Часть 2

...Летом 1604 года из Нарыма вышел отряд казацкого головы Гавриила Писемского и сына боярского Василия Фокина. Тоян поделился с русскими сведениями о своих соседях, ближних и дальних. Первым делом он указал на самого ненавистного и свирепого соседа -- кыргызского князя Номчу, который стоял на озере Тенгери-куль; его владения начинались на реке Кие, притоке Чулыма, всего в трех днях езды от Томска. Номча возглавлял союз четырех кыргызских княжеств.

Еще одним беспокойным соседом был князь Абак, предводитель телеутов, который жил на левой стороне Оби, в пяти днях езды от Томска. Телеуты -- это алтайцы, народ кыпчакского происхождения, родстенники легендарных половцев. Знал Тоян и дальних соседей, в частности -- ойратов. В середине XVII века ойратов было 600 тысяч человек, при этом только ханское войско составляло 10 тысяч.

С такими силами в Сибири русские сталкивались впервые; войско Кучума было намного меньше. Пусть и дальнее, но все же соседство мощного народа вызвало беспокойство у тобольского воеводы, у которого не было таких сил, чтобы защищаться, если ойраты задумают пойти войной на русских. Аналогичного мнения придерживался и Борис Годунов. Но, по счастью Есим и Алтын-хан заключили союз против ойратов, что заставило предков нынешних калмыков перекочевывать с верховий в низовья Иртыша, к границам русских владений. На удачу Москвы, ойраты, казахи и Алтын-хан давно уже вели войну всех против всех, и русские стояли в стороне от схватки за господство над территориями. Москве даже перепала роль арбитра.

В 1606 году в Томске произошло знаменательное и очень неприятное событие. Туда прибыла жена кыргызского князя Номчи и попросила принять ее в русское подданство. Случай -- исключительный. По монгольским обычаям ханша имела право участвовать в управлении ханством в отсутствие мужа и вместе со старшим тайджи принимать послов -- но межгосударственные дела в степных ханствах решались ханами. В дипломатические переговоры вступали тайджи, мурзы, иногда мергены, но чтобы в качестве посла выступила ханша, -- это было впервые в истории.

Реакция томских воевод Василия Волынского и Михаила Новосильцева была, как бы теперь сказали, неадекватной. Они попросту... ограбили ханшу, отобрав у нее в том числе и соболью шубу. По большому счету, русские поддержали монгольские традиции, поставив зарвавшуюся бабу на место, но именно с этого мерзкого эпизода и началась длинная череда русско-кыргызских войн, которые завершились только в 1704 году.

Ответ хана Номчи не заставил себя ждать. Тем же летом 1606 года он напал на чулымских татар, уже "объясаченных" русскими. Кыргызы прошли по ясачным татарским волостям, разграбили их и прошлись также по окрестностям Томска, загнав его защитников за стены острога. Пожалуй, хан Номча многократно окупил стоимость отнятой у его жены шубы уже в первом походе на русских.

Торгоутские тайджи в апреле 1607 года направили посольство в Томск, к воеводам Волынскому и Новосильцеву с предложением: покорность в обмен на защиту от монголов Алтын-хана. Казалось бы, благоприятный случай для расширения влияния, но русские не торопились: их в Сибири было покамест недостаточно для того, чтобы подавить орды степных владык.

Поскольку Московия уже вверзлась в смуту, рассчитывать на подкрепления не приходилось. Но русские воспользовались междоусобными распрями степняков. В июне 1607 года в Тару приехало большое ойратское посольство во главе с князем Кугонаем Тубиевым, которое от лица 49 тайджи и 120 тысяч подданных принесло клятву Москве. Кугонай пообещал тарскому воеводе, что перейдет в русское подданство, если русские окажут ему военную помощь против казахов и Алтын-хана Шолоя Убаши. Также Кугонай попросил разрешить ойратам торговать в русских владениях. Предложение было принято, и уже в том же году степняки продали русским 550 лошадей.

В декабре 1607-го ойратское посольство во главе с тем же Кугонаем и с тайджи Баучином, Дэвлетом, Арлаем, Кепсеем отправилось в Москву просить помощи у русского царя, которым в то время был Василий Шуйский. 18 февраля 1608 года посланники побывали на аудиенции у царя Василия. Но что мог такого пообещать царь Василий ойратам, если он сам боролся с мятежниками и самозванцем Лжедмитрием II, который пошел походом на Москву? Царь отказал ойратским посланникам в военной помощи, но разрешил торговать им во всех городах Сибири: в Таре, Томске, Тобольске, Тюмени, и приезжать с торгом даже в Москву.

В самой Московии царили страшный голод и разруха, а по Сибири прокатывались одно восстание за другим, да к тому же началась война с кыргызами. Если бы не сибирская война между ойратами, Алтын-ханами, казахами и телеутами, всех русских за Камнем перебили бы как щенков. Жалкие остатки русского населения отсиживались в острогах, не решаясь строить деревни. 1611 году кыргызский хан Номча с сыном Ишеем прошел походом и разорил несколько ясачных волостей по Чулыму. Русские в ответ "кусались" лишь робкими вылазками, да и то лишь для того, чтобы кочевники не осознали их слабость и не пришли добивать.

В начале 1614 года Номча начал большой поход на русские волости. 8 июля года нападению подвергся Томск; кыргызы осадили город и перебили в подгородных селах много служилых казаков, стрельцов и пашенных крестьян. Осажденные делали вылазки из острога и сумели убить в бою нескольких знатных степняков. Впрочем, полностью доверять реляциям, описывающим подвиги русских, нельзя, ибо казаки нередко подавали прошения о повышении жалованья, в красках описывая, как они лично в бою зарубили князя или мергена.

В 1615 году в Кузнецкую волость отправился отряд служилых во главе со стрелецким сотником Иваном Гущиным и атаманом Баяном Константиновым. Этот поход был настоящим завоеванием и разорением благодатного края. Русские стали выбивать ясак у кузнецких татар, расправляясь с непокорными и захватывая заложников. Татары, оказавшись неспособными отразить нападение, обратились за помощью к кыргызам и ойратам -- и в Кузнецкую волость пришло большое войско, общей численностью до 5 тысяч человек.

Русский отряд был окружен и осажден в укрепленном городке. Казаки просидели в осаде десять недель, после чего им удалось с боем прорвать окружение и вырваться в Томск. Неудача похода не обескуражила томского воеводу: на следующий год, в августе 1616-го он снова отправил в Кузнецкую волость крупный отряд. Против них выступила орда из кыргызов и чулымских татар. Нашим на сей раз удалось разгромить противника, после чего кузнецкие татары стали платить дань русским.

В 1617 году томский отряд дошел до Енисея и обложил данью тубинцев и маторцев. А в 1618-м казаки под командованием сына боярского Остапа Харламова поставили Кузнецкий острог. А чуть ранее тобольский воевода снова сделал попытку подчинить своей власти ойратов-торгоутов и направил к торгоутским тайджи Хо-Урлюку, Далаю, Кузену и Чингиру посольство. У четырех старших тайджи было в общей сложности 40-тысячное войско, но среди них уже были противоречия по поводу дальнейшего противостояния с казахами и Алтын-ханом. Тайджи Хо-Урлюк склонялся к продолжению войны, а Далай -- к миру, пусть бы и ценой присоединения к какой-то из сторон. Поэтому на переговорах с русскими послами Далай заявил о своем желании перейти в русское подданство -- но при условии перекочевки поближе к Таре и защиты со стороны русских.

К Алтын-хану был направлен Василий Тюменец; русский посол обсуждал с властителем монголов возможность военного союза. Алтын-хан Шолой Убаши заверил представителя Москвы в своей дружбе и пообещал помочь военной силой и оружием. Он также признавал военные успехи русских в Кузнецкой котловине и дал согласие на взимание дани с кыргызов. Сразу же он отправил ответное посольство во главе с Каян-мергеном и Кичеем, главной задачей которых был сбор сведений о Московии.

В 1617 году халхаское посольство побывало в Москве. В Посольском приказе их визит был воспринят как выражение готовности монголов принять русское подданство. В обратную дорогу вместе с монгольским посольством поехал Иван Петлин, задачей которого было продолжение переговоров с Алтын-ханом и визит в Китай.

В 1620 году Петлин вернулся в Москву в сопровождении монгольского посланника Тархан-ламы. Алтын-хан просил у московского царя военной помощи против ойратов и присылки оружейных мастеров. В Посольском приказе Тархан-ламе было официально заявлено, что помощь будет оказана только в случае принятия русского подданства.

Между тем в Сибири усилился еще один кочевой народ: ойраты-чоросы. Он вторглись в верховья Иртыша, Бии и Катуни, в приграничные телеутам земли. Абак, столкнувшийся с сильным противником, послал гонца в Томск и запросил военной помощи. Томский воевода пообещал союзнику помощь, но так и не прислал. Вторжение чоросов было телеутами отбито, но с немалыми потерями. После этого Абак разорвал союзный договор с русскими.

В прииртышской степи продолжалась война ойратов, торгоутов и чоросов с казахами и Алтын-ханом. В изнурительном противостоянии торгоуты заметно слабели и сдавали позиции. Ойратские тайджи направили посольство к хану Есиму с просьбой о перемирии. Они рассчитывали, что хан отвлечется на переговоры, и одновременно напали на казахские улусы.

Ответ хана Есима был страшным: он приказал перебить все посольство, а весной следующего года снова собрал ополчение и снова вторгся в кочевья торгоутов. В том же году он заключил антиойратский договор с Алтын-ханом. Весной 1620 года и он тоже начал поход против ойратов, выбив их из долины Черного Иртыша.

Вновь в ход пошла дипломатия, но русское правительство все дела в Сибири рассматривало с точки зрения перехода в подданство Москвы. В 1621-м посольство в Томск послал Абак. Он восстановил союзный договор с русскими ввиду большой опасности от ойратов, которые теперь кочевали на левобережье Оби, совсем недалеко от его владений. В Москве окончательно поняли, что крупные сибирские ханства и княжества -- Телеутский улус, Халхаское ханство Алтын-хана, ойратские тайджи -- не собираются переходить в русское подданство, а стремятся получить военную помощь и пополнить свои арсеналы европейским оружием. Русские решили сложившееся положение переломить.

В 1623 году вышел царский указ о запрещении проезда ойратов и хотогойтов в Москву, о запрещении монгольской торговли в русских городах, а также о строжайшем запрещении продажи им оружия, ружей, пороха и свинца. Именно в это время в Тобольске собрали последних оставшихся в живых участников похода Ермака, Савва Есипов записал их рассказы и составил синодик павших в битве у Чувашского мыса казаков. Архиепископ Тобольский Киприан, назначенный на кафедру в 1621 году, приказал воздавать Ермаку вечную память как "пострадавшему за христианскую веру".

Это был момент, когда русских выбить из Сибири не стоило почти ничего -- достаточно было ойратам перейти в общее наступление. Но ойраты потерпели поражение в войне с казахами и Алтын-ханом и утратили свои прежние кочевья. Самый активный среди торгоутов сторонник продолжения войны, тайджи Хо-Урлюк, принял решение откочевать из приобских степей на запад и поискать свободные земли там. В 1623 году ойраты-торгоуты, которые подчинялись тайджи Хо-Урлюку, двинулись на запад, вдоль русских границ, обходя и казахские улусы. Они прошли более трех тысяч километров, пока, наконец, не осели окончательно в низовьях Волги, в ее степном правобережье. Так возникла современная Калмыкия.

Русские между тем стали осваивать северные территории Сибири. Там появились русские города -- Мангазея на Тазе и Туруханск на Енисее. Большой, широкий Енисей был удобной дорогой как летом, для стругов и дощаников, так и зимой, для обозов, да к тому же он не пересекал враждебных русским земель. Напротив впадения Ангары в Енисей, на крупном перекрестке водных путей был основан Енисейский острог. Управляли им сыновья боярские, присылаемые из Тобольска, пока в 1623 году из Москвы не был прислан воевода Яков Игнатьев Хрипунов.

Первым делом енисейские служилые попытались уговорить тунгусов перейти в русское подданство. К тунгусским князьям было направлено посольство. Зимой 1619 года в Енисейск приехали князья Харичей и Тасика, которые заявили, что они хотели бы перейти в русское подданство, чтобы не зависеть от бурятов и не платить им дань, но перехода не желает простой народ тунгусских улусов.

Скоро русским на Енисее пришлось столкнуться с самыми сильными вассалами кыргызов, качинскими татарами, которые сами себя называли "хаас", от чего и пошло их русское наименование "хакасы". Русские дальше на юг не пошли и повернули свои отряды на восток, в обход кыргызских владений. В том же 1628 году из Енисейского острога вышел отряд атамана Ермолая Остафьева, который на Кане, в 150 верстах от впадения его в Енисей, поставил Канский острог.

Север платил ясак русским, восток платил дань бурятам, а юг и запад платили алман кыргызам. Русские не обладали в этих местах большой военной силой, но и у кыргызов не было тогда ни сил, ни возможностей выгнать русских из Хаастарской степи, да к тому же кыргызы были ослаблены долгой войной с Алтын-ханом. Кыргызские князья сами стали склоняться к мысли попытаться установить с русскими союзнические отношения -- чтобы все свои силы направить против монголов.

Подчинив себе Кузнецкую котловину, русские в 1622 году принялись облагать ясаком северные роды телеутов. Это было уже вторжением в сферу власти Абака, в то время единственного союзника русских на Алтае. Его орда прикрывала русские владения с юга от вторжения мощных степных народов, в первую очередь, ойратов и монголов Алтын-хана. Скоро Алтай оказался на пороге войны между русскими и местными народами.

В мае 1624 года телеутов и улусные люди Абака напали на русскую пашню недалеко от Томска. В ответ на это нападение томский воевода послал посольство к Абаку с выговором в отказе от договора и требованием выдать виновных в разбое. Посольство было ограблено, а один казак из охраны убит.

Мир кончился, но Абак не стал нападать ни на Томск, ни на Кузнецк, но и не реагировал на попытки русских замириться. Дело в том, что в Барабинской степи летом 1628 года вспыхнуло восстание. Барабинские татары перебили целый отряд, умертвив сына боярского Еремея Пружинина и 18 служилых татар. Взбунтовавшиеся татары послали гонцов к телеутскому князю Абаку и ойратскому тайджи Когутаю, которые им оказали помощь и содействие.

Вскоре во главе восстания встали внуки хана Кучума Аблай-Керей, Даулет-Керей и Тауке. Небольшой Барабинский острог, который обороняли 30 казаков и стрельцов, был взят и сожжен. Летом 1628 года Аблай-Керей с большим войском, составленным из своих воинов и присоединившихся восставших бара-бинских татар, осадил Тару. Сибирское ханство было восстановлено.

Новый сибирский хан Аблай-Керей, в отличие от своего деда, пользовался широкой поддержкой других народов степи и Алтая, которые уже успели почувствовать на себе все "прелести" господства русских. Большой отряд из 2 тысяч всадников хана Албай-Керея напал на Томский острог и разгромил деревни вокруг города. Сам острог выстоял в силу своей большой и сильной артиллерии. Томские воеводы стали строить дополнительные укрепления: острог вокруг стен города и рвы с рогатками против конницы. Русские готовились к затяжной войне. Впрочем, москвичи попытались восстановить отношения с ойратами. В 1632 году было объявлено о восстановлении посольских и торговых связей -- но только с условием прекращения нападений и отхода ойратов от русских владений. Ойраты эти условия приняли.

В 1631 году Алтын-хан Омбо Эрдэни направил в Томск посольство с предложением о совместных действиях. В это время он вел войну против южномонгольского Лигдэн-хана, в которой проигрывал. В 1634 году из Москвы к Алтын-хану было отправлено большое посольство во главе с Яковом Тухачевским. Когда русские прибыли в ханскую ставку, выяснилось, что Алтын-хан оправился от поражения, нанесенного ему Лигдэн-ханом, военная помощь ему уже не нужна, а о переходе в подданство Москвы он и слышать не желает.

Но выпроваживать большое и представительное посольство москвичей хан не стал. Яков Тухачевский три месяца потратил на уговоры, и Омбо Эрдени в конце концов согласился дать клятву от имени себя и своего народа в мире и дружбе с русскими -- в обмен на клятву Тухачевского. Ну, мы знаем, что значат русские обещания...

-- КУДА ОН ЗАВЕЛ ИХ?..

--

...С этой высоты болото похоже на таинственную и недоступную страну Эльдорадо. Как будто бы ты, взобравшись, наконец, на горный перевал, увидел вдруг под своими ногами сказочную долину. "Легкий", 20-градусный морозец особенно просветил дали и болото сегодня видно полностью -- на многие километры. В народе его называют "Чистым".

Это сейчас, зимой, Чистое болото, с реденьким лесом многочисленными "проплешинами", кажется прекрасным и завораживающим. Летом, когда сойдет снежная поволока, обнажатся топи, и над ними воспарят тучи жаждущих крови насекомых, болото покажется страшным. В Чистом Болоте и сейчас не в меру азартные любители грибов и клюквы могут с легкостью заблудиться. Здесь на каждом шагу поджидают ловушки: омуты, трясины, "мигрирующие кочки" -- ты перепрыгиваешь с кочки на кочку, а через минуту твердая опора может отплыть настолько, что назад уже не вернуться: не на что наступить...

Все деревни здесь расположены на горах. Правда, их немного: Село Домнино, где некогда находилась усадьба матери Михаила Романова, Ксении Шестовой, село Шепилово и деревня Перевоз. Была еще деревня с простеньким названием "Деревенька", но ее ныне не существует. На ее месте, на кромке векового леса, стоит каменная часовня, на которой висит табличка, указывающая, что часовня эта де построена на средства крестьян на месте деревни, где Иван Сусанин с семьей и проживал.

По прямой, лесом, от деревенек до Домнина около трех километров. Если взять левее, аккурат упрешься в обрыв над Чистым болотом. По преданию, поляки захватили Сусанина в Деревеньках и велели вести к русскому принцу. Хитроумный Иван, который был к тому же местным старостой, ценой своей жизни увел злодеев "налево". В географии (самолично прошел этот путь!) все поразительно совпадает, но вот, что касается преданий...

Да и среди документов, доказывающих реальность сусанинского подвига, по-настоящему достоверным является одна единственная грамота, данная по совету и прошению матери царя Михаила 30 ноября 1619 года крестьянину Костромского уезда села Домнина Богдашке Собинину. Поскольку это единственный источник, сообщающий правду о подвиге (остальное есть не более чем художественный вымысел), резонно привести его текст:

"Как мы, великий государь, царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси, в прошлом 121 году были на Костроме и в те поры приходили в костромской уезд польские и литовские люди, а тестя его, Богдашкова, Ивана Сусанина, литовские люди изымали и его пытали великими и немерными муками, а пытали у него, где в те поры мы, великий государь, царь и великий князь Михаил Федорович всея Русии, были, и он, Иван, ведая про нас, великаго государя, где мы в те поры были, терпя от тех польских и литовских людей немерные пытки, про нас, великого государя, тем польским и литовским людям, где мы в те поры были, не сказал, и польские и литовские люди замучили его до смерти..."

Далее, согласно грамоте, Богдашке Собинину, зятю Сусанина (у героя была лишь одна дочь), жаловалась "половина деревни Деревенищ, на чем он, Богдашко, ныне живет, полторы чети выти земли велели обелить... и на детях его, и на внучатах и правнучатах, наших никаких податей и кормов, и подвод, и наметных всяких столовых и хлебных запасов... имать с них не велели..."

Грубо говоря, потомкам Сусанина царской грамотой дарованы были воля, земля и налоговые льготы. Навечно. "Вечность" закончилась вскоре, в 1630 году, когда мать царя, Ксения Шестова отдала Домнинскую вотчину вместе с Деревеньками московскому Новоспасскому монастырю. Потомкам героя, Богданке Собинину, дочери Сусанина Антониде и их детям Данилке и Костьке, в обмен на отнятое была дарована пустошь Коробово.

Какая из русских живописных картин может считаться истинным символом Руси? Конечно же, "Грачи прилетели"! Что-то в этом неброском пейзаже с грязным снегом и серым небом есть такое... пронзающее душу, что ли. Этюд к картине сделан Савравовым в 1871 году в селе Молвитино, которое теперь именуется Сусанино. Церковь на заднем плане картины -- храм Воскресения Христова.

Село Молвитино переименовали в Сусанино в 1939 году, говорят, по велению Сталина. Казалось бы, какая может иметься связь между большевиками и царским... спасителем? Бред какой-то! Это все равно, как если бы сейчас мы реанимировали героизм Павлика Морозова. По мнению Татьяны, в дело вмешалась политика. В 1939-м между нашими и немцами была поделена Восточная Европа (в том числе, Польша и Литва), посему история про борца со зверством поляков оказалась как раз кстати. Между прочим, про Сусанина в России не вспоминали вплоть до начала XIX века, и приведенный выше документ историки "откопали" в архивах к моменту начала колонизации Польши. Первые признаки сусанинского культа появились перед войной 1812 года, когда в журнале "Друг просвещения" был опубликован "Исторический анекдот", в котором впервые художественно описывается подвиг Сусанина, названного изначально "русским Горацием".

Оперу впервые написал (не оперуполномоченному, если что -- а музыкальное произведение), на основе распространившихся сказок о Сусанине, обрусевший итальянец Катарино Кавос. Он осел у нас после 1812 года и был настолько обуян "патриотическими чувствами", что вскоре из-под его пера вышло произведение со... счастливым концом. "Хеппи энд" заключался в том, что Сусанина спасал подоспевший отряд наших ратников. Глинка в своей опере (сочинена она в 1836 году) допустил более реалистичный конец. Он первоначально ее так и назвал ее "Иван Сусанин", но, по настоянию дирекции театров ее переименовали в "Жизнь за царя". "Родное" название опере вернули при советской власти. Думаю, не следует лишний раз пояснять, почему возрождение этого гениального произведение на русской сцене состоялось одновременно с переименование села Молвитино в Сусанино.

...Так получилось, что все деяния Ивана Сусанина совершены как бы посмертно. Мы не знаем ни единого факта из жизни героя до того знаменательного дня марта 1613 года (точная дата не установлена), зато многочисленен список событий, произошедших позже. Сусанин, на мой взгляд, человек, не только укрепивший что-то, но и герой, впервые подбивщий... камень под фундаментом самодержавия. Глупость старых и новых правителей заключалась в том, что, продвигая личность Сусанина, они упирали на то, что его подвиг был совершен во имя одного единственного человека. В Костроме до революции стоял совершенно нелепый памятник Сусанину: на вершине мраморной колонны красовался непропорционально большой бюст царя Михаила, внизу же колонны на коленях стоял маленький мужик в арапнике. Так сказать, образ народа. И народ отомстил.

Считается, что Сусанин похоронен в ограде Успенской церкви в Домнине. Об этом напоминает высокий крест, установленный несколько лет назад. И снова находятся скептики, утверждающие, что Иван Осипович похоронен в других местах: Ипатьевской слободе, в Шепилове, а кто-то говорит, что останки его так и остались покоиться в Чистом болоте. Пусть спорят: уж мы-то наверняка знаем, что Сусанин покоится просто в Русской земле.

"Коробовские белопашцы" - удивительная страница русской истории. Можно было бы ее назвать и беспрецедентной, но царь Михаил Романов в свое время сделал "белопашцами" к примеру жителей Толвуйского погоста, что в Заонежье -- за то, что те приютили его с матерью Марфой Иоанновной во время гонений от достигшего высшей власти, но несчастного Годунова.

Нынешний лидер организации потомков Сусанина отставной подполковник Виктор Дмитриевич Белопахов рассказывает красивую легенду о том, что мол жили "белопашцы" в пожалованной царем деревне Коробово чинно и благородно, с громадным трудом добывая свой хлеб на скудных землях. К тому же потомки плодились, а надел в 78 десятин, выделенный дочери Сусанина, ее супругу и сыновьям, оставался незыблем. И вот однажды в общине приключилась беда: поблизости от Коробова стали бродить раскольники -- и "белопашцы" из приютили. За что и пострадали: губернские власти решили избавиться от наиболее уважаемых членов общины, сослав их в разные концы империи, большинство же -- в Саратовскую губернию. Назовем это "первой версией разгона коробовского рая".

Семейное захоронение Собининых в селе Прискокове.

Среди потомков Сусанина есть много достойных людей: и генерал, и солистка Метрополитен-опера и даже советник президента США. Особо никто не кичится уникальным происхождением, тем более что Сусанин -- фигура не только противоречивая (ибо еще историки XIX века Соловьев и Костомаров доказывали, что подвиг Сусанина -- миф), но и анекдотичная. Дело в чем: мы любим власть, когда обижены, и вопием к доброму царю, чтобы снизошел и разрулил. Мы не любим власть и соответственно фигуры, приложившие силы для ее утверждения, когда сыты. Да, сложный мы народец, - подит-ка, угоди...

Достаточно побывать в деревне Коробово и окрестных весях, чтобы впасть в некоторое недоумение и задаться вопросом: "почему слово "белопашец" для местных -- ругательное?" "Белопашец" вообще-то -- это крестьянин, наделенный особенными правами. Он не платит налогов и повинностей, его не в праве трогать местные власти, ведь он служит исключительно царю, но вовсе ему не принадлежит. Антипод -- "чернопашцы", простые смерды, которые по сути и не люди вовсе, а так, материал для повышения благосостояния государства.

...Итак, муж единственной дочери Сусанина Антониды, Богдан Собинин, воспользовавшись радостной для русского дворца вестью (в 1619 году выпущен из польского плена отец Михаила , Филарет), добрался до столицы и встретился с матерью царя Марфой. Та скорее всего бывала Домнине, а уж ее муж еще до насильственного пострижения в монахи и плена -- наверняка. Кто-то из них мог знать Сусанина, который был сельским старостой. Вне зависимости от того, произошел ли инцидент с поляками либо его не было, царская милость к тем, кто поддержал род Романовых, была очевидна. В 1619 году Михаил выпустил немало грамот с формулировкой "по Нашему царскому милосердию и по совету матери нашей..." К тому же Марфа, похоронившая четырех своих сыновей и чудом спасшая единственного оставшегося в живых сына, слишком понимала чаяния единственного отпрыска Сусанина.

В 1630 году случился конфуз. Марфа Иоанновна умирает, завещав со многими землями Домнинскую вотчину Новоспасскому монастырю. Через три года появляется новый царский указ, который повторяет слово в слово описание подвига Сусанина, а так же жалует "вдове Богдашки Собинина Антонидке с детьми ея Данилкою и Костькою" села Красного приселка Подольского пустошь Коробово. Что интересно: земли, которые вновь жаловал царь, еще недавно принадлежали его врагу Годунову. Возможно Антонида Ивановна то ли ездила в Москву, то ли посылала челобитную. У нас власть по любому не шевельнется, ежели ей не напомнить.

Я почему об указах подробно говорю. Других документов или свидетельств, подтверждающих истинность подвига Сусанина и право его потомков на землю, не найдено. Были и еще царские указы и постановления: 1644, 1692, 1731, 1741, 1767, 1837 годов. Все они повторяли первый указ 1619 года, но ничего нового кроме изменения языка, они не добавляли. Потомкам героя, пожертвовавшего жизнью ради царя, положены привилегии -- и все тут.

Императрица Екатерина Великая уж насколько была этнически и духовно далека от костромской колыбели Романовых -- и та не преминула встретится с "коробовскими белопашцами" и осыпать их благодарностями. И тут мы вынуждены коснуться второй версии сказания о судьбе потомков Сусанина, которая несколько отлична от официальной. Как известно, русская история виртуальна и прошлое непредсказуемо, тем не менее именно альтернативная правда разгона "коробовского рая" имеет больше документальных подтверждений.

Екатерина положила начало интересному обычаю: всякий раз, когда царствующая особа прибыввла в Кострому, ее на пристани хлебом-солью встречали благообразные потомки Сусанина. Этим обычно все ограничивалось. Однажды, в 1855 году, император Александр II решил не ограничиться ритуалом. Он пожелал воочию увидеть, что творится в деревне Коробово, ведь по идее там уже третье столетие творился эксперимент. Александра стали отговаривать, утверждая, что туда, в Коробово, нет дороги, что вокруг деревни болото, но царь оставался непреклонен. И здесь история раздваивается: то ли сам Александр попал в Коробово, то ли царь послал туда депутацию во главе с великим князем (вероятно Константином). Как бы то ни было, высшие лица увидели в Коробове тихий ужас. Это была нищая деревня, с неухоженными полями и покосившимися домами. Потомки сановному приезду, мягко говоря, не обрадовались, а в ужасе разбежались по окрестным лесам и болотам.

Первая русская "свободная экономическая зона" обернулась губернским кошмаром, "резервацией тунеядцев". Белопашцы попросту обленились и разучились работать. К тому же специальная комиссия открыла, что потомки Сусанина укрывали у себя адептов секты, которая утверждала, что работа -- страшный грех. Сектанты пользовались коробовским правом экстерриториальности: даже губернатор не мог приехать в деревню, не испросив на то разрешения министра Двора.

Что сделал Александр: он значительную часть белопашцев расселил в другие губернии, повелел построить в Коробове церковь во имя Николая Предтечи и четыре новых дома. К белопашцам приставлено было отделение жандармов, принуждавших благодарных потомков к труду. Экономика Коробова понемногу пошла вверх и потомки даже стали меньше пить.

Уточню географию местности. Чтобы попасть в Коробово, надо проехать сначала сельцо Прискоково. Здесь, у алтаря Рождественской церкви похоронена дочь Сусанина Антонида, ее дети и внуки. Могилы восстановили недавно, после раскопок. Если свернуть с трассы налево, попадаются на пути едва живые деревеньки Тарасово, Матушкино, Чулково, за ними "сладкая парочка" - Киселево и Коробово. Обе деревни пока тоже живые, но не сильно.

Здесь как в китайском "инь-янь": между двумя деревнями меньше километра, только в одной всегда помногу работали, а в другой... ну, скажем так, почивали в лучах славы своего предка. И не пускали к себе "чернопашцев", ибо считали свое Коробово государством в государстве. Юлий Никифорович Яблоков, нынешний староста дерени видал старые фотографии этих самых белопашцев, на которых они были сплошь изображены в белых кафтанах. Форма у них такая была, "фирменная". У Никифорыча сосед был по фамилии Львов, так вот когда он напивался, пел песню потомков: "Пили, ели, воровали - все для батюшки царя! И ничего не говоря..." Львов утверждал, что это был гимн белопашцев. Может и врал...

Сам-то Никифорыч в Киселеве живет, но так получилось, что он староста сразу двух деревень. Всего подотчетного населения -- 24 человеческие души, из них в Коробове прописаны пятеро. Две пожилые женщины, Апполинария Задворкина и Екатерина Лебедева, которые являются прямыми потомками, зимуют в городе у детей. Еще одна женщина, бывшая больничная санитарка Татьяна Ионовна Сизова, -- не потомок. Она вдова знаменитого здешнего доктора Сизова, который хоть и был нездешний, много знал о прошлом деревни. И всем желающим коробовские истории рассказывал, потому что те, кто потомки, не просто ничего не знают, а банально стесняются своего "хлебопашества". Больница была в одном из четырех "александровских" домов; она разрушена. Один дом цел, в нем Татьяна Ионовна живет; 150 лет ему, а все как новенький. Церковь, которая, как говорят, по приказу царя была изнутри расписана картинами подвигов Сусанина, разрушили в 1937-м. Теперь на ее месте только фундамент и крест.

Никифорыч инспектирует колодец в Коробове.

Еще один коробовский житель -- Михаил Иванов, инвалид и пьющий товарищ. Пятый, последний... вот с ним проблемы. Он порядочный мужик, непьющий, работящий, но... в общем Татьяна Ионовна просила, чтобы я о нем не писал. Ведь он -- здешний Царь. Кличка такая.

Дело вот, в чем: Александр Феофанов -- не самый скверный из людей, но шибко застенчивый. Написали тут про него в газете что он "пра-пра-пра..." (что правда, поскольку его дед был старостой Коробова), он и обиделся. Это ж он по происхождению -- "белопашец", а по жизни -- работяга. Семьи своей он не создал, не продолжил сусанинский род, зато завел крепкое хозяйство: два трактора у него, лесом занимается. По договору с местной администрацией чистит дорогу от Коробово до Матушкино. Если бы не он, не проехали бы к старикам ни автолавка, ни скорая. И дров бы не было. Потому-то Феофанов и Царь.

Последние (или крайние?) "коробовские белопашцы".

Аккурат между двумя деревнями развалины фермы колхоза "Советская Россия". Все, в том числе и Никифорыч, трудились в нем. Колхоз развалился не потому что тунеядцами были -- ведь он в свое время гремел животноводством и льноводством -- а оттого, что ставили бестолковых, но партийных председателей. Вот назначили хотя бы Никифорыча, который, уходя на пенсию с должности начгара, оставил в отличном состоянии 41 трактор и 20 автомобилей. Теперь нет ни техники, ни колхоза... А теперь Никифорыч как староста с братом Евгением ремонтируют деревенские колодцы. Больше этого делать некому.

Кстати в самом Коробове своя версия по поводу разгрома полуторавековой давности. Здесь уверены, что не за того белопашцы проголосовали. Теперь голосовать стараются правильно, за партию власти. Но привилегии, понимаешь, все равно не возвращают.

-- РАЗЛОМ

Среди жителей Боровска ходит мистическая легенда о том, что город якобы расположился аккурат на гигантском тектоническом разломе и от этого на боровчан сваливаются всевозможные напасти. С научной точки зрения - абсолютно идиотская сказка. Но жизнь показывает, что над Боровском уже седьмой век витает... нет не проклятие, а удивительная благодать! Отчего?

...Когда молодой Циолковский пришел к знаменитому и малопонятному современникам (как, впрочем, и нам, ныне живущим) философу Федорову, который тогда заведовал библиотекой московского Румянцевского музея, тот ему сказал: "Езжайте, молодой человек, в Боровск! Этот город напрямую связан с Космосом..."

Кабинет Фиолковского. Фантазия музейщиков.

И Константин Циолковский действительно поехал в Боровск, где он в течение нескольких лет учительствовал. Здесь он женился на дочери местного священника о. Евграфа Соколова Варваре, и в Боровске у них родились четверо детей. Жили они счастливо, но небогато, и по этой причине часто меняли квартиры, а потому, когда пять лет назад власти города вспомнили, что здесь (именно здесь!) родилась идея проникновения человечества во Вселенную, возникла заминка в выборе дома, из которого можно было бы сделать музей основоположника космонавтики.

Остановились на самом приличном здании, стоящем на живописной, тянущейся от старообрядческой Введенской церкви в сторону Пафнутьева монастыря, улице, которая получила название "ул. Циолковского". Вещей, помнящих великого мечтателя, не сохранилось вовсе, но дом-музей получился замечательный. Нынешний зав. музеем Виталий Бубликов опроверг легенду о якобы "прямой связи с Космосом" Боровска. Николай Федоров действительно приметил Костю Циолковского, когда тот приехал из Рязани поступать в Московский университет. Парень настолько ему пришелся по душе, что он хотел сделать его своим стипендиатом; но юноша проявил независимость характера и отказался. А в Боровск он попал совершенно случайно, по распределению. Между тем, и сам Федоров некоторое время преподавал в Боровске, но, что интересно, оставил он местное уездное училище "по состоянию расстроенного здоровья" и шел он отсюда до Москвы пешком, кланяясь по пути каждой речке и каждому ручейку. Ну, а что касается пресловутого разлома...

- ...Да, я, конечно, слышал, что якобы здесь у нас имеется какой-то "энергетический сгусток", да и данные геологии говорят о том, что тектонический разлом существует. Недаром многие монастыри в округе были уничтожены, а наш остался невредим, а в Великую Отечественную, хотя здесь были жестокие бои, город не разрушили. Хотя... слышал я от стариков, что город наш проклят... Именно поэтому здесь построено так много церквей -- целых семнадцать -- чтобы "отмолить" его. Говорят еще, что у нас очень многие спиваются, и это так... в Боровске немало бомжей и алкоголиков - но, я думаю, в любом провинциальном русском городе так же...

Сомнений не остается в одном: когда Циолковский приехал в Боровск, в его гениальной голове еще только бродили разрозненные мысли о каких-то там полетах, уезжал же он отсюда с полностью оформленной идеей межпланетных путешествий при помощи ракет. А знаете, на что были похожи проекты ракет "а ля Циолковский"? На колокольни боровских церквей! Трудно судить, что здесь являлось первичным, наблюдательность конструктора или смутные предчувствия древних строителей Боровска, но одинаковость облика современных ракет-носителей и здешней духовной архитектуры, как говорится, налицо.

Сотрудники музея сожалеют только вот, о чем. Среди посетителей-россиян неуклонно растет процент людей, которые совершенно не знают, кем был Циолковский. Иностранцы, бывающие в доме-музее, отличаются гораздо большим кругозором; один швед, например, уважительно отозвался о Константине Эдуардовиче как "о вселенском генераторе идей". Иностранцам есть, чему удивляться в Боровске. Например, они не могут понять, как можно колокольню Покровской церкви (в ней служил тесть Циолковского) переоборудовать под... водокачку? И главное -- зачем!? Просто, заморские граждане мало знают наше государство и не догадываются, что в этом царстве с церквами творили такое, что их философиям даже и не снилось.

В центре Боровска

Гениальные озарения к Циолковскому пришли примерно сто лет назад (кстати, по стечению обстоятельств с Боровском были связаны жизни других великих ученых, совершивших революционные открытия: Пафнутия Чебышева и Федора Иноземцева). А два столетия назад в Боровске принял важное решение император Наполеон Бонапарт. Точнее, пришло это решение в деревеньке Городня, невдалеке от Боровска, тем не менее, доподлинно известно, что Наполеон в Боровске останавливался.

Сохранился дом, в котором он ночевал. Даже тот факт, что возле этого особняка установлен памятник Ильичу (да и адрес его - "ул. Ленина, 12" - не отличается оригинальностью), не лишает боровчан уверенности в том, что в нем жил великий корсиканец. Сейчас в доме размещается полиция, которая, по всей видимости, не стремится афишировать факт пребывания исторической личности, а потому никаких памятных досок на сей счет здесь не установлено.

Прекрасно известно, какое именно решение принял Наполеон в Боровске: отказаться от продвижения на Юг, к Калуге, и как можно скорее драпать домой по разоренной его же войсками Старой Смоленской дороге. Но совершенно не ясно, какого лешего Наполеон вообще пошел воевать в Россию. Историкам-то все здесь ясно -- предпосылкой похода на Москву явился целый комплекс геополитических, экономических и прочих причин -- но вот, что интересно: именно в Боровске император впервые задумался о своей авантюре по-настоящему (то, есть, в смысле: "Какого лешего..."). Бонапарте, следуя истинно благородному стремлению покарать русского царя за нарушение Тильзитского договора, запрещавшего России допускать на свой рынок английские товары, да и к тому же дать темным славянам свет Просвещения, был этими же славянами повержен. Наполеон говорил: "Если я добьюсь успеха в России, я буду владыкой мира...", - но недолгое пребывание в Боровске подарило ему горькую мысль о том, что умом Россию не понять. Мысль эта оформилась в знаменитой "наполеоновской" фразе: "От великого до смешного - один шаг".

В отместку, при отступлении французов город и Пафнутьев монастырь были сожжены и разграблены.

Ну, а теперь обратимся к событиям более чем трехсотлетней давности. Боровский монастырь, основанный преподобным Пафнутием в 1444 году, считался очень богатым и "политически благонадежным", а потому в него посылали "на отсидку" неугодных властям еретиков.

В частности, здесь дважды сидел духовный лидер раскольничества и великий русский писатель протопоп Аввакум Петров. Жуткие условия своего содержания он потом описал в знаменитом "Житии". Про разные зверства своих тюремщиков Аввакум рассказал подробно, но из книги совершенно не ясно, где именно, точнее, в какой части монастыря он сидел. При советской власти ученые пришли к выводу, что "камера" -- это небольшая комнатка под монастырской колокольней, украшенной замечательными изразцами работы Степана Полубеса. Там, в нижнем этаже колокольни, впоследствии устроили музей (кстати, очень хороший и на удивление толковый), в котором главными достопримечательностями явились т.н. "Авакумова темница", а так же надгробия с могил боярыни Морозовой и княгини Урусовой, истории которых мы коснемся чуть ниже.

На окраине Боровска.

Десять лет назад сюда вернулись монахи, а вот музею приказано потесниться. И вот вопрос: если указанные выше исторические личности по всем законам Русской Православной Церкви являются еретиками, преступниками, то как же должны монахи поступить с памятью об этих раскольниках после того как монастырь полностью перейдет в их владение?

Все, конечно, знают суриковскую картину "Боярыня Морозова", но мало кто догадывается, куда, собственно, эту суровую женщину прилюдно везут на простых санях. В Боровск. За сочувствие идеям Аввакума (он к тому же был духовным отцом боярыни) Феодосию Морозову, княгиню Евдокию Урусову и их союзницу Марию Данилову подвергли жестоким пыткам. Сначала их содержали в темницах московского Чудова монастыря, но, после того как духовные сестры (Евдокия к тому же была родной сестрой Феодосии) отказались причаститься даров, освященных по служебникам новой печати, царь Алексей Михайлович приказал отправить трех узниц в Боровск, где их заточили в острог. Через два года их тайно посетили близкие, и кто-то "стукнул наверх" (я говорю современным языком), после чего у сестер отобрали книги, иконы, одежду и лишили их пищи. Для узниц устроили глубокую земляную яму, а охране под страхом смерти запретили давать им еду и питье. Охранники были людьми верующими, считающими себя христианами и изредка помогали женщинам едой, точнее, оттягивали неминуемую смерть (за что их не единожды наказывали). Смерть на заставила ждать сестер. Последней, в ночь с 1 на 2 ноября 1675 года умерла боярыня Морозова. Закопали тела мучениц тайно, за стеной острога, тем не менее место захоронения не осталось незамеченным последователям древлего православия и к могилам тайком приходили паломники. В 1905 году, после манифеста о свободе вероисповеданий, могилы были обустроены и поклонение стало открытым.

Алла Ивановна Осипова помнит, как на погребении сестер устраивались праздники; там росла громадная береза, которую старообрядцы почитали святой, а надгробия даже грызли зубами, считая их камень целебным. Но березу в советские времена срубили, а прямо на могилах построили шикарное здание райкома партии. Теперь там находится районный суд.

Результат ссылок раскольников и мучительных казней оказался таков: в XIX веке большинство жителей Боровска и его окрестностей были приверженцами старой веры, то есть, город стал раскольничьим центром. Разумеется, "раскол" и "тектонический разлом" - совершенно разные явления, но... получается ведь, что деятелям Раскола здесь, в Боровске, тоже приходили озарения.

На старинном гербе Боровска изображено красное сердце -- в знак того, что 1610 году при защите Пафнутьева монастыря от войск Сапеги и Лжедмитрия II здесь полегли 12 тысяч русских людей. Сердце на гербе не расколото и не разломано. Но внутри него изображен крестик, который о-о-о-о-чень почему-то напоминает перекрестье оптического прицела...

...Больше всего меня поразили не грязь, не вонь, не грызуны, нагло гуляющие по коридорам, а... пластиковое "евроокно" в одной из камер на втором этаже. Получается, и здесь, на самом отъявленном дне общества кто-то научился жить не только достойно, но и с некоторым шиком. Жаль только, хозяев этой "еврокамеры" дома не оказалось: очень уж хотелось хотя бы на них посмотреть.

Обитатели этого мрачного здания по адресу "ул. Берникова, 66" (вот уж, подгадали с номером!) почему-то упорно не хотели со мной общаться, я сказать по правде, даже осмелел и сам навязывался с вопросами, но люди почему-то меня сторонились и запирались в своих камерах. Например, я "вычислил" по окну, на котором сушились детские колготки, положение камеры, в которой должны томится дети, но люди накрепко заперлись изнутри (слышны были перешептывания) и не откликались на стук. Ступить в это нелицеприятное заведение я поначалу не решался потому что меня добрые люди напугали: "там, мол, всякая шушера живет, бандиты, цыгане и пропойцы" и никто не мог дать гарантии, что я оттуда выберусь невредимым. Скажу даже больше: в день, когда я спланировал поход в бывшую Боровскую тюрьму, я так и не собрался с духом, а потом полночи себя корил: "какой же ты..." И вот наутро...

Пока я стоял перед входом и вдыхал "ароматы общественного дна", думал: кто-то мне сказал, что Берников был героем Отечественной войны; интересно, он знал, что победители будут так жить?

Боровск. Наш дом -- тюрьма.

Наглость во мне возрастала вот, почему. В каждой паре глаз, что возникали ненадолго из темноты и тут же растворялись в пустоте, я видел страх. Уже потом мне сказали открытым текстом, откуда этот страх, но об этом ниже. После того как я вступил-таки в коридор и смог оглядеться, то увидел лишь окно в самом его конце и множество закрытых дверей по обе стороны. Двери были, вопреки ожиданиям, не железные, а деревянные, некоторые даже обиты дерматином; почти на все были привинчены номерки. Одна из дверей препротивно скрипнула, раскрылась, и навстречу мне вышла пожилая женщина с ведрами. Ее вид говорил о том, что она здесь, наверное, живет лет эдак пять, никак не меньше (больше, кажется, в эдакой жути прожить не мог бы сам граф Монте-Кристо):

- Скажите, пожалуйста...

- Ой?

- Вы не могли бы подсказать, с кем из старожилов можно было бы поговорить?

- Ай? - она глянула на меня как-то насквозь, не видя.

- Вот, вы здесь сколько живете?

- Ходють тут, ходють... А крышу чинить - нету... - Старуха сделала движение, из которого следовало, что и она собирается убежать.

Сзади мне на плечо опустилась чья-то тяжелая рука. Я вздрогнул, обернулся и увидел перед собой небритое лицо:

- С пятьдесят второго.

- Не понял...

- Я, товарищ дорогой, с пятьдесят второго года здесь живу. С рождения. Родился я тут, в этой тюрьме, понимаешь? - Его рука заметно дрожала, что говорило о желании индивидуума похмелится. - Эту дуру ты не слушай. Она тут лет десять, и все такая... Ты, товарищ, вот, что. Щас отведу тебя к старухе, которой восемьдесят четыре года и она все помнит, правда, Вань?

Из мрака показался т.н. Ваня. Он был еще более небрит и еще более нетрезв. Глаза обоих выражали не боязнь, но желание пообщаться, а, возможно, и выпить. Они повели меня к "той" бабке, по пути "зачиная" разговор про то, как "трубы горят" и вообще, международное положение не очень. Опять же, в Гондурасе беспорядки... Теперь я окончательно сориентировался в этой тюрьме. Она была двухэтажной и коридоры на каждом этаже расходились в три стороны. Тюрьму с трех сторон обрамляли одноэтажные флигели, по всей видимости, бывшие тюремные службы. В одном из таких флигелей старуха и жила. Решеток на окнах я так и не увидел, все, наверное, старательно выкорчевали и сдали в металлолом. Я постучал. Дверь приоткрылась и из нее вылезло лицо женщины. Но не старухи, а лет сорока. Я изложил свою цель, она внимательно выслушала и коротко оборвала: "Нет". Дверь захлопнулось.

- Почему? - Почти прокричал я.

- Ага, мы "ля-ля", а нас отсюдова выпрут... - глухо донеслось оттуда, - да и мама уже старая, ничего не помнит. Заговаривается...

Мои провожатые, как верные Санчо-Пансы, готовы были, кажется, услужить во всем. Ну, коли сей, с позволения сказать, господин здесь родился, наверное, он мне тоже может что-то рассказать... других вариантов не осталось. Сначала мы прошли на второй этаж, в Ванину камеру. Внутренность этого "кабинета" навевала ассоциации с фильмом "Сталкер" да и во внешности его хозяина было что-то трагичное, возможно, потому что он по большей части молчал. В Красном углу камеры висели иконы, с потемневшими, наверное, от перегара, ликами. В другом углу стояла русская печь. Ваня среди объедков откопал на столе бутылку с чем-то мутным, плескающимся на дне, перелил это в стакан и протянул мне. Я едва сдержал спазмы в пищеводе и отказался. Выпил эту жидкость тот, первый.

