Тверские тупики

Путешествие на Кой

Принято у нас на Руси ворчать: “На кой надо, на кой надо...” А кое-кому, между прочим, надо и на Кой. Тем более, что некоторые, наиболее избранные, уже давно на том Кою живут...

Жизнь в Кою сейчас напряжена. В доме директора Койской школы Евгения Пентюхова ружье стоит на видном месте - всегда наготове. Два месяца назад по Кою прошлась банда грабителей и собрала у старушек “дань”. Трое мужиков в масках и одна женщина ломали двери, избивали несчастных - и отнимали последние “гробовые” накопления. Одну из бабушек, Марью Никифирову, забили почти до смерти, потому что она героически отказывалась указать местонахождение своих, кровных. Утром пришла соседка, видит - дверь взломана. Сама зайти побоялась, позвала мужиков. Те увидели лишь кучу перин да подушек посреди горницы, собрались уходить похмеляться, да соседка заметила ногу, едва видную из-под перин. Бабушку в больнице выходили, а, едва Марья вернулась домой, сразу бросилась к соседке: “Это из-за тебя, из за тебя все! На кой ты корову продала, они ж к тебе метили! Перепутали...”

Евгений Вениаминович и его супруга Людмила Алексеевна - люди крепкие, но этот факт явно не взывает к расхолаживанию. Дети их уже не живут дома, а, значит, рассчитывать надо на себя. Старшая, Ирина, работает врачом-гинекологом в городе Калязине. Средний, Михаил, по образованию ученый-физик, сейчас он в Твери, перебивается там случайными заработками. Младший, Алексей, учится на биолога и вряд ли вернется на родину, в Кой.

Евгений Вениаминович, или, как его в селе называют, Евгенич, кроме директорства, преподает в школе физкультуру. Людмила Алексеевна - учитель истории и биологии. В этом году школа отмечает столетний юбилей, и юбилей этот вряд ли будет светлым. Над Койской школой навис меч ликвидации. Школьное здание построенное когда-то на средства церковного прихода, наверняка простоит и еще столетие (правда, в нем нет спортивного зала и многого другого). Проблема в том, что в ней лишком в ней мало учеников - 27 человек. Тем более что в одном из сел района, Вепре, пару лет назад школа сгорела, вместо нее построили новую, и теперь большое начальство раздумывает, не возить ли в нее койских детей (там, в селе Вепрь, своих учеников даже меньше, чем в Кою). Понимают ли начальники, что гибель школы = гибель села?

Койский народ - закалки странной. Например, здесь нет ни одного предпринимателя. Точнее, “предприниматели” встречаются, правда, их “предприятия” весьма сомнительны. Несколько человек ездят в город Бежецк (потому что есть такой автобус “Кой-Бежецк”), покупают там пятилитровые канистры с жидкостью для мытья стекол типа “Снежинки”, потом разливают это в бутылочки и все эти “мерзавчики” продают койскому населению по 20 рублей за единицу емкости. Явление сие - повальное, злокозненное, и для того, чтобы с ним бороться, РАЙПО решило открыть в Кою кафе - для культурного пития. В народе его прозвали “Какаду”, и оно стало истинным культурным центром Коя. Дом Культуры таковым быть перестал из-за аварийности состояния полов, потолка и стен. В более аварийном состоянии пребывает прекрасный Троицкий храм, построенный когда-то на средства простых койских обывателей. Дом Культуры и “Какаду” аккурат примыкают к этому замечательному архитектурному сооружению. Но культурным центром храм не стал. Причина кроется в койском характере и еще в удаленности села от городов, из-за чего священники здешнего прихода сторонятся, как кое-кто ладана.

