Святые горы

В 1925 году Святые горы переименовали в “Пушкинские”. За год до этого закрыли Святогорский монастырь. Злые языки шутили: “Подождали бы немного – и горы стали бы Сталинскими…” Но Пушкин выше политики, а потому культ Пушкина развивается и крепнет вне зависимости от человека, стоящего на вершине властной пирамиды. Достиг этот культ апофеоза, когда в Пушкинских горах построили гигантский – даже по столичным масштабам – Пушкинский научно-культурный центр. Тысячи, сотни тысяч поклонников великого поэта приезжают поклониться Пушкину! Но не ушли ли из бывших Святых гор святость?

Можно по разному относиться к творчеству писателя Довлатова, в своем “Заповеднике” расчихвостившем Пушкиногорье в пух и прах. Ну, например, Довлатов пересказал анекдот про то как великий Гейченско по ночам разбрасывал в парке бумажки, а с утра, при туристах их бережно собирал. Во-первых, злобное вранье. А во вторых, сейчас в Пушкиногорье полно бумажек, пакетов и бутылок. И горько оттого, что Семена Степановича уже нет…

Соглашусь со следующим довлатовским описанием пушкиногорской природы: “…В шесть мы подъехали к зданию туристской базы. До этого были холмы, река, просторный горизонт с неровной кромкой леса. В общем, русский пейзаж без излишеств. Те обыденные его приметы, которые вызывают необъяснимо горькое чувство…” Именно что необъяснимое, но горькое.

Пушконогорская турбаза предлагает любителям творчества “солнца русской поэзии” следующие занятия: бильярд, сауну, русскую баню, медицинский массаж, прокат спортивного инвентаря… Простите, но вновь процитирую Довлатова, который работал в Пушгорах (так местный “сленг” переиначил название заповедника) экскурсоводом. Вот его взгляд на туристов: “К поэзии эти люди, в общем-то, равнодушны. Пушкин для них - это символ культуры. Им важно ощущение - я здесь был. Необходимо поставить галочку в сознании. Расписаться в книге духовности...”

Но давайте положа руку на сердце скажем: а чем, собственно, в своей михайловской ссылке занимался сам Пушкин? Здесь надо бы подробнее рассказать, ибо есть, о чем.

Вначале 1920-х годов в Петербурге ходили злорадные эпиграммы на ближайших вельмож Александра I и на него самого. Читающая публика охотно их передавала и, смеясь, переписывала. Имя вероятного автора Пушкина стало синонимом вольнодумства. Император в гневе. Он хочет сослать Пушкина в Сибирь, но после смягчается и отсылает молодого чиновника вначале в Молдавию, а после в родовое имение Михайловское.

Позже разворачиваются события вокруг “Гавриилиады”, которая тоже ходила в списках, и авторство приписывалось опять же Пушкину. Крепостные отставного штабс-капитана Митькова подали митрополиту петербургскому Серафиму жалобу на то, что Митьков развращает их, читая “Гавриилиаду”, и представили эту рукопись. На допросе у петербургского генерал-губернатора по делу о “Гавриилиаде” Пушкин показал, что эту поэму не сочинял, а лишь читал ее в Лицее. Потом было вторичное показание по делу. По словам Пушкина, список поэмы ходил между гусарами и сожжен в 1820 году... Наконец, было письмо Пушкина к Николаю I с признанием в авторстве “Гавриилиады”. И в ссылку поэт попал именно “за атеизм”…

Пушкин принял свою долю стоически: “Я нахожусь в наилучшем положении, чтобы окончить мой поэтический роман”. Барышни из соседнего имения Тригорское были убеждены, что обе главные героини “Онегина” списаны с них. Вообще деревенская жизнь, хоть и была скучна для деятельной натуры поэта, таила в себе немало радостей. Среди них оказалась и его “крепостная любовь”.

Подробности романа Александра Сергеевича с одной из дворовых девок, дочерью сельского старосты Михаила Калашникова неизвестны. Но факт, что Ольга оказалась брюхата. Другой барин пустил бы дело на самотек, мало ли таких “приключений” встретится еще на пути… Пушкин поступил иначе; он решил переправить девушку в другое фамильное имение. Из письма Пушкина другу Петру Вяземскому: “...Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве, дай ей денег, сколько ей понадобится... Потом отправь в Болдино (в мою вотчину)... при сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютки, если то будет мальчик. Отсылать его в воспитательный дом мне не хочется, а нельзя ли его покамест отдать в какую-нибудь деревню - хоть в Остафъево...” Общий деловой тон послания лишь в самом конце нарушается отчаянным возгласом: “...Милый мой, мне совестно, ей-богу... но тут уж не до совести…” Младенец умер. Судьба Ольги Калашниковой была трагична. Впрочем, это отдельная история…

Михайловская ссылка совпала с народными волнениями в Псковской губернии. Смерть Александра I и события 14 декабря 1825 года породили в народе слухи о скором освобождении крестьян. Правительство “вольные настроения” вынуждено было усмирять с применением регулярной армии. И одновременно в Новоржкевский уезд под видом “путешествующего ботаника” прибыл секретный агент III отделения Бошняк, использовавшийся ранее как провокатор среди членов Южного общества декабристов. Для того чтобы не вызвать подозрений, Бошняк оставил в Бежаницах сопровождавшего его фельдъегеря с “открытым листом” за № 1273 для ареста, куда нужно было внести только фамилию.