Ваня и Витя.

Он представился: Виктор Васильевич Сучилкин. Рассказал он следующее (Ваня, точнее, как он просил называть, Иван Иваныч только поддакивал). Не знаю уж, всему ли верить, но других источников информации не оставалось. "Мы живем на букву "Т" - Виктор Васильевич частенько во время рассказа повторял эту фразу, подразумевая, что само здание в плане имеет форму этой буквы. Тюрьма эта очень старая, еще с екатерининских времен. Считалась она надежной, и говорят, история тюрьмы не знала ни одного побега. Людей сюда заселили давно, еще до войны, точнее в 1931 году. Был дом казенный, а с того года (и это не шутка!) он стал называться "Домом ударника". В городе Боровске на базе мануфактуры какого-то купца создавалась суконная фабрика "Красный Октябрь" и сюда пригнали много специалистов, которых негде было селить, потому что город сплошь состоял из частных домишек. Фабрика после войны строила жилье, и кто-то переселялся в него, но люди все приезжали и приезжали, а для размещения подходил только "Дом ударника". К тому же, Боровск находится за роковой чертой "101-й километр", что явилось главным фактором прибытия в сей прекрасный город лиц, так сказать, с сомнительной репутацией.

- ...А отец мой, Василий Петрович Сучилкин был военкомом, его посадили... А мать всю жизнь работала на "Красном Октябре", у нее медалей четыре штуки. И камера у нас была - 14 метров, как эта вот, а жили мы в ней впятером... а теперь моя камера - 20 метров, один я в ней, как перст. Апартаменты!

- Сколько же вообще живет в вашей тюрьме народу?

- Сейчас не поймешь. Все приезжают, уезжают, опять приезжают... откуда их черт понаволок? И осталось нас таких, кто всю жизнь здесь, бабка та, я, да Ванька, он с пятьдесят третьего тут, у него тоже родители были ударниками. Да, Вань? Не молчи, Ваня; он у нас - "афганец"!

- Да ну, болтать... - пробубнил Иван Иванович. Он отыскал у печи окурок и пытался его зажечь.

- Неужели не пытались отсюда уехать?

- Куда ехать-то? Куда ехать... У меня семья сейчас в Обнинске живет, две девочки и сын. Внучка есть. А сын стал колоться... наркоман. Приезжали бы, да тут видишь, воняет чем? Помойка. Удобства все во дворе...

- А вы сами не работаете? - (вот уж, глупый вопрос, видно же, что "бичи"!)

- Работаем... наверно, работаем. Плотничаем мы с Ваней...

- Ты вот, что, - будто очнулся Иван Иваныч, - пойдем, товарищ, я тебе одну камеру покажу, там один у нас помер.

Я смиренно пошел за Ваней, лихорадочно раздумывая: ежели помер, успели ли убрать труп?! По коридорам я шел с самыми худшими предчувствиями, цыганка с тазом, полным белья, которая нам встретилась на пути, глянула как-то нехорошо, но с явной заинтересованностью, тем не менее, я набрался сил спросить у "Санчо-Пансы":

- А подвалы здесь есть? - (ведь должны же быть в тюрьме XVIII века какие-то совсем невообразимые застенки!)

- Были. Но утрачены.

Иван Иваныч ногой, резко, как заправский омоновец, пнул дверь в самом конце коридора и обратился ко мне значительно, как Вергилий к Данте: "Иди". Делать нечего - вошел... Глаза искали труп, но, слава Господу, такового не оказалось. Такая же, как и у Ивана камера с нехитрым скарбом бича, разбросанным по полу в беспорядке. Кругом властвовали тараканы. Больше минуты оставаться здесь у меня уже не было сил. Я даже не поинтересовался, что случилось с обитателем этой... мягко говоря, квартиры. Да и вообще с этой "сладкой парочкой" общаться что-то больше не хотелось. Когда они в очередной раз намекнули про "горящие трубы", я, решив поторговаться о плате за общение и вообще "промоушен", начал с суммы 50 рублей. Как ни удивительно, они обрадовались и этой бумажке,ютут же ускакав как зайчики в неизвестном направлении.

Во дворе я наткнулся на женщину, ну, скажем так, несколько не соответствующую окружающему пейзажу: у нее было интеллигентное лицо и добрые, лучащиеся глаза. Поняв, что церемонится в тюрьме не стоит, я завязал разговор, и, вопреки правилу, она не убежала, и даже согласилась рассказать о себе. Только с условием, чтобы я не обнародовал ее имени. Попросила, чтобы я называл ее "Ольгой".

Ольга рассказала, что эти двое мужиков стали со мной общаться потому что им давно на все наплевать и они за свои "квартиры" давно не платят. Но большинство семей, несмотря ни на что, квартплату вносят, хотя, в тюрьме многие живут без всякой регистрации. Сама Ольга здесь недавно, всего четыре месяца, до того она скиталась по стране, проживала в других городах, а сюда пристать вынудили обстоятельства. Приехала к сестре, которая обитает здесь уже шестнадцатый год. Обе они -- беженки из Таджикистана, и, если Ольга уже пенсионерка, то сестра работает школьным учителем. А камера - бывший туалет. Хотелось бы лучшего, но...

- Вы видели этот город? Здесь же лет двадцать жилья не строили! И куда ехать-то, куда ехать?..

- Но вам не жутковато здесь жить?

- Вы имеете в виду кошмары? Или приведения? Нет...

- Вы когда-нибудь видели более ужасные условия жизни?

- Даже представить не могла. В Душанбе мы жили хорошо, у нас была большая квартира, в центре. Но ведь мы знаем, что человеческого жилья здесь никому не дадут. Так и будем...

Рядом возникла другая женщина, более пожилая. Минут сорок назад она, испугавшись, ускакала от меня галопом, но теперь, видимо, осмелела:

- Вы не обижайтесь на людей-то. Они боятся, что расскажут что не так -- и их выселят. Я-то сама москвичка, но я тут родилась (вон, в той камере), погостить я сюда приехала. Какой-никакой, а отчий дом. И знаете, как мне здесь хорошо! Вся молодость в этих стенах...

Вот, так... Люди, оказавшись на самом дне, боятся, что власти их опустят еще ниже. А может, у дна вовсе нет предела?

...Мне в сущности еще повезло. Люди, которые меня запугали тем, что в "жилой" тюрьме обитают бандюги, оказались правы. Вернувшись домой, я рассказал про боровское "чудо" другану Илье Мордвинкину, тоже фотокору. Он напел про эдакую чернуху какому-то западному журналу, тот придал Илье пишущего - и они отправились в Боровск. Так в тюряге на них действительно наехал какой-то ублюдок, представившийся "смотрящим" и якобы отвечающим за "правильный" порядок на территории. Перед кем отвечающим? Да, хрен его знает... Факт, что Илюха с напарником вылетели из тюрьмы как черти из храма...

-- ПОБЕГУНЧИК

При царе Алексее Михайловиче в Посольском приказе служил некий Григорий Котошихин. Совсем "мелким" чиновником его не назовешь, ибо известно, что он участвовал в переговорах со шведами, которые привели к подписанию в 1661 году Кардисского мира. Даже в нынешние времена должность "на посылках" в Министерстве иностранных дел не считается позорной, а в ту эпоху оказаться в ведомстве, занимающемся внешними сношениями, можно было только обладая отменными качествами. Слова "блат" тогда не существовало.

Так получилось, что однажды в докладной записке царю о ходе переговоров, которую составлял Котошихин, последний допустил ошибку: следовало написать: "Великому Государю", а он вывел: "Великому". Начальство не вычитало, исполнителя же сделали крайним и даже били батогами. Впрочем, на дальнейшую службу оплошность не повлияла: позднее вместе с представителями Москвы Котошихин был в Дерпте, в Ревеле, затем был послан гонцом в Стокгольм.

В 1663 году, когда в Москве начались переговоры со шведами относительно денежных претензий, Григорий Котошихин был нагло подкуплен шведским представителем Эберсом. Предатель передал противной стороне тайные сведения о московских намерениях, за что получил тридцать се... то есть, 40 рублей серебром (подтверждающий документ позже был обнаружен в шведском архиве). На самом деле это была весьма значительная сумма: жалование подьячего составляло 20 рублей медными деньгами в год.

Котошихин оказался талантливым шпионом и "не засветился". Более того: в Посольском приказе Григория повысили в должности и направили вести канцелярию в московскую армию, стоявшую под Смоленском. Вскоре командующий войском князь Черкасский был отозван, а назначенный на его место князь Долгорукий потребовал от Котошихина составить ложный донос на своего предшественника. Понимая, что согласие или отказ могут быть для него одинаково губительными, Котошихин летом 1664-го разумно бежал в Польшу.

Предатель предложил свои услуги Речи Посполитой, но поляки предложили слишком малое содержание, полагая, видимо, что единожды солгавший не проявит порядочности и в дальнейшем. Котошихин перебрался в Стокгольм, где шведы зачислили Григория в штат государственного архива и дали поручение записать все, что он знает о внутреннем устройстве России, положив иммигранту жалованье в 300 риксдалеров и требование перейти в лютеранскую веру. Так появился труд "О России Алексия Михайловича". Да и лютеранство Которышин принял тоже.

На создание произведения ушли восемь месяцев, а потом случился отвратительный инцидент. В ссоре с приревновавшим московского беглеца к своей жене хозяином дома, где поселили Котошихина, последний смертельно ранил ревнивца, за что его приговорили к отделению головы от туловища. Так завершилась земная жизнь талантливого предателя.

Про Котошихина забыли, но однажды, 1837 году профессор Гельсингфорского университета С.В. Соловьев нашел в Стокгольмском государственном архиве перевод работы Котошихина, а год спустя в библиотеке Упсальского университета -- оригинал. Через три года книга была опубликована в России и преподнесена императору Николаю I. Чаще всего "первым русским политическим эмигрантом" называют князя Андрея Курбского. Это не вполне справедливо, ибо бегство друга Ивана Грозного было выражением обиды феодала на сюзерена, проявлением своеволия могущественного феодала, считавшего эмиграцию своим иконным правом. В знаменитой переписке Курбский и Грозный выступают на равных, костеря друг дружку на чем свет стоит.

Котошихин, невеликий чиновник и сын незначительного служилого человека, по сути, взбунтовался супротив хозяина. Да он не являлся политической фигурой, но вполне мог таковым стать при ином стечении обстоятельств. Почти одновременно с Котошихиным, кстати, бежал в Польшу сын главы Посольского приказа Воин Ордин-Нащокин. Ну, представьте себе, что дает деру чадо министра иностранных дел... да, впрочем, вообразить себе это очень даже легко. "Мажоры" завсегда ищут острых приключений -- от тоски.

Огорченный отец ждал жестокой опалы, но царь, довольно благосклонно относившийся к Афанасию Ордину-Нащокину, утешал отца, написав ему: "Он человек молодой...яко же и птица летает семо и овамо и полетав довольно, паки к гнезду своему прилетит". Алексей оказался прав: Воин Ордин-Нащокин, покуролесив в Польше и Франции, вернулся домой, где был наказан сравнительно безобидно. Такого отношения не мог ожидать подьячий Гришка Котошихин. Подробно историю Воина Ордина-Нащекина вы можете почерпнуть в моей книге ''Душа русского и как ее понять'', здесь же мы рассматриваем другую персону.

Автор предисловия к первому шведскому изданию "России при Алексии Михайловиче", лично знавший Котошихина, отмечает его блестящие способности и даже утверждает, что он был "человеком выдающимся, ума несравненного". Первый русский биограф Котошихина подчеркивает иное качество: "Григорий легко может ошибиться, но не солгать".

Исследователи находят в труде Котошихина немало несуразностей и глупостей, да как могло быть иначе, ежели там представлен взгляд на государственную машину со стороны обычного "винтика" системы. Однако у сочинения есть ценность: до Григория Котошихина о России писали только иностранцы. Очужденность давала им возможность увидеть то, чего могли не видеть русские, но она же ограничивала понимание тех форм и явлений, которые были им не вполне ясны -- это у нас именуется ''развесистой клюквой''. В кратком историческом очерке, которым Котошихин предваряет описание Московии, он, например, допускает следующий перл: "Когда у Грозного не было войны, он вместо того мучил подданных". Глупость, конечно, но в одном предложении сосредоточена вся суть правления Ивана IV.

Котошихин составлял свое описание Московского государства по заказу противников Москвы, но нигде писатель не старается угодить шведам. В частности, он мало пишет об устройстве русского войска, что, казалось, должно было особенно интересовать шведов. Вместе с тем Григорий стремится очень точно и правдиво представить состояние государства -- по крайней мере, честно. Он не обобщает и очень сдержанно выражает свое отношение к покинутой стране, но его рассказ не оставляет никакого сомнения в главном выводе писателя: Московское государство -- неблагоустроенно, отстало, причем не только в образовании, но и в нравах. По сравнению с западом, конечно.

Андрей Курбский видел причины московских бед в безудержной самодержавной власти великого князя. Подьячий Григорий Котошихин видит источник бед московского государства в... общей необразованности. Он рассказывает о том, что на заседании Боярской Думы "иные бояре, бради свои уставя, ничего не отвещают, потому что царь жалует многих в бояре не по разуму их, а по великой породе, и многие из них грамоте не ученые". Но одинаково скорбит перебежчик о том, что "Московского государства женский пол грамоте неученые". По большому счету, сын преданного Котошихиным царя Алексея Михайловича Петр свои реформы в жизнь претворял будто бы последовав идеям Котошихина.

"Неистовый" Белинский оценивал труд Котошихина восторженно: "Читатели наши могли видеть верную картину общественного и семейного быта России... Сколько тут азиатского, варварского!... Сколько унизительных для человеческого достоинства обрядов... Все это было следствием изолированности от Европы исторического развития, следствием влияния татарщины".

Апологеты европейского пути России объясняли бегство Григория невозможностью для развитого человека дышать московской атмосферой. Славянофилы отвергали свидетельство Котошихина, полагая, что Россия уже в XVII веке шла своим путем вопреки Западу, Гришка же -- типичный враг народа. Историк Михаил Погодин, автор официальной теории народности, не отрицая справедливости показаний беглого чиновника, доказывавших необходимость петровских реформ, остро осуждал западничество Котошихина, восклицая: "Избави нас Бог от котошихинского прогресса!". Не избавил.

--

-- ГРАД ВОСКРЕСАЮЩИЙ

В нижней части карачевского герба изображен букет маков, "в знак того, что маку в окрестностях сего города в полях довольно сеют и оным торгуют". Мака, конечно, теперь не растят -- органы противятся. Да и много полей вокруг Карачева пустуют, хотя здесь органы как раз не при чем. К чему поля, если в стране есть трубы? В частности, две трубы (нефтепровод "Дружба" и газопровод "Уренгой-Ужгород") проходят под Карачевым. Жаль, но на благосостояние карачевцев этот факт влияния не оказывает... Карачев намного старше Москвы; он вообще - один из древнейших русских городов. Естественно, за века накопилось много карачевских былей и легенд, о которых стоит рассказать.

Если говорить о нынешнем состоянии города, оно ни плохо, ни хорошо - вне зависимости от того, есть трубы или нет. В городе имеются работающие предприятия; пусть там зарплаты небольшие, зато есть стабильность. Правда, относительная. К примеру, я вопреки своей воле стал последним постояльцем карачевской гостиницы. Едва я заселился, меня предупредили, что здание гостиницы продано. В гостинице в тот же день отключили отопление. На следующий день - воду. Еще через день - свет. Дело было в феврале... Но я продержался четверо суток и счастлив, что это сделал. Иначе бы не узнал много поучительного из истории древнего Карачева...

...Село Одрино расположено в десяти километрах от Карачева. Когда-то это был посад, разросшийся вокруг Никольской пустыни. В 1920-х годах в монастыре устроили детский дом, потом воинскую часть, потом много чего еще. И лишь в 1990-е все вернулось на круги своя: здесь вновь образовалась "пустынь", монастырь, в котором спасаются монахини. Матушки кроме того, что молятся и трудятся, еще поддерживают доживающих свой век сельских стариков.

Едва монастырь открылся вновь, в него возвратилась одна из удивительнейших святынь русского православия, собственно, здесь же, в Одрине и обретенная. Эта святыня - икона Божьей Матери "Споручница грешных", чудотворный образ, по преданию покровительствующий заблудшим, согрешившим и даже атеистам.

Впервые "Споручница грешных" явилась в Одрине в 1844 году. Образ находился в небрежении среди других икон и почернел, пока купеческая вдова Почепина не привезла в Одрин монастырь своего сына Тимофея, страдавшего припадками. После Литургии, совершенной в Соборе монастыря, неведомый голос подсказал вдове заказать молебен перед всеми забытой иконой из часовни. Это было сделано, и недуг тотчас оставил мальчика. Икону очистили от пыли и торжественно перенесли в Собор. Слава о чудотворной новоявленной иконе разнеслась по всей стране, список иконы был передан в московский храм Николы в Хамовниках и также прославился чудотворениями, которые Филарет, митрополит Московский, велел записывать в книгу. Так были засвидетельствованы исцеления от припадков, недуга пьянства, через чудотворную икону исцелялись слепые и глухие.

На иконе "Споручница грешных" Богоматерь левой рукой держит Младенца, Который обеими ручками Своими сжимает правую Ее руку, как это обычно делается при заключении договора. В четырех углах иконы написано: "Аз Споручница грешных к Моему Сыну; Сей дал Мне за них руце слушати Мя выну (всегда), да тии, иже радость выну Мне приносят, радоватися вечно чрез Меня испросят".

Географический факт: Карачев стоит на Вифлеемском меридиане. Николо-Одринский монастырь за свою семивековую историю претерпел множество всяческих бед и напастей: страшное литовское разорение, нападения скрывавшихся в лесах разбойников. Он был тихим и малозначимым до обретения чудотворной иконы; со второй половины XIX века Одрино превратилось в центр усердного паломничества. Молва о необыкновенных чудесах привлекала сюда людей всякого сословия. Бывали случаи, когда за советом к Одринским старцам приходили даже из дальних стран.

Перед революцией Одрина пустынь переживала один из самых цветущих периодов своей истории. По свидетельствам современников, огромная площадь монастыря напоминала роскошный сад со множеством аллей, палисадников, газонов, посреди которого величественно возвышался соборный пятипрестольный храм. В 1928 году монастырь был закрыт, братия разогнана, старшие монахи расстреляны либо сосланы в лагеря. Последующее разграбление коснулось всего монастырского имущества. Когда обитель была возрождена, из 92 построек осталось только два полуразрушенных здания. Тогда же парализованный старец схимонах Макарий на инвалидной коляске отправился в Одессу, где, по слухам, в частной коллекции находилась та самая древняя монастырская святыня - "Споручница грешных". На собранные по пути деньги Макарий выкупил драгоценную икону и привез ее в монастырь. В последнее время святыня прославилась новым чудом: она стала помогать супружеским парам: икона (при условии, конечно, усердного моления) дарует детей тем, кого даже медицина признала "бездетными".

На протяжении истории русского государства Карачев оказывался в водовороте грозных событий. Междоусобные кровавые распри князей, нашествия диких орд кочевников и иных захватчиков, смуты и моровые поветрия - ничто не минуло древние поколения карачевцев.

В XIV веке Карачевское княжество захватывают литовцы. В составе Литвы город находился до XVI столетия, когда Карачев освободили русские дружины. Потом еще неоднократно карачевцы отражали нападения крымских татар, поляков, литовцев.

В 1615 году город был сожжен поляками. После 1621 года в нем строится новый острог, начали воссоздаваться монастыри и церкви. Во второй половине XVII столетия границы русского государства расширились, и Карачев становится "тыловым" городом. Основными видами промышленности Карачева были пенькотрепальная, пенькопрядильная и лапотная. На втором месте в Карачеве стояла маслобойная промышленность. Конопляное масло было одним из главных предметов вывоза; ежегодно из городских маслобоен вывозилось 500 тонн. Ну, и про мак, конечно, не забывали -- как без него.

К началу Великой Отечественной войны Карачев из типично мещанско-купеческого города превратился в город с новыми предприятиями, школами, клубами, жилыми домами. Гордостью была шпагатная фабрика имени Первого Мая, завод по производству конопляного масла, обозный. Почти все немцами при отступлении было разрушено. Устояли лишь храмы, которые были настолько прочны, что смогли противостоять хваленой германской взрывчатке. Город вновь пришлось отстраивать заново.

Весь Карачев в одной картинке.

Потрясает история гибели одной из гордостей старого Карачева. Здесь существовала очень своеобразная "голубиная охота". В Карачеве жили целые династии голубеводов, которые содержали голубятни, по странности отражающие в миниатюре дом. В основном разводили черно-пегих бесхохлых и красно-пегих ленточных, и два-три "охотника" держали белых орловских; эта порода была очень красивая, сильная... Во время оккупации немцы приказали всех голубей сдать в срок, а не выполнивших распоряжение ждала казнь посредством повешения. Немцы сами шли по домам, и где были голуби, откручивали птицам головы и складывали в мешок. Спасти уникальную породу не удалось... И никто не знает, почему фашисты с таким усердием уничтожали голубей.

В Карачеве на улице Найденовской жил купеческий род Турбиных, выведенный в свет писателем Михаилом Булгаковым в романе "Белая гвардия". В документе "О ночных караулах" (1898 год) сообщается, что на 5-м квартале жила Мария Александровна Турбина, а на 7-м квартале - купец Николай Иванович Турбин, возможно, брат Анфисы Ивановны Турбиной-Покровской, бабушки писателя Михаила Булгакова. Из этого же рода произошла и мать писателя Варвара Михайловна. В свое время одним из дьяконов, служивших при соборе Михаила Архангела в Карачеве, был Василий Покровский - родной брат Михаила Покровского (деда Михаила Булгакова).

Варвара Михайловна познакомилась с Булгаковым, в Орле. Когда она оканчивала гимназию, он учился здесь в духовной семинарии. Отец Афанасия, Иоанн Авраамиевич, служил священником в церкви села Бойтичи, имении князей Мещерских. Храм, построенный князьями как домовая церковь, испытывал нужду, потому что приходик был небольшой. Булгаков долго хлопотал о переводе, и наконец его определили на службу в кладбищенскую церковь Орла. Отец писателя прожил в Бойтичах около шести лет. По окончании Орловской семинарии он поступил в духовную академию Киева, где позже стал преподавателем. Когда священник упрочил свое положение, он наконец приехал в Карачев -- сватался к Варваре Михайловне. После свадьбы они уехали в Киев.

Анфиса Ивановна Турбина-Покровская, бабушка Михаила Афанасьевича, часто ездила в Киев к внукам, бывала у Булгаковых на даче. В студенческие годы сыновья Анфисы Ивановны на лето приезжали в Карачев. В том числе и Николай, прототип доктора Преображенского из "Собачьем сердце". Останавливались у бабушки, в красивейшем доме города. Жаль, но немцы разрушили и этот дом.

Сестра писателя Надежда вспоминала: "Безусловно, что-то выдающееся есть во всех Покровских. Какая-то редкая общительность, сердечность, простота, доброта, идейность и несомненная талантливость - вот качества покровского дома, разветвившегося из Карачева по всем концам России, от Москвы до Киева и Варшавы. ... Любовь к родным преданиям и воспоминаниям детства, связь между всеми родственниками - отпрысками этого дома, сердечная глубокая связь, какой нет в доме Булгаковых. Жизнерадостность и свет..."

С Карачевым тесно был связан и писатель Иван Сергеевич Тургенев. До революции самым богатым и популярным в Карачеве человеком был купец Шестаков. На свои средства он построил трехэтажный каменный особняк с колоннами. Сюда, на проводимые им банкеты, собирался цвет города - дворяне, именитые купцы, просвещенные люди. В этом особняке, охотясь в здешних местах, и останавливался Тургенев. Потом Шестаков передал это здание под женскую прогимназию. Улица, где стояла гимназия, стала называться Шестаковской. Несколько позже, в связи с двадцатилетием со дня смерти Тургенева, улица стала называться именем писателя, которое носит и поныне.

Невдалеке от Карачева есть деревушка со странным названием Девять Дубов. Там почти не осталось жителей, однако еще живущие ревностно хранят предание, которое дошло из глубины веков. Якобы Девять Дубов были "гнездом" былинного разбойника по кличке Соловей. Того самого Соловья-разбойника, которого сокрушил Илья Муромец!

Никаких письменных источников об инциденте между Ильей Муромцем и Соловьем-разбойником не сохранилось. Все передавалось в устной форме. Канонический текст былины записан ученым по фамилии Гильфердинг со слов заонежского сказителя Трофима Рябинина. Сами понимаете, что за многие века предание претерпело значительные трансформации, но, несмотря на это, все факты, относящиеся к географии и именам, сохранены со всей тщательностью (что характерно для любого мифа; не будь так, ученые не нашли бы, к примеру, Трою). В былине указано:

...Да у той ли у речки у Смородины,

У того креста у Леванидова,

Сидит Соловей-разбойник на сыром дубу...

Былина рассказывает о том, как Илья из своего села Карачарова подался в Киев, да под Черниговом ему доложили, что "прямоезжую" дорогу в стольный Киев-град "контролирует" разбойник по кличке Соловей. Ну, естественно, разобрался Илья с бандитом: стрелой пронзил его правый глаз. А у Соловья в вотчине его три дочери его жили; провидели они, что творится, и мужей своих зовут:

Ай же мужевья наши любимые,

Зятевья-то есть да соловьиные,

Вы берите-ка рогатины звериные

Да бегите-ка в раздольице чисто поле,

Да вы бейте мужичище-деревенщину!

Это они про Илью так; даже им претило, что богатырь простого роду-племени. Муромец, конечно, с ними договорился, увез с миром Соловья в Киев, где, представил его князю Владимиру. Разбойник, хватив для храбрости "чару зелена вина", спел по-соловьиному, прокричал по-звериному, ну, а когда начальство удостоверилось в том, что представленный гражданин действительно является Соловьем-разбойником, Илья собственноручно "порешил" разбойника в чистом поле путем отделения головы от тела. Заканчивается былина, между прочим, совсем невообразимыми словами:

...А тут Соловью ему и славу поют,

Ай, славу поют ему век по веку.

И этот финал заставляет усомнится в степени виновности разбойника Соловья. Может быть, не был он вовсе таким уж злобным, а Илья выполнял роль подавителя какого-то мятежа? Как бы то ни было, реальные факты давно утеряны и осталось то, что есть: подвиг неродного героя.

Совпадений слишком много. Деревня Девять дубов расположена аккурат на окраине "Брынских лесов", что соответствует былине. Если провести линию на карте от Мурома до Киева, прямая пройдет именно по Девяти Дубам. С "Леванидовым" крестом только не совсем ясно. Легендарный дуб, к сожалению, до нашего времени не дожил, зато -- что самое любопытное -- речка, вдоль которой вытянулись в ряд дома, зовется Смородинкой! И старики помнят, как раньше в деревню приходили из Одринского монастыря монахи и зажигали лампадки на месте, где некогда стоял дуб. Тот самый, на котором Соловей-разбойник сиживал. Жаль, но ныне даже и место легендарного дуба позабыто...

--

-- ПЛЫЛА ПО РЫЛУ ЛОДОЧКА...

Рыло -- это такая речка, давшая название целому городу. Она маленькая, всего двенадцать километров длиной, и вовсе бы она осталась незаметной, если бы не одна важная ее миссия: Рыло отделяет город от монастыря. Как бы делит мир на материальный и духовный, а, впрочем, еще неизвестно, где -- какой. И есть еще одна "деталька": из-за этой речки на гербе Рыльска давным-давно появилось изображение кабаньего рыла. Черного, страшного, с громадными клыками и вообще на редкость отвратительного.

Уж не знаю, чем не угодил Рыльск тогдашним правителям, придумавшим мерзкий символ, но в какой-то мере изображение кабаньего рыла повлияло на последующую судьбу речки. Пойма ее теперь жутко загрязнена, а сам "бассейн" Рылы сплошь используется в качестве выгона для домашнего скота, от чего вода в речке, которую в некоторых местах можно переплюнуть, черна настолько, что в ней не только не решаются купаться ребятишки, но так же брезгуют переходить вброд взрослые.

Воспоминания о стокилограммовых сомах и трехпудовых щуках которые здесь ловились -- любимая тема застольных разговоров, и лица стариков при упоминании о былом изобилии обычно просветляются. В реке Сейм, в которую впадает Рыло рыба пока есть. Сейм (уже на территории Украины) впадает в Клевень, та в свою очередь -- в Десну, дальше -- Днепр, Черное море, Средиземноморье, Атлантический океан... К чему это я? А вот, к чему: мы прорисовали древний торговый путь, и положение Рыльска на этой артерии определило судьбу города. Он развивался как крупный купеческий центр, весьма "лакомый" для разных государств и побывал городок на Рыле за свою историю во власти и славянского племени Северян, и татар, и литовцев, и даже авантюриста Лжедмитрия I... Летописная история Рыльска изобилует такими, к примеру, фрагментами: "...Олег по повелению ордынского хана убил Святослава. Брат Святослава Александр убил за это Олега и двух его сыновей его бысть радость дьяволу и угоднику его бесерменину Ахмаду..." Упоминаемые выше имена относятся к князьям, аристократии того времени и, если летопись в таком стиле пишет о больших начальниках, то каковы должны быть отношения среди простых смердов: ведь неслучайно придумана поговорка о том что, если "паны дерутся - у холопов чубы трещат"...

Это наша история. Переписывай ее -- не переписывай, все равно от крови начисто не отмоешь. Необъятного мы все равно не обнимем, но мимо нижеследующего факта никак не пройдешь, причем, в буквальном смысле этого слова. В самом центре города, в "светской его стороне", стоит гора, которую называют горой Ивана Рыльского. Недавно, в честь юбилея первого упоминания Рыльска в летописи (1152 год) на горе поставили гигантский крест.

Кроме этого респектабельного креста и небольшой рощицы, на горе ничего нет. Не единожды на ней проводились раскопки и характерно уже то, что высота культурного слоя здесь в некоторых местах превышает 5 метров. Ученые сходятся на том, что на горе имелось поселение еще 2,5 тысячи лет назад.

Речка Рыло.

Кто таков был Иван Рыльский, когда он жил и какое он имеет отношение к горе, мне в Рыльске никто толком не сказал. Зато каждый рылянин знает наверняка, что Иван -- небесный покровитель города. Но есть книжки, в которых значится, что Иоанн Рыльский -- святой болгарский монах, и в древности на горе стоял храм во имя этого человека. Согласно легенде, в XII веке болгары сюда бежали от преследований врагов христианства. С собой они прихватили... правую руку Иоанна Рыльского, которую считали великой святыней. Прятали святыню очень тщательно -- настолько, что теперь рука эта... пропала. Есть слухи о том, что она до сих пор замурована где-то в тайной пещере под горой.

Но какое это все имеет отношение к русскому городу? Я провел миниатюрное расследование и обнаружил вот, что. Оказалось, Иоанн Рыльский -- самый почитаемый святой Болгарии. Его нетленные мощи по сию пору хранятся в этой стране, в Рыльском монастыре, и уже больше 1000 лет они приносят исцеление больным и страждущим. Правая рука у мощей святого действительно отсутствует.

Родился Иоанн в Болгарии в 876 году, а в монахи он ушел из пастухов; обитал он в разное время и на высокой голой горе под открытым небом, и в дикой пещере, и даже прожил 12 лет в дупле дерева, стоящего в Рыльской пустыни. Скончался он 18 августа 946 года, причем, дата эта стала известна благодаря древнерусским рукописным книгам; дело в том, что Рыльский святой был издревле известен русским людям и любим ими. Из этих же книг известно, что Иоанн при жизни не путешествовал. В Рыльске он, конечно не бывал, тем не менее, в одной из отечественных книг я нашел красочный рассказ о том, как преподобный Иоанн останавливался на речке Рыле и построил на вышеозначенной горе часовню. А чуть позже монах помогал Владимиру Красно Солнышко крестить Русь. И это несмотря на то, что, когда Ивана Рыльского уже не было (по крайней мере, на этом свете), а русского князя-крестителя еще не значилось и в проекте. Что делать, если в нашей стране поэты частенько становятся историками...

...И рука святого невидимо витает над городом, спасая его от многих бед. Даже несмотря на то, что рыляне толком не знают, кто он такой. Только один пример. Во времена II Мировой, когда город находился аккурат в котле Курской битвы, немцы почему-то его не разрушили. А от тех же Курска и Орла - камня на камне не оставили. Не рука ли это... судьбы?

В музее мне рассказали еще одну версию происхождения названия города и реки. "Рыло" - это переделанное из древнего "Ярила" - славянского бога солнца. Гора же, возможно, когда-то была языческим капищем.

Из области полулегенд переместимся в мир абсолютной достоверности. Рыльск был крупным купеческим центром и один из рыльских купцов прославился тем, что открыл... Америку. Это не шутка. Григорий Иванович Шелихов, рыльский купец, действительно основал первые русские поселения в Северной Америке, точнее, на Аляске.

Самой знаменитой купеческой фамилией в Рыльске долгое время считалась фамилия Филимоновых. Основатель династии, Иван Федотович сколотил свой немалый капитал на косах (которыми косят, а не которые заплетают). Он закупал в Австрии эти нехитрые устройства, причем, привозил он их... законсервированными в бочках с маслом (чтобы не портились). Филимонов настолько помог экономике Альпийской страны, что получил там дворянское звание, и приставку "фон" к фамилии. В Рыльске Фон-Филимоновых быстренько окрестили кличкой "фончики". Несмотря на обидное прозвище, Фон-Филимоновы построили в городе на свои средства городскую управу, духовную семинарию и громадный Успенский собор.

Шелиховы были купцами рангом пониже, победнее. Именно недостаток средств сподвиг 25-летнего Григория Шелихова отправится на поиски лучшей доли в далекую Сибирь, а потом и на Аляску. Он был авантюристом в хорошем смысле этого слова и поначалу ему не слишком везло, но, женившись на богатой вдове, Григорий Иванович построить три галиота (один из них носил имя "Иоанн Рыльский") и отправится на американский берег для добычи ценного зверя. Первое поселение на Аляске Шелихов назвал "Славороссией".

Говорят, Екатерина II, прочитав доклад Григория Ивановича об открытии Русской Америки, едко заметила: "Это ш где? У шьёрта на кулишках? На што нам это?" Она не слишком хорошо говорила по-русски. Тем не менее, Россия взяла в свое управление далекую Аляску -- до того момента, пока ее в 1867 году не продал США император Александр II. С тех пор русские патриоты скрипят зубами, ну, а жители Аляски - я уверен - крестятся и благодарят Бога за улыбку судьбы.

Независимо от судьбы полуострова, имя Григория Шелихова вписано в историю России золотыми буквами. А Екатерина... возможно она была все-таки права.

...Сегодня в городе праздник, у Рыльска день рождения. Идешь себе, идешь и вдруг... Дамы. В шикарных платьях позапрошлого века, с веерами и все какие-то... явно не из этого мира. Ну, как не повод познакомится? Оказывается, передо мною актрисы местного театра. А самая (не побоюсь этого слова) эффектная из них зовется Татьяной, а фамилия у нее -- Апенкина. Она в образе императрицы Екатерины.

- ...Вы удивляетесь, что в нашем маленьком городке есть театр? А у Рыльска судьба такая. Еще Екатерина Великая сослала в Рыльский Николаевский монастырь своего непослушного шута Василия. Дабы он тут поднабрался ума и остепенился.

- Ну, и как?

- Остепенился ли? Вряд ли. А вот ума наверняка поднабрался. Но кроме шуток: у нас был богатый купеческий город, воспитание своим детям купцы давали хорошее и театр был в городе с незапамятных времен. Народная артистка Ксения Тарасова, например -- наша уроженка. Она у нас играла еще в купеческом театре.

- Татьяна... А, если, предположим, я попрошу вас похвалить ваш город, какими словами вы похвалите?

- Рыльск -- это сгусток христианства, веры, сгусток талантливых людей. У нас очень хорошие художники, писатели, поэты, и, конечно, очень хороший театр. И еще у нас соединяются национальные культуры. Ведь совсем рядом Украина, Белоруссия, все это как бы "перемешивается".

- Ну, а если поругать Рыльск?

- У нас не хватает... лоска. Но откуда он возьмется, если не работает производство? Вот, если бы еще у нас развилось прежнее купечество, конечно, в современной форме, тогда, может, и меценаты появились бы...

...Императрица с фрейлинами уцокали каблучками по асфальту дальше. Они исчезли в утренней хмари так же внезапно, как и появились. Как "гений чистой красоты" (простите за банальность)...

А из монастыря, из-за речки Рыло, сюда, до подножия горы Ивана Рыльского донесся благовест. На воротах Николаевского монастыря, между прочим написано, что восстанавливать его помогает... атомная электростанция. Вот, в какое время живем.

Весь Рыльск в одной картинке.

День города приурочен к дате освобождения Рыльска от фашистов, 30 августа. Конечно, не забывают в этот день ветеранов: чествуют, дарят цветы, устраивают небольшое застолье. С каждым годом их все меньше и теперь все ветераны города и района, пожалуй, уместились бы в одном автобусе. Тем не менее, в автобус они садится не желают и идут от центральной площади к памятнику погибшим пешком. Идти несколько кварталов и за это время можно разглядеть всех.

Обращаю внимание на старика с палочкой, у которого очень много не юбилейных наград, а боевых: две Красные звезды, Отечественная война, медаль "За отвагу"... После церемонии возложения венков решился к нему подойти.

Анатолий Яковлевич Болотов обладает уникальной фронтовой биографией. Войну он начал 22 июня 41-го в Эстонии, а закончил ее в Праге весной 45-го. За этот промежуток времени фронтовик повоевал на семи фронтах (в том числе участвовал в Курской битве), получил три ранения, не один раз оказывался в окружении, но врагу не сдался ни разу. Был он обыкновенным пехотинцем, всю Европу прошел пешком и войну окончил старшиной:

- ...родом я из Курской области, но из другого района, а сюда приехал в сорок седьмом к жене. Город этот мне понравился, старинный он, церквей много, и почему-то немцы его пощадили. Я сначала работал учителем в школе, потом воспитателем в ремесленном училище, а потом меня пригласили в органы, в милицию, и я двадцать пять лет там... Был и оперуполномоченным, и начальником вневедомственной охраны, и инспектором на четыре района, в общем, всякое бывало.

- Не жалеете, что судьба забросила вас в Рыльск?

- Нет. Город красивый, я его сравниваю с Новочеркасском, тот город тоже очень зеленый, чистый. Но бедный. Я ветеран, инвалид войны, а живу в квартирке, в которой только комнатка и кухня. Вроде как коммуналка. Ремонт надо делать, ванны нет до сих пор, я пошел в ЖКХ, а там говорят: "нет средств". Пришлось самому нанимать людей, чтобы замазали стену: трещины там большие. А ремонтники, которых я нанял. Такие... утром - бутылку самогона, в обед две бутылки, вечером -- три... три месяца эту стену делали втроем... вот и обидно мне.

- Неужели на улучшение жилья нет надежды?

- Я стою на очереди на квартиру. Двадцать лет. Вот, посмотрите... - Ветеран показал на холеный трехэтажный дом напротив администрации района. - Думаете, кто там живет? Ветераны? Нет, миллионеры. С такими я когда-то боролся. Вот, когда был я оперуполномоченным, обратил я внимание на одного валяльщика (он валенки валял), собрал материал, и на обыске в его доме нашел восемь килограмм золота, а в скворечнике у него двести пятьдесят тысяч рублей спрятано было... Двенадцать лет ему тогда присудили. А теперь... ныне, пожалуй, таким медаль дадут. А квартиру он сам себе купит. Какую хочешь. Не обращают на нас внимания, и квартиры, думаю, мне не видеть...

Лицо бывшего пехотинца, несмотря на скорбные слова, обиды не выражало. Все-таки праздник, день, когда ветеранов по-настоящему вспоминают, и, надо сказать, старики умеют ценить такие драгоценные минуты. Больную тему я решил не продолжать. Не стоит, наверное, в этот день портить человеку настроение.

--

-- ДРЕМУЧИЙ, НО РОДНОЙ

Сураж -- это в сущности Васюки. В том городе, где неплохо поживились Остап с Кисой (и относительно благополучно из него удрали), градообразующим предприятием тоже была картонная фабрика. А разница только в том, Васюки Ильфа и Петрова стояли на Волге, а Сураж -- на малознакомой речушке Ипуть... но ведь Ипуть тоже по-своему значима, ведь целое тысячелетие сия водная артерия являлась тем самым путем "из варяг в греки", которым осуществлялись торговые и прочие связи между цивилизациями!

Суражская картонная фабрика "Пролетарий" -- здешнее всё, ибо приносит в бюджет района львиную долю дохода. Она и стоит на знаковом месте, прямо на острове, омываемом Ипутью. В центре города красуется клуб картонной фабрики. Однако спорт, который культивируется в Сураже, -- вовсе не шахматы, а футбол. Фабричная команда с редким названием "Пролетарий" в последние годы неизменно завоевывает звание чемпиона области. А однажды даже выступала в 1/64 финала кубка России среди профессионалов, несмотря на то что суражская команда -- любительская. Есть еще в городе швейная фабрика "Суражанка" но по своей экономической мощи она весьма проигрывает "Пролетарию". Картонная фабрика работает хорошо и стабильно. Регулярно выплачивается и зарплата, что позволяет суражским мужикам не покидать семьи, отправляясь на заработки в столицу.

Народ в Сураже, простите, дремучий. Хотя и патриотичный: суражане возмущаются, если в названии их города ставят ударение не в том месте. Положено "ударять" Сураж на последнем слоге. Суражане это правило считают крайне важным, ибо старославянское слово "сураж" означает: видный, пригожий, казистый. "Сураж" еще трактуется как "толк, успех, порядок в деле и в работе"; например, "сураждая девка" -- самая лучшая. Ну, как не процветать городу с таким прекрасным именем?

Ну, а "дремучесть" суражан выражается в том, что они слишком как-то по-советски относятся к человеку с фотоаппаратом, просто идущему по улице. Лично я, идя так вот (с камерой) по Суражу, чуть не каждые полчаса слышал: "А-а-а! Шпиён, наверное!" Однажды группа молодых людей пыталась меня избить -- за то, что я сфотографировал дом одного из них (старенький и очень даже живописный). Возможно чужаков здесь не любят оттого что город в тупике, у самой границы. Даже на местной железнодорожной станции красуется указатель: "Россия". Но мне в общем-то показалось, что суражанам просто недостает элементарной культуры.

В анналах истории Сураж впервые упоминается в 1618 году, как небольшая деревня Суражичи. Согласно переписи 1723 года в ней насчитывалось всего 5 дворов казаков, 3 - стрельцов, 2 - "бобровников" (охотников за бобрами), и 1 - "ратушных крестьян". В 1781 г. селение получило статус города и стало именоваться Сураж-на-Ипути. 4 июня 1782 года высочайше утвержден герб города: "Куст созревшего конопля в золотом поле, в знак изобилия сего растения, которым жители и производят торг". Накануне отмены крепостного права в Сураже проживало около 4 тысяч человек, было свыше 300 каменных домов, 42 лавки, несколько небольших заводов (свечной, два кожевенных, три маслобойных, два кирпичных). В 1884 году разбогатевший купец Ловьянов построил картонную фабрику, составившую экономический фундамент современного города.

Весь Сураж в одной картинке.

Любопытно, что в начале прошлого века почти половину населения города составляли... евреи. К сожалению, все переиначила война, ибо фашисты еврейское население систематически уничтожали. Хватали, вывозили за город в местечко "пионерлагерь" и учиняли массовые расстрелы. О былом национальном составе напоминают лишь еврейские кладбища, коих в Сураже два.

Не так давно суражанка Мария Теребилова получила из рук израильского посла в России медаль и почетный диплом "Праведникам народов мира". Отныне ее имя высечено на камне в саду Праведников в Иерусалиме, рядом с такими известными именами, как мать Мария (Скобцева), граф Рауль Валленберг и Оскар Шиндлер... Отец Марии Семеновны работал в сельсовете, а потому, когда пришли немцы он сразу попал в черный список. Его ровесником был и Шахна Долгинов, которому семья Ступак (девичья фамилия Марии Семеновны) спасла жизнь. Оккупировав Сураж, фашисты выселили все еврейское население города из собственных домов и поселили отдельно на огороженной территории, в "пионерлагере". Трагедия случилась в 1942-м, в дни Пасхи, в апреле. Мужчин гетто собрали и погнали через мост рыть в лесу большую яму. Они уже поняли, что готовят для себя могилу... Потом заявились пьяные полицаи и стали выгонять всех из домиков.

А когда всех -- и мужчин, и женщин, и детей -- погнали ко рву, Шахне Долгинову удалось каким-то образом буквально закатиться под крыльцо. Долго были слышны в округе автоматные очереди... Шахна Исаакович дождался ночи и пошел к этой общей могиле. А там стон стоит, гудит земля... Ночь он провел вместе с погибшими, а днем прятался в лесу. Ближе к вечеру стал пробираться к знакомым. В несколько домов стучался, но его не приняли. В Сураже царил страх...

Приютила его только семья Спивак -- даже несмотря на то, что они были под особым наблюдением; так, до самого прихода советских войск, и скрывали Шахну -- почти полтора года! Ни у кого из соседей даже подозрения не возникло, что в их доме может кто-то прятаться... А ведь за сокрытие евреев или просто помощь им по приказу немецкой комендатуры грозила смертная казнь...

Истинная жемчужина Суража -- великолепный дворец в пригороде, селе Ляличи. Точнее, то, что осталось от творения гениального Кваренги. Принадлежало имение одному из фаворитов императрицы Екатерины, графу Петру Васильевичу Завадовскому. О судьбе, мягко говоря, сильно запущенной усадьбы мне рассказывали два человека: директор Ляличской школы Юрий Павлович Коваленко и местный краевед Надежда Георгиевна Литвинова. Оба - коренные уроженцы, причем первый - член старинной учительской династии.

История возвышения сына "бунчукового товарища", выходца из глубинки, типична для того времени. Талантливый офицер сос­тоял на службе при графе Румянцеве, который правил тогда Малорос­сией, находился при нем и в течение Первой турецкой войны. В 1775 году граф Румянцев рекомендовал его Екатерине II с целью награждения за его заслуги. Обладая красивой наружностью, полковник Завадовский обратил на себя внимание повелительницы. Екатерина подарила ему бриллиантовый перстень и произвела в гене­рал-майоры, а позже в генерал-адъютанты. В день торжества по по­воду Кучук-Кайнаджирского мира с Турцией 10 июля 1775 года Екате­рина пожаловала Завадовскому титул графа, имение Ляличи, 18 тысяч душ крестьян и 150 тысяч рублей золотом. Завадовский стал фаворитом Екатерины II. Жил он при дворе и занимал высокие государственные посты: был членом совета, сенатором, управляющим государственным банком; в1801 году Петр Васильевич стал первым в истории России министром народного просвещения.

Попав ко двору без связей, в новую для себя тягостную атмосферу интриг, старый вояка Завадовский чувствовал себя, мягко говоря, неловко. "Познал я двор и людей с худой стороны, -- писал он своему приятелю Воронцову, -- но не изменюсь нравом ни для чего, ибо ничем не прельщаюсь". Петр Васильевич в столице хандрил и тосковал. "Я не могу ничем истребить скуки, которая весь веселый нрав во мне подавляет"-- жалуется он в одном из своих писем.

По счастью для него, в качестве фаворита Екатерины Петр Васильевич пробыл достаточно недолго. По мере роста влияния Завадовского на императрицу прежний ее фаворит Потемкин сильно переживал к себе ее охлаждение и сделал все, чтобы изменить положение. Уже в 1777 году, отчасти вследствие интриг Потемкина, императрица охладела к Завадовскому и удалила его от двора.

Ляличи.