Кстати, о происхождения выражения “на кой”. По моему глубокому убеждению родилось оно именно из-за села Кой. Дело в том, что Кой - очень древнее село, существовало оно еще до монголо-татарского ига. А славилось оно в течение нескольких столетий ярмарками, которых проводилось целых пять: на Благовещенье, на Троицу, на Спас, на Покров и на Николу. А еще в каждое воскресенье в Кою проводились базары, особенно славились конные торжища. Так вот, когда русский человек говорил: “на Кой”, это означало: “на базар в далекое село”. Вокруг Коя лежат болота, река Корёжечна, прежде чем влиться в Волгу, причудливо среди них извивается, дорог как таковых нет, только направления, вот отсюда и получилось: “на кой...”

Среди койских мужиков есть работящие (и даже непьющие), но... неженатые. Все есть при себе: и стать, и руки, и двор богатый. А женщины про них говорят: “Больно жаден до мелочей... бирюк”. Это - отголосок былого; койские были торговым людом, в селе когда-то было 30 лавок. Теперь - райповский магазин и райповское “Какаду”. И нет даже ни одного частного магазина. Зато койские держат помногу скотины - одних только коров по 2 или даже по 3. Из молока варят творог, продают заезжим купцам - тем и живут. Этим же промышляют и Пентюховы, только коров они сократили до одной - из за тяжелой болезни Людмилы Алексеевны. Страшную болезнь она одолела (хотя врачи шансов не оставляли), и теперь сосредоточилась на школе, оставив хозяйство на откуп мужу.

Евгенич время от времени впадает во власть Бахуса, ему все труднее впрягаться в “микроцикл”, тем не менее доит, кормит и вывозит навоз он исправно и в любом состоянии. В это время Людмила Алексеевна занимается усовершенствование школьного краеведческого музея, из-за недостатка помещений расположившегося прямо в кабинете истории. Именно в музее я узнал об удивительном прошлом Коя. Здесь, в семье сельского дьячка, в 1783 году родился любимый лицейский учитель Пушкина, Александр Петрович Куницын. Он, выходец из простого народа, смог пробиться на самую вершину российского олимпа, стать профессором нравственных и политических наук. Про него Пушкин писал: “...И встретил нас Куницын приветствием меж царственных гостей...” Жаль только, за вольнодумство его отстранили от преподавания и великолепный Куницын, на чьи лекции лицеисты ходили как к источнику с живительной силой свободы, спился...

Однажды дети под чугунной плитой в храме нашли фотографический альбом, составленный из фотографий, сделанных еще до революции. Находку Людмила Алексеевна назвала “Альбомом Пономаревых”, так как он содержал фотографии членов семьи и гостей здешних помещиков Пономаревых. Дети говорили, что нашли там, под полом, еще что-то, но спросить уже не у кого - многие пали жертвами в борьбе с “мерзавчиками”. Вакх в свои объятия берет все новых и новых жертв.

С последствиями вакханалий и вообще с рукой судьбы часто борется Евгенич. Несколько раз он вытаскивал пьяных и ничего не соображающих жертв “Снежинки” из горящих домов. Видит ночью зарево - в любом состоянии бежит к пожарищу - спрашивает, есть ли там люди, и входит в горящую избу. Через полчасика подкатывает обычно местная “МСЧ”; при колхозном гараже районные власти организовали бригаду пожарников-спасателей (чтобы занять хотя бы шестерых койских мужиков), ну, те, разумеется, дежурят, но ведь ясно, какое у нас в России дежурство... Койские выучили телефон своего “МЧС” назубок - “548” - но не всякий бывает в состоянии набрать три цифры. Да... а после спасения, на следующий день, Евгенич слышит от спасенных: “Евгенич... лучше бы ты нас не вытаскивал...” Он, кстати, и родную школу однажды в одиночку спас от пожара. Вопрос теперь: зачем?

В Кою есть больница, преобразованная недавно в отделение сестринского ухода, или по-простому говоря, в богадельню, в которой живут одинокие койские старики. Едва я очутился в больнице, старики набросились на меня с просьбой: у них, мол, сломался телевизор и не мог бы я посодействовать. Чувство сострадания почему-то мною не овладело и я предложил: “А что если вам сброситься с пенсий - и купить?..” Ежели 13 человек сложатся по 200 рублей - хороший можно купить телек, даже цветной. Меня не поняли. Я почувствовал себя оплеванным.

