Полустанок

…Железнодорожники мрачны. На вопрос, почему так мало грузовых составов идут через "Фитингоф", уныло отвечают: "Так, чего везти-то, ежели заводы позакрывали?.." Мужики добродушны и незлобивы. А ведь неизвестно, кто я: шпиён чи террорист? Чужие по Фитингофу не ходят!

В этом я убедился четверть часа назад. У станции стоит двухэтажной барак - страшненький и сильно запущенный. Его здесь называют "железнодорожным" Я зашел в него из любопытства. На втором этаже на меня буквально набросился изрядно выпивший мужик: "Все бродишь тут, бродишь… полдня за тобой наблюдаю! Выпить есть?!" - "Да, просто захотел посмотреть как вы тут живете…" - "Ты подь суды, если не понимаешь. Выпить давай! Не то сообщу, куда следует…" Сам вижу: у мужика на одной руке пальцев нет вообще, на другой то ли два, то ли три обрубка… наверняка по пьяни отморозил… Я, поняв, что пьяный урод не страшен, повернулся к нему спиной и стал молча спускаться вниз. Абориген изрыгал мне вслед какие-то ругательства, а я гордо уносил ноги…

Как построили в позапрошлом веке одноколейку, связывающею станцию Ряжск со станцией Сызрань, так она в сущности и не менялась. Все та же одна колея, все те же разъезды, полустанки… "Железку" за полтора столетия электрифицировать не удосужились! Однако служит, служит старина… Столько кризисов, революций, войн пережила… наверняка еще переживет!

Странное для среднерусской лесостепи созвучие "фи-тин-гоф" меня неумолимо притягивало. Однако опыт посещения российских населенных пунктов исключительно из-за их названия всегда почему-то печален. Я за свою весьма скромную практику побывал на Марсе, на Луне, в Любови, в Большой Радости, в Содомове, в Счастливке… Не скажу, что российская глубинка сплошь такая, мягко говоря… непозитивная. Есть очень крепкие села, где живут более чем добротно. Но они, эти "зажиточные" села какие-то скучные, однообразные. Вранье, что интересного человека найти можно везде. Журналист - не волшебная фея, от прикосновения волшебной палочки которой расцветают пни. Я, "ведясь" всего лишь на забавное название, знаю теперь, на что иду. А потому наугад не приезжаю - заранее созваниваюсь с местной властью и советуюсь, с каким интересным человеком можно встретиться.

Фитингоф принадлежит к сельсовету, административным центром которого является село Вяжли. Глава сельсовета Надежда Васильевна Карпунина посоветовала встретиться Анатолием Матвеевичем Коньковым: он не только много знает, но даже собирает исторические сведения о Фитингофе. Глава, правда, искренне удивилась: чем может привлечь журналиста тишайший полустанок? Была когда-то на Фитингофе спиртобаза, но она закрылась. Был магазин, принадлежавший железной дороге, но его сократили. В сущности, ничего больше там нет! Ну, проживает 112 человек да (согласно статистике) 6 коров… да разве жизнью это назовешь? Так, прозябают…

…Увязшую в снегу избушку на самом краю поселка, у кромки леса, украшает голубенькая, почти "гламурная" табличка: "Дом образцового содержания". Я знал, что Конькову под восемьдесят и ожидал увидеть согбенного старика. Однако на стук вышел гигант косой сажени в плечах. Я изначально хотел спросить: "А где отец-то?" Однако вскоре понял: передо мной аккурат стоит Анатолий Матвеевич. Хозяин вначале "просканировал" меня взглядом, потом долго изучал мою "ксиву"… все равно не мог он поверить, что перед ним корреспондент. Пришлось сослаться на главу сельсовета, назвать имя начальника станции, да и вообще вести себя солидно, с достоинством (в затруднительных случаях именно такое поведение внушает незнакомцу некоторое доверие).

…В горнице Конькова уютно. Громадный хозяин, с кудрями ниже плеч, чем-то напоминает "цыганского барона". Достал "заветную" папку, только заявил перед началом своего рассказа: "Подождите, сейчас схожу - газу подкину…" Это юмор такой местный. Поскольку поселок не газифицирован, "газом" здесь называют элементарные дрова. Они у Конькова в сарае хранятся. Уже пятнадцать лет Анатолий Матвеевич вдовец. Дети разъехались, и теперь он вынужден коротать долгие зимние вечера с телевизором и Богом. Коньков - человек верующий, иконами увешана чуть не половина горницы. Мне говорили, что Коньков когда-то на спиртобазе занимал довольно ответственную должность. Спирт -дело такое… соблазнительное. Однажды Анатолий Матвеевич "срывался", то есть впадал во власть "аква виты". Но нашел в себе силы - и теперь совершенно не пьет. В смысле, спиртного в рот не берет…

Начали с происхождения названия. На сей счет материала у Конькова немало. "Фитингофы" - знаменитый российский род. Корни в Российской империи пустил Адам-Христофор-Иоганн (по нашему, Иван Андреевич) Фитингоф, славный представитель курляндского рода баронов фон Фитингоф. Фитингофа называли "полукоролем Лифляндии", ибо он унаследовал огромные богатства и приумножил их женитьбой на внучке фельдмаршала Миниха. В Риге богач слыл щедрым филантропом, однако в низах бытовала поговорка: “беден, как крепостной Фитингофа”. Образованнейший человек, покровитель искусств, он стал одним из основателей рижской масонской ложи. Сие не понравилось императрице Екатерине Великой и она убрала Фитингофа из Риги. Зато барон фон Фитингоф получил повышение: его назначили президентом Медицинской коллегии, по-нашему - министром здравоохранения.

У потомков "фон-барона" было множество владений в России, в том числе и в Тамбовской губернии. Когда задумали власти строительство железнодорожной ветки, решили привлечь, как ныне принято говорить, "частные инвестиции". Граф Воронцов-Дашков финансировал строительство станции Дашково. Помещик Вернадский (отец будущего великого ученого Владимира Вернадского) строил станцию Вернадовку. Князь Безобразов - соответственно станцию Безобразовку, предводитель губернского дворянства Башмаков - Башмаково… Ну, а барон фон Фитингоф - станцию Фитингоф. Кстати, тот двухэтажный барак, в котором меня облаял пьяный инвалид, был когда-то элитным жильем для квалифицированных железнодорожных рабочих.

