В поисках прекрасной Луги

Во времена владычества татар в деревеньке на реке Энер жила прекрасная девушка по имени Луга, в которую был влюблен пастух. Она тоже оказывала ему предпочтение, однако здешний князек, мурза захотел взять ее в жены. В те жестокие времена противиться не было смысла, тем более что слуги мурзы зорко следили за девицей, и очень скоро свадьба состоялась.

В честь торжества устроили катание на лодках в реке Энер, причем востребован был и пастух, ведь он считался хорошим музыкантом. В момент, когда лодки проплывали невдалеке от большой ветлы, пастух и девушка Луга встали и, обнявшись, бросились в воду. Они предпочли смерть. С тех пор реку в честь девушки, принявшей смерть под ветлой, назвали Ветлугой.

Специалисты находят в этой легенде противоречия. Они утверждают, что слово “ветлуга” имеет черемисское (марийское) происхождение и переводится как “река чаек”. И вообще эти места были исконно черемисскими, а здешние ветлужские князья ходили воевать со славянами. Приверженцы легенды по разному идентифицируют Лугу (ежели таковая была): некоторые говорят, что Луга была женой хлыновского хана Каджи, случайно утонувшая в реке, иные утверждают, что Луга была марийкой. Нам важно другое: плавная, с многочисленными излучинами Ветлуга и вправду - женственная река. И совершенно не важно, кем была девушка Луга. Дух буквально растворен в здешних благословенных местах…

Выплясали

Ломоносов про Поветлужье когда-то писал: “Многие места есть в России глухие... примером служить может лесистое пространство около реки Ветлуги, которая на 700 верст течением от вершины до устья... не имеет при себе ни одного города”.

Очень скоро после заявления русского просветителя ситуация поменялась. После введением царицей Екатериной II нового положения о губерниях крестьяне села Верхнее Воскресенье пошли ходоками во град Санкт-Петербург просить соизволения в том, чтобы их село стало городом. Попали они к тогдашнему фавориту императрицы Григорию Потемкину. Сановника весьма удивил вид ходоков, особенно его позабавило то, что они были одеты в лапти, и он сказал им: “Спляшите русского перед царицей - будет вам город”. И ветлугаи сплясали перед Екатериной, в лаптях, в армяках, вприсядку - по дорогому французскому паркету. Это было нечто. Царица, как гласит предание, чуть не умерла со смеху...

Немногим погодя генерал-губернатор Костромского наместничества Алексей Мельгунов выкупил Верхнее Воскресение у тогдашней его владелицы княгини Белосельской за 8600 рублей и преобразовал его в уездный город Ветлугу. Случилось это 5 сентября 1778 года. Тогдашнее население новоявленного города составляло “82 души мужеского полу”.

Позже были основаны литейный, пивоваренный заводы, построен казенный винный склад, снабжавший спиртным несколько уездов (правда, в народе его называли “антихристовым монастырем”). Город стал торговым центром, здесь проходили ярмарки, на которых предметами торговли выступали меха, дичь, зерно, рогожи. Но самое интересное Ветлугу ждало впереди.

Ветлужские “Титаники”

В лесной стране можно жить только лесом. Беда, правда, в том, что, если следовать этой простой истине, лесов год от года становится все меньше и меньше. Есть в Поветлужье лес и сейчас, однако с тем, что было в золотое для города время, нынешнюю эпоху не сравнить. Взять хотя бы некогда знаменитые ветлужские “монстры” - беляны.

Лесодобыча на берегах Ветлуги ведется не меньше трех веков и единственным способом доставки древесины к степным областям Нижней Волги, так в лесе нуждавшемся, был сплав. Можно сплавлять попросту, сколачивая плоты, но в Ветлуге выдумали свой способ. За зиму ватаги барочников на берегу реки строили гигантские сооружения из бревен, достигавшие в длину 45 саженей, и имеющее грузоподъемность в 300 000 пудов. Весной, когда Ветлуга разливалась, эти своеобразные “Титаники” отправляли по течению вниз. Эта помесь корабля и штабеля бревен, могущая поразить своими габаритами не только современников, но даже нас, искушенных церетелевским гигантизмом, попадая в Волгу, способна была достичь Астрахани, а, по некоторым сведениям, даже Персидских берегов Каспийского моря.

