Крик Полдневицы

Первоначально Полдневица задумывалась как спецучреждение ГУЛАГ. В 1939 году с оккупированной Красной армией территории сюда были переселены “излишне” зажиточные семьи из Западной Украины и Польши. Всего в двух бараках поселили 3500 человек. Спали на двухъярусных нарах: одна семья снизу, другая - сверху. Спецпереселенцы (так их называли) выменивали у жителей окрестных деревень на картошку и хлеб золотые украшения, одежду из дорогих тканей. Скоро поляков стал “косить” тиф. Атмосфера бараков способствовала эпидемии и вымирали спецпереселенцы сотнями. В 42-м отношение со стороны властей к ним изменилось: им разрешили перебраться в более теплые края - и поляки разбрелись по белу свету.

Остались от поляков ныне лишь несколько деревянных зданий, построенных ими, да могильные холмики на поселковом кладбище. Кресты на них давно сгнили, а среди нынешних жителей Полдневицы как-то не в обычае ухаживать за чужими могилами. И еще в школьном музее хранится несколько “польских” платьев. Хлеб, на который они были выменяны, возможно кому-то спас жизнь.

В Полдневице и сейчас живут люди с фамилиями Энгельс, Лубман, Галицкие и Колтиевские. Но они не помнят своих польских, украинских или немецких корней. Или родители им в свое время наказали о корнях забыть, заботясь о будущем детей.

После поляков Полдневицу заселяли простые люди, выходцы из окрестных деревень. Были и золотые времена, когда в поселке и на лесопунктах жили в общей сложности 12 тысяч человек. Сейчас населения - 2,5 тысячи. Фактически эти люди поневоле оказались в положении “спецпоселенцев”. Потому что работы нет, будущего нет, и средств, чтобы выбраться, тоже нет.

Беда поселка - шикарная школа. Она была построена во времена расцвета леспромхоза, рассчитана была на тысячу детей, но теперь ситуация идиотская. Чтобы эту громадину протопить, нужна уйма дров, а у администрации нет на них денег. Для 150 учеников школа явно велика и возможно классы переместят в бараки. Каждый день в Полдневице ожидают очередную “радость”. Последняя “радость” - закрытие Дома престарелых. Стариков разместили либо на социальных койках в больнице, либо поселили на квартиры, которые, благо имеются (правда в покосившихся щитовидных домах). Предпоследняя “радость” - закрытие зубоврачебного кабинета. Зубы теперь в прямом смысле надо класть на полку. Сама больница держится на одном единственном враче; если он уедет или еще что-нибудь случиться, нового доктора с высшим образованием с Полдневицу не заманишь.

Есть одна положительная радость. Долгое время в поселке с 13.00 до 19.00 отключали свет - якобы за неуплату долгов леспромхозом. Почему за долги предприятия должны отвечать люди - никто из чиновников не снизошел объяснить. Радость заключается в том, что теперь свет отключают с 13.00 до 16.00. Как говорится, спасибо за счастливое детство! А впрочем в полдневицком детском садике все равно продукты портятся, так как даже при таком режиме холодильники работать не могут. А ведь в поселке еще есть ПТУ, в котором обучаются дети-сироты (сейчас - 18 человек). Кому какое дело, что эти молодые люди учатся в темноте (я уж не говорю про школьников)?

Народ уже сбился со счета, сколько раз у разоренного леспромхоза менялись хозяева. То ли 8, то ли 10. Цель “инвесторов” была приблизительно одна: “отмыть” деньги и растащить то, что еще не растащено. Первые же хозяева, пришедшие после банкротства заявив, что пришли поднимать поселок, разобрали сеть узкоколейных железных дорог и сдали в металлолом. Вторые, третьи и последующие, обещая светлую жизнь, разбирали и увозили все остальное.

Ныне в Полдневице хозяйничает некое ООО “Тайга”, хозяева которого находятся в городе Выборге. Директор “Тайги” Александр Ширяев утверждает, что они “всерьез и надолго, так как с лесом на ты”. Сейчас лесосырьевая база “Тайги” - 43 тысячи “кубов”, фирма берет в аренду еще 100 тысяч “кубов” в соседней Кировской области (предыдущие хозяева ближний лес уже вырубили) и увеличит количество работающих с 90 до 200 человек. А через три года “Тайга” возможно выйдет на рентабельность и начнет развивать соцкультбыт в поселке.

Народ в это не верит. Не потому что Ширяев плохой - он-то как раз местный, из райцентра, - а потому что люди вообще никому не верят. Предыдущие ребята безбожно рубили лес и не прибирали делянки - потому что для них заплатить штрафы за нарушение правил лесопользования фирмачам раз плюнуть. Хозяева “Тайги” закупили финские агрегаты и утверждают что рубят они по науке. А им все равно не верят, тем более что по слухам у выборгских ребят дома не лесной, а ресторанный бизнес...