Географическое положение станции было весьма удобно, ибо к ней стекались пути из нескольких десятков богатых сел. Население данной местности было плотным, а потому на станции останавливались даже самые "козырные" поезда. Грузооборот был титанический, к тому же зажиточные купцы построили в окрестностях Фитингофа три спиртозавода: Байловский, Тараксинский и Голодовский. На Фитингоф приходили составы зерна и развозились по спиртозаводам; дорог не было - везли на лошадях, потом - на тракторах. Позже построены были железнодорожные ветки. На станцию со спиртозаводов свозили спирт. Хороший был спирт, пищевого назначения. Хранили его в гигантских "танках", под строгой охраной. Спирт считался стратегическим сырьем, а потому все на станции было поставлено сурово: Фитингоф вообще был "режимным объектом" и посторонних ни на станцию, ни в поселок старались не допускать. Еще рядом, в селе Вяжли, работал большой откормсовхоз. Также невдалеке имелось обширное рыбоводческое хозяйство. И рыбу, и мясо грузили в вагоны - и везли напрямую в Москву. Потом "родное" мясо возвращалось в Фитингоф в виде "московской" колбасы Микояновского мясокомбината. Естественно, столичные товарищи колбасу сами сюда не везли: приходилось отправляться в "колбасные походы" самим фитингофцам…

Коньков хорошо помнит военное время. Тогда по Куйбышевской железной дороге шли эшелоны с боевой силой и техникой. Обратно, на Восток двигались эшелоны с ранеными. Часть раненых оседала в Фитингофе. Здесь, сразу в нескольких зданиях, был устроен госпиталь. Раненых размещали в школах почти во всех окрестных селах. Однажды под Фитингофом была уничтожена эскадрилья советских самолетов. Анатолий Матвеевич помнит, как летчиков хоронили: прямо за станционным зданием, на пустыре. Они, дети военной поры, ухаживали за могилками, посадили на могилках деревья. Саженцы, посаженные детьми, превратились в могучие ветлы. После войны на могилки много лет приезжали родственники. Их было все меньше и меньше год от года, а вот последние четыре года уже никто не приезжает. Наверное, дети погибших летчиков уже ездить не в состоянии, а для внуков и правнуков война уже настолько далека, что им не интересны подвиги их дедов… Коньков сам ухаживает за могилками. Он не может оставить без внимание место, которое с детства почитал и он, и его ровесники. Ровесников уже нет, Анатолий Матвеевич пока еще способен дойти до могилок и поработать граблями да лопатой. Что будет с могилками после того как не станет и Конькова, один Бог ведает…

После окончания войны вся жизнь Фитингофа крутилась вокруг спирта. В одной только Тамбовской области было тринадцать спиртозаводов, а фитингофская спиртобаза обслуживала всю Черноземную зону России. По стране таких баз было всего-то пять. Больше сорока лет Коньков проработал на спиртобазе заведующим складом. Анатолий Матвеевич утверждает, что спиться на такой работе было просто невозможно:

- Ну, какой там спиться… так, не больше двух бутылок в день выпивал. Шучу! На работе злоупотреблять нельзя было. Спирт - жидкость горючая. Одна ошибка - бах! - весь поселок на воздух взлетит!

Коньков на спиртобазе до последнего трудился, пока базу не закрыли. Как, собственно, и спиртозаводы… Дом свой (который "образцового содержания") строил вместе с женой Клавдией Матвеевной в 1958 году. Она работала матером леса, лесопосадки вдоль железной дороги насаждала, потом билетным кассиром на станции. Ох и весело в те годы было в Фитингофе! Детей - оравы бегают, работы невпроворот. А теперь - на весь Фитингоф только шестеро детишек школьного возраста. Школа в селе Вяжли, в четырех километрах, и ходить туда малышне приходится пешком.

Коньков говорит смело: районные власти поселок Фитингоф забыли. Магазин худо-бедно, но работал (продавщица часа на полтора выходила в день - и то слава Богу…). А теперь только автолавка приезжает раз в неделю, по вторникам - вот и весь "маркетинг по-фитингофски". Поскольку хлеб привозят несвежий, многие, в том числе и Коньков, наладились печь хлеб сами. Нет радио, нет связи, медпункт далеко в селе Вяжли, а пожилые туда не "натаскаются"… Однако в нынешнем "первобытном" положении поселка есть одно значительное преимущество:

- …У нас воровства и драк нет. Ежели что - судим по нашим, простонародным законам. Да, есть у нас алкаши, которые могут курицу умыкнуть, охапку дров, в огород залезть. Но это они делают только потому что им голодно и холодно. Больше потребности они не возьмут, и мы смело закрываем на это глаза: ну, не подыхать же бедолагам! А такого, чтобы в дом влезть или в погреб - такого у нас не наблюдается. Да и кому влезать, ежели села опустели? Внуки ко мне приезжают отдыхать - говорят: "Дедуля, у нас в городе нигде нельзя спокойно себя чувствовать, кругом опасности. В Фитингове у тебя благодать!"

Кстати о традиции. Здесь принято говорить не "Фитингоф", а "Фитингов". Так сказать, по-русски переиначивают, смягчают. Главная проблема поселка все же не закрытие магазина. Нет рабочих мест - вот беда. Восемь мужиков работают на станции, в путейской бригаде. Четверо охраняют закрытую спиртобазу. Со спиртом такая история вышла. Спитозаводы и спиртобазу купили какие-то коммерсанты из Якутии. Чего-то пытались сначала поделать - потом распродали оборудование - и все к черту прикрыли. Коньков никак не поймет: раньше спирт был стратегическим сырьем: из него ведь не только водку делают, но и много полезных вещей, в частности лекарства. Кто позволил приватизировать стратегические объекты?