В пункте назначения Беляна разбиралась; верхняя ее часть продавалась как строевой лес, нижняя уходила на дрова. “Белянами” монстров называли потому что они строились из “белой” древесины, которая не смолилась - живущее один сезон плавсредство не нуждалось в обеспечении дополнительной плавучести. Немногим позже ветлужские барочники стали строить еще более хитроумные сооружения - соймы. В отличие от белян соймы имели рулевое управление посредством механизмов, приводимых в движение громадными колесами (правда, вручную), что обеспечивала мобильность. О масштабе лесного и сплавного промысла можно судить по одному только числу: в 1912 году на ветлужском сплаве работали 13545 человек.

Леса вырубались, на из месте распахивались поля. До недавних пор заниматься сельским хозяйством в Поветлужье было выгодно, но ныне из-за высоких цен на энергоносители аграрные опыты пришлось сильно сократить. Колхозы спасает только то, что в них есть пилорамы. Много пилорам основано так же частными предпринимателями - и в итоге маленьких предприятий по деревопереработке в городе и в округе столько, что их даже не пытаются сосчитать. Лес вновь стал основным источником дохода ветлугаев.

А вот белян на реке теперь не встретить. Да и вообще рака потеряла свое транспортное значение. Главная добродетель Ветлуги сегодня - рыбалка.

Хочется жить

У рыбы ветлужской появились враги - столичные туристы. Некоторым из них лень ловить классическими способами (ну, хотя бы сетью) и они применяют т.н. электроудочку, которая губит в воде все живое. А жаль, ведь рыба - одна из частиц, которые складываются в туристический потенциал, развитие которого - надежда местной власти.

В городе и районе жить стало нелегко, так как из-за козней конкурентов недавно закрылось самое большое в городе предприятие - ликеро-водочный завод, едва успевший отметить свое столетие. Получилось, как с “Титаником” (не ветлужским, который по природе своей не мог утонуть, а с тем, настоящим): ликеро-водочный напоролся на один из многих айсбергов рыночной экономики.

Нынешний глава местного самоуправления Владимир Захаров не удовлетворен тем, что в основном развивается лесопереработка. Его мечта - развить туризм - не только культурный (а в старинном городе с традициями и своим неповторимым духом, культурных достопримечательностей немало), но охотничий и рыболовный. Для этого в первую очередь научились бороться с рыбными браконьерами и в особенности - с электроудочкой. Теперь районные власти ищут достойных инвесторов, могущих умно вложить деньги в туризм. По каким критериям будут определять достоинства, пока не ясно.

Но ясно другое: жителям Ветлуги хочется жить не хуже, чем остальным россиянам. А для этого нужно что-то производить или предоставлять услуги. Одного леса для благоденствия явно недостаточно.

“Беккер” в бараке

Из-за большого количества учебных заведений Ветлуга до сих пор остается кладезем интеллигентности. А интеллигенция в глубинке живет известно как - бедно.

Да и большинство домов в Ветлуге старые, еще позапрошлого века постройки. Считай что бараки. И удивительно увидеть в таком бараке классный рояль с престижным названием “Беккер”. Принадлежит он удивительному человеку, коренному ветлугаю Сергею Андриановичу Зуеву.

Он играет на нем, и даже сочиняет песни на духовные стихи русских классических поэтов. Особенно Сергей Андрианович любит Лермонтова, поэта удивительной чистоты и задумчивой простоты. Такой же чистотой и задумчивостью обладает его родная река Ветлуга. Зуев сейчас пенсионер, но остаток жизни он решил посвятить не заслуженному отдыху, а возрождению одного из маленьких водяных потоков, который в числе тысячи других ручейков образует Ветлугу. Называется он Источником старца Герасима.

Сергей Андрианович сразу после войны уехал из Ветлуги. Он был морским офицером, служил на подводной лодке, но однажды тоска по родному городу заставила его оставить службу и он вернулся домой. В квартире в древнем двухэтажном полубарачном домике, которую он выменял на свою квартиру в прибалтийской Лиепае, стоял тот самый рояль “Беккер” - как его туда занесли когда-то, было неясно, но вынести можно было только разобрав стену. И старые хозяева оставили инструмент Зуеву. До того он владел гитарой, теперь овладел роялем.

До самой пенсии Зуев преподавал в вечерней школе физику, но главное в его жизни - источник. Находится он невдалеке от села Макарьевское. Жил когда-то под селом, в деревеньке Чертиха старец Герасим. Он был простым мужиком, но умел исцелять людей духовно и физически. Лечил он лампадным маслом и водой из ключика, возле которого он срубил себе келейку. Достоверно известно, что, когда у священника села Макарьевское отца Василия родился сын Александр, старец ему сказал: “Радуйтесь, владыка у вас родился! Только тяжек будет его крест...”

Мальчик вырос, принял монашеский постриг под именем Федора и стал епископом Волоколамским. В 1937 году отца Федора расстреляли.

