Таганрог без Чехова

“...Как грязен, пуст, ленив, безграмотен и скучен Таганрог. Нет ни одной грамотной вывески, и есть даже “Трактир Расия”... Такая кругом Азия, что я просто глазам не верю. 60 000 жителей занимаются только тем, что едят, пьют, плодятся, а других интересов - никаких...”

Таким увидел Антон Чехов свой родной город после того как он вернулся сюда через восемь лет отсутствия, в ранге обитателя “литературного Олимпа”. Можно ли не любить город, в котором ты родился и прожил до 19 лет? Чехов откровенно не любил Таганрог и, возможно, от этой нелюбви рождались все самые гениальные его рассказы и пьесы, ведь литературный мир Чехова - по сути попытка полета над обывательским болотом. Мне почему-то всегда казалось, что Таганрог и теперь буквально наводнен чеховскими героями - начиная от “душечек” и “дам с собачками” и заканчивая “Каштанками” и “унтерами Пришибеевыми”.

И еще я не мог понять, почему человек, родившийся в приморском городе, почти не писал о море. Из “морских произведений” Чехову (по воспоминаниям Бунина) больше всего понравилось нацарапанное в тетради нерадивым гимназистом: “Море было большое”. Без шуток: Чехов действительно пришел от этого “пейзажа” в восторг.

…Малюсенький, в прошлом саманный, домик, в котором родился Антон, - давно уже мемориал. Для удобства туристов и почитателей особняк, прикрывавший его с улицы снесли, на его месте устроили сквер и теперь только чересчур извращенное воображение способно понять, что жилище это тогда являлось флигелем, запрятанным на вонючих задворках. Зато, если идти от домика в три стороны Света из четырех, обязательно выйдешь к морю. Море, правда, весьма условное, потому как улицы и переулки выходят к обрыву, и с его высоты может показаться, что море - нечто маленькое, низкое, незначительное...

В те времена торговый, купеческий город был в упадке, железные дороги принизили значение морского порта, промышленности в Таганроге не было, хотя иные наблюдатели того времени писали о Таганроге как о “городе фантастических богатств, таинственных кладов и второй в России Итальянской оперы”. Теперь, через 150 лет, оперы нет, но порт возродился, сам Таганрог разросся до одного из крупнейших промышленных центров страны. Правда, случилось невероятное: “старый Таганрог” время совершенно не тронуло, он будто “перескочил” из века XIX в век XXI.

И, что замечательно, имя Чехова здесь не забыли. Полицейскую улицу, на которой он родился, назвали именем Чехова, на ней же поставили памятник писателю, своими размерами не уступающий изваянию основателя города Петру I. На этой же улице, на стенах старинных домой можно найти памятные таблички, говорящие о том, что в них жили прототипы рассказов “Ионыч” и “Человек в футляре”. Мало того: в бывшей гимназии, которую Чехов закончил, находится литературный музей, а так же сохранен класс, в котором будущий писатель учился. Гимназии, правда, не везло: немцы там устроили во время оккупации гестапо, что, впрочем, по мнению большинства таганрожцев, мало изменило сути заведения. В Таганрогской гимназии времен Чехова не чурались телесных наказаний, там даже имелся карцер (так же, как и класс, внедренный в музейное пространство, по всей видимости, в назидательных целях).

Но самый, на мой взгляд, замечательный уголок нынешнего Таганрога - это лавка Чеховых, двухэтажный домик, в котором большая семья Чеховых просуществовала 6 лет. С заведующей этим филиалом литературного музея Ларисой Токмаковой мы общались довольно долго, именно она провела меня практически по всем чеховским местам Таганрога, и после общения с этой женщиной я понял, что кроме Чехова, Таганрог подарил стране много талантливых и интеллигентных людей (в том числе и саму Ларису).