Любимое развлечения Конькова - чтение. Вечера длинные, и книги - лучшие собеседники Анатолия Матвеевича. Через книги Анатолий Матвеевич в Бога уверовал. И вот, что интересно: в его личной библиотеке книжки советские, коммунистические. Но учат они почему-то заповедям Господним, а не разврату (как нынешний телевизор). Может, после гибели советской власти люди от Бога все дальше отдаляются?.. Такая вот крамольная мысль приходит иногда моему герою в голову…

Бывает, зайдут к Анатолию Матвеевичу переночевать охотники (станционное здание не отапливается, и дежурный советует остановиться у Конькова), рассказывают много интересных вещей. Про кризис, про безработицу, про депрессию… Коньков удивляется всегда: "Надо же - оказывается вся страна как наш Фитингоф! Прихватизировали, поимели и бросили как кошка котят…" Фитингоф по сравнению с государством в более выигрышном положении: здесь научились жить натуральным хозяйством, а потому выживут по любому. Коньков печи класть умеет, плотничает, столярничает, слесарничает… В случае чего все починит и наладит! Ну, и вырастит на своем огороде пищу насущную, да в банки закатает на хранение. Горожанам-то хуже придется! Ведь они не приспособлены к экстремальному житию.

Анатолия Матвеевича мне рекомендовали как человека удивительного - чистого и совестливого. Он там, по ее выражению, как "последний из фитингофских могикан". Остальным, кто там проживает, "все откровенно по барабану". Не знаю… Но дело вот, в чем: железнодорожное начальство намекает на то, что поезда на станции Фитингоф перестанет останавливаться. Говорят: невыгодно стоять… Так Коньков - единственный человек, который имеет авторитет, и что более важно, желание биться за правду. В Фитингоф приезжает много дачников с Севера; они очень любят отдыхать в этом спокойном месте. Если поезд перестанет останавливаться, дачи могут бросить, тогда уж точно настанет "фитингофский апокалипсис"…

Любить по-моршански

В какую часть Моршанска не приди - везде натыкаешься на признаки тления. Разве только базары - старый и новый пышут жизнью, излучают бодро-задиристую энергию. Еще бы: Моршанск издавна именовали "городом торгашей", городок с населением менее 50 тысяч благодаря оборотистости оного населения затмевал Козлов (нынешний Мичуринск) и даже Тамбов.

Не могу не рассказать об особой культуре моршанцев. Раньше я знал единственный российский город, в котором не принято переходить улицу на красный свет - Петрозаводск. В Моршанске не только терпеливо стоят у светофоров пешеходы, но даже и водители любезно пропускают пешеходов. Вообще Моршанск - город спокойный, размеренный. Я бы сказал, город уважающих себя людей.

Однако высокая европейская культура моршанцев на фоне разваливающихся купеческих особняков смотрится несколько пародийно. Впрочем, некоторые особняки смотрятся даже эффектно. Они - новодел, и владельцы архитектурных гигантов - успешные люди Моршанска. Говорят, все они в нынешние кризисные времена "от греха" свалили за кордон - там им, видимо, легче переносить штормовую погоду нашего "острова стабильности".

Вообще Моршанск - миниатюрная модель нашего государства в целом. Особняки "особо авторитетных" моршанцев тщательно охраняются дюжими парнями, готовыми разорвать любого, кто попытается нарушить покой хозяина (даже если хозяин во временных "бегах"…). Нувориши в Моршанске трех типов: директора предприятий, чиновники и… бандиты. Последние начинали свой грязный "бизнес" с того, что обкладывали данью моршанские предприятия. Потом, в составе "тамбовских", бандюганы захватывали (в прямом смысле) Санкт-Петербург. Война была серьезная: по скромным подсчетам да нового тысячелетия дожила приблизительно треть криминальных авторитетов. Вот эти "цари горы" и отстроили в Моршанске неприступные замки. А вкупе с ними решили свой вопрос "комфортного и доступного жилья" некоторые представители местной власти, а так же руководство предприятий (как видно, творили все общее дело)…

Местные бандюганы кроме того что хорошо постреляли друг дружку, добились одного довольно специфического результата. А именно: в городе почти что нет приезжих с Кавказа и цыган. На моршанских базарах среди торгующих я встречал исключительно славянские лица. Метод, который применяли бандюки, общеизвестен: жесткое вытеснение инородцев. Шовинизм? Зато в городе почти что нет наркотиков! А потому Моршанск "полноценной" моделью России все же не назовешь…

Характерно, что число особняков в городе множилось по мере развала моршанских предприятий. Да, теперь топ-менеджеры уповают на неправильную политику правительства, на притеснение бизнеса, на неодинаковые для всех правила игры. А я скажу проще: хапать надо было меньше! Это не только Моршанска касается, естественно. Еще пару лет назад процветала местная табачная фабрика, лет пять назад славилась своими тканями Моршанская мануфактура, год назад успешно развивался завод "Химмаш". Теперь, мягко говоря, не развивается ни-че-го. Почему? Да, просто потому что в развитие производства, в модернизацию хозяева вкладывали, мягко говоря, несколько меньше, нежели в преумножение личных состояний.

И все явственней становится еще один моршанский контраст. Мимо города проходят шесть магистральных нитей газопровода, несущих "голубое золото" из Сибири в Европу. Газовики живут в поселке Молодежный, поселении, напоминающем Лазурное побережье Франции. Эдакое получается "государство в государстве", истинный, а не воображаемый "остров стабильности". Если кризис будет углубляться, труженики трубы окружат свой поселок глухой стеной, поставят по периметру охрану… так, от греха, на всякий пожарный. И я вот думаю: и почему это моршаникие "крутые" те, кто настроил особняков в разных частях города, не основали свой поселок, типа подмосковной "Рублевки" - вдали от трущеб? Жилось бы спокойнее!

Особая боль Моршанска - брошенный военный городок. В самом начале нового тысячелетия в Моршанске расформировали элитный авиационный полк. Имелся под городом хороший аэродром, на котором базировались истребители-перехватчики "МИГ-31", непревзойденное средство противовоздушной обороны. Типично наш, российский "облом": полк ликвидировали потому что самолеты… устарели. Выработали летный ресурс. В нормальной стране как: состарилась техника закупи новую, ведь это поддержка отечественному авиапрому! Наши правители решили по-своему: к черту авиацию! А что тогда не к черту? Ну, это не дело народонаселения, так сказать, интимный вопрос власть имущих…

А между тем в военном городке остались жить люди, отставные военные. Одна из двух моршанских семей, о которых мне хочется вам поведать, как раз них.

