Сердобск

Спальный город

Сердобск – маленькая, но весьма точная модель России. Внешне в этом прекрасном старинном городке царят тишь и благодать. Однако, если копнуть поглубже, вырисовывается слишком даже поучительная картина…

Когда-то, еще в прошлом веке Сердобск был крепким рабочим городом с населением в 50 тысяч человек. Он был вполне самодостаточен, ибо многочисленные сердобские предприятия старательно преумножали богатства городи и страны вцелом. Любимым праздником сердобчан был Первомай; в праздник Весны и Труда городские улицы буквально запружены были трудовым людом, радостно высыпавших с флагами и цветами.

Теперь все не так. Или почти не так… Есть в городе стабильно работающее предприятие. Ну, или не совсем предприятие… В общем, это – уголовно-исправительное учреждение, в котором пребывают лица, больные туберкулезом, СПИДом и прочими нехорошими вещами. В народе учреждение именуют «больной зоной». Худо-бедно, но зона дает не только работу зекам, изготавливающим немалый ассортимент ширпотреба, но и работу не осужденным сердобчанам, нанимающимся в казенный дом в охранники.

Зекам еще ничего, они как минимум жрачкой бесплатной обеспечены и казенной одежонкой! А какого рабочим самого большого предприятия города, Машиностроительного завода, которые вроде бы и не сидят (пока не сидят, ведь, как известно, от сумы да тюрьмы на зарекаются…), и производят полезнее вещи, ни не на еду, ни на одежду заработка катастрофически не хватает? Раньше Машиностроительный был филиалом московского автозавода имени Лихачева. Когда ЗИЛ приказал долго жить, руководство сердобского филиала все силы приложило, дабы перевести завод на новые рельсы. Теперь на Машиностроительном делают комплектующие для «Жигулей». Беда в том, что и Волжский автозавод залихорадило, что отразилось и на предприятиях-поставщиках. И вновь руководство завода гадает: куда бы свой потенциал приложить? Ведь какие специалисты здесь, сколько умелых рук и светлых голов!

А, пока нестабильность имеет тенденцию растягиваться в неопределенность, отменные руки и головы «утекают» в Москву. Как правило, находят сердобчане в столице неквалифицированную работу, неадекватную своему дару и умениям. Но и Белокаменная оказалось не резиновой: в первопрестольной тоже сокращения, задержки зарплат, неоплаченные бессрочные отпуска… А ведь еще в прошлом году и Машиностроительный жирел! Шутка ли: завод затеял в пригороде, на своем подсобном хозяйстве строительство уникальной фермы на 800 голов дойного стада, в котором даже коровы должны управляться компьютерами. Не заладилось: стройка заглохла…

Вот, говорят: «Кризис, депрессия…» Город Сердобск с этими словами знаком плохо. Да, завод и зона еще более-менее живы. Но нет уже в Сердобске знаменитого некогда Часового завода, на котором делали прославленные ходики «с кукушкой». Стоят пустые корпуса, тихо разворовываются… Уже даже сами сердобчане стали подзабывать, что в городе еще относительно недавно существовали Электроламповый завод и секретный военный завод «Ромб». Куда не двинься в Сердобске – обязательно уткнешься в какие-нибудь развалины. Или в несанкционированную свалку. Или в забор с колючей проволокой… В городе не только больная зона» есть, но и воинские склады, на которых догнивает военная техника (один из них я аккурат обнаружил рядышком с городским кладбищем). И ведь все вышеозначенное разваливалось, разворовывалось, гнило не в связи с кризисом. Развал начался в середине 80-х годов прошлого века. Грубо говоря, нынешнее поколение работяг, готовящееся к выходу на пенсию, было в те «перестроечные» времена «молодым и подающим надежду».И ведь потерянным можно считать и это поколение, и следующее... Неужели и третье поколение в тот же разряд попадет?

Иногда слышу от людей: «Ох, вроде вы вздохнули, зажили, а тут – хлоп! – кризис…» Сердобчане такого не говорят; они еще и не вздыхали толком. Нефти под Сердобском не водится, газопровод рядом не проходит, А от чего теперь еще-то ждать спасения... Но все ли так плохо в Сердобске? Конечно же, далеко не все! Работают в Сердобске пивзавод, маслозавод (говорят, он производит самое лучшее в стране сливочное масло), горпищекомбинат. Сердобск славен культурой и духовностью; в центре города стоит великолепный собор Михаила Архангела, который виден не только из любого конца города, но даже из отдаленных сел района. В Сердобске развит спорт: особенно знаменит клуб силовых видов спорта «Атлант» подарившей стране немало именитых богатырей. Даже несмотря на видимый упадок, Сердобск сохраняет все прелести старинного уездного города. А «привонциальный аромат» тоже значимая ценность!

Мне, конечно же, рекомендовали несколько семей, которые вполне могли бы представить родной город. С первой семьей не заладилось. Я связался с главой семейства Чепелевых, держащих в селе Пригородном 170 свиней, чтобы договориться о встрече. Хозяин произнес загадочную фразу: «Ну, приходите часа в четыре. Может, мы и будем…» Обычно, когда мне хамят или просто ведут издевательски, я стараюсь уходить от контакта. В данном случае я по долгу службы обязан был идти к назначенному часу, надеясь, что у свиновода шутки такие. Идти пришлось по улице с названием «Загибаловка». Вот уж, предки современных сердобчан будто в воду реки Сердобы глядели, придумывая такое «знаковое» имя улице… Семьи Чепелевых дома не оказалось. Се той же улицей я вернулся назад, в центр города. С этой минуты я ожидал любого хамства.

Впрочем, другая семья договоренность исполнила минуту в минуту. Это Сергей и Людмила Новичковы, основатели и владельцы производственной «Фермер-Плодородие». Новичковы прежде всего вот, чем известны: они пекут экологически чистые торты – и только из натуральных продуктов. Кроме того, в «Новичковской пекарне» выпекается хлеб, делаются пельмени, вареники. Но главное все же –торты. Факт, что почти все продукты, из которых выпекаются подлинные шедевры кондитерского искусства, фирма «Фермер-Плодородие» выращивает на своих полях, площадь которых – больше 3000 гектар.

Сергей Яковлевич принял меня запросто. «Новичковская пекарня» расположена в бывшем предприятии «Сельхозхимия», аккурат за развалинами комбикормового завода. Сергей Яковлевич гордится тем, что создал производство замкнутого цикла. На «новичковских» полях выращиваются рожь, пшеница, подсолнечник. На своих же мельницах зерно перемалывается, из семечки давят масло. В фирме есть свои трактора, комбайны, грузовики. Всего в производстве работает больше 200 человек, считай, это большое предприятие. Кризис? Да, он повлиял, объем выпекаемых тортов уменьшился. Но ведь люди в трудные времена все же от еды не отказываются! Ну, и от маленьких радостей тоже… Ну, а сейчас «кризисный испуг» вроде как прошел – потребление нормализовалось и даже потихоньку повышается. И главное: когда затягиваешь пояс, больше веришь своему, родному производителю. В «Фермере-Плодородии» работают сердобчане. Ели в пекарне «мухлевать» будут, подмешивать в торты заменители натуральных продуктов да усилители вкуса, весть о жульничестве бы-ы-ыстро по региону разнесется! Если «новичковские» торты берут с удовольствием и свои, значит, «марка» держится! Пример в пику: в Новгородской области (не скажу, каком именно городе, а то хозяин засудит) есть мясокомбинат, колбасу производства которого местные не возьмут никогда. Но в других регионах я вижу «фирменные» магазинчики оного мясокомбината. И люди ведь это хавают…

Сергей Яковлевич историю развития своего семейного бизнеса поведал без изысков. Он в «Сельхозхимии» с молодости работал строителем. И жена, Людмила Ивановна тоже была инженером-строителем, только в другой организации. «Сельхозхимия» в 2003-м году приказала долго жить. К тому времени Новичковы уже выпекали в «кустарных» условиях хлеб, ибо организация Людмилы Ивановны развалилась ранее, и она освоила профессию хлебопека. А здесь как раз освободились большие площади. Сначала Новичковы арендовали под пекарню производственные площади «Сельхозхимии», ну, а после все выкупили. Если бы не приобрели в собственность помещения – давно бы все разворовали!