Отец семейства Павел Егорович был, если называть вещи современным языком, активным общественником, что не вполне гармонировало с его купеческими занятиями. Павел Егорович являлся членом городской торговой депутации, был регентом церковного хора, а, когда его оттуда “попросили”, создал свой хор, на дому. Ходили в него петь в основном кузнецы, спевки начинались в 11 вечера и домашние думали, что это стучат молоты. Павел Егорович заставил петь в хоре своих сыновей - чтобы разбавить басы их мальчишескими сопрано. К тому же отец был горячий убежденец физических наказаний и сек детей нещадно, ибо считал, что сыновья должны воспитываться “в страхе божьем”. Дети каждое утро просыпались с мыслью: “будут ли их сегодня бить?”

Дом под свою лавку Павел Егорович арендовал у владельца водочных складов Осипа Моисеева. Она была открыта с 5 утра и до поздней ночи, приказчиков и помощников Павел Егорович не держал и к покупателям обязаны были выходить дети. Над дверью в лавку помещена была вывеска:

"ЧАЙ, САХАРЪ, КОФЕ, МЫЛО, КОЛБАСА

И ДРУГИЕ КОЛОНИАЛЬНЫЕ ТОВАРЫ"

Внизу красовалась надпись поменьше:

“РАСПИВОЧНО И НА ВЫНОСЪ”

В лавке торговали всем, что только возможно было представить (в сущности, ее можно было назвать супермаркетом того времени): дорогими духами и пудрой, гаванскими сигарами, баранками, карамелью, лекарственными травами, дешевым Санторинским вином из Греции и дорогой смирновской водкой. Рядом с этим мирно соседствовали иконы, лимоны и апельсины, головы сахара, пахучее “деревянное масло” (самый низкий сорт оливкового) - миряне его использовали для лампад, а извозчики - вместо бриолина. Ко всему прочему в лавке продавались лекарства, в составлении которых экспериментировал глава семейства и шибко вонючее казанское мыло. Можно представить, какое здесь стояло амбре!

Самыми ходовыми товарами были сахар, свечи и дешевый самогон. Павел Егорович был верующим человеком, что и погубило его дело. В бочке с маслом однажды утонула крыса, ушлый купчишка конечно же, тайно извлек бы ее - и всего делов, но Чехов-старший поступил иначе, “порядочно”: при честном народе он устроил особенный молебен. Священник махал кадилом, а Павел Егорович достал грызуна из бочки и объявил, что масло “очищено от скверны”. После чего для приглашенных был устроен стол, что еще более усугубило положение, так как “чеховская крыса” надолго вошла в пантеон таганрогских анекдотов. Теперь понимаете, о какой любви к морю могла идти речь, если дети вдели только гимназию и лавку, да еще и экзекуции, ибо рядом находилась площадь для оправления воинских наказаний! И вот, что странно: ведь Чехов прославился как юморист, а не трагик! Откуда взялось божественная легкость его ранних рассказов? Может быть, от общения с посетителями лавки, ведь Антоша начал выходить к покупателям с 8 лет...

Лавка “колониальных товаров” устроена была так. На первом этаже торговали и хранили товар, готовили еду и кушали, на втором жили. В одной комнатке спали родители, в другой - сестра Маша, в третьей, самой маленькой - пятеро братьев. Одновременно для дохода умудрялись держать двух жильцов.

Может быть все было бы и нормально, но однажды дед Егор Михайлович (кстати, оба деда Чехова был выходцами из крепостных крестьян) подарил участок земли в центре города, на котором Павел Егорович задумал построить родовое гнездо. Дом задумывался большой, в шесть окон, под стройку отец залез в долги, но подрядчик все деньги “вложил в стены” - они получились вдвое толще, чем задумывалось, да и сам дом получился всего лишь в три окна. Результатом явилось следующее: Павел Егорович избегая попадания в долговую тюрьму, позорно бежал из города, вскоре за ним потянулось все семейство, и в Таганроге остался лишь Антон - ему нужно было закончить гимназию.