Марадудины

Не сказать, что военный городок запущен абсолютно. Все же бывшие "Дома офицерского состава", типовые пятиэтажки, смотрятся даже получше, нежели центр Моршанска. Как-никак авиация - элита армии, образец. Была… А вот штабные помещения, учебные корпуса и казармы - в запустении; мародерство и тлен охватили бывшие военные постройки в полной мере. Удивительно, что не сняли с постамента боевой самолет и не сдали его в металлолом! Или еще руки не дошли?..

… Дома я застал Любовь Петровну Марадудину. С ней были двое ее детей и четверо внуков. Да еще и бабушка, Татьяна Григорьевна. В России почему-то так складывается: из всех детей пожилых родителей способен приютить тот, кому теснее всех жить… Марадудины проживают в двух спаренных 2-комнатных квартирах. Вроде бы неплохо. Но надо ведь учесть что у них… десять (!!!) детей. Да, восемь из них "выпорхнули из гнезда". Живут в Мурманске, в Самаре, в Москве. В Моршанске остались только двое. Однако, если учесть, что у детей свои дети, получается, что семья Марадудиных и в двух квартирах ютится.

Отец семейства, Владимир Иванович, уже несколько месяцев дома не появляется. Он, как и многие мужики, отставные военные (и не только, конечно, военные), вынужден добывать деньги в столице. У Владимира Ивановича золотые руки, он мастер во многих отраслях. В данный момент он трудится на одном из московских заводов слесарем и одновременно сварщиком. Звонит часто: рад бы поехать домой - да хозяин уже четыре месяца не платит, уповает на "кризис". А как вернешься в семью без денег? Любовь Петровна уж просит супруга: "Наплюй на деньги - возвращайся, выкрутимся…" Муж отвечает: "Люба, ну, еще пару неделек потерплю, может расплатится хозяин-то…" Характерно, что та же история у одного из зятьев Марадудиных, мужа дочери, живущей с родителями (Светланы). Он в Питере прозябает, ожидая выплаты долга по зарплате от своего работодателя. А ведь Светлана недавно родила второго ребенка…

Пенсия старшего прапорщика мизерная, на нее не прожить. Вернется в Моршанск - и за 7 тысяч не найдет работы. В столице хозяин до кризиса платил втрое больше… В авиаполку Владимир Марадудин служил "кислородчиком", отвечал за сохранность жизней летчиков. В общий сложности он отдал армии двадцать два года. Факт, что до момента, пока у Марадудиных родился шестой ребенок, они жили в бараке, в районе города с характерным названием "Шанхай". Спасибо советский армии, ибо она хотя бы помогла выбраться многодетной семье из трущоб!

Такая же как у мужа пенсия и у Любови Петровны.; у нас за звание "мать-героиня" доплачивать не принято… Любовь Петровна не привыкла жаловаться; если она родила десятерых - значит, просто любит детей. Любовь Петровна говорит запросто: "Мне как бабушка в юности нагадала, что я выйду замуж за военного и у меня будет пять девочек и пять мальчиков, так и вышло… Ах, если бы воинскую часть не распустили! Городок наш был дружный, у кого какое горе случалось - деньги собирали, помогали. А сейчас никто никому не поможет в случае несчастья… Однако за другое обидно. Мы росли, молодыми были - ни в чем не нуждались. А детям, внукам сейчас тяжело. Чем они это заслужили?.."

Образовалась у Марадудиных задолженность по квартплате. Но сейчас как: или за квартиру платить - или еду покупать. И надолго такое - никто не знает…

Ширяевы

Вера Ивановна и Александр Алексеевич Ширяевы живут обособленно, на самолично основанном хуторе, который они называют "Полем". Это самое "Поле" всего-то в полукилометре от последнего городского дома, однако такое ощущение создается здесь, что ты в иной мир попал: пасется конь, коровка гуляет, кругом тишь, покой… По сравнению с Марадудиными Ширяевы давненько уже выбрали особый способ существования, в котором помощь сторонних сил, в частности, государственных структур, в жизни конкретной семьи не нужна. И никто с семьи не требует платить какие-то "задолженности"! Кроме, разве, платы за электроэнергию. "Поле" - некий принцип воли, независимости, и одновременно открытости.

У Ширяевых в прямом смысле слова получилось "государство в государстве": как только очередного своего ребенка они выдают замуж, на шлагбауме перед "полем" выставляется шуточная "стража", которая берет "пошлину" за проезд гостей.

Характерно, что пятеро родных детей Ширяевых не уехали из Моршанска, и все нашли себя. Как спутники вокруг планеты… Правда, сейчас у всех трудности. Старший сын Ширяевых Евгений - предприниматель, он лес на пилораме пилит. Так вот, сейчас заказов не стало, пилорама стоит. Другие их дети работают учителями, пожарным, шофером. И у всех зарплаты стали задерживать, сокращением грозят. И дети вновь "подтягиваются" к "Полю", на котором выросли, поближе к земле… Родители ведь начинали здесь как фермеры. А еще Ширяевы воспитывают приемных детей. За полтора десятилетия они "подняли" тринадцать сирот (хотя сами они утверждают, что неродных детей для них нет). В данный момент Ширяевы воспитывают троих. Да еще в придачу и двоих внуков… На "Поле" детский смех не умолкает и, будем надеяться, умолкнет нескоро!

Александр Алексеевич свою родословную ведет от казаков Степана Разина: его далекий предок три с половиной века назад осел на реке Цне, став одним из основателей Моршанска. Род Ширяевых героический: отец Александра Алексеевича в Гражданскую, Отечественную воевал. Сын Илья - ветеран Чеченской войны. Сам Александр Алексеевич без войн обошелся, но вот за сына здорово в свое время поволновался… Сам он работал сначала на Моршанской мануфактуре, потом на железной дороге. На фабрике трудилась и Вера Ивановна.