Все ли плохо в Кою? Не знаю... я попал на Кой под Рождество, люди колядовали, веселились, придуривались, наведывались в “Какаду”, где обстановка вполне пристойная и вовсе не напоминает притон... В Европе, например, в каждой деревне есть “кабак”, где мужики культурно отрываются (получается, Кой ближе к цивилизации, чем некоторые другие села!). Я не видел грустных или растерянных лиц. Я видел улыбки и слышал смех.

А на прощание Людмила Пентюхова, очень светлый человек и оптимист по жизни (дай ей Господи здоровья и сил!), поделилась сокровенным:

- Врачи мне жизни дают не больше двух лет. Сама я в городе родилась, в Кимрах, а хорошо мне именно здесь. Вот, помоешься в бане, выйдешь - мороз, звезды... благодать! Поблагодаришь Бога, за то что живешь, и думаешь: неужели вся эта красота когда-нибудь...

По жизни крайние

В прошлом году Анна случайно пропорола себе вилами живот, задела даже кишки. Муж Юрий уехал на охоту, дети учились в школе и пришлось пешком, истекая кровью идти в соседнее село, в котором есть фельдшер. Та ее осмотрела, увидела, что дела плохи и предложила... искать частника, который согласится повезти в районную больницу. Деньги на частника, слава Богу, были и приехала Анна в больницу, еще не успевши потерять сознание от потери крови. Хирург, когда она очнулась, сказал, что родилась Анна в рубашке, так как пришлось ему чистить чуть не всю брюшную полость и пусть она молится, чтобы не было заражения.

Она выжила, а, значит, судьба так было угодно. Но дело не в том. Такова здесь, в Старове, жизнь, что приходится за нее бороться чуть не в одиночку.

В деревне Анну и Юрия называют “крайними” или “киргизами” - потому что дом из находится на краю, у самой околицы, и еще потому, что они приехали сюда из Киргизии. Фамилии у них разные - Зайцева и Синицин - так как живут они без росписи. Дело в том, что первый брак Анны был неудачен: муж с молодости пропадал по тюрьмам. Трех ее детей - Вику, Алексея и Марину - с малолетства поднимал и воспитывал Юрий; еще они родили двоих общих детей, Таню и Николая, которым сейчас 12 и 11 лет. Итого - пятеро. Если есть любовь, есть лад, хорошие и умные дети - к чему официально регистрировать отношения?

В Киргизии он жили неплохо. В их селе Юрьевка, что невдалеке от прекрасного озера Иссык-Куль, жили русские и турки. Она была специалистом с высшим образованием, зоотехником в колхозе, он - сварщиком. Дом у них был крепкий, хозяйство тоже не из худших, только однажды в их колхоз приехало районное начальство (начальники там все - киргизы) и прямо стало говорить, что русским и туркам на их земле делать нечего, что “вы - пришельцы и вашего здесь ничего нет”, и что их детям светлого будущего не видать.

История родов Юрия и Анны действительно была такова, что они являлись “пришельцами”. Его деда, архангельского мужика, в известное время раскулачили и сослали сюда, в Азию. Ее предки приехали сюда из Астраханской губернии еще при царе - в поисках лучшей доли. Но это было давно и никого из родственников (с кем бы поддерживалась связь) в России у них не осталось. В сущности они даже и не представляли, что собой представляет эта страна.

Но помог случай. Знакомые киргизы (настоящие) работали в Тверской области на птицефабрике. Они стали в начале 90-х возвращаться на Иссык-Куль, намекая русским, что “и им неплохо было бы обрести историческую родину”. Наши герои, помучившись с годик и окончательно поняв, что их детей (тогда их было четверо) действительно ничего хорошего в солнечной Киргизии не ждет, решили податься в Россию. Все деньги, которые они выручили за проданный дом, ушли на дорогу, и в поселок Кесову Гору прибыли “на нулях”.