А старец Герасим скончался в 1895 году, возле своего ключика он и похоронен.

Известное дело, что во времена строительства коммунизма источник разорили, а людям запретили поклоняться святому месту. Сергей Андрианович еще в советские времена втихую, по-партизански занялся его восстановлением. Чтобы не быть замеченным, он ходил к источнику пешком, а это в одну сторону - 17 километров. Сначала он нашел живительную водную “жилку” откопал ее, оборудовал, а потом нашел рядом еще шесть ключиков, так что на сегодняшний день родник состоит из семи “жилок”.

Сделал Зуев это еще и в честь своих старших братьев, ведь все они росли как раз в Макарьевском. Все четыре брата Сергея Андриановича - Виктор, Юрий, Николай и Александр - не вернулись с войны; трое пропали без вести, один после тяжелого ранения умер в госпитале.

Какая-то нам еще неведомая часть погибших братьев Зуевых осталась здесь, на Ветлуге - в этом убежден Сергей Андрианович. Пока кто-то помнит и о них, и о старце Герасиме, и о епископе Федоре, они живы. И даже таинственная и прекрасная девушка Луга жива - вне зависимости от того, была она на самом деле, или нет. Просто надо уметь всматриваться глазами души...

Дверная жизнь

...И бывшая колхозная столовая на глазах волынчан преображается в прекрасный терем. Первый этаж вмещает в себя производственные и складские помещения, а так же большой зал, в котором едят рабочие. Второй этаж - жилье для семьи Попиновых. Глава семейства, Григорий Иванович Попинов - здешний, волынский олигарх. Без кавычек.

Вообще жизнь в селе Волынцы и в близлежащих деревнях в относительно недавнее время была не то что бы ужасна, а беспросветна. Колхоз имени Ленина, задыхаясь, пытается удержаться на уровне приличия (о достоинстве существования не может идти и речи). Живыми деньгами колхозникам платят нечасто, зато на ферме действует большая по нынешним временам редкость: молокопровод. В ХХ веке молокопроводы были почти на всех фермах района (да что там - России!), теперь, в веке XXI, они на абсолютном большинстве ферм поломаны, новые купить не на что - и доярки таскают фляги с молоком вручную. Еще в хозяйстве есть техника - на ходу - и поля здесь не брошены.

Председатель СПК имени Ленина, Владимир Васильевич Тихомиров, управляет хозяйством одной левой рукой. Правую руку он потерял еще в молодости на колхозном сенокосе. Управлять получается, хотя и с трудом: поголовье в 754 головы КРС удается сохранять, правда, дабы снять стресс, Тихомирову приходится изредка уходить в тихие запои. Иначе нельзя - психика лопнет. Общение с председателем мы, кстати, начали с местного кладбища - посещали могилы ровесников Тихомирова, которые в результате неумеренного употребления “допинга” сомнительного качества уже переместились в мир тишины. Ровесников оказалось немало, а потому с кладбища мы ушли под довольно сильной мухой.

Рядом протекает река Вол. Может судьба такая у этого края: работать как волы, задаром и за минимальную кормежку? Но жизнь показывает, что все не так.

Самая большая беда для колхоза - зародившийся несколько лет назад в Волынцах и окружающих деревнях уникальный промысел. Можно сказать, народный промысел. Крестьяне стали делать... двери. И не простые двери, а элитные, высокохудожественные, которые не постесняются поставить в своих домах даже сильные мира сего. Тихомирову обидно, ведь из колхоза “утекают” лучшие, самые трезвые и здравомыслящие кадры, а вот сами Волынцы считают, что на них с небес свалилась благодать. Но к благодати относятся по разному.

Дело в том, что “благодать” имеет человеческое лицо, и это лицо принадлежит вышеназванному Григорию Попинову, тому самому, который преобразил колхозную столовую в сказочный терем. Для некоторых он - капиталист, нувориш, не имеющий сердца. Для иных - меценат, ведь на всякие мероприятия - от похорон до праздников - средства может дать только он, а не колхоз или сельская администрация, которые бедны “a priori”. Но есть и такие, кто говорит: “Молодец, мужик, так раскрутился на пустом мете - с нуля!” Есть и такие, кто вешает не дверного магната ярлык “жулика”.

Сам Попинов имеет на счет своего нынешнего положения особое мнение. Он убежден в том, что его “вынесло” на гребень волыновской волны в результате причудливого стечения обстоятельств, ведь относительно недавно он был простым работягой, можно сказать, отбросом общества, к тому же появившимся на свет не в самом благодатном месте.