Завадовский не был обижен; он получил 80 тысяч рублей единовременно, 5 тысяч рублей ежегодной пенсии, 1800 крестьян в Малороссии и 2000 в Польше. Из Петербурга Завадовский уехал в Ляличи. Петр Васильевич развернул в Ляличах масштабное строительство. Усадебный комплекс в стиле зрелого классицизма назван в честь благодетельницы Екатеринодаром. Да и великолепный усадебный храм тоже был освящен во имя святой Екатерины.

Для проектирования и строительства ансамбля был приглашен знаменитый архитектор и художник Джакомо Кваренги. Начало строительства дворца относится к 1793 году, а в 1794 году он был уже сооружен. Сам Завадовский писал об этом: "По плану Кваренги выстроил дом каменный, в здешних краях на диво, каков и в провинциях английских был бы замечательным, не со стороны огромности, а по красоте чистых пропорций своего фасада".

В "Русском биографическом словаре" есть запись, говорящая о том, что строительство дворца в Ляличах Завадовскому навязала Екатерина II. Однажды Завадовский похвалил здание государственного банка - и государыня приказала ему построить в таком же стиле дворец в подаренном ею имении. Когда планы великолепного здания с увеселительным домом, павильонами, многими флигелями и надворными строениями были представлены на её утверждение, она сама сделала исправления карандашом и на замечание восхищенного от удивления Завадовского, что "в сих хоромах вороны будут летать", отвечала: "Ну, я так хочу..." Затраты на устройство барских усадеб того времени достигали баснословных величин. Из-за границы морем ежегодно переправлялись драгоценнейшие художественные вещи - несмотря на страшную дороговизну пошлины и провоза, не говоря уже о высокой стоимости самих вещей.

В Ляличах Завадовский женился: его сурпугой стала 19-летняя дочь секунд-ротмистра Апраксина, Вера Николаевна. Петру Васильевичу в год женитьбы стукнуло 48. Всего в их браке родилось 12 детей; своих родителей пережили четверо. Между прочим, один из правнуков Завадовского -- писатель Лев Толстой

После смерти графа Завадовского Ляличи перешли к его сыну Василию, постоянно живущему в столице и за границей. Молодой граф отличался легкомысленным образом жизни и особым "талантом" сорить деньгами. Нуждаясь в больших деньгах он продает Ляличи помещику Энгельгардту (по другим источникам граф проиграл Ляличи в карты за одну ночь). Затем Ляличи последовательно переходили к барону Черкасову, Атрыганьеву, купцу Самыкову, гомельским купцам Голодцам (которые превратили Ляличский дворец в фабрику).

Владельцы дворца старательно вывозили из него все ценное; постепенно таяла великолепная обстановка, разбредаясь по новым владельцам. К началу XX века дворец запустел и имел довольно печальный вид. Величественное здание зияло провалами своих окон, наружная облицовка обвалилась, железо на крыше во многих местах прохудилось, полы в комнатах прогнили, каменные и кафельные печи были полуразрушены.

В 1911 году дворец приобрела Черниговская епархия, в нем размещалась духовная семинария, в 1915-16 годах - госпиталь, в первые годы Советской власти детский дом. Последним "пользователем" дворца (точнее, более-менее целым левым ее крылом) бала Ляличская школа. После постройки нового школьного здания архитектурный шедевр пришел в окончательное запустение...

-- АЗИОПА

Ну, кто решится назвать "азией", к примеру, Токио? А вот Астрахань, номинально относящаяся к Европе, -- абсолютно азиатский город. Да что там провинция! Приснопамятная "Рублевка" -- тоже частичка "азии", ведь там за высокими заборами скрываются от "осчастливленного народа" разномастные визири, мандарины, шейхи, раджи и кесари. Вельможные кортежи с голубыми мигалками, в угоду которым рядовых автолюбителей услужливые опричники часами томят в пробках, в Европе немыслимы. А в нас в "Азиопе" даже глава маленького района ведет себя как князь, судия и бог.

Признаюсь честно: очень часто бывает, что когда я приезжаю в маленький райцентр, мне намекают, что неплохо бы для начала предстать пред ясные очи главы. У меня нет вопросов ко главе, но, если я игнорирую просьбу, могут, к примеру, ночью в гостиницу нагрянуть с проверкой мен... то есть, правоохранители. Или случайно вечером на темной улице меня "поприветствует" кулаками группа хулиганов. У нас по Конституции "гражданское общество" и свободы, на самом деле в нашей "Азиопе" торжествует феодальный строй. Точнее, он царствует в наших головах, но это-то, пожалуй, печальнее всего.

Несколько лет назад в России работал американский журналист Джейсон Эшкинези. Однажды, в Нижегородской области, мы столкнулись в одной глухой деревне и ютились в одной избе. Два дня я мучил Джейсона "проклятым" и чисто русским вопросом: "Что для тебя, уроженца славного города Нью-Йорка, наша Россия?" Он долго уходил от ответа, и лишь на прощание кратко изрек: "Азия..." С тех пор я стал все чаще оглядываться вокруг себя.

Итак, городок Верхнеуральск. Некогда столица всего Южного Урала, теперь -- мало кому известный райцентр, затерявшийся на восточных отрогах Уральского хребта. В пятидесяти километрах От Верхнеуральска в 40-х годах прошлого века был построен промышленный гигант Магнитогорск. Это про него Маяковский писал: "Здесь будет город-сад!" Сад получился какой-то смердящий, ибо металлургический комбинат дарит мегаполису с полумиллионным населением смог и болезни. Гору Магнитную комбинат уже сожрал (местные говорят, из нее сделали миллион танков), железную руду добывают из других гор. Так же "город-сад" пожирает и человеческие ресурсы. "Магнитка" вполне оправдывает свое название...

А в Верхнеуральске как жили 150 лет назад 10 тысяч душ, так это число и не меняется. Рождается новое поколение -- и бежит в большой город. В народе ходит слух, что "Магнитка" - обреченный город. Ибо, когда руда будет добыта окончательно, смысл существования "города-сада" исчезнет. Впрочем, это зловещее предсказание передается из поколения в поколение, и все новые ресурсы притягивает "Магнитка", а "город-сад" все пухнет и пухнет от человеческого материала. А, с другой стороны, что делать молодому человеку в маленьком городке, облик которого остается неизменен с XIX века? Все те же покосившиеся дома, купеческие лавки, присутственные места... Для путешественника -- отрада, для жизни как-то "не катит".

Так вот о противостоянии "европа-азия". Ну, разве возможно в Европе, когда в угоду правящему монарху меняется имя не только городу, но и... реке, на которой он стоит? Город назывался Вернеяицкой крепостью, а река Урал именовалась Яик. Яицкие казаки поддержали восстание Емельки Пугачева, и в отместку императрица Екатерина (европейка по происхождению, либералка, переписывающаяся с Вольтером!) приказала переименовать реку и город! А всех яицких казаков распорядилась повесть на столбах вдоль дорог. Ну, чем не восточный деспотизм?

Граница Европы и Азии.

В Верхнеуральске этому противостоянию даже... поставлен памятник. На нем так и написано: "Европа-Азия". Стоит памятник в азиатской части. Впрочем, по странному стечению обстоятельств памятник водрузили аккурат на том месте, где когда-то находилась... тюрьма. Без чего немыслима "азия"? Конечно, без застенков! Естественно, это должны быть жуткие казематы, с подвалами для пыток и всяческими методами усмирения вольнолюбия. Верхнеуральск остался не чужд "азиатской" тенденции: когда сто лет назад старая тюрьма обветшала, решено было построить новую, на южной окраине города. Новый Верхнеуральский централ прославил город.

По злой иронии судьбы проектировщик и строитель Централа П. Сафронов сам стал узником своего детища и погиб в его застенках. Неслучайно, видно, он проектировал запутанный лабиринт "царского карцера", в который бросали на съедение крысам самых отпетых... При большевиках централ стал политизолятором, в котором сиживали те, кто был неугоден режиму. Стены тюрьмы помнят многих известных ученых и общественных деятелей, представителей столичной богемы. В централе содержали прославленных артисток Лидию Русланову и Зою Федорову. Здесь доживала последние дни и покушавшаяся на жизнь Ленина эсерка Фанни Каплан. Здесь сиживали и были расстреляны Зиновьев (подлинная фамилия - Альфельбаум), Каменев (Розенфельд), Радек (Собельсон). Сидел в централе и митрополит Крутицкий (в миру Петр Полянский). Старые тюремщики рассказывали, что долгие вечера коротал с ним в беседах начальник тюрьмы. В 1937 году их обоих расстреляли...

Самая странная история -- сидение в Верхнеуральском централе некоей Марии Коппенштайнер. Долгое время ее имя и происхождение держались в строжайшем секрете. И лишь относительно недавно удалось установить, что под "железной маской" тщательно скрывали двоюродную сестру... Адольфа Гитлера. Она видела своего кузена лишь в детстве, когда ей было всего восемь лет. Жила Мария в деревне, держала домашний скот и не имела никаких привилегий родственницы фюрера. Тем не менее после пятилетних допросов в застенках Лубянки Марию Коппенштайнер приговорили к 25-летнему заключению в Верхнеуральской тюрьме, где она и умерла через три года.

До 60-х годов прошлого века Верхнеуральский централ был совершенно секретной тюрьмой и даже его упоминание могло повлечь суровую кару. Да, собственно, и сейчас из централа никакой информации. Однако мы все же (пока еще) живем в информационном обществе, и о том, что творится в казематах, можно узнать из иных источников. Вот относительно недавняя новость:

"...Беспрецедентную акцию протеста начали 95 заключенных. В ответ на проведение планового общего обыска они пошли на открытое противостояние. 13 сидельцев одной из камер отказались предъявлять вещи для досмотра, выходить из камеры и даже оказали сопротивление надзирателям. Те, в свою очередь, применили спецсредства, стоящие на вооружении ГУИН. А на вооружении, как известно, состоят резиновые дубинки, слезоточивый газ, наручники и смирительные рубашки. Результатом "побоища" и явилась голодовка, объявленная заключенными в поддержку бунтовщиков. Причем, по неофициальной информации, к ней уже присоединилось 70 процентов заключенных централа. По официальным данным администрации, в учреждении сегодня содержатся 95 убийц, 82 осужденных за разбой, сидят также насильники и члены организованных преступных сообществ. Более 30 осужденных имеют срок заключения более 20 лет, а 67 - от 20 до 25 лет тюрьмы. По данным челябинского регионального фонда "Уральская амнистия", от бесчеловечного режима в Верхнеуральском централе заключенные совершили уже 10 попыток покончить с собой. Шестеро заключенных вскрыли себе вены, еще трое - животы. А один - горло. В пресс-службе ГУИН факты членовредительства подтвердили, однако сообщили, что реальной угрозы здоровью они не представляют и носят скорее демонстративный характер..."

...Историк Верхнеуральска Рашид Абдуллович Мухамедьянов отнесся ко мне настороженно. А в конце разговора заметил, что я ему слишком даже не понравился. Потому что задавал неприятные вопросы. Про централ, про национальные проблемы, про "европейское" и "азиатское".

Весь Верхнеуральск в одной картинке. На заднем плане -- Централ.

Рашид Абдуллович был редактором районной газеты, но сменилась власть и он вынужден был вернуться в школу -- преподавать историю. Обычная коллизия: сменился глава района, и старую "районную тиранию" вытеснила новая. В Европе это называется "смена команды", у нас - "страшной местью". Я и в западных областях России, когда попадал в предвыборные кампании, спрашивал у представителей той или иной группировки: "Что вы сделаете в первую очередь, когда (если) придете к власти?" Отвечали незатейливо: "Отомстим оппонентам!" На вопрос - за что? - районные активисты ответить затруднялись.

Рашид Абдуллович вместе с сыном перестраивали родовой дом. Сын был довольно сильно выпимши, и расспросить о централе его было невозможно. А все же интересно, ибо он там служит. Отец был озабочен иной проблемой: пожаловался, что корреспонденты про него пишут, что "Мухамедьянов везде с Кораном ходит". Рашид Абдуллович вообще отказался разговаривать об истории Верхнеуральска, упирая на то, что здесь, на стыке Европы и Азии, люди разных национальностей живут мирно, и не надо де разжигать костер.

Дело в том, что начало истории Верхнеуральска связано было с кровавой резней, возникшей на межнациональной почве. Действительно, деликатная тема, но ведь из песни слова не выкинешь! Или бывает святая ложь? Нет, расскажу правду, ведь сила, кажется, в ней.

Изначально крепость Верхнеяицкая была основана для прикрытия пристани на реке Яик, на которой отгружался хлеб. Пристань построили после того как хан одного из казахских жузов Абдулхаир заключил союз с русской императрицей Анной. Земли здешние были оспариваемы между казахами и башкирами. Поскольку башкиры пока еще не были покорены Россией, в 1735 году они осадили крепость. У защитников вскоре кончились запасы пищи и боеприпасов, и они поддались на посулы башкир, обещавших оставить жизнь защитникам в случае сдачи крепости без боя. Башкиры обманули: все защитники были убиты, а крепость сожжена.

Я на Рашида Абдулловича не в обиде. И вообще готов ему все простить, ибо он написал гениальную книгу об истории Верхнеуральска. Именно из нее я почерпнул более-менее правдивую информацию о Верхнеуральском централе. Родовой дом Мухамедьяновых расположен на улице братьев Кашириных. Эти люди -- живая иллюстрация противоречивой истории Верхнеуральска. Их отец был атаманом станицы Верхнеуральской (ныне это поселение называется Форштадт). А братья, Иван, Николай и Петр, в Гражданскую войну встали на сторону большевиков. Каширины, а вместе с ними и легендарный красный командир Блюхер разгромили под Верхнеуральском войско белоказаков, ведомое атаманом Дутовым. "Благодарность" от советской власти не замедлила ждать: в 30-е годы братьев Кашириных (а вкупе с ними и Блюхера) обвинили в создании "антисоветской террористической организации" и расстреляли.

В городе есть улица Пугачева. И это очень даже обидно, ведь Пугачев не смог взять крепость Вернеяицкую, отступил. Чудеса изобретательности и необыкновенную волю проявил комендант крепости полковник Ступишин. Он, во-первых. припугнул башкир, грозя им в случае их поддержки Пугачева "вешать за ноги и за ребра, дома, хлеб и сено жечь нещадно". А во-вторых, когда пугачевцы подошли в Верхнеяицкой, выставил на стенах чучела, тем самым создав иллюзию многочисленности защитников крепости; да еще отправил в бунтарское войско перебежчика, который сообщил Пугачеву "страшную" тайну о громадном гарнизоне, готовом растоптать изменников. Ступишин победил Пугачева, но улицы Ступишина в городе нет.

Как и принято в "азиопе", мы меняем среду своего обитания, в том числе и вывески, в зависимости от капризов правителя. Вот придет новый хан, может и появится в городе улица Ступишина. Или Дутова. Или Фанни Каплан. В любом случае народ будет радостно приветствовать новацию власти. Или в крайнем случае безмолвствовать.

-- СВЕТЛЫЕ ДНИ ЧЕРНОГО ЯРА

Именно здесь, у Черного яра Стенька Разин впервые сказал: "Я пришел дать вам волю!" Волю-то взяли. Только потом сильно раскаялись.

А еще где-то под Черным Яром, на каком-то из многих сотен островов дельты Волги запрятана казна Емельки Пугачева. Драпанул Емельян Иванович к Черному Яру после того как остатку его войска дал по зубам под Царицыным граф Суворов. Атамана-то повязали, а золото не нашли. Место известно -- "Сальникова ватага" -- но на след клада пока не набрели. Предшественник и земляк Пугачева Разин по-другому отличился у Черного Яра: здесь он бросил в Волгу персидскую княжну. А еще Степан Тимофеевич приказал высечь воеводу крепости Черный Яр -- и ссадил его на берег после экзекуции. Позор страшный, но, по совести, гуманно -- ведь и разинцев, и пугачевцев после подавления бунтов вешали на каждом столбу.

В музее местном есть картина: "Пленение дочерей Пугачева суворовцами". Написана самодеятельной художницей Анной Ююкиной, которая любит пугачевскую и разинскую тематику; всегда востребованы романтика, вольномыслие, тоска по беспощадному народному бунту и все такое. Напротив "Пленения" висит полотно более грандиозное, но невостребованное: "Установление советской власти в Черном Яру". Возможно настанет время, когда и эта картина станет цениться, ведь в Черном Яру красная армия совершила подвиг: всего четыреста бойцов удерживали город, на который белые напирали с двух сторон. Подвиг сравним с подвигом трехсот спартанцев; если бы армии Деникина и Врангеля соединились, ход Гражданской войны мог бы кардинально измениться. Конечно об этом немодно говорить, но Черноярский музей появился благодаря этому событию. Изначально это был "музей героической обороны Черного Яра". И кстати Черный Яр после этой баталии 1919 года получил прозвище "Крепкий орешек".

Почему я все о музее: он расположен в самом старом здании горо... простите, не города уже, а села. Это когда-то Черный Яр был уездным городом, этого статуса Черный Яр был лишен аккурат после героической обороны 1919-го. Здание музейное -- бывшая тюрьма, 1824 года постройки. Первый этаж ее ныне занимает детская художественная школа.

...Теперь любимое занятие черноярцев, в особенности изрядно поживших, - сидение. Весь обрыв Волги усеян скамеечками. Сидят, голубые волжские дали созерцают. Считают, сколько по матушке-реке транспортов идет, теплоходов пассажирских. Танкеров с нефтью много проходит, остальных плавсредств с каждым годом все меньше. Сидят, политику обсуждают. Черноярскому району не повезло, газопровод по нему не проходит. И месторождений газа или нефти нет. Живут в Черном Яру лишь арбузами и помидорами, теми самыми -- "астраханскими". Летом все -- от мала до велика -- на плантациях, село пустеет. Впрочем, особенного богатства плантации никому не приносят. Вот такая бесхитростная в Черном Яру политика. Точнее, экономика.

Приручение здешней степи длилось веками. Черный Яр изначально появился как крепость для защиты торговых караванов на Волге и дороги из Астрахани, которая еще называлась "фруктовым трактом" (фрукты в Московию везли из Персии). Долгое время после покорения Иваном Грозным Астрахани на пути от Царицына до Астрахани не было вообще никаких укреплений. На берегах хозяйничали кочевники -- ногайцы, калмыки и черкесы -- они жили грабежом. Ну, и воровские казаки тоже не дремали, тоже хотели получить свой куш. Здесь Волга делает излучину, видно далеко, на много верст вверх и вниз по течению, потому то место для крепости определили в этом месте.

"Черным Яром" крепость назвали потому что здесь над Волгой нависает высокий обрыв. Глина красного цвета, но, если смотреть со стороны Волги, против солнца берег кажется черным. Крепость была о восьми башнях и с дощатым забором. Против каждого крепостного угла стояли на четырех высоких столбах караульни, с которых стрельцы обозревали окрестности. Место вокруг представляло собой голые унылые степи, совершенно ровные и без единого кустарника. Из-за отсутствия влаги и постоянной угрозы со стороны степи черноярские жители не решались лишний раз выходить за пределы острога. Тем более не стремились заниматься земледелием или животноводством; жили запасами, которые завозили крайне нерегулярно.

В 1698 года по указу Петра I черноярских стрельцов переписали в казаки. Но к тому времени в Черном Яру произошел экономический переворот: несмотря на опасности местные воины стали по русской привычке осваивать здешние скудные земли. Короче окрестьянились стрельцы напрочь. Растили хлеб, овощи, скотину развели. Рыбалкой занимались, само собой. Так всегда получалось, что в Черноярскую сотню казаков недобирали. Из казаков стремились удрать; земля, хозяйство, семья оказывались важней. Зачастую в сотню записывали мальчиков -- из тех, что покрупнее. Ведь что получилось: в казаки как правило люди бежали -- за волей. А здесь -- назначили...

Петр Великий кроме казачества черноярцам еще кое-что подарил. Во время Персидского похода в 1722 году самолично раздал населению семечки арбуза. И арбуз, бахча вот уже три столетия остаются главным источником относительного благополучия Нижней Волги. Черный Яр никогда не был богат. Приехала сюда лет сто назад комиссия, возглавляемая внуком писателя Аксакова, так тот написал: "Ничего нет здесь кроме приземистых домишек, на рынке только горшочки да веревочки, а чиновники едят осетрину каждый день..." Осетрина тогда здесь была как пареная репа для Центральной России.

Вот такая вкратце история Черного яра. Жаль, от крепости ничего не осталось; из-за того, что Волга постоянно подмывает берег, крепость уже где-то на середине великой реки. Точнее ее давно смыло в Каспийское море.

А казачество кстати возрождается. Есть в Черном Яру атаман, бывший военком района, а до того служил он в советской армии политруком. Очень полезное, по мнению атамана дело -- казачество. Казаки занимаются охраной правопорядка, охраной рыбных запасов (в рейды ходят по Волге во время нереста), с батюшкой здешним сотрудничают. Здесь так договорились: если пожар или беда какая, батюшка звонит во все колокола и казаки знают: надо собираться. Казаки хотят жизнь как-то улучшить: чтобы кавказцев-перекупщиков поменьше было, а русское население само могло ездить и реализовывать свои овощи и бахчевые на городских рынках.

От былого городского прошлого ныне остались лишь каменные купеческие лавки да традиционное блюдо "пашкет". Делается он из многие ингредиентов: на дно горшка кладется картошка, квашеная капуста, отварные яйца, рис, кусочки рыбы и мяса. Это месиво закрывается дрожжевой лепешкой и запекается в печи. Есть второе блюдо, пришедшее из былых времен: уха из головы осетра. Но, поскольку напротив Черного Яра находятся нерестилища осетровых, лов этой рыбы официально запрещен. Блюдо черноярцы вынуждены готовить (ну, и соответственно осетра ловить) нелегально.

Можно много рассказывать необычного о Черном Яре, но самое, на мой взгляд удивительное в здешних неласковых краях -- святой, который хранит Черный Яр. Пожалуй, Боголеп Черноярский -- самый необычный герой во всем русском православии. Звучит история Боголепа как сказка, но все, что касается его коротенькой земной жизни -- истинная правда.

Четыреста лет назад население Черного Яра складывалось из людей, собранных из разных концов Руси. Из Казани сюда прислали воеводою Якова Лукича Ушакова. Не успела семья нового воевода обжиться, Черный Яр постиг пожар, крепость сгорела почти целиком. Отстроились на новом месте, но через два года, в 1654 году на городок напала новая беда: "вредительная язва". От болезни слег семилетний сын воеводы Бориска. Мальчик уже был при смерти, и в это время в воеводских палатах появился пожилой странник-чернец. Монах попросил, чтобы ему показали ребенка. Дело в том, что чернец долго и уединенно жил в лесу, на Севере, но однажды услышал голос: "Иди в Черный Яр, там найдешь отрока Бориса и послужишь ему..." Старец и не ведал, где этот Черный Яр находится, но пошел.

Бориска весь был обезображен язвами, одной ногой стоял в ином мире. Чернец настоял, чтобы мальчика постригли в монахи, и Бориска несмотря на свой малый возраст согласился принять схиму, взяв новое имя: Боголеп. После пострига изуродованное болезнью лицо мальчика совершенно очистилось. Три дня он провел в алтаре Черноярского храма, молил о чем-то Господа. Когда ребенок вышел, сказал родителям: "Я теперь не ваш, а Божий..." Он перекрестил город на все четыре стороны и сказал собравшимся жителям: "Господь меня поставил вашим заступником, всё что не попросите у Господа через меня, вам будет. Я отныне хранитель вашего града". После этих слов лицо отрока-схимонаха стало бледнеть, покрылось испариной, он упал на землю без сознания. Ребенка охватила сильная лихорадка, называемая в народе "огневицей". Проболев день и не приходя в сознание, отрок-схимонах Боголеп скончался. Так закончилась его земная жизнь.

Весь Черный Яр в одной картинке.

В первый раз Боглеп спас город во времена Стеньки Разина. Разинское войско уже было разбито, но его сподвижник Федор Шелудяк еще удерживал Астрахань. Для укрепления города он пригнал в Астрахань жителей Черного Яра, крепость же Черный Яр совершенно опустела. Но черноярцы не хотели служить Шелудяку и он в наказание послал верных ему татар сжечь поселение вместе с его упрямыми обитателями. Они пришли к пустой крепости и увидели только мальчика в одеянии схинмника; отрок ходил по стене, будто проверял невидимых ратников, и говорил татарам: "Уходите, окаянные отсюда, не сможете вы сотворить этому городу зла, потому что Господь, Бог мой, поставил меня стражем месту сему". Татары не испугались этого запрещения и приготовились к штурму города. Только они приблизились к стенам, как были поражены внезапной слепотой. В ужасе они стали кричать и звать друг друга на помощь, а когда поняли, что ослепли все, повернули своих коней вспять и понеслись прочь. Через две версты глаза их открылись -- и они снова стали видеть, как прежде. Изумленные этим необыкновенным случаем татары не решились больше приступать к Черному Яру.

Возвратившись в Астрахань, они рассказали Шелудяку о происшедшем с ними, объявив, что город охраняет... мальчик. Шелудяк не поверил их рассказам и сильно разозлился, думая, что татары его специально обманывают, желая передаться царскому воеводе. Он послал в Черный Яр самых верных и преданных ему донских казаков, отдав им такое же приказание -- разорить и сжечь город. Казаки, приблизившись к Черному Яру, увидели тоже самое - приготовленную к обороне крепость и молодого инока, ходящего по стенам. Бросились они на штурм и тут же ослепли...

Следующий раз Боголеп явил себя в 1689 году. В отместку за то, что русские пошли воевать Крым, кубанские татары, подданные крымского хана, пошли разорять Астрахань. На их пути оказался Черный Яр, имеющий крошечный гарнизон. Предвкушая легкую победу, татары со всей своей силой изготовились к приступу. Вдруг на поле против себя они увидели молодого отрока в монашеском одеянии, подъехавшего к ним на белом коне. Он, называя себя стражем и хранителем города, посланным от Бога, говорил, чтобы они не причиняли городу никакого зла: "Если дерзнете на град сей, то злою смертью погибнете". На татар от этого напал великий страх, и они повернули вспять, оставив всякие замыслы о войне.

В апреле 1711 года кубанские татары снова подступили к Черному Яру. Они пленили одного черноярского жителя и начали сильно пытать его; кочевники усиленно допытывались, с какой стороны им легче напасть на Черный Яр. Не выдержав мучений, несчастный объявил своим мучителям, что легче всего напасть с северной стороны -- там их никто ждать не будет. В беспамятстве он указал также где хранится оружие и заявил, что прежде всего надо напасть на воеводский дом, а взяв его, не трудно будет овладеть и всем городом. Ночь была тёмная и ворвавшиеся в город, невидимые стражей, стали бегать по его улицам. Внезапно татары увидели сильный свет над храмом Воскресения Христова и с дикими криками, как будто они уже овладели городом, устремились на него. Часть татар направилась к храму, а часть к дому воеводы. Воевода вместе со своими людьми затворился в доме и мужественно оборонялся. Татары же стали бегать вокруг дома, стараясь проникнуть в него. Они начали стрелять в него огненными стрелами, пытаясь поджечь, но безрезультатно. Пытались поджечь они и сам город, но и здесь у них ничего не получалось. Какая-то невидимая сила постоянно мешала им, и татары совершенно ничего не могли сделать. Та часть из их воинства, что устремилась к храму на свет, нашла около церкви стоящего молодого отрока в монашеском одеянии. Он повелел им немедленно уходить из города, иначе все они будут истреблены. С тех пор татары зареклись трогать Черный Яра.

Отрок-схимонах Боголеп еще не раз отводил от Черного Яра всевозможные напасти -- от бандитских набегов до эпидемий. Уверен, что мальчик защитил город и в 1919-м, ведь красные оборонялись, а городской ангел-хранитель помогает даже неверующим. Жаль только, могила Боголепа (а похоронен он был в пещерке, над которой была простроена часовня) утеряна. Волга "съедает" город, и место захоронения вместе холмом, на котором крепость стояла, давно обрушилось в воду. Впрочем, останки -- лишь материальная часть этой истории. Черноярцы надеются, что святой мальчик все еще помнит о них...

--

-- НА ГРАНИ

Город тогда назывался Виипури. Обороняли его финны, и надо сказать, твердыня была прекрасно готова к долговременной осаде: за много веков здесь было настроено множество укреплений с лабиринтом подземных коммуникаций. Когда наши после непродолжительной огневой подготовки выдвинулись к окраинам города, финские военные поспешно оставили Виипури. А вместе с ними город покинуло все (!) его население. Тем самым жемчужина Карельского перешейка была спасена для мировой культуры.

Финны спасли город и чуть раньше, в 1941-м. Уходящие советские войска заминировали город тремя сотнями фугасов, взрывающихся от сигнала по радио. Такие устройства называлось БЕМИ. В первый же день захвата Виипури финнами взорвалась телефонная станция, был разрушен взрывом Крепостной мост, еще восемь мин взорвались в разных частях города. Покинутый жителями, охваченный пожаром Виипури, ждал последнего, смертельного удара. Но два финских инженера, Сяйо и Сарке, разгадали секрет действия БЕМИ. Они рассчитали, что радиовзрыватель срабатывает от сигнала на частоте 715 килогерц. На ту частоту настроили мощные радиопередатчики и направили их антенны на Ленинград. Для того чтобы глушить советский радиосигнал, финские инженеры достали пластинку с записью самой быстрой, звучащей практически без пауз музыки; ею оказалась "Саккиярвен полька". Музыка, не оставила ни одной "щели" , в которую мог бы проскочить роковой сигнал на частоте 715 килогерц. Энергичная финская "Саккиярвен полька" звучала трое суток без перерывов. Саперам хватило времени для полного разминирования города.

Финны, оставляя Виипури в 1944-м, минировать его не стали. Впрочем, немцы заминировали плотину, подрыв которой привел бы к затоплению города. Наши разведчики героическими действиями не позволили немцам привезти адскую машину в действие... Русские вернули городу былое шведское название "Выборг". А заселило его весьма своеобразное сообщество: военные, которые до сих пор составляют большой гарнизон, и гражданские, приехавшие на жительство с Русского Севера и почему-то Татарстана. В общем получился здесь своеобразный "вавилон", да еще граничащий с не слишком дружественной нам Финляндией. В древнем Выборгском замке, в укромном месте я обнаружил интересную надпись: "Пограничник будь бдителен! Рядом капиталистическая Финляндия!"

Выборжанки.

Вообще немного обидно: проигравшая войну Финляндия -- одна из благополучнейших стран мира. Мы тоже стали капиталистической страной, но что-то у нас с благосостоянием пока не получается. Точнее, благосостояние пока получилось у небольшой группы россиян, стремительно пролетающих по старинным улочкам на бронированных "Хаммерах" и тусующихся в хорошо охраняемых ресторанах. Скажу честно: для меня, искушенного хамством богатеев москвича, Выборг показался городом, где контраст между богатством и бедностью слишком даже налицо. По старому городу слоняются мрачные и вонючие личности и выуживают из помоек остатки с барских столов...

Притязания финнов на Выборг весьма сомнительны. Если обозреть многовековую историю города, получится, что финским Выборг был всего-то четверть столетия: с 1918 по 1939 годы, и во время оккупации 1941-44 годов. Город-то был основан шведами, на месте карельской деревни. В наших книгах написано, что это было "корельско-новгородское поселение", но видимо это лукавство, ибо русские здесь не жили, а торговали. И однажды, в 1293 году правитель Швеции Торкель Кнутсон во главе большого войска вторгся в Карелию. В том же 1293 году построили на островке Линнан-Саари каменный замок. Тот самый, которым Выборг гордится по сей день.

Финны.

Новгородцы несколько раз пытались захватить эти земли, в 1318 году им это удалось, правда, на непродолжительное время. В 1323 году по мирному договору, подписанному в крепости Орешек, была установлена русско-шведская граница по реке Сестре. С той поры законные шведские владельцы Выборга и их южные соседи -- новгородцы продолжали жить мирно, как братья. В 1351 году, а затем в 1411 "братья" с юга сильно разрушали городок, а в 1475 году "братья" с севера начали возводить стену вокруг Выборга; как свидетельствуют летописцы, делали они это в большой спешке.

Именно в это время статус "брата" с юга получила Москва, подавившая Великий Новгород. В 1495 году к городу подошел большой отряд москвичей и окружил его. В течении 10 недель город осаждала армия Ивана III, однако, успех ей не сопутствовал. Русские отошли от Выборга, оставив его в покое на 200 с лишним лет. Следующая попытка взять Выборг была предпринята царем Петром Алексеевичем в 1706 году. Она была неудачной, ибо шведские укрепления устояли. Лишь после Полтавской "виктории", весной 1710 года, Петр I взял Выборг. Осенью по льду Финского залива с острова Котлин к Выборгу подошел тринадцатитысячный русский корпус с артиллерией и начал осаду. В апреле на помощь сухопутным силам, пробившись через покрытый льдами залив, Петр привел к Выборгу флот из 250 парусных и гребных судов. 12 июня 1710 года шведский гарнизон Выборга сдался. Оценивая значение взятия Выборгской крепости, Петр I сказал, что "через взятие сего города Санкт-Петербургу конечное безопасение получено".

Обороноспособные.

В 1811 году Выборгскую губернию административно присоединили к великому княжеству Финляндскому. А в 1918 году В.И. Ленин в Смольном вручил главе финляндской делегации постановление Совета народных комиссаров о признании независимости Финляндии.

Финнов в Выборге сейчас полно. Правда все они -- туристы. Поскольку до Хельсинки всего 230 километров, они приезжают сюда на экскурсию "выходного дня". Им, конечно, не показывают финское кладбище, которое нашими солдатиками после войны было полностью разрыто и разорено (искали драгоценности). Финнам показывают более красивые места. Впрочем, и нашим, внутренним туристам показывают то же. Жаль: на "финском" кладбище я нашел множество разбросанных надгробий с русскими именами. Мародерство, как известно, не имеет национальности... Финские надгробия некто "украсил" свастикой. Да, финны воевали на стороне фашистской Германии. В Черноземной зоне России я слышал от стариков рассказы об особом зверстве финских оккупантов (их немцы ставили прикрывать тылы). Но ведь, кажется, они повинились... Или нет?

Раньше (и я был тому свидетелем) финны в России допивались до ручки, тем самым борясь со своим внутренним "сухим законом". Ныне остепенились. Затовариваются, конечно, нашим дешевым спиртным в наших магазинах обильно. А на Рыночной площади Выборга приобретают все что предлагают предприимчивые выборжане -- от китайских шмоток до клюквы. Добыча как-то быстро погружается в багажные отделения красивых автобусов, которые вскоре тихо улетучиваются. Одеты все финны по-типовому серо, разговаривают тихо, впрочем часто улыбаются. А выборжан (которые хотя и одеты пестро, почему-то упорно не улыбаются -- будто отягощены проблемами) лениво гоняет с площади здоровенный мужик с бейджиком "Выборгский рынок". При этом он произносит одну и ту же фразу: "А ну пошли вон отсюда!.." Как говорится, "зона беспошлинной торговли" здесь контролируется городовым...

--

--

-- ОТКУДА ЕСМЬ ПОШЛА ЗЕМЛЯ КАЛИФОРНИЯ

На Руси есть много храмов, посвященных не богам, а всяким, мягко говоря, неожиданным вещам, а то и явлениям. Удавалось мне побывать в Храме Оружия, в Храме Ивана Сусанина, в Храме-бане, в Храме-электростанции и во многих других культовых сооружениях, приспособленных под заводы, хлебопекарни, тюрьмы, музеи и... в общем, как говорил еще принц Гамлет, есть много такого на свете, что даже не снилось нашим горе-мудрецам.

В городе Тотьме я побывал в Храме Мореходов. Уже само название города звучит жутковато, и, как говорят, еще Петр Великий по-своему его переиначил, произнеся имя города: "то - тьма". Может быть 300 лет назад Тотьма и была мрачна своим обликом, но теперь перед путником город открывается чудесной северной жемчужиной, приятно поражающей чистотой улиц и будто уносящимися ввысь легковесными церквами, архитектура которых, кстати, не имеет аналогов в мире. Музей мореходов расположился во Входоиерусалимской церкви, построенной тотемским купцом Пановым, и она своим обликом напоминает несущуюся по морю бригантину. Если учесть, что всего-то десятилетие назад это помещения занимал винзавод ("Храм Бахуса"), о чем свидетельствует сознательно сохраненная посередине церкви "фасовочно-укупорочная машина" (для разлива вина), то Храм Мореходов -- не самый скверный вариант.

Тотьма 1.

От Тотьмы ближайшего моря, даже если двигаться по прямой, больше 800 километров, и неискушенному человеку не слишком понятно, зачем здесь было создавать морской музей. Вот об этом и будет рассказ.

Тотьма вообще полна загадок. Местный историк Станислав Филиппов утверждает, что тотьмичи -- потомки... скифов. На одной старинной карте он обнаружил, что территория вдоль реки Сухоны (на которой расположилась Тотьма) в давнишние времена называлась Великой Скифией, а само название города -- так вообще с древнеегипетского языка можно перевести как "Божественный город". Что касается скифов и египтян -- вопрос сложный, но то, что в зимний морозец, под белым северным солнышком, едва прокатывающимся над горизонтом, даря света на четыре часа, город действительно представляется божественным, -- истинная правда.

Тотемские церкви похожи на корабли потому что их строили купцы, предпринимавшие немыслимые океанские походы. Только в Америку местные воротилы снарядили 20 экспедиций, а 800 километров по прямой для удалых людей -- не расстояние, тем более что для попадания в океан всего-то надо было из Сухоны выйти в Двину, оттуда -- в Белое море, а там...

Тотьма 2.

Но не купец стал самым знаменитым тотьмичем, прославившимся на ниве географических открытий. Таковым стал тотемский мещанин Иван Александрович Кусков, основатель и правитель форта Росс в далекой Калифорнии. Как и почти все в Тотьме, биография Ивана Кускова окутана загадками. Неизвестно, кто были его родители, но доподлинно известно, что к 22-летнему возрасту он задолжал 1690 рублей одному местному богатею, что вынудило его спешно покинуть город и заключить контракт с тогдашним (дело было в 1790 году) правителем Аляски Александром Барановым, согласно которому он должен был следовать за Барановым везде, помогать в коммерческих и ратных делах, а из каждых 100 рублей личного дохода отсылать 75 в счет уплаты долга. Как молодой человек смог задолжать сумму, на которую можно было построить приличную двухъярусную церковь (меньших в Тотьме строить не было принято), так же осталось тайной. Но случилось так, что в первый же год на Аляске Кусков заработал 3900 рублей которые смогли с лихвой покрыть "грехи молодости".

Такие бешеные деньги делались прежде всего на пушнине, добыча и торговля которой было сверхрентабельным делом (смотри кинофильм "Начальник Чукотки"). Даже на гербе Тотьмы изображена носительница богатства тотьмичей, черная лисица -- "в знак того, что житель того города в ловле тех зверей упражняются". Чернобурки к моменту утверждения герба в России были истреблены и добывались они в Северной Америке.

Справедливости ради заметим, что идея освоения Калифорнийского побережья принадлежала Николаю Резанову, горою современной рок-оперы "Юнона и Авось". Прибыв в столицу Русской Америки Новоархангельск, Резанов обнаружил, что поселенцы пребывают в плачевном состоянии: питались русские тем, что добудут, а из-за нехватки овощей и фруктов люди оказывались во власти цинги. Резанов отправился за провизией на юг вдоль побережья Америки, и обнаружил, что перед путешественниками вплоть до Сан-Франциско простираются сплошь безлюдные земли.

Тотьма 3.

Программу дальнейшей колонизации Америки Резанов обсуждал вместе с Барановым и Кусковым. Но вскоре Резанов внезапно умер, а русский император Александр, увлекшись разгоравшейся в Европе войной с Наполеоном, отложил решение вопроса продвижения наших в Калифорнию на неопределенное время -- даже несмотря на то, что являлся акционером Российско-Американской компании.

Тем не менее, Иван Кусков совершил пять морских походов к югу от Аляски и 11 сентября 1812 года поднял российский штандарт над свежевыстроенным чуть севернее Сан-Франциско фртом. Название ему, Росс, придумали при помощи жребия: из-под иконы Спасителя тянули бумажки с вариантами. Самым главным сооружением в поселении считалась верфь, на которой Кусков немедленно распорядился начать закладку корабля. Хотя Южная Калифорния считалась владением великой морской державы Испании, именно русский бриг "Румянцев" стал первенцем калифорнийского судостроения. Всего же со стапелей фота Росс сошло 4 большегрузных брига и множество малых судов.

Торговля с индейцами, испанцами и гавайцами в Русской Калифорнии развивалась успешно: в один только заход в Охотский порт (в Сибири) Кусков на корабле "Мария" привез 20 000 испанских пиастров -- астрономическую по тем временам сумму. Поселения русских добытчиков возникали южнее Росса и даже на Гавайских островах. Замечательно уже только то, что русское правительство не вкладывало в освоение Америки ни копейки и одновременно имело солидный куш благодаря лишь порядочности и оборотистости наших мореходов.

Тотьма 4.

В 1822 году "за старостью лет" с поста правителя Русской Америки сняли Александра Баранова. Иван Кусков тоже решил уйти в отставку. Оба они были родом с Русского Севера (Баранов -- из города Каргополя), а потому возвращаться резон был вместе. Баранов так и не попал в отчий край, умер и похоронен он был в Индийском океане. Кусков в Тотьму вернулся, но суждено ему было прожить в ней всего три месяца.

По воспоминаниям современников, Иван Кусков "нрав имел веселый, в обхождении с людьми был ласков, в исполнении верен", однако тотьмичи встретили его прохладно. Это тоже загадка: за 35 лет отсутствия Кускову не забыли какие-то прегрешения. Он привез с собой жену Екатерину Прохоровну, дочь великоустюжского мещанина, детей же у них не было. Она была намного моложе мужа и вскоре после его смерти повторно вышла замуж за местного винного пристава, после чего следы ее теряются.

Утеряна и могила Кускова. По официально версии похоронен он на территории Спасо-Суморина монастыря, у алтаря Преображенского храма, где несколько лет назад поставлен памятный крест. По версии, более близкой к реальности (хотя бы потому, что никто не приемлет пророка в своем отечестве), похоронен он на общем кладбище при том же монастыре, над рекой со странным названием Песья Деньга. При советской власти кладбище уничтожили и на его месте построили футбольное поле.

Со знаменитым фортом случилась чисто русская "закавыка". В 1841 году наши официально продали его некоему Джону Суттеру за 30 000 долларов. Договор был составлен так, что деньги должны были перечисляться в три приема. Но правители Русской Америки после Баранова менялись настолько часто, что бардак в ведении дел стал привычным состоянием и в возникшей ситуации Суттер счел возможным не заплатить ни цента. То есть мы свою колонию элементарно, пардон, просрали.

Калифорнийцы очень почитают форт Росс как первенец цивилизации на тихоокеанском побережье Америки; издавна там работает музей. В Тотьме музей Кускова (в доме, в котором он умер) создан недавно. Поставлен и памятник великому первопроходцу. Из окон дома-музея с одной стороны видна Входоиерусалимская церковь ("Храм мореходов"), с другой - Троицкий храм (по счастью, действующий), построенный на деньги морехода Степана Черепанова. Он расположился в рыбачьей слободе Зелени, одной из самых древних частей города.

С рыбой Сухоне стало туго. С судоходством -- вообще никак: развитие сети дорог привело к поражению речного транспорта в конкурентной борьбе с автомобильным. Река из кормилицы превратилась в деталь пейзажа. Когда Сухона еще влияла на жизнь людей, в Тотьме отмечался уникальный праздник. Весной, даже по ночам, люди дежурили на реке и ждали момента, когда пойдет лед. Как только радостная весть доносилась до тотьмичей, в церквях начинали бить колокола, и люди с возгласами: "Пошла наша кормилица!", -- выносили на Сухону кусочки несоленого хлеба, чтобы "подкормить рыбок", умывались речной водой, черпали ее ведрами и относили домой, дабы умыть тех, кто не может выйти на реку. Считалось, что со льдом "уходили" все болезни.

Об этом рассказала мне удивительная женщина (тотьмичи вообще по складу своему люди добрые и общительные) Екатерина Ивановна Семенихина. Несмотря на свой почтенный возраст она продолжает работать на Станции юных туристов, потому что не мыслит себя без детишек. Станция расположена в Зеленях, рядом с Троицкой церковью, и здесь я выяснил, что имя Кускова стало на слуху относительно недавно, до того он пребывал в забвении, а Тотьма между тем стала родиной целого ряда других, не менее выдающихся людей.

С 1941-го года, в течение 10 лет Екатерина Ивановна работала пионервожатой в детдоме под Тотьмой. В лихие военные годы жили тяжело и выручали только собственное хозяйство, на котором трудились и сами дети-сироты, да еще и конь по кличке Красавчик, помогающий не только вспахать огороды, но и связывающий захолустное село Никольское с внешним миром. Контингент был тяжелый, потому что детдом считался "ссылкой", а засылали сюда детишек, имеющих "склонность к побегу", потому как бежать отсюда было просто некуда.

И вот однажды, слякотной осенью 1943-го Красавчик доставил "свежую" партию детишек. Среди них выделялся самый маленький и щупленький мальчик, которого звали Коленька. В свои 6 лет он имел за спиной побег из детдома под Вологдой, а потому подлежал "ссылке". Немного окрепнув, Коленька стал всеобщим любимцем -- во-первых, потому, что в отличие от других мальчиков, редко задирался, а во-вторых, умел играть на гармошке, а на праздниках гармонист -- почти бог. В пионерской комнате стоял шкаф с книгами и Коля стал "самовластным" библиотекарем: выдавал книжки, строго следил за их сохранностью, и (что вызывало трепет и даже страх у детей) требовал после возвращения книги пересказывать ее содержание.

Керосин был в дефиците и детишки тайком его отливали из общественной керосинки, чтобы потом, в бане, тайком читать книги. Директор знал, что инициатор керосинового воровства -- Коля, но приказал не трогать детей, так как считал, что чтение в бане -- не худшее из нарушений. Когда Коля вырос и настало время ему отправляться в Большую жизнь, увозил его все тот же Красавчик. Девочки на прощание подарили ему 12 расшитых платочков, сделанных из ненужных полотняных обрезков, чему он очень смутился.

Теперь имя воспитанника Никольского детского дома Николая Рубцова знаменито на всю Россию. В Тотьме, на берегу Сухоны, поэту поставлен памятник. Так и соединились две судьбы -- мореплавателя и поэта. При жизни не признанных, но вернувшихся в древний северный город не только холодными изваяниями, но и частичками мировой истории и культуры.

-- ЗАПРЕДЕЛЬНОЕ

Историки Российской империи о судьбе Аляски упоминали несколько скупо: "В 1867 году по договору с Североамериканскими Соединенными Штатами уступлены им русские владения в Северной Америке за денежное вознаграждение". Это цитата из "Кратких очерков русской истории" Д.И. Иловайского, дореволюционного гимназического учебника, одобренного министерством народного просвещения. Там же сообщается: "Пустынная северо-западная оконечность Американского материка (Аляска), принадлежавшая России по праву первой заимки, была тогда же уступлена Северо-Американским Соединенным Штатам за 7 млн. долларов".

А что же было на самом деле? Да много всего... В 1741 году обрусевший датчанин Витус Йонассен Беринг на пакетботе "Святой Петр" открыл для России огромный полуостров, названный на русский лад Аляской. Вместе с Берингом к берегам далекой земли подошел еще один русский корабль, "Святой Павел", которым командовал Алексей Ильич Чириков. По праву первой заимки Аляска действительно стала русской территорией.

Русский гидрограф Гавриил Андреевич Сарычев за время нескольких экспедиций в 1785-1794 годов, вместе с И.И. Биллингсом, произвел первую съемку побережья, островов и заливов Аляски. Биллингс, англичанин по происхождению, участник третьего кругосветного плавания Джеймса Кука (именно в ходе этого плавания Кук и был убит гавайцами), состоял на русской службе с 1783-го. Иосиф Иосифович внес бесценный вклад в российскую гидрографию, завершив описание всего северного побережья России.