Почему именно хлеб? Ведь строителям это дело как-то, мягко говоря, не присуще… Ну, во-первых в городе хорошего хлеба не хватало (привозной качества был недостойного), а, чтобы дать достойное образование двум свои дочерям, семье нужны были средства. Сергей Яковлевич вспомнил, что его отец работал поваром. Ходил Новичков с женой по разным пекарням, опыта набирался. Взяли в лизинг печь, тестомес, растойник да мукосев. Придумали свой «фирменный» рецепт «сеяного» хлеба – из ржаной муки, на опаре. После взяли первых наемных работниц, которые и попробовали торты выпекать. Они, Валентина Хохлова и Татьяна Мусатова, до сих пор у Новичковых трудятся, теперь эти женщины – признанные кондитеры.

Торты вначале были аляповаты, грубы. Ныне уже освоено искусство изготовления «нежных» тортов, в пастельных тонах, с разнообразными начинками. Дальше Сердобска торты изначально не продавались. Но теперь только оптовых покупателей насчитывается больше девяноста, и «новичковские» торты не только по Пензенской области продаются, но и в соседние области везутся. Шутка ли: на прошлый Новый год за четыре дня было выпечено 10 тысяч тортов! Каждая мастерица за смену по 120-130 штук делали, и ведь в сущности все кондитеры - бывшие станочницы, работницы конвейера, строители…

Когда пекарня вышла на стабильный уровень, сам собой возник вопрос зерна и муки. Свое зерно все же выращивать намного дешевле. Но и зерно – не конечный продукт, а потому Новичковы взяли в лизинг две мельницы: для ржи и для пшеницы. Без своего зерна и обмолота стоимость муки составляла больше половины себестоимости хлеба. Изучали агрономию, и на землях, площадь которых увеличивается год от года, научились выращивать пшеницу с урожайностью в 40 центнеров с гектара. Благо, земли в окрестностях Сердобска очень даже сносные. Те работники, которые заняты в сельском хозяйстве, зимой не простаивают: они не только свою технику ремонтируют, но и обслуживают пекарное производство, налаживают все оборудование. Факт, что и заработная плата у всех сотрудников фирмы в любое время года одинаковая.

Ну, все заканчиваю хвалить эту замечательную семью. В конце концов, торты из «Новичковской пекарни» и сами за себя все скажут. Сергей Яковлевич – депутат районной думы и слишком даже хорошо знает о реальном экономическом положении в городе и в Сердобском районе. Район дотационный на 80%, ибо мощностей все еще работающих предприятий явно недостаточно, чтобы наполнить местную казну. По сути Сердобск стал «спальным городом», ибо большинство трудоспособных сердобчан зарабатывают на стороне, а на родину приезжают только отдыхать, сил набираться. Большинство реального(а не «прописанного») населения Сердобска - старики. Соглашусь: это даже слишком замечаешь, когда гуляешь по старинным улочкам. Дети на них встречаются. Но значительной частью эти детишки и своих-то родителей не видят, воспитываются у бабушек. Родители – на заработках…

Город оказался как бы в стороне от больших городов и «великих» процессов. Сердобск стоит на границе Саратовской и Пензенской областей, и до областных центров отсюда далеко. Эта забытость, «заштатность» заставляет не строить больших планов, а стараться выживать за счет собственных ресурсов. Их немного, однако они пока еще есть. По мнению Сергея Яковлевича, теперь важно хотя бы то, что осталось, сберечь. Получится ли?

Но ведь у Новичковых же получилось! Сергей Яковлевич про успех своего дела сказал ясно: «Ну, я просто не обманываю людей. Сказал «да», значит сделаю. Для меня это престиж и я привык так…» Скажу честно: Сердобск и держится только потому, что в городе есть несколько таких людей - совестливых и порядочных.

Еще одна семья сердобчан, про которую мне хотелось бы поведать, несколько иного толка. Они не имеют значительных достижений в бизнесе, политике или какой-либо иной области. Зато Мария Владимировна и Александр Анатольевич Семеновы вполне доказывают своей жизнью, что можно вполне сносно жить и в депрессивном городе, не будучи зажиточным и успешным.

У Семеновых трое детей, двое из которых – приемные. Мария работала вышивальщицей в городском Доме быта - до той поры, пока организованное бытовое обслуживание не закончилось. То есть, Дом быта, как и многие другие полезные заведения Сердобска, был закрыт. Сейчас она шьет на дому, обучает этому ремеслу дочерей. А вот вышивать- не вышивает. Кому нужна дорогая и качественная вышивка, если на рынке китайского дешевого ширпотреба с примитивной вышивкой полно? Народ выберет сердитое – но дешевое… Алексей сейчас работает у частника, водит автобус по городскому маршруту. Что бы заработать чуть больше, «баранку крутить» приходится до позднего вечера, а потому с хозяином мне встретиться не удалось. Рассказывала Мария.

Живут Семеновы на улице с красивым названием Большой Берег. Внешне она ничем не отличается от пресловутой Загибаловки – все те же преимущественно покосившиеся деревянные избы, да неасфальтированая проезжая часть, разбухающая после каждого дождя. Зато у семьи есть участок, 15 соток. Для многодетной семьи землица – отличное подспорье. Плюс еще есть у семьи куры, гуси. Дом с участком Семеновы купили совсем недавно, продав обычную «однушку» в хрущевке.

Лет семь Алексей ездил «на вахты» в Москву, работал там на стройке. Потом, когда в семье появились приемные дети, занятие это бросил. Устал он смертельно от всей этой «катавасии». Бытовые неудобства, постоянный обман со стороны работодателя, стресс… Это не всякий выдержит. Да, хозяин местной транспортной фирмочки платит вдвое меньше, чем Алексей зарабатывал на столичной стройке. Но ведь дом-то рядом! А жене теперь ой, как помогать надо… Ну, удалось, правда, «вахтами» заработать на автомобиль «Волга». Но это все, что «обломилось» от такой шебутной жизни.

Ну, а что касатся приемных детей…Началось все три года назад. Родная дочь Анжела росла одна-одинешенька. И тут у Даши Такмовцевой несчастье случилось: умерла родная бабушка. Родителей еще раньше не стало, а потому девочка осталась круглой сиротой. Дальние-то родственники у Даши есть, но по разным причинам все отказались взять девочку. Тут-то Семеновы и узнали, что Дашу поместили в приют. Между прочим, Семеновы про приют этот от Анжелы впервые услышали: ей в школе рассказали… А вскоре и Дима Петрухин появился. Семеновы мальчика этого давно знали, с ним Анжела в детский садик ходила, в одну группу. Папа мальчика давно пропал, а мама выпивала… ну, и допилась до того, что ее лишили родительских прав. И вскоре Дима оказался в семье Петрухиных.