Перед Бошняком стояла задача “исследования поведения известного стихотворца Пушкина, подозреваемого в поступках, клонящихся к вольности крестьянской, и в арестовании его, отправлении куда следует, буде бы он оказался действительно виновным”. Местные помещики и чиновники, с которыми имел встречи Бошняк, осуждали свободомыслие и демократизм поэта. Граф Львов, например, говорил, что “известные по сочинениям мнения Пушкина, яд, оными разлитый, ясно доказывают, сколь сей человек при удобном случае мог бы быть опасен”. Но все единодушно отвергали обвинение поэта в подстрекательстве крестьян к бунту. Уездный судья Толстой, смотритель по винной части Трояновский сообщили, что “Пушкин живет весьма скромно; ни в возбуждении крестьян, ни в каких-либо поступках, ко вреду правительства устремленных, не подозревается”. Убедившись в несостоятельности обвинения, Бошняк отпустил фельдъегеря Блинкова и сам через некоторое время выехал в Петербург, чтобы доложить о неудаче своей миссии.

В рапорте генералу Витту он писал: “Я остановился у богатейшего крестьянина Столарева. На вопросы мои о Пушкине Столарев сказал мне, что Пушкин живет в трех верстах от монастыря в селе Зуеве (Михайловском тож). Пушкин – отлично-добрый господин, который награждает деньгами за услуги даже собственных своих людей; ведет себя весьма просто и никого не обижает; ни с кем не знается и ведет жизнь весьма уединенную. Слышно о нем только от людей его, которые не могут нахвалиться своим барином. От игумена Ионы я узнал следующее: Пушкин иногда приходит в гости к игумену, пьет с ним наливку и занимается разговорами… На вопрос мой: “Не возмущает ли Пушкин крестьян?” – игумен Иона отвечал: “Он ни во что не мешается и живет как красная девка”.

Пушкин не просто был сослан “под надзор” игумена Ионы. Игумен был его духовным отцом. И вот загадка: в “Исповедальных росписях” Святогорского монастыря и церкви села Воронич нет ни одной записи об исповедях Пушкина. Тогда все строго было, и всех, приходящих на исповедь, записывали. Или делали запись о том, что “имярек” уклонился от исповеди и причастия Святых Тайн…

Михайловское долгое время было лишь незначительной окрестностью знаменитого Святогорского монастыря. После того как Святые горы переименовали в “Пушкинские”, монастырь и сам стал “окрестностью”. Конечно, немного обидно, что монастырь долгое время являлся частью Пушкинского заповедника, к монастырю относились всего лишь как к “месту захоронения” поэта. Теперь все иначе – в монастыре возрождено монашество. Об отношении Церкви к Пушкину уместно было бы спросить у самих монахов. Монастырь издает “Листки Святогорского монастыря”. Выпуск №2 за 2007 год называется: “Помолитесь обо мне”. И он целиком посвящен взаимоотношению Церкви и Пушкина. Предваряет выпуск интервью с наместником Свято-Успенского Святогорского монастыря игуменом Макарием. Вот, что батюшка говорит:

-…Александр Сергеевич Пушкин – великий русский поэт. Его значение в литературе точно выразил Апполон Григорьев: “Пушкин – наше всё”. Для меня, монаха, наместника обители, первостепенным является молитва об упокоении убиенного болярина Александра. Помилован ли он у Бога? Какая участь его в Вечности? Ведь суд Божий и суд человеческий – это большая разница.

- А как вы считаете, угодил ли Александр Сергеевич Богу?

- Знаете в Евангелии есть эпизод: иудеи слушали проповедь Спасителя о жизни вечной. Они спросили: “Что нам делать, чтобы творить дела Божии?” Иисус сказал им в ответ: “Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал” Вера – это “закваска”, которая “заквашивает” наше сердце. И тогда сердце, как плодородная почва, приносит плоды Богу. Блажен, кто верует, а без веры по слову апостола, угодить Богу невозможно.

- Верил ли в Бога Александр Сергеевич?

