Язык фотографии, 1

К сожалению, я не знаю, кто автор этой фотографии и только могу предложить, что она сделана в Индии, возможно, англичанином. Ребенок - худющий, в жалких обмотках - похож на брошенного щенка. Равнодушие проходящих мимо людей подчеркивает обыденность ситуации. Я переживаю ОБЫДЕННОСТЬ СТРАДАНИЯ маленького человека. Этично ли поступал фотограф? Если на фотографии действительно Индия (как я понимаю, первой половины прошлого века), значит, и фотограф, и люди, попавшие в кадр, мыслят "кастово". Для них ребенок из низшей касты не совсем человек. Вспомните относительно новый голливудский фильм "Миллионер из трущоб", в котором в Мумбаи индуисты безнаказанно убивают мусульман. Там не кастовые противоречия (в кастовом обществе нет противоречий, там царит жестокий порядок), а межрелигиозная война!

Возьмите все современные войны (Ирак, Афганистан, Ближний Восток): они РЕЛИГИОЗНЫЕ. Военные фотографы, освещающие эти конфликты, волей-неволей вовлечены в перипетии этих ДУХОВНЫХ (выливающихся в кровопролитие) столкновений.

Мальчик на вышеприведенной фотографии с точки зрения мусульманина и христианина нуждается в помощи. Фотография говорит о том, что мир, в котором мальчик страдает, помощи ему не даст. Так ли? Мы этого скорее всего не узнаем, ибо фотография вырвала из контекста фрагмент жизни, дав нам реальный факт. Что бы сделал Иисус, увидев этого ребенка?.. Мне лично хотелось бы узнать дальнейшую историю этого ребенка; возможно, он был спасен. То есть, если бы фотография была не одна, за ней бы последовала серия, можно было бы узнать гораздо больше о маленьком страдающем человеке. Так как изображение наличествует в единственном экземпляре, мне остается только будить свое воображение.

Как это не удивительно, применительно к фотографии мы еще коснемся личности Иисуса Христа. Пока же вернемся к теме "Вавилонской башни".

Фотография (не конкретное фотоизображение, а фотография как вид деятельности) сама есть в значительной мере контекст. Я бы сказал, фотографические изображения, миллиарды и биллионы фотографий, - материал для строительства Вавилонской башни. Напомню: Вавилонская башня - ветхозаветный миф. Потомок Хана правитель Нимрод основал Вавилон, очень скоро ставший богатейшим городом Мира. Нимрода и его сыновей обуяла гордыня, они стали мечтать о создании Всемирного Государства, дабы человечество в мире и благодати жило под чутким наблюдением Больших Братьев. Символом величия Вавилона должна стать башня, достигающая Небес. Собрались лучшие умы, самые умелые мастера, применены были самые передовые на то время технологии. Бог не потерпел человеческой наглости; он наказал людей, лишив единого языка. Люди перестали понимать друг друга, работа разладилась, и в конце концов башня развалилась. Начались нескончаемые войны.

У мифа о Вавилонской башне есть подоплека: техническое совершенство имеет обратную сторону, деструктивную. Развитие технологического процесса (в любой области человеческой деятельности) ведет к тому, что лица, владеющие технологией, дистанцируются от "непосвященных" и начинают считать себя "высшей кастой". Посмотрите на владельцев последних "никоновских" или "кеноновских" шедевров фототехники: большинство из них ходят с поднятыми вверх носами и глядят на владельцев зеркалок любительского класса как вожатые в пионерлагере на провинившихся засранцев.

Как-то в городке Тихвин я общался с мужчиной, которого представили как "главного звонаря храма Христа Спасителя". У меня была обычная цифромыльница, у звонаря - профессиональный "Никон" последней модели и светосильная оптика к нему. Когда звонарь вынимал из кофра свои сокровища, он глядел на меня с явным сожалением. Испытывал ли я комплекс неполноценности? Возможно... По крайней мере, униженным я себя не чувствовал. Сейчас богатые люди могут купить себе самые навороченные "гаджеты"; вон, президент России - и тот снимает Лейками последней модели. Что уж тут говорить о звонаре? Видели "фотки" Дмитрия Медведева? На его официальном сайте они висят. Вид тобольского кремля за подписью Медведева продали на аукциона на 51 000 000 рублей... Ну, и что? Рано или поздно он уйдет с политической арены. И сколько будет тогда стоить самая дорогая "фотка" в истории русской фотографии? И что-то мне подсказывает, что Дмитрий Анатольевич только на кнопку нажимал - все остальное за него делали именно профессионалы. Те самые, что глядят на "чайников" как пионервожатые...

Кстати: Сеть - затея полезное. Порыскал сейчас - и нешел личную страничку звонаря. Зовут его Игорь Васильевич Коновалов, и его фотоработы Вы можете посмотреть здесь: http://svet.zvon.ru/index.php. Сам я комментировать фотографии звонаря не буду. Скажу только, и президент Медведев, и звонарь Коновалов все же относятся к разряду фотолюбителей. И ничего плохого в слове "любитель" не ищите! Поговорим о "касте" профессионалов.

Итак, констатирую: профессионалы от фотографии создали субкультуру и в определенной степени самоизолировались от массы "чайников". И это только первый слой проблемы. Армия фотолюбителей с придыханием произносит: "Ах, профессиональное фото!.." Человек, увлекшийся фотографией, чувствует себя незащищенным малышом, ему нужна опора, поводырь, маяк. Да, на каком-нибудь фотосайте можно сыграть в "эксперта" высказать пару умных мыслей. Но есть неудовлетворенность от своих, личных фотографических опытов, а сомнения может рассудить только Профи. Так возникают фотошколы, где люди играют в "пастыря и паству", в "фотосессии" и "портфолио". "Как же без школы?" - спросите вы. Нет творческих занятий без преемственности!

Творческих? Много ли творчества в фэшн-, рекламной, свадебной фотографиях? Представители этих уважаемых ремесленных цехов будут обижены моим категоричным утверждением; и в их труде хватает креатива. Согласен, творить можно везде - все зависит от того, как человек относится к делу, которым он занимается. Хочется тем не менее спросить: "А покажите, господа модные фотографы, свадебные мастера, рекламисты, папарацци, - свои выдающиеся фотопроизведения! Дайте насладиться вашим искусством..." Я вижу штампы, штампы, штампы... а в придачу и клише. Таким же клонированием сюжетов зачастую грешат и фотожурналисты. По счастью, фотожурналистика имеет "мировой метроном", конкурс Уорлдпрессфото (http://www.worldpressphoto.org/). Жюри, как правило собираемое из ПРОФЕССИОНАЛОВ, отметает штампы и старается находить авторов со свежими подходами к темам (темы-то как раз ограничены скупым "мейнстримовским" набором). Получается ли у них отделить зерна от плевел? Пока что, как уже мною было замечено ранее, у них получается рисовать картины Дантова ада. Или, как минимум, Апокалипсиса. Многим не нравятся результаты конкурса... Однако факт, что звание "призера "Уорлд-пресс-фото" приравнивается к "обладателю Оскара" в кинематографе. Хотя, далеко не все "оскароносные" фильмы сохраняют свою ценность через десятилетие после триумфа. Так же как и большинство отмеченных жюри фотографий мало кто помнит уже через год.

Содержание третьего слоя, который я проглядываю в проблеме "фотографической Вавилонской башни", иллюстрирует следующий факт: в каждом "фотографическом" цеху сформировался свой язык. Не сленг профессионалов (который без сомнения есть), но именно язык фотографических произведений. Стилистика "модных" фотографий не похожа на стиль рекламного креатива. Хотя зачастую в кадре работают одни и те же модели. Фотограф кинематографической индустрии работает совсем не так, как пашет (в хорошем смысле) фотограф-путешественник. Фотография стала к тому же делиться на "студийную" и "уличную", "военную" и "паркетную" (официозную). Здесь строгого деления на "цеха" нет, однако, техническое оснащение фотографов "разных задач" разнится кардинально. Универсалов все меньше, число узких специалистов возрастает. Хотя, подавляющее большинство снимающих хотят, чтобы их называли только "фотохудожниками".

Не могу сказать, что в мире профессиональной фотографии царит неприязнь (не только между разными "цехами", но и между фотографами одного формата), но фотографы конкурируют между собой ради того, чтобы получить денежный заказ. Одиночкам помогают агентства, причем, и среди фотоагентств есть специализация.

Четвертый слой рассматриваемой мною проблемы лежит в плоскости художественной. О "художественной задаче" говорить надо осторожно, ведь здесь в оценку включаются наши личные вкусы. Бывает, фотография, которая по разумению автора без сомнения, высокохудожественна, по мнению ряда экспертов - полная пустышка. И все равно не могу не сказать нескольких слов об авторском стиле. В фотографии индивидуальный стиль (в любом виде фотографической деятельности) - редкость. Такова особенность всех технических искусств: авторы ограничены возможностями техники.