...И спасение женщины Полдневицы находят в цветах. Возле убогих строений (вообще все леспромхозовские поселки страны по определению убоги, потому что временны) - великолепные цветники. Это целое цветное буйство, можно сказать существует негласное соревнование на лучший палисадник. Цветы как отдушина, окно в другой мир.

Пример - палисадник библиотекаря Эльвиры Разумовой. 14 лет она с семьей прожила на самом далеком лесоучастке, в поселке Зинковка. Он расположен в 35 километрах от Полдневицы, а там вообще ничего нет - ни магазина, ни дорог (потому что железную дорогу сперли – тупо разобрали и вывезли) - и пришлось семье Разумовых прошедшей зимой перебираться к цивилизации, которая по их мнению находится в Полдневице. А как же! У Эльвиры двое детей, 10 и 12 лет, им нужно учиться. Муж не помогает, он в перманентном запое. Надо крутиться самой.

А в поселке Зинковка еще живут люди. Они не хотят переезжать по одной причине: в Зинковке относительно хорошее жилье, а в Полдневице им предлагают разграбленные щитовые домики типа тех, в которые переселили бабушек из Дома престарелых. Зинковцы требуют по 150 тысяч “подьемных”. Но им никто их не даст. Потому что денег нет ни в районе, ни в области. Наивные: они думают, что нужны стране...

Яма

Школа в поселке Якшанга в лучшем положении. Потому что наполовину деревянная и тесная. Такую легко отапливать. Тем не менее, директор школы Виктор Иванович Шалыгин все лето воевал, чтобы привезли для школы 200 “кубов” дров. При потребности 800 “кубов”. За 39 лет, что Виктор Иванович директорствует в Якшангской школе, такого еще не было. Рядом со станцией при советской власти стали строить Детский комбинат. Кирпичный, высоченный. И хорошо, что не успели довершить, потому как эту махину не протопить. Детский садик ютится в бараке. Пусть он в болотине и в спальне гостят лягушки; зато там тепло.

Население Якшанги убеждено в том, что название их поселка переводится с татарского как “Яма”. Я не знаю этого языка и потому верю им. Хотя бы потому что “ямой” можно назвать нынешнее положение поселка. Как географическое (поселок в низине), так и экономическое. Якшанга расположена на Северной железной дороге, глубинкой ее не назовешь, тем не менее положение здесь даже хуже, чем в Полдневице. Леспромхоз здесь развален вообще. И никому он теперь не нужен. Разобраны не только рельсы, но даже портальные краны; осталось только два, один из которых отгружает металлолом.

Что самое удивительное, здесь была переработка леса, громадные цеха. Еще в 1913 году заводчик, немец Зингер, построил лесозавод, который вполне исправно почти столетие производил пиломатериалы. Теперь лесозавод - развалины типа Хиросимы. Кино про ядерную катастрофу можно снимать. Целы лишь “зингеровские” дома. Им тоже по 100 лет, и в них до сих пор живут люди. А работа здесь есть только разве на частных пилорамах, которых пять штук, да маленьком частном предприятии “Якшангский лес”, которое основал обиженный директор леспромхоза Михаил Манин (он предлагал свой вариант выхода из кризиса, власти его не послушали и в результате ставленники властей оказались жуликами). Последнее предприятие заготавливает немножко леса и... выпекает хлеб. Хлеб-то кушать в Якшанге тоже хотят.

Можно сравнить библиотеки в Полдневице и в Якшанге. В первой нет света, во второй - тепла. Эксплуатация печей запрещена пожарными, но для того, чтобы их переложить, нужны деньги. Которых нет. Библиотекарь Александра Федоровна Зотова бессменно работает в этой должности с 1959 года. Кроме всего прочего она является депутатом поселкового совета, а потому в курсе всех проблем поселка.

По ее мнению ошибся в свое время народ. Когда три года назад леспромхоз обанктотили, люди промолчали. Ни один из рабочих не поднял голос. Пришли хозяева, все растащили - и все... яма. “Инвесторы”, между прочим, давали слово, что две бригады обязательно останутся работать.

И теперь положение такое. Весь лес взял в аренду Мантуровский фанерный комбинат. И на разрешает населению Якшанги заготавливать дрова. Живут люди в лесном поселке, а вокруг лес-то чужой!

Александра Федоровна в непростом положении: уже 44 года у нее на руках парализованный муж А она все равно не прекращает борьбы. Надеется, что беспредел кончится. Якшангский библиотекарь гордится своим внуком Сережей Большаковым. Не потому, что ему еще 15 лет, а он уже подрабатывает на пилораме и грузит частникам доски. А потому что стихи светлые пишет. Например такие:

...Лес пустеет, рушатся дома,

Улица глазницами пустыми

Со слезами смотрит на меня.