- Да. Он сохранил веру тогда, когда было ее оскудение, когда в человеческие сердца всеивались семена иных “ценностей”, говоря по-Евангельски, всеивались плевелы. Александр Сергеевич, переболев этим, сохранил веру, которая не ограничивалась только внешней церковной обрядностью. Он возрастал в вере, и вера его особенно ясно проявилась в момент перехода в Вечность. Он исповедался и причастился, простил врага и благословил детей. Ведь не может же человек лукавить в такие минуты. И я повторяю со священником, исповедавшим его, дай, Господи, и мне такую кончину…

Из тех же “Листков Святогорского монастыря” привожу воспоминания Акулины Раевской, дочери священника села Воронич о. Иллариона Раевского: “…Александр Сергеевич очень любили моего тятеньку. И к себе в Михайловское тятеньку приглашали, и сами у нас бывали совсем запросто… Подъедет это верхом к дому и в окошко плетью цок: “Поп у себя?” А если тятеньке не случится дома, завсегда прибавит: “Скажи, красавица, чтоб беспременно ко мне наведался… мне кой о чем потолковать с ним надо!” Только вот насчет божественного они с тятенькой не сходились и много споров через это выходило. Другой раз тятенька вернется из Михайловского туча тучей, шапку швырнет: - Разругался я, говорит, сегодня с Михайловским барином вот до чего - ушел, прости, Господи, даже не попрощавшись… А глядишь, двух суток не прошло – Пушкин сам катит на Воронич, в окошко плеткой стучит: “Дома поп?”

Похоже, Александр Сергеевич нормальный был мирской человек, “без закивоков”. Не без греха, но с мерой. Как Довлатов про него сказал, “не монархист, не заговорщик, не христианин – он был только поэтом, гением, и сочувствовал движению жизни в целом… У Пушкина были долги и неважные отношения с государством. Да и с женой приключилась беда. Не говоря о тяжелом характере… И ничего. Открыли заповедник…”

…Святогорский монастырь, на территории которого, в родовой усыпальнице Ганнибалов, похоронен Пушкин, конечно, намного древнее Пушкинской эпохи. Монастырь основан Псковским наместником князем Токмаковым по повелению царя Ивана Грозного. Но легенде поводом к его основанию послужили многочисленные чудеса от икон Божьей Матери-Умиления и Одигигрии, являвшихся на Синичьей горе юродивому Тимофею. Эти истории, предшествовавшие созданию монастыря описаны в Псковской летописи под 1566 годом. Основание же монастыря датируется годом его освящения - 1569 г. Святогорский монастырь входил в ряд самых почитаемых на Руси. Среди многих даров царей и вельмож, хранившихся в монастыре, были пожалованный Иваном Грозным 15-пудовый колокол, прозванный в народе Горюном, и Евангелие - дар царя Михаила Федоровича. И сегодня в монастыре можно увидеть осколки громадного колокола, заказанного игуменом Иннокентием, изготовленного в Москве в 1753 г.

Судьба обители значительно переменилась в XVIII столетии, когда после указа Екатерины Великой монастырь был зачислен в третьеразрядные, а его земли и прочие угодья отошли в казну. Однако он оставался известным в народе своими святынями и богатствами ярмарок, приуроченных к престольным праздникам - Девятой пятнице по Пасхе и Покрову Пресвятой Богородицы. Пушкин на этих ярмарках был частым гостем.

Исторические усадьбы Тригорское и Петровское и Михайловское были сожжены полностью после революции 1917 года. Чудом были спасены домик няни и хозяйственные постройки. К сожалению все оставшееся было зверски уничтожено немцами. Коммунистические власти не трогали монастырь. Святое место тронули фашисты… В 1944 году, отступая, немецкие саперы взорвали Успенский собор и все монастырские постройки. Они заложили мощные фугасы в специально вырытый тоннель, который шел поперек дороги в сторону могильного холма. Тысячи мин были установлены по склонам холма и четыре мины под фундаментом могилы Пушкина. От ударной волны памятник на могиле поэта отклонился в сторону обрыва на несколько градусов и стал постепенно оседать…

Разрушение Святых Гор стало одним из пунктов обвинения, предъявленного нацистским главарям на Нюрнбергском процессе. Восстановление обители продолжается по сей день…

Свой духовный идеал Пушкин выразил в незавершенном стихотворении “Пора, мой друг, пора!..” Там есть такие строки:

“…На свете счастья нет, но есть покой и воля,

Давно завидная мечтается мне доля –

Давно, усталый раб, задумал я побег,

В обитель дальнюю трудов и чистых нег”.

В плане стихотворения есть такие строки: “…О, скоро ли перенесу мои пенаты в деревню – поле, сад, крестьяне, книги; труды поэтические – семья, любовь, etс, религия, смерть”.

В сущности Пушкин своего идеала достиг.

В ожидании Дубровского

Удивительно становится порой, как литературный миф становится почти реальностью! Все знают, что “Дубровский” – всего лишь повесть Пушкина. Не более чем вымысел, над которым, впрочем, можно и облиться слезами. Тем не менее есть на свете деревня, жители которой смеют утверждать, что Владимир Дубровский – их, доморощенный герой…

Деревня называется Дубровы. Красиво раскинувшееся на холмах селение не может похвастаться многочисленностью своих обитателей. Их всего-то 175 душ. Зато Дубровы гордятся недавним достижением: здесь отстояли школу.