Здесь они узнали “прекрасную” новость: птицефабрика сокращена, даже свои птичники сидят без работы, и мол, “товарищи с Востока, убирайтесь куда хотите”. С четырьмя детьми (один из них был еще младенец) и несколькими узлами Юрий с Анной стали, как истинные беженцы, мотаться по Тверской губернии. Везде были проблемы - и получалось, специалисты сельскому хозяйству страны не нужны. Горькая ирония заключается в том, что теперь хозяйства испытывают страшную потребность в грамотных специалистах, только... наши герои уже не вернутся работать в какой-либо колхоз. Настрадались.

Но тогда им повезло. В колхозе, что располагался в глубинке, в деревне Старово, их труд пригодился. И более того: председатель давал квартиру, ту самую, в которой они живут и сейчас - на самом краю деревни. Юрий работал в этом колхозе “Имени Майорова” сварщиком, Анна - зоотехником. Глубинка, в которую они попали, очень нравилась Юрию: места здесь глухие, болотистые, а для охотника это - истинная отрада. В первое время их удивляли русские масштабы... воровства. Вот, говорят, что в России воруют, особенно - в колхозах, так вот “русское” воровство в виде мешка комбикорма или ведра зерна - просто невинная забава по сравнению с тем, что вытворяли киргизы-начальники на своей “исторической родине”. Там воруют машинами. Азия...

Едва освоились, 1 января 94-го родился их последний ребенок, Николай. И одновременно в колхозе перестали платить зарплату. Корову они в своем хозяйстве завели сразу, одновременно приобрели и лошадь; когда же Анна и Юрий купили вторую корову, народ стал посматривать на них с подозрением. Были они при одной коровенке простыми колхозниками, “переселенцами”, а теперь вдруг стали “киргизами” и “крайними”.

Дело в том, что помногу скотины в Старове не держали отродясь. А на самом деле скотина была спасением. Шутка ли: в колхозе живых денег они не видели несколько лет, и только в последний год стали начислять по 500 рублей. Анна из зоотехников перешла в телятницы, чтобы иметь побольше свободного времени, ну, и, откровенно говоря, что-то “взять” для своего подворья - здесь это обычная практика.

Тягомотина с колхозом тянулась долго, и окончательно наши герои с ним расстались только в прошлом году. Зарплату начисленную они, кстати, так и не получили. Летом, после сенокоса, Юрий смог наконец-то исполнить свою мечту: построил большой хозяйственный двор. По сути это целая ферма, в которой содержатся 29 телят, 5 нетелей и племенной бык ярославской породы. Телят на откорм они взяли недавно, только после окончания их “стройки века”. Строил Юрий один, помогал ему разве что младший сын Колька. Ну, иногда, для того, чтобы поднять наверх бревна, нанимали за бутылку местных алкоголиков, которых в Старове хватает. Сами супруги, кстати, не пьют вообще. На строительство в общей сложности он потратил три месяца: надо было успеть к холодам, чтобы завести телят в тепло. Топором пришлось махать и днем, и ночью.

Хозяйство росло постепенно, и теперь оно, кроме телят, нетелей и быка, состоит из 6 коров, 40 овец, лошади и птиц разных пород. Управляются вчетвером, так как старшие дети разъехались. Коровы и нетели - на родителях, телята полностью на младших детях. Старшие дочери устроились в городе Ярославле, снимают там квартиру. А вот старший сын Алексей женился на девушке из соседней деревни Лемехово, переехал туда и сам оброс большим крестьянским хозяйством. У него три коровы, несколько телят, лошадь... А городской жизни Алексей сторонится; да и вообще эта деревня Лемехово - еще большая глубинка, чем Старово, туда даже дороги нет, тем не менее ему и молодой жене там нравится. А недавно они произвели на свет первого внука Юрия и Анны. Уверен, что не последнего.