Даша и Дима давно называют приемных родителей «папой» и «мамой». Все трое для Семеновых – родные дети. Вместе ведут хозяйство, вместе в огороде, по дому трудятся… дружная семья! Дети в фольклорном коллективе занимаются, прекрасно поют. Бывает, такие семейные концерты закатывают! Главное, что они обрели – душевный покой и гармонию. Разве это не лучший капитал, который каждый хочет приобрести? Факт,что Сердобск – спокойный город, с невеликим криминалом. Не чета Москве! Да что Москва- в Пензе суета, шум, нервозность в людях… А здесь дети спокойно гуляют по улице, а родители не опасаются, что они станут жертвами какого-нибудь негодяя.

Одно время Мария на городском рынке работала, обувью торговала по найму. Рынок – первейшее место, куда «выбрасывает» сердобчан после потери работы. Хозяева торговых точек по результату платят, сколько продашь. А какая может быть выручка, если народ без денег? Многие знакомые Семеновых в Москву целыми семьями уехали. Большинство там откровенно мыкаются. Некоторые неплохо устроились, но таковых единицы. Но в общем и целом оставившие Родину несчастны. Не они виноваты в том, что в городе, некогда славившемся своими заводами, теперь достойной работы не сыскать. Вернется ли еще относительное благополучие? Никто этого не знает, а в чудо народ не верит.

Во что же верят тогда? В себя, конечно! И счастлив тот, кто смог наконец обрести самого себя. Даже в «спальном городе»…

Тайна Сазань-горы

…Когда монахи искали вход в пещеры, никто из жителей поселка Сазанье не смог точно определить: где он, этот вход? Отец Андрей на удачу воткнул крест, сделанный из двух дощечек, связанных колючей проволокой (уж что попалось под руку…), в снег. Весной, когда снег наконец растаял, крест провалился в дыру…

…Изначально я узнал не о монастыре, а об отце Андрее (Афанасьеве), добрейшем и мудром батюшке, живущем в окрестностях города Сердобск. Только потом мне рассказали о пещерном монастыре, о святости этих мест.

Я ожидал увидеть согбенного старца, исполненного мудрости и благоговения. Увидел же я тридцатилетнего богатыря, выгружающего из автофургона «товар» - иконы, духовную литературу, церковную утварь… Все это относилось в монастырскую лавку. Батюшка извинился и благословил показать монастырь и пещеры послушника Алексея Умнова.

Пока шли к пещерам, Алексей немного рассказал о себе. Он жил в Пензе, на заводе работал. Был, конечно, воцерковленным человеком, но не более того. А тут кризис, сократили Алексея… он поразмыслил: «Получается, это знак Божий…» Теперь вот Алексей подвизается Казанской Алексиево-Сергиевской пустыни, настоятелем которой является игумен Андрей, готовится принять монашеский постриг. Да, сложное название у обители, тройное… Да и история пустыни непроста и запутанна. Самое печальное в том, что при советской власти наземная часть монастыря была совершенно уничтожена, храмы, кельи и прочие постройки сравняли с землей, а пещерную часть монастыря забросили.

Об этом мне рассказывал послушник Алексей, когда мы спускались в овраг, ко входу в пещеру. В пещерах мы молчали. Бродили под мрачноватыми сводами, всматривались в лики святых на стенах… О том, что мне предстояло увидеть под землей, я уже бел осведомлен. Общая длинна раскопанных пещер – 127 метров. Ходы, причудливо переплетаясь, ведут к кельям, в которых когда-то проживали в затворе монахи, к храму (говорят, это самый большой подземный храм России, высота его сводов – больше 5 метров), в братскую усыпальницу… А ведь еще сколько не разрыто! Есть еще второй вход в пещерную систему, со стороны реки Сердоба. Он до сих пор завален, и раскопки в этом месте весьма затруднительны. Отец Андрей позже мена заверил: «Дойдет, дойдет время и до дальнего входа. По нашим грехам все открывается…»

Материал, в котором рылись пещеры, - глина. Казалось бы, это весьма хрупкая субстанция, однако монахи в старину пошли на хитрость: они обжигали своды пещер факелами, отчего глина становилась твердой как гранит! Есть смутные сведения, что пещеры тянутся на 7 километров вниз по течению реки до села Куракино и на 3 километра вверх до Сердобска. Когда отец Андрей был еще ребенком, про Сазанские пещеры вообще рассказывали несуразности: например, якобы подземный ход тянется чуть не до самой Пензы. Еще почти все сердобчане были уверены в том, что значительную часть пещер заняла теперь секретная военная часть, расположив в подземельях склады неизвестно с какой гадостью.

Ну, если говорить про воинскую часть… она действительно существует. Более того: забор воинской части граничит с монастырем. Чудотворный источник Казанской Божьей Матери буквально истекает из-под забора. Что там, в этой воинской части делается, естественно, секрет. Все знают, конечно, но я как журналист не имею права разглашать военную тайну публично. Скажу только: слухи о подземельях несколько преувеличены.

Уже когда вышли, Алексей начал рассказывать об истории пещер более подробно. Во-первых, о современности. Впервые монахи, отец Андрей и иеродьякон Иннокентий появились в Сазаньем с целью возрождения святыни в 2004 году. Отец Андрей служил в Сердобске в соборе Архангела Михаила. Естественно, он хорошо знал окрестности города и много был наслышан о пещерах. На старом городском кладбище почиталась могилка старца Андрея Николаевича Грузинцева. Этот человек имел непосредственное отношение к монастырю. Жаль, что в советское время власти постарались истереть память о монастыре настолько, что даже письменных источников почти не сохранилось.

Вот то, удалось собрать буквально по крупицам. Сазань-гора – мощное возвышение над рекой Сердобой, титанический массив, наверняка притягивающий своей величественностью многие народы и культуры. Есть легенда о том, что монахи начали рыть пещеры в горе еще в XVII веке, в них же прятались и мирские люди в годины набегов кочевников. Многие в Сазанских пещерах находили приют. В частности, во время Пугачевского восстания разбитый правительственными войсками отряд повстанцев попросил убежища у монахов и те приняли мужиков, следуя христианским заповедям. Присланный по доносу отряд не стал разбираться: были изрублены как повстанцы, так и монахи, а входы в пещеры засыпаны. Однако эти легенды не находят документального подтверждения, а посему к ним можно относиться лишь как к поэтическим преданиям.

Зато достоверно известно, что 1904 году на Сазань-горе действительно возник мужской монастырь и его основанием послужила келья в пещере, вырытой семидесятилетним старцем Серафимом. В миру его звали Сила Жулин, он был крестьянином, родом из одного из сёл Сердобского уезда. В 1913 году Сила стал монахом и прожил на Сазань-горе до 1918 года. Основателем же монастыря считается сердобский мещанин Андрей Николаевич Грузинцев. Он не был монахом, однако Грузинцева называли не иначе как «старцем». Отец Андрей был состоятельным человеком и на собственные средства построил в пещере церковь в честь Николая Чудотворца.

Отец Андрей Грузинцев в пещерах обрёл дар исцеления и предвидения.