Дело в том, что на Псковщине проходит “эксперимент”, заключающийся в том, что сельские школы ликвидируются в массовом порядке. Прошлой осенью закрыли школу в соседней с Дубровым деревне Жадрицы. Там лучший в районе колхоз, заработки до 9 тысяч. Но, едва только донесся слух о ликвидации школы, сразу четыре семьи молодых специалистов из других, более бедных краев отказались от идеи переезда в Жадрицы. Обещание властей, что все будет “о, кей!”, детей будут возить учиться в райцентр и качество образования не пострадает, действия не возымело. Для людей закрытие сельской школы – зловещий знак…

Дубровы уже было почти повторили судьбу Жадриц. Здесь тоже крепкий колхоз, называемый “СПК Заря”, примерно столько же (29) детей в школе. И, когда в прошлом году на Дубровскую школу стали накатываться волны чиновничьих атак, народ восстал. Несколько раз сельский сход собирали, буквально окружали школу “живым кольцом”, и высокие начальники просто испугались народного гнева. В случае беспорядков и чиновникам головы не сносить…

“Вожаком” в движении по спасению Дубровской школы стала ее директор Светлана Николаевна Жарикова. Она, заслуженный учитель России, уже 28-й год работает директором. До нее в школе главенствовал ее отец Николай Иванович Ефимов. Считай, школа для Светланы Николаевны – это жизнь; даже дом Жариковых непосредственно примыкает к школьному зданию. Впрочем, надо заметить, что “дамоклов меч” закрытия все равно нависает над школой, ибо чиновники не унимаются, яро претворяя в жизнь решения вышестоящих органов об “оптимизации” (читай – об уничтожении русской глубинки).

Но довольно о грустном. Чем гордятся дубровцы? Прежде всего тем, что у них не умер колхоз. Он уже готов был развалиться, но из злополучной деревни Жадрицы пригласили простого мужика, который взял хозяйство в “ежовые рукавицы” – и потянул в строну экономического благополучия (жаль, он на дух не переносит прессу, а то бы с удовольствием с ним пообщался). Вторая гордость - Дубровский. Все дубровцы свято убеждены в том, что герой повести Пушкина – их детище.

Светлана Николаевна – филолог, а потому об истинности литературного предположения может судить профессионально. О родной деревне она может рассказывать часами. Жаль, от усадьбы помещиков (они сменялись, ибо имение несколько раз перепродавалось) остались только каменный склад и три “барских” пруда. Да и церковь Дубровскую (1731 года постройки) разрушили во время войны – она была отличной огневой точкой и ее разбомбили. От храма остался лишь пол. Прямо на нем воздвигли памятник в честь дубровцев, погибших в Великую Отечественную войну. Есть слухи, что под полом сокрыт подвал, в котором последний поп спрятал церковные ценности. Но пока еще в подвал никто не проник. Да и есть ли он?.. А некоторые особо экзальтированные личности смеют утверждать, что в подвале спрятаны сокровища… банды Дубровского. Якобы Дубровский существовал на самом деле и его отряд орудовал чуть не до самой Второй Мировой войны! Здесь литературный вымысел и народная мифология настолько тесно переплелись, что распутать этот клубок непросто…

Со Светланой Николаевной мы говорили о правде, основанной на документах, кои она нашла в архивах. Вообще-то в литературном источнике деревня Дубровского называется Кистеневка. Но здесь есть обстоятельства.

До пушкинского Михайловского от Дубров всего-то 20 верст. В Новоржевском уезде¸ к которому принадлежали и Дубровы, и Михайловское, в начале XIX века было 179 имений, в которых в рабстве у помещиков находились 55000 крепостных. Изнурительным был труд у господ! В начале 1820-х годов владелец села Корпева Горяинов заставлял своих крестьян работать на барщине по шесть, а иногда и по семь дней в неделю. Кроме того, с каждого тягла (крепостная повинность с мужчины возраста с 18 до 55 лет) он требовал пять фунтов ветчины, десяток яиц, одну курицу, одного гуся, полфунта гусиного пуха, по одной сажени дров и пять аршин холста. За малейшие проступки крестьян били плетьми, заковывали в цепи. Жестокость и разнузданность некоторых господ не знала предела. В 1820 году Новоржевский земский суд рассмотрел дело о покушении на самоубийство крепостной помещиков Нелединских Агафьи Демидовой. Было установлено, что господа постоянно издевались над нею и наказывали плетьми три раза в неделю. Доведенная до отчаяния девушка дважды пыталась лишить себя жизни. Дело приняло широкую огласку, но суд ограничился лишь тем, что постановил взять с помещиков Нелединских подписку в том, что они “будут обращаться с крепостными кротко и человеколюбиво”.

Жестокий гнет и произвол вызвали в губернии крестьянские восстания. Этому способствовали слухи после смерти Александра I о скором освобождении крестьян и события 14 декабря 1825 года. В апреле 1826 года крестьяне деревни Боскина Грива помещиков Конюшевских пожаловались псковским властям на то, что барин разорил их тяжелыми платежами, забрал у них скот, земли и постройки. Представители власти ответили, что жалоба не соответствует действительности. Крестьяне взбунтовались, по донесению земского исправника, “совершенно вышли из повиновения законной власти помещика своего”. Только в мае 1827 года волнение было подавлено. Главный бунтарь Никита Федоров был сослан в Сибирь, остальные участники наказаны плетьми.