Молит край о помощи, о ласке,

Просит милосердья и добра...

Или это не светлые стихи? Впрочем, я не специалист в поэзии.

“Берегиня” против “Чикаго”

-...Бывают и “плохие парни”. Ну, ничем их не увлечь - за одно дело начинаются, а скоро бросают, говорят: “Надоело...” Но иногда такое выдадут! Спросишь: “Сережа, с чего начинается Родина?” А он: “С бабушкиного крылечка, с березок у него...” А крылечко-то у бабушки полуразвалившееся, березки в болотине стоят. Но мальчик абсолютно искренне это говорит, из сердца слова льются. Он трудный ребенок, но мне с такими хулиганами, с безотцовщиной, интереснее, чем с тихонями...

С одной стороны Зебляки - не самый худший из леспромхозовских поселков. Путь здешний леспромхоз проходил через банкротство, но теперь-то он работает, в отличие от большинства других в округе. И даже зарплаты в нем платят. А с другой стороны Зебляки получили прозвище “маленький Чикаго”. Много краж и много убийств. Бабушку одну недавно спихнули в колодец. А перед тем надругались над ней... Дом сгорел, а в нем два мертвых тела. Парня на железной дороге нашли с перерезанной головой, и все знают, что накануне он ругался с цыганами (живут в Зебляках эти цыгане и поселок в страхе держат). Оформили как несчастный случай. Вообще-то поселок чистенький, даже главная улица в нем асфальтированная. Но, когда Вера Васильевна водила меня по Зеблякам и показывала немногочисленные достопримечательности, проезжавший мимо автомобиль так окатил нас водой из лужи да так обильно, что стыдно стало даже мне, чужому. Вера Васильевна, покраснев, стала оправдываться: “Он завтра протрезвеет и извиняться придет...” Неважное какое-то оправдание хамства.

Вообще любой леспромхозовский поселок оставляет ощущение временности и какой-то надорванности. Зебляки немного другие - это основательный поселок. И станционное здание тоже основательное. Построили правда его недавно, а вообще Веру Васильевну привезли сюда в 4-летнем возрасте, из Вологодской области. Тогда здесь был всего лишь разъезд № 58, и отец нанялся на железную дорогу рабочим. Он был контужен на войне и скоро умер. Мама Евдокия Степановна поднимала детей в одиночку. И росла Вера Топоркова (ее девичья фамилия) вместе с поселком. Считай, они ровесники.

Так случилось, что с собственной семьей Вере не слишком везло. Первый ее муж утонул, Второй уехал в Северодвинск и там завис навсегда. А третий вообще неизвестно где. И у Веры Васильевны даже нет времени узнать, где он, так как она сейчас вся в “Берегине”. Ее с недавних пор в поселке и называть стали Берегиней. Без иронии, а с уважением. Кстати от трех браков у Веры Ивановны родилось два сына - Антон и Альберт. Первый - военный, служит на Крайнем Севере. Второй - полицейский, служит на Крайнем Западе, в Калининградской области. У Веры Васильевны есть все основания гордиться сыновьями.

С молодости она работала в здешнем детском садике. А, когда в поселке тогда еще могущественный леспромхоз построил новый Дом культуры, директор предприятия (тогда в Зебляках все принадлежало леспромхозу) приказал: “Будешь руководить!” Вера Васильевна любит детей, она всегда их любила, но тогда не положено было говорить “нет”. После работала она заместителем директора местного ПТУ, а когда стали нелады с сердцем (из-за нервной работы и личного горя), ушла в библиотекари. Думала, нашла спокойную жизнь, но душа не давала успокоиться: основала Вера Васильевна при библиотеке “Клуб семейного чтения”, а так же стала собирать экспонаты для музея.

И вылилось все это в конце концов в “Берегиню”. Даже трудно сказать, что это за учреждение. Это одновременно и клуб для взрослых, и детский творческий центр, и музей, и выставочный зал, и дом ремесел. Районный отдел образования содержит в “Берегине” кружки, а культура оплачивает работу директора, методиста, сторожа и уборщицы.