Главная трудность для них - заготовка кормов. На сенокос даже дочери приезжают из города - ведь одного сена надо накосить и насушить 100 тонн. Так как ниши герои за десятилетие своего крестьянства много экспериментировали, в результате “экспериментов” удалось кое на что заработать. До 97-го откармливали свиней, возили мясо и поросят на базар в Бежецк, и смогли на вырученное купить трактор. Потом, когда свиньи стали невыгодны, занялись молоком и варкой творога, и на твороге купили косилку, пресс-подборщик, грабли. Сейчас занялись мясным животноводством, и, вопреки мнению некоторых, что мясом заниматься невыгодно, у Анны и Юрия получается неплохо. Анна, как специалист с институтским дипломом, все тщательно просчитала:

- Может, мы и не совсем так занимаемся скотиной, как хотелось бы, зато все “экологически чисто”. Мы идем по самой дешевой схеме: покупаем в колхозе дробленое зерно, плюс сажаем около гектара картошки. И до 7 месяцев молоком телят поим (молоко и творог мы сейчас не продаем). Дробленка, картошка, после 7 месяцев - клеверное сено (из добавок - только фелуцен), и телята у нас так растут до весны, а после переходят на пастбищный период. Если теленку муку давать, он будет не 120, а 150 килограмм, но это не окупится, “золотое” мясо получится - а ведь еще надо учитывать нынешние цены на топливо и прочее. Сейчас по этой схеме себестоимость килограмма телятины получается у нас рублей. Я несколько лет считала и пришла к выводу, что в большей степени на себестоимость влияет цена зерна. Зерно подорожает - и мясо тоже. Вот, в этом году мы мясо продали перекупщикам (они сами к нам приезжают) по 70 рублей - и смогли первый взнос за квартиру в Ярославле уплатить. Это для девочек наших старших. У нас ведь они небогатые: одна на хлебозаводе работает, другая - продавщицей. А мы, получается, на наших телятах можем кое-что и заработать...

...А что же остальная деревня Старово? Как ни странно, глядя на то, как развивались “киргизы”, стали старовцы потихоньку обзаводиться скотиной. Вся деревня, если сказать просто, сейчас буквально охвачена “творожной лихорадкой”. Те из хозяев, кто еще окончательно не опустился, держат по 2, а то и по 3 коровы, из надоенного молока варят творог, который опять же скупают перекупщики. Сначала местные с удивлением смотрели, как эти “крайние” выращивали абрикосы (и растут, и плодоносят!), разводили индоуток, выгоняли поутру целое стадо, и ворчали, ворчали... Теперь, о “киргизах” больше говорят в уважительном тоне. Хотя, если честно, до сих пор считают “пришельцами”, чужими. Юрий же, в перерывах между крестьянством, стройкой и охотой, нашел время для того, чтобы выкопать за своим огородом... пруд. Тоже в одиночку! Теперь карасей в него запустил - благодать! Своим непрерывным трудом они, в сущности, воспитали деревню. Точнее, заставили людей поверить в том, что на этой земле и в этом государстве можно научиться жить достойно.

• • ...Было бы только желание у людей. У нас с другой стороны Нина Коновалова живет; утром выгоняешь коров пасти - она: “Ой, да вы тут поразвели скотину, воруете все!” А я ей говорю: “А что тебе мешает развести?” А она на крылечке ляжет, сигаретой запыхает, кричит: “За что работать-то?!” И муж у ней пьет, и, что занятно, у мужа Нинкиного есть брат, Николай Коновалов. У него и пасека, и картошка, и коровы... Вот: два брата, и две психологии. Не поймешь...

Эхо Ситской битвы

О селе Божонка по-настоящему вспомнили только в 1972 году. А именно - приехали археологи и стали раскапывать здоровенные курганы, стоящие вечными стражами вдоль реки Сить. Три кургана разрыли, а четвертый, самый большой, возвышающийся прямо посреди села Божонка, до поры оставили. Дело в том, что вокруг него расположился погост и местные, божонские жители воспротивились кощунственным изысканиям.