Очень мало авторов, чье имя можно угадать по одной-двум его фотоработам.

Вот один из этих авторов, каждая из фотографий которого - целая история человека:

Это фотографии Игоря Гневашева, между прочим, кинематографического фотографа. В своей книге "Фотография: документ и образ" Анри Вартанов (5,268) рассуждает:

"...многие наши авторы - например Игорь Гневашев, - подошли к пределу подлинности, за которым кончается всякое творчество и начинается собственно жизнь. В этом, видимо, великий парадокс всякого искусства: то, что вчера казалось верхом возможного реализма, сегодня уже производит впечатление условности".

Есть еще и пятый слой "Вавилонской башни" (семантический), и шестой (социальный), и седьмой (гендерный) и... на самом деле можно придумать десятки "слоев", и в каждом находится что-то сокровенное, чрезвычайно важное. О слоях писать можно долго, но я лучше сформулирую суть: когда говорят: "фотография...", каждый подразумевает что-то свое. В большинстве случаев, фотография разделена на области практического применения. Как таковая, "фотография" - лишь средство для достижения определенных данным фотографом цели.

Посмею сравнить фотографию с топором. Эдаким грубым инструментом можно строить храмы, рубить мясо, валить деревья, убивать, бриться... Таков и фотоаппарат. При помощи этого прибора можно снимать жесткое порно, утренний туман, жизнь насекомых, далекие звезды, милые нам лица. В общем, средство одно - области приложения разнятся. Так же как и мы по-разному воспринимаем и понимаем фотографические изображения.

Взять военную фотографию. Уолтер Лива в статье "Язык фотографии" пишет: "...Пока существуют такие страны, как США, где государство подписывает с органами печати протоколы о том, как должна подаваться информация, и где во время Иракской войны даже появился такой термин, как "embedded" (операторы в рядах вооруженных сил) - новости и фотография будут считаться военными инструментами".

И все же: почему я посмел сравнить фотографию с "Вавилонской башней"? Да потому что человечество уже находится в состоянии войны! "Башня" рушится. Надежды на то, что фотография станет "визуальным эсперанто", рушатся. То, что считается красивым в Западной культуре, исламский мир может счесть оскорблением. Христианин обязан предать жанр "ню" остракизму. Буддист страдает, когда видит изображение убиваемого животного. Все против всех. Война идет в наших в сердцах, а поле битвы - наши души.

О понимании

Есть ряд тем, в которых мы питаемся предубеждениями. Казалось бы: что может быть понятнее "прямого", реалистического фотографического изображения? На самом деле это далеко не так.

Анри Вартанов в книге "От фото до видео" (6,8) пишет: "...фотографическое изображение, которое мы считаем копией действительности, все же нуждается в расшифровке. И процесс этот довольно непростой, требующий от человека определенной подготовки. Любопытно в этом плане признание Георгия Товстоногова: "Помню, - писал он, - как моя няня, никогда в жизни не видевшая ни одного фильма, не умела, - понимаете, не умела! - "прочесть" фотографию. Она старательно вглядывалась в нее, но, кроме мешанины черных и белых пятен, она ничего не могла увидеть. Сегодняшний зритель, и в этом, несомненно, есть заслуга экранного искусства, легко и спокойно прочитывает те условности, от которых вчера ему еще становилось не по себе".

Фотографии - еще довольно доброжелательная сторона нашего визуального окружения. Как шарахались люди при просмотре симатографического произведения братьев Люмьер "Прибытия поезда"! Сегодняшний зритель восхищен псевдообъемным миром "Аватара" Кемерона и прочих стереофильмов... надолго ли? Думаю, пройдет немного времени, и придумают еще одно техническое новшество. И еще, еще...

В сущности, фотографическое изображение - лишь один из типов изображений, коих на самом деле немало. Читаем в книге Рудольфа Арнхейма "Искусство и визуальное восприятие":

"Требуется определенная тренировка и опыт для восприятия картины, которая содержит огромное число реалистических деталей, но не раскрывает ясно характерные перцептивные особенности целого. Юнг рассказывает одну историю об африканских туземцах, которые не могли понять показанную им фотографию, взятую из журнала, до тех пор, пока один из них, прослеживая пальцами очертание, не воскликнул: "Так это белый человек!"

Как видите, Арнхейм не подчеркивает различия между "фотографией" и "картиной". Ключи к различению образа в данном случае одни и те же, восприятие картины и фотографии подчинено единым законам. Именно восприятие (психологический механизм) но не понимание. Понятное дело, что для начала надо разобраться в законах человеческого восприятия. До понимания нужно ползти долго - как улитке к вершине Фудзи.

Отвлекусь в сторону. В книге И.Я. Бурау "Загадки мира слов" (между прочим, детской - я ее читал на ночь ребенку) рассказывается о том, что Р.Фурдуй и Ю.Швайк в работе "Прелесть тайны" выдвинули довольно смелую гипотезу: Бог - это состояние человека; это Отец, объясняющий ребенку, как вести себя в мире, в который он только вступил. Отыскать "состояние Бога" в самом себе легче, нежели снаружи. Есть язык народный, есть международные языки, но все они состоят из индивидуальных языков каждого индивидуума. Для всякого открыт прямой канал общения с Космосом, с Богом, и этот канал есть "проводник" к формообразованию.

К фотографии эта весьма экстравагантная гипотеза имеет непосредственное отношение. Нас никто не учит "читать" фотографии, мы их воспринимаем "запросто", без навязанных сверху ПРАВИЛ. И значит, у каждого из нас свой "индивидуальный метод понимания фотографии". Фотография для нас - ПРЯМОЙ КАНАЛ ОБЩЕНИЯ с... Космосом. Литературу, музыку, изобразительное искусство мы волей-неволей учимся понимать в школе (отчасти также в семье, либо в кружках по интересам). Нас загружают "лекалами" и мы знаем, какие литература или живопись являются правильными. Все непонятное и необъяснимое учителя нас учат отметать как заразу.

Фотографию же мы постигаем всегда одинаково: через семейные фотокарточки. Изначально малыш с явным удовольствием учится узнавать себя на фотографиях. Он с любопытством и восторгом наблюдает себя как бы со стороны; дитя радуется, осознавая, что его образ, отражение путешествует по фотоальбому. Потом ребенок узнает на фотокарточках родных, друзей. И ни-ка-ких ПРАВИЛ! О том, что фотография может иметь какие-то там "композицию" и "гармонию", человек порой узнает только в зрелом возрасте. Или вообще не узнает никогда.

Я много раз наблюдал за маленькими детьми, делающими первые опыты в практической фотографии. Ребенок снимает цветок, насекомое, морду животного (пусть даже на мобильный телефон) и смотрит, как отснятое выглядит на дисплее. Маленький человечек уже учится понимать изображение. Сам понимать - без выдуманных взрослыми ПРАВИЛ! В Доме детского творчества, куда я вожу своего ребенка на занятия (не фотографические) стены увешаны фотографиями воспитанников детского фотоклуба. Я с удовольствием их изучаю (к счастью, экспозицию часто меняют). Даже несмотря на то, что с детьми в кружке занимается опытный преподаватель, дети меня радуют прежде всего тем, что обращают внимание на то, что взрослые люди обычно игнорируют: листочки в лужах, неожиданные отражения, фрагменты привычных объектов, оторванные от контекста, и от этого предстающие в совершенно новом свете.

Анализ именно детских фотографий позволяет вернуться к простой истине: фотография учит видеть реальный мир, вглядываться в детали. Фотографический снимок - лишь результат захватывающей деятельности, почти волшебного процесса. Именно потому я часто использую казенное определение "фотографическая деятельность", но не люблю слов "съемка" и "фотосессия".

Резюмирую: дети при помощи фотографии сами учатся понимать реальный мир и воспринимать изображения. При посредстве искусства (которое подразумевает не только "искусность", но и "искусственность", культивируемую педагогами) дети учатся творить по ПРАВИЛАМ. Читаем в научном сборнике "Красота и мозг" (26, 69):

"Искусство - мощное оружие для отделения "своих" от "чужих", и для сплочения "своих" с помощью групповых символов. Внушение порой заходит так далеко, что внутри группы воцаряются свои правила поведения, и это существенно влияет на ход культурной эволюции".

Вот он, момент истины! Одна фотография у разных людей может вызвать порой совершенно противоположные реакции - от восхищения до отторжения. Потому что социальные группы даже для восприятия фотографий выдумывают свои правила! Я имею в виду стереотипы рекламной, модной фотографии, фотожурналистики. Так в полной мере заявляет о себе западная (англо-саксонская) модель фотографической деятельности. Она не только доминирует, но и определяет границы возможного и должного в фотографии.