Главной Берегиней, как активной и неравнодушной, с самого начала предложили стать Вере Васильевне. Первое, что потребовала Шорохова, - чтобы в “Берегине” обязательно имелась... молельная комната. Поселок-то строился при советской власти и никто не думал ни о церкви, ни о Боге. А молиться жителям Зебляков где-то надо. И дети должны приобщаться к нашей православной вере. Районное начальство было не против, но комнату для молитв должны были благоустроить местные жители. Вера Васильевна сама съездила в Кострому и выпросила у архиепископа Александра благословение на организацию молельной комнаты. И батюшку в епархии назначили, который окормляет зебляковцев, отца Серафима. Его приход далеко от Зебляков, но он бывает в поселке часто:

- Величайший души человек! - утверждает Вера Васильевна. - После службы всегда беседует, на все вопросы отвечает. Допоздна задерживается. Продукты нам привозит, материалы для поделок. Однажды привез нам мешок гречки, так мы целый год кашу из нее варили! А у нас дети-то разные, есть и те, чьи родители “пальцы веером держат”, а есть из бедных семей. Вот Андрюшка наш: приходит и сразу: “Вера Васильевна, а мы сегодня кашу будем варить?” - “Дак, воскресенье, не варим же...” - “А-а-а... ну я пошел...” - “Постой, Андрюшка. А ты завтракал ли?” - “Не. Мама на работу ушла, а вчера они с папкой пьяные были. Дрались...” И варим мы кашу... А другие дети с шоколадками, с газировкой. И рождается между детишками зависть, которая может перерасти в ненависть...

- Так ведь леспромхоз работает! Что ж, безработных много?

- Вот я и думаю: если есть голова на плечах - то и заработаешь. Если из леспромхоза выгнали (а пьяниц оттуда погнали), иди к старушкам дрова колоть, огороды копать. Вообще не понимаю мужчин нынешних...

- Просто вы - сильный человек.

- Станешь тут. Сыновей своих одна поднимала. И горе недавно у нас случилось: старший внук Андрей погиб в Чечне. После того как узнала об Андрюшке своем, сердце у меня прихватило...

...“Берегиня” по убеждению Веры Васильевны нужна прежде всего для того, чтобы уберечь детей от влияния улицы. Пусть Зебляки - не самый брошенный поселок, но все пороки современного общества пустили здесь свои корни:

- Допустим у нас есть список трудных детей, неблагополучных семей. Он называется “Список СОС”. Ко мне ходит таких детей пять человек. Да, их трудно увлечь, но это не значит, что надо их бросить. Похвастать нам особенно нечем, но один из таких мальчиков артистом стал; мы по ветеранам ходим - прямо домой - и концерты даем. Они называются “Согреет сердце ласковое слово”. Мы всегда стараемся, чтобы ветераны и дети встречались. У нас и хор ветеранов есть, пожилые женщины собирают песни старинные, записывают. А дети их разучивают, исполняют. Всем возрастам в “Берегине” есть место, но самое главное - дети. Дети...

С детьми занимаются мастера: Ирина Дылян - лозоплетением, Марина Хомова - берестой и плетением на коклюшках, Ольга Ильина - шитьем, Вячеслав Георгиевич Романов - резьбой по дереву. Здесь никакой материал не выбрасывают, все идет на изготовление поделок - от пластмассовых бутылок до консервных банок и пробок.

С детьми в “Берегине” готовы заниматься всем, чем угодно. Лишь бы ребята научились по-настоящему любить свой поселок, свою область свою страну. Научится ли страна любить своих детей?

Братство Стального Пути

- ...В Европе очень мало природы, и еще там очень ухоженные леса и цветы. В Европе заботятся о животных, и о людях заботятся. И там все со всеми здороваются. В каждом доме там растут виноградники, там целых четыре страны и говорят там на ста тысячах языках. В Европе есть дороги...

...Это Алена Деминцева на уроке в Бекетовской школе рассказывает о других странах - то, что знает. Насчет того, что там, в другом мире все здороваются (я уж молчу о винограде), девочка неправа: в Бекетове как раз здороваются все, в отличие от Европы. И дорога здесь тоже есть. Только пока одного типа: узкоколейная железная (в просторечии - УЖД). Она - вместо улиц (идет прямо посередине поселка), у нее собирается по вечерам молодежь, да и старики тоже собираются потолковать возле нее, родной. УЖД - символ жизни, средоточие добра. Один раз в неделю по ней сюда приезжает пассажирский поезд, состоящий из мотовоза, раздолбанного вагона и платформы с продуктами. Поезд отбывает в пятницу в 22.00 со станции Кадниковский, заезжает в поселок Яхренга, потом отправляется в сторону Бекетова. В лучшем случае (если состав не сойдет с рельсов, впрочем, если он не перевернется, снова поставить на колею его могут весьма быстро - опыта железнодорожникам не занимать) в час ночи, в худшем - в шесть утра. Все выходные он стоит у бекетовского магазина, а в понедельник в 06.00 отправляется назад. Четыре часа “русских горок” - и ты снова в Европе (ежели таковой считать Вологодчину). Есть вариант проехаться по УЖД на частной “пионерке”, коих в лучшие времена наделали много (так называются самоходные дрезины с двигателями от мотоцикла), но в такие путешествия пускаются редко по причине дороговизны бензина.