В деревне Павлово, принадлежавшей помещику Нагорному, крестьяне решили сжечь поместье, а барина убить. Выступление было подавлено. 18 мая 1826 года был обнародован царский манифест, в котором крестьянам разъяснялась ложность слухов об освобождении и содержалось предупреждение о жестоких наказаниях за участие в выступлениях против помещиков. Местные власти секретным циркуляром предписывали “ловить распространителей слухов и подавлять малейшие признаки волнений”. Но волнения продолжались, и правительство, встревоженное крестьянскими беспорядками направило в Новоржевский уезд войска.

Пушкин в эти лихие годы пребывал в ссылке в своем Михайловском. Несмотря на уединенный образ жизни, Александр Сергеевич встречался со многими соседями то Новоржевскому уезду. Поэт посещал И. М. Рокотова, стехновского помещика, благодушного, легкомысленного, но не лишенного чувства чести дворянина (он, к примеру, отказался шпионить за Пушкиным), В сопровождении Рокотова Александр Сергеевич побывал у “хозяина земного рая” Д. Н. Философова в его имении Богдановское. Философов, владелец крепостного “гарема”, был отъявленным крепостником. Ходили слухи, что в гроте Богдановского парка насмерть засекали не угодивших барину слуг. Грубость, невежество, самодурство и ограниченность Философова, возможно, послужили толчком к созданию образа Троекурова в “Дубровском”.

У Пушкина аллюзий хватает: к примеру, сюжет поэмы “Граф Нулин” заимствован из истинного происшествия, которое, по словам автора, “случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде”. Героиня “Метели” венчалась в Жадрине. В Жадрицах, той самой злополучной деревне, действительно была церковь. Ее, как и храм в Дубровах, разрушили в войну. В Жадрицах было имение одного из ближайших друзей Пушкина, Павла Сергеевича Пущина.

Пущин - участник всех крупных сражений с Наполеоном начиная от Аустерлица, герой Бородина и Кульма, награжденный золотой шпагой с надписью “За храбрость”. В тридцать три года он стал генерал-майором и командовал бригадой. По отзывам современников Павел Пущин отличался широтой, взглядов, был честным и прямым человеком. Возвратившись после окончания войны в Россию, он, как и многие другие будущие участники движения декабристов, иными, глазами взглянул на Родину. Перед ним была закрепощенная и угнетенная страна. При организации тайного общества “Союз благоденствия” Пущин вступил в него, он был членом его кишиневской ячейки. Пушкин, живший в Кишиневе в ссылке, подружился Пущиным, он часто бывал у него, брал книги, встречается с другими декабристами. В 1822 году, по уходу в отставку, Пущин поселился в своем имении Жадрицы; опальный генерал вел скромный образ жизни, лишь изредка выезжая с женой и сестрой в Новоржев. . Имение Пущиных было не из богатых - по ревизской описи 1816 года за ним числилось 99 крестьянских и дворовых душ, и, по-видимому, основным источником существования его владельца являлась его генеральская пенсия. Исследователи говорят, что многие черты характера Дубровского заимствованы у Пущина. Не случайно то обстоятельство, что на знаменитом рисунке Пушкина, где изображены две виселицы и силуэты казненных декабристов, нарисован и портрет Павла Пущина… Скончался Пущин в 1865 году и похоронен, по всей вероятности, в Жадрицах, где не так давно были обнаружены остатки могильной плиты с надписью "Пущин".

Да… Дубровский… У странного рок-идола прошлого поколения Бориса Гребенщикова есть не всем понятная песня про Дубровского. Она начинается так: “Когда в лихие года пахнет народной бедой, тогда в полуночный час – тихий, неброский, из лесу выходит старик, а глядишь – он совсем не старик… а напротив – совсем молодой красавец-Дубровский…” Признайтесь, кто из героев русской литературы наиболее вам симпатичен? После Ивана-дурака, конечно… Разве не благородный разбойник Владимир Дубровский? Человек, борющийся с несправедливостью, с низостью власть имущих! Да, по всем законам Дубровский – бандит. Даже по ныне действующему УК РФ (часть третья статьи 162: разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, с незаконным проникновением в жилище, с применением оружия и т.п.) Дубровскому “впаяли” бы лет двадцать, не меньше, “строгача”! И, тем не менее, Дубровский – удивительно светлая фигура русской культуры. А Троекуров разве не преступник? Пусть и вполне на законных основаниях, но ведь помещик Троекуров тоже попрал закон! Не писанный закон, а человеческий! Цитата из “Дубровского”:

“- Врешь братец, какие тебе документы. На то указы. В том-то и сила, чтобы безо всякого права отнять имение.

Шабашкин поклонился почти до земли, вышел вон, с того же дни стал хлопотать по замышленному делу...”

Истина глаголет устами детей. Я спросил мнение о Дубровском учеников Дубровской школы, семиклассников. Их всего четверо, но Светлана Николаевна искренне считает их школьной “элитой”. В классе только один мальчик, Володя Смирнов; он искренне признался, что “Дубровского” не читал. Что же, честность – это уже благодетель. Девочки, наоборот, поразили свежестью мышления. Они между прочим входят в литературное объединение “Пушкинский кружок”. Внимательно изучают творчество Александра Сергеевича, пишут научные труды по произведениям Пушкина. Даже в Михайловском выступают с докладами!