Один из зятьев Ширяевых, работник системы "Газпрома" (он аккурат обслуживает "нитку" газопровода) говорит: "Вы - последние русские люди на русской земле! К вам надо за бабло экскурсии возить, чтоб, значит, народ знал, что такое - русский человек!" Александр Алексеевич смеется в ответ: "Своих "олигархов" ко мне задаром привезешь! Не на экскурсию - в батраки, когда газ весь выкачаете…" У Ширяевых есть трактор, "Камаз", комбайн. Все старенькое, еще с "брежневских" времен. Но на ходу. Еще недавно все хотели сдать в металлолом, но теперь Александр Алексеевич настраивает свой токарный станок: наточит новых деталей, подремонтирует технику и вновь землю обрабатывать, хлеб растить. Земля - она не единожды Ширяевых выручала в голодные-то годы…

Несмотря ни на что Ширяевы свой Моршанск любят. Как не любить город, в котором электростанция появилась раньше, чем в Москве, а в свое время было четыре театра! А какой красивы собор в Моршанске! Его из любой точки города видать, даже с "Поля". Когда большевики к власти пришли, Моршанск сильно сопротивлялся новому порядку. Именно под Моршанском Красная армия впервые применила химическое оружие против участников антоновского мятежа… И несколько десятилетий после подавления восстания из человеческих душ "моршанских торгашей" выжигали "дух воли". А потому теперь бессмысленно спрашивать: "Где справедливость-то?.." Ее, эту справедливость, вместе с гордостью ссожрали…

Пусть семьи Марадудиных и Ширяевых разные. Но держатся они на одной, вечной и благотворной силе: любви. Теперь, в конце репортажа, возможно и глуповато говорить об этом. В своем довольно сбивчивом рассказе о двух семьях из Моршанска я не стал концентрировать внимание уважаемого читателя на особой атмосфере, которая царит в этих "ячейках общества". Сейчас понял, почему промолчал: любовь в семьях моих героев - это воздух, который настолько естественен, что беспокойство вызывает лишь его недостаток.

Простая русская женщина

…Началось все с того, что мы напрочь застряли в снегах. Ехали мы в село Карели, чтобы посетить родник с чудотворной водой. Очень нам его рекомендовали знающие люди. Они говорили: "В Карелях храм никогда не закрывался, а уж на источнике такая благодать!.. Да, вам все расскажут. Храм там всегда открыт, вы только придете, вам все расскажут и покажут…"

Храм в Карелях был закрыт. Даже на воротах, загораживающих вход на храмовую территорию, висел солидный замок. Поспрашивали местных - и узнали, как проехать к источнику. Но и здесь не задалось: деревенская улица упиралась в сугроб, а дальше простиралось заснеженное, девственное поле… И ни тропинки, ни стежки… Что же… надо "рвать когти" обратно. Проехали домов десять - смотрю: идет мальчик. В руке у него пластмассовая канистра. С водой. Тормознули, спросили: не из чудотворного ли родника? Мальчик дружелюбно рассказал, что да, оттуда. Его семья пет воду только из него. Туда существует обходная тропинка, но, если по ней идти, мы потратим часа два - на дорогу туда и обратно. Лень, однако…

Мальчик предложил поделиться своей водой. Так, задаром. Я, естественно, спросил, а велика ли его семья? Парень (зовут его Мишкой) сказал: "Да, не очень… два брата и сестра. Младшему, Егорке, полгодика всего, на родниковой воде ему кашку варим…" Улица сельская длинная (она называется смешно: Качурка), канистра тяжелая… предложили парню подвести до его дома. Так я познакомился с семей Карцовых.

Бывают же такие приветливые люди! Живут, мягко говоря, небогато, семья немаленькая… а принимают чужих людей, искренне им рады. Узнав, что мы подвезли ее сына, Любовь Ивановна предложила попить чаю на родниковой воде. Мы отнекивались, но добрая русская женщина буквально за руки притянула на кухню, за стол. Сказала: "Вам еще назад возвращаться. Не дело не солоно хлебавши ехать!" Слово за слово, и узнал я об удивительной и трагической судьбе Любови Карцовой.

У Любови Ивановны семеро детей. Старшему, Игорю, 25 лет, он в Моршанске живет и работает, у него уже своя семья, ребенок. Аня и Лена тоже взрослые (им 20 и 21 год). Аня сейчас на заработках в Москве, она продавец в супермаркете. Лена в Моршанске, работает официанткой. Свете 16 лет, Мише - 12, Димке - 5 лет и маленькому Егорке, как уже говорилось, полгодика. В прошлом году случилась трагедия: когда Любовь Ивановна еще беременной была скончался ее муж, Григорий Иванович. Сгорел от рака - всего-то за два месяца. А ведь ему еще и сорока лет не было… Потихонечку семья выправляется от шока, налаживает жизнь. Помогла районная администрация: провела в дом Карцовых газ, дала субсидию. Газ обошелся - ни много ни мало - в 60 тысяч рублей! Факт, что Карцовы - последняя семья, которая удостоилась такой благодати. Программа помощи многодетным семьям теперь закрыта…

Дети… В жизни Любови Ивановны, они, конечно - все. Пока жив был муж, они могла себе позволить не работать. Трудилась только по дому и на семейном огороде. Теперь нужны деньги. Хотя бы какие-то. В селе Карели царствует безработица. Женщине здесь найти работу нереально. Однако и здесь власть помогла: Любовь Ивановну взяли в сельскую школу, техничкой. Учитывая пенсию по потере кормильца, получается хотя бы какой-то семейный бюджет. Жизнь продолжается! Хотя она так непросто складывается…

Люба Карцова замуж вышла рано. Муж, простой шофер, хороший был мужик. Трудились честно, на совесть (тогда Люба еще в колхозе работала), пока не настала Перестройка. Муж, чтобы побольше денег заработать, ушел в "дальнобойщики". Ну, а дальше… в общем, чтобы не говорить долго, стал муж главным бандитским авторитетом в районе. Даже прозвище получил криминальное: Полида.