Родился и вырос Григорий в поселке имени Калинина (это в паре десятков верст от Волынцев), лесном поселении, существовавшим исключительно за счет картонной фабрики. Фабрику основал еще до революции богатый помещик, процветала она и в советские времена, но нынешние государственные реформы привели фабрику к развалу, в результате чего население поселка осталось брошенным. Григорий за свою жизнь испробовал много профессий: был и фотографом, и лесорубом, и даже начальником местного аэродрома (точнее, смотрителем взлетно-посадочного поля, которое теперь давно заросло лесом).

- ..Я доучивался в школе рабочей молодежи и хорошего образования у меня всего шесть классов. Занимался спортом, гуляниями, черт знает чем... слегка недопонимание было. А теперь знаний катастрофически не хватает - и экономических, и технологических. Я теперь жену свою послал учиться в Институт леса; пусть она хоть научится во всяких научных терминах разбираться. А то спросить что - и не к кому подойти...

...Я понаблюдал, как работает Попинов и понял, что в его работе знания наук - не главное. В основе - знание человеческого фактора. Сейчас его предприятие ЧП “Попинов” имеет два производства: в селе Волынцы и в деревне Волокитиха. В обоих случаях цеха занимают бывшие колхозные здания (кормоцех и ферму), которые Попинову уступил колхоз. Внутри, конечно, давно нет кормов и навоза, зато есть двери, много дверей, большинство из которых упакованы в полиэтилен. Материал - натуральная сосна, после отделки товар выглядит так, как будто бы двери привезли откуда-нибудь из Беверли-Хиллз. На фоне древних домов (Волокитиха - так вообще мертвая деревня) “дверные” фермы кажутся кусочком сытой Европы. Всего у Попинова работают 100 человек, можно сказать, его ЧП - “градообразующее предприятие”, ведь сотня рабочих - больше половины трудоспособных мужиков, проживающих в Волынцах и окрестных деревнях. Зарплата - до 3 тысяч и выше, что для здешней глубинки - сумма приличная. За такие деньги мужики работают истово, а уж вопрос выпивки во время работы даже не стоит: Попинов к этому делу строг. Да и вообще принципы его работы - строгость и бескомпромиссная требовательность. Только так, по его мнению, нужно управлять в России:

- Если ты сказал и не сделал - тебе цена меньше гроша. Но и мне небольшая цена, если я не буду уважать людей, которые хотят работать и умеют это делать. Вот, говорят, что мужики в деревне выродились, спились. А по моему наблюдению большинство из здешних как раз желают работать и жить достойно. В моем доме кухня для всех, кто у меня работает, ведь перед делом мы равны. И я надеюсь, что таких людей, которые прежде всего себя уважают, будет больше...

...Эти вот мужики, кстати, построили недалеко от Волынцев Георгиевскую часовню. Сами, своими руками, без приказа. Дело в том, что храм в самом селе, некогда освещенный во имя Сошествия святого Духа на апостолов, давненько преобразован в колхозный гараж. Лично я ничего не имею против колхоза, но ведь неумолимая история такова: в 1931 году в селе Архангельском у кулаков и середняков конфисковали инвентарь и лошадей, свезли все к разграбленной церкви, а у предпринимателя Силина отняли дом заняли его под контору. Деревянную церковь Архистратига Михаила и Бесплотных Сил разломали, село переименовали в Волынцы (по названию маленькой деревеньки, примыкавшей к селу) и начали строить социализм. А в результате, после многочисленных мытарств, построился здесь “дверной” капитализм. Вот и думает нынешний предприниматель Попинов: не конфискуют ли у него бывшую колхозную столовую-терем под нужды еще какой-нибудь коммуны? А колхозники думают: “Не стоило, видно, церковь переделывать под гараж...”

По столичным меркам Григорий Попинов - мелкий производитель. По местным... А ведь и сам он еще недавно не мог предположить, что окажется в таком положении:

- Началось все с того, что я работал вальщиком у грузин в одном колхозе. Они делали черенки для лопат. Я посмотрел, как у них дело построено, и понял, что и я бы мог. Я попробовал сделать дверь, дома, в сарае, и мне показалось, что у меня получилось. Потом, когда ее повез продавать, я понял, что от идеала был далеко. Я сделал партию в двадцать дверей, много качественней, и их с удовольствием забрали москвичи. После того я поработал наемным рабочим у одного предпринимателя в Ветлуге, а потом в поселке Калинина организовал свое производство. Из Калинина пришлось уехать...

- Нездоровая конкуренция?