Три года одиночества в Таганроге, когда он вынужден был существовать на правах квартиранта в отцовском доме (хозяевами в нем стали другие люди), как ни странно, явились отдушиной для будущего писателя. Сам Чехов про этот переворот в своей жизни сказал: “Разница между тем временем, когда меня драли, и временем, когда перестали драть, была страшная”. До того Антон ходил в вечных троечниках, дважды его оставляли на второй год, теперь же он перешел в разряд отличников - пятерки он стал получать даже по ненавистному греческому языку. После окончания обучения имя Антона Чехова было занесено в Почетную книгу гимназии, а так же он получил именную стипендию города Таганрога - целых сто рублей (в те времена одна корова стоила три рубля).

Впрочем, когда биографы впоследствии стали собирать сведения о пребывании Чехова в Таганроге, выяснилось, что однокашники его совсем не запомнили. Он был замкнут, закомплексован, а на вопрос о том, кем хочет быть, мрачно отвечал: “Попом...” Больше всего Антон почему-то возненавидел таганрогские окна, которые на ночь закрывали ставнями, а во дворы между тем выпускали собак: “Что отвратительно в Таганроге, так это вечно запираемые ставни”.

Ставни запираются и теперь, если рано утром пройти по какому-нибудь Итальянскому переулку (а такой в Таганроге действительно есть), покажется, что город безжизнен и законсервирован на века. Но жизнь все же переменилась. За пределами Старого города шумит Новый, большой и суетливый. Город вновь, в который раз, пережил тяжелые годы, это когда стояли почти все предприятия. Как ни странно, кризис сотворил доброе дело: чтобы хоть как-то просуществовать, сотрудники Лавки Чеховых вынуждены были ее... оживить. И это, на мой взгляд, получилось просто великолепно.

Случилось это десять лет назад, когда поток туристов (уж не знаю, ездили они из любви к Чехову или по разнарядке) приблизился к нулю. Вопрос встал об элементарном выживании. И здесь появилась идея: а что, если лавка будет функционировать не просто как музей, а как торговое заведение? Да и место для торговли, еще тогда, при Чехове, было выбрано удачное - между двумя большими рынками.

Легенда гласит, что впервые эта идея пришла в голову гениальному актеру прошлого века Олегу Ефремову. Ну, а подхватил ее фотокорреспондент одной из таганрогских газет Юрий Милушев. Он оформил предпринимательство, арендовал помещение, в котором при Чеховых шла торговля, и теперь здесь, в Лавке Чеховых можно приобрести все лучшие мировые сорта чая. Так что вывеска “ Чай, сахаръ, кофе и другие колониальные товары” оказалась вполне злободневной. От оригинала, правда, пришлось отступить, ведь обманывать-то покупателя нельзя...

Лавка Чеховых теперь - самое популярное место среди таганрожцев-любителей чая. Тем более, что теперь в лавку заходят просто для того, чтобы “окунуться в старину” - замечу: бесплатно, ведь это по сути обыкновенный магазин с тем отличием, что интерьер старинной лавки со всякими склянками, весами, баночками воспроизведен со всеми тщательностью и любовью. Нельзя сказать, что заведение г-на Милушева процветает, но оно явно не бедствует.

...Мне уже надо было уезжать, но я специально задержался в Таганроге на полдня, чтобы... в общем, Лариса, заведующая Лавкой Чеховых, сразу сказала мне, что я не пойму город, если не побываю на одном из рынков. Вначале я проигнорировал ее намек, о чем после пожалел. Действительно стоило начать с рынка! Запертые ставни, чудаковатого вида таганрожцы, бродящие по милым улочкам, мелкое и “низкое” Азовское море - это лишь одна сторона. Истинный “фасад” Таганрога - Центральный рынок.

Был будний день, тем не менее, жизнь здесь кипела - все было заполнено людьми и товарами (в том числе и “колониальными”) и создавалось впечатление, что здесь собралось минимум полгорода. Стихия базара буквально захватывала - крики зазывал, наверное, с сорока акцентами, ругань торгующихся, плач детей, обманутых и обкраденных взрослых - все это сливалось в единый гул. Казалось, рынок - единый организм, живущий по своим не вполне понятным законам и своей торговой логикой.