От двух российских столиц -- Москвы и Санкт-Петербурга -- до города Охотска, на берегу Охотского моря, в те времена добирались более года. С Божьей помощью добирались до Якутска где зимовали до июня. Далее двигались к Охотску, куда при удачном стечении обстоятельств прибывали к августу. Из Охотска морским путем за два месяца доплывали до Камчатки, вновь зимовали -- и летом следующего года через Берингово море направлялись на Аляску. Как вы понимаете, управлять этой колонией было несколько затруднительно.

Прибыв в Русскую Америку, отечественные купцы скупали за бесценок меха каланов, которые затем продавали в Санкт-Петербурге в 600 раз дороже. Ради такой выгоды можно пожертвовать и временем. В состав Русской Америки, помимо Аляски и Алеутских островов, входила и часть Северной Калифорнии. Первые русские поселения на североамериканском континенте появились в 1784 году. За исследователями на коммерческое на освоение новых заморских богатств отправились русские предприниматели. Первый центр Русской Америки расположился на острове Кадьяк. Купцы, скупая у промышленников и индейцев меха, торговали порохом, хлебом и солью. Купец из Рыльска Курской губернии Григорий Шелихов (его именем назван пролив между полуостровом Аляска и островом Кадьяк) еще при жизни Екатерины II стал создавать компанию по торговле с русскими владениями в Америке. Когда Шелихов умер, дипломат Николай Петрович Резанов в 1799 году убедил императора Павла I в необходимости расширения торговли в Русской Америке. Царь высочайшим указом утвердил устав Российско-Американской компании, первым директором которой и стал Резанов. Последний добился того, что Российско-Американская компания сумела не только основать многочисленные русские поселения за океаном, но и организовала 25 океанских экспедиций, из них 15 --кругосветных.

Рязанов, кстати, был женат на дочери Шелихова и после смерти тестя стал одним из крупнейших пайщиков компании. Учитывая выдающиеся организаторские способности первого директора Российско-Американской компании, Александр I, едва взойдя на престол, назначил камергера Н.П. Резанова послом в Японию. Первым главным правителем русскими владениями в Америке стал Александр Андреевич Баранов, купец из Каргополя. Баранов сумел установить прочные связи с Калифорнией, Гавайями и Китаем. Русские власти одно время даже вынашивали идею захватить Гавайские острова. Верояно, если бы это получилось, там сейчас было бы так же, как сейчас на Курилах, разве только с тропическим климатом.

Баранов сумел найти общий язык с индейскими племенами Аляски. О спокойной жизни в Русской Америке свидетельствует фрагмент из письма Баранову от Шелихова, которое было написано 9 августа 1794-го: "Я намерен на 18-м Курильском острову (теперь он именуется Уруп. -- Г.М.) содержать компанию сверх обзаведения хлебопашества. Но как завсегда, да и по многу иметь тут русских будет несходно, то я решился содержать тут для промыслов алеут и американцев, на первый случай хотя до 50 человек, а русские будут только ими управлять и содержать прикрытие от мохнатых курильцов, с коими жить просто небезопасно".

Позже дела пошли не так благостно. Первый серьезный конфликт с аборигенами разгорелся в 1802-м: индейцы племени тлинкитов напали на русские поселения у Ситкинского залива. Их было около шести сотен, и многие из них имели ружья. Оборона русской крепости была хорошо организована, однако индейцы подожгли деревянные избы. Скоро все было кончено: крепость Архангельская оказалась захваченной тлинкитами. Началась резня: озверевшие индейцы убивали всех подряд -- мужчин, женщин и детей -- до последнего человека.

Были убиты и все находившиеся в крепости союзники русских, алеуты с острова Кадьяк. Тлинкиты разграбили склады Российско-Американской компании, унеся две тысячи бобровых шкур. Случайно уцелел только один человек; им оказался кадьякский алеут по имени Савва. Ему сильно повезло, в момент нападения индейцев он охотился на лисиц, и когда возвращался с охоты, увидел дым над крепостью и услышал гортанные боевые песни.

Савва добирался до территории индейского племени, враждовавшего с тлинкитами -- они и помогли ему добраться до русского торгового поста. Баранов, получив показания от Саввы, принял решение: вернуть Российско-Американской компании Ситкинский залив, оказавшийся в руках индейцев. Александр Андреевич пошел дипломатическим путем: он смог заключить союз с индейцами, не поддержавшими нападение на русскую крепость. На подготовку к нападению на ситкинских тлинкитов ушли два года, и они того стоили. Свидетелем похода русских, алеутов и индейцев-чугачей на ситкинских тлинкитов стал экипаж большого парусного шлюпа "Нева", которым командовал Юрий Федорович Лисянский. Вместе с Адамом Йоханом (Иваном Федоровичем) Крузенштерном он совершал первое в истории русского мореплавания кругосветное путешествие.

10 июля 1804 г. "Нева" вошла в гавань Святого Павла на Аляске. Здесь Лисянский узнал о том, что Баранов уже воюет в Ситкинском заливе с тлинкитами. Капитан Лисянский направил "Неву" в залив Ситка. Савва рассказал капитану о причине нападения тлинкитов тайона Котлеана.

Как-то в один из портов Аляски зашел английский корабль: британцы прибыли за шкурами котиков. С английского корабля дезертировали три матроса. Они нанялись на службу Баранову, и русский управляющий Аляски отправил их в Архангельскую. На беду русских, к Архангельской крепости подошла американская шхуна. Американцы, чрезвычайно ревниво относились к русскому заселению на "их" континенте; они вступили в сговор с беглыми британцами (единожды солгав...), а также подключили к этому делу и тайона Котлеана, который мечтал стать главным вождем всех индейских племен Аляски. Но чтобы их покорить, ему необходимо было много ружей.

За уничтожение русского форпоста в заливе Ситка американцы согласились доставить англичан в чертов Бостон, а Котлеану посулили много ружей в обмен на пушнину. От Саввы так же стали известны подробности захвата Архангельской. Находившиеся внутри крепости беглые английские матросы сумели впустить атакующих индейцев, открыв им одни из ворот. Американская шхуна, отойдя на десять миль от Архангельской, укрылась за одним из островков, чтобы потом никто не посмел сказать, как у них на глазах убивали русских женщин и детей. Согласитесь: неплохая осведомленность человека, который во время нападения на русское укрепление охотился...

По прямой от острова Кадьяк, где Баранов собирал флот, до Ситки было ровно 1000 километров. Собирая свое войско, Баранов двигался вдоль берега, что намного увеличило маршрут. Теперь для Котлеана настало время расплаты. Капитан Лисянский перевооружил два судна Российско-Американской компании -- "Александра" и "Екатерину", добавив им по две пушки и снабдив порохом и ядрами. Войско Баранова было составлено из жителей кадьякских, аляскинских, кенайских и чугацких. При отправлении из залива Якутат в нем было 400 пирог и около 900 человек. Обыкновенное вооружение воинов составляли длинные копья, стрелы и другие орудия, приготовленные для промысла морских зверей. Баранов рискнул и приказал выдать союзным туземцам ружья.

Русских индейских союзников Лисянский попотчевал в своей каюте и "огненной водой", что привело тайонов в хорошее расположение дух. Война на Аляске вступила в решающую фазу. Ситкинские тлинкиты первыми начали боевые действия, обстреливая индейцев войска Баранова с берега. Главные силы ситкинцев сосредоточились в построенной недавно крепости, а силы противников были примерно равны. Когда русские корабли, индейские пироги и байдарки алеутов подошли к большому и хорошо укрепленному селению тлинкитов Котлеана, то врага не обнаружили -- тлинкиты ушли в новую, недавно выстроенную крепость, в полутора милях от селения. На месте покинутых укреплений Баранов заложил новую русскую крепость Ново-Архангельскую. Сегодня это -- город, носящий историческое индейское название Ситка. Когда флот Баранова подошел к главной крепости тлинкитов, был встречен пушечным огнем. Две пушки тлинкитов не причинили вреда: неумелые артиллеристы пустили все ядра мимо цели, в воду.

Вечером тлинкиты попробовали атаковать. Из двух ворот они одновременно бросились на осаждавших, с копьями и томагавками в руках, с крепостных стен они были поддержаны плотным оружейным огнем. Алеуты и индейцы Баранова дрогнули и побежали -- вся мощь атаки тлинкитов обрушилась на моряков и промышленников. Дело решили залпы русских пушек. Вдохновленные успехами русских, вернулись сбежавшие с поля боя союзники. Ситкинские тлинкиты едва успели укрыться в крепости; перед крепостными воротами валялись трупы в боевой раскраске и с перьями на головах. Тяжелые потери понесла и русская сторона. Был тяжело ранен в руку Баранов; он потерял много крови, и общее командование принял на себя капитан Лисянский, который выдвинул индейцам ультиматум: покинуть крепость, вместе с семьями -- русские гарантируют жизнь всем. Но ситкинцы не поверили, им мешала совесть после уничтожения русского гарнизона в Архангельской.

Индейцы ушли из осажденной крепости ночью, через подкоп. Лисянский записал 7 октября 1804 года в свой дневник: "Сойдя на берег, я увидел самое варварское зрелище, которое могло бы даже и жесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситкинцы предали их всех смерти".

Так закончилась русско-индейская война на Аляске. Спровоцировавшие ее американцы, естественно, бросили индейцев на произвол судьбы с угрозой полного уничтожения. Выздоровевший Баранов за полгода построил в Ново-Архангельской крепости восемь зданий, которые, по словам Лисянского, "по своему виду и величию могут считаться красивыми даже и в Европе".

Летом следующего, 1805 года по приглашению Баранова в Ново-Архангельскую прибыл сам тайон ситкинских тлинкитов Котлеан. Вождя враждебного племени встретил холодный прием. Котлеан покаялся, что американцы его обманули, и пообещал загладить свой грех верной дружбой.

Соединенные Американские штаты между тем продолжали настойчиво расширять свою территорию, причем делали они это в своем духе -- деньгами и оружием. Третий президент США Томас Джефферсон впервые применил на практике метод покупки территории у соседних стран. 30 апреля 1803-го США заключили договор с Наполеоном Бонапартом и, уплатив Франции 15 миллионов долларов за французское владение в Северной Америке -- Луизиану. С Мексикой американцы разобрались в стиле героев голливудских вестернов, аннексировав Калифорнию и Техас.

Что касается Аляски, американцы вовсе и не собирались ее приобретать у русских, а уже купив ее, янки считали сделку неудачной для себя, называя Аляску "ящиком со льдом" или "моржовой Россией". С позиции императора Александра II продажа Аляски выглядит следующим образом. За время царствования Александра Николаевича Россия приобрела огромные территории на Дальнем Востоке -- Амурскую область (1858), Уссурийский край (1860), практически всю Среднюю Азию (1866), завершила покорение Кавказа, усмирив Шамиля (1859). Теперь Российская империя охватывала пространство от Вислы и Балтийского моря до Тихого океана, от Северного Ледовитого океана до Персии и Афганистана. На этом фоне русский царь не видел возможности перспективного развития "пустынной северо-западной части Американского материка". Зимой 1867-го император собрал тайное совещание в узком кругу. Обсуждался вопрос: что делать с Аляской и примыкающими к ней Алеутскими островами? После многочасового обсуждения Александр II принимает решение: продать Аляску правительству Соединенных Штатов. И не дешевле чем за 5 млн. долларов.

У США тоже хватало своих проблем. Не прошло и двух лет после окончания жесточайшей гражданской войны, победившие северяне истово перераспределяют богатство плодородных земель побежденного Юга. Подходит к завершению строительство первой трансконтинентальной железной дороги, которая наконец-то соединит побережья Атлантического и Тихого океанов. Пока в Белом доме обсуждают тему русских северных территорий, русские времени даром не теряют: они подготавливают американское общественное мнение в пользу покупки Америкой Аляски.

Американцы не устояли под русским прессингом: 18(30) марта 1867-го заключен договор о продаже Россией Аляски и Алеутских островов США за 7,2 миллиона долларов. В 1896-м на Аляске было обнаружено золото, и уже в первый год золотой лихорадки ''презренного металла'' добыто на 10 миллионов долларов. В общей сложности намытого на Аляске золота оказалось приблизительно в 2500 раз больше, чем было затрачено на ее покупку.

--

-- ГЕРМАНИЯ В СТЕПЯХ РОССИИ

Город Маркс украшают три памятника основателю оригинального учения о капитале и прибавочной стоимости. Есть так же две стелы на въездах в этот премилый городок, которые так же изображают некогда знаменитый профиль. Я провел маленький социологический опрос у одного марксова изваяния; спрашивал только у детей: "Кто это?" (может, стоило попытать и взрослых?). Половина респондентов честно призналась, что не знает. Вторая половина разделилась так: три четверти из них уверенно сказали, что это Ленин. А четверть утверждала, что передо мной... дедушка Мороз.

История города Маркс поучительна. Его основали натуральные немцы, приехавшие из Германии и Австрии, а изначально он именовался Екетериненштадт, по-немецки - Katarinenstadt. Вербовщиком немцев был приближенный царицы граф Ребиндер и наемные "зазывалы" Де Боссе, Ля Роше и выходец из Голландии барон Борегардт де Кано. Последний и стал основоположником будущего города-колонии Екатериненштадта. Барона де Кано в городе не почитают; есть сведения, что он на заселении Поволжья немцами сколотил себе порядочный капитал. В общем, жулик был еще тот. Впрочем сей факт не помешал переименованию города во время I Мировой в Баронск. Имя "Баронск" просуществовало недолго, при советской власти город получил имя известного германского еврея, чьи памятники ныне так распространены в городе.

Маркс 1.

В чем была суть "кидалова": зазывалы сулили райские кущи, но на самом деле немцев поселили в саратовском Заволжье, доселе необитаемом. Зимой здесь земля вымерзала, летом хилые речки пересыхали от жарких степных ветров. И, что самое главное, здесь хозяйничали банды диких кочевников, которых называли "киргиз-кайсаками". Однажды несколько семей, решивших убежать на родину и заночевавших на и на одном из волжских островов были вырезаны разбойниками. И по сей день этот клочок земли называют "островом смерти". В 1774 году в Екатериненштадт нагрянула дружина Пугачева. Вывезли хлеб из амбаров, соль, оружие, угнали два табуна лошадей.

Главным украшением старого Екатериненштадта было позолоченное изваяние Екатерины. Немцы по любому были ей благодарны -- потому что землячка подарила главное: свободу действий. Своим трудом и упорством колонисты все-таки обжили неприютный край. В Екатеринштадте были построены три кирхи: лютеранская, католическая, реформатская. Имелось великое множество торговых лавок, где торговали и колонисты, и русские. Путешественник Лебедской так описывал колонию поволжских немцев в середине XIX века: "Жители отменно отличаются против прочих в выращивании пшеницы и табаку... При некоторых домах сады с яблоневыми, грушевыми, сливовыми, вишневыми деревьями. Женщины сверх полевой работы прядут лен, посконь, шерсть, ткут холсты и сукна". Появились в городе свои "олигархи": табачный - Штифф, хлебный - Сабельфельд, машиностроительный - Шеффер.

Маркс 2.

В общем, зажиточно существовали. Но советскую власть приняли лояльно, потому как в крови у немцев законопослушность. Во времена страшного поволжского голода 1921-го здесь, правда, было восстание против красных, отбиравших последний хлеб. Но предводительствовали повстанцами русские: Вакулин и Серов. Советская власть в лице Ленина сделала поволжским немцам великий подарок: здесь была создана Республика немцев Поволжья. При царе выходцы из Германии де-юре все же пребывали на ''собачьих правах''.

Золотой век "русской Германии" был недолог. 26 августа 1941 года вышел правительственный указ о депортации немцев в Сибирь и Казахстан. Надо бы заметить, что насильственное переселение поволжских немцев -- не ноу-хау советских властей. Первый указ о переселении немцев в Сибирь 13 декабря 1915 был подписан еще царем Николаем II. Но царский указ не выполнили, а войска НКВД осуществили уникальную операцию всего-то за 24 часа. Город опустел, школы и учреждения закрылись, в селах скот был брошен на произвол судьбы, на полях остались неубранные хлеба. И кто заселил уютный город и богатые деревни? Если сказать одним словом: "совки". То есть, беженцы из оккупированных областей СССР. Они пришли в богатый край, оставалось только поддерживать веками отлаженный хозяйственный механизм.

...В Марксе мне посчастливилось познакомиться с удивительным человеком, Идой Робертовной Шеффер. Она -- внучка знаменитого некогда фабриканта Ёхана Карла Шеффера, основавшего завод, который теперь называется "Волгодизельаппарат". Ида Робертовна сейчас живет в Москве. Но недавно она купила в Марксе часть дома, который когда-то принадлежал ее предкам. Все чаще она приезжает в милый сердцу Маркс и подолгу живет в местах своей юности.

В год депортации она была совсем юной девушкой, но помнит тогдашний Маркс как прекрасный и культурный город. Конечно, есть затаенная обида: теперь пришлось покупать то, что принадлежало предкам. Однако Ида Робертовна мыслит трезво: в нашей стране никто толком прав не имеет. Тем более что в домах Шефферов, да и вообще во всех довоенных домах города живут люди, которые ни в чем не виноваты... Ее дочь живет за кордоном, на Кипре. Зовет к себе. Однако внучка фабриканта Шеффера до странности привязана к Родине. Которая так ее предала...

...В 41-м их выслали в Новосибирскую область, в далекую деревню. Отца отправили в концлагерь, а мама до смерти говорила: "Кроме стола и кровати ничего у нас в жизни не будет..." Выехать из Сибири дозволили лишь в 1953-м году. Ида Робертовна гордится своим мужем, морским офицером, русским. Он был отважен и взял ее в жены несмотря на то, что дочь репрессированного немца лишала его возможности служебной карьеры. Он тоже гордился тем, что его жена -- чистокровная немка. Те из нынешних Марксовцев, кто не знает Иду Робертовну, с восторгом ей рассказывают: "А вы знаете, что здесь когда-то жили немцы!.." И многим стыдно за то, что произошло в начале 1990-х.

Очень долго власти боялись, что вернувшиеся на свою родину немцы породят беспорядки. И не зря: беспорядки действительно были. Немцы, в отличие от других народов, подвергшихся депортации, вели себя мирно. В Сибири и Средней Азии они создали общество "Heimat" ("Родина"), которое как раз занялось проблемой возвращения немцев в Поволжье. Родилась даже идея восстановления Поволжской республики немцев. И тут - началось! В Марксе и селах люди стали собираться на многотысячные митинги. С лозунгами: "Оккупанты - вон!", "Фашист не пройдет!" и т.д. "Совки" перепугались не на шутку. Они были убеждены том, что немцы их прогонят...

Ограничились не политической, а "национально-культурной" автономией. И ее центром стал Российско-Немецкий дом, основанный в Марксе. Председателем его правления является русский человек, Валерий Анатольевич Исаев. Его часто спрашивают: "Какое отношение вы имеете к немцам?" Он отшучивается: "Штирлица помните?.."

Несмотря на препоны, в середине 1990-х население Марксовского района на 20% составляли вернувшиеся немцы. Это может показаться странным, но далеко не все рвались в Германию; как ни крути, почти 200 лет в Поволжье -- достаточный срок, чтобы истинной Родиной считать именно Россию. Очень многие, покрутившись в Европе, вернулись в Маркс. Там вполне можно существовать на социальные пособия, даже не работая. Но ведь -- стыдно... К тому же "поволжский немец" в Германии -- синоним "пьяницы" и "тунеядца". Сейчас процент немцев в Марксовском районе снизился до 7, причем большинство немцев перемешались с русскими и другими народами, населившими благодатный край. На германские деньги был даже построен поселок "Степное". Только жизнь там плохая: работы нет.

Маркс 3.

...Марксовский район дал стране всего одного героя Советского Союза, Владимира Венцова. На самом деле он -- коренной поволжский немец Вольдемар Венцель. Для того, чтобы попасть на фронт, он подделал документы. Погиб русско-немецкий герой Венцель на Днепре в 1943-м, геройски отбивая со своим пулеметным взводом атаки фашистов. Правду о происхождении героя открыли через несколько десятков лет после той страшной войны. Но сколько еще правды сокрыто во тьме нашей истории...

...Треть старого дома на улице Коммунистической -- последнее пристанище Карла Рудольфовича Сейба. Он купил это жилье, для того, чтобы быть свободным.

Как чистокровного немца, его с удовольствием приняла Германия. Дали квартирку в лагере под городом Штукарт, в предгорьях Альп. Прекрасное место, лагерь для репатриантов из России -- чистый, ухоженный. Пенсию положили приличную: 522 евро. Но "протянул" там дядюшка Карл всего-то 11 месяцев.

- ...Тоска одолела. Никто толком там, за кордоном ни с кем не общается, ну, разве что старики изредка в картишки перекинутся. А основное занятие: сидеть у окошка и глядеть на ухоженные газоны. Как обезьяна в клетке... К тому же климат там влажный, дожди зарядят на неделю -- и тоска. Другое дело -- благотворный степной ветер!.. Ходил в город, а он как вымер. Дома вроде бы обжитые на вид. Однако -- пусто... Те старики, кого на улицах встречал, говорили, что все работают, потому днем никого не увидишь. Да и кого видеть-то?

В общем плюнул Карл Рудольфович на всю эту благодать и вернулся на Родину. Здесь люди открытые. Да: грязнее, беднее, социальной поддержки не чувствуешь. Однако, душевно как-то. Те русские старики, которых дядя Карл знает, за него грудью встанут. И в любое время суток примут и выслушают.

А вот жена, Гильда Яковлевна, осталась в Германии. Там же две дочери и сын. Сын пробился дальше всех: он квалифицированный сварщик и зарабатывает больше трех тысяч евро в месяц. Большинство-то поволжских немцев там, в Германии бездельничают, на социальные деньги живут. Дядюшке Карлу за них было стыдно, она сам привык все время трудиться. Может и остался бы с женой, но там стариков слишком уж уважают, на работу не берут. Тем более что дядюшка Карл в Сибири потерял в общей сложности шесть пальцев на руках. А руки-то все равно на работу налажены. И еще один момент его в Германии коробил. Все что ему предоставили там, в Германии -- временная помощь. Квартира -- государственная, а земли не дают и не дадут.

А он всю жизнь мечтал о своем доме. В Марксе у него хоть и часть дома, но -- своя. И клочок земли есть, тоже свой. На нем дядюшка Карл огород разбил. Изначально дядюшка Карл хотел купить дом в родном селе Георгиевка, во времена его юности оно называлось Клярус. Но там не осталось ничего родного, все перестроили. Да еще и пьяных он там много приметил, известно ведь, что в деревнях, где колхозы развалены, народ опустился. Остановился дядюшка Карл на Марксе: он почти не изменился со времен, когда еще назывался Екатериненштадтом.

Марксовские друзья дядюшку Карла искренне не понимают. Они бы с удовольствием эту вечную русскую необходимость борьбы за свое существование променяли на германскую халяву. Устали они от всех этих монетизаций, ваучеризаций, перестроек и прочих административных восторгов.

Дядюшка Карл.

Хотя в глубине души гордятся, что с таким человеком на короткой ноге. Говорят: "Наш дядя Карл - человечище!"

История жизни Карла Рудольфовича Сейба -- наглядное свидетельство трагедии целого народа. Изначально ему повезло: Карл родился в Республике немцев Поволжья, образовании, в котором люди жили лучше, чем в Германии времен Гитлера. Поволжские немцы были зажиточней соседей других национальностей. В 1941-м Карлу Сейбу стукнуло 16. Он уже закончил семь классов и пошел в колхоз, в помощники тракториста. Тут и грянул препоганый указ Сталина о депортации поволжских немцев в Сибирь и Казахстан. Войска НКВД заходили в села, приказывали населению с вещами спускаться к Волге, там грузили в баржи -- и на железнодорожную станцию. Дома оставалась голодная скотина, нескошенные хлеба, обезумевшие собаки...

"Теплушками", через Казахстан их везли на Восток. Часть отправляли в Красноярский край, часть на Алтай. Охранники не зверствовали, они даже жалели "советских немцев". Но таков был приказ, а приказы, как известно, не обсуждаются. Да и в алтайской деревне, куда семью Сейб определили на жительство, отнеслись к немцам по-доброму. Карл в колхоз устроился, там с напарницей, молоденькой девчонкой Катей Мосоловой, работал на тракторе. Но на земле потрудиться довелось только одну посевную страду. В начале июня 42-го Карла, да и других немецких юношей забрали на "трудфронт".

Они попали в городок Осинники, и определили их работать на шахте. Жили на окраине города, в бараке, а на работу ходили пешком. Нельзя сказать, что работа была легкая, но ведь они знали, что на фронте тяжелее, а потому, скрепив зубы, грузили да катали вагонетки с углем. Многие, в том числе и Карл, писали в военкомат заявления, с просьбой взять в Красную армию добровольцем. Начальники заявления рвали: приказа из центра призывать этнических немцев не было.

Однажды Карл проспал. Он бежал до шахты что есть силы, но к началу смены опоздал. На двадцать минут. По закону военного времени эти минуты обошлись дорого: Карлу Сейбу за невыход на работу (читай: саботаж) особая "тройка" назначила наказание: шесть лет лагерей. Сидел на зоне в Новокузнецке, там же работал, тоже на шахте. Поскольку трудился Карл отменно, выпустили его досрочно, 12 сентября 45-го.

Карлу повезло. А вот отцу и старшему брату Александру -- нет. Они были отправлены на Восток Сибири, на строительство железной дороги. Там они сгинули еще в 42-м, и неизвестно, где их могилы. Хорошо, что на Алтае с матерью оставались младшие: Рихард, Лейо и Эмма. Им, как и Карлу, посчастливилось выжить.

После зоны Карла отправили трудиться на подсобное хозяйство шахты, под Новокузнецк. Там им определили для жительство фанерные домики на пустыре и даже выдали запас продуктов. Они, молодые ребята, прошедшие ГУЛАГ, изничтожили сухой паек за неделю. Просто-напросто они изголодались настолько, что банка американской тушенки была для них сказочным деликатесом. Уполномоченный из органов им сказал: "Вы, фашисты, этого заслужили. Теперь поголодайте, как наши на передовой..." Сначала питались остатками овощей с огородов, а, когда пришла зима, навалился такой голод, какой даже на зоне был невообразим. Но повезло: в одном из заброшенных сараев их собрат нашел склад картошки. Она уже сгнила, но среди поселенцев был старик, дядюшка Людвиг, который на воле был агрономом. Он не только научил перерабатывать гнилье так, чтобы оно съедобным стало, но и набрал клубни, которые еще можно было прорастить весной. Еще он показал, как перерабатывать семена конопли, которой на пустырях росло вдоволь, и варить из них кашу.

На второй год поселенцы засадили картошкой значительные площади. Едва собрались выкопать урожай и устроить маленький праздник "картофельфест", их забрали из картонных бараков и перевезли в Горную Шорию; там нужны были рабочие на разрабатываемом руднике. Жили в палатках, в лесу, зато кормили -- вдоволь. И дозволили вольности. Там-то Карл и сошелся с такой же как он поселенкой, Эльзой. Очень скоро они расписались, у них родилась дочь и молодой семье выделили половину комнаты в бараке. Принято было давать одну комнату на две семьи. С тех пор жизнь с каждым годом становилась все вольготнее.

В 56-м супругам Сейб даже дали паспорта и разрешили уехать на Алтай, к родным. Оттуда они подались в Казахстан, в Талды-Курганскую область, в откормсовхоз. Прожить в Среднеазиатской степи довелось восемнадцать лет (пальцы дядюшка Карл потерял там -- несчастный случай), и в Казахстане они подняли пятерых своих детей. После они снова вернулись на Алтай, и там прожили до 89-го года, когда поволжским немцам наконец разрешили вернуться на Родину, в Саратовскую область. Принимала немцев и Германия, однако многих -- в особенности стариков -- тянуло сюда. Здесь их встретили митингами и пикетами. Дядюшка Карл зла не держит: они же не виноваты, что их, беженцев из разоренных Украины и Беларуси, заселили сюда. За полвека они здесь корни пустили, их дети тоже считают Поволжье своей Родиной.

Первым делом дядюшка Карл посетил родное село Клярус. Насчитал там 46 домов. Когда их угоняли в 41-м, домов было 442. Нынешние поселенцы Кляруса-Георгиевки рассказали, что, когда их сюда завезли, во дворах ревела голодная скотина, а в некоторых домах они находили трупы стариков. Домов мало осталось потому что самые плохие строения пошли на дрова.

Дядюшка Карл не считает себя обиженным тогдашней властью. Так сложились обстоятельства: Германия воевала с Россией и русские немцы представлялись советской власти врагами. С другой стороны, сколько невиновных русских, украинцев, белорусов, кавказцев Карл встречал в тюрьме и не поселении! Лес рубят -- щепки летят...

-- СТРОЕВАЯ ПЕСНЯ КОШЕК

Растерянные и задолбанные перманентными нашими т.н. "реформами" жители села Грузино мечтают клонировать своего барина, умершего... 170 лет назад. При нем, говорят, здесь был та-а-а-акой порядок! Даже кошки строем ходили! А фамилия-то какая была у барина: А-рак-че-ев. Вся империя содрогалась когда-то от этого звукосочетания...

Со школьной скамьи помним: "Всей России притеснитель, губернаторов мучитель, полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без лести..." Пушкин написал, Александр Сергеевич. Про графа Александра Андреевича Аракчеева.

Впрочем, и про пиита Пушкина можно было бы нечто "эдакое" понаписать. Ведь картежник был, мот, бабник, гуляка... список можно продолжить. Но, сукин сын, гениален. В истории всегда так: пиит светел, потому что, существуя в бренности, уже в будущем одной ногой. А временщик весь в данности, а всеми конечностями завяз в какой-то субстанции. Знает, шельма: гикнется покровитель-батюшка - и все, суши сухари... Пиит отлил штамп, шлепнул -- и накрепко. "Аракчеевщина" -- это навечно. Как ни отмазывай, ни обеляй. Никакие разумные доводы о том, что типа всякая тварь в Божием мире свою миссию исполняет, бессильны.

На гербе Аракчеева было написано: "Безъ лести преданъ". Уже современники переписали: "БЕСЪ лести преданъ". Им было виднее. Но и нам, потомкам, кое-что разглядеть можно. Тем более что издалека нагляднее общий план.

Аракчееву даже сейчас покоя нет, а при жизни он переживал сонм взлетов и падений. Казалось бы: два века назад его звездный час блистал, а судьба преследует и ныне. Были пять лет назад в Грузине раскопки, под улицей Гречишникова (героя войны, участника освобождения Грузина от немцев). Археологи рассчитали, что аккурат посередине мостовой, рядом с северной стеной разрушенного собора Андрея Первозванного и лежит граф. Нашли. Отвезли в Новгород. И теперь останки человека маются неизвестно где. А здесь кому бороться за уважение к знаменитому земляку? Разве только библиотекарю Вере Федоровне Белановой, которая одновременно и смотритель музея Аракчеева. Да кто библиотекаря послушает...

Музей -- одна комната в Доме культуры. Учреждение построили на знаковом месте: здесь был собор (кстати Грузино было единственной в России усадьбой, где была не просто церковь, а целый собор с тремя пределами). Ниже Дома культуры, у берега Волхова один предприниматель из города Чудово (зовут его Сергей Носов) построил деревянную церковь Андрея Первозванного. Примечательно, что никакого отношения "новый русский" к Грузину не имел и не имеет; да и что здесь делать предпринимателю, ежели кроме жалких остатков совхоза ничего в Грузине нет? Пожалуй, он просто восстановил историческую справедливость. Не настолько же он наивен, чтобы верить, что все грехи постройка храма спишет.

Грузино 1.

Существует предание, что на Грузинском холме в древности водрузил крест сам апостол Андрей. И Аракчеев отметил это событие, установив в Грузине памятник Андрею Первозванному. В усадьбе вообще было много памятников, включая и памятник Александру I (от него остался лишь постамент -- он валяется под холмом -- и на нем начертано: "Государю-благодетелю по кончине его"). Стоил памятник по тому времени бешеных денег -- 30 тыс. рублей. А собор граф отстроил на месте церкви апостола Андрея, которая существовала 400 лет до него. Жаль, мало чего осталось от усадьбы, считавшейся шедевром в течение 150 лет. Произошло это вот, почему.

Аракчеев в завещании свои деньги разделил следующим образом: 50 тыс. руб. он внес в Государственный заемный банк в награду автору за издание и перевод лучшей книги об истории царствования Александра I; 300 тыс. руб. и великолепную библиотеку в 11700 томов он пожертвовал на обеспечение в Новгородском кадетском корпусе бедных (ведь он и сам был из таковых) русских мальчиков. Своим имением он поручил после своей кончины распорядиться государству. То есть все, что Аракчеев получил з свою жизнь, он фактически отдал обратно в казну.

В усадьбе почти сто лет никто не жил, она принадлежала военному ведомству. Поле революции 1917-го года Грузино сделали Музеем помещичьего быта. Включая и уникальную парковую гидросистему, имеющую только один аналог -- в Гатчине.

Грузино 2.

Великая Отечественная война распорядилась по-своему. На правом берегу Волхова стояли наши, на левом -- немцы, а Грузинский холм (он на правом берегу) противник укрепил. Это был идеальный плацдарм, великолепная высота, так как кругом на несколько километров лежали болота. Немцы держались здесь с сентября 41-го по январь 44-го. Советские авиация и артиллерия все это время бомбили и обстреливали Грузино, но немцы прятались во многочисленных подземельях. Никто не считал, сколько наших и ненаших ребят полегли на холме и в болотах -- несладко пришлось всем -- зато каждый грузинец знает, что катакомбы и по сей день начинены германскими боеприпасами.

До 1957 года в Грузине вообще не жили. Да и как можно было жить среди груды камней, в которою превратилась усадьба? После, когда люди начали потихоньку отстраиваться, склады боеприпасов открывали чуть не ежегодно. Последний нашли в середине 1980-х, когда копали фундамент под будущую пятиэтажку. Пока ждали саперов, ребятишки растаскали снаряды и мины по домам. После эти боеприпасы по сараям собирали.

Дети и сейчас не расслабляются. Этой осенью нашли они в парке ушедший в трясину советский танк и стали вести "раскопки". Хотели "бизнес" сделать -- продать раритет. Но не успели, их археологическую деятельность приостановили, когда они только башню откопали. И что? Закопали бронемашину снова...

Грузино теперь живет неважно. Населения -- около 1200 человек, а в местном совхозе работают 60 человек. Почти все мужики пашут на стройках в Питере или в Москве, отхоже-гастарбайтерский промысел развивают. Считай, теперь как на войне: остаются в селе только женщины, старики да дети. И с сельским хозяйством неважно: не только совхозное стадо маленькое, но и частное. На все село -- 12 коров... В принципе обычная для русской глубинки картина, но у грузинцев есть "идиотская" надежда. Вот сейчас останки Аракчеева где-то "гуляют". А вдруг поучится клонировать графа... вот бы ему возглавить совхоз! Ведь по преданию у барина даже кошки шагали вперед и с песней...

Вера Федоровна -- возможно, потому что коренная грузинская жительница -- к "аракчеевщине" относится своеобразно. Она убеждена в том, что Аракчеев для России сделал больше хорошего, чем плохого:

- ...Если говорить о личности Александра Андреевича, он не был гением. Но он был продукт своей эпохи. Он никогда не забывал добра, если ему кто-то делал хорошее. Но в то же время он был щепетильным, требовательным. Он требовал от своих подчиненных дотошного исполнения всех предписаний... и не дай Бог, если не выполнишь! Этого как раз сейчас не хватает нашей стране... Чем он поднялся от простого нищего кадета? Стремлением...

Аракчеева называли "тупым унтером", но ведь он преподавал в кадетском корпусе, учебники писал по артиллерии. Вознесся Аракчеев при императоре Павле I; царю нужен был исполнительный офицер. Вскоре, после того как он стал комендантом Санкт-Петербурга, ему было пожаловано Грузино. Это был единственный дар, который Аракчеев принял за всю свою жизнь. Аракчеев из Петербурга сделал "картинку": жителям столицы не было необходимости совершать дальние объезды, чтобы миновать непроезжие улицы. Образцово-показательной усадьбой должно было стать и Грузино.

В течение 13 лет, с 1812 по 1825 годы Грузино было фактически столицей России. Едва Аракчеев выезжал из Петербурга в свою вотчину, за ним следовала вереница просителей и всяких гонцов. Должность военного министра (ее занимал Аракчеев) была сродни нынешней должности главы администрации президента. Современники опасливо пошучивали: недаром в государственном гербе двуглавый орел; одна голова символизирует императора Александра, а другая -- графа Алексея Андреевича. И сам император 13 раз бывал в Грузине. Существует дурацкая легенда. Якобы Аракчеев тайно выкупил тело Александра и тайком перезахоронил в Грузине. Доказательств тому нет, но дыма без огня не бывает.

На Аракчеева вешали "козырный" идиотизм того времени: военные поселения. Но он всего лишь ревностно исполнял волю государя. Возвратившись из похода по Европе, Александр пожалел воина-победителя: как же это бедный солдатик, сокрушивший Бонапарта, вернется в мрачную казарму? Ах, нехорошо... В нежном воображении государя возникли чистенькие сельские домики, вокруг которых по зеленой травке гуляют беленькие овечки, журчат ручейки и поют птички. Тут солдатик и землю попашет, и книжки почитает, и -- о, только для разнообразия! -- займется фрунтовой и другой всякой военной подготовкой. Сам же Аракчеев рассказывал служившему в поселениях инженеру Мартосу, что "военные поселения составляют собственную государеву мысль: это его дитя, в голове государевой родившееся, которое он любил и с которым он не мог расстаться".

Первый опыт случился в селе Высоком, невдалеке от Грузина. Полк солдат расселили по крестьянским домам и крестьян приписали к военному ведомству. И ничего особенного; порядок держался такой, которому следовали 2000 крепостных крестьян Аракчеева уже двадцать лет. А в Грузине строго предписывалось все: не только как и когда пахать-сеять, но даже и сколько и каких горшков иметь на кухне и куда их ставить. Дома вытягивались вдоль улицы прямо по "красной линии". Заглянув в один, следующие можно было не посещать: в точности то же самое. В каждом "коттедже" имелось, например, окно N4, за коим в комнате полагалось обитать подросткам "женска полу". При подъеме и отбое, когда оные подростки одевались и раздевались, занавески на тех окнах следовало на известное число минут задергивать. Когда девки за окнами N4 входили в возраст, их выдавали замуж. Перед праздником Покрова или на Святки полковник выгонял на плац два строя: направо -- женихи, налево -- невесты. Потом, по своему разумению, выдергивал попарно.

Кончилось в Высоком, в общем-то, бунтом. Как и в других военных поселениях. Ну, не хотели крестьяне на плацу маршировать, а солдатам не по душе было барщину отбывать! Списали все на Аракчеева.

Впрочем, исследования последних лет показали, что Аракчеев превратил военные поселения в прибыльные хозяйства. Такие же, как и его Грузино, в котором никто не бунтовал и в котором правила его знаменитая любовница.

История любви графа Аракчеева особенная. Она таинственная и трагичная. Настасья Минкина была его крепостной. Почувствовав внимание барина, она использовала свой шанс великолепно. Они стали любовниками, причем Настасья беззастенчиво манипулировала Александром Андреевичем. Когда наконец Аракчеев решается жениться на дворянке Наталье Хомутовой, он отсылает любовницу в Грузино -- домоправительницей.

Но и оттуда Минкина устроила интригу, в результате которой до Аракчеева дошли сведения, что его супруга берет взятки от чинов петербургской полиции. Супругу граф выгнал. Впрочем, по другим сведениям, Настасья подстроила более пошлую комедию: попросту завлекла графа в спальню и соперница как бы увидела их в "минуту счастья". Минкину историки называют "бабой толстой, глупой и жестокой", но, если судить по портретам, которые хранятся в Грузинском музее, она была необыкновенно красива.

Грузино 3.

Аракчеев хочет наследника. Минкина бесплодна и устраивает аферу: договаривается с одной крестьянкой, симулирует беременность, подвязывая подушки и как бы "рожает" мальчика. Его назвали Михаилом Шумским. Граф шесть лет растил Мишу как своего родного, но правда все же вскрылась. Настасья была истинной тиранкой, она всячески издевалась над дворовыми и в конце концов отчаявшиеся люди ее "сдали". Впрочем, "сына" Аракчеев не выгнал, осталось без последствий афера и для Настасьи. Граф прощал ей даже самое страшное по его ранжиру преступление: она брала взятки. Чадо, когда выросло, оказалось буйное, пило и гуляло и "отца" своего почитало дураком. В конце концов Шумский спился и умер в нищете.

Конец Минкиной был еще страшнее. Она садистски издевалась над своей горничной, и однажды, после того как Настасье показалась, что девушка неправильно завивает ей волосы, она горячими щипцами стала выдирать из рук несчастной куски кожи. Брат горничной решил отомстить. Он зарезал Минкину ножом в ее постели. Репрессии последовали незамедлительно: убийца был запорот насмерть, погибли на экзекуции и его родственники; через розги прошла вся дворня.

После этого Аракчеев впал в сильнейшую депрессию и фактически устранился от всех государственных дел. Как говорит В. А. Федоров: "От горя он неистовствовал, носил на шее платок, омоченный кровью убитой". Похоронена Минкина была у стен собора, там же, где граф приготовил место и себе. Аракчеев приказал отлить два колокола. На первом была надпись: "В поминовение усопшей рабы божией Анастасии", на втором: "За упокой рабов Божиих крестьян Грузинской вотчины..." Обеим сторонам достались равные почести. Когда раскопали могилу Аракчеева, искали и останки его любовницы. Странно, но рядом нашли только прах маленькой девочки.

После смерти "всей России притеснителя" Пушкин с горечью писал своей жене: "Аракчеев ... умер. Об этом во всей России жалею я один. Не удалось мне с ним свидеться и наговориться..."

Между прочим: у нас по 131-му закону (о местном самоуправлении) теперь тоже "поселения". Привет Аракчееву?

-- ЗАХОТЕЛИ ДИКТАТУРЫ И СВОБОД

В 1818 году юный гвардейский офицер Павел Пестель встретился с 72-летним генералом Петром Паленом, руководителем дворцового переворота 11 марта 1801-го, окончившегося убийством императора Павла I и возведением на престол Александра I. Пален, удаленный в отставку и живший в своем имении под Митавой, дал Пестелю совет: "Молодой человек! Если вы хотите что-нибудь сделать путем тайного общества, то это глупость. Потому что, если вас двенадцать, то двенадцатый неизменно будет предателем! У меня есть опыт, и я знаю свет и людей".

Некоторые исследователи истории восстания декабристов (а об этом событии написаны горы книг) утверждают, что устав "Союза Благоденствия" списан с устава немецкого "Тугендбунда". Но вернее всего истоки политических идей декабристов надо искать в политических идеях европейского масонства и в идеях Великой французской революции, которые снова нас приводят к масонским идеям о всеобщем братстве, равенстве и свободе, утверждаемых, как правило, через кровь.

''Масоны и декабристы, -- писал Николай Бердяев, -- подготовляют появление русской интеллигенции XIX века, которую на западе плохо понимают, смешивая с тем, что там называют intelectuels. Но сами масоны и декабристы, родовитые русские дворяне, не были еще типичными интеллигентами и имели лишь некоторые черты, предваряющие явление интеллигенции". По крайней мере, декабристы в наших глазах -- светлые личности, и в этом заслуга не только советской пропаганды.

Французский посол Ланжероне в тайной депеше от 1820 года сообщал из Санкт-Петербурга в Париж: "...вся молодежь, и главным образом офицерская, насыщена и пропитана либеральными доктринами. Больше всего ее пленяют самые крайние теории: в Гвардии нет офицера, который бы не читал, и не перечитывал бы труды Бенжамена Костана, и не верил бы, что он их понимает". Спустя семь месяцев заместитель французского посла граф Габриак докладывал своему правительству: "Несомненно, что у многих гвардейских офицеров головы набиты либеральными идеями настолько крайними, насколько эти офицеры малообразованны. Они живут вдали от всех осложнений либерализма: они ценят тон и форму военного командования заграничных армий, но они находят их невыносимыми у них самих".

"В русской гвардии, -- утверждал в 1822 году заместитель французского посла граф Буальконт, -- сумасбродство и злословие дошли до того, что один генерал недавно нам сказал: "Иногда думается, что только не хватает главаря, чтобы начался мятеж. В прошлом месяце в гвардии открыто распевалась пародия на известный мотив "Я долго скитался по свету", которая содержала в себе самые преступные выпады по адресу Его Величества лично, и на Его поездки и конгрессы: эта пародия распевалась многими офицерами. Затем, то, что произошло в собрании молодых гвардейских офицеров, показывает так ярко дух, царящий среди них, что нельзя об этом не донести".

Так же в Париж передавались сведения о том, что де на тайном собрании 50 русских офицеров закончили его тем, что, вставши из-за стола, проходили по очереди мимо портрета Императора и отпускали по его адресу ругательства. "Их боевое отрицание, -- писал граф Толь в книге "Масонское действо" -- было направлено одновременно против церкви и против самодержавия. В кружках декабристов всюду настольными книгами были французские классики по политике и философии и все иностранные политические сочинения, которые были усвоены французами. Так же, как французской политической литературой, декабристы интересовались французской философией. Под давлением этой философии из них немногие сохранили религиозность, большинство отрицательно относилось к христианству и особенно к его обрядам, а некоторые доходили до атеизма в духе этого времени".

Одно время Пестель был членом масонской ложи "Соединенных друзей". Уже на первом заседании во время чтения устава Союза Спасения он читал введение к нему, в котором описывалось "блаженство республиканской Франции во время управления Кровавого Комитета". Здесь уж совсем недалеко было допетрить до идеи цареубийства.

Павел (Пауль) Пестель по происхождению был саксонцем. Его отец служил сибирским генерал-губернатором и прославился как бесчеловечный тиран. Существует злей анекдот, будто Пушкин за приятельским столом напрямую спросил у Пестеля: не родственник ли он сибирского злодея? Многие декабристы подозревали, что Пестель хочет стать после переворота диктатором, но понимали одновременно, что революция немыслима без вождя.

Свою "Русскую Правду" Пестель осмелился назвать "Верховной Российской грамотой, определяющей все перемены в государстве, последовать имеющие". Это была попытка, по выражению Матвея Муравьева, навязать России свои "писанные гипотезы", попытка одного человека предписать весь ход истории своей стране.

Идеи Пестеля не умерли. Его рассуждения о "беспощадном Временном правительстве", которое должно выкорчевать все старые, государственные и церковные учреждения, должно прикончить род царей пришлись очень кстати через столетие -- это значит, они любовно культивировались. С "Русской Правды" Пестеля списан "Катехизис революционера" Нечаева. Последний в своем "Катехизисе" заявлял, что революционер обязан ''отрекаться от тупости толпы''. Такие явления как ложь, перехватывание чужих писем, подслушивание, слежка друг за другом, вымогательство, кража, грабительство, убийства -- не должны смущать деятеля. Кто этого не понимает, того нельзя допускать к служению революции.

Кондратий Рылеев был членом масонской ложи "Пламенеющая звезда". По словам декабриста Булатова, однокашника Рылеева по корпусу, он был "рожден для заварки каш, но сам всегда оставался в стороне". Михаил Бестужев-Рюмин получил французское образование, ему было легче писать по-французски, чем по-русски. Восторженный, он многим казался придурковатым, хотя и нельзя было сказать, что он "решительно глуп".

О происхождении. Отец обоих Муравьевых -- помощник министра и воспитатель царя Александра I; отец Коновницына -- военный министр; шурин князя Волконского -- министр Двора; отец Муравьева-Апостола -- посланник в Мадриде; дед Чернышева -- фельдмаршал и один из виднейших советников Екатерины II. Молодой граф Бобринский, который почти примкнул к заговору, был внуком Екатерины II. Это была подлинная ''золотая молодежь'', мающаяся от того, что им уже и нечего желать.