Из семьи ушел. Поговаривают, в городе Моршанске он стал "смотрящим" от "тамбовской" преступной группировки. Построил трехэтажный особняк в городе, в общем, зажил на широкую ногу. Участвовал в захвате "тамбовскими" Питера. За что и пострадал: расстреляли Полиду… Как и две трети моршанских бандюков…

До Карелей известия о "подвигах" Полиды доходили отрывочно. Любовь Ивановна как жила в стареньком доме, так и живет поныне. К тому же у Любови Ивановны появился второй муж. Она от него родила трех девочек. Вроде и нормальный был парень, но, когда родилась третья девочка, из семьи он сбежал. Нашел другую женщину, помоложе… Но счастье нашлось и в жизни Любови Ивановны: третий ее муж, Григорий Михайлович Сычев, был человек во всех смыслах золотой. И работящий, и детей любящий, и семейные ценности ставивший выше всего на свете. Ему Любовь Ивановна подарила трех сыновей. Жаль, младшего, Егорку, муж так и не увидел… Представьте: скоротечная смертельная болезнь мужа, малые дети, Любовь Ивановна беременна, а между тем ей уже 48 лет… Любовь Ивановна говорит про те времена так:

- Конечно, когда Гриша умер, я запаниковала. Я даже подумывала дите в роддоме оставить. Денег-то нету, в доме хлеба не хватает… Но старшая дочь, Аня, сказала: "Мама, ни за что! Ему суждено родиться - так пусть в родной семье растет. Я помогу!" Она каждый месяц деньги присылает. Уж не знаю, как она там, в Москве, живет, сколько зарабатывает. Но суммы шлет приличные (для нашего села). Коляску вот купила она хорошую… У второй-то дочери зарплата мизерная ей бы самой кто помог... А сын старший не помогает, у него свой жизнь. Короче, старшая дочь убедила: родила - значит надо поднимать!

Все-таки трагедия переживается легче, когда есть опыт. Второй-то муж бросил семью, когда на руках у Любови Ивановны было четверо маленьких детей. Тогда помогали родные тетки, их у Любови Ивановны было три. Теперь, когда теток она схоронила, вроде бы и помогать некому. Село Карели считается зажиточным: многие здесь скотину держат, большие огороды возделывают. Но время сейчас какое-то обособленное пошло, каждый только о своем личном благополучии заботится… Еще относительно недавно улица Кочурка жила дружно, все друг другу помогали. А теперь… Если бы старшая дочь на ноги не встала, не посылала бы денег на родину, может, Любовь Ивановна и совершила бы грех, бросила младенца… Но этого "если бы" все же не случилось, а о предположениях говорить некорректно.

Любовь Ивановна - такой человек, который не ходит с протянутой рукой и не просит. Натура у нее гордая, Было время, Света и Лена из школы приходили в слезах: какой-нибудь малолетний негодяй обзывал их "побирушками", "нищеблудами". Дети Любови Ивановны никогда не побирались и ни разу ни у кого ничего не просили. Не так они воспитаны! Ну, приходилось Любови Ивановне в школу ходить, разбираться с обидчиками "по-свойски"… Теперь помалкивают. Впрочем, кризис настолько ударил по селу, что сейчас большинство семей в Карелях живут на уровне элементарного выживания. Нужда уравняла многих…

В сущности Любовь Карцова - обыкновенная русская женщина. Да, для современной России семеро детей - умопомрачительно много. Но еще полстолетия назад "семеро по лавкам" - это была для деревни норма. А как же вдовы, миллионы женщин, не дождавшихся с войн своих любезных мужей и поднимавших детишек в одиночку? Если откровенно, при тогдашнем "социализме" государство не шибко-то подсобляло многодетным… А сейчас как минимум газ в дом провели, помогли на работу устроиться…

А все же мне немного обидно. Патриарх Алексий (царство ему небесное!) награждал экс-жену Романа Абрамовича, мать пятерых детей. Говорил теплые слова о материнском подвиге, без сомнения, достойной женщины. А сколько Роман Аркадьевич дал своей семье "откупных"? Небось, "материнский подвиг" исполняет батальон нянечек, гувернанток и у кухарок!

А сколько их, русских женщин, вынуждены едва сводить концы с концами, а вечером, ложась спать (после того как убаюкают малышню) думать мучительно: "Господи, чем мне завтра-то их кормить?…"

Любовь Ивановна не жалуется на свою жизнь. Да, с тремя мужьями у нее получилось неважно. Но ведь были годы счастья и с ними! А каких прекрасных детей она произвела на свет Божий! Она ведь рожала потому что любит детей; может, и вдвое больше бы родила, если бы не судьба… Любовь Ивановна говорит:

- И поросята, и корова у нас были. Как малыш родился, пришлось сократить домашнее стадо, трудно за скотиной ходить с малышом… Зачастую и давление зашкаливает, и с ног валишься. Но с детьми - весело, скучать не приходится. Уныние грех, я это знаю. А дети не позволят унывать! Смотрю на Егорку: неужто такое могло случиться, что я от него отказалась бы?.. Да ни за что!

Последняя коммуна

- ...Тут поднимали у нас на собрании вопрос: переименовать хозяйство. Такое началось!.. Люди наши говорили, что лучше все пропадом пропадет, чем отказаться от имени Ленина. Я и сама костьми лягу... мы уважаем его!

...А в музее холодно. Мария Николаевна водит меня по трем его комнаткам и неспешно рассказывает про былое. В основном, в радостных красках, но пар, выдыхаемый ею при каждом слове, как-то отвлекает от мыслей о «золотом веке», который некогда пережило село Ленинское. С другой стороны, нужно ли тратить «куб» дров для того лишь, чтобы показать музей истории Коммуны Ленина всего лишь одному человеку, то есть, мне?

Нет, не стоит. Конечно, при -5°С в помещении не слишком удобно, но зато рассказать можно более сжато, концентрировано. Что у Марии Николаевны Желудковой получилось блестяще. Все-таки, мой гид полвека проработал учителем истории, и, кстати, я долго не мог поверить, что Мария Николаевна 20-го года рождения (выглядит гораздо моложе). А это означает, что она помнит тех самых, первых коммунаров приехавших в Тамбовскую глубинку из далекой Америки.