Цель искусства точно и ясно определил Лев Толстой (25, 32):

"...Вызвать в себе раз испытанное чувство, и вызвав его в себе, посредством движений, линий, звуков, образов, выраженных словами, передать это чувство так, чтобы другие испытали то же чувство, - в этом состоит деятельность искусства. Искусство есть деятельность человеческая, состоящая в том, что один человек сознательно известными внешними знаками передает другим испытываемые им чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их".

На первый план всегда выступает проблема понимания, которая зиждется на особенностях человеческого восприятия. Опять вернусь к простой мысли: какие фотографии меня искренне волнуют? Те, в которых содержится некое чувство, задевающая меня эмоция. Иногда - информация (напомню, "новой" информации не бывает). Во всяком случае, я не тону в океане фотографических изображений. Мне интересно "плавать" среди миллиардов фотографий, ибо это - моя стихия.

Труднее с "кодированием" фотографий, которые делаю я сам. Довольно часто я пребываю в плену своих не самых лучших (на мой взгляд) фотопроизведений, ибо нахожусь под воздействием тех чувств, которые испытывал в момент срабатывания затвора. Ну, не позволил мне уровень моего мастерства передать то восхищение моментом, которое я испытал в реальности, когда снимал! Тем не менее, даже скверная фотокарточка будит во мне сонмы удивительных ассоциаций. Как порой один только запах способен взрастить в душе целую гамму воспоминаний! Изображение богаче запаха, в нем даже с точки зрения теории передается больше информации. Но как мне достичь того, чтобы восхищены прекрасным мгновением были другие?

"Гамма воспоминаний"? Но при чем здесь искусство, творчество... Здесь-то я ловлю себя на своеобразной шизофрении. Я рассуждаю о фотографии одновременно как об искусстве и как о техническом средстве, какой-то "механической памяти" человечества. Что же я, в конце концов, имею в виду? Ответ будет простым: я разговариваю о фотографии как об увлекательном средстве, изобретенном человечеством в начале позапрошлого века и презентованного в 1839 году Луи Дагером. И не более того.

Проблема заключается в том, что у некоторой части человечества фотография вызывает слишком много ожиданий. Я и сам много фотографирую для себя, так сказать, "делаю этюды". В какой-то степени я чуть-чуть ребенок, ведь мне интересны капля росы, паутинка, листок. Я осознаю, что в лучшем случае мои опыты по макросъемке природы имеют декоративную ценность. Плоды этих потуг могут стать заставкой на мониторе или украсить кухню выразительной фотокарточкой. Я осознаю, что фотоэтюды для меня - как тренировка для спортсмена. Но ведь есть миллионы людей, которые считают "паутинки" как раз подлинным искусством! Или я неправ - и красивое макро (а вкупе с ними выразительные фотопейзажи) - и есть фотошедевры? Каждый (повторюсь) понимает предмет по-своему. Так же как всякий воспринимает фотографическое изображение сквозь призму своего понимания - как задач фотографии, так и бытия вообще.

Лично я считаю, что увлекающийся фотографией латентно по своим религиозным воззрениям - пантеист, человек, представляющий, что Бог равномерно разлит по Вселенной, и Он во всем. Отсюда и увлечения многих фотолюбителей съемкой фрагментов природы. Я рассматриваю "пытливую" съемку природы как попытку установить контакт с Универсумом, с надбытием. Так, кажется, понимали природу романтики два столетия назад. Поразительно, но открытие фотографии практически совпало с эпохой Романтизма в Западной культуре.

Недавно прочитал у одного современного философа (запамятовал, к сожалению, у кого), что материалисты, те же марксисты-ленинисты, принимая за первичность всего материю, подсознательно возродили доисторический культ Матери. Ведь "материя" как раз и происходит от слова "мать"! Если все - материя, то все и есть Мать. Или, если Вам угодно, Праматерь... Получается, марксисты-ленинисты были самые что ни на есть пантеисты, а вовсе не атеисты.

О понимании рассуждал еще философ А.Н. Уайтхед (29, 371):

"...понимание никогда не представляет собой завершенного, статичного состояния ума. Оно всегда имеет характер процесса проникновения - неполного и частичного. Я допускаю, что оба этих аспекта понимания присутствуют в разных видах нашего мышления".

Естественно, мы стремимся разобраться в причинах нашего непонимания того, что одобряют те, кого мы уважаем. Если Мастер скажет про какую-то фотографическую работу: "Это шедевр...", мы пытаемся понять, как смотреть на данный "шедевр" так, чтобы он стал выше в наших глазах. То есть, подбираем "правильный" код. Правильный для кого? Для Школы, для Учителя. Так ломается индивидуальность. Но так и рожается ЯЗЫК. В фотографической деятельности - язык "фотографический". Он, ломая личные "заморочки", дает возможность автору (фотографии) создавать понятные в его среде произведения, ВЫРАЗИТЬСЯ.

Уайтхед рассуждает далее (29, 372):

"В первую очередь, понимание всегда нуждается в понятии "композиции". Это понятие вводится двумя путями. Если понятая вещь составная, то понимание ее может заключаться в указании на составляющие ее факторы, а так же на способы их переплетения, в результате чего образуется целостная вещь. Такой способ постижения делает очевидным, почему вещь именно такова, какова есть".

О композиции в фотографии мы еще будем говорить. Скажу честно: в юности пытался изучать композиционные законы, сейчас я - противник "композиционного подхода" к фотографическому языку. Я поклонник жизненности (но не жизнеподобия!). Это моя позиция, никому не советую на нее становиться. Идите своим путем и помните: каждый имеет свой вкус, и он наверняка не сойдется с Вашим. Будьте самим собой!

А может языка фотографии не существует?

У Дэниела Чандлера в работе "Семиотика для новичков" (http://snoistfak.mgpu.ru/Gender_History/methodology/me26.html) я прочитал:

"...В отношении фотографии (хотя то же можно отнести и для фильма и телевидения) Виктор Бургин утверждает: "нет никакого "языка" фотографии, никакой отдельной знаковой системы (в противоположность техническому аппарату), определяющей все фотографии (в том смысле, что английский язык определяет все английские тексты); существует, скорее, гетерогенный комплекс кодов, на которых может основываться фотография"

До сих пор я исходил из допущения, что "язык фотографии" - данность. Хотя, имеет право на жизнь мнение, что "фотографический язык" - спекулятивная выдумка, жалкий слепок с языка изобразительного искусства. Я изначально поставил перед собой препон: "Рассуждая о фотографии, не перескакивай, на другую "колею" - изобразительное искусство!" Этим страдают многие авторы, пишущие о фотографии; в особенности, те, кто считает себя экспертом в фотокомпозиции.

Позже понял, что нет "печки", от которой "надо плясать", иначе говоря, "почва" отсутствует. А значит, двигаться можно свободно и в любую сторону - все равно сдвинешься недалеко... Работы, посвященные фотографии, в разной степени задевают проблему фотографического языка, но не порождают системы. Капитальный труд А.И. Лапина "Фотография как..." потрясающе эклектичен, хотя именно этот автор явно приложил немало усилий к созданию той самой "почвы". Его "почва" - липкая наукообразная глина, в которой накрепко и безвозвратно вязнешь. Ничего не сделаешь, придется поступиться с принципом: обращаюсь к работе, в которой анализируется язык живописи. Себе в плюс причисляю другой принцип, который постараюсь не нарушить: позже, рассматривая особенности плоскости фотографического изображения, постараюсь не касаться произведений живописи и графики, а разбирать только фотографии. Исключение позволю себе только одно - в следующей статье. Оно по делу.

Л.В. Мочалов в монографии "Пространство мира и пространство картины" пишет (15, 8):

"Язык живописи - это язык относительных значений, язык сопоставлений - аналогий и контрастов... мы расшифровываем понятие "язык живописи" как совокупность изобразительно-выразительных средств. К их числу относятся: сюжет (творчески организованное повествование), предметно-смысловая режиссура, композиция, рисунок, цвет, колорит, передача пространства, перспектива, трактовка объемной формы, светотень, силуэт, соотношение масс, контраст, ритм, характер мазка, фактура и т.п."

Все перечисленные средства используются и фотографами. Даже "характер мазка" иногда применим, в отношении к фотографии это - "зерно фотоизображения" (о "фотошоповских" фильтрах, имитирующих живопись и графику, говорить не буду). Нам дано так много средств! И они в сущности одинаковы и для фотографии, и для живописи... Логичен вопрос: ну, и чем особенна фотография-то?