Декабристы вроде бы хотели освободить крестьян -- но на английский манер, без земли. Декабрист Николай Тургенев в своей книге "Россия и русские", изданной им в эмиграции в 1847 году (на французском языке), писал: "Я был очень опечален и поражен полным отсутствием среди добрых предначертаний, предложенных в статьях устава общества, главного на мой взгляд вопроса: освобождения крестьян". Никто из декабристов своих крестьян не освободил все только болтали об абстрактной свободе.

И над всем царствовало безбожное вранье. Александр Бестужев в день восстания бесстыдно лгал солдатам Московского полка: "Ребята! Вас обманывают: Государь не отказался от престола, он в цепях. Его Высочество шеф полка Михаил Павлович задержан за четыре станции и тоже в цепях". Сергей Муравьев в Василькове тоже врал о том, что Константина лишили трона. Михаил Бестужев-Рюмин говорил членам общества Соединенных Славян о том, что в Москве обществу преданы триста чиновников.

В решительный момент лидеры заговора не проявили той твердости духа, которую проявил Николай Павлович. Ни Рылеева, ни Якубовича на Сенатской на площади не оказалось. Якубович в день восстания смалодушничал: встретив Николая I, он попросил его нагнуться и прошептал на ухо: "Я был с ними и явился к Вам...". Якубович вызывался уговорить мятежников, но подойдя к восставшим, произнес: "Держитесь, вас сильно боятся". Сказав это, он растворился в безмолствующей толпе.

Николай I не хотел применять силу; когда его убеждали открыть огонь по восставшим, он отвечал: "Что же вы хотите, чтобы я в первый день моего царствования обагрил кровью моих подданных?"

Решительность проявил Петр Каховский: пуля отлитая им накануне, убила героя Отечественной войны Милорадовича. Командир лейб-гренадеров Штюрлер пытался уговорить гренадер, "но Каховский одним выстрелом прекратил его мольбы и речи". Кюхельбекер выстрелил в Михаила Павловича, но жизнь великого князя была спасена благодаря трем матросам, успевшим выбить пистолет из рук "Кюхли".

Не слишком благородно декабристы вели себя и во время следствия. Трубецкой, как вспоминал Николай I, сначала все отрицал, но, когда увидел проект манифеста, написанный его рукой, упал к ногам царя и молил его о пощаде. Трубецкой не явился на Сенатскую площадь и оставил войска без вождя. Полной откровенностью на допросах он купил себе помилование.

Николай I, обращаясь к арестованному кавалергарду Анненкову, произнес самую свою, пожалуй, крылатую фразу: "Судьбами народов хотели править. Взводом командовать не умеете".

Что касается Пестеля, то он заранее отрекся от всего героизма, приписываемого и ему, и всем заговорщикам. Он перечеркнул всю свою прошлую деятельность покаянным словом в письме генералу Левашеву: "Все узы и планы, которые меня связывали с Тайным Обществом, разорваны навсегда. Буду ли я жив или мертв, я от них отделен навсегда... Я не могу оправдаться перед Его Величеством. Я прошу лишь пощады... Пусть он соблаговолит проявить в мою пользу самое прекрасное право его царственного венца и, Бог мне свидетель, что мое существование будет посвящено возрождению и безграничной привязанности к Его священной персоне и Его Августейшей семье".

Арестанты содержались в Алексеевском равелине на свой счет, обеды брали из ресторана и могли при желании выходить вечером с унтер-офицером для прогулок. Начальник оказывал им самые неожиданные льготы. По рассказам стражи, Жуковский принимал взятки от арестованных и Завалишина; он водил его и Грибоедова в кондитерскую Лоредо на углу Адмиралтейской площади и Невского проспекта. Там, в маленькой комнате, примыкавшей к кондитерской, необычные посетители заказывали угощение, читали газеты, тут же Грибоедов играл на фортепиано. С разрешения того же Жуковского, Грибоедов бывал у Жандра и возвращался от него поздно ночью. Удавалось ему, находясь под арестом, переписываться с самым модным литератором того времени Фаддеем Булгариным, от которого он получал ответные письма, книги, газеты, журналы и через которого он сносился с хлопотавшими за него лицами.

"Бедная Россия! И повесить-то порядочно не умеют", -- будто бы сказал Рылеев, когда на эшафоте оборвалась бечева. На самом деле разные свидетели трактуют этот трагический момент по-своему. По одним источникам, он воскликнул: "Подлецы, даже повесить не умеют". По другим, он проворчал: "И веревки порядочной в России нет..." Есть свидетельство, что последними словами Рылеева были: "Я счастлив, что дважды умираю за Отечество". В любом случае, мы восхищаемся стойкостью мученика режима, находящегося у последней черты.

Гибель декабристов потрясла общество, ибо это была казнь хоть и богатеньких раздолбаев, барчуков, живущих за счет своих рабов, но одновременно блестящих гвардейских офицеров, представителей славнейших дворянских родов. Средний возраст осужденных, кстати, составлял 27,4 года.

Интересна оценка декабристов, сделанная Федором Достоевским. Называя декабристов бунтующими барами, Достоевский пишет о бунте 14 декабря как о бессмысленном деле, которое не устояло бы и двух часов. В уста героя "Бесов", Шатова, Федор Михайлович вложил следующее высказывание: "Бьюсь об заклад, что декабристы непременно освободили бы тотчас народ, но непременно без земли, за что им тотчас русский народ непременно свернул бы головы".

И да: декабристы разбудили Герцена. Но какая падла... впрочем, вы и сами все знаете. Герцен, кстати, в своей статье "Русский заговор" рассуждал: "Их либерализм был слишком иноземен, чтобы быть популярными".

После смерти Николая I и вступления на престол Александра II, начавшего программу реформ, Михаил Бакунин, живший в эмиграции, написал брошюру "Народное дело: Романов, Пугачев или Пестель". Старый революционер, веривший в возможность "революции сверху", в трансформацию страны согласно воле правителя, призывал Александра II созвать Земский всенародный собор и на нем решить все русские дела, получить благословение народа на необходимые реформы.

По Бакунину, есть три возможных пути для народа: Романов, Пугачев или, если появится новый Пестель, то он. "Скажем правду, - писал Бакунин, - мы охотнее всего пошли бы за Романовым, если бы Романов мог и хотел превратиться из петербургского императора в царя земского". Весь вопрос, однако, хочет ли он быть русским земским царем Романовым, или Голштейн-Готорпским императором Петербургским... В первом случае, он один, ибо народ русский его еще признает, может совершить и окончить великую мирную революцию, не пролив ни одной капли славянской крови. Но если царь изменит России, Россия будет повергнута в кровавые бедствия.

Бакунин спрашивает: какую форму примет тогда движение, кто станет во главе? Если Пугачев, то "дай Бог, чтобы в нем нашелся политический гений Пестеля, потому что без него он утопит Россию и, пожалуй, всю будущность России в крови. Если Пестель, то пусть будет он человеком народным, как Пугачев, иначе его не потерпит народ".

--

-- ПОТОМКИ ЖАНА-НЕУДАЧНИКА

Председатель колхоза "Звезда" Михаил Зыков твердо стоит на позиции, что никакого Жана не было. А все эти народные сказания и приблудившимся французишке -- чушь и провокация.

Михаил Константинович настаивает, что действовать должна официальная версия, согласно которой "Жанвиль" - трансформированное название местной достопримечательности, растения жавинки. То есть, если по-русски, ежевики. Жавинка -- белорусское словечко, в жанвильском языке вообще много слов белорусских, потому что Жанвиль на левом берегу реки Сож, а на правом -- Белоруссия. Через деревню даже проходит "партизанская тропа", по которой изредка возят товар хитроумные предприниматели, минуя таможню. Это в словах политиков у нас типа союз, на самом деле таможни никто отменять пока не собирается. А значит и контрабандисты как вид гомо сапиенс не вымрут.

Председатель Зыков имеет право на мнение. Дело в том, что на нем держится колхоз "Звезда". В народе (в других деревнях) горячо убеждены в том, что колхоз в Жанвиле не только выжил, но и процветает только потому что эта деревня -- самая далекая в районе и начальство забиралось в эдакую глушь слишком редко, чтобы отдавать дурацкие и деструктивные указы. В других-то деревнях колхозы давно развалились, в "Звезде" (Боже мой - невиданная роскошь!) даже зарплату дают регулярно. Деньгами, а не силосом или фуражом.

Зыков не согласен с народной молвой. Он знает, что из-за того, что Жанвиль далеко от больших начальников, люди здесь просты, доверчивы и незлопамятны. Но в остальном они такие же, как и все русские люди. То есть падкие на выпивку и любящие халяву и праздность. Главное -- возбудить их витальную энергию и направить таковую в нужное русло. Секрет председателя прост:

- Иногда кажется, пьяных у нас много. Но пьяница всегда попадается на первом пути, и "выкладывает" все свои козыри. У нас ведь здесь нет пришлых, все местные, коренные. Только четверо белорусов-механизаторов, да они уже на наших девушках женились. Людям некуда идти кроме колхоза. Нет у нас другой работы. Главное -- в том, какой руководитель. Нужно руководителю честно с людьми соотноситься и свою порядочность проявлять. И не залезать в чужой карман...

Зыков не лукавит. Все в Жанвиле действительно держится на нем. Он взаправду честно работает, к тому же Зыков приучил своих односельчан к мысли: во всем нужно надеяться на самих себя, не на какое-то знамение свыше. В колхозе каждый имеет свой имущественный пай и от того, как он трудится, зависит и его личное благосостояние, и будущее родной деревни. В понимании Михаила Константиновича каждый руководитель -- королева в шахматной игре. А крестьяне -- пешки. Королева не только атакует, маневрирует, но и защищает пешек, которых нужно и накормить, и организовать. А король -- это деревня родная, которая на шахматной доске (пардон, в стране) есть самое дорогое. Беззащитная она, хотя и самая видная фигура.

Гляжу: поднимается медленно в гору...

Вот не дал в свое время Зыков технику растащить, теперь есть на чем работать. А большего Зыкову и не надо. И от политики председатель далек. Его насущная задача и план души -- известкование почв. Чтобы урожаи поднять.

Ну, а ежевика... это ничего, что ее сейчас в окрестностях Жанвиля нет и в помине! По словам председателя, ягодный кустарник был до того момента, пока скотину не пускали в пойму реки, заливной луг был заказан. Теперь скотину некому стало сдерживать, вот она, сволочь, ежевику и потравила. Скучноватая версия, но по мнению председателя убедительная. Впрочем, по сути версия слаба. Кто не знает, что ежевика сплошь в колючках и никакая корова в кусты не сунется? Легенда не только "вкуснее" но и реалистичнее.

Она такова. Не все французишки в злополучную для них зиму 1812-го организованно драпали по Большой Смоленской дороге. Некоторые дефилировали окрестными проселками, считая, что при таких маневрах больше шансов спасти свою шкуру. Один из отрядов двигался по левому берегу Сожа и все никак не мог найти места для безопасной переправы: первые морозы слегка сковали реку и лед был слаб. Они торопились, ведь французики (ох, совсем иначе они вели себя в начале кампании, летом!) панически боялись русской зимы. До родины оставалось несколько тысяч лье, шансов и без того было немного.

У деревни Засожье они наткнулись на неразрушенный мост и возликовали. Отряд, собранный из растерявшихся вояк разных подразделений, торопился переправиться, поскольку по слухам их преследовал разьезд русских гусар. Капрал, едва поддерживающий в потерявших человеческий облик вояках дисциплину, отдал приказ идти на деревню Парадино, чтобы попытаться раздобыть еды, огня и еще немного теплой одежды. Но один солдатик вдруг психанул, остановился на мосту и закричал: "К чёрту Францию, к чёрту Бонапарта! Сдохну здесь, все равно не дойти..." Капрал пихнул несчастного ногой, грязно выругался -- и плюнул: "А, сдыхай здесь, среди варваров! Эх, Жан, дерьмо, тряпка! Ты всегда был неудачником, Франции такие не нужны. Сгинь..." И Жан, весь в обмотках, в самодельных чунях, побрел назад -- наугад. Через минуту он остановился, и посмотрел на удаляющийся отряд. В нем вспыхнуло желание броситься догонять своих, он даже сделал несколько шагов на Запад, но вспышка воли мгновенно погасла в Жане, он понурился и вновь побрел без цели и без смысла. Нет он не хотел умереть, он надеялся попасть в русский плен. Ну, что же: неудачник -- значит так тому и быть...

Поэт-депутат А. Лукьянов (прославившийся некогда тем, что предал Горбачева и сел с ярлыком "ГКЧПиста" в тюрягу) побывал в Жанвиле и по результатам встречи с жанвильцами написал вдохновенную оду, художественно изображающую вышеозначенную версию. Оставим в стороне факт, что депутат не к народу приезжал, а к электорату, слова-то в стихе красивые: "Согрела, вымыла, одела, хмельного поднесла стакан. "Как звать тебя, солдатик смелый?" Он, промолчав, ответил: "Жан..." Никто не знает, кто и когда приютил жалкого француза. Даже имени этой женщины народная молва не сохранила. Поэтому оставим представления о произошедшем на откуп нашему воображению. В том-то и прелесть, что так как Вы представите себе, так оно и могло быть на самом деле. Здесь важно другое. Жан осел, его пригрела русская женщина, и возможно он пустил росток, из которого выросло генеалогическое древо. А дошел ли отряд, ведомый бравым капралом, до Франции, неизвестно.

Деревня Жанвиль небольшая, всего-то в ней 260 жителей, однако я насчитал в ней три кладбища! Председатель Зыков сей факт объяснил следующим образом: там, где деревня, раньше были семь разрозненных хуторов. Когда я заметил, что на одном из жанвильских кладбищ часть крестов явно католического типа и вообще памятники о-о-о-чень старые, председатель как-то завелся и нервически сказал: "Ни-ка-ких французов. Ежевика -- и все тут".

Супруга председателя Людмила Михайловна Зыкова -- жанвильский библиотекарь. Вообще библиотека и Дом культуры, в котором она находится, - самое лучшее, что есть в Жанвиле. Это самое чистое, современное и ухоженное здание. Только Дом культуры называется Слободским. И сельский совет называется Слободским -- потому что соседняя деревня именуется Слободой. Там нет колхоза, и нет почти населения, но, видно, слово "Жанвиль" (которое местные с французского все-таки переводят как "селение Жана") сильно кому-то мозолило слух, вот его и решили замаскировать. Разве только не решились срубить улики: деревья в три обхвата, которым явно не меньше 200 лет. По всему видно, посажены они были человеческими руками: они стоят как в строю, ровненько.

Людмила Михайловна собрала в отдельный альбом историю деревни. Ее посыл тот же -- ежевика, но в душе ей хочется верить... в красивое. Ведь французы, тужуры, лямуры -- это ж так комильфо! И не будем здесь размусоливать о том, что де педерасты, адьюльтеры, гурманы и либералы есть явления галльские. Может потому так мужу и не нравится экзотическая версия. Не надо от красоты коченеть, надо работать. А то от созерцания прекрасного и до тунеядства рукой подать.

Историческая летопись свидетельствует о следующем. Сама деревня возникла где-то в 20-х годах прошлого века. До этого были здесь хутора, на которых хозяйничали паны. Панов прогнали -- колхоз затеяли. Назвали "Красной звездой". Это после, когда с коммунизмом покончили, первое слово сократили. "Звезда" -- как-то политически нейтрально и даже таинственно. Может она быть и звездой героя, а может и рождественской. В войну немцы при отступлении сожгли полдеревни и угнали весь скот. Ганса или Фрица, рискнувшего повторить деяние Жана, не нашлось. Да в вряд ли получилось бы, ведь французы мелькнули ненадолго и как-то, что ли, гламурно, а германские парни за два года столько чувств к себе пробудили в простых русских крестьянских душах, что не приведи Господь. Только странно: почему и фрицы, и жаны у себя в Европах жируют, а страна, которая переломила им хребты, мечтает догнать хотя бы Португалию. Но это не наша тема.

В библиотеке Людмила Михайловна занимается с детишками старинным жанвильским промыслом: плетением из соломки. Здесь издревле делали бусы из соломы и соломенные "пауки", своеобразные обрядовые украшения. Они похожи на морских ежей и подвешиваются к потолку. Правда учиться было не у кого, старожилы промысел забыли, вся их жизнь была отдана делу процветания колхоза. Искусство соломки пришлось осваивать по книгам и по чудом сохранившимся старинным образцам..

...Надо сказать, моя встреча с председателем Зыковым случилась в районном центре, на следующий день после моего посещения Жанвиля. Председатель пожелал приехать сам. Он очень жалел, что отсутствовал в Жанвиле вчера. Или ему было стыдно за вчерашнее. Дело в том, что мое посещение искренне напугало местных жителей, привыкших как видно во всем полагаться на председателя.

А накануне, в школе (которая все-таки называется Жанвильской) директор Людмила Владимировна Саханенкова напоила кофием, угостила хлебом с маслом и конфетами (больше меня за целый день нигде не приютили и не накормили), и рассказала, что очень ей не хочется, чтобы образование стало "автобусным". Дело вот, в чем: новую и хорошую школу... съел грибок. Оказывается, ее (в отличие от Дома культуры) не построили заново, а попросту обложили старый сруб кирпичом. Вот этот сруб грибок и обуял. И теперь симпатичное здание зияет выбитыми окнами, а 17 жанвильских учеников получают образование в трех малюсеньких хатках, которые учителя отремонтировали своими силами. В другой деревне хорошее школьное здание, правда жизнь там плохая и учеников еще меньше, чем в Жанвиле. Вот у начальства районного мысль и зреет: Жанвильскую школу закрыть и возить учеников на автобусе в прекрасное (в ихнем понимании) далеко. Людмила Владимировна убеждена в том, что конец школы будет означать конец деревни. По этому вопросу она часто спорит с председателем Зыковым, который настаивает на том, что плохая школа Жанвилю не нужна. А новую для 17 детей строить нецелесообразно. Но школьный директор уверена, что не "Звезда" держит школу, а школа "Звезду". Впрочем, когда-то по-марксистски (точнее по-гегелевски) нас учили, что жизнью движет дуализм.

Кстати Жанвильским именуется и местное почтовое отделение. Иногда путаница возникает, ведь и во Франции существует Жанвиль, целый город.

...Старожил Мария Варфоломеевна Балобеева, в просторечии Манечка. Тяжелая у нее жизнь была, неспокойная. Конюхом была в колхозе, дояркой. Сына одна воспитывала, без мужика. Родилась в Жанвиле, училась в школе, которая не чета нынешней была -- двухэтажная. Помнит, как панов согнали, от них и коровник остался, и молокозавод, и парк, и пруд. Не на пустом месте колхоз создавался, у панов тоже хозяйство завидное имелось. Помнит, как в войну для фрицев население "гужбу крутило" -- молодые березки для чего-то заготавливали. А в школе немцы свой штаб устроили. И спасибо нынешнему председателю, что не оставляет стариков, помогает...

Рассказывает, рассказывает Манечка, поворачивается эдак в профиль - и... Господи-Боже, а профиль-то какой! Нос как у Сирано де Бержерака, подбородок выдающийся, вся такая сухонькая, да и голову гордо держит... Ну, чисто французская аристократка! Неужто предания не врут?! Вот было семь хуторов, так может один из панов на хуторе и являлся потомком того самого Жана. Ведь "Жанвиль" если быть лингвистически точным, -- это не "деревня", а "поместье Жана". И никто толком не помнит, кто они были, эти паны. Не то поляки, не то... В общем я призадумался.

А после, бродя неприкаянный по разбросанному вольно Жанвилю, я стал приглядываться к лицам. И впрямь -- что-то такое не вполне русское. Галльское, что ли...

...Ну, наверное легендарный Жан был неудачник и рохля. Но его потомки (ежели они действительно потомки) явно удались и вполне достойно исполняют свою роль на планете Земля. Сколько деревень загнулось, а Жанвиль держится, живет! Ведь по сути не важно, Жан ты, Джон, Ван или Ванюшка. Главное -- верить, что ты нужен этой планете и от тебя лично зависит судьба мироздания.

Жанвиль. Манечка.

-- В ОЖИДАНИИ РЕВИЗОРА

...Чиновники чурались меня как черти ладана. Некоторые ссылались на жуткую занятость, иные трусливо бежали, и только глава района (после того, как секретарша тщательно изучила мою корочку, а в купе и морду лица) любезно принял. От секретарши, я впервые и услышал о недавнем конфузе устюжан. Позже этой историей мне проели плешь.

Дело в том, что ровно за месяц до моего приезда в сей прелестный город здесь побывал некто, представившийся маститым корреспондентом. Интересовался разными вопросами, в том числе жизнью сельских производителей района, но в итоге так никуда не поехал, хотя транспорт ему предлагали. Он обещал лучшего руководителя хозяйства района "выдвинуть на Столыпинскую премию" и вообще намекал на тесные связи с власть имущими. Жил в гостинице на халяву, назанимал у чиновников много денег (говорил, что попридержался), а, когда свалил, никто почему-то не запомнил даже имени корреспондента, а так же названия издания, которое он представлял.

Теперь, видишь, выгодно представляться не ревизором (уж очень много развелось проверяющих организаций), а корреспондентом. Или, в крайнем случае, телевизионной звездой. Гоголь предвидел мнимый триумф представителей масс-медиа, вложив в уста Хлестакова слова о корреспонденте: "...пусть он их (чиновников - Г.М.) общелкают хорошенько... если кто попадет на зубок (корреспонденту - Г.М.), - берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит..."

Мне плевать на этого "Хлестакова-2", но у меня-то проверяли ксиву чуть не на каждом шагу! Да еще спрашивали, "не я ли тот самый инкогнито"... Немногим погодя чиновники потеплели, так как поселился я в гостинице "Тараканья щель" за деньги, к тому же не только интересовался темами, но и выезжал в район. И не просил взаймы денег. "Тараканья щель" -- историческое название гостиницы, зафиксированное даже в прозе Куприна, который здесь живал; теперь она именуется: "Мини-отель". До революции она официально называлась "Гостиницей Орлова" (а в народе той самой "щелью" -- видимо, не без основания) и в ней не самом деле в позапрошлом веке останавливался прототип Хлестакова.

Гостиница в конце прошлого века была брошена, первый этаж у нее сгорел, но честь и хвала современному предпринимателю Хореву, который из развалины сделал "конфетку". Ни тараканов, ни даже мышей, которые автору в провинциальных гостиницах досаждают изрядно, здесь нет, даже иностранца здесь поселить по крайней мере не грех. Гостям из-за кордона конечно, наши комплексы неполноценности малоинтересны, но нам-то, русским людям, -- какое удовольствие жить в той самой "Тараканьей щели", в которой разыгрывался трагифарс со лжеревизором!

Вся эта история, когда начальство настолько перепугалось, что их наконец выведут на чистую воду, что готово было проходимца носить на руках, -- не выдумка, а реальный исторический факт. В архивах сохранился запрос новгородского губернатора Денфера к устюженскому городничему Макшееву от 27 мая 1829 года (привожу документ в сокращении):

"Милостивый государь!

Известясь честно, что приезжающий из Вологды на лошадях и в карете некто в партикулярном платье, с мальтийским знаком, проживает во вверенном Вам городе более пяти дней, о причине столь долгого нахождения, ниже того, к какому классу он принадлежит, никто из жителей и даже и сами Вы незнаете, почему необходимостию считаю иметь от Вас сведения по какому случаю он проживал...

С почтением имею честь быть Ваш покорный слуга Август Денфер"

Сомнение уже было в том, что мальтийский орден упразднен сразу после смерти Павла I. Ответ городского головы до нас не дошел, тем не менее известно еще кое-что. В Вологде в то время проживал дворянин Платон Волков, который от скуки жизни бросался в разные чудачества. Например, он мог одеться монашкой о податься на богомолье в женский монастырь. Есть версия, что "ревизора" в Устюжне мог разыграть именно он. Казус замяли: Городничий Иван Александрович Макшеев был участник войны 1812 года, к тому же его брат служил генерал-губернатором на Урале, в общем, всеобщая огласка могла стать серьезным препятствием на карьерном пути обоих.

Устюжна 1.

Гоголь написал "Ревизора" с подачи Пушкина. Он просил поэта в письме: "Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию..." И Пушкин вспомнил случай, как его однажды в Нижнем приняли за ревизора. По-видимому, слухи о происшествии в Устюжне дошли-таки до Петербурга. Кстати, сам император Николай Павлович, присутствовавший на премьере "Ревизора", обронил: "Ну, пьеска! Всем досталось, а мне -- больше всех!"

Устюжна и сейчас отдалена от крупных городов на значительное расстояние, случайные люди здесь бывают редко, и как когда-то было сказано, "хоть скачи от города три года -- ни до какого государства не доедешь". В общем Устюжна -- своеобразный маленький мирок, всячески себя оберегающий. Отсюда и конфузы.

Здесь была попытка придумать какое-нибудь праздничное действо, посвященное "Ревизору", даже приглашали сатирика Измайлова, чтобы он эту затею продумал. Одна из местных чиновниц заметила, что менталитет города не таков, чтобы праздновать "Ревизора". Народ в Устюжне добрый, но несколько консервативный, присматривающийся ко всему (и всем) новому с подозрительностью. Зато в городе прекрасна прижилась Поздеевская ярмарка, названная в честь устюженского купца и благотворителя Якова Поздеева. Но -- ревизор...

Устюжна 2.

В России есть города, ставшие прообразами Васюков и Глупова. Но с Хлестаковым и обитателями безымянного города история слишком непростая. Зарвавшийся мелкий чиновник Иван Хлестаков? Это приемлемо. А проворовавшиеся городничий, попечитель богоугодных заведений, почтмейстер, судья... Ведь народ не дурак, он будет проецировать тех на этих! Да и как вообще... как быть с нашей страной в глобальном смысле? Весь мир знает, что уровень коррупции в России - выше, чем в Мозамбике или в Колумбии. И в этой связи писать про сегодняшних чиновников как о честнейших и благороднейших людях? Или оговариваться, что ВВП все искоренил?

Устюжна 3.

В пьесе к Хлестакову приходят устюженские купцы (ой, простите -- просто городские купцы...) и жалуются на самого городничего! На поборы с его стороны, на хамство. Вот если бы ко мне в номера пришли современные предприниматели и подали жалобу на главу района... Да не самоубийцы они, ведь глава их после поедом съест, а корреспондента -- к суду, за клевету. Будет похлеще, чем в "Ревизоре", когда городничий кричал квартальному: "Запиши всех, кто только ходил бить челом на меня, и вот этих больше всего писак, писак, которые закручивали им просьбы!.."

Устюжан называли в старину "устюженскими остроголовиками" -- за сообразительность. Городу от роду больше 750 лет и когда-то он назывался Железным Устюгом. Здесь, в окрестных болотах, добывалось "кричное" железо, и еще задолго до Тулы в Устюжне начали изготавливать огнестрельное оружие. Это теперь в районе остался лишь один кузнец, а при Петре Великом устюжане буквально выковали великую Российскую империю, ведь воевали шведа и турка в большинстве здешним оружием. Об этом можно было бы рассказать больше, да в музей меня не пустили, посчитав, как видно, очередным то ли "Хлестаковым", то ли "Чичиковым". Отказ мотивировали тем, что "кто вас знает, а икону чудотворную у нас сперли". Икону, некогда спасшую город от польских интервентов, действительно украли. Но я здесь не при чем, клянусь.

Устюжна 4.

Если идти от музея дальше, по улице Карла Маркса, можно увидеть другие не менее замечательные места: больницу, большую зону, называемую "Учреждение ОЕ 256/20, кладбище. На кладбище стоит действующая церковь Казанской Божьей матери, куда пускают всех, без различия имен, званий или намерений. Может быть, если б чудотворная икона была не в музее (который, впрочем, занимает духовное сооружение, собор Рождества Богородицы), а в действующей церкви, злодеи ее и не тронули бы. Недавно в музей после реставрации вернули другую местно-чтимую святыню, чудотворную икону "Рождество Богоматери". Музейщики от греха запрятали ее в хранилище. Считай, посадили Богородицу в темницу. Жаль, ведь даже дети знают, что добрые чудеса в казематах не творятся...

...А ревизор (настоящий ревизор!) все ж таки настиг Устюжну. За день до моего отъезда в город прибыла комиссия, которая проинспектировала пилорамы, коих вокруг города насчитывается больше 20-ти. Половину из них ревизоры закрыли -- либо потому что они расположены на берегу реки Мологи, в водоохранной зоне, либо оттого, что они действуют нелегально. Устюженские лесопромышленники в ужасе. Но я думаю вот, что: ежели вскоре эти выгодные объекты запилят снова, значит тому, кому положено, была уплачена мзда.

Чуть не двести лет прошло, а ничего у нас не поменялось. Как говаривал городничий (в пьесе, конечно, а не в жизни): "Ну, слава Богу! Деньги взял. Дело, кажется, теперь пойдет на лад..."

-- ВЕЛИЖСКИЙ КРЕСТ

А теперь -- история мрачная, без оттенков иронии. Музей истории Велижа пестрит нерусскими именами. Здание музея -- своего рода мистическое место, ведь оно построено на месте разрушенного двухэтажного дома купчихи Мирки Аронсон (нынешние британские банкиры Аронсоны -- из здешних велижских евреев). Этот дом, самый большой и богатый в Велиже, стал ареной событий, потрясших когда-то Россию и даже вдохновивших юного Михаила Лермонтова на написание драмы "Испанцы".

...Когда в 1772 году Российская империя наряду с другим северо-западными городами вернула себе Велиж (за этот город Москва веками спорила с Речью Посполитой), наши вельможи искренне были удивлены, что попали в... рай.

Вокруг высокой старой синагоги, в тесном единении с нею, жило бойкое многотысячное еврейское население, деятельное, энергичное и трудовое, державшее в своих руках почти всю местную промышленность и торговлю. Столетия спокойного и благополучного пребывания под покровительством польских королей, их привилегии развили в них самодеятельность, и в конце XVIII столетия велижская еврейская община достигла наибольшего своего расцвета. Были среди евреев прекрасные кузнецы, булочники, портные, но главную роль играли купцы.

Лесное дело было целиком в руках евреев. Сплав на Ригу; почти весь мелочной торг, торговля красными товарами и питьем - все это было исключительно делом евреев. Центральная часть города, базар и примыкающие к нему улицы были застроены еврейскими домами и торговыми складами.

25 марта 1823 года, в праздник Благовещения, велижская блаженная по имени Анна Еремеева, к которой прислушивалось христианское население Велижа, объявила окружающим, что в первый день Светлого Христова Воскресения "одна христианская душа будет загублена евреями". Действительно, 22 апреля, в первый день Пасхи, у жившего на окраинной Сибирской улице рядового местной инвалидной команды Емельяна Иванова пропал мальчик трех с половиной лет по имени Феодор. На третий день праздника к жене Емельяна, Агафье Ивановой, пришла неизвестная ей женщина и заявила, что мальчик находится в доме еврейки Мирки в погребе, откуда его еще можно взять живым; если же его не освободят, то он будет умерщвлен. Мать не пошла выручать сына, а отправилась в деревню Сентюры к Анне Еремеевой, которая в точности повторила ей слова неизвестной. Поиски пропавшего мальчика так и не начались, но 2 мая труп его был случайно найден в полуверсте от города на кочке в лесу, "чем-то в нескольких местах пронзенный".

Велиж 1.

Стряпать дело не только в современной России умеют: 5 мая в доме Мирки Аронсон, где вместе с нею жил ее зять Шмерка Берлин, был произведен тщательный обыск, не давший ровным счетом никаких результатов. 15 декабря была арестована бывшая служанка Берлиных Прасковья Козловская. Два месяца ее показания шли вразрез с утверждениями других доказчиц, и только после целого ряда допросов все три христианки-обличительницы "утвердились" на единогласном показании, которое вкратце сводилось к следующему.

Хана Цетлин попросила некую Марью Терентьеву привести ей "хорошенького христианского мальчика". Встретив на мосту солдатского сына Феодора Емельянова, Терентьева повела его в дом Цетлиных, где его приняла из ее рук служанка Максимова и отнесла к хозяйке в горницу, за что обе они "были напоены допьяна" и, кроме того, каждая получила по 2 рубля серебром. Вечером того же дня эти женщины отнесли мальчика в дом Шмерки Берлина к Мирке Аронсон, где было тогда "очень много евреев обоего пола", за что также получили водки и по 2 рубля каждая. В понедельник мальчика понесли обратно к Хане Цетлин, во вторник утром обратно к Мирке, а вечером снова к Хане. В среду он весь день оставался в доме Цетлиных, а в четверг утром Терентьева снова отнесла его в дом Мирки, откуда его уже более никуда не выносили.

Кровь же, по показанию Терентьевой, нужна евреям по той причине, что тряпочкою, вымоченной в крови, "протирают глаза родившимся младенцам, потому что евреи родятся слепыми, а немного христианской крови евреи кладут в муку, из которой пекут мацу".

Результатом всех этих "показаний" явилось то, что 44 человека были арестованы, закованы в кандалы и заключены в одиночные камеры. Независимо от этого в августе месяце 1826 года после всеподданнейшего доклада генерал-губернатора князя Хованского о ходе следственного дела последовало высочайшее повеление: "В страх и пример другим жидовские школы в Велиже запечатать впредь до повеления, не дозволяя служить ни в самых сих школах, ни при них". Хованский приступил к решительному выселению евреев из окрестных селений в город без всяких послаблений.

Примерно в это время молодой император Николай Павлович совершал поездку на Юг России. 10 сентября царь имел дневку Велиже и делал смотр войскам. На обратном пути со смотра, при въезде на высокий деревянный мост через речку Велижку, он был встречен поджидавшей его группой представителей местного еврейского населения во главе с купцом Шмеркой Берлиным. Здесь же находились и почти все остальные евреи.

- Государь, помилуй! - раздалась общая мольба.

Один из евреев (по преданию, Нота Прудков) вскочил на подножку экипажа, держа в руках бумагу - жалобу на действия Хованского. Государь слегка отстранился, и бумагу принял сидевший рядом с ним начальник главного штаба барон Дибич. Сопровождавшие императора казаки оттеснили толпу просителей, и экипаж отправился далее. На Базарной площади у здания ратуши государь остановился. Здесь его ждало с хлебом-солью местное купечество, а также генерал-губернатор.

- Твои приятели меня только что атаковали! - улыбаясь, сказал государь, подавая руку князю.

Но в эту минуту к царю рванулась какая-то низкорослая, бедно одетая женщина. Это была Марья Терентьева.

- Батюшка, Государь! Услышь мольбу несчастной матери...

Она упала на колени, из глаз ее брызнули слезы. На голове у нее лежало сложенное вдвое прошение. Ее быстро окружили, подняли и арестовали.

В тот же день Дибич передал обе бумаги князю Хованскому. В октябре 1826-го из Витебска в Велиж прибыл чиновник для особых поручений при генерал-губернаторе - надворный советник Страхов. Комиссия едва только успела начать свои действия, как в ее распоряжении уже 22 ноября оказалась обвиняемая, добровольно признавшаяся в истязаниях и умерщвлении Феодора Емельянова.

Велиж 2.

Страхов приехал инкогнито и в течение шести недель скрывался от всех. Переодеваясь и гримируясь, часто бродил, смешиваясь с толпой, по базару, заходил в шинок Ханы Цетлин, фланировал по Школьной улице вокруг Большой синагоги, а по вечерам, сидя дома, усердно и внимательно изучал литературу. Душевное равновесие все больше и больше его покидало. В одиночных камерах, где он оставался по вечерам один на один с допрашиваемыми, раздавались громкие крики истязаемых, и нечеловеческие стоны далеко разносились вокруг, собирая под заколоченными окнами домов, превращенных в тюрьмы, толпы обезумевших от скорби евреев.

Пять лет подряд этот железный человек держал в своих руках судьбы многотысячного еврейского населения. Никто не знал, какая мысль сверлит его усохший, желтый, безволосый череп, какая загадка запечатлелась на тонких, крепко сжатых губах. Самые большие дома в центральной части города или стояли наглухо заколоченными, так как все жители их сидели под арестом, или были отведены под тюрьмы. Синагоги оставались запечатанными, а свитки Торы лежали в полиции под присмотром городовых. Количество тюрем росло с каждым днем, и ни один человек, вступая туда, не мог поручиться, что когда-нибудь снова вернется на волю

Один, в сопровождении своего огромного сенбернара, он иногда показывался на улице, дети, едва завидев его с криком бросались врассыпную. И через сотню лет после его смерти еврейские матери еще унимали своих плачущих малюток именем Страхова.

Кончилось все самоубийством этого человека, чья фамилия соответствовала его сущности.

И еще четыре года прошло, прежде чем явился спаситель, коим оказался велижский помещик, адмирал Николай Семенович Мордвинов. Непосредственное вмешательство его сделалось возможным только с переходом всего следственного материала в Департамент духовных дел, председателем коего он состоял. В ноябре 1834 года дело перекочевало в Государственный Совет вместе с подробной запиской Мордвинова и по существу обвинения, и по поводу ценности добытых комиссией Страхова материалов. Сооруженное на лжи и человеческих страданиях здание с грохотом рухнуло.

Новость велижскими евреями была встречена как Откровение. Уже смеркалось, и многие, захватив свечи, зажгли их и понесли перед собой. Процессия торжественно двигалась по Духовской улице. Впереди шла бабушка Цирля, маленькая старушка в толстой ватной кофте, густо пропитанной дегтем, которым она торговала на базаре. Притоптывая и хлопая в ладоши, она кричала по-русски:

- Наш Бог! Наша школа! Наш Бог! Наша школа!

Для евреев настало счастливое время. Даже после Революции 1917 года оно не кончилось. Впрочем, и революция (по крайней мере в Велиже) -- тоже дело рук евреев. Вот список велижских марксистов: Зарх, Рывкин, Ривкинсон, Брук, Израйлева, Купул. Велижский мебельщик Залман Ошерович Рывкин таки был известным деятелем революции: он контролировал эмигрантскую кассу большевиков и контактировал непосредственно с Лениным.

Велижу есть похвастаться и еще кое чем. Из здешних, как сейчас принято мягко говорить, "велижских мещан" произошел Михаил Фрадков.

Во время Второй Мировой город был оккупирован немцами больше двух лет. Все это время бои велись на подступах к Велижу, говорят, оборонял его очень талантливый германский вояка, и Сталин лично распорядился в сводках Велиж не упоминать. Во избежание позора. Для того, чтобы русские не пристреливались, немцы взорвали 10 церквей, костел, 8 синагог. Осталась в городе лишь одна церквушка Трех Святителей -- потому что была самой невысокой.

С евреями вышло так. Их собрали в гетто, которое организовали в бывшем свинарнике. И 29 января 1942 года они были сожжены. Приблизительное число жертв составило около 1400 человек. На скорбном месте теперь стоит памятник.

Велиж 3.

Ныне о старине напоминает разве еврейское кладбище -- оно на северо-восточной окраине города. Древние камни когда-то были частью линии обороны города и сильно повреждены. Тем не менее некоторые из них еще хранят надписи на иврите. Немцев под Велижем тоже полегло немало. Их постигла большая беда: с земли истерты даже места их захоронений. А еще, говорят, улица Энгельса выложена битым кирпичом велижских храмов и синагог вперемежку с останками фрицев.

Последняя официальная велижская еврейка (национальность была прописана в советском паспорте) Броня Брук умерла в 2000-м году. Она случайно спаслась из гетто.

Еще перед войной, предчувствуя (по присущему нации умению просчитывать) неладное, многие евреи смогли поменять фамилии и национальность. Как бы то ни было, официально сейчас евреев в Велиже нет.

Можно много интересного рассказать о современной истории Велижа. Как, например, приходили в начале 90-х прошлого века "генерал-губернаторы" уровня монстра Страхова и все разгоняли, громили да переустраивали. Результат налицо: край обеднел, надежды мало и молодежь мечтает только о том, чтобы уехать. Был и другой печальный опыт: приезжали москвичи и вальяжно заявляли, что легко поднимут в районе все, что лежит. Результат тот же: разваленные колхозы, брошенные поля и растерянные велижане.

Кстати историки утверждают, что название "Велиж" - русское. Когда-то река Западная Двина называлась Великой, в честь нее город и был назван. Поляки разве пришли -- и все замутили...

--

-- САМЫЙ РУССКИЙ ИЗ ЛЮДЕЙ

Не так просто понять, как через такой живописный жанр как пейзаж можно передать национальный дух, но русским художникам это особенно удавалось -- по крайней мере, не хуже, чем французам или англичанам. Глубже всех в данную материю (из русских) проник Исаак Ильич Левитан. Каждый открывший для себя искусство Левитана делает это своим путем, но мало кто задумывается о том, что по национальности он был вовсе не русским. В этом я вижу одну из граней величия нашей страны.

Мещанин Кейданского общества Ковенской губернии (ныне это Литва) Эльяшив-Лейб (Илья Абрамович) Левитан был сыном раввина. Он и сам обучался в раввинском училище, но бросил -- и пошел служить кассиром на железной дороге. Работа была связана с переездами, а посему обитать уже обзаведшемуся семьей Левитану пришлось в разных пристанционных казенных квартирах. Несмотря на стабильность заработка, его не удовлетворяло положение мелкого чиновника, и он усиленно овладевал французским и немецким языками.

Когда по заказу русского правительства около Ковно французская компания строила железнодорожный мост через Неман, Левитана приняли на должность переводчика. Параллельно Илья Абрамович давал частные уроки купеческим недоумкам, но и это его не удовлетворяло. Левитан, будучи уверенным в своей планиде, решил с семьей перебрался в Москву.

Удача не пришла. Никакой постоянной должности он не получил, пришлось кое-как перебиваться частными уроками, околачивая пороги богатых еврейских домов. Семья ютилась в тесной маленькой квартирке, в получердачном этаже доходного дома на окраине Первопрестольной. Дети не посещали школы, ибо был не в состоянии платить за учебу.

Как говорится, горе горькое по свету шлялось -- и забрело в конуру к Левитанам: умерла супруга, Берта Моисеевна, и остался вдовец с четырьмя малыми детишками: Авелем, Исааком, Терезой и Эммой. Не прошло и двух лет -- заболели брюшным тифом отец и один из сыновей, Исаак. Выздоровел один Исаак: отец скончался на больничной койке.

Когда Исаак вырос, никому не рассказывал о своем детстве. Лишь однажды он вскользь намекнул Марии Чеховой, сестре своего друга писателя Антона Чехова, что, будучи ребенком, безобразно бедствовал. За всю свою жизнь не проронил слова о детских годах, и брат Исаака Авель, а дожил он до глубокой старости. Авель тоже был художником, но в нем не было и капли того гения, коим Господь наделил Исаака. Когда осенью 1873 года двенадцатилетний Левитан подал прошение в московскую Школу живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой и был принят, Авель там уже учился. Кстати, именно Школа оказывала материальную поддержку осиротевшим Левитанам. Однако, чтобы лучше представлять жизнь бедной еврейской семьи, стоит отвлечься на более общую тему.

Вступление императора Александра III на трон было ознаменовано очередным, особенно безобразным еврейским погромом в Киеве. Как засвидетельствовал в своих воспоминаниях начальник Киевского жандармского управления, погром произошел при попустительстве и поддержке генерал-губернатора Дрентельна. Сочувственно относился к антиеврейским выступлениям министр и внутренних дел Игнатьев. Занявший его место граф Толстой (не писатель) тоже не любил евреев, но еще больше он не любил беспорядков -- посему стихийные выражения антиеврейских чувств были резко ограничены.

В империи заработала административная машина. В мае 1882 году были приняты законы, сокращавшие черту оседлости и ограничивавшие право евреев передвигаться вне ее, в 1887-м для еврейских детей была введена процентная норма в средних учебных заведениях (в черте оседлости - 1%, в столицах - 3%, в других городах - 5%). И все же случился откат: 1891-м из Москвы выслали более десяти тысяч евреев -- механиков, мастеров и ремесленников, проживание которых в Первопрестольной было разрешено ранее, в 1865-м. В 1892-м евреев лишили права участвовать в органах городского самоуправления.

Сотни законов, указов, распоряжений и директив регулировали еврейский вопрос: от запрещения владеть землей до запрещения преподавать русский язык в еврейских школах. Запрещать у нас любили и тогда. Сборник антиеврейских законов насчитывал около тысячи страниц.

В конце XIX века антисемитизм приобрел "научную базу" в виде расовых теорий. Француз Артур Гобино, англичанин Хоустон Стюарт Чемберлен формируют идею о превосходстве "высшей", арийской расы. В России таковая успеха не имеет, зато русский антисемитизм носит религиозный характер: переход иудея в православие устранял для него все запреты. Сомнения по отношению к новообращенному, конечно, оставались, но они имели не юридический, а, так сказать, психологический характер. Примитивная формула "А пошто вы Христа продали?!" действовала наверняка.

Любимая дочь Александра III Ксения влюбилась в великого князя Александра Михайловича, сына любимого дяди императора. Препятствием, с точки зрения царя, было туманное происхождение матери жениха -- баденской принцессы, великой княгини Ольги Федоровны. Дело в том, что она, имела... "еврейский тип", да к тому же и находилась в довольно близком родстве с одним из еврейских банкиров в Карлсруэ. И все же -- надо отдать должное российскому императору -- Александр III дал согласие на брак.

В 1903 году Теодор Герцль приехал в Петербург знакомить царских министров с программой сионизма. Наиболее интересный разговор произошел у него с Сергеем Витте. Министр финансов, объявив, что он несмотря ни на что, хороший "друг евреев", объяснил собеседнику, что евреи и сами виноваты, вызывая к себе враждебность своим... высокомерием. А в большинстве же они -- бедные, грязные, занимаются презренными профессиями. Да еще, подчеркнул Витте, что-то их слишком много в революционном движении. "Чем вы это объясняете?" - спросил Герцль. Витте ответил, что, по его мнению, "это вина нашего правительства": евреев слишком угнетают.

- Я часто говорил, - добавил Витте, - покойному царю Александру III: "Ваше величество, если бы можно было утопить шесть или семь миллионов евреев в Черном море, я был бы целиком за это. Но если это невозможно, то нужно позволить им жить"

"Чего вы хотите от русского правительства?" - спросил Витте у лидера сионистов. "Некоторого поощрения", - ответил Герцль. "Но мы поощряем евреев, - порадовал Витте гостя. - Поощряем эмигрировать. Пинком ноги в зад, например".

Погромы 1881-1882 годов вызвали первую волну эмиграции. Ежегодно из Российской империи выезжали 50-60 тысяч человек. В 1891-м, после высылки из Москвы мастеровых и ремесленников, эмигрировали 110 тысяч, а в 1892-м -- 137 тысяч. Основной поток эмигрантов шел в Американские Соединенные Штаты. Другой возможностью решения еврейского вопроса было обращение в православие. Здесь результаты не были выдающимися: ежегодно на протяжении второй половины XIX века принимали христианство, в среднем, 936 евреев.

О конфессиональных пропорциях. В эпоху Исаака Левитана в Российской империи проживали около 12 млн. мусульман, около 11 млн. католиков, около 7 млн. язычников, около 4,5 млн. протестантов. Иудеев насчитывалось около 4 млн. Притеснения, которые испытывали (в разной мере) неправославные веры, были результатом политики централизации, укрепления единства империи. Наиболее демонстративным проявлением этой политики было отношение к старообрядцам, официально именовавшимся ''раскольниками''. Старообрядцы, делившиеся на различные группы, насчитывали, по отчету обер-прокурора Священного Синода в 1895 году, около 13 млн, то есть, как вы понимаете, раскольничий вопрос в России нужно было решать скорее, нежели еврейский. В итоге русская революция сделалась вовсе не на еврейские деньги, а, скорее, на средства старообрядческих нуворишей.

Но вернемся к нашему Левитану. Впрочем, для широты понимания -- не совсем к нему. 2 ноября 1870 года на частной квартире одного московского художника произошло событие, смысл которого не вполне поняли даже сами его участники. В тот день был подписан устав "Товарищества передвижных выставок". Мысль о подобном объединении подал москвич Григорий Григорьевич Мясоедов.