В субботу утром, когда открываются затаренный свежими продуктами магазин и почта, Бекетово оживает. С рюкзаками из леса выходят обитатели еще более отдаленных деревень - Долгого, Каргозера. Затовариваются по европейскому образцу на неделю вперед.

Если пройдешь немного по колее, минуя поселок, по обеим сторонам от дороги обнаруживаешь россыпи пустых бутылок из-под водки и портвейна. Видимо, это - обычный здесь способ снятия стресса: ужасы дороги сотрясают не только души новичков. А впрочем, человек - существо, способное привыкнуть ко всему. Даже к изобилию.

УЖД - судьба Бекетова, а с судьбой не спорят. Если уж когда-то поселок был основан как лесопункт (а узкоколейка строилась для вывоза леса), значит, лесопунктом ему и оставаться. Слава Всевышнему, лесопункт действует, и вполне успешно. Старший мастер Анатолий Васильевич Гвоздев старается “держать” бригаду и не допускает излишнего пьянства и тунеядства. Люди сами рвутся работать в лес, потому как зарплату леспромхоз (его правление находится в Кадниковском) платит, лес хороший (одно время его заготавливали для фабрики, изготавливавшей музыкальные инструменты - так называемая “поющая ель”) и вообще перспективы неплохи. Но жена мастера, Лидия Николаевна, убеждена в том, что если муж уйдет с работы, а до пенсии ему осталось немного, все развалится. Другого такого человека, который бы умел управляться с лесниками, нет.

Еще в Бекетове живут своей скотиной. У Гвоздевых на дворе имеются Корова, нетель и теленок - и так почти у всех (кто не спился). А вот сыновья уехали, выучились на врачей, и теперь один из них живет в райцентре Вожега, а другой - в Архангельске. Хирургу и психиатру в Бекетове трудно будет найти работу по профилю.

Зато в поселке есть фельдшер. Бекетовские жители благодарят провидение за то, что им был послан такой подарок, ведь вероятность того, что специалист согласится поехать в этот “таежный тупик” была близка к нулю. Трудно заманить сюда человека, прельщенного прелестями цивилизации. Сама Надежда рассказывает, как сюда попала:

- ...Приехала сюда вот в этом вагоне. Ничего, приехала - понравилось: лес рядом, тишина... А на самом деле я сюда к мужу приехала...

Надежда была матерью-одиночкой, жила на большой станции в Архангельской области, воспитывала двоих детей, и как-то познакомилась она с молчаливым мужчиной Славой, машинистом на каком-то там лесопункте, у которого тоже двое детей и он был вдовым. Все четверо их детей стали взрослыми, жили самостоятельной жизнью, новоиспеченные супруги тоже решили начать все сначала. Вячеслав предложил перебраться к нему на лесопункт, а вскоре у них родился сынишка Степан; Надежда родила в 42 года. Через год родила одна из дочерей Надежды и получается, что она одновременно стала и мамой, и бабушкой. Немногим позже она узнала, что первая жена его нынешнего мужа тоже работала в Бекетове фельдшером. Такая вот преемственность.

Сейчас Надежда - главный человек в Бекетове: депутат райсовета и староста поселка. Все двух поселков приходится решать именно ей. Проблема нормальной дорого пока неразрешима, зато в прошлом году здесь полностью заменили линии электропередач. Поезд ходил раньше чаще - пять раз в неделю - теперь его сократили до “физиологически” возможного минимума (что бы обновлять продукты в магазине и привозить на выходные студентов). Вторая проблема: некуда деть маленьких детей. В школе сейчас учатся 19 ребят, а детского садика нет и 10 малышей томятся дома.

- Но самое больное для нас - пьянка. Зимой мужики хорошо зарабатывают, и... в общем, даже летом, когда заработки по минимуму, вино тоже в магазине берут. В долг. Я понимаю, что при такой работе, когда по колено в снегу или в болоте, трудно не выпить, но все же надо бы себя и поберечь. И втягиваются постепенно...

Больше трех лет Надежда живет в Бекетове, и энтузиазм ее стал подостывать:

- ...И теперь чего-то страшновато стало. Один раз мы ехали Степку регистрировать, Славик вышел покурить в тамбур - и вагон так затрясло, затрясло!.. Три месяца я потом не ездила. И еще - медведей боюсь. Меня здесь сразу научили, что как косолапого увидишь - надо кричать благим матом, в ладоши хлопать. Я, как в первый раз увидела - так и сделала... он сначала на задние лапы встал - а потом ушел. А как-то ходила я по вызову в Каргозеро. Идти четыре километра через лес, и вижу я: свежие следы медвежьи. И рядом муравейники разоренные. Я тут сразу вспомнила про Степку, и бегом в это Каргозеро; отдышалась и говорю: “Как хотите, а отсюда я назад не пойду”. Слава за мной ходил и только с ним вернулась...