Виллем Флюссер в книге "За философию фотографии" (30, 69) размышляет:

"Пишущий, должен знать правила орфографии и грамматики. Щелкающий фотоаппаратом должен придерживаться инструкции по эксплуатации, которая запрограммирована на выходной стороне аппарата и становится все проще. Это демократия постиндустриального общества. Поэтому тот, кто щелкает фотоаппаратом, неспособен расшифровывать фотографии: он считает, что фотографии автоматически отображают мир. Это ведет парадоксальному заключению, что расшифровка фотографии становится тем сложнее, чем больше люди щелкают: каждый думает, что ему нет необходимости расшифровывать фото, поскольку каждый думает, что знает, как делаются фотографии и что они означают".

Здесь я задеваю только выразительную сторону фотографии, то есть, рассуждаю о способности снимающего человека понятно выразиться. Путь даже и малограмотно, - но именно понятно. Если говорить об изобразительном искусстве, в этой сфере творческой деятельности человечество отличается великим разнообразием. Тем не менее, знаток стилей и направлений с легкостью ориентируется в том массиве, что создали и создают художники Мира. Причем, неважно, искусство ли это салонное, примитивное, фольклорное, духовное или авангардное. И африканские скульптуры, и "Джоконда", и византийские иконы, и китайские пейзажи "читаются" на одном языке.

Известно, что Западная живопись в середине XIX века получила два мощных стимула, или, говоря языком историка Арнольда Тойнби, "вызова": дальневосточную живопись и фотографию. Первая учила художников отрываться от "классической" традиции. Вторая показала, что тончайшая имитация реальности - еще не признак таланта. Результат - такие направления живописи как импрессионизм, фовизм, кубизм (который развился не без влияния африканского примитивного искусства), абстракционизм.

Строго говоря, фотографические изображения с 30-х годов прошлого века изменились мало. Если удалить из современных иракских, афганских или ближневосточных хроник цвет, может создаться впечатление, что фотографии высадки войск Коалиции в 1944-м в Европе сделаны вчера. Что это - фотография достигла своего "потолка" (по крайней мере, репортажная)? Впрочем, что может измениться-то? Объективы такие же, матрица - лишь адекватный заменитель пленки. Я уже говорил раньше о том, что нечто поменяется, если матрицы буду делать сферическими, имитируя форму глазного дна. Тогда немного иначе будет выглядеть отраженное в снимке пространство. Ну, и что? А много ли в нашем понимании сущего изменит развитие голографии?

В живописи и графике тоже, в общем-то, немного поменялось за последние 80 лет. В значительной степени подобный застой царит оттого, что нет новых "вызовов". Фотография благополучно адсорбировалась на всевозможных областях человеческой деятельности. Люди, занимающиеся фотографией профессионально, разделили сферы влияния (простите - приложения) и очень даже неплохо зарабатывают на своем ремесле. Нет амбиций, отсутствует критика - и всем хорошо! Даже "чайникам", размещающим в Интернете свои пошлые "фотки" и получающим благожелательные "комменты", вольготно в современном мире, ибо дилетанты от фотографии создали свою субкультуру фотолюбителей, до которой никому нет дела.

А может, так и надо? Все должно развиваться естественно, без давления. Революции прекрасны только в момент взрыва. Потом эти революции пожирают своих детей, а после приходит реакция, а иногда и реставрация. Эволюция не гуманнее, ибо естественный отбор - это перманентная война "правильных" против "неправильных" на уничтожение. В фотографии значительное влияние оказывает мода - то на сверхширокоугольник, то на "стрит-фото", то на гламур, то на "чернуху". "Вечной" востребованной темой остается только порно. Может быть, порнография (которую я определяю как надругательство над человеческим достоинством в любой форме) и есть подлинный "язык фотографии"? Все остальное - наши эстетские выдумки...

Вернемся к языку. Л.В. Мочалов рассуждает (15, 31):

"...как и всякая жизнеспособная система, язык живописи должен обладать качествами "наследственности" и "изменчивости", устойчивости и подвижности. Отсюда следует, что в нем присутствуют структуры, одни из которых можно назвать стабильными, а другие - мобильными. Действительно, вся история искусства - это своеобразное взаимодействие начал типологического и индивидуального, традиционного и новаторского".

Все новаторство в фотографии теперь выливается и дилетантские молодежные увлечения типа "ломографии", "мобилографии", "светописи". Мастера все чаще выступают ретроградами, защитниками "классики". Это не война. Это два мира, существующих параллельно. И ни-ка-ко-го прогресса! Тем более, революции...

Анти Вартанов в книге "От фото до видео" (6,87) пишет:

"...Критики иногда поднимают вопрос о необходимости понимать язык кино (телевидения, фотографии), но человеческая природа сопротивляется такой постановке вопроса. В особенности в наши дни, когда культура визуальной информации - ее производства и потребления - сильно возросла как в количественном, так и в качественном отношении".

А человеческая природа сопротивляется любой систематизации. Как в старом добром мультфильме: "Ой, и меня сосчитали..." Вон, в Вифлееме тоже провели перепись младенцев; мы знаем, чем все там кончилось... Человек увлекается фотографией потому что ему интересна эта стихия. Зачем человеку задаваться дурным вопросом: "А как это я вдруг так красиво бегу? Почти лечу...", если он бежит ради удовольствия - от избытка жизненной энергии. Фотография способна затягивать. Только, едва фотолюбитель упирается в свой потолок (начинает понимать, что не развивается более, топчется на месте), он может либо охладеть к фотографическим опытам, либо "выйти в тираж", - продолжать штамповать околохудожественные "фотки" и воображать себя "суперпупермастером". Не смейте его поучать! Ему хорошо, как напившемуся и валяющемуся в луже бомжу.

Приведу выдержки из статьи Ольги Бойцовой "Структура фотографического сообщения (на примере любительской фотографии)" (http://kogni.narod.ru/boitsova.htm):

"Семиотика фотографии c 1960-х гг. была озабочена тем, чтобы найти нечто общее между естественным языком и "языком фотографии". Было ясно, что фотография что-то означает, но оставалось непонятно, как именно она это делает.

Ролан Барт и Умберто Эко обсуждают в связи с фотографией приемы коннотации и "риторические коды", то есть способы наложения на фотоснимок вторичных значений, возникающих из контекста. Надо сказать, что проблема языка фотографии заключается, в частности, в недискретности фотографии, невозможности выделить в ней более мелкие единицы, спуститься на уровень ниже, чем собственно фотоснимок. Об эту недискретность и разбивались попытки структуралистов сравнить фотографию с естественным языком. Неудачными кажутся предложения приложить к фотографии поверхностные структуры языка (например, найти на снимке "подлежащее" и "сказуемое". Среди попыток преодолеть недискретность фотографии можно назвать еще предложение делить фотоснимок на следующие составляющие (спускаясь от более сложных к более простым): кадр, деталь, пятно, зерно. Хотя такое деление вполне допустимо, для теории фотографии оно ничего не дает и потому оказывается бесполезным.

Повествовательные и неповествовательные фотографии, как и высказывания на естественном языке, могут иметь различные функции. Функция повествовательных фотографий - прежде всего в том, чтобы сообщить новую информацию (эта функция естественного языка называется у Романа Якобсона референтивной, денотативной или когнитивной. Но они, как и неповествовательные фотографии, могут включаться в сообщения, имеющие не только и не столько референтивную функцию. Например, функция фотографий, которые дарят на память - не сообщить получателю нечто о дарителе, но прежде всего повлиять на получателя таким образом, чтобы он вспомнил дарителя; эта функция аналогична конативной функции естественного языка".

Наукообразно, но суть, видимо, ясна: фотография "читается" ныне на "естественном" языке, который никак не назовешь языком "фотографическим". А может, так оно и надо?

Самое непростое препятствие

Оно в том, что для описания языка фотографии не придуман, собственно, язык. Например, вряд ли многие будут противиться тому факту, что в фотографии возможен сюжет. То есть, фотография может рассказывать о чем-то. И здесь сразу возникает вопрос: "Какая именно фотография?"

Проблема в том, что области применения фотографии настолько разнообразны (и в каждой из областей, пусть в разной степени, но есть место для авторского самовыражения), что для них придумываются разные изобразительные языки. То, что в итоге получаются фотоизображения, которые легко уживаются на носителе (либо в негативохранилище), еще ни о чем не говорит. Эти изображения по разному ПОНИМАЮТСЯ.