- Что вы, какая в нашей глубинке “нездоровость”? Производство требует рабочих, а в моем поселке, после того как картонная фабрика гикнулась, мужики пристроились как могли: на пилорамы (у нас же много пилорам в районе), на стройки стали ездить в Москву. И пять лет назад я переехал в Волынцы, выкупил эти здания у колхоза. Я и еще один цех буду открывать, в селе Белышево. Там тоже безработица большая...

Попинов пилорам не держит, покупает готовую доску. Считает, что сейчас максимум внимания надо уделять качеству конечной продукции, а достичь “евростандарта”, которого требует потребитель, не так и просто. Двери из Волынцев продаются на строительных ранках и в магазинах Волгограда, Нижнего Новгорода, Казани. Внедриться в рынок, по мнению Попинова, в нынешние времена можно только за счет качества:

- У меня на тысячу дверей бывают только одна-две претензии, но и в таких случаях мы дефекты исправляем. Не знаю уж, хорошо или плохи, но в районе еще семеро предпринимателей занялись дверьми. Наверное, хорошо, ведь конкуренция будет нас подхлестывать. Не скрою: я горжусь тем, что первым двери стал делать я. И еще я доволен тем, что работают у нас в основном молодые парни, которые плохо знают, что такое колхозный строй. С ними легче, чем с теми, кто в колхозе успел поработать. В колхозе ведь как: начальник пришел - работают, ушел - сели... В бригаде такие плохо приживаются. Я кстати, кадровые вопросы не решаю: набирают людей бригадиры. Они свой народ знают и разберутся, кто во что горазд...

А, между прочим, Волынцы - село редкое: оно дало Родине сразу трех героев Советского союза: Владимира Бахирева, Петра Борисова и Павла Фирсова. Да еще одного полного кавалера орденов Славы, Василия Осокина. Все они учились в Архангельской школе, которую почему-то забыли переименовать в Волынскую. Директор школы Вера Голикова в общем-то довольна тем, что в ее родном селе развился столь необычный промысел: отцы стали намного меньше пить и теперь они не пропадают месяцами в “отходах” на столичных стройках. Она даже выразила надежду, что предприниматель Попинов, решится - и возьмется поднять едва дышащий колхоз. Крестьянам нужен именно такой жесткий человек:

- Есть только одно “но”: он за выпивку увольняет сразу, не слушая оправданий. Ну, не пытается помочь людям... А, когда школе что-то дает (а он дает), то читает длинную лекцию о том, что мы должны сами зарабатывать. А школа не зарабатывать должна, а учить. Но этот мир таков, в нем нам жить и хорошо еще, что мужчины заняты...

Эх, на район хотя бы полсотни таких вот Попиновых (хотя бы для того, чтобы один единственный не зазнался), - может и зажили бы. Только где ж стольких взять?

Возвращение Учителя

Когда последнего мужика, способного нести бремя председательства в колхозе имени Крупской, сломали болезнь и ощущение бессилия перед мрачным напором реалий, крестьяне села Новоуспенье безвольно опустили руки и стали безропотно ждать конца. Кроме колхоза, никакой работы в селе нет. Спасти их могли только чудо или сильный, отчаянный человек...

Виталий Николаевич Березин, учитель физики, ушел из Новоуспенской сельской школы по состоянию здоровья. Сильные боли в голове не давали заснуть и врачи посоветовали оставить нервную работу: Березин был еще и директором школы, а работа эта связана с непрерывной борьбой за существование - начиная со снабжения дровами и заканчивая поисками учебников. В общем, Виталий Николаевич, не достигнув пенсионного возраста, ушел на покой по выслуге лет.

Он решил заняться фермерством, тем более, что свое подворье, особенно пасека (немаленькая - на сто семей!), всегда приносили ему доход, несоизмеримый с зарплатой бюджетника. Он выращивал зерно, картошку, держал до двенадцати свиноматок, и, надо сказать, все хвори от спокойного, неспешного труда не земле отошли. В первую очередь, конечно же, помогли пчелы:

- ...Отец мой, Николай Григорьевич, простой колхозник, когда в колхозе денег не давали, а только “палочки”, нам говорил: “Держитесь за свою землю, за пасеку - и никогда не пропадете”. И я всегда мог позволить вести себя независимо. Нас, братьев, было четверо, теперь трое остались, и мы двое - я да Санька - пчелами занимаемся, а он к тому же фермерство до сих пор не оставил. А меня сыновья мои попутали...