В прошлом году Надежда приняла роды. Женщина родила 12 ночи, три часа ждали экстренного тепловоза, и потом столько же фельдшер-депутат тряслась в вагоне, прижав новорожденного к себе (рядом дремала обессиленная мама). Хорошо еще ни разрывов, ни кровотечения у нее не было; Бог все-таки бекетовцев хранит...

Но это - исключительный случай; в основном рожают в Вожеге или в Вологде. А вообще детей здесь любят, за что и дети потом отдают сторицей. К супругам Гвоздевым, например, сегодня приехал сын с невесткой - помочь посадить картошку. Невестка, кстати, помогла разобраться со школьным компьютером, и теперь все шесть здешних учителей владеют современными технологиями. Вот, так и получается: компьютер есть, даже в Интернет при желании можно выйти, а вот вагончик - раздолбанный. Жаль только, если он сломается - его нечем будет заменить. И еще: дети в школе любят заниматься спортом - но каково им выезжать на спортивные мероприятия хотя бы районного масштаба?

А вообще Бекетово считается “тихим уголком” по сравнению с “бандитской” Яхренгой. Дело в том, что Бекетово - это по сути “сборная солянка” жителей окрестных деревень, большинство из которых уже не существует. Здесь есть традиции, историческая память, вековой уклад. В Яхренгу съезжались люди со всего Союза, там много бывших уголовников. В Яхренге больше пьют, там много криминала, но... зато там больше рожают, и даже берут сирот на воспитание. Да и до цивилизации ближе: в том же вагончике от Кадниковского до Яхренги ехать всего лишь час. В райцентре мне рассказали, что лесопункты в этих поселках сохраняются лишь для того, чтобы люди там не спились окончательно и не разбежались. Начальству было бы выгодно, чтобы их вообще не было.

Но они - есть. И мне кажется, бекетовцы умают про себя несколько иначе. Там другой мир, другие понятия, темп жизни совершенно иной. Но ведь Бекетово - тоже Россия. Только, скажем так, “Россия на грани”. А что, если бекетовцам устроить у себя туристический маршрут? Название само напрашивается: “Русские горки”. Есть же среди европейцев экстремалы, любящие погонять по своим жилам адреналин? Может, на вырученные деньги и дорогу к себе построят... только тайную, чтобы турфирмы о ней не прознали.

...Бекетовский мальчишка, зовут его Димкой, увидев мой фотоаппарат, гордо заявил:

- А я тоже видел в Вожеге фотоаппарат. И телефон. И мобильник. Не верите? А еще у нас “пионерка” есть!

И хочется сказать тем, у кого есть фотоаппарат, мобильник, Мерседес и все-все-все: “А “пионерка” у вас есть?” То-то! А вот у Димки - есть. А еще у него есть любовь к своей маленькой Родине.

Люди тупика

Они хотят здесь жить, работать, любить, рожать, растить детей... Начальники, которые по идее ответственны за судьбы обитателей Монзенской железной дороги, хотели плевать на их хотение. Их философия проста: “куда они к черту денутся из своего тупика?!”

Домой

Мотовоз пришел поздно, в пять вечера. Заколоченный гроб на безлюдной платформе, омытый дождем, казался лучиком света в сумеречном царстве. Трое мужиков перетащили его на волокушу и трелевочный трактор потащил свой невеликий груз сквозь слякоть к кладбищу. За гробом никто не пошел: знали, что там ждут, да и мокнуть не шибко охота.

Могила неглубока, чуть больше метра, - дальше начинается вода. Опустили гроб аккуратно, даже не плюхнуло, быстренько закидали грязью, выпили - и поехали на той же волокуше назад, в поселок. Родственников не было: только сердобольная соседка да мужики, нанятые поселковой администрацией. Среди мужиков все, кроме двух, - местные пьяницы, и оплату они просили произвести водкой. Лишь тракторист и вальщик (он вернулся из леса и захотел помочь просто так), кажется, жалели бабушку, один из них из волокуши бросил взгляд в сторону могил и как-то неловко смахнул с лица влагу. Может быть, это были слезы, но, скорее всего, молодому вальщику опротивел дождь.