В предыдущей статье я пытался сомневаться в существовании "языка фотографии" как такового. Сомнения обоснованы: в частности, Ольга Бойцова (http://kogni.narod.ru/boitsova.htm) вводит понятие "естественного" языка, на котором мы "читаем" фотографии. Но разве вербальный язык, на котором мы разговариваем, не "естественен"? Вначале люди выучились говорить, а лишь потом появилась наука лингвистика! Другое дело что языки "художественной" и "бытовой" фотографий рознятся. Тогда почему бы не розниться языкам тех же фотожурналистики и фото-рекламы?

Фотожурналистика и рекламная фотография одинаковы только технических в средствах (хотя, даже техника чаще всего используется разная). Так же как фотосъемка неживой природы и животного мира (хотя и там и там объектом съемки является природа) требуют не то, чтобы разных методов - к этим видам фотографии применимы противоречащие друг другу типы мышления! Термин "фотоохота" не применим к работе (к примеру) над морскими или горными видами. Хотя, строго говоря, в любом случае надо старательно изучать натуру - либо нрав того животного, которого вы хотите снять, либо особенности погоды в данной местности. Напомню: слово "сюжет" (sujet) переводится с французского как "предмет". Все эти действия в сущности - изучение предмета или ОБЪЕКТА, познание его свойств, дабы на фотоснимке он был передан наиболее достоверно (либо так, как желает его изобразить автор). Такими же ОБЪЕКТАМИ являются рыбы, звери, насекомые.

Фотограф, имеющий задачей снять волчью стаю, естественно, должен изучить повадки волков и разработать методику съемки, применить свои умение и хитрость. Иначе говоря, надо познать предмет своего внимания. Так вот: фотограф, снимающий стаю волков, по сути мыслит как ОХОТНИК. Фотограф, снимающий туман, мыслит как СОЗЕРЦАТЕЛЬ. Это принципиальная разница в мышлении, хотя оба фотографа являются ИССЛЕДОВАТЕЛЯМИ. Если угодно, естествоиспытателями. В результате оба должны получить изображение - такое, чтобы зрители по возможности были от него в восторге.

Я намеренно не употребляю применительно к съемке неживой природы слово "пейзаж". Если копнуть глубоко, цель пейзажиста - показать, что "неживой" природы не существует, она ВСЯ одухотворена. Растения разве неживые? А вода, воздух, облака?.. На практике же получается, что видимый мир "одухотворяет" снимающий. Фотограф использует свои навыки для реализации своего ЗАМЫСЛА. Если есть ЗАМЫСЕЛ, присутствует и ИСКУССТВО.

Как говорят французы, подлинное искусство состоит в том, чтобы скрывать искусство. То есть, зритель может в первую очередь восхититься: "Какое мастерство у автора этой фотографии!" А, собственно, само изображенное ушло на второй план, оно не волнует зрителя. Многим авторам это приятно. Но ведь можно восхититься и другим: "Какая волчица! Какой туман!" В идеале, конечно, снимок должен поразить и мастерством автора, и самим изображенным. "Золотую середину" обрести непросто.

Посмотрите на эту фотографию работы Павла Кривцова:

Образ поистине библейский! Мне лично важно, что это настоящий ребенок. И еще мне крайне любопытно узнать, что с этим мальчиком сталось теперь. Сам Суткус рассказывает про эту работу (на ресурсе "Фотографер"):

"...Тогда я был председателем Союза, уже известным, так что с пионером мог быть серьезный конфликт. В Италии мой "Пионер" получил приз "Золотой Микеланджело". И редактор "Советского фото" Марина Иосифовна Бугаева его опубликовала в журнале. Ну и начали писать пенсионеры ЦК: "Почему этот пионер выглядит так, как будто он в концлагере? Что это у вас появился за фотографический Солженицын?" Бугаева меня спасла. Ее вызвали в ЦК -- но к счастью, попала она там на прием к своему другу молодости, они вместе работали еще в юности. И он ее спросил: "Марина, а что ты видишь плохого в этом снимке?" А она была женщина прямая: "Ничего. Если бы я увидела плохое -- я бы его не печатала". Тот и говорит: "Если ты, профессионал в своем деле, не видишь, как я могу тебе возражать? Я тоже не вижу". И все эти доносы пустил в машинку для уничтожения бумаг. А если бы против этого снимка появилась статья в "Правде" -- все, не было бы нашего Союза, Бугаеву бы тоже сняли, а я стал бы диссидентом. В общем, после этого случая я стал осторожнее свои снимки показывать..."

Или такая фотография (условно я назову ее: "Сын"):

А еще фоторабота неизвестного для меня автора, как я понимаю, с другой стороны Земного шара:

Вторая работа мне интереснее - и вот, почему: она лаконичнее. Я вижу прекрасное женское тело, прижатое к земле, в которой лежит он... Я чувствую соединение эроса и танатоса, силы жизни и силы смерти. И эта фотография, и предыдущая (она не посвящена войне, фото сделано на кладбище, где похоронены "чернобыльские" пожарные), не слишком дружат с этикой, ибо вторгаются в интимное, сокровенное. В конце концов, мы видим на фотографии страдание. Но разве без сострадания возможен катарсис, который суть есть очищение через страдание? В этом и соль фотографического языка, что мы при созерцании фотографий видим реальные чувства реальных людей!

Да, бывает такое, что фотография (читай - фотограф) бесцеремонно вторгается в жизнь. А как в нее не вторгаться, ежели фотография как ремесло - дело контактное... Мы или снимаем происходящее, или снимаем реакцию людей на происходящее, или снимаем реакцию людей на нас, фотографов. А чаще всего объектив фиксирует сразу три реакции. В любом случае мы снимаем. Или не снимаем. Возможно, на "чернобыльской" фотографии мальчик шепчет маме: "Фотограф меня смущает, прогони его!" Вероятно, ребенок переживает мое присутствие, а вовсе не тяжесть от посещения могилы отца. Последние две фотографии, "кладбищенские", рассказывают нам истории фотографическим языком. На обеих я вижу "пунктики", трогательные детали: на своей фотографии правую руку мальчика, буквально впившуюся в голову матери; на фотографии неизвестного автора меня привлекают босые ноги женщины. Мне хочется обратиться к ней: "Вы еще молоды, красивы, у вас еще все будет!.." И, кстати: моя фотография явное не постановочная, а картинка коллеги - очень даже может быть...

Для того, чтобы окунуться в языковую среду фотографических произведений, прежде надо разобраться в понятиях, общих для всех языков.

Согласно одному из определений, ЯЗЫК - система коммуникации на основе условных, но структурно обоснованных звуков и символов используемая для передачи их мыслей и чувств.

Более наукообразное определение: ЯЗЫК -- система единиц, реализуемых некоторыми чувственно воспринимаемыми средствами, причем некоторые комбинации этих единиц в силу договоренности (конвенции) имеют значение и, следовательно, могут быть использованы для целей общения.

Еще одно определение (на самом деле их можно придумать довольно много): ЯЗЫК -- сложная развивающаяся семиотическая (знаковая) система, являющаяся специфическим и универсальным средством объективации содержания как индивидуального сознания, так и культурной традиции, обеспечивая возможность его интерсубъективности, процессуального разворачивания в пространственно-временных формах и рефлексивного осмысления. Язык выполняет в системе общества такие функции, как: 1) экспрессивная; 2) сигнификативная; 3) когнитивная; 4) информационно-трансляционная; 5) коммуникативная.

Как утверждал Гадамер (http://philosophy.wideworld.ru/dictionary/27/2/), "язык является истинным средоточием человеческого бытия, если рассматривать его исключительно в сфере, которую заполняет он один, -- в сфере человеческого бытия-друг-с-другом, в сфере взаимопонимания, все крепнущего согласия, которое столь же необходимо для человеческой жизни, как воздух, которым мы дышим".

У всякого языка есть условности, принятые сторонами в качестве синтаксических и семантических правил. Если говорить о вербальном языке, семантические правила определяют, каким образом значение более сложной конструкции (синтаксической группы или предложения) выводится из значений и организации (синтаксиса) составляющих ее слов. Синтаксис в общем смысле - совокупность грамматических правил языка, относящихся к построению единиц, более протяженных, чем слово: словосочетанию и предложению.

Под синтаксисом так же понимаются правила построения выражений любых знаковых систем, а не только вербального языка. "Синтаксис фотографии" - вполне приемлемое понятие. Пример: мастера знают, что портрет лучше всего делать "портретным" (среднефокусным) объективом - дабы не испортить лицо искаженными пропорциями. Впрочем, дилетанты, снимающие портрет сверхширокоугольником, свободны от условностей, "проклятия синтаксиса", и тем счастливы.