Как при жизни, так и после смерти, отец Андрей помогал страждущим, исцелял их от болезней, особенно - от беснования. Вот конкретный, задокументированный пример. Лепещенко Дарья Ивановна, уроженка села Пустынь Пачелмского района вспоминала, что в 1910 году она посещала монастырь, чтобы взять у отца Андрея благословение выйти замуж. Однако, отец Андрей не благословил её на замужество, предсказав, что на Россию "надвигаются тучи", которые пройдут мимо неё, если она исполнит его благословение, иначе, "эти тучи пройдут через её сердце". Дарья Ивановна ослушалась и вышла замуж. В годы революции погиб её муж, оба сына тоже погибли - в Великую Отечественную войну… Дарья Ивановна вспоминала также о том, что была свидетельницей исцеления бесноватого отцом Андреем. Молодой мужчина был скован цепями и лежал на телеге. Отец Андрей попросил окружавших расступиться. Дарья Ивановна почувствовала, как мимо неё пронёсся порыв воздуха, подобный вихрю. Старец объяснил столь сильную одержимость бесом тем, что больной "начитался вольнодумных книг"….

Ныне мощи отца Андрея Грузинцева эксгумированы с городского кладбища, торжественно перенесены в пещеру и похоронены в братской усыпальнице, рядом с станками других насельников подземного монастыря. Такова была воля старца Андрея; только ее при советской власти (Грузинцев скончался в 1936-м) по понятной причине исполнить было нельзя. Откровенно говоря, могила старца на городском кладбище настолько почиталась сердобчанами, что те буквально растаскивали с нее землю, считая ее целебной. Чуть не ежемесячно приходилось подновлять могильный холмик! В пещерах ему спокойнее…

…Итак, когда в 2004-м принято было решение возродить обитель, не могли найти входы в пещеру. Про историю с крестом, который наудачу был воткнут в снег, я уже рассказал выше. Но я не говорил еще, что собой представляло это место. Здесь была обыкновенная свалка. Особенно много мусора было свалено в овражек, из которого истекал святой источник. Своды пещеры, как уже говорилось, благодаря уникальной «факельной» технологии необычайно прочны. Для чего же их завалили? Жители поселка Сазанье вспомнили такую историю. В 1985 году двое солдатиков из воинской части решили поискать в пещерах «золото монахов». В сущности пещерные лабиринты не так и замысловаты: два параллельных хода и коридоры, их связывающие – вот вся архитектоника рукотворного подземелья. Однако солдатики очень быстро потеряли ориентацию и бродили в поисках выхода неделю (!). По счастью один из юношей догадался, что надо вспомнить хотя бы одну молитовку. И выход перед авантюристами открылся. Правда, после этого инцидента командир части приказал входы в пещеру взорвать. Как говорится, от греха… С той поры и стала Сазань-гора превращаться в свалку…

…Расчищать овраг и склоны горы от мусора монахам, кстати, помогали и солдаты воинской части, и жители поселка Сазанье. Только из оврага вывезли 68 «КАМАЗов» мусора! По мере раскопок в пещерах собирали останки монахов. Дело в том, что в братских подземных усыпальницах их хоронили в открытых гробах, и мародеры, которые рыскали в пещерах с момента разгрома обители в 1922 году, просто-напросто разбрасывали косточки, не понимая, что нельзя осквернять прах.

На минуту отвлекусь. Город Сердобск имеет очень тяжелую судьбу. Здесь царят безработица, уныние. Может быть, это и не связано с тем, что осквернены были мощи, а так же разрушен монастырь и пять из шести городских храмов. Но ведь за все в этом мире надо платить!

Всего за год рядом с пещерами был построен новый наземный храм. В нём собраны уникальные святыни. Например, иконы, найденные во время раскопок, образ и частицы мощей святых угодников. Есть и новоявленная икона Скорбящего Спасителя. У неё молятся женщины, сделавшие аборт. Несколько икон, ныне находящихся в надземном храме, чудесным образом обновились. Например, образ Симеона –Богоприимца. Его принес в монастырь один мужчина. Образ был совершенно темен, даже и разобрать-то невозможно было, что изображено на доске. Однако мужчина рассказал: «Я икону купил на «развале», за копейки .У нас с женой не было десять лет детей. А после того как икона в доме оказалась, у нас малыш родился. Потом – второй… Мы с супругой хотим, чтобы икона еще кому-нибудь помогла…» Образ поместили в пещере. Через некоторое время образ Симона начал проясняться. Теперь лик святого совершенно ясен!

У иконы приезжают молится о даровании детей. Помогает! Многие супружеские пары, ранее считавшиеся бесплодными, приезжают младенцев показать! Так же обновились в пещерах иконы Ахтырской Божьей Матери, «Воскресение Христово с двунадесятыми праздниками». Они тоже являют чудеса! Последняя икона у женщины одной в курятнике много лет пролежала, она ей ящик с зерном прикрывала. Ученые посмотрели обновившийся образ и были потрясены: письмо XVI века!

Удивительные вещи творятся в пещерах. Мало того, что там иконы обновляются; пещеры не принимают… даже не знаю, как мягко и сказать-то… в общем, темные силы под таинственные своды совершенно не допускаются. В прошлом году многие были свидетелями того, как одна женщина, приехавшая в пустынь на поклонение мощам старца Андрея Грузинцева, при приближении к братской усыпальнице стала грубым мужским голосом произносить проклятия в адрес своего рода. Крики сопровождались неестественными движениями тела. Знатоки подтвердят: тяжелый недуг беснования проявляет себя только при соприкосновении со святыней. Падшие духи злобы, и в отличие от людей они остро реагируют на проявление благодати Святого Духа, и не в силах переносить Его действия.

Зафиксировано немало случаев такого своеобразного действия святыни. Они записаны в соответствующей книге, хранящейся в монастыре. Из прочитанного мною особенно меня поразил следующий. В июне 2007 года приехали на экскурсию в пещеру школьники с родителями; когда приблизились дети к пещере, одна девочка лет девяти вдруг стала выть нечеловеческим голосом. Мама все же ввела ребенка в пещеру и поставила девочку на колени у могилы старца. Та вырывалась, щелкала зубами, пыталась укусить мать за лицо. Припадок длился около 15 минут, и, хотя девочка все же успокоилась, при выходе из пещер мать произнесла: «Я теперь знаю, куда тебя водить и кого ты боишься…»

Да, число паломников растет. А вот из жителей поселка Сазанье в монастырь приходит немного людей; Алексей честно признался, что таковых не больше десяти человек. По-видимости, людям стыдно, что много лет они святое место превращали свалку. Да и многие дома в Сазаньем, говорят, построены из обломков монастырских храмов и келий… Когда откопали святой источник, выяснилось, что он почти иссяк. Только тоненькая струйка сочилась из земли. Провели специальное исследование и поразились: вода совершенно чиста, она не содержит вредных примесей! А ведь вытекает источник с территории секретной воинской части, где по слухам немало химикатов хранится…

И, кстати, о военных. Он помогали строить часовню при входе в пещеры и благоустраивать территорию. Да и вообще у монастыря с воинской частью заладились дружеские отношения. Монахи прямо под военным забором, на ничем не огороженном огороде выращивают клубнику. За три года с огорода не стащили ни одной ягодки!

…А на прощание игумен Андрей рассказал такую историю. В позапрошлом году, когда строился новый надземный храм, отец Андрей немного переборщил со своими возможностями и слишком много задолжал за стройматериалы. Продавцы материала оказались ребятами «крутыми» и грозили поставить монастырь «на счетчик». А в монастырской кассе между тем не было не копейки. Была назначена последняя дата выплаты долга (да, такое и в монастырях бывает, не в раю все же живем…). Накануне вечером отец Андрей пошел в пещеру и долго молился у могилы своего тезки. Он даже плакал… На следующее утро в монастырь пришел мужчина. Он принес пачку денег, сказав: «Вот, хочу пожертвовать на святое дело…» И быстро ушел. Подсчитали: точно та сумма, которую должны поставщикам!