Чехов про это писал: “Я страшно огорчен тем, что родился, вырос, учился и начал писать в среде, в которой деньги играют безобразно большую роль”. Но может быть, Чехов (хочется сказать: “Чеховы”, но повторов, увы, в природе не бывает...) невозможен был без такой среды, соединяющей в себе Запад и Восток, оскорбительную нищету и неприличное богатство, благородство и низость?

Ведь это и есть “Расия”. Такая, какова она на самом деле.

Орфей и Амазонка

Началось все неожиданно, когда Анатолий Боженко совсем недалеко от своего дома, в момент, когда Азовское море отступило от берега, нашел осколок чего-то непонятного, но явно сделанного человеком. Тогда он работал в музее и специалисты определили, что находка - фрагмент греческой амфоры, которой от роду не меньше 2400 лет. Анатолий продолжил изыскания на обнажившемся морском дне и вскоре у него собралась небольшая коллекция обломков древности.

Анатолий, обратившись к источникам, понял, что это - остатки древнегреческого города. Точнее, про город этот он слышал и раньше, но опять же не придавал этому особенного значения. Город назывался Кремны и очень давно он ушел под воду - в результате опускания суши. Если судить строго, точное местонахождение города науке неизвестно, зато древний историк Геродот сообщает следующее:

Где-то (этого не сообщает даже Геродот) жило племя амазонок. Греки с ними воевали и однажды они захватили в плен много женщин; те, будучи пленницами на кораблях, однажды подняли бунт и перебили всех мужчин. Искусством владения кораблем они не владели, они долго носились по волнам, носимые ветром, и вскоре их прибило к берегу “к Кремнам, на озере Меотида” (так в ту пору называлось Азовское море). Здесь амазонки сошли с кораблей на берег и стали бродить по окрестностям. Затем они встретили табун лошадей и захватили его.

Разъезжая на этих лошадях, они принялись грабить Скифскую землю. Скифы их сначала принимали за молодых мужчин, но после очередной битвы, когда к ним попали несколько трупов, они поняли, с кем имеют дело. Тогда скифы решили на совете больше совсем не убивать женщин, а послать к ним приблизительно столько молодых людей, сколько было амазонок. Юноши применили хитрость (описание ее Вы сочтете неприличным, поэтому - читайте Геродота...) в результате чего амазонки были укрощены.

Все это могло быть похоже на сказку, но в этих краях почему-то часто находят погребения женщин в воинском облачении...

И Анатолия все больше и больше стала затягивать древность. Одновременно с официальной работой он писал стихи в античном стиле, а так же пьесы на тему мифологии - не только Греции, но и Египта, Рима, Израиля. Одновременно пополнялась его коллекция старины. Невдалеке от Таганрога сохранились развалины еще одного античного города, Танаиса (там находится музей), Анатолий подружился с его сотрудниками, такими же, как он “помешанными” на Греции времен Гесиода и Сократа. А вот в городе у Анатолия сподвижников до некоторого времени не было.

Теперь мы расскажем о простой русской женщине Айне. Родители дали ей такое имя потому, что сами были романтичными людьми. Родилась Айна на далеких Курильских островах, на острове Кунашир, куда родители уехали в поисках той самой романтики. Романтика иссякла, они вернулись на родину и Айну с самого детства стали готовить к научно-технической стезе. По настоянию мамы она закончила технический факультет и должна была идти в проектное бюро, в котором придумывали новые самолеты. Там у Айны состоялся примечательный разговор с одним из старших конструкторов, женщиной, буквально бредящей самолетами. Женщина, естественно, предполагая у девушки призвание, заявила:

- Небо, крылья, полет... Разве можно этого не любить?

- А я не люблю.

- Как?!

- Я вообще самолетов не люблю. Они воняют...

Айна училась механически, только чтобы не обидеть родителей, на самом деле в глубине души она любила природу, море, деревья. Другой ее начальник, очень, кстати, хороший человек, любил рассчитывать: “Итак, восемь часов ты спишь, восемь часов работаешь, остальное время или ходишь на рынок, убираешься, стираешь, или еще что. И где-то час у тебя остается для души...” Айна, слушая такие рассуждения, пугалась: “Час для души... неужели такой будет вся жизнь?” Она почти не работала в престижном КБ, тем более что они к тому времени уже познакомились с Анатолием.

