыль. Купили на всех общий трактор, помогали друг другу всем. И уже через год Евгений стал строить в Москве новый дом. Все семеро теперь выросли в серьезных фермеров. И ни один не бросил землю, не ушел в более легкое “купи-продай”. Только один отошел, Владимир Погорелов - да и то лишь потому что его супруга серьезно заболело, надо в городе жить, чтобы ее лечить. Ничего: вылечит - опять к своим плантациям вернется.

Жена Евгения, Елена - горожанка, из Волгограда. Впрочем ее мама родом из этой деревни, поэтому Елена не случайно большой город на маленькую Москву променяла. Как минимум здесь ей хорошо, тем более в земле копаться Елена тоже любят. У Ануфриевых двое детей, Наталья и Надежда, они тоже потихоньку помогать начинают. Хоть членов крестьянского хозяйства двое (Евгений и Елена), не по-детски помогают мама Евгения, Валентина Георгиевна, и бабушка Елены, Мария Трофимовна. Пусть здесь летом жарища, зато весной случаются нехилые заморозки. Поэтому вся рассада выращивается в теплицах, и уход за юной порослью обеспечивают старшие. Мама и бабушка - надежный тыл. Без него ничего бы у Ануфриевых не получилось бы. А вот отец еще за колхозный строй. Ему обидно, что порушено то, что он тридцать лет строил (он столько председательствовал).

Стиль ведения хозяйства у Евгения немножко не русский. Он против обычного для нас раздолбайства:

- Вообще мы живет рисково, как картину рисуем. Ведь зависим от погоды, от цен, от всего. Но все равно надо делать вокруг себя красивую жизнь. И чтобы порядок каждый наводил прежде всего в своем огороде - тогда и страна хорошо жить будет. Представляешь: я начинал - так мне в первый год теплицу порезали. От зависти, потому что колхозники. А теперь уже никто ничего не трогает, технику, заправленную соляркой, можно в степи оставить. В общем культура появилась, а, значит, какой-то важный этап мы прошли. И знаете... душа стала лучше у людей! Потому что лично на себя работают...

Уже говорилось выше, что фермер Ануфриев не только словами умеет орудовать. В прошлом году внедрил систему капельного орошения - это когда вода индивидуально подходит к каждому кустику. Хотя установка дорогая, 600 тысяч рублей на 10 гектар обошлась, зато теперь урожайность поднялась вдвое - до 1000 центнеров с гектара. Не хуже, чем в Голландии, да еще и помидор весь товарный, прямо на лоток выставляй! От Москвы до Москвы доедет без проблем, даже несмотря на унизительные очереди у бесчисленных постов. Теперь у Евгения новая цель появилась: переработка. Вот, если получится у него - будет Ануфриев банки с томатами закатывать. Товарный знак пока не придуман, но возможно на банке будет лейбл: “Москвичи - москвичам! С любовью...”

Москва с уверенностью смотрит в будущее. Смотрит и так же Будущее на деревеньку Москва?

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Астраханская область.