А дело было так. Два сына Виталия Николаевича, Александр и Евгений, закрепились во граде Москве, неплохо там устроились, и однажды они пригнали в Новоуспенье не совсем новый, но вполне приличного вида автомобиль “БМВ” (потрепанная “Нива” учителя уже готовилась разменять третий десяток лет). Они заявили: “Батя, ты нас на ноги поставил, в люди вывел. Такую тачку ты заслужил...” Березин не принял подарка, тогда сыновья купили отцу “Жигуль” и настойчиво предложили перебираться к ним в Первопрестольную. И Виталий Николаевич с супругой Любовью Тимофеевной, тоже бывшей учительницей, стали москвичами. Сыновья даже устроили отца на работу, но... наверное, от сытной и довольной жизни к Виталию Николаевичу стали возвращаться хвори, да к тому же он на городских хлебах начал банально жиреть.

- Когда мой вес “зашкалил” за сотню кило, я понял, что идти по накатанной дорожке будет для меня гибелью. Слишком много меня связывало с родиной... Через три года я вернулся в деревню.

А вот жена его осталась в Москве, нянчит внука. Вообще-то родился Виталий Николаевич не в Новоуспенье, а в соседней деревеньке Березино, километрах в семи от села, но этой деревни давно уже не существует. По настоянию отца (тогда родители старались “вытолкнуть” детей из весей, будто предчувствуя беду) после седьмого класса поступил в ремесленное, а немногим позже поехал поднимать казахстанскую целину. Там он поступил в пединститут (с детства он обожал математику и физику) поработал в Целиноградской области учителем, а через 7 лет вернулся с женой и двумя малыми детьми на родину. Виновата во всем ностальгия, такая непонятная миру русская то ли болезнь, то ли напасть...

- Я, когда в нашей Новоуспенской школе стал учителем работать, было у нас 162 ученика, да еще в деревнях были три начальные школы. А теперь дай Бог, сорок детишек наберется, а от начальных школ и следов не осталось. Школа была на хорошем счету, да я и сам чувствовал удовлетворение от работы с детьми. Мне однажды предложили работу заведующим РОНО, но я там больше года не протянул, бросил квартиру в райцентре - и вернулся снова сюда. Когда я школу по состоянию здоровья оставил и занялся крестьянством, колхоз еще неплохо работал (это было в 96-м году), но уже тогда началась вся эта бесхозность. Ну, а при последнем моем возвращении (из столицы), а случилось это в прошлом году, я понял, как все ужасно. Видно терпел, терпел наш колхоз, да не выдюжил. Ушел председатель, Сергей Овсянников. Он молодой еще, сорока нет, да сердце его стало подводить. Я думал, он потянет, ведь он мой бывший ученик, я хорошо его знаю. Но он совсем растерялся и как-то быстро стало все рушиться. От отчаяния он даже озвучил предложение продать хозяйство какому-нибудь банку. После него сбежал агроном, тоже мой ученик, а на его место никого не могли найти (да и сейчас никак не найдем). В общем, вопрос встал о банкротстве хозяйства. И на собрании, в ноябре прошлого года я предложил свою кандидатуру...

Колхозники сразу же приняли Березина - и свой, родной, и авторитетный, не пьет, да и уважение к нему порождено было тем, что человек всегда жил своим хозяйством (и по сей день от пчеловодства не отказывается), чужого ему не надо. К тому же других кандидатур, кроме какого-нибудь “заезжего варяга”, не было, и внутренним свои чутьем селяне понимали, что вопрос вообще стоит о жизни и смерти села. Пример тому - соседнее хозяйство, которое продалось так называемому “инвестору”. Дело закончилось очень быстро: вырубив колхозный лес, “инвесторы” распродали остатки техники и бросили колхоз на погибель.

Свой лес есть у СПК “имени Крупской”. Березину достались многие долги и для того, чтобы уйти от банкротства (а так же, чтобы прокормить зимой скотину, оставшуюся без кормов), пришлось все усилия сосредоточить на колхозной пилораме, которая трудилась без остановки:

- Лес нам позволил перезимовать и выпустить весной на пастбища живых (хоть и исхудавших изрядно) коров. Ведь единственное, чем живет хозяйство - это молоко и лес. Я поставил задачу: попытаться выбраться самим. Пилорама нам помогла расплатиться с долгами и теперь моя ближайшая задача: построить на ферме молокопровод. Молодые в доярки не хотят идти из-за тяжелых условий труда. Ну, и зарплату будем пытаться поднимать. Кто же сейчас согласится работать за полторы тысячи? А вообще скажу, что именно я во всем, что случилось, и виноват.

- Почему именно вы?