Археологи ушли, так толком и не рассказав народу, что нашли, а власти у Божонки, на самом берегу Сити поставили памятник, представляющий собой скромную стелу с надписью о том, что, мол, русские витязи на этот месте приняли героическую смерть от татар, ведомых самим ханом Батыем.

За последующие тридцать с лишним лет многое изменилось. Памятник сильно обветшал, а надпись на нем стерлась. Село Божонка обезлюдело и теперь в нем зимуют только четыре старухи. Летом жизнь здесь более-менее оживает, так как приезжают дачники, но лето, как известно, у нас коротко, а потому, едва настает сентябрь, старухи запираются в своих избах, изредка выходя на большак, чтобы купить продукты в автолавке, которая останавливается у поворота на Божонку дважды в неделю. Там не менее эти замечательные женщины взялись наводить порядок в Покровской церкви, которая стоит на погосте у кургана.

Зимой Божонка представляет собой жутковатое зрелище. Дома стоят с забитыми окнами, следов человеческих на улице не видно, да и вообще какая-то здесь неземная тишина - аж на уши давит. Лишь изредка этот мертвый покой нарушается, так как в церкви теперь регулярно проводятся службы. Священники совершили, кстати, великое дело: именно они, поставив крест на вершине кургана, запретили ученым соваться в его недра. Дело в том, что по преданию курган - это братская могила, в которой покоятся останки тысяч русских богатырей.

Вообще-то про события, произошедшие возле деревни в далеком 1238 году, знали давно. Но предпочитали молчать. Даже историки писали вскользь что-то типа: “На Сити татары встретили ожесточенное сопротивление...” Хотя летописи, даже несмотря на то, что они многократно переписывались в угоду новым государям, сообщали о том, что на Сити русские испытали величайший позор.

Случилось это то ли 2-го, то ли 4-го марта 1238 года (точную дату ученые так и не установили). Великий князь Владимирский Юрий II Всеволодович, стоял на Сити, собирая войско, чтобы дать достойный отпор таинственному восточному врагу, уже завоевавшему половину Руси. Здесь он получил известие о том, что во время взятия татарами Владимира погибли его жена Агафья и сыновья - Всеволод, Владимир и Мстислав. Они задохнулись в дыму, когда жестокие захватчики подожгли собор, в котором закрылись владимирцы. Расположились тремя отрядами, расстояние между которыми было довольно большим. Татары, ведомые темником Бурондаем, использовали разрозненность русского войска: напали внезапно и устроили настоящую резню. Мало того, что ордынцев было вдвое больше (40 тысяч), еще это было конное войско, а всадники, ясное дело, намного мобильнее пеших воинов - у русичей лошадей было немного. Татары потеснили русских к Сити, лед под опешившими воинами проломился, тех, кто выбирался на правый берег, добивали, кто смог добраться до левого берега - спасся бегством. Смерть приняло больше половины русских воинов, в том числе и сам Юрий Всеволодович. Голову великого князя нукеры преподнесли темнику Бурондаю. Летописи, кстати, об этом умалчивают, говоря о том, что “как погиб князь Юрий, знает лишь Бог”.

Зато летописи говорят о том, что и татары понесли немалые потери. Но с этого дня Русь лишилась своей независимости.

В здешних краях до сих пор ходил легенда о том, как Бурондай, увидев голову поверженного врага (а случилось это аккурат возле Божонки), а так же узнав о большом количестве погибших татар, сорвал со своей шеи талисман - “золотой конек”, говорили, он его делает неуязвимым - и бросил в кровавое месиво, в которое превратился снег...