Анатолий на 5 лет старше Айны, и естественно, что учась в школах, разделенным лишь забором и живя в районе Русское поле (есть в Таганроге такой “спальный район) в соседних домах, они не знали друг друга. Знакомство произошло случайно, на вечеринке. Симпатичный парень с длинными волосами вдруг подошел к ней и сказал: “А хочешь, пойдем смотреть сов...” Айна тогда подумала: “Вот ведь, по виду не скажешь, что чокнутый... Какие совы в городе?”

А совы вечером действительно летали! Бесшумно, лишь сообщая горячему воздуху легкое движение. Анатолий вдруг стал рассказывать, что сова в древности была знаком божественной мудрости, в Греции она символизировала богиню Афину, в Риме - Минерву, и не было этим богиням равных. На следующий вечер шли берегом моря, и Анатолий говорит: “Подними голову, смотри: над нами два десятка орлов летает” Она подняла - и действительно увидела орлов. Ни сов, ни орлов она никогда в жизни не видела и думала, их просто здесь не может быть. Но Анатолий оказался таким человеком: он умел видеть то, что другие просто не хотят видеть. А искусство-то, как он объяснил нетрудное: просто надо научиться видеть, а не смотреть, тогда в обыденном обязательно проявится необычное.

Анатолий, несмотря на свое увлечение греческой культурой остается христианином и убежден, что прежде всего надо оставаться честным перед Богом. Он, кстати, гордится тем, что служит, пусть на самой маленькой должности, в храме - ведь там почивают мощи блаженного старца Павла, самого почитаемого из таганрогских святых.

Айна же нашла себя не только в духовном единении со своим мужем, но и... в античной керамике. Однажды, это было уже давно, Анатолий подарил супруге книгу, в которой были фотографии редких античных вещей. В их доме (а живут они в старинном доме в самом центре Таганрога) завалялась примитивная глиняная крынка, и Айна сказала: “Толик, а давай я ее разрисую на греческий манер!” Вышло, как теперь говорит Айна, “нечто ужасное”, то тогда это обоим показалось потрясающим.

Постепенно Айна приобретала мастерство, овладевала древними техниками, и теперь можно сказать, что она умеет делать практически все, что делали греки две с половиной тысячи лет назад (мы имеем в виду, конечно же, только керамику). “Голые” вещи лепит профессиональный гончар Инна Овсиенко, а Айна их расписывает. Из под рук мастериц выходят килики (чаши для вина), ритоны (типа кавказского рога), лекифы (тоже сосуды для вина), кратеры (для смешивания вина с водой), гидрии (для воды), киафы (черпаки) и многое-многое другое. Расписываются эти вещи на всевозможные мифологические и жизненные сюжеты, к тому же Айна делает маленькие скульптурки, в частности, изображающие древних амазонок.

Вечерами их дом полон гостей, но большую часть времени они проводят вдвоем: она рисует, он сочиняет или читает. Свои пьесы Анатолий пишет, как и в древние времена, на свитках, а потом читает их на берегу моря друзьям.

Все это может показаться утопией, слащавой пасторалью, но просто мы еще рассказали не все. Напрашивается простейший вопрос: почему эти прекрасные молодые люди “ушли в античность”? Айна отвечает так:

- Просто, мы не осознаем, что античность на самом деле не умерла, ее никто не отменил. Дело в том, что мы разучились замечать некоторые вещи...

- Да, мы почему-то не видим. - Добавляет Анатолий. - Разве не истина, что море так же плещется, девушки так же красивы, бабочки (их греки считали психеями, душами) летают, как сотню тысячу лет назад? Таганрог - уникальный город, здесь одновременно жили итальянцы, греки, ассирийцы, украинцы, поляки, армяне... это отразилось на красоте женщин. Но главное - море... Его греки воспринимали как женщину, как мать, даже античный гекзаметр - это имитация звука волны, накатывающейся на берег. Как можно жить у моря и не любить античность? Некоторые говорят, что наше море - болото, лужа, а мне оно дает вдохновение...