- Когда я был учителем (надеюсь, что неплохим), вся система сельского образования у нас была построена на том, что “надо получить диплом - и бежать от деревни подальше”. Тридцать лет я учил детей и отправлял их из деревни... И получается, что я сам выгнал всех отсюда. Такая система, действенной частью которой был и я, существовала семьдесят лет. Сначала мы высасывали, высасывали кровь из деревни, а теперь якобы спохватились. Я маленький еще был, помню, в нашей деревеньке Березине была рига и ее день и ночь зерном набивали - а потом зерно это все увозили, увозили куда-то... Заканчивалась страда - и люди оставались с “палочками”. Ох, сколько зерна за мой век прошло через эту старую ригу... и чем все закончилось? Нет ни риги, ни деревни, ни людей...

У Березина есть союзник, фермер из деревни Золотое, которая приписана к Новоуспенской сельской администрации, Владимир Баев. Прошлой осенью колхоз даже не вспахал зябь, а Баев сейчас по заказу Березина выращивает элитный ячмень, а так же он подготовил к сдаче лесные делянки. Владимир тоже в безвыходном положении: некогда многолюдная деревня Золотое (назвали когда-то ее “Золотой” за дородный вид) имеет всего-то пять жителей и скоро может так же как и Березино, кануть в безвестность.

- Он, Баев, очень хороший парень и нам легко найти общий язык. И ему к тому же выгодно с нами сотрудничать, потому что у нас не хватает техники, у него - солярки, и сеет он на нашей земле. А для нас важно, что вовремя посеянное зерно даст хороший (я надеюсь) урожай. А еще нам здорово помогают наши же мужики, механизаторы. Мы в этом году сеяли без агронома (сюда, в эту глушь специалиста не заманишь), и механизаторы сами посеяли, по своему умению. Конечно, тяжело, настолько тяжело, что даже слов нет. Силосник сломан, а обязательно две тысячи тонн надо силосу заготовить. К каждой железе надо деньги, деньги, деньги... Нас электричество разоряет полностью: одна ферма - только, чтобы воду вскипятить - электроэнергии “съедает” на двадцать тысяч в месяц. Будем ставить дровяные котлы, а для этого тоже деньги нужны; вот он, двадцать первый век...

- Профессия преподавателя вам помогает?

- Конечно. Это и привычка сдерживаться, и терпеливость. Ведь все наши крестьяне когда-то были моими учениками, что накладывает свой отпечаток на отношения. И я горжусь тем, что никто за то время на меня не в обиде. А еще - умение требовать и умение увлечь. И в колхозе, и в школе это необходимо. Кстати, помогла и моя специализация, физика. Я себя легко ощущаю с машинами. До сегодняшнего дня я не видел немецкий режущий аппарат. Но выкатили его из гаража (он был сломан), посмотрел я - и сразу догадался, что там надо соединительные пластины поставить.

- Но ведь профессия председателя - нервная. Стресс постоянный...

- Отдохну, когда воочию будет заметно, что стало лучше. Отдаленная цель заставляет быть терпеливее...

В древнерусском языке слово “успение” означало “смерть”. Никто не знает, почему село названо Новоуспенским (тем более, что “Староуспенского” нет даже в дальней округе), и название это звучит в каком-то смысле зловеще. Новая смерть? Но ведь в христианстве за смертью следует новая жизнь! Весь вопрос только - ад это или рай? Мне кажется, направление своего движения новоуспенцы вольны выбрать сами.

Чудная Чудиха

Мужа Екатерина Андреевна Горина ждала с войны ровно сорок лет. Он, Александр Анатольевич Горин, был учителем, директором школы, и забрали его в солдаты 12 мая 1942 года. Она осталась в Чудихе с двумя малыми детишками.

Ровно в тот же день, в мае 1982 года дочка Анна Александровна сказала матери: “Ну, что ты все переживаешь? Ежели он даже там на житье остался, забыл нас, все одно его в живых уже нет. Забудь...” Она, конечно, не забыла, но все как-то притупилось. Она даже плохо представляла себе, как любезный ее Саша выглядел. Тем не менее как-то было непонятно: разве можно признать мертвым человека, у которого нет могилы?

- Он же мне сказал: “Приду, жди...” Я шесть раз подавала в розыск и все не было ответа. А на седьмой раз пришла весточка, что, мол, Горин Александр Анатольевич пропал без вести на Курской дуге. Много кто не пришел с войны, дак, деревня наша и пошатнулась...