Похоронили Зою Ивановну Носкову. Убил ее родной сын, отморозок, не единожды уже побывавший на зоне. Он и раньше избивал и мать, и свою сожительницу (естественно, по пьяной лавочке, которая, впрочем, случалась ежедневно), но, когда сожительница сумела наконец сбежать, все свои усилия он сосредоточил на родной кровиночке. Когда она умерла после очередных побоев, женщины ее обмыли, одели в чистое и тут нагрянула... милиция. Находится участковый милиционер далеко, на станции Вохтога, и добираться ему (вместе с оперативниками) не меньше трех часов. Именно поэтому в Каменке о милиции задумываются в последнюю очередь. Покойницу отвезли на экспертизу и вернулась она, чтобы лечь навсегда в родную землю через девять дней; именно поэтому так торопились ее закопать. Прощай, бабушка Зоя. Здравствуй, капитализм.

Великая Монза

Думаете: при чем здесь капитализм? Расскажу все по порядку. Каменка - один из поселков по Монзенской железной дороге. Говорят, дорога эта занесена в Книгу Гиннеса как самая длинная в мире частная “железка”; ее длина (без учета ответвлений) - 254 километра. Существует легенда, что начали ее строить по идее Сталина, пожелавшего сократить путь из Центра к Воркуте (а смерть диктатора помешала довершить дело), а само слово МОНЗА расшифровывается как “место отбывания наказания задержанных административно”, но это неправда. В строительстве дороги действительно участвовали зеки, здесь даже была спецкомендатура, но большей частью она построена жителями некогда многочисленных окрестных деревень. А Монза - живописная река, которую пересекает дорога. Здесь когда-то было много горелых лесов и правительство в начале 30-х годов прошлого века решило устроить предприятие по заготовке дров для Москвы. Энергетический кризис в столице был побежден - и Монзенский леспромхоз перешел на добычу деловой древесины. Леспромхоз, который в центральном министерстве называли не иначе как “Великой Монзой”, “высосал” все деревни, лежащие на пути строящейся для удобства доставки леса дороги; строили ее простые крестьяне, которые потом нанимались в лесоучастки и переезжали в леспромхозовские поселки, считавшиеся временными. Народ не знал, что “временное” на Руси - это вечное...

Настал капитализм, Монзенский леспромхоз, как и все государственные предприятия, обнищал. Акционирование могло его спасти, но случилось так, что акции перекочевали в руки некоей финансовой группы, которая перепродала их какому-то банку, а банк в свою очереди перепродал леспромхоз еще одной финансовой компании, которая до сих пор не торопится инвестировать свои средства в развитие... нет: в спасение предприятия. Хозяин не вкладывает ни-че-го. Возможно, виноват леспромхоз, но почему тогда так же лихорадит Сокольский ЦБК, находящийся во владении той же финансовой компании?

Зарплата здесь не выдается несколько месяцев. В “столице” Монзы, поселке Вохтога можно найти и другую работу, а вот в из лесных поселков людям деваться некуда. С Большой землей, с цивилизацией их связывает только достославная железная дорога. Автомобильных дорог здесь приблизительно столько же, сколько их на Марсе. Туда даже не проведены линии электропередач и поселки получают свет от дизелей. Нет и нормальной телефонной связи: дозвониться - даже в экстренных случаях - можно только при помощи ведомственного коммутатора, причем в дождь, в жару, в холод, а так же во время снегопада связь пропадает. И все бы ничего, жили так всегда, да штука в том, что леспромхоз сокращает людей, причем, в большей мере сокращение касается отдаленных поселков: Истопный, Каменка, Ламса, Восья, Ида, Гремячий, Карица.

Ясно, что лесом занимается весь Север Европейской части и вся Сибирь. Конкуренция высока и нужно совершенствоваться, чтобы победить. Финский комбайн победит бензопилу “Дружба”, даже если ей владеет гениальный лесоруб. Это ясно, но вот, что хотелось бы сказать: руководство предприятия (не то, которое в Москве, а “свое”, родное) всячески старается не бросать пассажирское сообщение по своей дороге. Убогий поезд, несмотря на то, что он жутко убыточен и вагоны давно просятся в металлолом, ходит по Монзе ежедневно. На дороге остались три исправных тепловоза, один из которых знаменит тем, что когда-то в молодости трудился на Плесецком космодроме. И дизельные электростанции снабжаются соляркой за счет леспромхоза. Еще бы: от них питаются светом не только производственные структуры, но и школы, и детские садики, и дома-времянки, принявшие на себя звание “постоянного жилья”. При мне свет был всегда, но, как говорили люди, это для журналиста подстроено специально, а в обычные дни свет дают 4 часа в день, а на днях он пропал на трое суток - не завезли соляры.

Старшие

От станции Истопная отходит ветка, обрывающаяся на кусте из нескольких поселков, объединенных под общим именем “Каменка”. Это - обычный российский тупик, имеющий, правда, продолжение в виде временных (опять!..) узкоколеек, мигрирующих от одной делянки к другой.