А чудеса на Сазань-горе между тем продолжаются…

Соколья душа

…- Нам немножечко не повезло. Дело в том, что горн для обжига горшков в стороне от школы, а кирпичи «посажены» были на глину. И легко было кирпичи эти треклятые разобрать. Ну, и разобрали… с концами. Увезли кирпичи в неизвестном направлении. В общем, после этого я плюнул, ушел из школы…

Федор Николаевич Исаев смахивает со щеки крупную слезу, нервно сглатывает и продолжает:

- Три года ничего я не делал. Болел. А потом случилось так, что учителя истории в школе не стало. Уехала она из Соколки. Меня опять пригласили. А я уж и не знал, что делать… Возраст мой – за семьдесят, пятьдесят лет педагогического стажа. Да и списал я давно себя… в бессрочный запас. А тут думаю: ну, раз так все повернулось, надо и горн восстанавливать…

…Новый горн на кирпичи пока не разворовали. Вновь затеплился в нем огонь, вновь горшки обжигаются. Снова дело возрождения старинного «сокольего» промысла обрело будущее! Дело теперь за глиной. Месторождение Исаев открыл: хорошая глина в шести километрах от Соколки, у берега реки Хопер. Но залегает материал глубоковато в семи метрах от поверхности; надо шурф рыть, да шахты копать. Детей туда не загонишь – опасно. А взрослых мужиков не уговоришь… Обещали помочь школьный физрук Михаил Леонидович Белдохин да сантехник Валера Ухватов. Если сорганизует их Исаев – будет глина!

…Стоят рядом два старинных села: Камзолка да Соколка. Красивые села, одной стороной заходящие в лес, другой открытые степным ветрам. Да только не слишком у этих сел судьба счастливая… В Камзолке печально умирает разрушенная деревянная церковь, в Соколке каменный храм разваливается. Да и вообще – все в этих селах происходит теперь под знаком увядания. Колхоза нет, работы вообще нет никакой, кроме, разве, бюджетной сферы… Раньше села славились тем, что здесь находилось имение, в котором родился и вырос изобретатель лампочки Яблочков. Об этом теперь разве что бюст Яблочкова возле Сокольской школы напоминает. От имения теперь разве что только кусты остались…

И как радостно было узнать: старый учитель из Соколки возрождает гончарный промысел, которым село славилось на протяжении нескольких веков! А тут – на тебе! – какие-то непорядочные люди разорили горн, который Исаев вместе с ребятишками построил по старинным образцам… Да, только что горн с Божьей помощью восстановили. Снова гончарные круги из чулана достали. Но школьная «гончарная артель» пока еще не восстановилась в полной мере. И горшки я смог посмотреть разве что в школьном музее.

Федор Николаевич и музей, и школу, и вообще село показывал с удовольствием и даже с каким-то особенным душевным подъемом. Только грустно, грустно было на все это смотреть… Взять местную гордость, стадион «Сокол». Вроде бы чистое, ухоженное место. Но пустует стадион, нет молодежи, занимающейся спортом… В Сокольской школе детей мало, всего 56. Да и откуда им появится, если перспектив в селе для молодых не видно?

Поговорили о детях Исаева. У него их четверо, а на родине только одна дочь живет. И зря, получается, осталась, ибо Надежда без работы сидит. Другим детям повезло побольше. Сын Сергей работает в Москве, в типографии. Сын Владимир в Сердобске водит пожарную машину. Дочь Людмила в Пензе. Долгое время она в Москву «на вахты» ездила, ухаживала за маленькими детьми зажиточных москвичей. Заработала – квартиру купила. Не в Москве, в Пензе. Но тоже ничего…

Исаев – подлинная «душа» Соколки. Он весельчак, оптимист, заводила. Федор Николаевич и гармонист, и балалаечник. Сам сочиняет песни, частушки, сам их исполняет. Вместе с женой Любовью Петровной, бывшей колхозницей, участвует в сокольском фольклорном коллективе. Соколка вообще фольклором славится. И кстати по сравнению с соседской Камзолкой Соколка – еще «крепкий орешек»! Второе-то село уже почти загнулось, в Камзолке ни фольклора, ни песен уже и не осталось. Одно только там «доживание»…

В школьном музее, как я уже говорил, много горшков - таких, которые Соколку некогда славили. Есть там и старинный гончарный круг, принадлежавший известному мастеру Ивану Несторовичу Волдыреву. Факт, что работы Волдырева, да и еще нескольких сокольских гончаров, хранятся в Санкт-Петербурге, в Русском музее. Да и вообще немало музеев страны гордо хранят горшки, произведенные в Соколке. Исаев с гордостью говорил:

- Мы с ребятами, в лучшие, конечно, времена, когда средства и возможности были, ездили в северную столицу, и видели там работы наших мастеров: Николая Петровича Солонина, Федора Федоровича Волдырева (он родственник Ивана Несторовича). Они умели не только горшки делать, но и такие вещи, как печные трубы. Крыши-то в старину соломенные были, а от искры они могли легко загореться. Вот, сокольские мастера и делали особенные глиняные трубы, которые полностью своей конструкцией исключали вылет искр. А еще наши мастера делали молочники, корчаги, роговики, даже скворечники для птиц! Вот, мой пра-прадед Алексей Данилович Исаев эти скворечники отменно делал, их даже в других губерниях покупали…

Ну, и еще кирпичами Соколка славилась. Кирпич сокольский был огнеупорный, и производители ставили на нем «фирменное» клеймо: «С.К.З.», «сокольский кирпичный завод». Сокольский кирпич очень даже славился, его охотно брали железнодорожники, обкладывали им паровозные топки. Храмы из сокольского кирпича тоже строили. Причем, само сокольские поставщики прилюдно предлагали потенциальному покупателю выбрать на удачу несколько кирпичей из партии – и попробовать разбить. Если хотя бы одна штука трескалась – всю партию, а это несколько возов, отправляли назад.

Еще в Соколке делались из глины квашни (для теста), тазы, тарелки. Кувшины для хранения молока делались не хуже, чем самые современные термоса, с двойными стенками. В таких молоко неделю не кисло! Удивительнейшее явление – глиняные иконы. Местная поговорка: «годится – можно молиться, не годится – горшки покрывать». Она до сих пор в ходу, а вот смысл поговорки многие забыли. Поговорка эта - про иконы: если иконка неудачная получалась – она на крышку шла. Несколько икон из глины дошли до наших дней. Их у Исаева целая коллекция была. И особенно из собрания выделялась «глиняная Богородица», очень уж трогательный образ девы Марии с младенцем, своеобразный горельеф. С коллекцией незадача произошла: она в старом здании школы хранилась, и техничка куда-то иконы выбросила. Подумала, это ненужные «таблички» которые только пыль собирают…

Вплоть до 1958 года в здешнем колхозе существовала артель гончаров. Раз в неделю артель исправно отправляла в города Сердобск и Ртищево по телеге горшков – на базар. Однажды Исаев с учениками раскопали старый, «артельный» горн. Старательно изучили его устройство и, нарисовав чертежи, Федор Николаевич сам горн построил. Тот самый, у стадиона «Сокол», который мародеры раздербанили. И затеял Исаев целую горшечную мастерскую…