В 1871 году открылась первая выставка передвижников. Она имела огромный, невиданный в России, успех. Молодая школа русской национальной живописи одержала победу над старым одряхлевшим "классическим" искусством, которое культивировала Императорская Академия художеств. Школа живописи, ваяния и зодчества, управляемая Василием Григорьевичем Перовым, по сути своей являлась вольной академией художеств, и ее считали одним из свободнейших учреждений в тогдашней России. В школе кипела художественная жизнь, молодежь училась у талантливых и даровитых людей, которые не по-казенному поощряли всех учеников, многие из которых выросли в незаурядных художников. Перов, Саврасов, Сорокин, Прянишников воспитывали в молодых художниках любовь к родной стране, к ее подлинно замечательным людям, к русскому национальному пейзажу. Они учили изображать неприкрашенную, живую русскую действительность.

То есть, талант Исаака Левитана попал на благоприятную почву. Но он часто даже не знал, где с наступлением ночи приклонить голову. Платить за комнату было нечем, братья и сестры перебивались кое-как. В поисках ночлега Исаак переходил из дома в дом по знакомым. Полуголодный, плохо одетый, стыдящийся своей бедности, он коротал ночь и наутро исчезал. Снова появлялся и этом месте только через большой промежуток времени, чтобы художника не посчитали назойливым и бесцеремонным. Иногда угла не удавалось найти, и Левитан спал на бульварных скамейках.

Между тем будущими знаменитостями в Школе считались три ученика: Исаак Левитан (Авеля, несмотря на всю его старательность, ни во что не ставили), Сергей и Константин Коровины. Этими юношами заинтересовался Алексей Кондратьевич Саврасов. Появившаяся на первой передвижной выставке в 1871 года картина "Грани прилетели" Саврасова произвела огромное впечатление на русскую публику и стала событием в художественной жизни России. Алексей Кондратьевич выдвинулся в первые ряды художников, в его пейзажную мастерскую в Школе живописи, ваяния и зодчества мечтал попасть каждый ученик. Впрочем, Саврасов перестал расти как художник, на что повлияло и его пристрастие к "русской болезни".

Исаак Левитан, кроме своего художественного таланта, отличался завораживающей внешностью. Черты его смуглого лица, точно загоревшего от солнца, были удивительной правильности и тонкости. Темные полосы юноши вились, но главное обаяние Левитана заключалась в его огромных, глубоких, черных и грустных глазах. Это не те еврейские глаза, в которых отразилась "тысячелетние страдания народа"; в них современники видели артистичную, страдающую натуру.

После покушения Соловьева на императора Александра II евреев выселяли из Москвы. Исаак вместе с зятем и сестрой и братом перебрались в не слишком близкий пригород Москвы Салтыковку. Исааку нечего было одеть; на коленях подрались брюки обувь "просила каши". Юноша прятался от дачников в укромных местах, пережидая, когда сытые и хорошо одетые обыватели пройдут. Он мечтал когда-нибудь одеться красиво и нарядно. Он видел себя во сне в дорогом костюме, в белой как снег, накрахмаленной сорочке, а главное -- в лакированных башмаках, какие носил молодой актер из богатой дачи на шестой просеке. Надо сказать, позже, на волне славы Исаак Ильич отличался щегольством, и даже дома носил все дорогое и блестящее. Но счастья ему это не принесло.

А тогда, вечерами, Исаак пробирался к Никольской платформе и, прячь за кустами, наблюдал "счастливую", роскошно одетую публику. На платформе дачники устраивали променад. Мужчины щеголяли с тросточками и хлыстами, говорливым, смеющимся потоком двигались взад и вперед. Улыбки, лукавые взгляды, смех... С радостными восклицаниями гуляющие встречали вновь прибывающих москвичей.

Художник ночами часто просыпался от кашля. Просыпалась и сестра, вспоминала, что брат в августе ходит в одной рубашке, и безнадежно горевала. Рано утром, никому не сказавшись, Тереза поехала в Москву, ибо у нее созрел план. Она долго ждала на улице и наконец увидела, что бог всех художников Павел Михайлович Третьяков прошел в свой дом. Тереза решилась подойти и изложить свою просьбу. Ее удивило, правда, насколько это всемогущий меценат изможден. Третьяков ранее не слыхал о Левитане и переспросил фамилию. Он с вниманием выслушал рассказ женщины о страданиях и бедствиях ее брата-художника, но в помощи отказал наотрез. Возмущенная Тереза быстро шла по Лаврушинскому переулку, и ей казалось, что всякий встречный прохожий по ее лицу видит все ее ничтожество. Целый день пробыла женщина в Москве, обходя квартиры знакомых людей. Она везде горячо описывала положение ее брата, его успехи и даже проблемы с обувью с ботинками. Ей удалось разве собрать немного денег. Вернувшись в Салтыковку Тереза доложила брату:

- Твой хваленый Третьяков -- скопидом, купчишка замоскворецкий. Он сказал, что художники только те, которые попали к нему в галерею. Он посулил и тебя купить, когда ты напишешь хорошую картину....

Исаак видел Третьякова на ученических выставках и смотрел на Павла Михайловича так же как и все школяры -- как некое чудо, посланное художникам свыше. Одобрения Третьякова с трепетом дожидались даже Саврасов и Перов. Выслушав сестру, юноша ощутил такой стыд, что закрыл лицо руками. Потом он пылко вскричал:

- Ты меня унизила! Тебе торговать на базаре с лотка, зазывать покупателей, за полу их хватать! К такому человеку ты осмелилась пойти! Что он подумал? Вымогателем меня посчитал, а не художником!

Левитан рухнул на землю и разрыдался.

- Что я слышу! - воскликнула женщина. - Я пришла к нему с такими новостями, а он вместо благодарности сравнивает меня с базарной бабой! Ну, Третьяков оказался скрягой...

Три дня они не разговаривали. На четвертый -- помирились. На пятый -- Илью ожидали дома любимые им ватрушки. Он покраснел при виде их, понял, на какие деньги Тереза их испекла...

А вскоре Илья закончил первую свою большую работу: "Вечер после дождя". Картина ему казалась совершенством: нечего поправлять, все на месте, все красиво и верно. Но покой потеряла сестра, которая решила картину похитить, дабы продать Третьякову. Конечно же, она желала добра брату, но в то же время страстно желала доказать меценату, что не зря она так глупо себя повела в Лаврушинском переулке... но у Исаака имелись свои планы на личное творение.

На Покровке держал лавку искусств и антиквариата Иван Соломонович Родионов. Этого умного и хитрого старообрядца в народе прозывали Иваном Саламандровичем. Или сокращенно: Саламандра. Антиквар долго разглядывал картину, потом довольно усмехнулся и сказал:

- Ага... Салтыковка, я узнал. У моего зятя, шапочного мастера, там своя дача... Хорошее место... Сорок рубликов дам... Больше не стоит даже на любителя красот деревенской природы... Нажить, пожалуй, и не придется.

Сорок рублей! Левитан ехал назад осчастливленный, еще накануне он и не помышлял о таких деньжищах. Тереза тотчас купила брату белую рубашку-фантазию, приличные брюки и новые блестящие ботинки. Художник пошел теперь уже смело гулять по Никольской платформе. Тросточка была самодельная, юноша оставил на ней крепкую зеленую кожицу, лишь кое-где тронув затейливой резьбой. Красивого молодого человека замечали. Он поймал на себе внимательные и нежные взгляды женщин... Одна нарочно задела его своим боа по лицу. Незнакомка покраснела ярче и гуще, чем художник, сбившийся с шага. Левитан испугался второй встречи и не рискнул идти обратно...

...Теперь он верил в свой дар, хотел жить "самостоятельно" -- Иссак снял на Большой Лубянке меблированную комнату. Старший брат Авель, между тем, тоже не бедствовал. Он поставлял в магазины пейзажи, жанры, рисунки... Случился крупный заказ: торговец Аванцо заказал Авелю картину "Крестьяне Рязанской губернии за работой". Братья разделили труд: Исаак писал пейзаж, Авель -- фигуры. С окончанием этой вещи было связано много надежд, а потому Исаак беспечно тратил свои серебряные рубли.

Когда готовую работу Авель принес Аванцо, тот... отказался ее купить. Братья еле-еле сбыли картину за пятнадцать рублей рамочному мастеру. А к осени Исаак уже был должен за комнату. Хозяин вынес из нее диван и зеркало, а художник старался не попадаться на глаза кредитору. Но Исаак не горевал, ибо в его жизни бывали времена потяжелее. Он не знал устали, изучая сложную, полную великих тайн жизнь природы.

Правда, ему стало казаться, что краски его бессильны, а линии -- мертвы. Нахлынула волна меланхолии. На самом деле не было для него ничего легче, чем изобразить пейзаж похожим... тысячи живописцев удовлетворялись этим, а ему хотелось, чтобы с его картин дышала сама жизнь...

Раз в году, на рождественских каникулах в Школе живописи, ваяния и зодчества устраивались ученические выставки. Попасть на них могли только лучшие работы, ведь считалось, что экспозицию посещает "вся Москва". Там была размещена работа Левитана "Осенний день. Сокольники" -- большая надежда Исаака, в которую он вложил все свое старание. Картину поместили на хорошем свету, тем более что Школе было лестно похвалиться талантливым воспитанником

На вернисаже по своему обыкновению нескромно вела себя Тереза, так что Исаак вынужден был краснеть за сестру. Она вела себя вульгарно и прямолинейно, но женщине было лестно и приятно демонстрировать свое родство с местной знаменитостью. Пришли братья Чеховы, Николай и Антон. Если с Николаем Исаак знался давненько Антон только недавно приехал из Таганрога и поступил в Московский университет на медицинский факультет.

А вот и почетные гости: вместе с генерал-губернатором Долгоруковым прибыл московский митрополит. Исаак застеснялся арендованного сюртука, хотел скрыться, но за рукав его схватил Коля Чехов:

- Да куда ты, чудак? Вдруг тебя начнут искать...

- Зря суетитесь. - заявил Антон. - Разве случается так в жизни, чтобы молодых художников на руках носили...

А вот и те, для кого, собственно, выставка готовится: владельцы картинных галерей. Солдатенков обходил комнаты быстро, разочарованно качал головой и, к общему удивлению учеников, купил на последнем щите несколько заурядных вещей. Третьяков казался скучным ленивым. Он еле переставлял ноги, медленно переходя от одного щита к другому. Он подолгу стоял перед каждой картиной, отодвигался от нее, смотрел издали, вблизи, сбоку. Иногда Третьяков возвращался обратно к какой-нибудь вещи и задерживался перед ней еще на какое-то время.

Конечно, учителя и ученики исподтишка наблюдали за поведением главного мецената Первопрестольной. Исаак затрепетал, когда Третьяков остановился у "Осеннего дня". Павел Михайлович у этого пейзажа надолго не задержался. Левитан себя успокоил: ну, хотя бы отмучился...

- Смотрите-ка, Исаак, - вдруг произнес Антон, - а ведь этот Лоренцо Медичи из Замоскворечья вернулся к вашим "Сокольниками". По-моему, у вас клюет...

Левитан побледнел: рядом с Третьяковым стояла Тереза. Она что-то без умолку говорила, размахивала и разводила руками. Третьяков молча кивал головой, все время стараясь отстраниться от эксцентричной дамы. И вдруг он повернулся по направлению к Левитану, на которого показала пальцем счастливо улыбающаяся сестра художника.

Тереза, подбежав к брату, прошептала:

- Ах, какой ты неловкий байбак, Исаак! Ты должен стоять около своей картины, а ты прячешься по углам, будто паук в паутине...

Левитан подошел, хотел сунуть руки в карманы, но вспомнил, что в этом проклятом сюртуке карман только один, да и тот позади, где-то под болтающимися фалдами. Павел Михайлович обратился неожиданно ласково:

- А я вас уже знаю, да и с сестрицей вашей мы знакомы. Наслышан... наслышан. "Осенний день" мне понравился... Вам, кажется, восемнадцать лет?

Исаак не успел ответить: за него поспешила сестра.

- Он у нас младшенький!

- Что же... "Осенний день" я готов приобрести, давайте, сударь, торговаться. Если не будете дорожиться, сговоримся. Я заплачу столько, сколько пейзаж действительно стоит.

Исаак даже не знал, что ответить. Злобно взглянув на сестру, вдруг выпалил:

- Вы, Павел Михайлович, назначайте сами.

Третьяков насупился:

- Художник должен знать себе цену, я никогда сам не назначаю.

Он внимательно всмотрелся в глубокие глаза Левитана и понял, что этому пока еще неопытному в делах мальчику придется сделать исключение:

- Проведите меня в профессорскую, - попросил Третьяков с усмешкой. - Учителя живописи цену деньгам знают, эти не продешевят...

...На следующее утро в Школе живописи, ваяния и зодчества у Левитана было больше завистников, чем друзей. Алексей Кондратьевич пришел в мастерскую после трехнедельного запоя. Саврасов приблизился к Левитану и долго, молча трепал его по плечу. Картина его ученика висит в Третьяковской галерее!

Известность молодого художника росла, но слава не кормила. Зато и дружба с Чеховыми развилась в нечто большее. Николай работал в юмористических журналах, наспех иллюстрируя рассказы, стихи и повести разных авторов. Ленивый, праздный, он больше говорил о работе, чем работал. В том числе и поэтому он охотно делился заказами с Исааком и Авелем.

К несчастью слегла сестра, так бурно и подчас неловко любившая своего Исаака. Врачи нашли у нее чахотку. Он, не колеблясь, отменил давно планируемую поездку на Волжские этюды, забросил все свои дела, перевез Терезу на дачу в Останкино больную и горячо принялся ухаживать за ней. "Волжские" деньги, отпущенные Школой, пошли на лечение. Сестра проболела с месяц и начала поправляться. Она радовалась освобождению брата больше, чем своему выздоровлению.

Исаак успешно окончил натурный класс, но школу ошеломила грустная новость. Один из учеников мастерской Саврасова зашел на Сухаревский рынок и увидел, как прилавка торговца лубками, старыми книгами и рамками, еле держась на ногах, без шапки, стоит полураздетый Алексей Кондратьевич. Он продавал две небольшие картины, написанные красной, белой и черной красками. Букинист вертел их в руках, что-то отыскивая в правом уголке холстов.

- Вот! - хрипел сказал Саврасов, тыкая пальцем. - Я всегда подписываю сухаревский хлам двумя буквами.

- От это правильно, - ответил торгаш, - вижу. Подписано А. С. Покупатель нынче придирчивый. Нипочем не возьмет анонима. Для вас хлам-с, для нас художество-с...

Саврасов уже покинул Школу, никто не знал, куда он пропал, хотя, все догадывались: спился. В память своего учителя, а также из личной обиды и упрямства Левитан решил не представлять в школу ''выпускной'' картины. Впрочем, Саврасовской мастерской повезло: в нее пришел преподавать Поленов. Пять лет назад Василий Дмитриевич написал "Московский дворик"; до Поленов никто не изображал русских задворок такими свежими, яркими, нежными красками, никто в обыденном и заурядном не находил поэзии.

Совет терпеливо ждал, уверенный, что никто не минует пути, по которому до сих пор шли все воспитанники частной московской академии художеств. Но этого не случилось, ожидаемая советам картина не появлялась, зато в обществе и в прессе обсуждались новые левитановские пейзажи. Молодого художника приняли передвижники на свою очередную выставку; его "Вечер на пашне" повесили рядом с картинами школьных профессоров.

Левитан пробыл при Поленове в школе два года, но положение Исаака было неопределенным. Наконец совет устал ждать и разочаровался когда-либо получить требуемую по уставу картину. В 1886 году Исааку Левитану предложили: "За непосещение классов оставить училище и взять диплом неклассного художника". Левитан спросил, что это значит, и ему ответили в канцелярии:

- Вы имеете право быть только учителем рисования и чистописания.

Много позже родилась легенда о том, что Левитана обидели учительским дипломом хотя на самом деле Исаак оскорбил своей надменностью Совет.

Более всего Исаака восхищала живопись барбизонцев, а его кумиром был Коро. Он даже с тайным удовлетворением уподоблял себя Коро. А нахлестывающую меланхолию он научился убивать... охотой. Левитан сутками скитался с ружьем по лесам, что откровенно пугало близких.

В творческом плане Исаак пришел к принципу "недоконченности". Передвижники часто обвиняли его в "халтуре" и возвращали Левитану некоторые произведения, не допуская их на выставки. Даже профессионалы не понимали, что "незаконченность" была кажущейся: художник стремился к обобщению. Но надо было на что-то жить. Пришлось идти на Арбат, к "спасителю" Ревуцкому, который поденно нанимал молодых художников, задавая им тему картины, которые продавались в трактиры и бордели.

Левитан не работал у Ревуцкого уже больше двух лет. Упитанное сладкое лицо мошенника самодовольно засияло при виде знаменитости:

- А-а-а, я думал, батенька, вы уж и забыли, в каком арбатском переулке проживает некто, спасающий гениев от голодной смерти... Москва, ведь она неприветливая, черствая, скопидомная, слезам не верящая... Один Ревуцкий готов служить искусству.

- Давайте тему, - отрезал Левитан.

- Ах, что вы! Посмею ли признанному мастеру докучать подсказками! Да и подойдете ли вы теперь к моему ателье? Не знаю, не знаю... У вас свои почитатели, у нас, убогих, тоже свои... Впрочем... раздевайтесь...Предупреждаю; плата у меня та же.

- Платите -- что хотите. Тему?

- Слушайте, батенька: речка, на бережку домик, вокруг домика плетень, развешано разноцветное белье, сушится на солнышке, кругом лес... Ах да, по воде плывет лебедь с лебедятами. За кусточком, конечно, молодая красавица обнимает и целует юношу, подстриженного горшочком... домостройчик, намек-с на сословие... Сроку -- три дня. Размер -- аршин с четвертью на три четверги. Да, да... Небо делайте фиолетовое, воду темную, у девицы бюст -- каравайчиками, чтоб из-под кофточки выпирали. Эй, Степка! Принеси маэстро Левитану из кладовой подрамник с натянутым холстом. Да осторожнее, гляди, дуралей, не продави холст лапой, чтоб тебя...

...Бордельный шедевр закончен. Заказчик мельком взглянул, стал искать глазами свою кисть и недовольно забормотал:

- Какая несмелая рука! Никакого размаху. Вы раньше писали более уверенно. Вот я сейчас "пройдусь" по ней и все заиграет. Смотрите, молодой человек, что значит опытность...

Исаак ушел не простившись. Ревуцкий не забыл этого, он любил почтительность. Когда нужда снова привела Исаака Ильича в знакомый переулок на Арбате, Ревуцкий сначала не узнал Левитана, потом попросил прийти завтра, на следующий день повторилось то же, и только пятый скромный визит удовлетворил прощелыгу:

- Да что бы вы делали без меня, господа гении? Я настоящий меценат, а не какие-нибудь там Третьяковы... Попробуйте, господин Левитан, c картинкой прогуляться в Лаврушинский переулок. Знаете, как Третьяков составляет галерею? По спис-кам... Итак, новое вам задание. Лунная ночь. Сад. В зелени павильон. Пустите еще какую-нибудь китайскую чертовщину для плизиру. Над прудом скамья. На ней сидит барыня в белом платье, собачка рядом, на коленях возле скамьи стоит молодой стрекулист, умоляюще протягивает к барыне руки, а она собачку кормят сахаром... Ага! Какова темка?

Исаак, унизясь, сумел даже скопить немного денег на лето. Но все чаще и чаще повторялись приступы беспричинной тоски, отчаяния. В один из чудесных весенних дней, которые так вдохновляли Левитана к творчеству, художника настигла беда. Он не справился с печалью душевной и пытался повеситься. Спасли друзья, исподволь следившие за слишком долго угнетенным художником...

Неудавшийся суицид еще сильнее загнал в депрессию. Исаак испытывал стыд перед самим собой, краснел при встречах с знакомыми. Как собачонка, он прибился к братьям Чеховым; ближе этой семьи никого у него не было. Николай и Антон любили Левитана, берегли. Едва Исаак переехал в Бабкино, как Антон сделал неожиданное открытие, очень порадовавшее его: страдающий художник компании не испортил, и даже с легкостью принимал участие в чеховских розыгрышах. Антон до страсти любил собирать грибы и часто ходил в лес; здесь Чехов почти всегда натыкался на Левитана, который трудился над этюдами где-нибудь на лесной опушке, в лугах, на пригорке, у реки...

Стены сарайчика, в котором ночевал Исаак, быстро покрылись рядами этюдов. Все Бабкино следило с восхищением за праведными трудами художника. Иногда Левитан наотрез отказывался принимать участие в очередной потехе, почти не ночевал дома, все время проводя за работой. Этот левитановский "рабочий запой" расстраивал задуманные Антоном очередные представления, и Чехов даже сердился на живописца-затворника. Иногда на дверях левитановского жилья появлялась надпись: "Торговля скороспелыми картинами ковенского купца Исаака сына Левитанова". Художник не оставался в долгу. В большом квадратном окне, перед которым стояла швейная машина (чеховский письменный стол) Исаак наклеивал аляповато разрисованную и размалеванную вывеску: "Доктор Чехов принимает заказы от любого плохого журнала. Исполнение аккуратное и быстрое. В день по штуке".

Внешность Левитана волновала женщин, да и не только их. Исаак позировал Поленову для картины "Христос и грешница". Левитан знал о своем превосходстве и перед дамами откровенно кокетничал. Да он и он сам был влюбчив до смешного, увлекался часто, бурно, забывая об окружающем его обществе и нередко шокируя очередную избранницу слишком пламенным проявлением чувств.

Как-то в Бабкине гостила одна барышня. Однажды вечером, в доме, при людях Исаак встал перед ней на колени. Левитан как будто никого не видел, кроме нее, говорил с немыслимой откровенностью, называя ее словами, полными интимности. Она в смятении убежала из комнаты. Левитан поднялся со слезами обиды на глазах. Дня два женщина не показывалась. Наконец они встретились в парке, в дождливый день -- Левитан повторил свое безумство. На сей раз свидетелем сцены стал только садовник. Барышня резко подхватила платье и помчалась прочь, Левитан вскочил, и, весь грязный от глины, кинулся вдогонку.

Утром женщина уехала в Москву -- Левитан сейчас же собрался следом. Художник пропадал две недели. Антон забеспокоился и послал младшего брата на поиски. Оказалось, Исаак всюду преследует женщину. Михаил не отставал от друга и пошел с ним в театр. Предмет преследования был там же, причем, с барышней был ее муж. В антракте Левитан ненадолго пропал, а, появившись пред Чеховым в крайне возбужденном виде, потребовал, чтобы Михаил стал его секундантом: муж только что вызвал художника на дуэль. Поединку помешали.

Левитан провел вместе с Чеховыми три лета подряд. Зимой 1885 года Мамонтов для своей частной оперы заказал декорации Поленову. Художник один не мог справиться и пригласил своих учеников -- Левитана, Коровина, Чехова и Симова. Но Левитан удрал на Волгу, писать этюды. Вскоре он прислал Антону письмо:

"Нервы расходились, просто смерть! А, впрочем, черт меня возьми совсем! Когда же я перестану носиться с собой? Но что же делать, я не могу быть хоть немного счастлив, покоен, ну, словом, не понимаю себя вне живописи. Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник. Многие не поймут, назовут, пожалуй, романтическим вздором --пускай! Они благоразумные... Но это мое прозрение для меня источник глубоких страданий. Может ли быть что-нибудь трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения... Господи, когда же не будет у меня разлада? Когда я стану жить в ладу с самим собой? Этого, кажется, никогда не будет. Вот в чем мое проклятие..."

Недалеко от Хитрова рынка, московского дна, помещалась Мясницкая полицейская часть. Во двор ее днем и ночью привозили пьяных, искалеченных, убитых. Под самой каланчой находилась скромная казенная квартира полицейского врача Дмитрия Павловича Кувшинникова. Но все, кто здесь бывал, считали ее ''квартирой Софьи Петровны'', докторской супруги.

Доктор Кувшинников с утра до ночи был занят по службе, а его женушка училась живописи, играла на фортепьяно и дружила с творческими людьми. Между прочим, цветы, написанные Кувшинниковой, покупал Третьяков, а ее игрой на фортепьяно заслушивались общепризнанные московские пианисты. Софья Петровна отличалась идеальной фигурой, была похожа на гречанку, любила охоту не меньше, чем искусство, и, подолгу пропадая в подмосковных лесах, одна, одетая по-мужски, возвращалась с полным ягдташем. Себя она представляла богиней Дианой... но этой взбалмошной красавице было уже сорок лет. Как говорится, осень подступала.

Левитана привели к Кувшинниковой Чеховы и она его сделала своей "лебединой песней". Связь с Левитаном прикрывалась ученичеством у Исаака. Дмитрий Павлович все понимал, переносил молча, только чаще и чаще к нему стал приходить художник Степанов, с кем они были задушевными собутыльниками.

Каждое лето Софья Петровна стала уезжать с Левитаном на этюды, в Саввину слободу или на Волгу. Более всего возненавидел эту женщину-вамп Антон Чехов. Он даже "прописал" Софью Петровну в своем рассказе "Попрыгунья", в образе доктора Дымова вывел несчастного Дмитрия Павловича. Левитана Антон Павлович прописал в виде коварного, себялюбивого и черствого художника Рябовского. Это сильно рассорило Исаака с Антоном, ведь все всё понимали. Левитан даже собирался вызвать Чехова на дуэль, но ее расстроили друзья.

С ученицей-любовницей и работалось замечательно. В первый же совместный пленэр Левттан написал "Вечер. Золотой Плес" и "После дождя". Исаака Ильича соединяла с Софьей Петровной еще и страсть к охоте; как говорится, соединилась идеальная пара "сапог". Они бродили по полям, перелескам, низинам и оврагам с рассвета до ночи. В охотничьем азарте забирались очень далеко, иногда ночевали в лесу. Их настигали грозы, ливни, ветры, холодные ночи с утренниками.

Однажды рано утром собрались в заречные луга. Лодочник еще спал, и его пришлось долго дожидаться. Левитан подстерегал дичь, которая могла вылететь из ближней рощи на водопой, но ее не было. Одни чайки крикливо кружили над Волгой и метко садились на воду с небольшой рябью, добывая мелкую рыбешку... Левитан неожиданно выстрелил -- Кувшинникова даже вскрикнула, испугавшись. К ее ногам упала чайка.

- Бессмысленная жестокость! - закричала Софья Петровна. - Как вам не стыдно! Что вы сделали? Зачем? Вы скоро будете стрелять ласточек, синичек, соловьев...

- Да, да, это гадко, - сказал Исаак, расстроенный. Он был намного младше подруги и чуточку относился к ней как к матери. - Я сам не знаю, зачем выстрелил... Бросаю мой скверный поступок к вашим ногам, как вот эту чайку.

Он хотел и в самом деле положить труп птицы у ног Софьи Петровны, но она вскочила, замахала руками, потребовала не делать этого и отбежала. Лодочник уже гнал лодку из заречья. С недоумением он заметил быстро уходивших прочь от берега нетерпеливых охотников. Лодочник налег на весла, закричал. Левитан обернулся с обрыва и дал ему знак поворачивать назад. Под неудержимую злобную его брань Левитан и Кувшинникова ушли с чайкой домой.

Именно тогда Исаак Ильич написал знаменитую "Тихую обитель", которая потрясла московскую публику. К нему пришла подлинная, настоящая слава. Зрителей поразила необыкновенная теплота, уют, задушевность, с какой художник сумел передать скрытую поэзию русского пейзажа. О Левитане заговорили как о человеке, который понял и подметил подлинную русскую красоту.

Левитан стал ездить за границу. Он оставался холоден к цветущей природе Италии, скучал среди величественных гор Швейцарии. В Финляндии он ежился и хандрил и даже совсем не нашел природы. Его гений уже был настроен на русские ландшафты, да к тому же он уже сросся с родной природой самой душой. Исаак Тльич не любил импрессионистов; как-то, увидев на выставке знаменитые "Стога сена" Клода Моне, он демонстративно отвернулся от полотна.

Однажды после охоты близ поселка Болдино Владимирской губернии, Левитан и Кувшинникова заблудились и вышли на незнакомую дорогу. Был предосенний вечер, на обширную равнину спустилась беспробудная тишина. Дорога тянулась белой, вытоптанной, обкатанной полосою к далекому, еле синеющему окоему. Вдали потихоньку ковыляли две богомолки с сумками за плечами.

- Да ведь это же старое Владимирское шоссе! - Воскликнул Исаак. - Та самая Владимирка, по которой гонят на каторгу, в Сибирь, тысячи несчастных людей. Я наблюдал много раз...

Так и родилась "Владимирка". Большие картины Исаака Ильича теперь на корню приобретал Третьяков. Вроде бы, все сложилось отлично, но однажды в мастерскую поспешно вошла расстроенная Софья Петровна. Она принесла новость: в Москве началось очередное гонение против евреев. На сборы Левитану дали срок: двадцать четыре часа. Собравшись наскоро, он добрался до Болдина и не распаковывался.

От Левитана скрывали, но он чувствовал, что друзья, хлопотавшие о праве художника остаться в Белокаменной, далеко не были уверены в успехе. Так и получилось: осень и половину зимы Исаак Ильич не смел показаться в Первопрестольной. Он знал, что всех его родственников художника выселили без права въезда обратно, но на свой авторитет все еще надеялся. Так и получилось. Левитана в Москву все же впустили, правда, с "волчьим билетом" еврея.

Жизнь опять устраивалась. В одну из поездок на озеро Удомлю Левитан задумал знаменитую свою картину "Над вечным покоем". Художник сделал набросок с натуры. Церковь на островке была некрасивая. Он заменил ее другой, древней, из Плеса, этюд с которой написал еще три года назад. В его мастерской по вечерам Софья Петровна играла Бетховена, Шопена, Листа... для него одного!

А конце лета в усадьбу, соседнюю с той, где квартировали Левитан и Кувшинникова, прибыла семья видного петербургского чиновника. Через несколько дней состоялось знакомство. Дама средних лет не отличалась обаянием, но от былой ее красоты еще остались грация, изящество, дивный певучий голос. Кокетству мешали дочери, две очаровательные девицы. Завязалось знакомство... Софья Петровна, конечно, заметила флирт. Порой она внезапно прекращала играть и с громом захлопывала крышку рояля. Борьба между женщинами длилась недолго. Кувшинникова вернулась к своему горькому пьянице...

Левитан не знал счастья с петербургской аристократкой. Старшая ее дочь, неистовая и страстная, почти до безумия полюбила Исаака Ильича и выступила соперницей матери. Борьба между женщинами за него не затихала до самой смерти художника. Что самое страшное, из-за перебоев со здоровьем он теперь далеко не всегда мог работать, отчего страдал и вновь впадал в меланхолию.

Через несколько месяцев после разрыва Левитана с Кувшинниковой Антон Чехов получил телеграмму из имения под Вышним Волочком, где жил Исаак Ильич: новая пассия Левитана умоляла Чехова немедленно приехать лечить друга. Антон Павлович знал об амурных делах Исаака и поехал нехотя. Оказалось, Левитан стрелялся. По счастью, он только легко поранил голову.

Исаак удивился приезду Антона, а узнав причину, рассердился на своих дам. В гневе на их бесцеремонность, при пылком объяснении с женщинами, художник внезапно сорвал с себя повязку и швырнул на пол. Потом, нагромождая одну неловкость на другую, Левитан выбежал из комнаты, скоро вернулся с убитой для чего-то чайкой, которую бросил к ногам плачущей в кресле обиженной женщины.

Чехов ежился, смотрел в пол, лечить не стал и быстро уехал. Потом, когда писал свою "Чайку", он вставил туда эту отвратительную сцену. Кувшинникова по-прежнему принимала друзей в своем салоне под пожарной каланчой, с какими-то художниками ездила на этюды, но по утрам она часто стояла перед своим портретом, сделанным на память Левитаном. Он написал ее в лучшие дни, сидящую, в белом платье. Она бережно хранила и это платье, больше его не надевая.

Картину "Над вечным покоем" понимали по-разному, но об авторе уже говорили как о признанном мастере. Левитан совершенно поправил свое материальное и социальное положение; он жил в Трехсвятительском переулке, близ Мясницкой части, во дворе, в двухэтажном флигеле. Среди мольбертов и картин стояли несколько кресел и стульев красного дерева с обивкой малинового штофа, пианино, фисгармония. Мастерскую построил для себя художник-любитель Морозов. Он мало пользовался ею и, будучи горячим почитателем Левитана, уступил помещение художнику. Здесь Исаак Ильич и провел последние шесть лет своей жизни, которые оказались самыми мучительными. Известность Левитана росла с каждым годом, но сдавало сердце.

Наконец он получил "высший чин по художеству", как, смеясь, говорил поздравлявшим его друзьям: Исаака Ильича избрали академиком. Но что все это было по сравнению с сердечными болями! Исаак Ильич кричал, все средства унять боль не помогали, пока она сама не оставляла его. Левитан знал теперь только два состояния: лихорадочную работу и мучительную смертельную тоску. Одно лето Левитан жил в Звенигородском уезде в имении Морозова. Художника приехал навестить старый прияткль, Переплетчиков. На прогулке вдруг Исаак Ильич остановился и сказал:

- Не могу теперь убивать дичь... Не хожу на охоту. Видно, смерть моя близко...

Он упал на землю и долго-долго рыдал. Антон Павлович время от времени выслушивал его. После одного такого осмотра Чехов записал в своем дневнике: "У Левитана расширение аорты. Носит на груди глину. Превосходные этюды и страстная жажда жизни".

...После похорон в столе Исаака Ильича близкие нашли огромную связку писем. На ней лежала маленькая записка, написанная Левитаном. Он завещал он сжечь после его смерти все письма. Желание покойного исполнили.

--

--

-- ТАГАНРОГ БЕЗ ЧЕХОВА

"...Как грязен, пуст, ленив, безграмотен и скучен Таганрог. Нет ни одной грамотной вывески, и есть даже "Трактир Расия"... Такая кругом Азия, что я просто глазам не верю. 60 000 жителей занимаются только тем, что едят, пьют, плодятся, а других интересов -- никаких..."

Таким увидел Антон Чехов свой родной город после того как он вернулся сюда через восемь лет отсутствия, в ранге обитателя "литературного Олимпа". Можно ли не любить город, в котором ты родился и прожил до 19 лет? Чехов откровенно не любил Таганрог и, возможно, от этой нелюбви рождались все самые гениальные его рассказы и пьесы, ведь литературный мир Чехова -- по сути попытка полета над гнилым обывательским болотом.

Мне почему-то всегда казалось, что Таганрог и теперь буквально наводнен чеховскими героями -- начиная от "душечек" и "дам с собачками" и заканчивая "Каштанками" и "унтерами Пришибеевыми". И еще я не мог понять, почему человек, родившийся в приморском городе, почти не писал о море. Из "морских произведений" Чехову (по воспоминаниям Бунина) больше всего понравилось нацарапанное в тетради нерадивым гимназистом: "Море было большое". Без шуток: Чехов действительно пришел от этого "пейзажа" в восторг.

...Малюсенький, в прошлом саманный, домик, в котором родился Антон, -- давно уже мемориал. Для удобства туристов и почитателей особняк, прикрывавший его с улицы снесли, на его месте устроили сквер и теперь только чересчур извращенное воображение способно понять, что жилище это тогда являлось флигелем, запрятанным на вонючих задворках. Зато, если идти от домика в три стороны Света из четырех, обязательно выйдешь к морю. Оно, правда, весьма условное, потому как улицы и переулки выходят к обрыву и с его высоты может показаться, что море -- нечто маленькое, низкое, незначительное...

Сто пятьдесят лет назад торговый, купеческий город был в упадке, железные дороги принизили значение морского порта, промышленности в Таганроге не было, хотя иные наблюдатели того времени писали о Таганроге как о "городе фантастических богатств, таинственных кладов и второй в России Итальянской оперы". Теперь оперы нет, но порт возродился, сам Таганрог разросся до одного из крупнейших промышленных центров страны. Правда, случилось невероятное: "старый Таганрог" время совершенно не тронуло, он будто "перескочил" из века XIX в век XXI.

Полицейскую улицу, на которой писатель родился, назвали именем Чехова, на ней же поставили памятник писателю, своими размерами не уступающий изваянию основателя города Петру I. На этой же улице, на стенах старинных домов можно найти памятные таблички, говорящие о том, что в них жили прототипы рассказав "Ионыч" и "Человек в футляре". Мало того: в бывшей гимназии, которую Чехов закончил, находится литературный музей, а так же сохранен класс, в котором будущий писатель пытался образовываться. Гимназии, правда, не везло: немцы там устроили во время оккупации гестапо, что, впрочем, по мнению большинства таганрожцев, мало изменило суть заведения. В Таганрогской гимназии времен Чехова не чурались телесных наказаний, там даже имелся карцер (так же, как и класс, в котором Антоша обучался, внедренный в музейное пространство, по всей видимости, -- в назидательных целях).

Но самый, на мой взгляд, замечательный уголок нынешнего Таганрога - лавка Чеховых, двухэтажный домик, в котором большая семья Чеховых просуществовала 6 лет. С заведующей этим филиалом литературного музея Ларисой Токмаковой мы общались довольно долго. Именно она провела меня практически по всем чеховским местам Таганрога и после общения с этой женщиной я понял, что кроме Чехова, Таганрог подарил стране много талантливых и интеллигентных людей (в том числе и саму Ларису).

Отец семейства Павел Егорович был, если называть вещи современным языком, активным общественником, что не вполне гармонировало с его купеческими занятиями. Павел Егорович являлся членом городской торговой депутации, был регентом церковного хора, а, когда его оттуда "попросили", создал свой хор, на дому. Ходили в него петь в основном кузнецы, спевки начинались в 11 вечера и домашние думали, что это стучат молоты. Павел Егорович заставил петь в хоре м своих сыновей -- чтобы разбавить басы их мальчишескими сопрано. К тому же отец был горячий убежденец физических наказаний и сек детей нещадно, ибо считал, что сыновья должны воспитываться "в страхе божьем". Дети каждое утро просыпались с мыслью: "будут ли их сегодня бить?"

Таганрог 1.

Дом под свою лавку Павел Егорович арендовал у владельца водочных складов Осипа Моисеева. Она была открыта с 5 утра и до поздней ночи, приказчиков и помощников Павел Егорович не держал и к покупателям обязаны были выходить дети. Над дверью в лавку помещена была вывеска:

"ЧАЙ, САХАРЪ, КОФЕ, МЫЛО, КОЛБАСА

И ДРУГИЕ КОЛОНИАЛЬНЫЕ ТОВАРЫ"

Внизу красовалась надпись поменьше:

"РАСПИВОЧНО И НА ВЫНОСЪ"

В лавке торговали всем, что только возможно было представить (в сущности, ее можно было назвать супермаркетом того времени): дорогими духами и пудрой, гаванскими сигарами, баранками, карамелью, лекарственными травами, дешевым Санторинским вином из Греции и дорогой смирновской водкой. Рядом с этим мирно соседствовали иконы, лимоны и апельсины, головы сахара, пахучее "деревянное масло" (самый низкий сорт оливкового) -- миряне его использовали для лампад, а извозчики -- вместо бриолина. Ко всему прочему в лавке продавались лекарства, в составлении которых экспериментировал глава семейства, и шибко вонючее казанское мыло. Можно представить, какое здесь стояло амбре!

Самыми ходовыми товарами были сахар, свечи и дешевый самогон. Павел Егорович был верующим человеком, что и погубило его дело. В бочке с маслом однажды утонула крыса, ушлый купчишка конечно же, тайно извлек бы ее -- и всего делов, но Чехов-старший поступил иначе, "порядочно": при честном народе он устроил особенный молебен. Священник махал кадилом, а Павел Егорович достал грызуна из бочки и объявил, что масло "очищено от скверны". После чего для приглашенных был устроен стол, что еще более усугубило положение, так как "чеховская крыса" надолго вошла в пантеон таганрогских анекдотов.

Теперь понимаете, о какой любви к морю могла идти речь, если дети видели только гимназию и лавку, да еще и экзекуции, ибо рядом находилась площадь для оправления воинских наказаний! И вот, что странно: ведь Чехов прославился как юморист, а не трагик! Откуда взялось божественная легкость его ранних рассказов? Может быть, от общения с посетителями лавки, ведь Антоша начал выходить к покупателям с 8 лет...

Лавка "колониальных товаров" устроена была так. На первом этаже торговали и хранили товар, готовили еду и кушали, на втором жили. В одной комнатке спали родители, в другой -- сестра Маша, в третьей, самой маленькой -- пятеро братьев. Одновременно для дохода умудрялись держать двух жильцов.

Может быть все было бы и нормально, но однажды дед Егор Михайлович (кстати, оба деда Чехова был выходцами из крепостных крестьян) подарил потомкам участок земли в центре города, на котором Павел Егорович задумал построить родовое гнездо. Дом задумывался большой, в шесть окон, под стройку отец залез в долги, но подрядчик все деньги "вложил в стены" -- они получились вдвое толще, чем задумывалось, да и сам дом получился всего лишь в три окна. Результатом явилось следующее: Павел Егорович избегая попадания в долговую тюрьму, позорно бежал из города, вскоре за ним потянулось все семейство, и в Таганроге остался лишь Антон -- ему нужно было закончить гимназию.

Таганрог 2.

Три года одиночества в Таганроге, когда он вынужден был существовать на правах квартиранта в отцовском доме (хозяевами в нем стали другие люди), как ни странно, явились отдушиной для будущего писателя. Сам Чехов про этот переворот в своей жизни сказал: "Разница между тем временем, когда меня драли, и временем, когда перестали драть, была страшная". До того Антон ходил в вечных троечниках, дважды его оставляли на второй год, теперь же он перешел в разряд отличников -- пятерки он стал получать даже по ненавистному греческому языку. После окончания обучения имя Антона Чехова было занесено в Почетную книгу гимназии; так же он получил именную стипендию города Таганрога -- целых сто рублей (в те времена одна корова стоила три рубля).

Впрочем, когда биографы впоследствии стали собирать сведения о пребывании Чехова в Таганроге, выяснилось, что однокашники его совсем не запомнили. Он был замкнут, закомплексован, а на вопрос о том, кем хочет быть, мрачно отвечал: "Попом..." Больше всего Антон почему-то возненавидел таганрогские окна, которые на ночь закрывали ставнями, а во дворы между тем выпускали собак: "Что отвратительно в Таганроге, так это вечно запираемые ставни".

Ставни запираются и теперь; если рано утром пройти по какому-нибудь Итальянскому переулку (а такой в Таганроге действительно есть), покажется, что город безжизнен и законсервирован на века. Но жизнь все же переменилась. За пределами Старого города шумит Новый, большой и суетливый. Город вновь, в который раз, пережил тяжелые годы, это когда стояли почти все предприятия. Как ни странно, кризис сотворил доброе дело: чтобы хоть как-то просуществовать, сотрудники Лавки Чеховых вынуждены были ее... оживить. И это, на мой взгляд, получилось просто великолепно.

Случилось это, когда поток туристов (уж не знаю, ездили они при советах из любви к Чехову или по разнарядке) приблизился к нулю. Вопрос встал об элементарном выживании. И здесь появилась идея: а что, если лавка будет функционировать не просто как музей, а как торговое заведение? Да и место для торговли, еще тогда, при Чехове, было выбрано удачное -- между двумя большими рынками.

Легенда гласит, что впервые эта идея пришла в голову гениальному актеру прошлого века Олегу Ефремову. Ну, а подхватил ее фотокорреспондент одной из таганрогских газет Юрий Милушев. Он оформил предпринимательство, арендовал помещение, в котором при Чеховых шла торговля, и теперь здесь, в Лавке Чеховых можно приобрести все лучшие мировые сорта чая. Так что вывеска " Чай, сахаръ, кофе и другие колониальные товары" оказалась вполне злободневной. От оригинала, правда, пришлось отступить, ведь обманывать-то покупателя нехорошо...

Лавка Чеховых теперь -- самое популярное место среди таганрожцев-любителей чая. Тем более, что теперь в лавку заходят просто для того, чтобы "окунуться в старину" -- замечу: бесплатно, ведь это по сути обыкновенный магазин с тем отличием, что интерьер старинной лавки со всякими склянками, весами, баночками воспроизведен со всеми тщательностью и любовью. Нельзя сказать, что заведение г-на Милушева процветает, но оно явно не бедствует.

...Мне уже надо было уезжать, но я специально задержался в Таганроге на полдня, чтобы... в общем, Лариса, заведующая Лавкой Чеховых, сразу сказала мне, что я не пойму город, если не побываю на одном из рынков. Вначале я проигнорировал ее намек, о чем после пожалел. Действительно стоило начать с рынка! Запертые ставни, чудаковатого вида таганрожцы, бродящие по милым улочкам, мелкое и "низкое" Азовское море -- это лишь одна сторона. Истинный "фасад" Таганрога -- Центральный рынок.

Был будний день, тем не менее, жизнь здесь кипела: все было заполнено людьми и товарами (в том числе и "колониальными") и создавалось впечатление, что здесь собралось минимум полгорода. Стихия базара буквально захватывала -- крики зазывал, наверное, с пятьюдесятью акцентами, ругань торгующихся, плач детей, обманутых и обкраденных взрослых -- все это сливалось в единый гул. Казалось, рынок -- единый организм, живущий по своим не вполне понятным законам и своей торговой логикой.

Таганрог 3.

Чехов про это писал: "Я страшно огорчен тем, что родился, вырос, учился и начал писать в среде, в которой деньги играют безобразно большую роль". Но может быть, Чехов (хочется сказать: "Чеховы", но повторов, увы, в природе не бывает...) невозможен был без такой среды, соединяющей в себе Запад и Восток, оскорбительную нищету и неприличное богатство, благородство и низость?

Ведь это и есть "Расия". Такая, какова она на самом деле.

-- САМЫЙ БОЛЬШОЙ ГОРОД

Из записных книжек Чехова:

"В памяти обывателей города Тима, Курской губ. хранится следующая, лестная для их самолюбия легенда.

Однажды какими-то судьбами нелёгкая занесла в г. Тим английского корреспондента. Попал он в него проездом.

- Это какой город? - спросил он возницу, въезжая на улицу.

- Тим! - отвечал возница, старательно лавируя между глубокими лужами и буераками.

Англичанин в ожидании, пока возница выберется из грязи, прикорнул к облучку и уснул. Проснувшись через час, он увидел большую грязную площадь с лавочками, свиньями и с пожарной каланчой.

- А это какой город? - спросил он.

- Ти... Тим! Да ну же, проклятая! - отвечал возница, соскакивая с телеги и помогая лошадёнке выбраться из ямы.

Корреспондент зевнул, закрыл глаза и опять уснул. Часа через два, разбуженный сильным толчком, он протёр глаза и увидел улицу с белыми домиками. Возница, стоя по колени в грязи, изо всех сил тянул лошадь за узду и бранился.

- А это какой город? - спросил англичанин, глядя на дома.

- Тим!

Остановившись немного погодя в гостинице, корреспондент сел и написал: "В России самый большой город не Москва и не Петербург, а Тим".

Конечно теперь в тимчанах гордости за сей анекдот не найдешь. Даже несмотря на то, что большинство улиц (по преимуществу в центре) асфальтированы. Впрочем, в Тиму живы лужи, которые по преданию еще помнят Чехова и пресловутого англичанина (ежели таковой действительно существовал). Здесь принято говорить не "в Тиме", а "в Тиму". Но, если "в Тиму" скажет иногородний, может и схлопотать -- за то, что "под местного закосил".

Меня научили: если я напился в стельку, иду по главной улице Курска и меня останавливают менты, я должен произнести заклинание: "Мужики, чё вы, я из Тиму..." Должны отпустить. Пока такого метода мне опробовать не удалось. Но шанс был. Из Тима я приехал в Курск изрядно накаченным (прощался с местной интеллигенцией); по русской традиции, пока ждал своего поезда, добавил пива... В общем, на вокзале менты ко мне подошли. И пожалели, отпустили восвояси! Хотя, никаких заклинаний я вроде и не говорил... Может, по запаху учуяли, что я "из Тиму"?..