Во всяком языке пределен свод законов, зафиксированных в учебниках и оберегаемых людьми, называющими себя "лингвистами". В жизни правила нарушаются (вспомните пушкинское "Как уст любимой без улыбки, без грамматической ошибки я русской речи не терплю..."), рождаются диалекты, сленги. То есть, в языковой среде есть место ретроградам и авангардистам, вульгарностям и приколам (пример - т.н. "олбанский язык" для веселого общения в Сети). Лингвисты вовсе не жрецы, ревностно оберегающие традицию. Скорее они бойцы "языковой полиции" и естествоиспытатели, фиксирующие изменения в организме (если язык "живой", значит, в нем есть черты организма), и даже изредка узаконивающие их.

Некоторые убеждены в том, что человек мыслит на вербальном языке, беззвучно "говоря сам с собой". Другие настаивают, что существует некий "пра-язык", и человек способен мыслит невербально.

Из книги Бернара Вербера "Энциклопедия относительного и абсолютного знания":

"XIII веке император Фридрих II решил провести эксперимент с целью выяснить, каков был "естественный" язык человека. Он поместил шестерых младенцев в ясли и приказал кормилицам кормить их, убаюкивать, купать, но... никогда не говорить им ни единого слова. Фридрих II надеялся таким образом услышать, на каком языке заговорят эти дети, отгороженные от внешнего влияния. Он думал, что это будут греческий или латынь, настоящие, по его мнению, изначальные языки. Но опыт не дало ожидаемого результата. Ни один младенец не только не заговорил ни на каком языке, более того, все шестеро зачахли и, в конце концов, умерли".

Самая "темная" сторона языка - семантическая. Природа лингвистического значения смутна и противоречива, и не будет большой ошибкой сказать, что лингвисты пока лишь нащупывают путь к тому, чтобы уловить порой излишне тонкие семантические нити.

Приведу еще несколько фундаментальных определений (естественно, их легко найти в открытых источниках во всемирной Сети):

ЛИНГВИСТИКА (языкознание, языковедение) -- наука о языке, о его строении, функционировании и развитии: "проявление упорядочивающей, систематизирующей деятельности человеческого ума в применении к явлениям языка и составляет языковедение" В состав лингвистики входит ряд частных наук: фонетика и фонология, изучающие звуковой строй языка; семасиология, изучающая значение языковых единиц; лексикология и лексикография, занимающиеся словом и его представлением в словаре; этимология, исследующая происхождение слов и их частей; грамматика, традиционно распадающаяся на морфологию (науку о строении слов) и синтаксис (науку о строении предложения).

СЕМАНТИКА - раздел языкознания, исследующий с семиотических позиций смыслы и значения единиц языка (слов, предложений и др.), его выражений и логических форм, участвующих в его порождении, построении и изменении. В компьютерном программировании - определяет сущность кодов, команд, сообщений и охватывает совокупность операций, служащих для определения либо кодирования смысла данных.

СЕМИОТИКА - наука о знаках и знаковых системах. В основе семиотики лежит понятие знака, понимаемого по-разному в различных традициях. Знак понимается как некий материальный носитель, представляющий другую сущность (в частном, но наиболее важном случае -- информацию).

Культура в семиотике понимается как знаковая система, по существу являющаяся посредником между человеком и окружающим миром. Она выполняет функцию отбора и структурирования информации о внешнем мире.

В языкознании традиционно выделяют грамматику и прагматику. ГРАММАТИКА -- система отношений между языками категориями путем установления правил, посредством которых формируются и объединяются составляющие язык элементы. Эти элементы, хотя и кажутся теперь очевидными, являются теоретическими понятиями в грамматике, вроде существительного, глагола и прилагательного. ПРАГМАТИКА - раздел лингвистики, занимающийся изучением языка в контексте. Прагматика стремится описывать систематическое изменение в выборе и составлении лингвистических вопросов, являющихся результатом социальной среды.

Применять фундаментальные понятия лингвистики к фотографии не всегда уместно, но грамматика и прагматика в фотопроизведениях существуют наверняка. "Неправильные" с точки зрения композиции и даже экспозиции фотоснимки могут быть удивительно и необъяснимо притягательны. Эту особенность фотографии позже я разберу детально.

Еще чуть-чуть о языке "вообще". Р.Л. Грегори в книге "Разумный глаз" (10, 182) пишет:

"...именно язык... позволяет нам изучать возможные последствия предполагаемых действий, которые совершаются в сферах, недоступных ни сенсорному восприятию, ни реалистическому изобразительному мастерству".

То есть, благодаря языку мы можем домысливать. И действительно, мне лично наиболее ценны фотографии, в которых я домысливаю содержание, воображаю. В этом я вижу великую благодать фотографии: выхваченное из жизни мгновение вдруг позволяет представить то, что происходило до щелчка затвора и вообразить, что будет после. Тонюсенький временной срез способен рассказать целую историю! Не чудо ли это? Если фотография дает пищу воображению, как минимум, в ней содержатся языковые знаки. В одной из последующих статей я постараюсь оспорить наличие "фотографического языка", сейчас же констатирую: зачастую фотоизображения рассказывают о многом, будят целый сонм образов, дарят возможность отслоить "листы капусты" (как выражается Наталья Пустынникова).

Еще из той же книги Грегори (10, 191-192):

"В последнее время лингвистика сильно продвинулась вперед, в частности, и благодаря работам американского филолога Ноэма Хомски. Он утверждает, что язык имеет "поверхностную" и "глубокую" структуры... Хомски считает, что глубокая структура языка основана на врожденных биологических механизмах. И тут сразу встает вопрос: достаточно ли длительной была эволюция, чтобы могли возникнуть соответствующие структуры мозга? Давность речи вряд ли больше нескольких десятков тысячелетий; это, безусловно, слишком короткий срок для того, чтобы мозг мог эволюционировать соответствующим образом. Гораздо вероятнее, что глубокая структура речи развилась каким-то образом на основе более древних структур, ответственных за формирование объект-гипотез, составляющих сущность перцепции. Возможно, что изобретение символов оказалось достаточным толчком к переходу от внутреннего процесса восприятия к направленному во внешнюю среду процессу речи - к "экстернализации" восприятия".

Фотография, мне думается, именно способна проникнуть в "глубокую" структуру языка - несмотря на то, что фиксирует только поверхностную, видимую часть бытия.

Станислав Лем в книге "Философия случая" пишет:

"Язык возник как инструмент приспособления, а не познания. Не обязательно то, что "хорошо" приспособлено, должно быть тем самым и "оптимальным" для познания (и обратно). Поэтому такой философ, который "остается в пределах языка", легко может быть им "обманут". А чтобы изучать язык как таковой, необходимо "выйти" из его сферы..."

И далее (в сущности, и об уровне современной фотографии):

"Немало есть людей, плохо владеющих родным языком. Между тем язык представляет собой продукт социального общения как раз таких, весьма средних в интеллектуальном отношении личностей, а не результат сознательных решений языковедов или гениальных одиночек. Больше того, это творение серых посредственностей - система, вмещающая в себя высочайшие вершины духа, любую гениальность, деятельность любого творца философских систем, столь замысловатых, что никогда не удастся их обозреть или понять кому-либо порознь из тех неизвестных, тусклых, средних людей, которые тем не менее и создали язык..."

Повторюсь: фотография в массе своей - океан, в котором плавает именно "серость", простите, "туповатый планктон". Многие удовлетворены закатами и цветочками, большего им не надо. Все, что заставляет задуматься, отметается серой массой как "ненормальное". Однако, если следовать логике обожаемого мною (как автора, конечно) Лема, "средние люди" создали и язык фотографии. А значит, "планктон" имеет полное право диктовать правила игры.

В завершении этой статьи приведу фотографическое произведение НЕ ИЗ области журналистики. Делаю это только для того, чтобы уважаемый читатель не заподозрил автора в лоббировании интересов медиа-фотографии:

Эта работа американской "фотографини" Judy W. "Женская" фотография - особое явление, ибо дамы посредством фотоаппарата стараются излить свои чувства. У Judy W. излиться получается. Значит, она достаточно уверенно владеет языком фотографии. Причем, занимается американка не журналистикой, а художеством, арт-фото.

"Художественность", "документальность" - в фотографии.... Все это пустые слова, ибо фотография бывает понятной многим и непонятной для многих. Не "хорошей" или "хреновой" (сразу хочется спросить: для кого хорошей?), а именно понятной или нет. Если даже "фотка" дорога для одного человека - это уже ценность. Хочется, чтобы твоя "фотка" задела сердца миллионов? Учись излагаться так, чтобы тебя заметили!

Папарацци так и делают, вынюхивая "жареное". Только "звезда" с голой, простите, жопой, застигнутая врасплох (либо гламурно снятая в студии) не для сердца. Путь к сердцу и душе несколько сложнее.