Среди «американцев», правда, преобладали такие национальности, как украинцы, белорусы, поляки, русские: еще в конце XIX века они отправились за океан искать лучшей доли. У «американцев» и фамилии были соответствующие: Табала, Брицко, Григоренко, Пшенко, Житомирские (замечательная была еврейская семья), Лапские, Августин.

Уж если мы обратились к истории Коммуны Ленина, давайте все-таки начнем с самого начала. Главным событием, послужившим толчком к образованию коммуны, явилась Октябрьская революция. Около 17-го года под городом Нью-Йорк (тем самым, американским) уже собрались люди пожелавшие жить при коммунизме. К тому же, в Нью-Йорке сформировалось «Общество технической помощи России», - спонсорская организация, занимающаяся сбором денег в пользу построения коммунизма в отдельно взятой стране. У будущих коммунаров заранее, еще в Америке, были распределены обязанности, и даже выбран председатель коммуны - Карп Григорьевич Богданов. Дело было только за решением Совнаркома. Говорят, сам Ленин на просьбу коммунаров предоставить в России землю дал положительный ответ. С оговоркой, правда: «Только, у нас страшная разруха: все, что вам необходимо, захватывайте с собой...»

Первые 65 коммунаров приехали сюда в апреле 22-го. Потом прибыло еще несколько «партий», в частности, из Австралии. Приезжали целыми семьями. И не всегда, кстати, из идеологических соображений: в частности, Иван Григорьевич Брицко хотел, чтобы его дети получили приличное образование; там, в Америке он работал на ткацкой фабрике и накопить денег на колледж тогда не представлялось возможным.

И жизнь «закрутилась». Коммуна изначально называлась «Ирской», по названию расположенного неподалеку села Ира и одноименной речки. Строились на территории бывшей усадьбы княгини Оболенской, прямо в господском парке. Первые два дома перевезли из разгромленного незадолго до этого Оржевского монастыря. Те времена не стоит судить: наверное, и в нравах духовенства, и в вообще в человеческих головах было что-то такое, что в последствии привело и к разладу в душах, и к разброду в стране. У коммунаров-то как раз в головах царила вполне светлая идея свободы, равенства и братства (собственно, эти же идеи привносили в мир пророки самых разных религий). И порядок в головах отражался на коммунальном хозяйстве.

Семья Марии Николаевны приехала сюда в 28-м, из села Пересыпкино. Отец ее был хорошим шорником, а в Коммуне к тому времени организовался небольшой конный завод, производящий породистых рысаков. Вообще, коммунары к тому времени сделали много. Они высадили замечательный яблоневый сад, до сих пор приносящий плоды, построили еще несколько домов в усадьбенном парке, на средства «Общества технической помощи» купили четыре трактора, которые оказались самыми первыми на Тамбовщине. Были построены ферма, электростанция, школа:

- ...Зарплаты не получали, но она и не нужна была. Мы питались в общественной столовой, да так, как сегодня мы уже не едим: пища была и разнообразная, и сытная. И тогда мы очень верили в идеи! Отработали - идем в парк, в клуб, у нас были свои струнный и духовой оркестры (я еще играла на балалайке-альтовке, когда девочкой была). Был у нас свой ипподром, и породистых лошадей в Москву возили, на бега. А еще вывели у нас особенную породу коров: «краснотамбовскую». Когда к нам радио провели, первую «тарелку» повесили... в коровник. Коммунары считали, что от этого коровы будут молока давать больше. Вообще, чистота в коровниках была удивительная...

Реконструировали старую, барскую мельницу, которая до сих пор способна намолачивать десять тонн муки за тонну. К слову сказать, все из перечисленных коммунарских достижений существует и поныне (за исключением ипподрома). В домах коммунаров до сих пор живут, хлеб выпекают «коммунарской» печи; и школа, и Дом культуры - все это то самое, старое.

Строили на века. В Коммуне Ленина (имя вождя Ирская коммуна получила после его смерти, в 24-м году), особенно сумел проявить свой талант удивительный человек, итальянец по национальности, Джованни Фанфарони. Он был в числе тех, первых 65-ти коммунаров и, кстати, привез он с собой четверых своих детей. Все архитектурные сооружения строились по его проектам и под его руководством. Люди его любили и называли запросто «Ваней». А дальше...

- Карп Григорьевич у нас был орденоносец, - продолжает Мария Николаевна, - И вот в 38-м году его вызвали в Москву. Мы думали, для хорошего, а там у него орден Ленина отобрали... тогда было такое положение, что орденоносцев не могли засудить. Когда он вернулся, сразу выступил на собрании: «Мы, товарищи это хозяйство своей кровью создавали, с гвоздя и доски, и я прошу: сохраните все...» На следующий день за ним приехали... Всего у нас тогда из первых коммунаров забрали 26 человек. Мы не знали, куда - да и не принято было спрашивать, но прекрасно знали, чей это был навет. А после войны выяснилось, что все они были расстреляны... (расстреляли и Ивана Брицко, который приехал в Россию ради образования детей - Г.М.) Пришла директива: «Коммуну переименовать в колхоз!» Что делать, переименовали... С 42-го года и по 69-й председателем у нас был Фокин Павел Николаевич, воспитанник детдома, инвалид, зоотехник. Человек необыкновенной честности, из колхоза себе даже яблочка единого не взял! Ну, а потом у нас разлад начался, не везло нам с председателями, ну, разве вот, братья Конновы в последние годы сумели что-то поправить...

...Есть среди людей особенный разряд «носителей». На примере Ленинского я убедился в том, что людей, обладающих свойством сохранять знания, не так уж и много. Мария Николаевна, несомненно, относится к таковым. Хоть она и не является прямым потомком первых коммунаров, но горькая истина, открытая мною, заключается в том, что дети и внуки коммунаров даже не стремились запомнить то, что видели или слышали когда-то. Никто из настоящих потомков коммунаров не смог и слова рассказать о своих дедах, типичный ответ: «Я маленькой тогда была, не помню...» Если бы не старая учительница Мария Николаевна Желудкова - все было бы забыто напрочь!