Еще отец рассказывал Феде Исаеву, какие люди великие в Соколке жили. Так, в 1911 году соколка сгорела напрочь. Это на праздник Егория вешнего было. В день, когда согласно церковному преданию, «даже птица гнезда не завивает», все сокольские на сев вышли. Никто толком не понял, откуда огонь взялся. Весна сухая была, да еще ветер раззадорился… в общем, прибежали люди, когда уже полсела охвачено было огнем. И буря метала огонь со страшной силой! Выгорело все - кроме одной единственной избы. Принадлежала она женщине, которую «блажной» считали. Та все время говорила: «Меня Господь ведет, ничего со мной не случится!» Люди посмеивались над этой чудной. Потом, когда село сгорело, уже не смеялись. А «блажную» с того дня «блаженной» стали считать. Факт, что она единственная на злополучного Егория в поле на вышла…

Поражает Исаева не этот факт, а другое. Итак, в 1911 году село сгорело. А в следующем году оно уже было отстроено заново! На фасадах многих домов еще недавно можно было разглядеть надпись: «1912 годъ». Вот ведь какие трудолюбивые люди в Соколке жили! Кстати, в том же, 1912 году и школу в селе построили. Последним барином в селе был Устинов Николай Михайлович. Перед революцией он отдал свою землю крестьянам безвозмездно, сам же присоединился к партии эсеров. Позже, после революции Устинов попал на советскую службу и был назначен послом России в Греции. Благодаря протекции барина-дипломата, кстати, гончарный промысел при смене власти не был забыт, и мастеров собрали в артель. Жаль, что артель до нашего времени не дожила…

Сколько точно лет сокольскому промыслу, никто не знает. Может, триста, а может и все пятьсот. Сотню лет назад на 600 дворов в Соколке насчитывалось 300 гончарных кругов и столько же горнов. Основа промысла – месторождение отменной «белой» глины, в которой отсутствует даже малейшая примесь песка. Добывали глину на большой глубине. Для этого рыли ямы, потом, когда добирались до слоя глины (он толщиной где-то в человеческий рост), делали ответвления. Глину выбирали до места, куда свет естественный доставал. После начинали копать новую яму. Так как трудились артельно, работа шла споро. Это сейчас Федору Николаевичу трудно разработать найденное месторождение: он всего двух помощников нашел, а этого маловато. В лучшие для промысла времена глина добывалась легче, ведь семьи-то были большие, и силами одного семейства вполне можно было выкопать шурф метров в семь за пару ней.

Глину заготавливали летом, зимой же, освободившись от обыденного сельскохозяйственного труда, садились за гончарные круги. Мальчиков к этому делу лет с десяти начинали приучать. С такого же возраста и Федор Николаевич школьников горшки делать обучает. Очень красивая была старину картина: мужчины горшки делают, женщины ткут, прядут, вяжут. И вместе поют… отсюда – богатейшая песенная культура, которая в Соколке сохраняется по сей день.

Федор Николаевич искренне гордится тем, что в Соколке, когда хотят похвалить кого-то, восклицают: «Ну, ты прям Лазарь!» Лазарем звали прадеда Исаева и он был отменным гончаром, признанным мастером. Ну, а что касается угасания промысла… сильно навредила война. С нее многие сокольские мужики не вернулись, в том числе и отец Федора Николаевича. Жили бедно, мама, Александра Петровна, в одиночку поднимала двух сыновей и двух дочерей. Интересно, что столько же сыновей и дочерей породил и Федор Николаевич.

Федор Исаев с детства увлекался не рукоделием, а… стихами. Еще когда он был 16-летним мальчиком, районная газета опубликовала его первые произведения. Нравилось еще Феде ходить в походы по родному краю, старину изучать. Именно поэтому на учителя истории пошел Исаев учиться. Главным делом своей жизни Федор Николаевич считает все же учительство. Сотни сокольских детишек он за полвека воспитал, привил им любовь к малой родине. Еще, кстати, Исаев много лет увлекает школу игрой в шахматы. Сам сделал шахматные столы, фигуры выточил. На переменках дети не бегают огалтело, а садятся разбирать сложные шахматные композиции. Дети серьезно начинают изучать шахматы с первого класса, и сельский шахматный клуб с понятным названием «Сокол» много лет неизменно побеждает в районных соревнованиях.

Ну, что касается гончарного промысла… Исаев его возрождать начал недавно, всего пять лет назад. Толчком послужило случайно обнаружение старинного горна. В мире, правда, ничего случайного не бывает. Детишки горшками сразу увлеклись, для них керамика – «серьезно-забавно-интересное» дело, про которое бабушки им чуть не легенды рассказывали. Да, случился досадный перерыв. Но теперь Исаев вновь берется на неоконченное дело. Не любит он неоконченного. Федор Николаевич размышляет:

• • Не скажу, что мы в керамике достигли больших высот. Мы не освоили глазурь, не добыли хорошую глину… Но добудем, обязательно добудем! Было бы желание и силы… А ребята это дело очень даже уважают. Увлечь горшками их ничего не стоит. Горн, слава Господу, снова на ходу, «команду» по прокладке шахты я сколотил. Надо, надо довести дело до ума. Ведь подумать: если раньше триста хозяйств горшки делали, почему мы не можем?..

Небриллиантовые князья

Поговаривают, некогда легендарный князь Куракин в своем имении Надеждино «натворил» со своими крепостными девками чуть не сотню детей. Существует мнение, что нынешние куракинцы (село при усадьбе «Надеждино» называется Куракиным) почти все – прямые потомки «бриллиантового князя». И очень поучительно узнать, как они живут…

Sic transit Gloria mundi, так проходит земная слава… Жаль, что теперь приходится разъяснять, кто таков был Александр Куракин и почему его называли «бриллиантовым»; время судит беспощадно. Иногда, возможно, несправедливо… Но прежде все же хочу познакомить читателя с одним из «вероятных» потомков царедворца.

Конечно, прямых доказательств того, что Алексей Иванович Серков является потомком князя Куракина, нет. Тем не менее Серков во многом проявляет элементы некоторого аристократизма. К примеру, дом его в селе Куракино очень даже напоминает дворец. Алексей Иванович сам его проектировал и самолично строил! Хозяйственный двор Серкова – образец порядка и гармонии. Здесь все по уму и продумано до мелочей. В ряд выстроены трактора, сельскохозяйственные орудия, грузовые автомобили… рядом пилорама. Она, кстати, единственная на все село. Ну, а уж если взглянуть в мастерскую… Здесь диву остается даваться, как пристроен каждый инструмент, всякий гвоздик или винтик!