София Федорова: У Владимира Дубровского была очень сложная судьба. Он испытал на себе много несправедливости, и он попал на такой… бандитский путь, чтобы вернуть справедливость. Чтобы богатые почувствовали, что нехорошо творить зло. Ведь его лишили всего – просто из-за ссоры двух помещиков…

Юля Бокарева: Владимира можно понять. И пожалеть Машу, которая осталась верна Божьим законам. “Благородный разбойник” – это так романтично… Дубровский был рыцарем.

Жанна Евдокимова: Такое может случиться и в наши дни. Из-за какой-то мелочной ссоры может разрушиться крупное предприятие, частная компания. Я читаю “Дубровского” и удивляюсь, как мало изменилось в нашей жизни за двести лет! И уже тогда были люди, как этот судья Шабашкин, который за деньги рассудил в пользу богатого. Между прочим, и Троекурова мучили угрызения совести, он готов был поступиться со своей гордыней. Но тогда царили такие нравы… Пушкин протестовал против крепостного права, пытался выразить свое недовольство. Да, Пушкин сам был помещиком, крепостником. Но он иначе относился к своим крестьянам, они (судя по воспоминаниям современников) его любили. Может быть, Пушкин родился раньше, нежели ему надлежало родиться…

В “Дубровском” есть казалось бы, мелочный эпизод. Владимир Дубровский приезжает станцию, меняет лошадей и уносится в неизвестность. Выбегает престарелая жена станционного смотрителя и с упреком обращается к мужу: “Сидорыч, зачем ты не сказал мне того прежде, я бы хоть взглянула на Дубровского, а теперь жди, чтоб он опять завернул. Бессовестный ты право, бессовестный!..” Здесь сплетено все: и страх, и восторг, и надежда… Дубровский – это своеобразная “национальная идея”. По сути эта “идея” всего лишь провозглашает принцип социальной справедливости. Болезненная язва русского общества не закрывалась никогда. Бывали моменты в истории (я имею в виду революции), когда народ верил, что идеал близок, он почти достижим. Тогда всевозможной закваски “Дубровские” становились не только легитимными деятелями, но и национальными героями (Чапаев, Котовский, Камо, Че Гевара и т.д.). Обычно революция пожирала своих детей. Но люди всегда со страхом и содроганием ждали нового Дубровского. Она жаждали того, который придет – и рассудит ПО СОВЕСТИ.

К примеру, скажет: “Люди, боритесь за то, чтобы школа в вашей деревне не закрылась. Закон против вас, но я жизнь положу на то, чтобы вы не были обижены!” В Дуброве свой “Дубровский” нашелся: это директор школы Светлана Жарикова. В Жадрицах такого человека не нашлось…

Странное совпадение. Ведущим научным сотрудником музея-заповедника в Пушкинских горах и хранителем могилы Пушкина является Вера Владимировна Герасимова. Она – уроженка деревни Дубровы.

Судьба плотника Степаныча

Четыре года назад в судьбе семьи Спиридоновых произошло значительное событие: они вынуждены были оставить свою деревеньку Ероново и переселиться поближе к цивилизации, в село Макарово. Перебирались вместе с домашней скотиной…

Помог сын Александр. Он бывший военный, под Питером теперь живет. И деньжат подкинул (чтобы полдома смогли старики купить), и “баенку” вместе с отцом поставил, и помог подремонтировать сарай – для коровы. Тут вот, какое дело. Владимир Степанович не мыслит своей жизни без скотины. Жена, Мария Фоминична, уже устала, говорит, что не в силах обряжать скотину. О чем и заявила старику. Владимир Степанович далеко не молод, он 1922 года рождения, но не может просто так сесть – и сидеть. Смерти ждать. Он плотником всю жизнь работал, его руки к труду привычны.

А в прошлом году Мария Фоминична в атаку пошла: “Дед, давай, бросим корову, ты уж и косить-то не в силах!” В селе они новые люди, места на выгоне им не дали, Малина (так корову зовут) на огороде пасется… Даже внуки подъехали, помочь отвезти корову на мясокомбинат. Дед ответил твердо: “До смерти буду водиться с коровой”. И пока получается “по-егойному”.

Спиридоновы еще бы и жили в деревне Ероново. Но там они оставались последними жителями, дорога к Еронову заросла, уже и проехать к ней возможности нет. А у деда машина, “Москвич-412”. Сам на него когда-то заработал, плотничьей работой. В те годы “Москвич” был роскошью! В Еронове дом стоит – крепкий, сам его поднимал. А здесь – полдома, чужие и недобрые стены. Степанычу непонятно. Вроде сейчас свобода, мир, и прочее. Пенсию опять же без задержек дают. А деревни пустеют… В войну ох, сколько горя-несчастья пережили, ан отстроили деревни, сожженные врагами, заново, и жили-то с радостью! Впрочем, что ворчать, лучше расскажу про военную судьбу плотника Степаныча. Рассказать есть, о чем.