Старикам в Каменке с одной стороны проще, так как дети уже выросли и разъехались, но с другой стороны - страшно. Особенно - заболеть. Случился инсульт у Полины Алексеевны Сиротиной - “отходила” дома. Обошлось, на ноги встала, однако, неизвестно, что ждет впереди. Муж ее, Анатолий Иванович был и вальщиком, и мастером леса, и техноруком на лесопункте, и начальником транспорта на узкоколейке. Сейчас, в свои 74 года он - староста поселка Вострогский, считающимся центром Каменки.

Дела, решаемые старостой, просты. Сегодня, например, обсуждали вопрос о том, чтобы часть заготавливаемого леса шла на переработку и ремонт обветшавшего жилья. Леспромхозовская пилорама есть, однако, она стоит - и даже гробы приходится покупать. Зависимость от лесхоза - штука страшная, ведь, если не дают солярки для дизеля, приходится зажигать керосинки. Еще беда: у людей нет денег. Зарплату безбожно задерживают, и в этом случае выручает одна женщина, местный предприниматель. С своем магазинчике она отпускает продукты в долг, а, когда леспромхоз “отстегивает” очередную частичку заработанного людьми, приходит с тетрадкой к кассе и ждет... обидно, стыдно, но даже страшно предположить, что было бы без нее. Пенсионеры в Каменке - боги, потому что им ничего не задерживают (пока) и они могут себе позволить маленькие радости типа конфет или печенья.

Сиротины имеют обычную для “лесников” старшего поколения судьбу: родились в деревне, по молодости попали в поселок, который тогда сплошь состоял из вагончиков и бараков. Родили четверых детишек, трудились на совесть, и вот - на тебе - оказалось, что все было зря. Ни они, ни дети их стали здесь не нужны. Дети разъехались, поселились в городах, зато сюда, как на дачу, приезжают внуки. Им здесь нравится, несмотря на то, что Каменка считается “бандитским поселком”, а один из внуков из своего далекого Петербурга недавно послал весточку: “Бабушка, дедушка! Вы ждите меня. Вырасту - приеду сюда и буду начальником лесопункта!”

Песнь эстакады

Вот она, эта песня (поется на мотив песни Квазимодо из модного французского мюзикла):

“Ночь... наступила ночь, мы на работе.

Ночь... мы как будто волки на охоте,

На эстакаде мы гнем спины, рвем пупки,

О, Бог, фанеру ты сровнять нам помоги!

О, Боже, силы дай нам спичечку сорвать!

И всем дровишек хоть по пачке отобрать...

Уйди, усталость, надо смену отстоять,

Нужны нам деньги - надо денежку сорвать...

Охота вещь купить и все долги раздать,

Купить покушать, на обед ребенку дать...

Нас, рабочих часто обижают,

Вот, опять сказали снова: “Сокращают”,

Ох, ты, Боже милостив, бригаду защити,

Уволят - всем придется по миру пойти.

Как в этом мире стало трудно людям жить!..

Это они пели специально для меня. Они в отчаянии, ведь они, работницы эстакады, воспитывают по двое детишек, некоторые - без мужей, а их выбрасывают на улицу. Они хотят работать, их устраивает этот неженский труд, но и его их лишают. Они спрашивали меня: “Что нам делать?”, а я ничего не смог им ответить кроме: “Бороться за себя...” А с кем бороться, если большое начальство смеется и надменно говорит, что даже письмо к президенту все равно спустят к ним.

Всем лесоучастком, не только женщинами, но и здоровенными лесорубами сейчас управляет техрук, молоденькая девчонка Алена Баринова. Есть начальник (который до этого развалил какой-то колхоз), но он живет в Вохтоге и наезжает в Каменку время от времени. Алена здесь - с рассвета и дотемна. Управляться с лесниками нелегко, но девушке это нравится:

- Я же выросла здесь, в лесу. Эх, если б не было таких резких перемен, я здесь бы и жила. Сейчас у нас 170 человек работает, 70 уволят (начальство мотивирует это высокой стоимостью аренды вагонов и тем, что от автономного дизеля много электроэнергии на разделку уходит), человек 20 мы в лесу трудоустроим, а остальным... А ведь люди рвутся работать, мы и узкоколейку продолжаем строить. Зимой большой запас хлыстов собрали, лесников пришлось отпустить в отпуск. А они: “Мы работать хотим!” В общем, я в следующем году заканчиваю институт, и, если ничего не изменится, поеду лучшей доли искать. Наймусь в Великоустюжский район, к частнику...

Жаль, хорошего специалиста теряет Монза. Мало таких осталось, у которых душа-то болит.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Вологодская и Костромская области.