Побывал я к примеру, в семье Валентины Кох, которая, кстати, проживает в одном из коммунарских домов (возможно, в те времена добротные двухэтажные здания с голландскими печками и теплыми подвалами и считались шиком, но сейчас это жилье смотрится, как настоящая трущоба). Несмотря на то, что Валентине нет еще и 30-ти, она имеет аж пятерых детей. Рожали с мужем Сергеем сознательно: ждали девочку, первые же четверо - пацаны. Муж работает в колхозе трактористом, заработок небольшой, шансов обрести новое жилье немного. Мне интересно было узнать, откуда у Валентины такая фамилия, указывающая на «коммунарское» происхождения (фамилию мужа, Сергеева, она не взяла). Она знает, что отец ее, Виктор Андреевич Кох, был колхозником, а вот что было перед этим.... «Кто ж его знает...»

Историческую часть закончим следующим замечанием. Мало, кто задумывался о том, почему американский коммунаров поселили именно здесь, на Тамбовщине. Думаю, немалую роль сыграл тот факт, что в этих краях, а именно в Кирсановском уезде, в 20-м году произошли крестьянские волнения, которые возглавил Антонов (нарицательное имя «тамбовский волк» родилось здесь). Крестьянское восстание против политики продразверстки было жестоко подавлено, причем, громадное количество жертв наблюдалось с обеих сторон. Сейчас антоновщину рассматривают, как вполне обоснованное сопротивление крестьян насилию сверху, но как мне рассказала Мария Николаевна, в их селе (а уж она-то это знает из первых рук!) именно антоновцы прославились неимоверной жестокостью, в то время как Красную армию принимали, как освободителей. Кстати, мало, кто знает, что при ликвидации антоновщины весьма неплохо проявил себя молодой командир эскадрона Георгий Жуков. Для уничтожения банд часто применяли отравляющие вещества; уличенных в сотрудничестве с Антоновым расстреливали и вешали.

Коммуна организовалась как раз на том месте, где особенно нещадно прокатилось колесо войны. Практически, коммунары приехали на пепелище... Ну, а теперь время шагнуть в сегодняшний день Коммуны Ленина.

Теперь хозяйство называется: «Сельскохозяйственный производственный кооператив имени Ленина». Предприятие считается одним из лучших в районе, и, что большая редкость для нашего времени, оно рентабельно. Уважение традиций играет здесь не последнюю роль. Если в окружающих колхозах волна переименований смела все старое («Им. Свердлова» поменяли на «Ниву», «Страну советов» - на «Мариинский», «Им. 18 партсъезда» - на «Дружбу»), то здесь за имя Ленина решили зацепиться твердо, и по всеобщему согласию. В конце концов, неважно, как ты именуешься, лишь бы урожай богатый был.

…Пока не улегся спать председателев сын, второклассник Миша, я торопился задать ему вопрос, который у меня давненько «вертелся» на языке. Конечно, я понимаю, что старшее поколение знает о Ленине много, но вот, что дети, потомки коммунаров, знают про наше отдаленно прошлое, хотелось бы прояснить. Начал я издалека:

- Михаил, кем будешь, когда вырастешь?

- А вот, как он, - показывает на отца, - председателем.

- Справишься?

- Там видно будет...

- Кооператив, в котором начальником твой папа, носит имя Ленина. А кто это такой?

- Мы еще не проходили... хотя... писатель! А кто же еще... поэт? О, президент!

- А что он писал?

- Стихи. Щас, принесу! - Убежал в соседнюю комнату. Шорохи, стук, что-то упало, приносит «Русскую речь», начинает лихорадочно перелистывать. - Чего-то, не найду... да, я наизусть помню: «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь...»

- Уверен, что это Ленин?

- Да!

Немногим позже мама, Вера Михайловна, принесла сыну толстую книгу, на которой под заголовком «Семья Ульяновых» красовался портрет маленького кучерявенького мальчика.

- Что же ты нас позоришь, сейчас будем прояснять, кто такой Ленин...

Мишка долго вертел книгу в руках, сопел, и, наконец, выдавил:

- Мам, а кто ее написал? Я не буду читать, пока не узнаю, кто!

Я потом осмотрел книгу. На титульном листе действительно не значилось имя автора. И я вспомнил, что во времена моего детства такой литературы было завались, но, кажется, никто ее не читал. А в макулатуру сдавать боялись - по известным причинам.

Назавтра я решил идти в Ленинскую школу, чтобы получить более вразумительные ответы на вопрос: «Кто такой Ленин?» Для опроса выбрал 7-й класс: уж подростки-то должны знать! Результат был ошеломляющий:

- Это был главный человек. Которого все любили...

- Он лежит в мавзолее...

- В белых тапочках!

- В Москву скоро поеду там узнаю!..

- Он возглавлял революцию!

- Правильно. Какую?

- Эту... Девятьсот пятого года.

- Нет, неправда, он был председателем коммуны Ленина. Нашей.

- Точно, здесь Ленин правил, поэтому, поэтому и назвали коммуну именем его!

...Не раз замечено, что характер населения легко увидеть по тому, как люди содержат кладбище. И я решил пройти на Ленинский погост, чтобы найти могилы легендарных коммунаров.

«Коммунарских» могил немного: их красные звезды терялись среди преобладающих крестов. Состояние их было неважнецким и надписи с трудом читались. Самым примечательным здесь был памятник, поставленный, как говорят, самим Джованни Фанфарони своему сыну. На постаменте, под звездой, значилось: «Фанфарони Энзи Иванович. 1913-1950. Больше четырнадцати лет страдал от болезни сердца, но всегда активный, аккуратный и до конца преданный труженик...» После того я еще долго бродил по кладбищу, пытаясь найти могилу самого Джованни. Не нашел. Наверное, его (достоверно, что в 38-м его не репрессировали) уже некому было достойно похоронить. Самые свежие могилы были с крестами, по всем православным канонам.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Тамбовская обл.