Тимчане -- народ добродушный, спокойный и хлебосольный. Да и вообще Тим давно уже не уездный город, а поселок. Населения в Тиму чуть больше 4 тысяч, все друг друга знают, причем не по именам, а по кличкам, как и принято в русской деревне. А воспоминание о городском прошлом с шумными ярмарками, гимназией и многочисленными церквами (которые разгромили во времена мировой войны, ибо Тим, стоящий на горе, был великолепной боевой позицией) живо в поговорке: "Есть три великих города: Рим, Ерусалим да Тим".

Ну да, передвигаться по Тиму в момент, когда мне посчастливилось там побывать было затруднительно. Прокладывали новый водопровод, понакопали канав -- и остановили "стройку века", чтоб, значит, жизнь медом не показалась. Теперь все это (а именно грязь) величественно расползается по улицам, как моровая язва. А тимчане ничего -- быстро научились скакать через канавы и не возопиют. Ведь понимают, что и Тим, и Тимский район как церковные мыши. Из предприятий ничего кроме колхозов в районе нет, а крестьяне у нас кажется со времен вещего Олега только и делают, что гнут спины да горбатятся, делая вид, что верят очередным "национальным проектам" или каким-нибудь царским манифестам, декретам совнаркома да прямым эфирам с царем-батюшкой.

Тим кстати и вправду широко раскинулся. Он одноэтажный по преимуществу, а зданий выше двух этажей в Тиму только два: трехэтажные школа и больница. Ввысь не растут по банальной причине: нужно построить новую водокачку, а на это нет средств. Так же как и на водопровод денег не хватило. Глава района заверил, что бедность Тима -- вековая традиция, которая блюдется даже несмотря на то, что здесь черноземы полутораметровые. Но с другой ведь стороны чернозем -- основная причина тимской грязи. Нога завязнет -- не вытащишь!

Но, если говорить серьезно, глава заметил, что в бытность еще председателем колхоза в селе Барковка закономерность такую он проследил: едва район немножко выкарабкается, как вдруг -- бах! -- очередной "подарок" от правящей элиты. То нацпроект какой-нибудь родится, то цены на зерно чуть не в три раза опустятся, то солярка перед страдой в цене взлетит. Вот и поучилось, что маслозавод развалили, а какое сельское хозяйство без переработки? Но есть надежда. Некий предприниматель и политик по фамилии Четвериков взялся строить в районе свинокомплекс. Если у него получится, подмога появится и у колхозов. Они тогда будут кормовую базу выращивать для хрюшек. Напрягает одно: в районе уже были "инвесторы" из Москвы, взялись поднимать колхозы в селах Погожее и Волобуевка. Кончилось прискорбно: колхозы были изничтожены напрочь. И скот зарезали, и землю забросили. Даже детский садик -- и тот поразворочали. И картина печальная даже с юридической стороны: земли записаны на московскую фирму, а ее, фирмы, уже нету. Считай, хозяин земли -- мертвая душа.

Чем сейчас живет Тим? А живет он так называемыми "мясниками". Еще их называют "мясными королями". Их "мясниковские" дома легко можно вычислить: они самые фешенебельные. Мясной бизнес стал уже тимским народным промыслом. Низшее звено промысла -- крестьяне. Они выращивают бычков и поросят. Не то что в деревнях, но и в самом Тиму по десятку бычков держат и по дюжине поросят. Мясо скупают "мясники", местные предприниматели. Они везут его в большие города, на мясокомбинаты. А ведь начинали-то "короли" с того, что в багажниках "Запорожцев" мясо возили. Если говорить о реалиях, то получается, что поголовье скота в районе и не сократилось вовсе. Разве только перекочевала скотинушка из разваленных ферм в частные хлева.

Весь Тим в одной картинке.

Ну и фермеры неплохо в Тиму живут. Потому что им не мешают. Приезжали как-то в Тим (наверное, проверить, действительно ли он самый большой) немцы. Смотрят отчеты: у фермеров урожайность по 6 центнеров с гектара. И это на полутораметровых черноземах! Не поняли они умом Россию-то. Хотя тут не понимать надо, а кумекать! Если фермер укажет реальную урожайность в 40 центнеров, придется платить такие налоги, что впору утопиться в вековой тимской луже. Ведь не секрет, что у нас "налоговый рай" только для избранных. А мужика по любому задушат, даже если он американскую кличку "фермер" взял.

Пока еще дают жить, фермеры придумывают развлечения. Не так давно Тим прогремел на все наше светлобудущное Отечество как... место посадки космических пришельцев. Вышел как-то фермер Леонов поутру в свое поле, а там... круги! Такие, которые в передачах про неизведанное показывают. Стебли пшеницы уложены аккуратно, в одном направлении. Круги ровненькие, центральный диаметром 18 метров, от него три луча, идущие к кругам поменьше. В центре большого круга частички некоего неизвестного металла. Конечно корреспонденты зачастили, фермеру, спокойному тимскому мужику, даже умудрились досадить. Нашелся мальчик, которого якобы "голубые человечки" катали на своей тарелке. А круги появлялись еще и еще. В довершение ко всему разноцветное свечение то тут, то там тимчане начали по ночам наблюдать. В общем чисто космопорт!

Научные сотрудники Тимского музея меня заверили, что серьезно на все это инопланетное безобразие смотреть не надо. Нашлись юноши, которые признались, что решили они вот так -- про помощи веревки и палки -- поднять всеобщее настроение. Для прикола еще и олова наплавили. А мальчик-очевидец -- известный шалопай и второгодник, а никакой не контактер. Музейщикам виднее, ведь оба сотрудника -- Виктор Ядыкин (директор) и Владимир Каракулов (хранитель) -- по профессии учителя истории. Ну, той самой, которая ни слова, ни полслова не соврет.

Важно для историков другое. Тим -- пуп Земли. Реально. Ведь гора, на которой Тим так вольно разлегся, -- самая высокая точка Курской области. А еще Тим -- одно из шести мест в мире, в котором на поверхность выходят окаменелости. Что не камень в Тиму -- то отпечатки какой-нибудь реликтовой гадости типа моллюска или листа древнего растения. Сейчас историки озабочены поисками т.н. "каменного пня", окаменевшего огромного дерева. Про него ходят легенды, многие видели этот природный феномен, но никто не может указать точно, где. Будто какая-то "каменная амнезия" на знатоков нашла.

А еще Тим -- "золотое дно". В прямом смысле этого словосочетания. Геологи производили бурение и открыли, что на глубине около километра под Тимом золотое месторождение. Близок локоток, да не укусить: нужно шахты копать, а Тим-то тогда провалится в тартарары! Изничтожать город (хоть и бывший), не менее прекрасный, чем Рим, не слишком-то хочется.

Главную часть музея, расположенного в бывшем лабазе, составляют деревянные скульптуры и прочие художественные поделки замечательного тимского оригинала Акиндима Петровича Демина. К сожалению, он умер, а ведь очень хотелось бы познакомится с человеком, который изобрел и построил вертолет. Он даже один раз на своем "тимском НЛО" взлетел! Правда после того как приземлился на курятник, больше не решился отрываться от грешного чернозема... Одна из работ мастера -- макет памятника Чехову. Как-никак, а все же великий писатель, пусть и через грязь, но прославил Тим. Как минимум, для тимчан прославил. В центре, в перке, много памятников. Два из них изображают Ленина, два посвящены воинам Второй Мировой (здесь, на Тимской горе были тяжелые бои и много наших солдат полегло за контроль за высотой). Один памятник -- крест с распятием -- на месте изничтоженного Крестовоздвиженского собора. Крест подарил городу курянин Клыков. На сей момент это единственный тимский проект, доведенный до конца за последние полтора десятка лет. Может в парке место и для Чехова найдется? Где-нибудь у выкопанной под водопровод канавы. Или возле вековой лужи. Можно в качестве постамента использовать фундамент Дворца культуры; по известной причине и эта стройка остановилась, не пройдя и половины пути. Неслучайно ведь макет работы Акиндима Демина предусматривает некое подобие шикарного мавзолея за весьма скромной статуей писателя. Впрочем, мавзолей чем-то напоминает дом тимского "мясника" средней руки.

У тимских историков своя версия о причинах бед своей малой Родины. По их мнению, и в районе, и в уезде (при царе) не было еще настоящего хозяина. Возможно новый глава окажется таковым. Как утверждают историки, любимое занятие тимского народа -- прогулки по старому кладбищу. Типа потосковать по несбывшимся надеждам. Там много могил былых тимчан, среди которых и купцы, и дворяне, и мастеровые. Пускай купцы были не крутые (первой гильдии вообще не имелось, а второй был лишь один), а дворяне все мелкопоместные, все же они были свои. Так вот. Ходят тимчане по кладбищу, выглядывают захоронения и непременно вопрошают: "Да щей-то тут-то лежить?" Пошли и мы по традиции на кладбище. И здесь, гуляя среди "отеческих гробов", Виктор с Владимиром совершили замечательно для себя открытие. Они нашли надгробие (оно было сильно порушено, как видно от взрыва снаряда) замечательного российского героя ротмистра Лысенко. Того самого, который пленил руководителя польского восстания и национального героя польского народа Тадеуша Костюшко. Историки читали в старых книгах, что когда-то эта могила была городской достопримечательностью. Получилось, что и я внес скромную лепту в поднятие престижа пока еще скромного Тима. Кстати: мы нашли могилу героя, будучи сильно подшофе -- это к вопросу о пользе выпивки.

...У Чехова я кстати нашел еще одно упоминание о Тиме, в повести "Степь". Старик вспоминает родину: "...Сам я урожденный, может слыхал, из Тима, Курской губернии. Браты мои в мещане записались и в городе мастерством занимаются, а я мужик... Мужиком стался..."

Заметьте: у Чехова не "из Тиму", а "из Тима". Классик-то не до конца узнал фактуру!

Хотя... как глупы все эти распинания о букве! Суть, суть надо постигать, друзья. А по сути абсолютно понятно вот, что: кто в Тиму останется, мастерством займется. Оторвешься от корней - мужиком станешься. Нормальным мужиком. Тут уж самому надо решать, какое из двух зол лучше.

-- НАСЛЕДНИКИ АК-ПАШИ

...В небесах назойливо жужжит вертолет. Он обрабатывает посевы пестицидами, а это значит, скоро передохнут пчелы. Местные утверждают, что летательное средство частное, принадлежит пивоваренной компании, которая стала инвестором здешнего колхоза. Называется коллективное хозяйство: "ООО им. генерала Скобелева". Еще недавно оно имело название: "Путь Ильича". От "красного вождя" до "белого генерала" путь был пройден удивительно быстро. Что ж, времена ныне если не лихие, то уж наверняка плутовские -- и ничему удивляться не приходится. И нечего сетовать на внезапно разбогатевших пивоваров: конце концов я сам пью пиво, тем самым приумножая богатство "пивных баронов".

Механизаторы лениво копаются в раздолбанном тракторе. Рядом крутятся дети, то и дело выглядывая в небе экзотичный для них вертолет. Мужики откровенно признаются: "Торопиться некуда, до конца рабочего дня далеко..." Колхоз -- он и есть колхоз. Хоть ты его именем Наполеона назови (Скобелева, кстати, в его время как раз сравнивали с Бонапартом), хоть Батыя. Невдалеке старухи, сидя, как в художественном полотне "Ходоки у...", на крыльце правления, ждут автолавку с хлебом. Чуть подале женщины с видом мучительно пьющих людей, торопливо и воровато оглядываясь, на тачке везут мешок с чем-то. Никто не улыбается, лица механизаторов, детей, старух и пьяных женщин напряжены. С вертолета эти малозначимые детали вряд ли различимы.

Разворачивается это привычное действо в деревне Михалково, центре сельского округа, к которому относится и село Заборово, бывшее имение Скобелевых. Впрочем, и Михалково некогда принадлежало одной из сестер геройского генерала, Надежде. Единственное украшение Михалкова -- памятник воинам Великой Отечественной, установленный на средства одного ныне действующего генерала, уроженца здешних мест. Не скупится здешняя земля на военачальников!

В самом Заборове картина более отрадная. Спасо-Преображенская церковь, в пределах которой похоронены Михаил Дмитриевич и его родители, -- новенькая, будто с иголочки. Рядом, в бывшей школе устроен великолепный музей. Думаю, ему могут позавидовать даже городские музеи. Между церковью и музеем стоит памятник полководцу. Усадьба нет, ее в 1930-е годы разломали. Рассказывают, в 1917-м сестра Скобелева, княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская-Белозерская, которая унаследовала состояние бездетного брата, старалась образумить разгулявшуюся толпу, пришедшую экспроприировать ценности. Пожилую женщину оттерли и продолжили правое (по их мнению) дело. Заодно разграбили и разворотили усадьбу княгини в Михалкове.

Про судьбу Надежды Дмитриевны не известно ничего. Предполагать можно что угодно -- от зверского убийства до удачного спасения. Во всяком случае у нее был сын Сергей, который умер в городе Лондоне в 1959 году. С тех пор никто из наследников великого российского рода, давшего империи трех боевых генералов, не давал о себе знать. Род Скобелевых зачах.

Заборово 1.

На разграблении усадьбы, а чуть позже церкви и усыпальницы не остановились. В 1938 году разрыли могилы. Искали ценности. Вообще-то меня предупреждали, что нынешние старики -- дети тех, кто "грабил награбленное", но на самом деле все иначе. Да, местный старожил Антонина Тихоновна Тришина рассказала мне, что она была свидетельницей вскрытия (тогда она училась в 4 классе Заборовской школы). Мужики вынули из склепа гроб, в котором находился еще один гроб, цинковый (детей-то не пускали, но школа в двух шагах от церкви и детское любопытство ничем не победишь). Генерал лежал нетленным, при эполетах и с пышной рыжеватой бородой. Но из ценностей при нем были лишь плетка да сапоги. Один мужик захотел обувку взять себе, но у сапога, когда стягивал, отвалилась подметка. Сапоги выбросили.

Собственно, уже к тому времени из памяти советского человека имя победоносного генерала было истерто. Но ходили среди заборовцев всякие легенды о необыкновенно добром барине. Сказания передаются из поколения в поколение. Антонине Тихоновне поведали ее бабушки: едет барин на белом коне со стороны деревни Скобелевки (есть такая в Тамбовской области) и разбрасывает конфеты. Детишки давятся, дерутся между собой -- подбирают. Хвалили его старики: если у кого корова околеет, придут, поплачутся -- барин дает корову. Однажды в селе от удара молнии сгорели сразу несколько домов --и барин, дабы был строительный материал, отдал на порубание свою любимую рощу (места здесь полустепные, малолесные). Когда генерал отдыхал у себя в имении, из деревенских мальчиков собирал "военную" команду и заставлял их изучать приемы ведения боя. Для обучение будущих рекрутов завел у себя несколько артиллерийских орудий и регулярно организовывал учебные стрельбы. А еще среди народу ходили слухи, что мать Михаила Дмитриевича убили. Из-за денег.

Заборово 2.

Насчет матери Скобелева, Ольги Николаевны -- все чистая правда. Ее действительно убили. В Болгарии. Судьба семейства Скобелевых вообще окрашена не в радужные цвета. Отец, Дмитрий Иванович, скоропостижно скончался в 1879 году. Мама погибла в 1880-м. Сам Михаил Дмитриевич умер в 1882-м, на 39-м году жизни. Его смерть была в сущности нелепа, и по поводу кончины "Белого генерала" сотворено множество спекуляций (а как же: умер-то в будуаре самой дорогой московской куртизанки, немки Шарлотты Альтенроз, получившей потом кличку "Смерть Скобелева"!). Даже модный Б. Акунин написал о тайне этой смерти довольно талантливый роман.

Злую шутку со Скобелевым сыграло его знаменитое прозвище "Белый генерал" (тюркский вариант: "Ак-паша"). Да, он любил гарцевать на белом коне, иногда одевал во время боя белые китель и фуражку. Но дело не в "белом движении", а в элементарном суеверии, коих в среде военных водится немало. Однажды, еще в молодости, он тонул в болоте, и спас его конь белой масти. С тех пор Скобелев белое и полюбил. Среди народов Средней Азии, к покорению которой Скобелев приложил немало усилий, он имел прозвище "Кровавые глаза" -- суеверный страх он вызывал у населения Туркестана.

На месте усадьбы находится еще одна достопримечательность: могила его последнего и самого любимого коня Геок-Тепе (имя дано было по названию последней взятой им крепости). Как ни странно, масть коня была не белой, а гнедой. Существует множество свидетельств, что конь, идя за гробом хозяина, натурально плакал. Сестра Скобелева (та самая, которая пропала без вести) обеспечила Геок-Тепе такой уход, что конь пережил хозяина на 28 лет. Когда он умер, с коня аккуратно сняли его копыта и изготовили из них чернильницы. Одна из чернильниц стояла у могилы хозяина, рядом с ней лежала книга в золоченом переплете (ее пожертвовал генерал Куропаткин, начштаба Скобелава, а впоследствии козел отпущения за поражение в Русско-Японской войне). В книге почитатели полководческого гения Скобелева оставляли памятные записи. После того как все разграбили, изничтожили не только записи: разрушили даже пределы к Спасской церкви, в которых покоились Скобелевы. И долгие годы надгробия из белого камня медленно разрушались под воздействием природных стихий.

Директор музея Скобелева Елена Петровна Панферова любезно подарила мне книгу о Белом генерале, написанную вице-президентом международного общества "Скобелевский комитет" (есть и такой!) В.И. Гусаровым. Как говорил поэт, русские ленивы и нелюбопытны. Я отношусь к числу ленивых, и, если бы не эта прекрасная книга, я так и остался бы в неведении относительно личности и деяний одного из самых великих людей России. Генералами били и отец Михаила Дмитриевича и его дед, Иван Никитич, прошедший путь от солдата до высшего военного чина и прославившийся как герой Отечественной войны 1812 года. Дед ненавидел поэта Пушкина, писал на него доносы, предлагая "содрать с него несколько клочков шкуры". Внук обожал Лермонтова, был прекрасно образован, знал девять языков.

Михаил Дмитриевич был несколько нестандартен для образа русского офицера: в карты не играл и запрещал это делать подчиненным, водки не пил. И очень много читал. Некоторые исследователи утверждают, что после смерти Скобелева пропали написанный им проект Панславянского союза (за объединение славянских племен он всегда ратовал), а так же план будущий войны России с Германией. В его годы Германия считалась нашим союзником, даже русские принцессы, будущие императрицы, регулярно поставлялись из "фатерланда". Как в воду глядел...

Не заладилось у Скобелева с семьей. Его брак с фрейлиной императрицы княжной Марией Гагариной оказался скоротечным. Когда через некоторое время после свадьбы Михаил Дмитриевич отправился из Петербурга на службу в Туркестан, жена поехала с ним. В Нижнем Новгороде между молодыми случилась ссора, в результате чего Скобелев продолжил путь, а Мария вернулась в столицу. С этого злополучного дня они никогда не виделись, Скобелев для себя заключил: "Человек, который хочет делать дело, жениться не должен". Не вышла вторично замуж и фрейлина.

Заборово 3.

Боевых операций у Скобелева было много. Он последовательно участвовал в победе над Кокандским ханством, Османской империей. Руководил операцией по завоеванию Туркмении. Если рассудить, всю жизнь он воевал с мусульманскими государствами. Но можно перевернуть медаль на другую сторону: Скобелев освобождал народы: болгар -- от турецкого ига, народы Туркестана -- от ужасов восточной тирании. Вот слова, сказанные Михаилом Дмитриевичем во время его последней, Ахалтекинской экспедиции (Скобелевская Ахалтекинская экспедиция была второй -- первая окончилась поражением русских): "Из рабов мы стремимся сделать людей. Это важнее наших побед".

Да, во время взятия крепости Геок-Тепе погибли 20 тысяч текинцев (туркмен), а имущество крепости было отдано на разграбление русским солдатам. Когда Скобелева в этом обвиняли, генерал отвечал, что "либералы" не знают специфики Востока: если ценности не будут взяты в качестве трофеев, а крепость не будет разрушена, текинцы ни за что не признают своего поражения.

Заборово 4.

В книге В.И. Гусарова описывается поездка автора в Заборово десятилетней давности. Тогда он здесь обнаружил почти полное запустение. Что же случилось за последнее десятилетие -- чудо? По словам старожилов, первыми, кто стал оказывать помощь в восстановлении усадьбы, были болгары. Они еще при Хрущеве приезжали в Заборово и ухаживали за надгробиями. Местные не скрывают, что в те времена они знали только что похоронен здесь "добрый барин да его родители". В сущности, надгробия от мародерства спасло только то, что сделаны были они из высокопрочного камня.

Директор музея -- бывший медицинский работник. Она знает о Скобелеве почти все, с любовью заботится о благоустройстве усадьбы. Но все-таки Елена Петровна -- дилетант. Но попробуйте заманить профессионального историка или музейщика в такую глушь, за 400 километров от Москвы! Дворником в музее трудится муж директора Валерий Алексеевич. Он был трактористом в ООО им. генерала Скобелева, но ушел. Платят там нерегулярно, кучу профессиональных болезней заработал, а здесь -- стабильность, покой, благодать.

Елена Петровна никак не может понять: Михаил Дмитриевич всегда радел о крестьянах, устроил для них школу, проявлял заботу во всем... почему заборовцы так быстро забыли добро? Да, от момента смерти молодого генерала до революции прошло 35 лет, наиболее ярые колхозники не помнили ничего. Но ведь их, колхозников, воспитывали отцы, матери, деды, которые не только знали правду, но и слышали про подвиги генерала. О Скобелеве в 80-е годы позапрошлого века пресса говорила поболе, чем сейчас о Путине!

Восстановление музея и церкви шло авральными темпами, старались успеть к юбилею победоносного генерала. Восстановили не только храм, но и пределы во имя св. Димитрия Ростовского и Архистратига Михаила над почитаемыми могилами. Музей посещают довольно много людей. Поскольку до Заборова добраться трудно, 4000 посетителей в год -- число солидное.

Незадолго до моего приезда здесь побывала делегация, состоящая из курсантов военных училищ России, Армении, Казахстана, Украины и Белоруссии. Все они были участниками международного конкурса по законам и обычаям войны. Для них Скобелев -- бог. Они живо интересовались также деталями его личной жизни, человеческой судьбой. Елена Петровна, видя, как почтительно себя вели будущие профессионалы войны у могилы своего кумира, поняла: человек жив, пока жива память о нем.

А музей, между прочим, расположен в здании школы, которая построена была по радению и на средства Михаила Дмитриевича. Здесь даже сохранен целый класс -- со старинными партами. Школа исправно функционировала почти 100 лет, вплоть до конца 1970-х. После закрытия она превратилась в жалкие развалины. Честь и слава людям, сумевшим возродить святое место!

И хочется сказать: если замечательная усадьба, путь и в сокращенном виде, восстала из пепла, значит, правда и справедливость на свете есть. Жаль, не все до торжества таковых дожили.

--

-- ПЛАХА ТОЛСТОГО

Смерть графа Льва Николаевича Толстого явилась прекрасной иллюстрацией столкновения романтичного и кровавого XIX и века XX, которому суждено было стать столетием Космоса и все той же крови, причем, кровь ХХ века XIX веку не могла привидеться даже в самых смелых кошмарах. В Бородинском сражении, страшнейшей битве XIX века, потери с обеих сторон составили 108 000 человек. Одна из битв XX века, Сталинградская, забрала 2 000 000 жизней. Картина наехавших на станцию Астапово репортеров, стремящихся вырвать пальму первенства в соревновании: "кто первый известит мир о кончине графа", в то время смотрелась вполне пристойно. Жители пристанционного поселка вдоволь натешились видом "столичных штучек", изничтоживших винный запас в станционном буфете.

Ныне кончина таких великих старцев как Астафьев, Стругацкий и Окуджава в обществе резонанса не вызвала. Зачем отвлекаться и пропускать очередной выпуск вечеров с Галкиным или Басковым? А уж как теперь жить-то без "Танцев со звездами" и нового шедевра от Дарьи Донцовой? Впрочем, русские писатели XX века оказались счастливыми людьми, ибо скончались без наплыва папарацци.

В те революционные времена писатель воспринимался как пророк, учитель жизни. Уход графа Толстого из Ясной поляны, бегство от дражайшей супруги, которая воспротивилась решению писателя завещать гонорары от будущих изданий народу, воспринималось как грандиозное реал-шоу. Целую неделю первые полосы газет пестрели сообщениями о вероятном продвижении писателя по матушке-России. И как обрадовались газетчики, когда узнали, что Толстой вынужден был сойти с поезда, идущего на Юг, в относительно недалеком от столиц Данковском уезде...

Да, станции Астапово повезло: если бы здесь не скончался Толстой, никаких достопримечательностей здесь не было бы. Однообразные дома, унылая степь кругом -- и более ничего. Благо, сам поселок всегда славился своей чистотой пи опрятностью. Если бы здесь царствовал такой же бардак, как и на большинстве русских полустанков, стыдоба съела бы...

С Львом Толстым история непроста и во многом дика для нашего слуха. Ведь как же: человек официально предан анафеме, отлучен он церкви. Вроде бы верить у нас теперь можно открыто - даже правители крестятся, не стесняясь - однако никто толком не понимает смысл этого страшного слова: анафема. Впрочем... а надо ли эту тему окрашивать в мрачные тона? Лев Николаевич -- человек народный, про него даже анекдоты сочиняли. Мой любимый (и самый короткий): "Вставайте, граф. Пахать подано..." Чуть позже мы обязательно разберем вопрос отношения великого писателя с Церковью. Пока же расскажу о более приземленных вещах.

...Астапово, едва только царя вместе с семейством убили (в 1918-м году), переименовали в Лев Толстой. Комнату, к которой литератор испустил дух, решили не трогать, оставить все так, как и было брошено в предсмертной суете.

Вообще какое-то проклятие лежит на всем бывшем Данковском уезде. Сам город Данков сейчас пребывает в жуткой депрессии: на грани остановки химический завод и доломитовый комбинат. Местные жалуются: "Нет инвестора", и кивают на Соседний Лев-Толстовский район (бывшую часть Данковского уезда), на который инвестор нашелся. Он даже вложил четыре миллиарда! Но... какой это инвестор!.. В Лев-Толстовском районе силами строится гигантский свинарник. В самом Льве Толстом собираются строить убойный цех. В общем, не радостно -- зато появляются новые рабочие места. Какая уж тут духовность, ежели семьи чем-то надо кормить! К слову: Лев Николаевич являлся убежденным вегетарианцем.

Прежде чем поговорить о внутренних духовных связях графа Льва Толстого с маленьким кусочком Земли вокруг станции Астапово, передам мнение священника. Любезно согласился обсудить щекотливую тему уроженец поселка Лев Толстой, священник Евгений Ефремов. О. Евгений -- сельский батюшка, он настоятель Никольского храма села Домачи. Батюшка живет на окраине Льва Толстого; именно от него я узнал, что в поселке будет строиться убойный цех -- недалеко от батюшкиного дома, на бывшем аэродроме. А еще почти напротив батюшкиного дома находится молельный дом "адвентистов седьмого дня", сектантов. Как говорится, расслабляться православному священнику не досуг, нужно за паству бороться. Говорили мы все же о духовности.

Отец Евгений был вполне преуспевающим предпринимателем, у него имелась своя столярная мастерская. Но все презрел, стал сельским батюшкой. И теперь знает о жизни глубинки даже более, чем нужно было бы. Люди в селах живут трудолюбивые и желающие работать. Из Домачей, к примеру, три человека ежедневно ходят на работу в Лев Толстой пешком, а это 15 километров. Основная масса людей трудится на свинарниках или в уезжают на заработки в Москву. И там, и там -- несладко. Название поселка батюшку коробит:

- ...Лев Толстой делает свое дело. "Плоть слова" довлеет. Хотя он и великий писатель, человек очень непростой. У нас в паломничество ездят, так священники просят, чтобы люди не называли себя "левтолстовцами". Путь не по духу, а всего лишь по происхождению. Может конфликт возникнуть. Господь не желает смерти грешникам. Он желает, чтобы все спаслись. То же относится и ко Льву Николаевичу. Но все дело в гордыне человеческой. С Амвросием Оптинским они долго беседовали, а, когда Толстой вышел, Амвросий сказал: "Хороший человек. Горд больно..."

Дальше батюшка рассказал о своем видении этого соединения: "Толстой и Астапово". Дело в том, что Астапово -- единственная станция на всем вероятном продвижении пути писателя, где есть станционный храм. Толстому был дан последний шанс... Когда о. Евгений был еще школьником, он в этот храм ходил на физкультуру. Там был школьный спортзал, а дети даже и не подозревали, что это церковь. Возле станции стояли два памятника, которым дети приносили цветы: Ленину и Толстому. Идолы стоят до сих пор, однако теперь левтолстовцы хотя бы имеют возможность после кончины быть отпетыми, а не просто упокоиться в болотистой земле...

Как коренной астаповец, батюшка переживает за нынешнее положение дел в районе. Напряженно как-то, тревожно. Поселок возник в сущности как недоразумение. Купечество городов Лебедянь и Данков спорили, где расположить железнодорожный узел. Но к согласию из-за амбиций не пришли, а потому станцию решили строить в голой степи, в болотистой местности. И народ здесь селился пришлый, без привязки к земле и чувства малой родины. А станционный храм был самым бедным в епархии, ибо люди не отдавали даже положенную "церковную десятину". Все изменилось: появились и местный патриотизм, и любовь к родному очагу. Духовности бы побольше...

Про анафему по отношению к Толстому всякое говорят. Взять хотя бы то, историческое определение Св. Синода от 22 февраля 1901 года: "...граф Толстой в прельщении гордого ума своего дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой... он отвергает личного живого Бога во святой Троице славимого, отрицает Господа Иисуса Христа - Богочеловека, отрицает Иисуса Христа как Искупителя , пострадавшего нас ради человеков, отрицает воскресшение Иисуса Христа из мертвых, отрицает бессеменное зачатие по человечеству Христа Господа, отрицает девство до рождества Пречистой Богородицы..."

Ну, и так далее. В общем инкриминируются графу все грехи.

Что характерно, Лев Николаевич все вышеуказанное не отрицал вовсе, а понимал по-своему. В своем "Ответе на определение Синода" Толстой писал: "...проходя по площади, слышал обращенные ко мне слова: "Вот дьявол в образе человека..." Да, я отвергаю все таинства. Но я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия. Теперь же люблю истину более всего на свете... Я спокойно и радостно приближаюсь к смерти".

Обратимся к современным авторитетам. Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (теперь он патриарх) опроверг мнение о том, что Церковь, предав Льва Толстого анафеме, будто бы прокляла писателя: "Некоторые считают, что Церковь прокляла великого писателя, как бы незаконно его обидела. Ничего подобного не было. Церковь просто констатировала то, что реально произошло. Сам писатель отошел от Церкви. И тем, что он говорил о Христе, о Церкви, о таинствах, он свидетельствовал свой полный разрыв с Церковью". И поскольку, утверждает митрополит, многие люди по-прежнему были убеждены в том, что Толстой говорит так, оставаясь православным христианином, "то это, конечно, вносило смущение в церковную среду и в общественную жизнь".

Не так давно директор Яснополянского дома-музея и праправнук писателя Владимир Ильич Толстой обратился в Патриархию с предложением "осмыслить значение акта отлучения Льва Толстого от Церкви для России". Ответа не последовало.

Лев Толстой в одной картинке.

Теперь о духовных связях Толстого со станцией Астапово и с ее окрестностями. Только здесь, в Лев-Толстовском районе, я узнал, что всего в нескольких километрах от станции (тогда, правда, ее еще не было) подвизался в пустыни старец Иларион, который дал благословение на монашество будущему знаменитому старцу Амвросию Оптинскому (тому самому, который про Толстого сказал: "Гордыня!"). Лев Толстой и Амвросий встречались три раза (в последний -- в 1890 году, за год до кончины старца). Сначала граф резко отзывался о старце, но в конце жизни написал в тайном дневнике: "Видел во сне, что кто-то передает мне письмо или молитву Оптинского старца... Я восхищен этим писанием. Там много всего прекрасного, спокойного, старчески мудрого, любовного..." Лев Николаевич, перед тем как сесть в свой последний поезд, хотел побывать в Оптиной. Но в последний момент не решился, сказал: "Сам не пойду. Если бы они позвали, пошел бы..." В дни Астаповской драмы прибыл на злополучную станцию старец из Оптиной, игумен Варсанофий. Но писатель его так и не призвал. Последние, предсмертные слова Толстого: "Я пойду куда-нибудь, чтобы никто не мешал. Оставьте меня в покое..."

Это всего лишь одна сторона духовной связи Толстого с нынешним Лев-Толстовским районом. В особенности удивление может вызвать следующий факт: Лев Толстой прожил невдалеке от станции Астапово... два года! Причем год прибытия графа в Данковский уезда совпадает с годом преставления старца Амвросия: 1891-й. Толстой в Данковском уезде боролся с народным голодом.

До "голодной эпопеи" Толстой пытался победить народное пьянство, создав общество "Согласие против пьянства". Алкоголизм народный победить не удалось. В Данковском уезде, в своем имении Бегичевке, жил друг Льва Николаевича Иван Иванович Раевский. Он-то и предложил графу организовывать бесплатные столовые для голодающих. Сначала Толстой был резко против, идею прокормить народ за счет подачек богачей считал нелепостью. Но очень скоро, заключив, что хотя бы что-то надо делать (крестьяне из-за неурожаев пухли с голода), вошел во вкус. В окрестностях Бегичевки в 212 столовых кормились больше 9000 человек, а сумма пожертвований за один только 1892 год составила 141 тысячу рублей. Из одной только Америки в Россию пришло семь пароходов с кукурузой. Доходило и до бесплатной раздачи лошадей и семян.

Толстой много и мучительно размышлял об истинных причинах голода. И нашел что главная причина -- упадок духа в народе. Лев Николаевич убежден был, дух народа подавляет непризнание его человеческого достоинства. Люди не хотели трудиться потому что не верили в справедливость: богатые и чиновники все наработанное заберут себе. Путь кормления народа тупиковый, потому что к духовному освобождению подобное рабство не приводит. Однако своим примером граф хотел пробудить совесть в дворянах, прожигавших свои богатства в "Куршавелях" XIX века. До самой смерти Лев Толстой считал, что годы борьбы с голодом были счастливейшими в его жизни.

Лев Николаевич хотел накормить мужика. И он его накормил. Появилась как-то в районе Бегичевки научная экспедиция. Мужики подумали: "Кажись, нашего графа арестовывать хотят..." Вокруг бегического дома собрались толпы народа и люди решили во что бы то ни стало не выдавать Льва Николаевича. Народ успокоили с трудом. Вспоминаются слова вечного духовного соперника Толстого, Федора Достоевского: "Наестся мужик и скажет: "Ну, вот, я наелся... А дальше -- что?" И мужик тогда, больше столетия назад, подумал: "А чего это я столуюсь у барина? Как-то нехорошо, постыдно. Пойду-ка -- и отниму у него все!"

-- БРАТЬЯ СТАНОВЯТСЯ НЕДРУГАМИ

1912 году в Российской империи помпезно праздновали столетие победы над Наполеоном. В 1913-м -- столь же пафосно отмечали трехсотлетие дома Романовых. Юбилейные торжества портили разные беспорядки -- как полагали русские патриоты, инспирированные врагами Державы.

В 1912-м на далеких Ленских золотых приисках солдаты расстреляли демонстрацию возмущенных унизительным положением рабочих... снова накатывалась волна пролетарского гнева. В 1913-м больше месяца внимание отечественной публики было привлечено к процессу в Киеве: судили еврея Менделя Бейлиса, обвиненного в ритуальном убийстве. Для России привычное развлечение -- в человеческих жертвоприношениях в том числе и язычников-вотяков. Процессы, что характерно, всегда кончались оправданием обвиняемых.

Вместе с тем, в "мягком подбрюшье Европы", на Балканах, кипели свои страсти. Включение Боснии и Герцеговины в состав Австро-Венгрии означало очевидный успех Вены в овладении территориями, принадлежавшими Оттоманской империи. Болгария объявила себя независимым от Турции государством, князь Фердинанд провозгласил себя болгарским царем, не скрывая проавстрийской ориентации. Но на данные территории так же претендовала и Россия, политики которой из века в век бредили возвращением Царьграда в православный мир. Впрочем, Россия, еще морально не оправившаяся от оглушительного поражения в "маленькой победоносной войне" с Японией, не была готова к военной конфронтации с Австро-Венгрией -- ведь ее твердо поддерживала Германия, которая в те времена была дружественна России.

Ответом на успехи Вены стал рост националистических настроений на Балканах. Родилось "новославянское движение", которое нашло свое выражение в славянских конгрессах в Праге и Софии. Главным их организатором был чешский политический лидер Карел Крамарж. Движение энергично поддерживали и русские "державники" -- так сложился блок славянских народов. В марте 1912-го заключили союз Сербия и Болгария, в мае -- Болгария и Греция. В конце сентября Черногория объявила войну Оттоманской империи -- и получила немедленную поддержку "славянского блока".

По договору, заключенному в мае 1913 г. в Лондоне, проигравшая Оттоманская империя теряла все свои европейские территории (за исключением Константинополя с небольшим прилегающим уголком Фракии), разделенные между балканскими народами. Бывшие союзники немедленно бросились делить добычу. В июне 1913-м болгарский царь Фердинанд при поддержке Австрии, начал войну с Сербией и Грецией. Против Болгарии выступили Румыния и Турция. Через месяц вдрызг разбитая Болгария признала потерю всех завоеванных территорий и некоторых давних владений.

Меж тем Российская империя жила представлением о своем "историческом предназначении": стоять "на посту охраны западной цивилизации и от диких народов, и от песков Азии". Еще в 1907-м, выступая в III Думе, Петр Столыпин, возражая польским депутатам, жаловавшимся на свое состояние "граждан второго разряда", сформулировал национальную политику России: "Станьте сначала на нашу точку зрения, признайте, что высшее благо -- быть русским гражданином, носите это звание так же высоко, как носили его когда-то римские граждане, тогда вы сами назовете себя гражданами первого разряда и получите все права". Поляки, собственно, жаловались на то, что в 1900 году в Царстве Польском было пропорционально меньше школ, чем в 1828-м. Столыпин не отрицал это и даже уточнил: "У вас нет даже высшего учебного заведения. Но это потому, что вы не хотите пользоваться в высшей школе общегосударственным русским языком".

В то время национального вопроса, по большому счету, в России еще не существовало -- если не считать хлопот с поляками и евреями. Но уже набрало силу социальное движение, находившее свое выражение в деятельности подпольных организаций. Крупнейший специалист по борьбе с революцией, бывший начальник Варшавского охранного отделения Петр Заварзин, работавший на юге, западе и в центре страны, заявлял: "В России самыми конспиративными партиями являются те, которые создавались на национальных началах". Однако в качестве примера он смог привести только еврейскую партию "Бунд", армянскую "Дашнак-Цутюн" и польскую социалистическую партию. А они вовсе не были подпольными. "Бунд" требовал только автономии, "Дашнак-Цутюн" ставил своей целью объединение под эгидой России турецкой и русской Армении, и только польские социалисты под руководством Юзефа Пилсудского мечтали о возрождении суверенной Польши.

Не было серьезного национального движения и в Прибалтике: традиционные антигерманские настроения латышей и эстонцев оставались верной гарантией традиционного спокойствия в регионе.

В 1900 году во Львове вышла брошюра Миколы Михновского "Независимая Украина", само собою, на украинском языке. В ней излагалась ясная программа движения за независимость: Украина для украинцев, от Карпат до Кавказа, кто не с нами, тот супротив нас и все в этом роде. Идеи нашли приверженцев, которые сгруппировались в Украинскую революционную партию, которая развалилась через два года, ибо большинство ее членов ушли в социал-демократические организации. Национальное движение развивалось и в австрийской Польше: в 1911-м в Галиции появилось ''Общество украинских сичовых стрелков''. В российской Украине запрещение на украинский язык было снято только в 1906-м, но языком школьного обучения все же оставался русский.

Что касается "еврейского вопроса". После Манифеста 1905 года ограничения по отношению к еврейскому населению воспринимались как вопиющая несправедливость. Столыпин, представляя проект закона о равноправии евреев Николаю II, аргументировал тем, что "обиженные евреи всегда идут в революцию". Император отверг проект, написав Столыпину: "Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу -- внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя".

С удивительной проницательностью увидел будущее Европы Юзеф Пилсудский. Выступая в Париже 14 января 1914-го, он сказал, что война начнется столкновением между Россией и Австрией на Балканах, за Австрию вступится Германия, за Россию -- Франция, а Великобритания не оставит на произвол судьбы Францию. Если сил будет недостаточно для победы над Германией -- вступит в войну и Америка. На вопрос: "Чем кончится война?" - Пилсудский ответил, что Россия будет побита Австрией и Германией, а те, в свою очередь, будут побеждены англо-французами.

Пилсудский, оставив в стороне теоретические рассуждения, приступил к формированию на территории Австро-Венгрии боевых польских отрядов, которые целенаправленно готовились к боевым действиям против русских. Он рассчитывал, после разгрома России объединить все польские земли. Люди Пилсудского встретились в Париже с лидером русских социалистов-революционеров Виктором Черновым. Союз в борьбе против царской России Чернов отверг, предупредив, что участие поляков в войне на стороне немцев вызовет у русских новый взрыв антипольских настроений. И да, если кто забыл: поляки -- тоже славяне, но русским они совсем не братья, а уж тем более не сестры. Мы знаем, конечно, почему.

В китайских учебниках Первая Мировая война именуется "Европейской гражданской" -- это потому что многонациональная китайская республика благодаря Будде, Конфуцию, Мао и уж не знаю кого там еще породила почти сплоченную нацию. А европейцы, большинство из которых являются ариями, по ряду причин не торопятся брататься.

Столыпин видел войну как величайшее несчастье России. "О какой войне может быть речь, - заявлял он в разгар кризиса, вызванного захватом Австрией Боснии и Герцеговины, - когда у нас внутри достигнуто еще только поверхностное успокоение, когда мы не создали еще новой армии, когда у нас даже нет новых ружей". Предупреждал об опасности войны и преемник Столыпина граф Коковцев. На рациональные аргументы Николай II отвечал в своем стиле: "Все в воле Божьей". В мистической атмосфере царского двора более убедительными были предсказания мистиков и спиритов. Кстати, даже Григорий Распутин был категорически против войны и предсказывал гибель России и династии в случае вступления государства в войну.

Итак, однажды секретная организация сербских офицеров "Черная рука", манипулируемая сербской и русской спецслужбами, послала в Сараево террористов -- семерых молодых людей, плохо стрелявших и, как один, болевших чахоткой. Примером для них стали русские террористы. Семеро, вооруженные бомбами и револьверами, стояли на пути проезда открытой машины, в которой сидели Франц-Фердинанд с супругой. Первый бомбист растерялся и пропустил машину, второй бросил бомбу, эрцгерцог ловко отмахнул ее рукой -- и она взорвалась на улице. Осколки ранили герцогиню. Машина миновала еще четверых террористов, которые даже не шелохнулись. И лишь седьмой, Гаврила Принцип, дважды выстрелил и смертельно ранил Франца-Фердинанда и герцогиню Софию.

Отто Бисмарк был убежден, что германская империя и Россия никогда не будут воевать друг с другом, правда, оговариваясь: "если только не исказят ситуацию либеральные глупости или династические нелепости". Но глаза русских патриотов мозолил вожделенный Царьград. В январе 1914-го Николай II объяснял французскому послу Делькассе: "Мы ни в коей мере не стремимся к овладению Константинополем, но нам нужна гарантия, что проливы не будут для нас закрыты". К тому же Россия не могла не вступиться за братскую православную Сербию, Германия же, в свою очередь, вступилась за союзную Австро-Венгрию.

Николай II назначил Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, который все внимание уделил быстрейшей мобилизации. Вскоре оказалось, что в русской армии не хватает 870 тысяч винтовок, нет достаточного числа патронов, слаба артиллерия. А между тем с первых же дней завязались тяжелые бои. По мобилизации в армии оказалось более 5 млн солдат и офицеров, а за все годы войны под ружье было поставлено более 15 млн человек.

Николай II объяснял тогдашнему министру иностранных дел Сазонову: "Я стараюсь ни над чем не задумываться и нахожу, что только так и можно править Россией". По сути, в русской армии были два полководца: Николай Николаевич и военный министр Владимир Сухомлинов. Последний во всем был полной противоположностью великого князя: маленький и толстый, он был сибарит и лентяй, постоянно врал. О нем говорили, что больше собственной самоуверенности ему было присуще беспредельное невежество.

В первые месяцы войны немцы подошли к Парижу. Спасая союзников, две русские армии - П. К. Ренненкампфа и А. В. Самсонова - начали самоубийственное наступление в Восточной Пруссии и закономерно были разбиты. Тем не менее, немцы вынуждены были снять с Западного фронта более двух корпусов, и их наступление на Париж сорвалось. А на Восточном (Русском) фронте главные сражения 1914 года развернулись в Польше и Галиции. К середине 1915-го русская артиллерия замолчала - на 300 немецких выстрелов она могла ответить только одним снарядом. Неудачи не заставили себя ждать: русская армия начала отступление из Польши, Галиции, Литвы, Курляндии.

XIX век в плане военных кампаний был довольно понятным: вооруженные конфликты длились не более одного сезона, и чаще всего успех или неудача одной из сторон определялась генеральным сражением. А в Великой войне (так ее прозвали русские) противники завязли в изнурительных позиционных боях.

Отступление и неудачи в войне связывали со шпионажем в российских верхах в пользу немцев. В феврале 1915-го был арестован находящийся на службе в армии жандармский полковник Мясоедов. Вместе с ним взяли и нескольких друзей и сослуживцев Сухомлинова. Особый военно-полевой суд приговорил Мясоедова к смертной казни. Вслед за тем стали утверждать, что и военный министр, и его красавица-жена, бывшая на 30 лет младше его и часто посещавшая немецкие курорты, -- тоже германские шпионы.

13 июня 1915 года военным министром стал генерал от инфантерии А. А. Поливанов - либерал, закончивший свой путь в 1920 году на посту члена Особого совещания при Главкоме Красной Армии С. С. Каменеве (тоже бывшем офицере русской армии). Впрочем, военным министром Поливанов был лишь до 15 марта 1916 года. Менее чем за два года на этом посту побывали еще 3 человека, и средний срок их пребывания в должности равнялся семи месяцам.

Царская династия изначально относилась к Великой войне как к семейному делу. Менталитет, заставлявший Романовых считать себя "хозяевами Земли Русской", не позволял им оставить Родину в беде, а самим укрываться в тылу. Вместе с Николаем Николаевичем в Ставке находился и его родной брат Петр Николаевич. Великий князь Борис Владимирович - Августейший походный атаман всех казачьих войск - тоже почти всегда был на фронте. В штабе Юго-Западного фронта служил и великий князь Николай Михайлович, который с самого начала не верил в успех войны, слишком хорошо зная и царя, и всех великих князей. Более всего он критиковал своего двоюродного брата - Верховного Главнокомандующего - за его авантюристическую тактику стремительных, но не подготовленных наступательных операций в Галиции и Восточной Пруссии. Взгляды Николая Михайловича разделял лишь один член семьи, великий князь Александр Михайлович, выступивший на фронте в новой роли: уйдя с морской службы не по своей воле, он стал руководителем и организатором русской военной авиации и, выучившегося на летчика, возглавил авиацию Юго-Западного фронта, а потом и всю военную авиацию страны.