В народе Серкова называют: «Наш Кулибин». Себя же Алексей Иванович именует «поэтом крестьянского дела». Если со стороны поглядеть на крепкое и научно построенное хозяйство Серкова, оно напомнит ферму какого-нибудь голландского или финского фермера. Таковы должны быть все российские подворья! Тогда и жизнь на селе наверняка наладится. Однако Алексей Иванович мне лично интересен был не любопытной гипотезой о «княжьем» происхождении сметливости куракинских крестьян. Очень уж характерно судьба Серкова пересеклась с судьбой знаменитого некогда имения. Алексей Иванович встретил меня довольно патетично:

-…Приятно наконец поговорить с трезвым человеком! А то ведь меня пьяницы в основном окружают… Я вам всю соль глубинки расскажу – что хорошо и что плохо. Я по-крестьянски, просто: балабольства много, а так – чтобы работать… Вот, когда у нас в Куракине все рухнуло, многие подались в Москву, на заработки. Сейчас вот многие возвращаются – и на пустоту. Да, в столице люди зарабатывали, но ведь не думали, что и свой дом, свое хозяйство надо обустраивать. Тот, кто с нуля вынужден свое дело начинать, вынужден кредит брать. А это на девяносто процентов – «прогарное» дело. Вот, я тоже когда-то с нуля начинал, но никогда в долговую яму не залезал, ни у кого не занимал. Вот, пилорама моя. Я сначала пилил доски у других, и стало дорого. Пришлось поднатужится - оборудование купил. Так же и с хозяйством: первый тракторишко я из металлолома собрал. Возил на нем и лес, и сено. Этим заработал на трактор получше. Так и пошло… По специальности-то я инженер, знаю толк в механизмах…

…Серков кода-то работал инженером в местном совхозе. Но хозяйство обанкротилось; как говорят, руководителя толкового, хозяина рачительного не нашлось. Перешел Алексей Иванович работать на спиртозавод. Есть такое предприятие в Куракине; его, говорят, еще «бриллиантовый князь» заложил, и завод исправно производил спирт почти 200 лет. Спиртозавод и теперь существует. Только он стоит… Почему? А, никто толком и не знает! Закрыли – и все тут. И несколько сотен куракинцев без работы остались. Теперь о былом величии напоминают законсервированное здание и вонючая барда в заброшенных отстойниках. Отличный «памятник» бесхозяйственности!

На спиртозаводе Серков был руководителем теплотехнического хозяйства. При нем все организовано было по уму; поскольку тепло (точнее, пар) – главное для производства спирта, у Серкова были поставлены дополнительно два резервных насоса и много еще чего запасного припасено. Больше полугода на должности инженера-теплотехника никто не задерживался - очень уж муторная и ответственная работа. Серков десять лет «оттрубил», вплоть до закрытия производства. Он вообще во всем старается проявить ответственность, таково жизненное кредо Серкова:

- …Вот, поступил я учиться в институт. А задачи по сопромату и физике у меня не получаются. Я к одному студенту, к другому, - никто ничего не знает. А все равно хочу до сути докопаться. Я в библиотеку – и читаю, читаю… Докопался до самых корней! И понял навсегда: надо быть уверенным в себе, знать, что ты можешь. И второе, это чему еще учил меня отец: любое дело начинается с порядка…

Такие крепких мужиков в селе, типа Серкова, в сущности не так и не много. Алексей Иванович сам их перечислил: это Павел Григорьевич Кузнецов, он зерновые выращивает; Андрей Корсячков, он тоже «земличкой занимается», Олег Маночков, наладивший маленькое производство тротуарной плитка. Серков уверен, что в жилах этих людях течет кровь «бриллиантового князя»: уж очень они смышлены. Есть еще один интересный человек, Рафик Курмалеев. Он тоже оборотистый мужик, только потомком быть не может, ибо по национальности татарин и вообще приезжий. И все равно эти люди – почти что князья, ибо достойно ведут себя даже в условиях экономического упадка. Не «бриллиантовые», конечно, но все же уважаемые люди.

Есть земля и у Серкова; он на ней растит овощи и кормовые культуры. У Серкова корова есть (раньше, когда выгодно было, и семь коров держали…), и гурт овец. В хозяйстве все по «резервной схеме» построено. Если о тракторах говорить – их даже не два, а три. Грузовика тоже три, причем два законсервированы «до будущих непростых времен». В общем, налаженное дело, я бы сказал, до тонкости отточенное. Озабоченность о будущем у Алексея Ивановича только в одном: нет преемника. Родная дочь в Москву уехала, там неплохо устроилась. А вот дочь Анечка (внучка Алексея Ивановича) дочери стала помехой, она ее бабушке с дедушкой на воспитание отдала. Конечно, внучка Алексею Ивановичу и Татьяне Васильевне (жене Серкова, она медсестрой в сельской больничке работает) в радость. Однако тревожно как-то на душе у «куракинского Кулибина». Потому что надлом какой-то в жизни все же случился…

Ну, а теперь время удовлетворить интерес любознательного читателя к личности Куракина. Дворец хотя и лежит в развалинах, все равно способен возбудить воображение падкого до старины человека. Он стоит на высокой горе над рекой Сердобой как Колосс, взирая пустыми глазницами окон на мелких людишек, копошащихся внизу, в селе Александро-Ростовке (оно на другом берегу Сердобы), и на многие другие села, некогда входившие в «куракинскую империю». Много, много рыли куракинцы в разных частях усадьбы, да в церкви Александра Невского, стоящей посреди села, в надежде отыскать эти треклятые бриллианты! Пока не нашли, но надежды внезапно разбогатеть не потеряны…

Александр Куракин получил прозвище «бриллиантовый князь», вот, по какой причине. Законченный модник, он украшал бриллиантами всё, что только мог, даже волосы он посыпал бриллиантовой пудрой. Однажды это пристрастие даже спасло Куракину жизнь. В 1808 году его назначили послом во Францию. В 1810 году он присутствовал на балу по случаю сочетания Наполеона с австрийской герцогиней Марией Луизой, когда начался пожар. Изящные и благовоспитанные гости тот час превратились в ревущую неуправляемую толпу. Однако Куракин, как истинный рыцарь, не бросился бежать из дворца, а принялся выручать женщин из огня. В какой-то момент князь упал без сознания и удара от обрушившейся на него балки уже не почувствовал.

Среди пожарных и офицеров, тушивших пожар, затесалось большое количество мародёров, наслышавшихся о необычной любви князя украшать драгоценностями абсолютно все вещи. В обгоревших развалинах Куракина насилу удалось отыскать: он весь обгорел, но был ещё живой. Князя вытащили из обломков, положили в лужу и срезали только с одной одежды бриллиантовых пуговиц и пряжек на сумму свыше 70 тысяч франков!

С детства Куракин был другом нелюбимого сына Екатерины II Павла. С ним наследник трона делился самыми сокровенными (и опасными для матери) мыслями. Ее терпение переполнилось, когда в переписке Куракина обнаружили оскорбительные слова в адрес Потемкина. Екатерина выслала Куракина в одно из его дальних имений. Обладая природным оптимизмом, он задался целью сделать из места своего изгнания некое подобие царского двора. Село Борисоглебское Саратовской губернии Куракин переименовал в Надеждино и тут же началось строительство усадьбы, подражавшей знаменитому Павловску под Петербургом.

Проект дворца на 80 комнат был заказан модному и дорогому на то время архитектору Джакомо Кваренги. Дворец скоро наполнился роскошной обстановкой – дорогой мебелью, картинами и скульптурами, в которых просвещенный хозяин знал толк. С северной стороны трехэтажного дворца простирался огромный английский парк площадью свыше 100 гектаров.

Куракин жил в «Надеждино» богато и роскошно, он создал в своем поместье собственный двор со штатом церемониймейстеров, дворецких, медика, капельмейстера, устраивал роскошные праздники. Были в имении В разных местах куракинского парка размещались храмы-беседки частично с масонскими названиями: Славы, Терпения, Леды, Дружбы, Благодарности, Истины, Ворота красивого вида, Вместилища чувствий вечных. В парке наличествовали просеки: Цесаревича, Славных дел, Нелидовой (предмет обожания Павла I), Антуанеттина (королева Франции), Твердости, Катишки (в честь графини Екатерины Ивановны Вадковской), Алёнина (княгини Елены Ивановны Вяземской), Браницкой, Ожидаемого благоденствия, Приятного наслаждения, Отрады, Милой тени. Дорожки тоже имели названия: Удовольствия, Уединения, Неожиданного утешения, Преодолеваемых трудностей, Жаркого любовника, Истинного разумения, Частого повторения, Воспоминаний прошедших утех, Спокойствия душевного, Постоянного друга, Веселой мысли, Задумчивости, Отважности, Прихоти, Скорого достижения, Верных любовниц, Доброго согласия, Восторга, Великодушия, Услаждения самого себя…

В усадьбе были открыты школа живописи, музыкальная школа, занятия в которых проводили столичные и парижские музыканты. Князь выписал из Парижа настоящую маркизу, в обязанность которой входило забавлять аристократическими манерами и приятным разговором гостей хозяина усадьбы.