Считается, что русские “проспали” врага, но на самом деле истинной правды не знает никто. Очевидно, что, завоевав половину Азии, последователи Чингиз-Хана знали много хитростей войны - гораздо больше, чем они применили в рубище на Сити. Позже было придумано оправдание: ослабленные татары, хотя глаза их слепили несметные богатства Новгорода, вдруг повернули на Юг и по сути Северная Русь была спасена. На самом деле до Ситской битвы пала Тверь и был осажден Торжок, что гораздо ближе к Новгороду, чем Божонка (если считать от Владимира). Воевал-то на Сити лишь один, пусть и большой, отряд ордынцев, сам Бату-хан был в это время под Торжком.

Получается, прошляпили врага... Как позже и на Пьяне, и на Березине, и в Цусиме, и подо Ржевом, и в Грозном... Ту войну с Отечественной, Кавказской или Японской сравнивать глупо. Общее одно: позорные страницы истории принято у нас затемнять. Наверняка в той, Ситской битве были и героические моменты. Опять же, после того как Бату-Хан повернул от Новгорода на Юг, русские в Козельске оказали отчаянное сопротивление - здесь уже точно татары так поражены были храбростью русских, что до времени отступили в Половецкую землю (хотя все козельцы - от стариков и до младенцев - были убиты).

Эхо Сити доносится до нас по сию пору. Божонка - почти (но не совсем!) мертвое село. Более-менее живые населенные пункты поблизости - Пищалкино, Задорье, Петровское. До сих пор здесь преимущественно рождаются мальчики - как перед войной... Школа находится в Задорье, так в ней из 35 учеников 25 - мальчики. Сколько веков прошло, а природа все еще старается восполнить потерю мужского пола!

В школьном музее когда-то было много экспонатов той эпохи - оружие, фрагменты доспехов. Был даже громадный полутораметровый меч, который мальчики нашли однажды на берегу Сити. Возможно он принадлежал кому-то из князей. Возможно... Но штука в том, что вещи из музея исчезли.

Поисковая лихорадка охватила местный люд давно. Да и как не искать, ежели наконечники стрел, куски кольчуг, человеческие кости до сих пор крестьяне находят в своих огородах. С особенной тщательностью ищут легендарный “золотой конек”, хотя толком никто не знает, как он выглядит. Приезжают и “черные археологи”, ведь по полям, давно забывшим, что такое плуг, разбросано много чего еще. И некому гонять это мерзкое отродье. Колхоз обанкротился, народ местный занят либо трудом на своих огородах, дабы выжить, либо безмерной пьянкой.

А с музейными экспонатами произошло вот, что. Была в школе учительница истории по фамилии Морозова, одинокая старая дева - очень строгая и бескомпромиссная. Колхоз здешний стал разваливаться, Пищалкинский сельский округ по этой причине стал самым неблагополучным в районе, и уехала Морозова в другой район. Одновременно, без согласия директора школы, она забрала все археологические экспонаты, включая богатырский меч. Через два года после переезда она умерла, а экспонаты пропали.

Остался в школьном музее лишь сильно испорченный временем клинок, да и то никто не знает, принадлежит ли он той, домонгольской эпохе, или он из поздних времен.

Каждый год 4 марта в Божонке, у памятника, проходит праздник, включающий в себя митинг и маленькое театральное действо, иллюстрирующее вымышленные эпизоды битвы. Поскольку дачников в это время еще нет, народу на праздник собирается мало. Местные, несмотря ни на что, уверены в том, что тогдашними русскими воинами надо гордиться, так как, по их убеждению, татар остановили не Новгородские болота, а именно мужество русских витязей. Пусть даже и застигнутых врасплох.

Горькая ирония заключается в том, что река Сить в сущности и знаменита только той неудачной для русских битвой (или, если Вам угодно, бойней).

И все-таки главное другое. Русь знала много побед, гораздо больше, чем позорных поражений. Били и татарина, и турка, и шведа, и француза, и немца, и японца. А поражение терпели только там, где должным образом не уважали врага. А может нация наша такая, что мы упорно не хотим учиться на ошибках?

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Тверская область.