Война прибрала мужиков порядочно. Можно сказать, почти всех, оттого-то Чудихи и надорвалась. Большая была деревня, в восемьдесят дворов, а остались теперь жить в деревне четверо: баба Катя, еще одна пенсионерка, Нина Павловна Смирнова, да Славка Смирнов (не родственник) - инвалид и пьяница, взявший в сожительницы такую же непутевую женщину. Вот эти-то, последние, чудят - так чудят. Особенно когда выпимши, а в оном состоянии они часто. И побалагурить могут, и украсть что, да и в страхе старух держат. А старухи Славке Смирнову немного завидуют: не один живет, не в скуке...

На лето объявляется пятый житель, дачник Женя. Он уроженец Чудихи, но много лет здесь не жил, был офицером. Выглядит он молодо, но на самом деле он уже пенсионер. Ведет Женя себя уверенно и в движениях офицера чувствуется, что он здесь - хозяин. По крайней мере своей судьбы и своего дома. Он полюбовно договорился с семьей пьяниц: изредка выплачивает им гонорар в виде спиртного, за что они зимой не залезают в Женин дом. Старухам в этом отношении труднее: у них нет средств на “фанфурики” (лосьоны - обычное питье местных пьяниц) и они не застрахованы от воровства.

Коренные обитатели Чудихи, включая даже Женю, хозяевами в деревне в целом себя не ощущают. Дело в том, что власти (до которых ой, как далече!) срезали в деревне последний телефон, а так же сюда перестал приходить почтальон. До райцентра километров тридцать, всего-то день пешего ходу (автобус-то сюда не идет), и получается, что Чудиха - край Земли. Из-за отсутствия скорой медицинской помощи чудижане стараются не болеть и если умирают - то здоровыми (воспринимайте это как горькую иронию).

Здесь был колхоз имени Буденного, в котором баба Катя и работала, но и колхоза нет давно, а есть лишь богатые травой луга, постепенно превращающиеся в чахлые леса. На сенокосы приезжают дети и внуки бабы Кати, которые бабушку не забывают, и поэтому сенокос для Екатерины Андреевны - самый большой праздник. А еще два раза в неделю в Чудиху заезжает автолавка, что тоже является значительным для деревни событием.

Несмотря на почтенный возраст (87 лет) баба Катя живо интересуется событиями в стране и возлагает надежды на нынешнего президента Путина, которому, в отличие от его предшественника, весьма верит. Только замечает, что он о таких деревнях не упоминает ничего. Может, ему не доносят о том, что творится в русских “Чудихах”?

Так же Екатерина Андреевна имеет свое мнение о тайне происхождения названия родной деревни:

- Все, дак, думают, чудаки здесь живут. А люди у нас обыкновенные, хрестиане. Нам старики не сказывали, отчего она Чудиха, говорили только, древняя деревня. Иные скажут, что кто-то тут начудил чего... А я думаю, у нас когда-то в старину, еще до колхозов, чудо какое-то случилось. Такое, что все удивились, дак...

Что за чудо постигло деревню Чудиху, никто не помнит. Может, кто и знал, да люди те давно ушли в ту страну, где уже не важно - чудо ли, или причуда какая-нибудь природная. Главное - деревня умирает. Может и не мучительно, но медленно и неуклонно. И это странно, ведь сюда ведет вполне приличная дорога, ехать по которой - одна приятность.

Вторая пожилая женщина, чудишанка, 70-летняя Нина Павловна Смирнова страдает ногами. Она 26 лет проработала почтальоном, за что расплачивается:

- Рвет их - и рвет эти ноги. И не к кому обратиться за советом-то... А я ведь без мужика своего четырнадцатый год живу. Да и жизнь с ним какая была: пил да дрался... А теперь ноги болят. Покопаю-покопаю - и лягу... А соседи думают, что подохла. Сын у меня в городе Владимире, приезжает он два раза в год. Ночку поночует - и назад... А пенсия-то моя, чуть больше тысячи, вся на дрова уходит. И скотинку-то я свою извела: в прошлом году козу продала. Ноги-то не стоят...

- Не страшно одной?

- Как не страшно? Мужики зимой лес заготавливают - то и дело по дороге туда-сюда снуют. У нас бабушка еще жила (умерла она), она ко мне в гости пришла, вернулась домой-то: а двери у ней сломаны. И продуктов нет. И, значит, умерла она скоро. А самое больное: почту к нам не возят. Жду-жду писем-то, а как ждать -то? Господу слава, меня еще не грабили, так это оттого, что я никуда не хожу. Куда я пойду на хромых ногах? И в больницу-то не могу, потому что дом боюсь оставить. Одно слово: Чудиха. Что мы живы еще - вот чудо-то в чем...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Нижегородская область.