Он родился и вырос в деревеньке Полозово. Когда ему пошел 12-й год от роду, умерла мать, и отец взял в жены другую женщину. В 38-м, чтобы прокормить семью, батька уехал в Ленинград на заработки. Так получилось, что отца Володя больше не увидел, ибо, когда настала война, батьку взяли в ополчение - и там, под Ленинградом, он погиб.

Володя окончил только 4 класса, ибо пришлось рано пойти в колхоз. Там, в колхозе “Бородино” была набрана целая бригада из малолеток. Двенадцати-, четарнадцатилетние сопляки возили на лошадях навоз на поля, сеяли, пахали… И так до 41-го года, до начала войны. Володя Спиридонов готовился пойти в армию осенью, но, поскольку враг подступал к райцентру, городу Новоржеву, его мобилизовали на рытье окоп. И ничего-то толком они вырыть не успели, ибо наступление немцев развивалось настолько быстро, что уже через две недели после объявления войны “гансы” ступили на Псковскую землю. Едва Володя успел увидеть хаос отступления – с ранеными, с беженцами, с налетами немецкой авиации – как в Новоржевском район установился “новый порядок”.

Окопы парни копали под деревней Жекупино, прямо в ржаном поле. Дорыть не успели, ибо на дороге появились немецкие танки. Красный командир сказал мальчикам: “Спасайтесь, пацаны, бегите отсюда! А нам, видно, судьба здесь полечь…” Мальчики бежали не оглядываясь, лишь слыша за спинами канонаду. Когда Володя пришел домой, в волости уже царил “германский порядок”. В деревне появился староста, нескольких мужиков записались в “полицаи”. В Макарове существовал какой-то “земский двор”, некое подобие сельсовета. Молодым парням староста сказал: “Колхоза нет. Землю делим между крестьянами. Приказано пока трудиться на своей земле, в своем хозяйстве…”

И началась тихая и безмятежная жизнь. Изредка в деревню приходили немцы. Они были разными. Одни честно протягивали хозяйкам “стратегические” мыло, сахар или соль: “Мамка, цукор, сол… ком цу мир яйки, млеко” Некоторые молча сами забирали уток, гусей или поросят, ничего на давая взамен, а злобно сверкая глазищами. Но общее отношение немцев к населению было довольно снисходительным.

И так продолжалось до поздней осени 42-го. Когда их, молодых парней, летом 41-го наши забирали на рытье окоп, все были уверены в том, что это ненадолго: подойдут основные части Красной армии, дадут “гансам” по зубам – и все будет хорошо. На втором году оккупации – да еще при полном отсутствии информации с фронта – уже думали иначе. В конце концов, где она, доблестная Красная армия? Может, уже и нету ее, советской власти? И товарищ Сталин, возможно, пленен… Довольно часто в деревню приходили бежавшие из немецкого плена красноармейцы. Их кормили, давали теплую одежду, и те уходили на Восток. Большинство наших утверждали, что Советский Союз еще жив, Москва и Ленинград не сдались, сражаются… А староста заявлял, что “красные” уже отогнаны за Урал. И никто не знал – кому верить?

В ноябре 42-го в Полозово на санях приехал мужик из деревни Бородино. Стал разъезжать по дворам; заехал и к Сиридоновым. Увидел Володю: “Ты, паря, с какого года?” – “Дак, с двадцать второго…” – “Ага… Ну, справляйся, одевайся. Оружие есть?” В тот год в домах оружия много было. Ведь линия фронта через деревню когда-то прошла, много винтовок и даже пулеметов прямо в лесах валялось… В общем, попал Володя Спиридонов в партизаны, в бригаду Максименко. Их с деревни Полозово набралось столько, что в санях не поместились.

Комбриг сразу объяснил парням: война скоро будет выиграна, немцам крепко дали по зубам под Москвой. А, чтобы фашистским гадам сладко не казалось, создано партизанское движение. Будут они помогать непобедимой Красной армии диверсиями. Первое время молодежь держали в тылу, возле лошадей; одновременно они проходили “курс молодого бойца”. Но к Новому, 1943-му году их уже стали брать на боевые задания. Партизаны устраивали засады на дорогах, взрывали мосты, нападали на маленькие комендатуры. Вначале молодежь была “на подхвате”, но вскоре Спиридонов с товарищами сражались наравне со всеми. Он стрелял из трехлинейки; может, в кого-то и попадал… Было страшно, но со смелым командиром, и чувствуя плечи товарищей, чувствуешь себя увереннее. Ночевали не в лесу, а в деревнях. Тогда деревень много было, немцы не могли контролировать все, и партизанам жилось вполне вольготно. Главное – не засиживаться; больше двух ночей в одной деревне, чтобы всякие подонки не “застучали”.