В сентябре 1914-го погиб великий князь Олег Константинович; ему не исполнилось и 22 лет. Это случилось в Восточной Пруссии, когда его эскадрон отступал к русской границе по топким болотам под градом вражеских снарядов. Женская половина Романовых стали сестрами милосердия в санитарных поездах и лазаретах. Лазареты были развернуты во всех дворцах, и цесаревны почти сразу же увидели страшную изнанку войны - увечья, смерть, кровь и страдания

Некоторые из Романовых желали избавить двор от вредной (по их мнению) мистики. Убившие "святого черта" Распутина Феликс Юсупов и Дмитрий Павлович недолго находились под домашним арестом; царь приказал до окончания следствия первому из них жить в имении в Курской губернии, а второму - отправляться в Персию, где находился русский экспедиционный корпус. Решение относительно Дмитрия было оспорено многими родственниками царя. Женщины двора считали пребывание в Персии молодого и слабого здоровьем убийцу "равносильным его гибели" и просили заменить это наказание ссылкой в подмосковный дворец. Император, прочитав письмо, наложил резолюцию: "Никому не дано право заниматься убийством. Знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне". 31 декабря 1916-го император записал в дневнике: "В шесть часов поехали ко всенощной. Вечером занимался. Без десяти минут полночь пошли к молебну. Горячо помолились, чтобы Господь умилостивился над Россией".

Полагая, что все дело в людях, Николай II за четыре дня до нового 1917 года сменил премьер-министра, назначив на место А. Ф. Трепова тихого старика Н. Д. Голицына, занимавшего перед тем пост председателя Комиссии по оказанию помощи русским военнопленным. Перед Голицыным царь поставил две задачи: улучшить продовольственное положение страны и наладить работу транспорта. Задачи были уже непосильными, ибо держава истощила свои ресурсы. Начавшийся через два месяца в столице голод привел к бунту, переросшему затем в Февральскую революцию.

Николай II отрекся от престола и за себя, и за цесаревича в пользу своего брата Михаила, записав в эту ночь в дневнике: "В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!". Прибыв в Могилев, Николай узнал, что Михаил не принял корону и отрекся от царского сана. Решение Михаила Александровича: "Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае воспринять Верховную власть, если такова будет воля народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые Основные Законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основании всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное собрание своим решение об образе правления выразит волю народа".

Василий Розанов в "Апокалипсисе наших дней" писал: "Рассыпанное царство. Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три. Даже "Новое время" нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частности. И, собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая великого переселения народов. Там была - эпоха, два или три века. Здесь - три дня, кажется, даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом - буквально ничего. Остался подлый народ, из коего вот один, старик лет шестидесяти, "и такой серьезный", Новгородской губернии выразился: "Из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть"... И что ему царь сделал, этому серьезному мужичку. Вот тебе и Достоевский, вот тебе и Толстой, и вот тебе и "Война и мир". Что же в сущности произошло? Мы все жалили... Серьезен никто не был, и в сущности, цари были серьезнее всех, так как даже Павел, при его способностях, еще "трудился" и был рыцарь. И, как это часто случается, - "жертвою пал невинный"... Мы, в сущности, играли в литературе. "Так хорошо написал", а что "написал" - до этого никому дела не было. По содержанию литература русская есть такая мерзость, - такая мерзость бесстыдства и наглости, - как ни единая литература. В большом Царстве, с большою силою, при народе трудолюбивом, смышленом, покорном, что она сделала? Она не выучила и не внушила выучить - чтобы этот народ хотя научили гвоздь выковывать, серп исполнить, косу для косьбы сделать ("вывозим косы из Австрии" - география). Народ рос совершенно первобытно с Петра Великого, а литература занималась только, "как они любили" и "о чем разговаривали". И все "разговаривали" и только "разговаривали", и только "любили" и еще "любили"..."

Вскоре "Европейская гражданская война" локализовалась на просторах Российской империи. Отмечу лишь двух героев ужасных событий. Лавр Корнилов родился в станице Каркаралинская Семипалатинской области, в казачьей семье; он был ровесником Владимира Ульянова (Ленина). Отец его служил хорунжим, мать происходила из калмыцкого рода. Окончив артиллерийское училище, подпоручик Корнилов был определен в Туркестанскую артиллерийскую бригаду. Проявив особое рвение к службе, Лавр Георгивич уже через два года бал зачислен в Академию генерального штаба.

После окончания Академии Корнилов служил в штабе Туркестанского военного округа. Он принял участие в военно-исследовательских экспедициях в Туркестане, Кашгарии, Персии и Индии, а в 1903 году вышла его книга "Кашгария, или Восточный Туркестан". Во время Русско-японской войны Корнилов в чине полковника был переведен в Генеральный штаб. В 1907-1911 годах являлся военным атташе в Китае.

В начале Первой мировой Корнилов стал командиром пехотной дивизии; отличившись в боях под Львовом, получил чин генерал-лейтенанта. В апреле 1915-го в ходе Карпатской операции был тяжело ранен и взят в плен австрийцами. Врачи противника выходили русского генерала, а в благодарность он в июле 1916 года в форме австрийского солдата бежал. В русской армии Корнилова назначили командиром 25-го армейского корпуса Юго-Западного фронта, который только что завершил знаменитый прорыв вражеского фронта, вошедший в историю под названием "Брусиловского".

Героизм Корнилова, отважно бежавшего из австрийского плена, сделал генерала популярной фигурой. Ему было присвоено звание генерала от инфантерии, а перед самым отречением от престола Николай II по просьбе председателя Государственной Думы М.В. Родзянко - назначил Корнилова командующим Петроградским военным округом.

Оказавшись в Петрограде, Корнилов убедился в том, что вверенный ему округ является самым неблагополучным из всех военных округов России: там процветали дезертирство, симуляция, мародерство и воровство. К тому же тлетворное влияние оказывали пацифисты, не желавшие брать оружие в руки по религиозным или политическим соображениям. Корнилов заключил, что большевистская агитация - "манна небесная для всех этих негодяев"; революционеры стали для него сборищем вражеских агентов, пособниками врагов России.

Одновременно Лавр Георгиевич был и противником монархии. Именно он арестовывал в марте 1917-го находившихся в Царском Селе императрицу Александру Федоровну и пятерых ее детей. Его борьба "на два фронта" - и против большевиков, и против правых - привела к тому, что в конце апреля он подал в отставку и отбыл на фронт.

В июле Корнилов стал командующим Юго-Западным фронтом. Лавр Георгиевич настаивал на введении для военнослужащих смертной казни и запрещении антивоенной пропаганды. В том же месяца Керенский назначил его Верховным Главнокомандующим Русской армией -- и Корнилов тут же предоставил в распоряжение Временного правительства программу стабилизации положения в стране. Проект предусматривал восстановление единоначалия в армии, ограничение полномочий комиссаров и солдатских комитетов, введение смертной казни в тылу, запрещение митингов и забастовок, перевод военных заводов, железных дорог и шахт на военное положение. Претворить программу в жизнь не удалось.

Когда в августе 1917-го германские войска заняли Ригу, и Корнилов обратился к Керенскому с предложением поставить во главе страны Совет народной обороны под руководством Верховного Главнокомандующего, добровольно передав ему всю полноту власти. По сути, это была попытка установления военной диктатуры -- единственного, по мнению Корнилова, способа спасти Державу. Керенский предпочел этому союз с большевиками, и 25 августа Корнилов двинул войска на Петроград. Керенский немедленно сместил Корнилова с поста Главнокомандующего и объявил его вне закона. Между тем войска Корнилова потерпели поражение, а сам он был арестован и заключен в тюрьму города Быхова.

9 ноября 1917-го, уже когда устанавливалась диктатура большевиков, Корнилов был освобожден и уехал на Дон, в Новочеркасск, где возглавил работу по созданию Добровольческой армии, ставшей первым соединением будущей Белой армии. Лавр Георгиевич погиб в боях с красными под Екатеринодаром 13 апреля 1918 года.

Алексей Брусилов родился в семье генерал-лейтенанта Алексея Николаевича Брусилова. Военную службу его отец начал в 1807 году, а в сражении под Бородино был уже майором. Преследуя французов, отец дошел до самого Парижа, а с 1839 года служил на Кавказе. В 1847 году, когда ему было 60 лет, он женился на молодой польке Марии-Луизе Нестоенской, и она родила ему четырех сыновей. Одним из них и был Алексей.

Алеша Брусилов учился средне, отличаясь в строю и воинских искусствах. Первые пять лет после окончания Кадетского корпуса он был адъютантом в 15-м драгунском Тверском полку, который стоял тогда на Кавказе. В составе полка Брусилов участвовал в Русско-турецкой войне 1877-1878 годов; он отличился при штурме крепости Ардаган, а затем при осаде крепости Карс. По окончании войны Брусилов еще три года был начальником полковой учебной команды, где главным предметом являлась кавалерийская выездка. Эта учебная дисциплина была его любовью и страстью. По предложению командира полка Брусилов поехал учиться в Петербургскую офицерскую кавалерийскую школу, по окончании которой он был оставлен на службе там же. Здесь он прошел путь от преподавателя верховой езды до звания генерал-майора и должности начальника школы. Брусилов слыл крупнейшим специалистом в деле подготовки офицеров гусарских, уланских и драгунских полков, а так же конной артиллерии. Карьера Брусилова была успешной прежде всего из-за протекции страстного лошадника, великого князя Николая Николаевича, дяди Николая II. В июне 1914 года Николай Николаевич был назначен Верховным Главнокомандующим русской армии; великий князь назначил Брусилова командующим 8-й армией Юго-Западного фронта.

В августе-сентябре 1914 года 8-я армия приняла участие в Галицийской битве, выигранной русскими. В результате этого сражения, продолжавшейся 33 дня, австро-венгерские войска потеряли около 400 тысяч человек и 400 орудий. Русские заняли Галицию и часть австрийской Польши, создали угрозу вторжения в Венгрию и Силезию.

Однако сильное истощение войск и расстройство тыла остановило наступление русских армий Юго-Западного фронта. В мае 1915-го австро-венгерская армия перешла в наступление и через две недели выбила войска Юго-Западного фронта из Галиции, взяв только пленными 500 тысяч солдат и офицеров. В марте 1916-го командующим Юго-Западным фронтом стал Брусилов. Он начал тщательную, но вместе с тем быструю подготовку к новому удару по противнику.

После мощной артиллерийской подготовки, длившейся на разных участках фронта от 6 до 46 часов, все четыре армии фронта перешли в наступление. Наибольшего успеха добилась 8-я армия генерала А. М. Каледина, прорвавшая фронт под Луцком. Из-за этого все наступление первое время называли "Луцким прорывом", но в анналы истории оно вошло под именем "Брусиловского". Наступление Юго-Западного фронта привело к потере противником 1,5 млн солдат и офицеров, 580 орудий, 450 бомбометов и минометов, 1800 пулеметов. Успех наступления улучшил положение союзников во Франции и Италии, так как оттуда на Восток было переброшено 34 немецких дивизии. Наряду с боями на реке Сомме, наступление русского Юго-Западного фронта положило начало перелому в ходе войны в пользу Антанты.

Февральскую революцию Брусилов встретил настороженно, но вместе со всеми командующими фронтами поддержал отречение Николая II от престола. В мае 1917-го Брусилов был назначен Верховным Главнокомандующим русской армией. Летом того же года Алексей Алексеевич часто выезжал на фронт уговаривать солдат прекратить братание с противником, не покидать позиции, изгнать немцев из России и лишь потом заключать мир без аннексий и контрибуций. Однако уговоры эти ничего не давали, так как солдаты горой стояли за "Декларацию прав солдата", которая, по словам генерала Алексеева, "была последним гвоздем, вбитым в гроб русской армии".

В июле Брусилов был заменен Корниловым, Алексея Алексеевича же сделали военным советником Временного правительства, определенным на постоянное пребывание в Москве. Брусилов занимал совершенно лояльную, надпартийную позицию чисто военного специалиста, давая профессиональные ответы на поставленные ему вопросы.

Когда произошел Октябрьский переворот в Петрограде, большевики Москвы тотчас же подняли восстание и здесь. 27 октября в Москве начались уличные бои. Брусилову было предложено возглавить офицеров, оставшихся на стороне Московской городской думы и Комитета общественной безопасности, но он отказался. Главком Красной армии Сергей Сергеевич Каменев, бывший полковник Генерального штаба, хорошо знавший Брусилова, предложил ему возглавить Особое совещание при Главнокомандующем. Так Алексей Алексеевич перешел на сторону красных.

Чуждый политических крайностей, в 1920-м Брусилов подписал воззвание "Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились" с призывом идти в Красную армию, забыв все прошлые обиды, "дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку-Россию".

В ответ на это обращение человека-легенды тысячи русских офицеров, в том числе и многие пленные белые офицеры, в тот же самый день попросили принять их в Красную армию. Воззвание Особого Совещания было опубликовано и в Крыму, где все еще находилась армия Врангеля. После его прочтения белым офицерам стало страшно: оказалось, что мозг армии - Генеральный штаб - не с ними, а с большевиками. Это был смертельный удар по движению, которое возглавляли Колчак, и Деникин, и Врангель.

Советская власть высоко оценивала ту пользу, которую принес Брусилов диктатуре пролетариата. Алексея Алексеевича назначили инспектором Главного управления коннозаводства и коневодства РСФСР и инспектором кавалерии РККА.

В 1924-м Брусилов получил отставку, которой добивался несколько месяцев. Человека, столь много сделавшего и для царской, и для советской властей, перевели на почетную должность "для особо важных поручений при Реввоенсовете СССР", хотя никаких поручений ему не давали. Брусилов оставался в этой должности до смерти, последовавшей 17 марта 1926 года.

--

-- ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

-- НАМ НУЖЕН МИР. ЖЕЛАТЕЛЬНО -- ВЕСЬ

--

-- путевые зарисовки с натуры

Говорят, где-то есть летопись, в которой все записано пером -- и, соответственно, топор здесь бессилен. Только никто этого драгоценного манускрипта не видел. Но живет, передаваясь из поколения в поколение, легенда. Он такова: свершилась здесь битва между чудью и новгородскими ушкуйниками. Сражение было жестоким, бескомпромиссным. Погибли согласно преданию почти все чудские мужчины. Новгородский князь (или главарь ушкуйников -- уж не знаю, как там его, лешего...), увидев горы трупов и кровь, текущую вместо воды в речке, впадающей в Пинегу, воскликнул: "Поганая река, поганое место!" С тех пор речку стали называть Поганец, а деревню -- Поганца.

Редчайший случай: в 1939 году реку переименовали. Населенные пункты меняют названия часто -- ту же Поганцу назвали в том же 1939-м Городецком -- а вот река... теперь она официально зовется Мысовой. Впрочем, народ как ее звал Поганцем, так и зовет. А место битвы известно всем; оно расположено в трех километрах от Городецка и называется Городецкой Слудой. Представляет оно собой нагромождение ям и валов; с читается, там был город чуди. Почему там все так перерыто, неясно, но факт, что женщины Городецка боятся этого места умопомрачительно.

Оставим сложные аспекты межнациональных отношений, обратимся к истории. Новгородцы -- известные налетчики, у них промысел такой был: грабить туземцев. Но они никогда не покоряли народы. Если новгородские ушкуйники чувствовали значительное сопротивление, они просто обходили крепость стороной, от греха. Что произошло в Городецке -- загадка.

В шести километрах от Городецка расположено другое таинственное место, которое принято называть "урочище Чупрово". Это местечко в глухом лесу вообще имеет непонятное происхождение. Чем оно интересно: среди древних сосен там теснятся... идолы. Их около трехсот. Они представляют собой пни высотой около метра, на которых высечены "личины", нечто напоминающее человеческие лица. Все они повернуты в одну сторону, на Юго-Восток. Местные об урочище Чупрово предпочитают не говорить, абсолютное большинство из них (и я лично в этом убедился) делают вид, что ничего об идолах не знают. Пни исследовали и выяснили, что их возраст -- от 60 до 300 лет. Они обгорелые, поскольку урочище за последнее столетие пережило два лесных пожара. Ученые выдвинули гипотезу: идолы поставили самоеды, которые некогда пригоняли сюда пастись стада оленей. Идолы -- это хеги, образы духов. На том и успокоились.

Но никто не ответил на простой вопрос: почему этот уникальный культурный памятник расположен аккурат рядом с поверженным новгородцами городом? И вообще: во что верила чудь? Еще раз повторю: местные вообще отказываются говорить об урочище Чупрово. Его как бы вовсе и нет.

Кто здесь жил изначально, неизвестно, но где-то тысячелетие назад (и это точно известно) обитал на берегах тихой Пинеги народ весь. Вообще весь расселена была по всей Северо-Восточной Европе, народ это был лесной, тихий. А здешнее племя, которое славяне называли "чудью заволочской" или "чудью белоглазой" обладало зачатками государственности. У них даже города свои наличествовали; долина реки Пинеги заселена была относительно плотно (правда все селения были "нанизаны" на Пинегу как жемчужины на нить). Пинежье и ныне географически отдалено от цивилизации -- настолько труднодоступен этот район -- а уж в те туманные времена оно воспринималось как "терра инкогнито". Конечно благодатными земли на Пинеге не были никогда. Север -- он и (тьфу, чуть не сказал "в Африке"!)... Север только трудностями "одаривает"; его надо покорять. И сейчас Пинега причислена к районам Крайнего Севера, со всеми вытекающими из этого льготами (которые, впрочем, вряд ли компенсируют трудности жизни). И деревни в Пинежье все так же льнут к главной артерии, а львиную долю земель занимают непроходимые болота да глухие леса. Но Пинежье всегда даровало главную человеческую ценность: свободу.

И вот однажды сюда пришли воевать новгородцы. В XI веке их еще не было; по норвежским источникам в 1026 году сюда заплыл со своей торговой экспедицией викинг Торер Собака. При впадении Пинеги в Северную Двину он обнаружил богатую ярмарку. Удачно свершив коммерческие дела, Собака на прощание (как сообщает источник) задумал ограбить находящееся неподалеку языческое капище аборигенов. Задумка удалась, Собака даже истукана главного местного божества Йомалы прихватил с собой.

Ну а после начались походы на Пинегу новгородцев. Военные, захватнические экспедиции. Часть чуди ушла на Северо-восток, часть растворилась среди славянских переселенцев, ассимилировалась. Факт, что теперь на Пинеге нет ни одного человека, который бы сказал: "Да, именно я - чудь белоглазая!". Да и вообще народ чудь считается вымершим. Хотя есть сведения, что при переписи 1920 года национальность "чудь" была зафиксирована, то есть нашлись люди, которые гордо именовали себя чудью.

Уже в Уставе новгородского князя Святослава Ольговича на реке Пинеге названы погосты, подчиняющиеся Новгороду: Вихтуй, Кеврола и Пинега. Все это были чудские города, у них и названия тоже чудские. Но это все в нижнем течении реки; верховья Пинеги, как считают историки, сопротивлялись колонизации до XV века. Летописи зафиксировали различные факты аннексии: в 1315 году новгородец Василий Матвеев по прозвищу Своеземцев попросту купил громадные просторы у какого-то правителя аборигенов. А в 1342 году имел место авантюрный военный поход новгородца Луки Варфоломеева с бандой ушкуйников -- прежде всего ради наживы, но и для порабощения чуди. Этот поход даже вызвал политические трения между Великим Новгородом и Москвой, которые, как известно, окончились позорным и гибельным для своеобразной русской республики с вечевым управлением присоединением Новгорода к Москве. Пинежье стало частью Московского государства, население вошло в состав "черного крестьянства", оно вынуждено было платить оброк за пользование землей.

Пинега.

Зато здесь не было боярского и помещичьего владения землями и людьми, то есть пинежане не знали рабства. А в XIX веке Пинега стала местом ссылки политически неблагонадежных российских граждан. Эта традиция поддерживается и поныне: в нынешней столице Пинеги, селе Карпогоры наличествует колония, в которой томятся, или (если сказать юридическим языком) исправляются большое количество заключенных.

Раньше Пинега жила зверьем: здешние охотники добывали его в громадных количествах. Сейчас жизнь Пинеги -- древесина. Современные лесопромышленники на ней обогащаются; простые лесорубы пока что-то не богатеют. Но так, известное дело, пока еще вся российская экономика устроена.

Многое со времен пинежской вольницы изменилось, а былое языческое прошлое Пинеги отразилось в довольно своеобычном явлении. Называется оно: "икотничество". "Икотники" - это колдуны. Они насаждают беду, порчу. Если быть точнее, здесь, на Пинеге, большинство "икотников" - женского рода. "Икота" - это болезни такая, которую на тебя накличет колдунья. Называется это: "посадить икоту". И не обязательно ты будешь икать; возможно кричать будешь благим матом или "не своим" голосом, как бы изнутри говорить. Человек, на которого "икоту посадили", худеет, болеет, ну и непременно умирает в мучениях. Трудно снять эту кару...

Но есть в "икотничестве" и светлая сторона: часть колдуний -- добрые. Их на Пинеге "тертухами" называют. Так их прозвали потому что они "трут" в бане, обладают искусством лечебного массажа. Конечно "тертухи" и заговоры знают, и травами лечат. Роды принимают. Единственное, что неподвластно им -- чары "икотника". Никто точно не знает, кого больше: "икотников" или "тертух". Скорее всего, поровну, ибо природа любит равновесие. Меня лично проинструктировали в Карпогорах: в деревнях незнакомых людей не обижать, злого не делать, в глаза не смотреть. Тогда возможно и пронесет. Не знаю, пронесло ли, но после возвращения из путешествия на Пинегу две недели я физически страдал...

...По сути Малмыж -- маленький "Вавилон"; здесь перекрещивались пути многих народов, в результате чего оформился в этих краях на Вятке своеобразный интернационал. За время своего пребывания в Малмыже мне посчастливилось увидеть лишь одну свадьбу: характерно, что женились русский, Константин Напольских, и татарка, Гульнара Саляхутдинова. Очень, кстати, симпатичная пара!

Малмыж неслучайно назван по-марийски (более точный перевод названия города: "место для сна, отдохновения"). Когда-то согласно легенде, в этих благословенных местах жили марийцы и правил ими Князь Полтыш. Земли вокруг благоприятствовали земледелию, а потому на них замахнулось Казанское ханство. Татары были хитры, выдавали марийским князьям ярлыки на княжение и брали с мари ясак. Мзда была велика, но мари оставались довольны тем, что татары дарили им иллюзию независимости. И тут пришли русские.

Случилось это после взятия войсками Ивана Грозного Казани. Вообще мари считались миролюбивым народом (впрочем, по мнению Костомарова марийцы были "самыми свирепыми из финно-татарских племен"), но по какой-то причине променять татарское иго на власть Москвы они не захотели. Есть версия, что татары не трогали марийской веры. Русские обязательно хотели окрестить черемисов (мари) -- те сражались за богов своих, Юмо и Кереметь. И была 26 апреля 1553 года битва за Малмыж. Окончилась она тем, что князя Полтыша задело пушечным ядром и он вскоре скончался от раны. Как говорит предание, его похоронили верхом на его любимом коне, на горе, которая называется Болтушева (русские Полтыша называли Болтушем). По другой легенде Полтыша похоронили по марийскому обычаю в озере, в лодке. Сохранилось предание, что с князем утонула шапка, полная золота; она еженощно, ровно в полночь всплывает, но... никто точно не знает, в каком озере лежит Полтыш. Озер в долине реки Вятки сотни.

Малмыж

Полтыша заменил брат Токтауш, который стал подданным Москвы. Марийцы основали новое поселение, которое назвали Мари-Малмыжем. На месте сожженного марийского города построили новый, русский Малмыж.

В XVI веке князь Андрей Курбский писал о Малмыжском крае: "...В земле той поля великие, и зело преобильные и гобзующие на всякие плоды, тако же и дворы княжат их и вельможей зело прекрасны и воистину удивления достойны, и села чисты; хлебов же всяких такое там множество, воистине вере к вероисповеданию неподобно, тако же и скотов различных стад бесчисленных множества..."

Русские в Малмыже были разные. Стрельцы "первого созыва", которые пришли еще с первым воеводою Адашевым, среди марийцев назывались "адашевцами" -- и они приравнивались к разбойникам, поскольку адашевцы совершали набеги на марийские и татарские селения с целью наживы. Стрельцы, после присланные из Нижнего Новгорода, именовались "кыргызами". Посадские, народ, переехавший сюда, чтобы выращивать хлеб и развивать ремесла, -- "острожниками". Последние так назывались, так как в русском Малмыже центром бытия считался острог, защитное укрепление. Позже острог сломали, на его месте воздвигли тюремный замок, в котором имели честь (либо несчастье) побывать такие видные представители русского истеблишмента, как Радищев, Достоевский, Сталин и т.п. Ныне тюремный замок в прекрасной сохранности. В нем находится... дурдом... ой, простите: психиатрическая больница.

Стрельцы конфликтовали между собой и с посадскими. Потомки стрельцов были богаче, так как занимались торговлей, но, когда в 1785 году их переименовали в крестьян и выселили в особую Пахотную слободу, они сожгли город дотла. Но это не помогло: стрельцы и посадские заняли положение, обратное их предкам. Первые пошли в ямщики, вторые - в купцы.

В 1887-м году безымянный путешественник описывал Малмыж так: "Город походит скорее на село. Тянется он вдоль берега реки Шошмы (правого притока Вятки) с запада на восток. Западная часть совершенно низменна и болотиста, располагает к лихорадкам, восточная же часть более возвышенна. Здесь устроена земская больница, ремесленное училище и городские казармы. На соборной площади устроен водоем, из которого водою пользуются местные жители и пожарный обоз; на этой площади разбросаны небольшие деревянные здания и помещается деревянный гостиный двор. Улицы и площади -- немощеные и, будучи вычищенными, в благоприятное летнее время представляются в исправном виде. Тротуары, частью каменные, частью деревянные, не совсем безопасны для пешеходов, а в других местах их совсем нет..."

Как ни прискорбно, описание это почти полностью подходит для образа Малмыжа сегодняшнего. Хотя с другой стороны -- много ли в России осталось таких мест, где с легкостью можно окунуться в позапрошлый век? В общем сонное царство. А люди здесь гордые. Любимая их поговорка: "На свете есть три города: Париж, Малмыж и Мамадыш"...

...Наровчат за свою многовековую и причудливую историю успел трижды побывать столицей, после чего был переведен в разряд заштатных городов, а потом и вовсе преобразован в село. У селений с подобной судьбой главная беда -- отток "мозгов", выражающийся в бегстве лучших и талантливейших людей.

Но есть у захиревших русских городков другая черта: без продыха они плодят все новые и новые таланты, и в этом "гениальном производстве" есть какая-то нам пока недоступная тайна. Провинциалы выбиваются в люди, покоряют мировые вершины, но далеко не все из них вспоминают о своей маленькой Родине. В Наровчате -- вспомнили!

Точной даты основания города нет, зато известны все его имена: Наручан, Норушай, Мохши, Нуринджат, Мошкав, Наручадь, Наровчат. Считается, что изначально город был столицей маленького государства, первой известной нам царицей которого была некая Нарчатка. Каким народом она правила, достоверно неизвестно -- то ли мордвой, то ли таинственным племенем буртасов. Она была молода, красива, имела 20 тысяч воинов, которые подчинялись ее воле беспрекословно. В 1237 году, когда полчища монгол двинулись на Запад, войско Нарчатки одно из первых оказало сопротивление несметной силе. Битва состоялась на льду реки Мокши, у Пинясьевой заводи.

Наровчат.

Силы были неравны, и через несколько часов боя почти все воины Нарчатки лежали мертвыми. Когда монголы окружили царицу, она отбивалась мечом до тех пор, пока стрела не пронзила ее руку. Тогда Нарчатка на своем могучем коне перепрыгнула через цепь врагов и бросилась в реку. Тяжелая кольчуга тотчас утянула отважную женщину в пучину.

По сей день рыбаки на Мокше в утреннем мареве изредка видят женщину в национальной мордовской одежде. Она появляется ниоткуда, иногда пешком, иногда на коне, с минуту смотрит строго на мужиков (особенно если те выпивают) и молча растворяется в прохладном воздухе. Водка после этого в рот не лезет. Большинство зовут эту женщину Русалкой, некоторые -- Царицей. Есть слухи, что кто-то из рыбаков после такого свидания исчезал, но лично таковых никто не знает.

Город после падения царства буртасов стал именоваться Мохши, и период Золотой орды стал истинным расцветом селения. В XIV веке, в правление хана Узбека, город Мохши считался столицей Северо-западного улуса, а в правление хана Тогая -- столицей Наручадской орды. В то время здесь мирно сосуществовали три религии: ислам, христианство и язычество. В городе были две мечети, на противоположном берегу реки Мокши находились священная роща мордвы и православный монастырь. Монастырь был уникальным: его выдолбили в пещере и по сути представлял собой целый подземный город.

В Мохши имелись большой караван-сарай, великолепный цветник (хан Узбек был без ума от роз), здесь находился монетный двор, на котором чеканились деньги Орды. До сих пор жители Наровчата находят на своих огородах клады из монет того времени. Сюда в 1313 году приезжал московский митрополит Петр, дабы выпросить у хана ярлык на духовное управление Русью.

В 1395 году Мохши пал под напором войска великого завоевателя Тимура; население было вырезано, город сожжен. С 1520 года город стал возрождаться как чисто русское поселение, пограничная крепость Московского государства.

Существуют еще более древние предания. Невдалеке от города находится Плодская гора, в недрах которой запрятан пещерный монастырь. Так вот, есть смутные сведения о том, что еще в XII веке на этой горе находился город Саван, о котором почти ничего неизвестно -- ни кто был его обитателями, ни какова была его судьба.

Зато наверняка известно, что нынешние пещеры (точнее, та часть, которая обследована) имеют общую длину в 590 метров, и в горе сокрыты подземная церковь и 29 келий. Монахи селились в пещерах со времен хана Узбека, и, как считается, они осваивали и развивали систему подземных ходов, доставшуюся им от таинственных предшественников. Пытливые исследователи изучили три этажа пещерного города, но, по мнению местных краеведов, этажей как минимум пять.

Верхний этаж почти утрачен из-за многочисленных обвалов, а к самому нижнему, пятому, по-настоящему еще не добрались. Говорят, там, внизу, находится большое озеро, которое раньше питало обитателей подземного города водой. Есть свидетели, которые его видели. Много раз люди в пещерах плутали, а однажды из-за обвала двое молодых людей блуждали в недрах Плодской горы трое суток. Они чудом выбрались на белый свет и рассказали, что там они вышли к большому гроту с озером. В кельях рядом с озером было много вещей; с собой они вынесли склянки с неизвестными ароматическими веществами, две старинные книги, баллон с непонятным газом и... два ящика коньяка. Еще они прихватили странного вида скульптуру из зеленого камня. Камень на поверку оказался нефритом. Парни заявили, что таких статуэток там немерено. Коньяк выпили быстро, а остальные вещи как-то быстро затерялись.

Другие люди доходили до железной кованой двери, открыть которую так никто и не смог. И потянулись к пещерам людишки, называвшие себя учеными, которые, почему-то заявили, что в пещерах находится выход... в Тибет. Якобы в Плодской горе находилась то ли база пришельцев, то ли ворота в страну вечной мудрости Шамбалу. Наровчатовцы чудакам не поверили, тем не менее, стали остерегаться лезть в пещеры. Настала эпоха "сталкерства".

"Сталкерами", проводниками по таинственному миру стали местные пацаны: за мзду они устраивают туристам экскурсии по подземному монастырю. И как-то забылось, что подземный монастырь -- православная святыня...

...Современный Болгар меньше Булгара древнего. Внутри крепостного вала с легкостью поместились аэродром и городской выгон для скота. Нынешнее население Болгара намного меньше Булгара тысячелетней давности, но это вовсе не означает, что люди "измельчали". Просто город без промышленности обречен на захирение. Земля в пригородном селе Булгары (она аккурат в центре древнего города) прекрасно родит. Селяне говорят, оттого что "на костях настояна". И люди вовсе не лукавят, кости здесь действительно везде. А еще эта земля легка как пух. Многие жалеют, что лишь в черте села разрешают ее возделывать. А то бы развернулись и на всю черту древнего города.

Нынешний Болгар -- центр сельскохозяйственного района со всеми вытекающими отсюда последствиями. Имеются в Болгаре хлебоприемное предприятие, мясокомбинат. И это все. Кстати недавно в районе нашли нефть. Только она недозрелая, еще 500 лет ей зреть. Для одной человеческой жизни -- срок издевательский. Для истории одного города до благополучия -- рукой подать.

Смешение языков в древнем Булгаре было неимоверное. Имелись здесь Армянская слобода, Греческая палата, Китайский городок, тюркский караван-сарай. Русский поселок тоже наличествовал. Русов впервые в мировой истории подробно описал араб Ахмед ибн-Аббас ибн-Фадлан, познакомившийся с этим племенем именно в Булгаре.

А начиналось все со ссоры двух братьев. Где-то в низовьях реки Дон кочевало племя булгар, одной из ветвей таинственных хуннов. Итак, братья поссорились, одна половина племени откочевала на Юго-Запад; там варвары смешались со славянами и основали Дунайскую Булгарию. Вторая часть отправилась на Северо-Восток, где булгары потеснили местных угро-финнов и основали Волжскую Булгарию. Случилось это в VII веке.

Булгары сохраняли кочевой образ жизни; летом они удалялись в степь, угоняя скотину и коней на откорм. Для зимнего проживания были основаны города, среди которых выделялся Булгар, столица. Географическое положение великолепно: здесь сливаются Волга и Кама. Да и стратегически город расположился неплохо -- над волжским обрывом, защищенный с тыла оврагом, который теперь именуется Большим Иерусалимским. Но главное -- торговля. Именно потому в Булгаре процветали национальные поселения: здесь жили торговцы и ремесленники со всей Евразии. В каком-то смысле Булгар можно было назвать даже столицей Евразии, ведь здесь смыкались культуры Востока и Запада. Как ныне во граде Москве.

Булгар.

Булгары исповедовали язычество, выказывали дикость нравов; тот же ибн-Фадлан в своих записках возмущался обычаем булгарских мужчин и женщин купаться вместе, не стесняясь друг друга. Но в 922 году булгары официально приняли ислам, пожалуй, самую строгую религию. Произошло это под Булгаром, в летней кочевой ставке хана Алмуша, который принял мусульманское имя Джаффар. С той поры город стал пополняться памятниками каменного зодчества, многие из которых по счастью сохранились.

Впервые Булгар выгорел дотла в 1140 году, когда в результате междоусобицы была свергнута власть потомков Джаффара и новые правители стали возводить свою столицу, на Малом Черемшане -- Биляр. Но на Булгаре уже "висел" титул первогорода, родового домена Джаффаридской династии. А потому город стал вновь отстраиваться. Очень скоро Булгару вернулось и торговое значение, правда, обрел он новое имя: Бряхимов, "город Ибрагима". Но в мире его все равно знали как Булгар, а потому название не прижилось.

Следующими обидчиками Булгара стали славяне, ведомые князем Андреем Боголюбским. Русские не разрушили город -- просто разграбили его -- а спустя несколько лет Андрей даже взял себе в жены местную девушку, "аску" (осетинку) по национальности. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему среди слуг (и убийц) Андрея был осетин Анбал. Осетин тогда в Булгаре жило немало; прибавлялось население так же за счет персов и армян, которые бежали от разных угроз.

Напирали воинственные монголы. Не миновала участь завоевания со стороны Золотой орды и Булгар. Войско Батыя жестоко расправилось с Булгаром, как и с сотнями других городов, посмевших оказать сопротивление. Монголы, оставив после себя тлеющие руины, среди которых разбросаны были горы трупов, ушли на Запад. Но город и на сей раз не погиб. Оставшиеся в живых собрали погибших и похоронили в братских могилах на Бабьем бугре, в два ряда, разделяя ковром из травы (это показали современные раскопки). Исследователи наткнулись и на памятник булгарской любви: среди человеческих останков -- видно было, что у многих были отсечены головы и брошены где попало -- нашли тело молодого мужчины, который рукой прикрывал лежавшие на спине останки молодой женщины. Казалось, он и через 700 лет стремился защитить любимую.

Монголы после разорительного похода по Руси вернулись. Булгары, видимо надеясь сохранить хотя бы часть нации, поэтому на сей раз безропотно покорились свирепым завоевателям. Монголы поступила мудро: они вновь сделали многострадальный город столицей, вернув ему прежнее имя Булгар.

При ханах Узбеке и Джанибеке (середина XIV века) город достиг наивысшего могущества. Были построены крепость, громадная соборная мечеть (значительная ее часть дожила до наших дней), многочисленные мавзолеи и палаты. Население Булгара достигло 50 тысяч человек -- по сути это был гигантский мегаполис эпохи Средневековья, сравнимый Парижем, Великим Новгородом или Константинополем. Все большее значение стал приобретать Булгар как мусульманский религиозный центр. Но не давали, не давали великому лучезарному Булгару покоя желавшие наживы. В 1376 году на Булгар ходил со своими дружинами князь Дмитрий Волынский. Русские не ожидали, что на них со стен града обрушится огонь артиллерии, редкого и устрашающего по тому времени оружия. Получив откуп, русские отступили. Сильный удар в 1395 году нанес по Булгару Тимур, расценивавший город как форпост его соперника по ордынскому правлению, Тахтамыша. Но и после этого город оправился. Убийственным для Булгара стал поход 1431 года Федора Пестрого. Город был разорен и обескровлен напрочь.

Ослабла Великая Орда, покорено было Казанское ханство. На месте разоренного русскими Булгара выросло захудалое русское село с неблагозвучным названием Чертык. Дело в том ,что согласно политике Москвы все поселения на берегах Волги заселяли русские, а коренные народы загонялись в леса и болота. После покорения Иваном Грозным Казани близ древнего городища был основан Спасо-Преображенский монастырь. И еще кое-что "подарил" Булгар российским правителям: в титуле русских царей указывалось кроме прочего: "Царь Булгарский".

Постоянно страдали вновь поселенные от разбойных набегов башкир и калмыков. Не спасала даже Закамская засечная черта, охранять которую поставлены были казаки. Потому население Чертыка не превышало 500 человек. Все поменял указ императрицы Екатерины II от 1781 года, согласно которому село Чертык преобразовывалось в уездный город Спасск. Городов в этом углу России до смешного было мало, а согласно административному уложению в создаваемом Казанском наместничестве необходимо было иметь 12 уездов.

Спасск былого величия Булгара так и не достиг. Жителей имел менее трех тысяч, экономика города была развита слабо, не было здесь ни одного купца первой гильдии, а купцов третьей гильдии насчитывалось всего 18. Но все равно это был ГОРОД -- с присутственными местами, тюрьмой, уездным училищем, богадельней и прочими достижениями урбанизма. Частных предпринимателей и ремесленников в Спасске было больше, чем наемных рабочих, и это говорит о том, что в городе процветало мелкое кустарное производство. Основной элемент экономики города - скупка хлеба. Что характерно, и ныне хлебоприемное предприятие -- самый успешный "игрок" на рынке экономики Болгара и Спасского района.

Район держится за счет того, что здесь земли хорошие. И во времена царизма все было так же: дворянские усадьбы процветали, ибо приносили доход. В "дворянских гнездах" Спасского уезда выпестовывались такие знаменитые фамилии как Дадиани, Мусины-Пушкины, Лихачевы и Молоствовы.

В 1917-м году барские имения пожгли и установили советскую власть. Последняя город Спасск и погубила. В прямом смысле: она его затопила. Перед этим, правда переименовав Спасск в Куйбышев, хотя на самом деле Спасск ровным счетом никакого отношения к оному партийному и государственному деятелю не имел. Так вот: в 1935-м город стал "Куйбышевым", а через 18 лет он ушел под воду. Затопило город потому что он находился в пойме. Водохранилище, которое превратило Спасск в "волжскую Атлантиду", называется... Куйбышевским. Спасск-Куйбышев не спасся...

Но город вновь восстал. Куйбышев решено было перенести на высокий берег, на плато, расположенное рядом с городищем Булгар и селом Булгары. Древние были видимо мудрее нас и предполагали, что надо строиться на высоте. Хотя и не думали, наверное, что человечество окажется способным перекрывать великие реки.

А в 1991 году случилось новое перерождение города. Ему была подарена пятая жизнь, ибо со сменой имени меняется, как известно, и судьба. По счастью Куйбышев не сгорел и не был разграблен. Просто на волне демократических преобразований решили вернуть городу историческое название. Куйбышев стал Болгаром (букву "у" решили поменять на "о", дабы подчеркнуть историческое родство двух народов: дунайских болгар, которые смогли сохранить свою государственность, и волжских булгар, которые растворились в этническом водовороте). Ведь никто точно теперь не знает: кто такие булгары и куда они делись? Есть разные народности -- от чуваш до кряшен -- которые претендуют на звание наследников булгар. Главное, мне кажется, в другом. Городу возвращено первоначальное имя. Значит цепь перерождений пройдена, "карма селения и народа" преодолена. Пять жизней одного города -- это и без того слишком много.

У современного Булгара, есть свой хранитель. Зовут его Авраамий Булгарский. Он был купец, булгар по национальности -- принадлежал к знатному роду, исповедовал ислам. Путешествуя по городам Руси, принял православие. В Булгаре не возбранялось иноверие, но законы шариата за вероотступничество призывают казнить. Авраамию отрубили голову. По преданию это сделал родной отец. Случилось это в 1229 году, еще до монгольского нашествия.

На месте гибели проповедника, признанного святым, забил ключ. Каждый год жители Болгара идут крестным ходом, от Свято-Авраамиевской церкви к Святому Авраамиевскому источнику. Идут чрез весь город, останавливаясь на молебен только один раз, у Дома престарелых. Болгарцы верят, что их город будет жить, потому что храним -- несмотря на то, что мощи великомученика Авраамия покоятся в городе Владимире. Даже с берегов реки Клязьмы святой хранит родной город, и будет хранить. Так ли это на самом деле? Время покажет...

...Жила когда-то в краю, называемом Удорой гордая княгиня Зарни-Ань. Кончила жизнь свою она удивительным образом, а случилось это больше 600 лет назад. Много воды с той поры утекло в удорских реках Мезени и Вашке, но особый, непримиримый характер до сих пор отличает здешнее население.

История княгини Зарни-Ань (в переводе с языка коми это означает "Золотая женщина") сохранилась в преданиях. Великий православный святитель Стефан Пермский прибыл на Удору в надежде обратить местных аборигенов в христианскую веру. Надо сказать, раньше у него прекрасно это получалось, но вот с княгиней Зарни-Ань не заладилось. Каждое утро приходил святитель на берег реки Вашки и всякий раз княгиня уплывала в лодке на середину реки. Чтобы не слышать увещевания Стефана, она... пела. Однажды, когда епископу эти сольные концерты надоели вконец, он взял - и... пошел по воде, аки посуху. По другой версии легенды он поплыл к княгине на камне, на котором стоял. Увидев чудо, горделивая Зарни-Ань бросилась со своей лодки в реку -- и утопилась. С тех пор здесь отреклись от языческой веры и стали строить церкви.

Никто не знает точно какой национальности была "Удораса оксань" ("Удорская княгиня") Зарни-Ань: коми, ненкой, югрой или чудью (живали здесь всякие народности). Дело в конце концов не в этом. Но и христианство на Удоре воплотилось в удивительных формах. "Крещусь я двумя перстами, а тремя только соль берут", -- так принято говорить в отдаленных удорских деревнях. Удора стала одним из мощнейших центров старообрядчества. Здесь развилось редкое направление раскольничества, называемое "скрытничеством". Скрытники, их еще называли бегунами, категорически не принимали мир, в котором, по их мнению, спасение невозможно, ибо антихрист в него уже пришел (в лице русского царя). Адепты этой секты проживали тайно либо в кельях в лесной глуши, либо в схронах у "странноприимцев", последователей согласия, живущих в миру и считавшихся "оглашенными". Гнездом странноприимства считалась деревня Чупрово; там скрытники кормились чуть не в каждом втором доме. Будем считать, Чупрово вашкинское и Чупрово мезенское -- места с разной этомологией. Или случайных совпадений не бывает? В случае болезни странноприимца скрытник крестил его; если он выживал, он должен был оставить дом, семью, и уйти странствовать. Рассказывают, скрытничество искоренили лишь в 1938 году. Специальные отряды НКВД поотлавливали всех "учителей благочестия" и расстреляли.

Удора. Кривой Наволок.

Скрытники ели только постное, отказывались от паспортов, никогда не ставили свою подпись, а самые радикальные даже в не вступали брак. По верованиям бегунов, отношения мужа и жены гораздо хуже внебрачных связей, ведь блуд люди осуждают, и тем отчасти искупается грех. Чупрово и еще несколько деревень до сих пор хранят традиции старой веры. Здесь уже не отказываются от пенсий, не отрицают брак, но для гостей имеют особую посуду -- своей пользоваться не дозволяют, так как от этого она становится "нечистой".

Слово "удора'' переводится с коми как ''место у реки". До 1485 года местность называли Вашкой (по реке). Обжив берега Вашки, коми стали продвигаться на реку Мезень. Сначала на Мезени были охотничьи угодья, позже постоянные селения появились и там.

Знаете, кому посчастливилось быть последним удорским князем? Императору Николаю Второму! В его титуле так и значилось: "Великий князь Удорский" -- наряду с Польским, Сибирским или Кавказским. Удора хоть не отличалась значительным населением, но была настолько оторвана от других территорий, что смотрелась как отдельная страна. Хотя в стране этой, согласно Писцовой книге 1608 года, было всего три погоста (Вендинга, Кривой наволок и Важгорт -- все на Вашке) и 13 деревень. Еще в Глотовой слободке два погоста и 8 деревень. Всего в 27 селениях был 241 жилой двор, из них 67 -- пустых. Взрослого мужского населения насчитывалось 282 человека.

Удоре был пожалован оригинальный герб: "в черном поле серебристая лисица с червлеными глазами и языком". Он изображался на гербе России, вместе с гербами других 26-ти городов и областей, упоминаемых в титуле русского царя.

В Латьюге, крайнем удорском поселении на Мезени мне поведали несколько легенд, которые я как-нибудь перескажу. Ниже Латьюги простирается Русь, точнее, Лешуконский район Архангельской области. Там, в Руси, живут "трескоеды-русичи". Коми издревле занимаются охотой и рыбалкой, а раньше жили они в гармонии с природой и собой. Но пришла цивилизация (в лице русских, которых коми зовут "рочь") и принесла свои горькие плоды: научили пришельцы местных людей пить водку, воровать и ругаться матом. И начался разлад. Поэтому здесь любят восклицать: "Рочь-прочь!", тем самым выражая протест супротив цивилизации как явления.

На сем закругляюсь -- пора и честь знать. Возможно, уже к русской теме не вернусь, хотя, чего загадывать. Отмечу, однако, что и сделано мною в данном направлении немало. Горжусь дилогией ''Жизнь русского человека в поучительных примерах'', состоящей из двух частей: ''Убытое'', повествующей об уходящих семейных традициях русских, и ''Живое'', содержащей рассказы о традициях существующих и поныне.

В книжке ''Перепутье на бездорожье'' я почти не касался истории поморов, казаков и старообрядцев. Дело в том, что этим трем частям русского народа посвящена книга ''НЕрабы'', причем, в указанном произведении я рассказываю преимущественно о сегодняшней жизни людей, не сущих в себе ''ген рабства''.

Ментальной стороне вопроса посвящена книга ''Душа русского и как ее понять'', причем, состоит она в основном из рассказов о русских подвижниках, наших современниках, с которыми мне посчастливилось встречаться. Есть у меня так же исследование истории русской светописи, которое называется: ''Слепящий огонь Прометея''.

Отдельный пласт -- художественная проза. Русскую тему я пытался раскрыть в сборниках ''Глубинка'', ''Страсти N-го уезда'', ''Карта русского неба'', ''Окоёмные люди'', ''Фантазии Старой Москвы'' и ''Шутовское зерцало''.

Все эти произведения вы можете легко найти, набрав в любом поисковике ''Геннадий Михеев''. Все замечания и возмущения по данной книжке (да и по другим) присылайте мне на почту genamikheev@mail.ru.

Санчурск. Рассказ об этом удивительном городе в эту книжку не вошел, как, впрочем, и сотни других историй. Весь архив проекта "Письма из Глубинки", посвященного русским городам и весям, смотрите на моем сайте https://sites.google.com/site/mikheevgennady.

Приятного Вам познания России!