Многие считают, что у Айны с Анатолием судьбы сошлись просто идеально. Возможно это и не так, но действительно их духовный союз иных вгоняет в зависть. Может быть, мы правда умеем замечать любовь только когда она стала литературным фактом? Анатолий и теперь преклоняется перед своей супругой:

- ...Айна вообще неповторима. Она многогранна, в ней много характеров, вообще я считаю, что Россия - женская страна, я в этом убедился еще когда гидом работал, ведь на женщинах держится практически все... У нас здесь в античную эпоху жили две великих женщины, Амага и Торгатао, они были скифскими царицами. И в Айне я нахожу их черты...

Анатолий каждый день не меньше двух часов проводит в одиночестве на берегу моря. Он просто бродит, думая обо всем и одновременно море продолжает одаривать его своими сокровищами. Почему-то никто не находит, а Анатолий находит фрагменты греческих амфор с рисунками и автографами мастеров, монеты и даже золотые вещи. Даже кости мамонтов море вдруг выбрасывает к его стопам! В городе Анатолий - настоящая легенда. Обыватели про него шушукаются: по берегу ходит “Тарзан” (Боженко действительно прекрасно сложен), у него на шее висит амулет, который притягивает золото... Анатолий с иронией относится к этому. Тем не менее, “амулет” - это средневековый золотой крест, который, как это не смешно, тоже был найден на берегу. Ничего конечно он не притягивает, но у Анатолия есть тайна. Она проста: если любишь (женщину, или море - все равно) - тебе воздастся.

По Дону гуляет... армян молодой!

Еще в отрочестве меня заворожил рассказ Чехова “Красавицы”. Представьте себе, едет герой (еще ребенком) по донской степи - и вдруг въезжает в большое армянское село. Там, в доме одного богача, мальчик буквально огорошен “обворожительными чертами прекраснейшего из лиц, которые встречались ему наяву или виделись во сне”. Юный Чехов настолько глубоко был потрясен этим лицом, которое он назвал “классическим и строгим”, большими глазами, томным взглядом, нежно-белым цветом кожи, что потом, в зрелости, создал свой маленький шедевр.

Но суть не в красоте армянской девушки. Я никак не мог понять: откуда на казачьем Дону могло взяться… армянское село?

Настал день, когда я узнал, что Армяне на Дону поселились давно и есть регион, где представители это нации живут настолько компактно, что его можно назвать настоящим армянским анклавом: это Мясниковский район Ростовской области. Именно там находятся целых пять армянских сел, в одном из которых посчастливилось побывать Чехову. Ну и мне, грешному.

Центр района - село Чалтырь. Село громадное, внешне выглядит очень богатым, в нем не найдешь простеньких саманных домов - все кирпичные, крепкие и основательные. Район назван “Мясниковским” в честь знаменитого партийного деятеля Александра Мясникяна, тоже донского армянина. В селе есть неплохой музей, экспозиция которого подробно рассказывает о пути значительной части армянского народа, в конечном итоге приведшего людей на берега Дона.

С этого пути нам и стоит начать. Директор музея Ардошес Мошеян с видимым удовольствием рассказывал о злоключениях армян, но перед этим мы посетили две святыни. Первая - это священный родник армян Мец-Чорвах; он считается “сердцем”, точкой отсчета пяти армянских поселений, вода из него никогда не портится и все армяне предпочитают пить воду только из него. Вторая святыня - камень Хачкар (“Крест-камень”). По преданию армяне возили с собой этот камень почти тысячелетие, он был как бы кусочком далекой Родины и одновременно “защитником”, а так же символом того, что армянский народ принял христианство одним из первых в мире.