Сам дворец имел 26 саженей в длину, 12 в ширину, 28 аршин в высоту, 80 комнат. При князе постоянно находилось 300 человек прислуги, не считая иностранцев. В услужении были не только сотни лакеев, что само по себе уже являлось для сельской местности уникальным фактом. Прислуживали ему, причем добровольно, даже дворяне, чем их господин очень гордился, ибо такое мог себе позволить только император.

К крестьянам барин обращался со словами «детки мои», угощал ребятишек сладостями, дарил платки, мелкие деньги. Говорят, под ласковым обращением скрывался и вполне конкретный смысл: многие ребята, действительно, являлись его детьми. Князь не был женат, но, как свидетельствуют биографы, «имел большую слабость к женщинам», в разных слоях общества имел многочисленные связи, последствием которых было до ста побочных детей. Ничего удивительного, если в куракинских селах и по сей день живут потомки незаконнорожденных детей «бриллиантового князя», прижитых с местными красивыми крестьянками…

Удивительный факт: в начале XIX века, получив новое государственное назначение, Куракин отпустил безвозмездно своих крепостных на волю, учредил в «Надеждино» богадельню. Она, эта «богадельня», де-факто просуществовала до XXI века, теперь уже в форме психоневрологического диспансера.

В 1918 году, кстати, усадьба взята под государственную охрану, но эта мера уже не могла ее спасти: нужны были средства для ремонта и содержания, а они отсутствовали. Кирпич, другой строительный материал беззастенчиво расхищался крестьянами, вырубался лес в парке. Усадьба «Надеждино» в соответствии с постановлением Совета Министров РСФСР №1327 до сих пор является «объектом культурного наследия федерального значения». Однако, как и все почти «охраняемое государством», на самом на самом деле усадьба никому не нужна. После ликвидации несколько лет назад психиатрического диспансера, занимавшего несколько более-менее пригодных помещений, уже и не сталось в усадьбе рачительных хозяев. Даже поиски бриллиантов прекратились! Народ (многие из куракинцев были сотрудниками диспансера) целиком сосредоточился на проблеме индивидуального выживания.

Именно этим занимается семья Курмалеевых. То есть, выживает… В каком-то смысле я бы назвал Курмалеевых «аристократами духа». Потому что Рафик и Гульнара в селе Александро-Ростовке (аккурат напротив усадьбы «Надеждино») построили поистине образцовое семейное хозяйство. Гульнара – директор Досугового центра, что в селе Куракине. Рафик – частный предприниматель: у него в ведении отара овец, свой магазин в центре Куракина, бычки, телята… Александро-Ростовка – село «стариковское». Курмалеевы редкая молодая семья, воспитывающая двух сыновей, 15-летнего Руслана и 8-летнего Ильдуса. Они вполне комфортно себя чувствуют в селе, которое по сути умирает. И даже имеют планы на будущее.

Гульнара родом из села Малый Труев, Рафик - из села Кобылкино. Крепкое, кстати, село. Там издавна коневодством занимаются. А познакомились Гульнара и Рафик в прекрасном городе Сочи, когда трудились там в студенческом стройотряде. И уже черезпару месяцевсыграли «студенческую свадьбу». Он учился в институте на агронома, она – на экономиста. После окончания ВУЗа хотели было поехать в Кобылкино, да там и своего «начальства» полно, не пристроишься… И прослышал Рафик про село Куракино. Он с детства историей увлекался и очень любит старину. Романтичное место, море легенд, да и совхоз в Куракине тогда был крепкий… Рафика взяли в совхоз агрономом, после поставили управляющим отделением в Александро-Ростовке; Гульнара устроилась библиотекарем. Молодой семье дом выделили, и вполне даже прилично Курмалеевы зажили! Тихое село, напротив, на горе возвышается усадьба… Гульнара, кстати, тоже увлеклась историей усадьбы, стала собирать материалы о Куракине.

Отделение в Александро-Ростовке было лучшим; имелась здесь ферма на 250 дойных коров, три тысячи гектар земли возделывались. Пасека совхозная действовала, мед здешний даже в Сибирь отправляли… но в 2000-м году совхоз перестал платить своим работникам. И очень как-то быстро дело до банкротства дошло. Никто так до конца и разобрался, почему это так все быстро посыпалось… Да, теперь и нет нужды докапываться! Как специалисты с высшим образованием, Курмалеевы знают: во всем мире сельское хозяйство без поддержки погибает. Куракинский совхоз не исключение.

Гульнара в культуре осталась работать и после падения совхоза, а вот Рафик остался не у дел. Как спасаться? Ну, в первую руку он стал присматриваться к умным куракинским мужикам. К тому же Серкову, например. Чем они берут? Прежде всего, сметливостью. Менялся рынок, скакали цены – мужики подстраивались, перекраивали внутреннее устройство своих хозяйств. Те, кто несметлив, - в города подались, на заработки. Это проще, конечно. Но как-то, что ли, неумно. Зацепиться-то никому толком не удается за хорошую работу. И ты опять же от хозяина зависишь, работодателя. Такое положение не для Рафика.

Перво-наперво Курмалеевы отару овец завели. Потом - телят. После – лошадей. Коров тоже держали, но сейчас отказались, потому что молоко сейчас невыгодно производить, закупочные цены очень низки. Два года назад Рафик магазин в Куракине открыл, аккурат за церковью. Дела в магазине не так, чтобы блестяще идут, но прибыль все же есть. Находятся в селе и «злые языки», которые ворчат: «Вот, татары разжились, небось наворовали!» А ведь Гульнара с Рафиков всего своим трудом достигают! И большинство куракинцев уважают Курмалеевых. Гульнара как директор Досугового центра сельские праздники организовывает, даже устраивает «конкурс красоты» среди сельских… коров! И большинство куракинцев семью Курмалеевых в общем-то уважают и даже почти что причислили их к своему «клану» потомков «бриллиантового князя».

Жаль только, теперь Александро-Ростовка – село «стариковское». Молодых семей здесь всего-то три: Абрамочкины, Гореловы да Курмалеевы. Хотели газ провести а Александро-Ростовку, да беда в том, что записалось на гизификацию всего-то 12 семей. Газовики заявили, что проводить магистральную трубу к такому малому числу потребителей им не выгодно. Да, затухает село… Тем не менее Рафик утверждает, что уже и не мыслит своей жизни без этого места:

- Нам здесь очень даже хорошо! Картошка-маркошка есть. Есть где «шарга-марга» закатить (отдохнуть на природе). Мясо – вон оно, на лугу пасется. Пока пенсионеры живут – и оборот в магазине будет. Мы «накруток» больших не делаем, максимум 15 процентов. У нас не «Райпо», где «накрутки» до 50 процентов! Бывает, родители наши обижаются, что не приезжаем навестить. Но у нас ведь заботы – у Гули в клубе, у меня в магазине, на домашнем подворье. Скучать не приходится! И думается, мы, куракинцы, еще поживем!

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Пензенская область.