И допекли-таки они немцев… В апреле 43-го, сняв с фронта несколько дивизий, они устроили карательную экспедицию, в которой были задействованы, танки, артиллерия, авиация… 21 апреля бригада была окружена в районе озера Алё. Положение партизан, зажатых в болоте, казалось безвыходным. Комбриг Максименко отдал приказ: разбиться на мелкие группы – по 10-12 человек – и пробиваться к месту предполагаемого сбора. Какого там сбора! Их добивали из минометов, устроив банальную мясорубку… Одна мина упала совсем рядом с Володиным лицом (он лежал) и шипя воткнулась в трясину. Он мог протянуть к ней руку… Володя знал, что мина сейчас взорвется - и за мгновение перед глазами пролетела вся его жизнь. Но мина не взорвалась…

Володя отлеживался в болоте трое суток, пока взрывы мин не прекратились. Было холодно, он жутко изголодался. На четвертое утро он пополз… В разбухших от влаги валенках пробрался к дороге. По ней туда-сюда на машинах и мотоциклах проносились немцы. Снова он ждал сумерек, когда движение на дороге затихнет. За зиму, что Володя партизанил, он хорошо узнал здешний лес и научился понимал повадки врага. Еще через день он уже прокрался в свою деревню. Не знал он, что опасаться надо и друзей… Дома переоделся, наелся картошки, сала, и забылся в глубоком сне… А мачеха сдуру кому-то “ненадежному” ляпнула, что пасынок из партизан вернулся! Володю утром растолкали полицаи. Обложили матом, избили – и повели в Бородино. Оттуда в райцентр его повезли немцы. Володю бросили в Новоржевскую тюрьму.

К тому времени раскрыто было Новоржевское подполье. Новых арестантов приводили каждый день, и приблизительно столько же, сколько приводили, немцы забирали из тюрьмы и увозили куда-то. Все знали, что несчастных везут расстреливать в карьер, за город. Володя ждал, когда придут за ним. Но его все не забирали и не забирали…

Наконец, через месяц надзиратель назвал его имя и фамилию. Как он молил Господа каждую ночь, чтобы утром он не бел назван! Но Господь здесь, кажется, был бессилен… Володя попрощался с сокамерниками, он искренне плакал. Умирать не хотелось. Его, и еще несколько Володиных ровесников погрузили в крытый грузовик и повезли в сторону карьера. Парни молчали. Володя чувствовал себя скотиной, которую везут на убой. И уже не плакал – в коллективе, на миру, как-то легче умирать… С большака в сторону “расстрельного” карьера грузовик не свернул. Парней повезли дальше. Через несколько часов они узнали, они попали в лагерь для военнопленных.

Под Псковом, в поселке Череха стояли пять бараков, огороженных двойным рядом колючей проволоки. Там обитали несколько тысяч русских солдат. У них была работа: точили метровые чурки для газгольдеров, которые немцы устанавливали на машины для экономии бензина. Кормежка была – “чтобы только не сдохли”: в день 200 граммов хлеба с опилками, миска баланды, да кружка кипятка с чем-то, что называли “чаем”. Хлеб резали “лоскутами” и для честности разыгрывали куски в “лотерею”, в темную. Ровно-то не нарежешь… Пленных не били. Да и вообще относились немцы к ним без злобы. Здесь, в лагере Владимир понял, что в каждой нации есть хорошие и плохие люди. Хороших все же больше.

Через полгода их перегнали в Литву, в такой же лагерь. Там тоже было несладко, но привычка появляется даже когда ты в плену… Владимир Степанович не устает повторять: когда хочешь жить – многим пожертвуешь для жизни! Освободили их только в апреле 45-го; военнопленных, перегоняли в Кенигсберг и наши отбили их на дороге. Порадовались, побратались, но скоро их, бывших военнопленных… снова посадили в тюрьму. Там по счастью очень быстро разобрались, кто есть кто, и Владимир был призван в действующую армию. Попал он в 292-й отдельный рабочий батальон. Они восстанавливали почти полностью разрушенный порт Клайпеду.

Домой рядовой Спиридонов вернулся только в 1950 году. Пришел в родную деревню – а ее и нету. Сожгли фашисты деревню Полозово. Как и все другие деревни в Новоржевском районе. Земляки рассказали, что немцы, отступая, очень даже зверствовали, город Новоржев они тоже сровняли с землей. Жили люди в землянках. И несмотря на разруху какая-то во всех радость была внутренняя. Владимир построил такую же, как у всех “хабуньку”, устроился работать плотником. Однажды на станции Сущево встретил красивую девушку, в которую влюбился. Володя с сестрой везли корову на мясокомбинат сдавать, а девушка Маша получала для возрождающегося колхоза партию телят. Поженились – и стали строить в деревне Ероново дом. В нем родилось двое детей супругов Спиридоновых. Кто знал, что им придется оставлять Ероново и они вынуждены будут стать последними жителями деревни… И ведь вроде войны никакой нет!

Владимир Степанович теперь надеется только на одно: чтобы внуки (а их у него четверо) и правнуки (пока их только двое) никогда не познали ужасов войны. Да, Степаныч прошел все эти адовы круги. Его, видно, Господь вел. Но сколько его друзей и ровесников так не узнали, что такое – вкус Победы!..

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Псковская область.