У Армении в разное время было несколько столиц. Одна из них, Ани (теперь ее развалины находятся на территории Турции) славилась особенным богатством и величественностью. Но в 1045 году на цветущий город напали турки-сельджуки и разорили его. Армяне стали покидать исконные места в окрестностях священной и легендарной горы Арарат и направились на Север, за Кавказский хребет. Исход армянского народ был долгим, тернистым, хроника этого первого переселения запутанна (Ардошес Ованесович иронично заметил, что “история армян - это укол пальцем в небо”), но достоверно известно, что город Ани последние армяне покинули в XIV веке.

Армяне с древности славились двумя искусствами: торговлей и строительством. (Было, правда третье искусство - врачевание; например, с X до XV века личными врачами всех русских великих князей были только армяне, “дохтуры”.) В дельте Волги, под Астраханью армяне основали свой город Аксарай, где процветала торговля знаменитыми в ту пору армянскими шелковыми тканями. Другая волна миграции направилась на Крымский полуостров, под покровительство генуэзцев - там были основаны несколько десятков селений. Столицей армян считался город Кафа, нынешняя Феодосия.

Нынешние донские армяне - потомки крымской ветви, кстати, сами себя они до сих пор называют “хайк” - от названия древнего народа “хайаш”, населявшего Араратскую долину. Когда на Крым посягнули турки, армяне с генуэзцами сражались плечо к плечу, но турецкое оружие возобладало, в результате чего итальянцы оставили Крым, армяне же большей частью рассеялись по Европе, но некоторая часть армян приняла владычество турецкого султана, тем более что он обещал не посягать на их христианскую веру. Очень скоро армяне (вкупе с греками, другой крымской диаспорой) смогли восстановить былое экономическое влияние в регионе.

И здесь закрутилась большая политическая игра. Основной доходной статьей крымского хана являлись подати от торговцев - греков и армян, так вот, русское правительство вступило в сепаратный сговор с двумя диаспорами. Цель была простая: ослабить экономически турок и тем самым победить их без помощи пушек и сабель. Главная карта была выбрана такая: “христианские народы должны жить в христианском окружении”. Хан при получении слухов о переговорах был в бешенстве, но русские дипломаты буквально завалили турецкий двор подношениями, в результате чего мусульмане прикрыли глаза. Даже тогда наши политики (в отличие от сегодняшних) прекрасно понимали, что “восток - дело тонкое”!

После того как нерасторопного князя Прозоровского сменил Александр Суворов, дело пошло весьма живо. С августа по сентябрь 1788 года все (!) армяне и греки из Крыма в номинальном количестве 31 098 душ были вывезены. Операция была продумана и выполнена блестяще, учитывались даже взятки таможенникам в сумме 5 000 рублей, и за этот подвиг царица Екатерина пожаловала графу Суворову бриллиантовую звезду, сняв ее со своего плеча.

Греки обосновались на территории нынешней Донецкой области, армян же оставили в голом поле при впадении реки Дон в Азовское море. Как и в наше время, после громкого рапорта “наверх” контингент был брошен на произвол судьбы. Наставшая суровая зима унесла много жизней, тем не менее, армяне закопались в землю (вырыли землянки) и стали потихоньку обстраиваться. В итоге ими был основан город Нор-Нахичевань (теперь бывший армянский город - Пролетарский район Ростова-на-Дону) и пять сел. Названия сел были перенесены (Султан-Салы, Крым, Несветай и др.) из Крыма, а село Чалтырь было названо по имени реки, которая здесь протекает.

Городские жители занимались торговлей и ремеслами, здесь же, на селе посвятили себя возделыванию земли. Очень скоро безжизненная степь превратилась в благодатный край.

Если, к примеру, среди русских бытует несколько интерпретаций традиционного христианства (одних только старообрядческих согласий существует добрый десяток), то у армян в вопросах веры достигнут консенсус. Есть единый духовный центр в городе Эчмиадзине и все приходы подчиняются католикосу всех армян. Армяне гордятся тем, что приняли христианство еще в далеком 301 году (Армения - первое в мире государство, принявшее учение Христа официально), причем это - дата официального принятия, но есть данные о том, что армянские цари исповедовали христианство и ранее, еще во времена апостолов. Учение Христа в Араратскую долину принесли апостолы Фаддей и Варфоломей, именно поэтому армянская церковь правильно называется не “Григорианской”, а “Апостольской”.