Вавилонская башня

Я уже говорил о том, что язык фотографии, возможно, близок к пра-языку, ибо с некоторыми упущениями он космополитичен. Фотография - своеобразный язык строителей "Вавилонской башни".

Текст порой трудно понять без контекста. Непосвященный в христианство не поймет Евангелие как священный текст, так же как не воспримет Коран как откровение не знающий ислам. Коран с литературной точки зрения - великолепная поэзия. Евангелие - собрание мудрых притч и жизнеописание одного праведника. Стремящийся познать культовый текст (будь то Дао-де-дзин, Бхагават-Гита, Элиада ets.) обязательно будет добывать информацию обо всем, что сопутствует интересующему его тексту. То есть, он будет постигать контекст. Хотя...

Четыре канонических Евангелия - еще не "Новый завет": в книге есть иные тексты (деяния Апостолов, Послания, Откровение etс.). Доминирующие христианские концессии запрещают апокрифы, неканоническое тексты. Светские книги о Спасителе (например, "Жизнь Иисуса" Ренана) не одобряются отцами Церкви, так как исследователи пытаются ТРАКТОВАТЬ события, тем самым подвергая сомнению истинность канонических текстов. Булгаковского "Мастера и Маргариту" православные вообще считают "демонической книгой"; Толстого отлучили от Церкви за то, что граф написал свое Евангелие. Я знаю только одну религию, которая сомнение не отрицает, и даже вводит его в практику. Это буддизм. Если возвратиться к христианству, в данной религии культовая книга, разделенная на Ветхий и Новый заветы, уже и сама есть - контекст. Честно говоря, искусственный. Теологи находят в текстах Ветхого завета намеки на приход Спасителя, в общем, всячески стараются выстроить стройную систему. Атеисты или нехристиане в Ветхом завете выискивают противоречия, удачно их группируют и доказывают, что никаких намеков нет - человечеству от природы присущи два ожидания: Спасителя и конца света.

В любом случае заинтересованные лица выискивают контекст: приверженцы данной религии - в РАЗРЕШЕННЫХ источниках, противники - во ВСЕХ ДОСТУПНЫХ источниках. Буддизм (простите, что опять склоняюсь к нему) разрешает думать, что доказать можно что угодно. Даже Гегель с его "Лекциями о доказательстве бытия Божия" - в какой-то степени буддист. Суть не в доказательствах, не в словесных или логических конструкциях, а в действии. В итоге мы все творим добро или зло. Чаще - то и другое одновременно.

Я не случайно влез в сферу теологии, даже несмотря на то, что плохо ориентируюсь в этой стихии. Дело в том, что фотограф в своей деятельности слишком часто вынужден нарушать запреты, в том числе и религиозные. Созерцая фотографии, я слишком часто задумывают о праве фотографа на тиражирование изображений людей в ситуациях, так сказать, "пикантных". Например:

Фото: Синди Шерман "Без названия N96"

Ну, коли фотокарточка без названия, пусть останется и без комментария.

Про Синди Шерман промолчу, а вот про Гурски кое-что замечу. Строго говоря, Андреас создает не фотографии в чистом виде, но фотографические произведения. Точнее, художественные творения с использованием фотографических изображений. Мир сложен, никто ни у кого не требует "фотографии в чистом виде" или "любви в абсолютном выражении". Впечатывание облаков в знаменитый снимок Дмитрия Бальтерманца "Горе" - прямое вторжение в правдивость фотографического образа. Облака издавна принято было впечатывать "для драматизма". Подобный "фотошоп" "дофотошопного" периода развития фотографии применялся в общем-то в благих целях - для усиления выразительности. Выразительности чего - фотографии? Нет - образа!

Поклонники "чистой" (прямой) фотографии (например, Александр Слюсарев) всегда будут в проигрыше, ибо фотографический образ уступает в выразительности образу художественному. Но не всегда! И, строго говоря, абсолютное большинство фотографов создают вовсе ни "чистые фотографии", но фотографические произведения.

Теперь обозрим другие дорогие фотоработы, реализованные на престижных аукционах:

Edward Steichen's "The Pond-Moonlight"

Эта фотография Эдуарда Стейхена была продана за $2 928 000 на аукционе Sotheby в Нью-Йорке в феврале 2006 года.

На фотографии лунный свет между деревьями отражающиеся в водоеме. Создается впечатление, что фотография цветная, но она сделана за три года до того, как в 1907 году заявила о себе в полную силу цветная фотография. Это снимок отпечатан в 3-х экземплярах, 2 из них хранятся в музеях

Примечательно, что "Пруд в лунном свете" принадлежит к ранним работам американского фотографа, периоду его увлечения пикториализмом, когда молодой Эдуард отдавал предпочтение пейзажам и ландшафтам. Между тем, в зрелую пору мастерства, славу ему принес совсем другой жанр - модной фотографии.

Richard Prince's "Anonymous (Cowboy)"

Продана за $1 248 000 на аукционе Christie в Нью-Йорке в ноябре 2005.

Фотография сделана в 1989, это снимок части рекламы сигарет Marlboro

Жозеф-Филибер Жиро де Пранже "AthХnes, T[emple] de J[upiter] olympien pris de l'est" (Афины, храм Юпитера)

Немного проще понять причину высокой стоимости работы французского фотографа, который снял развалины Храма Юпитера в Афинах, они были проданы на аукционе Christie's в Лондоне за 922 488 долларов в 2003 г. Сделанный в 1841 г., дагерротип считается одним из древнейших снимков храма.

Гюстав Ле Гре "Большая волна"

Эта работа Гюстава стоила 838 000 долларов на аукционе Sotheby's в Лондоне в 1999 г.

Этот снимок был первым, где фотограф смог экспонировать пейзаж и небо правильно. Он сделал это, создав один негатив для неба и один для моря, и распечатал их вместе на одном листе бумаги.

Альфред Стиглиц . Портреты его жены Джорджии О'Кифф были проданы в феврале 2006 г. на аукционе Sotheby's в Нью-Йорке за $1 470 000 и $1 360 000.

Мир фотографии настолько разнообразен, что в сущности невозможно с уверенностью сказать, что данная фотокарточка - шедевр, а вот эта - полное... ну, сами понимаете, что.

В мире всемирного информационного пространства, расширенного до неприличия (в прямом смысле) благодаря Глобальной Паутине, каждый автор может выложить свое портфолио для всеобщего обозрения, рискуя нарваться на сильные оплеухи типа: "Достали Ваши скучные карточки, ну, сколько можно их выкладывать!" Но всегда присутствует шанс, что воскликнут: "Да это шидевр! Сымай есчо!"

Мое мнение: в Сети царствует серость. Именно потому высокие рейтинги получают скверные фотографии, верно "скроенные" по законам и правилам композиции, но не несущие ничего свежего, откровенного. Бернар Вербер в книге "Энциклопедия относительного и абсолютного знания" пишет:

"Избыток пошлости душит оригинальное творчество, и даже критики, чьим долгом вроде бы является фильтрация потока, не успевают все прочесть, все увидеть, все услышать. Результатом является парадокс: чем больше появляется телевизионных и радиоканалов, журналов и информационных изданий, тем меньше их творческое разнообразие. Серый цвет окрашивает все".

Языковые изыски

Язык - это то, что понятно по крайней мере двоим. Скажем так, язык - набор знаков для со-общения. Мы вряд ли часто задумываемся о том, что даже в быту используем множество языков. Кроме вербального, это языки прикосновений, запахов, жестов, мимики, цвета. Выражение "Сейчас я с тобой поговорю на другом языке!" означает, что обращающийся собирается побить того, к кому он обратился, или как минимум выругаться матом. Бывают "язык официальных документов", "язык войны", "язык любви", "язык Закона", "язык сновидений", "язык дорожных указателей" и еще много-много более специфических языков, при помощи которых происходит передача информации в том или ином виде человеческой деятельности. Не буду здесь касаться языков животного мира, это не предмет нашего внимания.

Излагаю гипотезу: если языков в нашем мире много, вероятно, может быть и "фотографический" язык, - тот, на котором говорят фотокарточки. Мы открываем альбом с домашними "фотками", фотокнигу, иллюстрированный журнал - и сморим. Бегло или вглядываясь - все равно мы оказываемся в мире картинок, часто не удосужившись вчитаться в пояснительные тексты. Одно дело, когда фотоизображения рассказывают об известных Вам людях: родственниках, друзьях, медиа-фигурах, знаменитостях прошлых лет. Совсем другая история, если вам интересно изображенное вне зависимости от того, кто попал в кадр.