Армянская Апостольская Церковь - православная, только у нее есть свои отличия. Здесь стараются сохранить характер богослужения и убранство храмов такими, какими они были на заре христианства. Храмы отличаются сдержанность интерьеров, здесь стараются не перегружать пространство храмов образами и позолоченными вещами. Все строго, скромно и без византийского шика. Иконостаса в армянской церкви нет, алтарь отгорожен лишь скромным занавесом. А вот службы по своей длительности мало отличаются от византийских, к тому же в армянских храмах нет сидений.

Путь чалтырского священника Лусгена Гайбаряна к Господу мало чем отличается от путей большинства нынешних священников Русской православной Церкви. После окончания института он преподавал в школе изобразительное искусство, параллельно учился в Ереванском университете и получил специальность преподавателя армянского языка и истории армянского народа. После этого поступил в Эчмиадзинскую Духовную семинарию, в класс священников. Раньше в каждом армянском селе была своя церковь, они сохранились, правда, действующих из них только две. Тер Тотеос является настоятелем обеих и он - единственный священник на весь район.

Родители Лусгена и все его предки - простые крестьяне. Дед погиб на войне, отец всю жизнь проработал плотником, строителем, а мама была животноводом в колхозе. Церковь Сурб Амбарцум в свое время разоряли и люди прятали иконы по своим домам. Одна из икон, находящаяся в храме, буквально изрешечена пулями, она - как памятник былой жестокой эпохе. На службы приходит не так много людей, как хотелось бы - человек шестьдесят - и батюшка объясняет это так:

- ...На протяжении десятков лет атеизма многое в сердцах людей было исковеркано. Но вера находится очень глубоко и многие не проявляют свою веру внешне. Это так же как с матерью: даже если человек не знает своей матери, не видел ее ни разу, она все равно есть... На Пасху, Крещение, Рождество у нас очень много людей. Понимаете, армянский народ видел в жизни много горя, и исторически сложилось, что мы были разбросаны по всему миру. Всех армян сближают традиции и вера. Происходило много войн разорений, в начале ХХ века, когда был геноцид армян в Османской империи, очень много было сирот, и, чтобы выкупить их из рабства, армяне всего мира собирали средства, а потом воспитывали сирот как своих детей.

Кстати, у армян до сих пор не принято оставлять сирот. В Чалтыре есть Детский дом, но там нет ни одного армянского ребенка. Не так давно случилась такая история: в одной армянской семье ребенок родился калекой и родители написали письменный отказ и сдали его в Дом ребенка в другой город. Соседи, все окружающие просто предали эту семью остракизму - с ними перестали разговаривать, а, если и говорили, то лишь об их неблаговидном поступке. История закончилась тем, что родители забрали свое дитя из Дома ребенка назад...

Чалтырь, по мнению батюшки, село уникальное. Здесь живут очень трудолюбивые люди, которые просто не умеют сидеть сложа руки:

- Если посмотреть здешние дома - все они сделаны руками хозяев. У нас в ходу такая шутка: “какой это армянин, если в год он не потратил тысячу кирпичей и тонну цемента”. Взять моего отца: он за жизнь построил много домов, и мне кажется, он Богом одаренный в строительстве...

Но вообще главное занятие населения в Чалтыре - сельское хозяйство. В колхозах работают целыми династиями, самая большая из которых - династия Хатламаджиян - их так много, что все, кто пробовал считать, обязательно сбивались. Здесь два очень сильных колхоза - имени Шаумяна и имени Мясникяна - они одни из самых лучших в области. И знаете, почему? Там очень мало воруют! К сожалению, для России этот факт слишком существенен...

Музей соседствует не только с церковью, но и с Детской школой искусств. Мы немножко понаблюдали за занятиями, и я окончательно убедился в том, что Чехов, сочиняя свой рассказ “Красавицы”, был абсолютно прав...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Ростовская обл.