Фотографическое изображение, мне кажется, мы не слишком и часто воспринимаем с эстетической точки зрения. Чаще всего мы просто-напросто утоляем жажду познания. Или, как минимум, любопытства. На этом и основаны коммуникативные свойства фотографии. Простой случай (хотя и маловероятный...): идет по улице обнаженный человек. Кто-то застенчиво отвернется, кто-то перейдет на другую сторону, и обязательно найдутся такие, кто достанет "мобилу" и снимкт. Ясно, для чего: чтобы рассказать о чудном явлении друзьям, выложить "фотку" или видео в Сети. Просто на память... Кстати, именно согласно этой природной нашей особенности фотография нашла себя в журналистике. Хотя, фотожурналисты - далеко не самые высокооплачиваемые фотографы...

Конечно, я привел примитивный пример, ведь получается, что фотография по природе (не своей, а нашей, человеческой) апеллирует к шок-ценностям. Впрочем, журналистика как раз на них (сенсации) и опирается...

А сейчас я Вас испугаю. Вы, конечно же, видели, какие фотографии берут призы на "Уорлдпрессфото". Преимущественно, это фоторассказы из зон конфликтов, рассказы о бедствиях войн и революций, репортажи о чрезвычайных ситуациях. Теперь условно возьмите ту часть "Божественной комедии", которая описывает путешествие в ад. Не является ли фотоконтент мировой фотожурналистики иллюстрацией... к Дантову аду? Вот, прилетят к нам инопланетяне - и вы их сводите на выставку лауреатов "Уорлдпрессфото". Зеленые человечки ведь подумают, что попали в ад! Данте Алигьери, как минимум, жалел обитателей ада, ведь они - несчастные грешники. А кого жалеют нынешние медиа-фотографы?

На самом деле нам интересны фотографические изображения очень многих сторон нашего или природного бытия. Причем, как сфотографированные самолично, так и чужие. Мы должны осознавать, что фотография буквально вросла почти во все стороны нашей жизни. Обычным делом стало даже фотографирование плода в утробе матери. Фотографии на могильных памятниках, в эротических журналах, на рекламных билбордах, в личных портфолио, на Интернет-странице... Целая фотографическая вселенная! Мы ее подлинно создаем и читаем, хотя и не задумываемся вовсе, что фотография часто помогает нам молчать. А это очень важно - хотя бы изредка помалкивать...

Наталья Пустынникова в работе "Что такое фотография" (http://www.myvista.ru/photo) пишет:

"Люди осваивают фотографию, как язык. И не беда, что одни в обычной жизни так и не могут связать двух слов, а другие пишут трактаты - язык на то и существует, чтобы объединять необъединяемое. Его знаковая система подчиняет себе участвующих в нем отдельных людей и изменяет их. Знаки берутся из привычных архетипических кладовых, поэтому психолог найдет для себя среди фотографий и фотографов раздолье для работы. А фотографии при этом становятся похожи на капусту: где под первым листом с прямым смыслом может прятаться еще один и еще... Поэтому деление на "жанры", по-моему, - поверхностное явление. В любой фиксации прямого смысла может оказаться "еще один лист", где фотография проявится взаимодействием объектов. И не важно, образовался ли другой слой смыслов после долгих усилий фотографа или сложился случайно".

Вот ставший каноническим снимок Антанаса Суткуса "Пионер":

Вспоминаю слова священника Александра Меня: "Взгляд человека становится похожим на взгляд рыбака, смотрящего на рыб, бьющихся в неводе..."

Добавление:

Фотография немецкого фотографа Андреаса Гурски "Рейн II" ушла с молотка на аукционе Christie's в Нью-Йорке за 4,3 млн долларов, став самой дорогой фотографией, проданной когда-либо с аукциона.

Фото: Андреас Гурски, "Рейн II"

Панорамный снимок "Рейн II" входит в серию из шести работ, четыре из которых находятся в известных музеях. Как объявил в пятницу аукционный дом, покупатель снимка пожелал не разглашать свое имя.

В мае 2011 года самой дорогой фотографей признали цветной снимок Синди Шерман "Без названия N96", сделанный в 1981 году. Фотография была продана за 3,89 млн. долларов.

Многие знают, что эта фотография на данный момент - одна из самых дорогих в истории человечества (из официально проданных). "Девяносто девять центов. Диптих II" (2001). Фотография была продана в феврале 2007 г. на аукционе "Сотбис" в Лондоне за $3 346 456. Второй отпечаток был продан в ноябре 2006 г. в Нью-Йорке за $2 480 000, третий -- в мае 2006 г. на "Сотбис" за $2 250 000

Автор вышеприведенной фотографии Андреас Гурски - художник, глубоко осмысливающий современное существование человечества в условиях давления цивилизации. Скажем так, Гурски повезло. Он попал в струю, смог отразить нечто, что болит в душе благопристойного фотоценителя. Можно сказать, Гурски расширил границы нашего понимания, а, значит, он - гений. Назовут Гурски таковым лет через десять? Этого не знает никто. Возможно, даже Господь (ежели таковой есть). Еще несколько работ "избранника фортуны" Гурски:

Фотография как двухмерное изображение, возможно, будет иметь недолгий срок царствования. Не за горами появление дешевой технологии получения, передачи и хранения голографических изображений.

То, что назвали "цифровой фотографической революцией", на самом деле лишь смена светочувствительного слоя и носителя. Серьезных изменений цифровой прогресс не повлек, разве что упростил внешнюю сторону процесса. Все будет иначе (включаю механику фиксирующих камер, оптику, матрицу), когда в бытование войдет голографический процесс.

Бернар Вербер в своей книге "Энциклопедия относительного и абсолютного знания" утверждает, что голография символизирует то общее, что есть между человеческим мозгом и муравейником. Голография по Верберу - это наложенные друг на друга графические штрихи, сливающиеся в одно целое и освещенные - под определенным углом, что создает впечатление рельефной картинки. На самом деле изображение существует везде и нигде одновременно. Из соединения графических штрихов рождается нечто новое, явление третьего измерения: иллюзия объема. Каждый нейрон нашего мозга, как и каждая особь в муравейнике, обладает всей полнотой информации. Но единение необходимо для появления сознания, "рельефной мысли". Так же искусственный носитель, хранящий в себе голографическое изображение, будет на самом деле нести информацию о сонме образов конкретного объекта. Вся загвоздка только в удешевлении "флешек", способных нести титанический массив информации. Вот человеческий мозг, как пишут в журнале " Brain and Mind" может вместить число байт, выражающееся числом с 8432-я нулями. Самому мощному компьютеру пока что до этого значения далековато.

Да, собственно, любое человеческое изобретение есть имитация той или иной нашей способности или явления природы.

Факт, что прибор, называемый "фотоаппарат", за последние 170 лет принципиальных изменений не претерпел. Все те же части: темная камера (camera obscura), объектив, затвор, регистрирующая плоскость.

Рано или поздно место плоскости займет полусфера, точнее, матрица, моделирующая форму глазного дна (уже появились!). Будет решен вопрос некоторых оптических аберраций, изображение станет более "человечным". Однажды наверняка место объектива займет хитроумный хрусталик, умеющий аккомодироваться к изменяющимся состояниям видимой реальности. Поменяется еще нечто, о чем мы сейчас и не догадываемся. Возможно, научатся безболезненно и безвредно для психики "считывать" изображение с живого глаза.

Не уверен, что "плоская" фотография умрет. У картонной фотокарточки есть несомненное преимущество. Она... энергонезависима. Положи карточку в альбом, в бумажник, в карман, поставь в рамке на полку, повесь на стену... Картонная фотокарточка дарит ощущение незыблемости, теплоты, домашнего уюта.

Чего нельзя сказать об электронных альбомах и прочих "экранных" формах бытования фотографии, которые я называю "энергозависимыми". Здесь такое же противостояние, как между "бумажными" и электронными книгами. Вроде бы, рынок электронных "читалок" развивается, но типографии пока еще не простаивают. Многие из "бумажных" апологетов отчетливо поняли, что бумажная книга - артефакт, произведение искусства; она несет своеобразную ауру, тепло рук других людей. Хотя, повторю, для меня важнее текст, пусть даже и в цифровом виде.

Так же воздействует и фотоотпечаток. Не случайно ведь их продают на аукционах! Собственно, об аукционах в следующей главке и поговорим.

А сейчас представлю пару старинных фотокарточек:

Жаль, что нельзя передать в цифровом (да, вообще говоря, "бумажном") формате, какие он, картонные карточки на ощупь. Да, впрочем, Вы и сами все прекрасно понимаете!

Вот эта, кстати, самая первая в истории человечества (до того делали дагерротипы):

Что бы она представляла из себя, не знай мы, что она - первая, практически - памятник истории светописи?..

У рынка свои законы (и свой язык!)

Для начала взгляните на следующее, с позволения сказать, фотографическое произведение: