В окрестностях Боброва

Не так и хреново

Если судьба определила селу имя: “Хреновое”, не надо отчаиваться. Поговорка “как назовешь корабль – так он и поплывет” иногда дает и осечки. Библиотекарь из Хренового Виктор Михайлович Крапивкин всю свою жизнь положил на то, чтобы избавить село, в котором ему довелось работать и жить, от “кармы имени”,. Похоже, у него получилось победить саму Судьбу!

Версий происхождения неблагозвучного названия села несколько. Наиболее известные две: первая – в этих местах всегда росло много хрена; вторая – карета Петра I, осматривавшего здешние леса под строительство кораблей, застряла, и царь в сердцах произнес: “Какая хреновая дорога!..” Есть и еще версия: якобы у графа Алексея Орлова поговорка была: “А, на хрен все!” Как бы то ни было, обидное название прилипло. Разве только со временем ударение перекочевало со второго слога на третий. Но суть не поменялась – “хреновость” теперь здесь как каинова печать.

Законом №131 село разделили на два сельсовета – Хреновской и Слободской. Та часть, где библиотека, - Слобода. В Слободе в позапрошлом веке селились казаки кавалерийского полка, служившие на Хреновском конезаводе. Ровные, словно по линейке расчерченные шеренги улиц – будто живой памятник былому военизированному порядку. Жаль, дома с той поры не перестраивались, да и вообще в последние годы мало что делалось по обе стороны от станции Хреновая. 10-тысячное население “Хренового-Слободы” сладо верит в лучшее, а потому многие подались в большие города – в гастарбайтеры. А ведь жаль: Хреновое – великое место России, родина знаменитого орловского рысака. Того самого, что “под воду и под воеводу”…

Библиотека, к которой работает Крапивкин, находится в бывшем Конезаводском доме культуры. Фасад культурного центра украшен лошадками, сзади начинаются постройки конезавода, возведенные по проекту великого Доменико Жилярди. Здесь вообще все с лошадьми связано, ибо старейший в России конный завод, основанный еще в 1776 году графом Орловым-Чесменским – самое, пожалуй, знаменитое в России конное заведение. В фойе дома культуры висит громадный портрет. На нем изображен не Орлов, а Николай Панин-Коломенкин первый русский олимпийский чемпион, взявший золото еще в 1908 году! Как ни странно, он был не конник. Первое место на олимпиаде, опередив знаменитого в те времена шведа Ульриха Сальхова, он занял не в конном спорте, а… в фигурном катании на коньках. Впрочем кроме того Панин — 12-кратный чемпион страны России по стрельбе из пистолета и 11-кратный — по стрельбе из боевого револьвера.

В середине 90-х Хреновской конезавод оказался в положении более чем хреновом: он приблизился к состоянию банкротства. Оттого-то и брошен был ДК, как много чего другого брошено. Например грузовик как-то протаранил Английский мост, одно из украшений конного завода. Так народ, почуяв безответственность, этот мост стал кирпичикам растаскивать. Так бы и весь архитектурный комплекс растащили! По центральному телевидению непрестанно шли репортажи про то как гибнет наследие предков. Позор: в Гражданскую, в Великую Отечественную войны элитные орловские рысаки эвакуировались вглубь страны. Люди гибли, чтобы сохранить орловского рысака как национальное достояние! А в наше вроде бы мирное время все разваливалось само по себе…

Однако нашелся господин, который просто-напросто купил конезавод. Говоря современным казуистическим языком, стал его “инвестором”. Местные удивляются: еще 40 лет нет этому Бесхмельницкому, а уже миллиардер! Откуда такие богатства? Если бы знали, сколько у нас сейчас таких скороспелых… Обидно было вдвойне оттого, что новый управляющий Кузнецов, назначенный хояином, заявил опытным гиппологам, десятилетия оттачивающим мастерство коневодства, что через полтора месяца он будет знать больше них. Многие специалисты были просто уволены. Народ в шоке, но говорит про Кузнецова: “Хороший менеджер…” Это значит, что некоторые зачатки рыночного сознания проникли и на эту (в сущности благословенную) землю. Первый принцип любого кризисного управляющего: убрать неудачников, все разваливших. Проблема только в том, что уволенные люди не разваливали, а пытались сохранить ГОСУДАРСТВЕННОЕ предприятие. Они-то старались: и породу сохранили, и рысаки Хреновского завода ежегодно брали гран-при элитных беговых состязаний. А вот государство… Виктор Михайлович Крапивкин знаком со многими из уволенных специалистов. Это самоотверженные люди, всю жизнь отдавшие лошадям. Не их вина в том, что им довелось жить в бездарную эпоху… А инвесторы, кстати, Английский мост восстановили. И много еще чего отреставрировали. А в селе достроили местный долгострой, пятиэтажку в районе Сахарного завода. Туда переселяют людей, которые жили в усадьбенных постройках.

Супруга Крапивкина, Валентина Владимировна, - регент церковного хора. Митрофаньевская церковь тоже была частью конного завода, при советской власти ее закрыли, и лишь недавно начали силами местной общины восстанавливать. Помогают в частности инвесторы. Но, скажем так, не шибко. Они, капиталисты, все больше хозяйственной деятельностью озабочены, экономическим возрождением конезавода. И это, по мнению Крапивкина, правильно.

У Крапивкина свой путь возрождения села. Вот, чем знаменит Виктор Михайлович: он добился создания при библиотеке целого компьютерного центра, в котором теперь вечерует значительная часть хреновской-слободской молодежи: пишут рефераты, черпают из Интернета полезную информацию, просто общаются… Крапивкин вообще увлеченный человек: он ведь и в церковном хоре поет под руководством своей супруги, и участвует в воссоздании Хреновской казачьей дружины (не надо ведь забывать, что Хреновскую слободу казаки основали!), и газету издает историко-краеведческую, которая запросто называется “Слобода+Хреновое”.

Сам Крапивкин – не местный, он уроженец села Лесково, что под городом Калачем. С детства у него мечта была: киномехаником стать. В родном селе самым уважаемым человеком был дядя Вася, киномеханик. Он привозил в Лесково и показывал людям главное: Большой Мир, кажущийся за пыльным киноэкраном таким волшебным, заманчивым!.. Витя Крапивкин и выучился на киномеханика. Поработал в одном сельском клубе, а после армии вдруг решил выучиться на лесника. Какая-то тоска в нем появилась по лесу, ведь родное Лесково, хотя и одного корня со словом “лес”, сплошь голыми степями окружено. В Хреновом есть лесной техникум – туда Крапивкин и поступил. Приехали вдвоем с приятелем; переночевали на станции Хреновая – вышли рано утром на свет Божий… аромат трав и сосен (Хреновое окружено сосновыми лесами), лошади, вольно пасущиеся в лугах… В общем влюбился Крапивкин в Хреновое.

В техникуме познакомился с молоденькой девчушкой, потомком казаков и коренной хреновчанкой Валей. Очень скоро они поженились. Когда появился первенец, Крапивкин устроился на Хреновской сахарный завод стропальщиком. В те времена сахарный завод еще работал, это в 90-е он развалился… В лесу Крапивкину довелось поработать совсем немного. Зато долго работала лесоустроителем жена, Валентина. Позже, уже в возрасте, Валентина получила музыкальное образование и окончательно перешла работать в церковь. Крапивкины – верующая семья, строго блюдущая традиции предков.

Библиотекарем Крапивкин стал так. Когда трудился на сахарном заводе, в Лесном техникуме освободилось место киномеханика. Параллельно он “крутил кино” в Доме культуры конезавода. Так получилось, что ушла на пенсию по болезни библиотекарь, Любовь Ивановна Струкова. А кинобудка аккурат соседствует с библиотекой, вот Любовь Ивановна и уговорили Крапивкина хотя бы попробовать.

Виктор Михайлович и сам не подозревал, что у него в должности библиотекаря получится так развернуться. Первое что он создал – шахматный клуб; Крапивкин шахматами увлекается. После появился в библиотеке литературный клуб “Подкова”. В Хреновом много творческих людей, не хватало лишь общения. А уж коли много пишущих, стали издавать газету “Хреновое+Слобода”. Теперь, когда возрождается казачество, образовалась казачья дружина; Крапивкин в ней в звании старшего урядника. Здесь все серьезно: дружина подчиняется Всевеликому войску донскому и приписана в Митрофаньевскому храму. Ну, а появление компьютерного центра – это уже событие эпохальное. По крайней мере в районе похожего центра нет. Крапивкин писал проект, выиграл грант, на эти деньги и было закуплено оборудование.

Жаль, но параллельно тихо умерла районная киносеть. Аккурат отмена кино в Хреновом случилась в год столетия мирового кинематографа… Должность киномеханика сократили – и Крапивкин ныне только с ностальгией вспоминает о том времени, когда люди толпами шли на кино. И сейчас пошли бы! Только копии, которые стоят миллионы, никто не доверит для проката на древнем оборудовании, способном только царапать пленку… Впрочем Виктор Михайлович нашел прекрасную замену традиционному кинопрокату: в своем детище, компьютерном зале он установил большой телевизор, по которому все желающие смотрят новинки современного кино. Кстати по совместительству Крапивкин работает еще и ночным сторожем в ДК. Считай, он в бибилиотеке днюет и ночует – в прямом смысле.

У Крапивкиных два сына. Старший, Дмитрий, имеет свой грузовик и зарабатывает тем, что снабжает жителей Хренового дровами. Смешно, но при всеобщей газификации значительная часть хреновчан продолжают топиться дровами. Так надежнее, ведь газ может однажды иссякнуть, а дрова – вот они, рядом… Младший, Вадим, - музыкант, тренер-наездник и ветфельдшер. Он окончил училище культуры и Хреновскую школу наездников. Вообще все Крапивкины имею музыкальное образование, играют на многих инструментах. И одновременно все неравнодушны к лошадям. Наверняка, видя перед глазами прекрасных и совершенных “орловцев”, невозможно не полюбить лошадей!

Но главное, пожалуй, увлечение Крапивкина – графиня Анна. Он даже в церкви поместил портрет этой удивительной женщины – среди икон. И книгу про нее написал. Вот, что я почерпнул в этой книге.

Страстный охотник до лошадей, надумал граф Алексей Орлов привезти сюда арабских скакунов, чтобы с их помощью вывести новую породу упряжных лошадей, приспособленную для суровой российской действительности. Начинать было с чего: в качестве выкупа за плененных при Чесме жену и двух дочерей турецкий султан отдал десяток чистопородных "арабов". Одиннадцатого, Сметанку, граф купил на свои “кровные” в далекой Аравии, заплатив за жеребца неслыханную по тем временам сумму - шестьдесят тысяч рублей серебром. На такие деньги можно было целый год содержать всю русскую кавалерию. Сметанка стоил тех денег. Помимо стати и резвости обладал он еще одной особенностью: имел вместо восемнадцати пар ребер, положенных лошадям природой, все девятнадцать, что придавало жеребцу грациозные удлиненные формы.

Увы, русский климат не пошел жеребцу на пользу. Через год Сметанка пал, успев, по счастью, оставить потомство. Один из его сыновей положил начало орлово-ростопчинской верховой породы, другой, по кличке Полкан, - орловской рысистой породы. В его сыне Барсе Первом, явившемся следствием смешения арабского скакуна с голландскими и датскими кобылами, была признана орловская порода. Подобно хищному зверю барсу, внук Сметанки имел серую масть, великолепное здоровье и, что важно, единный аллюр - рысь.

Алексей Орлов скончался в 1808 году, оставив только одну наследницу, графиню Анну Орлову-Чесменскую. Ее мать Авдотья (урожденная Лопухина) умерла через год после рождения дочери, при родах сына. Но и сын прожил всего-то четыре года… В сущности все постройки конезавода возведены при Анне; конюшни при жизни ее отца представляли собой обычные деревянные бараки. Пока Анна шла своим путем, на хозяйстве оставался крепостной мужик Василий Шишкин. Ему-то и досталась вся слава, Анну же (по мнению Крапивкина) историки “оттерли” на задний план.

Приказчик очень удачно выторговал себе волю. В 1822 году ожидалось прибытие на конезавод государя. Шишкин наказал конюхам держать ставни в конюшнях постоянно закрытыми и открывать их только вместе с подачей корма. При виде овса и сена лошади радостно ржали и били копытами, не подозревая, что им суждено предвосхитить подвиг собаки Павлова. Все удалось на славу: когда Александр вошел в конюшни и были открыты ставни, лошади привычно заржали, предчувствуя грядущий обед. “Что это с ними?” - поинтересовался государь. “Вас приветствуют, Ваше высочество!” - улыбнулся Шишкин. Когда же он в присутствии свиты выпустил на арену вороного рысака Любезного, и тот, будто бы опознав самодержца, отвесил ему глубокий поклон, судьба Шишкина была решена. Сняв драгоценный перстень со своей руки, Александр преподнес его управляющему, графиня Анна была вынуждена здесь же даровать тому вольную.

Но как ни умен был Шишкин, и у него вышла промашка. Не удовлетворившись вольной и существенной прибавкой к жалованью, решил управляющий заиметь собственный конный завод, для чего купил имение в 25 верстах от Хренового. Проблема, однако, заключалась в том, что по завещанию отца графиня Анна не имела права продавать лошадей в течение четверти века. За исключением выбракованных. Тогда Шишкин под видом бракованных продал три сотни отборных рысаков воронежскому купцу Калашникову, с тем, чтобы позднее, когда пройдет время, выкупить их в собственное пользование. Итог прост: графиня Анна уволила Шишкина. После этого дела на заводе пошли ни шатко, ни валко, и в 1845 году он был продан государству. Деньги, полученные в результате сделки, были распределены… по русским монастырям. Дело в том что графиня вся, без остатка, ушла в религию.

Открыл Анне Алексеевне глаза ее духовный отец архимандрит Фотий. Она должна была искупить грех своего кровного отца, убившего ради восхождения на престол Екатерины II Петра III. Анна, тайно постригшаяся в монахини под именем Агния, жила под Великим Новгородом, в Юрьевом монастыре. Там же и была похоронена, рядом с могилой Фотия. Богоборцы, раскопавшие могилы в 20-е годы прошлого века, были поражены: оба тела в своих гробах лежали нетленные…

Пчелки” из Пчелиновки

Надежда в людях еще есть. Теперь уже – на возможных “инвесторов”, которые однажды придут – и усыпят благословенные земли на берегу речки Битюг драгоценными дарами. Для этого в Пчелиновке научились делать главное: воспитывать настоящих крестьян, пахарей. Жаль только – воспитывают – а они убегают, воспитывают – убегают…

При Пчелиновской школе работает полноценная база по подготовке сельскохозяйственных специалистов. И даже более того: у школы есть своя земля, техника. Юноши (а так же девушки!) получают профессию механизатора широкого профиля.

Еще при школе есть музей. В нем можно узнать, “откуда есмь Пчелиновка пошла”. Случилось это 275 лет назад. При царе Петре Великом более-менее усмирили крымских татар, и Дикое поле, в котором разве что разбойники водились, потянулись беженцы из Центральной России. Там жили тесно и голодно, здесь были земля и воля. В Пчелиновке поселились выходцы из двух подмосковных сел: Гжели и Сели. Жили отдельно, даже кладбища общего не имели; хоронили каждый на своей горе. В долине Битюга, в дубняке водилось много диких пчел, именно от них название села и родилось. Пчел приручили. Почитай, в каждом пчелиновском доме имелось не меньше дюжины пчелосемей. И зажили – богато! И, что самое главное, вольно. Так продолжалось две с половиной сотни лет…

Новую жизнь построить почти удалось, только второй за ХХ столетие удар по деревне оказался гораздо тяжелее первого. Колхоз в Пчелиновке почил одним из самых первых в округе. Дело в том что люди понадеялись на свои силы, на то, что смогут согласно новым веяниям стать полноценными фермерами. А в случае чего – мед выручит, в начале 90-х пчел еще многие держали. В фермеры подались полторы сотни человек. Сейчас осталось 47, и все мелкие. Оказалось, в новое время крестьянину трудно прожить в одиночку, А такого человека, чтобы вновь всех объединил, не нашлось. Хорошо еще, некий предприниматель из Воронежа недавно затеял в селе производство черенков для лопат, нанял несколько местных мужиков.

Это в сущности и есть вся современная экономика Пчелиновки. Затеплилась тут недавно в людях надежда. В одном из соседних сел некие господа из столицы возродили птицефабрику. И поползли упорные слухи, что богатеи построят в Пчелиновке инкубатор. Ждут пчелиновцы, что у них появятся наконец высокооплачиваемые рабочие места. Все ждут, ждут… Томление в душах тяжелое. Потому что даже в далекую Пчелиновку информация из внешнего мира поступает разная. В основном доходят предания о том как “инвесторы” приходят, пограбят – перепродадут хозяйство, а потом исчезают. И па-а-а-шло село по рукам, как поруганная и проклятая родными девица!..

Вот такая история… Может, и не слишком красивая, зато правдивая. Внешне Пчелиновка выглядит вроде как пристойно. И газ сюда провели, и дорогу асфальтировали. Разве только развалины клуба несколько смущают глаз (клуб сгорел), но в сущности село – особенно в хорошую погоду - прекрасно. Однако напряжение чувствуется во всем. И даже непонятно, откуда оно…

Директор школы, Александр Дмитриевич Шербаков, когда мы еще знакомились с музеем, указал на старинное фото юной девушки, прямо в Красном углу, под образами: “Смотрите, вот эта красавица и поныне жива. Она у нас завучем работала, географию преподавала. Если согласится, можете с ней встретиться…” Фамилия бабушки знаковая для нашего времени: Медведева. Зовут Серафима Михайловна. А сфотографировалась она в праздничной одежде пчелиновских женщин, которая называлась “обрядой”. Раньше в такой “обряде” замуж выходили.

…Юную пышнощекую красавицу в сухонькой старухе признать было трудно. Серафима Михайловна в первую руку тщательно проверила мои документы. После поговорили… о философии. О том, что мысли о жизни и смерти помогают человеку достойно идти по жизни. Бабушка говорила тихо, размеренно и как-то успокаивающе: “Знаете, милые мои… У человека сто шестьдесят органов, сто восемдесят суставов и одна… душа. Ее потеряешь, придется сильно страдать. Я старый человек, и могут твердо сказать, что самое дорогое, что есть у человека – общение. Поверьте: сохраните душу и не потеряете друзей – вы будете богаты…”

Серафима Медведева

А после Серафима Михайловна поведала историю. Из своей жизни. 21 июня 1941 года юную Серафиму Медведеву сватал молодой учитель Георгий Михайлович Палкин. По сути это был первый день свадьбы, который называется “сговор” – расписываться и устраивать торжество планировали в воскресенье. Все село не могло налюбоваться на красивую пару, ну, прямо два влюбленных голубочка! И было много надежд. Они заранее договорились, что у них будет не менее трех детей. Они ведь жили через двор, с младенчества знали друг друга и были уверены, что чувства у них на всю жизнь. Утром, в воскресенье радио сообщило, что началась война.

В понедельник, 23 июня, Георгия вызвали в военкомат, в город Бобров. Его как офицера запаса призвали в первую очередь. Он сказал Симе на прощание: “Жди, любимая, побьем фашиста, я вернусь – и заживем!” 5 августа в Пчелиновку пришла весточка: несколько пчелиновских мужчин, в том числе и Георгий Палкин погибли при бомбежке воинского эшелона где-то под Киевом. Они даже не успели доехать до фронта…

И так получилось, что от любимого у Серафимы не осталось даже фотографии. Они отложили деньги, чтобы сфотографироваться в день свадьбы. Но не задалось… Даже ни одного письма невесте Георгий не успел написать. Или они не дошли…

Военные будни, тяжести войны (враг не дошел до Пчелиновки всего-то нескольких километров) как-то притупили боль. После Победы Серафиме было много предложений. Она сватающихся отшивала ставшим привычным способом:

- Я их пугала. Спрашивала: “Чем по вашему мнению мужчина отличается от мужика, а женщина от бабы?” И они не знали, что ответить. А Георгий – знал. И знаете… он мне снится. Мы с ним во сне встречаемся…

Александр Дмитриевич, когда мы вышли из старенькой, вросшей в землю по окна хаты, признался, что Серафима Михайловна никогда в жизни не рассказывала о своей любви. В школе учителями работают два ее племянника, Владимир Петрович Медведев (он ведет информатику) и Николай Петрович Медведев (он учитель музыки); в общем, даже на пенсии Серафима Михайловна не теряет связи со школой. Однако она никому и никогда не рассказывала, почему так и не вышла замуж. Александр Дмитриевич помнит, что, когда был еще молодым учителем, посматривал на Серафиму Михайловну и поражался не только ее красоте, но и какому-то внутреннему, душевному покою. А ведь тогда ей уже было за пятьдесят!

Имя Палкина Георгия Михайловича выбито на памятнике в честь павших, установленном в самом центре села. Там много, слишком много имен…

Медведевы – не единственная пчелиновская учительская династия. У Щербаковых свой “клан”. Супруга директора Мария Митрофановна – учитель математики. Сын Олег – учитель физкультуры, сноха Ольга – учитель начальных классов. А вот другой сын в Воронеж уехал. Сказал, что не деревне “крест ставит”.

Недавно учебно-производственная бригада из Пчелиновки стала победителем всероссийского соревнования. Пчелиновских детей даже в Москву приглашали. И еще радость: школа выиграла миллион в рамках национального проекта “образование”. На эти деньги смогли купить даже интерактивную доску. Но заработали дети на своей земле, если честно, поболе. Себя дети, работающие в бригаде, называют “пчелками”. Хотя официальное название – “Орбита”.

“Пчелки” появились в 1996 году; в то время бюджет района был настолько беден, что средств для питания учеников сельских школ не отпускалось вообще. Дали школе 50 гектар земли и кое-какую, уже списанную из колхоза технику. Посеяли пшеницу, гречиху, ячмень, подсолнечник. Трудились в полях все – и учителя, и ученики. К “школьной” земле присовокупили паи, которые положены были семьям учителей. В итоге посевные площади достигали 300 гектар!

Первый урожай вышел отменным. Продали зерно – и смогли купить два трактора МТЗ-80, один гусеничный ДТ-75, и даже комбайн и грузовик. Все неновое, сильно подержанное. Но все же на ходу. Вот, с этим-то парком и развернулись! Одно время школа выращивала и продавала зерна больше, чем все пчелиновские фермеры вместе взятые. Еще и овощи выращивали на свой стол. Почитай, весь год (даже в каникулы, ибо дети вместо положенного отдыха трудились в бригаде) питались только тем, что выращивали сами.

Таки образом и прославились на всю страну. На приеме в Москве, на ВВЦ, их хвалили за предприимчивость. А Щербакову стыдно было признаться, что они просто хотели выжить. Помогла земля и модернизировать школу. В одной маленькой сельской школе двадцать компьютеров и широкополосный Интернет по выделенному каналу: это, согласитесь, неплохо!

Можно и сейчас успешно трудиться, деньги зарабатывать. Но есть проблема. Серьезная. Шесть лет назад в школе учились 130 детей. Сейчас – 40. Плюс еще 9 детишек – детсадовская группа. Она работает при школе, ибо здание детского садика решено бросить. Неважные дела с демографией. Основная нагрузка в школьно бригаде ложится на старшеклассников. Так вот, в 11 классе учится всего трое, и все – девушки. Из семи учеников 10 класса мальчиков – трое. Даже в таком составе ученики и учителя Пчлиновской школы в прошедшем году исхитрились вырастить неплохой урожай семечки и выгодно его продать.

В прошлом году в Пчелиновке родилось 6 детишек. Умерло – 60 человек. 1/10, согласитесь, неважный счет. Хотя меня уверяли, что рождаемость по сравнению с прошлыми годами выросла, как-то это звучало нерадостно. Одна из учительниц даже бросила в сердцах, что сейчас Россия переживает то же самое, что Англия 200 лет назад: индустриальную революцию.

“Хитрость” в том что Англия маленькая и по мере постройки хороших дорог часть населения вернулась в деревню, на природу. И оттуда катается на работу в город. А куда поедешь из Пчелиновки, отстоящей от Москвы на 600 с гаком километров? Тем не менее, многие катаются и в столицу. Заделались они “гастарбайтерами”. Может, в Москве и медом намазано. Только душа-то у людей по Родине болит!

В сущности в плане личного благосостояния Щербаковы не пропадут по любому. Их семья относится к семи семьям Пчелиновки, которые серьезно занимаются пчелами. У Щербаковых больше полусотни пчелосемей, они за лето накачивают такое количество меда, которое может весь район насытить. Мед продавать Александр Дмитриевич возит в разные регионы, в том числе и в подмосковное село Гжель, то самое, откуда когда-то пришли люди, чтобы основать Пчелиновку. Такая вот связь времен и пространств… Но за школу Щербаков все равно держится: если она закроется и молодежь сбежит, село уже не спасет ничего, даже инвесторы. Школа по сути стала тем самым “стержнем”, на котором держится жизнь всего села.

Обидно, что так все повернулось – и с колхозом, и с демографией. Но в Щербакове живет уверенность в том что Пчелиновка уже достигла дна – и оттолкнулась. Впереди только хорошее. Ну, по крайней мере – все плохое уже, кажется, пережили…

Ирина Саратова

Заря над Чесменкой

Повинуясь, духу времени многие умные люди из глубинки ринулись покорять большие города. Ясное дело, там больше возможностей, да и перспективы более-менее радужны (при условии, конечно, удачи). Ирина Николаевна Саратова поступила ровно наоборот: она презрела столичные соблазны и ринулась в провинцию. Вопреки течению…

Хочется вспомнить песню Андрея Макаревича: “Идя навстречу видишь всех в лицо…” Ирина Саратова слишком даже поняла значение этих слов, ибо двигаясь в противоположном направлении, они видит много непонимания и недоумения. Слишком много…

Если у Ирины ее перерождение свершилось легко (о причинах Ириной метаморфозы я еще расскажу), то сыну Никите довелось пережить настоящую “ломку”. Он, житель мегаполиса, долго не мог найти себя в деревне. Точнее, перейти от привычного ритма городского ребенка на ритм деревенский, размеренный. Там бассейн, кинотеатры, компьютерные клубы… Здесь, разве что, потрясающая природа и школа на 50 учеников. И долгие-долгие зимние вечера…

Есть одна только в Чесменке радость: лошади. Это когда-то очень известное село было основано знаменитым графом Алексеем Орловым и названо в четь Чесменского морского сражения, в котором Орлов командовал русскими войсками. За победу Екатерина пожаловала Орлову обширные земли в долине реки Битюг, где граф приступил к реализации своей давнишней мечты: создание особой, русской породы рысистых лошадей.

На двух конезаводах, основанных графом, был выведен знаменитый орловский рысак. Первый конезавод находится в селе Хреновом и он более знаменит. Чесменский завод (местные его по старинке называют “коньзаводом”) был вторым по значению и всегда оставался как-то в тени. Тем не менее чесменские рысаки из “коньзавода” собрали, пожалуй, больше призов, нежели хреновские. Проблема была вот, в чем. Коньзавод в 90-е годы прошлого века был оставался государственным. И носил не слишком романтичное название: “№20”. По-российски “государственный” означает, что хозяйство было брошено на элементарное выживание. Чтобы только лошади не сдохли, да работники коньзавода от отчаяния не пошли трассу перекрывать. Так же “благополучно” под пристальным надзором чиновников разрушались и уникальные постройки начала XIX века, возведенные по проекту великого Доменико Жилярди. Что-то начало меняться только после того как на завод пришел инвестор. Говоря проще, хозяин.

Именно новые собственники и пригласили в Чесменку Ирину Саратову. Простите, что звучит это как в плохом романе, но Ирина бросила все: престижную работу, жилье в ближайшем московском пригороде, друзей, родных… Да еще и с мамой поссорилась, которая ей так и заявила: “Дура, ты там пропадешь!” Жилье в пригороде – это не какая-то там квартира. Это целый коттедж в два с половиной этажа! Здесь, в Чесменке Ирине и ее сыну дали скромный деревенский домик. Правда, с теплым туалетом и газовым отоплением. И сказали: “Дерзайте, Ирина Николаевна!”

В конезаводе Ирина занимает очень ответственную должность: она зоотехник-селекционер. Считай, главный человек на коньзаводе по коневодству. И еще она занимается “туристической” частью: организовывает экскурсии по уникальному творению Жилярди (которое, к слову, новые хозяева сейчас активно реставрируют – считай, поднимает из руин). Но это еще не все: Ирина руководит детским конно-спортивным клубом “Орловец”, который существует при коньзаводе. Занимаются в нем дети не только из Чесменки, но еще из соседних сел: Коршево и Шишовки. Надо отметить: совершенно бесплатно.

Детский конный клуб – часть социальной программы. Для занятий хозяева специально выделили десять лошадей. Еще и полную экипировку купили – как для лошадей, так и для наездников. Если учесть, что сейчас одно только седло стоит 30 тысяч, вложение денег порядочное. Дети в клубе занимаются выездкой и конкуром. Всего-то и двух лет клубу нет, а дети уже получают призы на всероссийских конных соревнованиях! В этом году на первенстве по конкуру девочка из Чесменки Настя Хакимова взяла первый приз.

Интересно, что Чесменку местные по традиции называют “второй Москвой” - потому что почти два с половиной века назад коньзавод заселили выходцы из Подмосковья, крепостные графа Орлова. Так что Ирине Чесменка еще и по исторически-духовному признаку близка, ведь сама она тоже из Подмосковья. Но в основе этой “духовной” близости прежде всего лошади.

Ирина с детства была без ума от лошадей. Как ее случайно посадили в полуторалетнем возрасте на коня, так Ира и была покорена этими прекрасными и благородными животными. В детстве ходила в конно-спортивный клуб “Зенит” (он до сих пор существует в Москве, в Измайловском парке) и мечтала стать наездницей. И даже первое образование ее было животноводческим – она специально поступила на “зоотехнию”, чтобы заниматься лошадьми. Но судьба повернула иначе: Ирина пошла в банковскую сферу. Надо сказать, банкир из нее вышел вполне успешный. Она в своем отделении была хоть и небольшим, но начальником.

Увлечение лошадьми Ирина не бросала, была частым гостем на ипподроме и всячески следила за тенденциями развития коневодства. Но банк – такое дело: работаешь допоздна, цель только одна – заработать побольше денег, купить иномарку, загородный дом построить, да в отпуск выбраться куда-нибудь на Майорку или Канары.

Иные только мечтают о такой жизни. Но жизнь распоряжается по-своему. Ирина тяжело заболела. Годами накапливаемый стресс, компьютер, сидячая работа… в общем врачи сказали: “Ирина Николаевна, выбирайте: или вы работаете, или не доживете до следующего дня рождения…” Ирине было 32 года… Пока она лежала в больнице грянул новый удар: ушел муж. Ему нужна была здоровая жена, которая деньги несет в дом; больная бедная, оказалось, - лишний элемент… Более-менее она выкарабкалась - но осталась в сущности в пустоте. На Земле ее “держал” только сын, Никита.

Не сказать что Чесменка пришла как внезапное спасение. Ирина искала, подбирала варианты. И как-то, на одной выставке (как ни странно, на туристической, а не на конной) она узнала, что в Воронежской глубинке есть такой "коньзавод" которому требуется человек, который потянет не только конную часть, но и вообще – все… То есть, будет и селекционной работой заниматься, и туризм организовывать, и придумывать новые проекты. Тот самый человек, который только-только стал хозяином коньзавода (из этических соображений я не могу назвать его имени), ей понравился. Сам он местный, патриот Чесменки и, что главное, не сноб. Он хотел в возрождение коньзавода вложить буквально все. Золотых гор Ирине не обещал: только оклад в 5 тысяч рублей, скромное жилье и свободу действий. Интересно, что в первую очередь хозяин завел речь о детской конно-спортивной школе.

Позже Ирина поняла, что Господь наконец пожалел ее. По сути то, чем ей предложили заниматься в Чесменке, было тайной – и розовой и голубой одновременно – мечтой ее жизни. Ирина бросила в Москве все. Даже свою машину (не самую дешевую иномарку) подарила сестре.

Не казать, что отношения с местными складываются гладко. Ирину и “выписали” из столицы именно потому что среди чесменских не нашлось активного и пробивного человека. Ирин дом отапливается газом, а вот контора коньзавода обычными печками. Ирина сначала сильно удивлялась, что люди отказывали напилить дров. За деньги! Психология деревенская проста: “Как же, это я-то буду на кого-то батрачить?!” Или нужно было Ирине лошадь в Москву отвезти. Местный мужик, владелец грузовика, назвал свою цену. Непомерную, если честно, – 15 тысяч. И не снижает. Ирина пошла на трассу, остановила первую попавшуюся фуру и сторговалась за 5 тысяч. Но перед тем как ехать, все же подошла к местному: “Михалыч, тебе же помочь хочу. Давай, за семь тысяч отвезешь!” - “Нет, сказано пятнадцать – и все тут!”

Трудно было искать тренеров-наездников для конной школы. Нашла Ирина в Воронеже одного специалиста – так полгода его уговаривает. Хотя оклад предлагает больше чем сама получает! Глубинка людей сейчас пугает. Наладили наконец туризм в Чесменке – с конной прогулкой, с пикником на природе, даже с ночевкой у реки – люди с удовольствием приезжают и получают несравнимое удовольствие! Но это гостевание, а так, что бы жить… Ну, никто не отваживается!..

Из помощников у Ирины есть бывший начкон (начальник конной части) Юрий Иванович Карташов. Вот он знает, что нужно для успешной работы, и сам подходит к делу творчески. Ирина честно признается, что Юрий Иванович - единственный из местных, кто понимает, что нужно для спасения коньзавода, который еще недавно назывался “национальным достоянием России”. Вместе они недавно удачно продали “съезженную” тройку (тройку лошадей, специально натренированных для езды втроем). Не надо ведь забывать, что первое назначение конезавода – производство и тренировка элитных лошадей. Здесь продолжают линию чистокровных “орловцев”, да еще занимаются русской тяжеловозной и русской рысистой породами.

В банке Ирина, бывало, работала по 20 часов кряду. Здесь она “пашет” по сути еще больше, все 25 часов в сутки. Но ни усталости, ни болезней, ни депрессии не ведает. Возможно Ирин случай уникален, ведь она реализовала свою мечту, которую лелеяла с детства. Все-таки – по большому счету – в деревне сейчас несладко. Но ведь дело не в этом! Человек спасся, обрел то, что искал. И отдельно взятое село Чесменка поднимается: появились рабочие места, возрождается коньзавод, в людях проснулась надежда на лучшее. Нет, не уверенность, а всего лишь надежда, но это ведь достижение! Рядом со старенькой конторой недавно открылся офис семейного врача, туда тоже молодого специалиста зазвали. Два новых лица в одном относительно небольшом селе – это уже много.

Донская Мадонна

Пещерный монастырь, выдолбленный в горе над Доном, - главная жемчужина Белогорья. Никто точно не знает, когда он точно возник. По официальной версии начала его создавать в конце XVIII века некая женщина, которую в народе называли “Мария-пещерокопательница” но есть и другие сведения. Она не копала, а производила раскопки.

Якобы здесь, по пути “из варяг в греки” останавливался апостол Андрей и он благословил монахов отшельников на постройку подземных жилищ. В степи скрыться нельзя, а в подземелье, со входом прямо в обрыве, легко. Не случайно немцы в войну взрывали входы в монастырь, подозревая, что там прячутся партизаны. Уничтожить-то им наших не удалось, потому как из пещер много тайных выходов, но повредить подземную систему - получилось. Впрочем вредили и наши, то есть, большевики. Она разрушили все надземные постройки, а годные кирпичи развезли по городам и весям - для строительства. Благо что подземная часть несравненно больше: длина пещер на всех трех этажах (открытых и исследованных) - больше 800 метров.

От села Белогорье до монастыря идти три километра - через хутор Кирпичи - и по пути к святыне показали мне “криницу”, - родничок, над которым, прямо на дереве прикреплена икона. Эта икона называется “Божья Матерь умягчение злых сердец”. Икона, которая висит сейчас - новодел, подарок паломников, а оригинал иконы находится за несколько тысяч километров. Дело в том, что во время войны стояли здесь итальянские войска.

Согласно преданию в одном из домов солдаты нашли икону, которую отдали своему полковому священнику. И по какой-то причине итальянцы стали считать, что “Богородица умягчение злых сердец” их спасает от бедствий войны. Когда наши итальяшек турнули, те, кому посчастливилось выжить, вернулись домой, и у себя в Италии построили для иконы часовню. Она и сейчас там, а носит она название: “Мария Донская”.

Впрочем в Белогорье точно никто не знает, в каком городе Донская Мадонна нашла упокоение. Я провел небольшое исследование и узнал вот, что. Во второй половине декабря 1942 года солдаты из взвода лейтенанта Джузеппе Перего нашли в разрушенном от бомбежек доме икону “Умягчение злых сердец”, которую они передали своему военному священнику — капеллану отцу Поликарпо из Вальданьи. По словам местных жителей, эта икона происходила из пещерного Воскресенского Белогорского мужского монастыря. Итальянцы называли ее “Madonna del Don”. После Острогожско-Россошанского наступления советских войск в январе 1943 года остатки разбитого итальянского корпуса покинули пределы нашей страны. Капеллан Поликарпо взял “Донскую Мадонну” с собой в Италию, где в Местре (материковая часть Венеции) специально для нее была выстроена часовня, до сих пор остающаяся местом массового паломничества родных и близких итальянских солдат, погибших в России.

Как вспоминают старожилы, итальянцы вели себя порядочно, очень редко прибегали к насилию по отношению к местному населению и не успевали твердить, что пришли в Россию не по своей воле. А местные жители помогали несчастным южанам, согревали их и даже кормили. Многие убеждены в том, что именно икона спасала людей от скотства, которое для войны является обычным делом.

Немного о Марии-пещерокопательнице. У этой женщины, потомственной казачки, была бурная жизнь. Впрочем в житиях, сочиненных после смерти святой, духовные писатели все несколько смягчили. Например написали о том, что она всегда была праведницей, даже когда болела “нехорошей болезнью”. Сама она рассказывала, что с детства мечтала стать монашкой, но “родители, видевшие ее тогдашнее дородство, не допустили того и выдали против воли замуж”. Замужем за белогорским войсковым Самойлом Шерстюковым, “довольно уже пожилым и несколько полоумным”, она пробыла двадцать лет, имел двух сыновей и дочь. А когда овдовела - запила, прожила все имущество и вынуждена была наниматься в работницы к людям. Детей своих не воспитывала, за собой не следила. А еще Мария якобы занималась колдовством и ворожбой, собирала всякие травы и корешки. В общем дурная о ней была слава.

В 1795 году она вдруг меняется. Поговаривали, что на кринице (той самой, в Белогорье) она обрела икону. Стала приходить к храму, вначале боялась заходить (ведь от нее дурно пахло), все плакала. Через год Мария пошла в Киево-Печерскую лавру. Там ее приметил некий иеромонах, который заповедовал Марии на всю жизнь пост строжайшей трезвости и копание пещер. Возможно он что-то знал о Белогорье. Возвратившись Мария принялась за хутором Кирпичи копать. Едва она приступила, ей было видение. Святой Антоний Печерский сказал ей: “Не там копаешь, надо там, где в старину, во время гонений от неверных, скрывались святые отцы. Ты найдешь там их мощи и кирку...” И указал Марии место.

Предания утверждали, что Мария-пещерокопательница орудовала исключительно ногтями, но на правду это похоже мало. Известковая порода хоть и податлива, все же ногтям здесь не справиться. Была ли кирка Марии от святых отцев, неизвестно.

Народ думал так: “Колдунья, ворожея, гулена, - да еще и копает что-то... не к добру!” Но после, увидев, что Мария ведет праведную жизнь, тем более в пещере видели люди иконы и слышали молитву, они потянулись к ней. Поскольку с местным духовенством Мария не общалась, утверждала, что духовник ее - неизвестный киевский монах, оба белогорских священника донесли благочинному о беспорядках. Протоиерей Михаил Яковлев приехал и пытался Марию-пещерокопательницу отговорить совершать грех да и людей соблазнять. Она утверждала, что труд ее повелевается свыше и что делает она это для своего спасения.

В 1906 году назначенный благочинным священник Иоанн Ставоров донес о действе Марии в Воронежское епархиальное управление. Очень скоро из Острогожского земского суда последовал приказ: “иконы и кресты вынести, входы заложить”. Марию даже препроводили в острогожский тюремный замок. Но уже через несколько дней выпустили, тем более что несмотря на бдение полиции копание пещер продолжали последователи Марии. Переломным стал 1817 год, когда государь-император Александр (до него дошли жалобы духовенства на Марию) вынес решение в пользу пещерокопательницы. Помогло письмо Шерстюковой царю, сохранившееся в архивах. Она писала: “...Злость, зависть и самое недоброжелательство той же слободы Благочинного Протопопа Иоанна Ставрова желающего отклонять и совершенно прекратить ход не только в означенную пещеру, но и в храм, предела не знает... прошу уважить 90-летнюю старуху”. Император даже подарил Марии икону святого Александра Невского. Именно поэтому первый пещерный храм освящен во имя святого князя Александра.

Монастырь, который разросся над пещерами, разогнали в 1922 году. История вышла знаковая. В 1920 году община открыла мощи Марии и выставила их для поклонения во вновь отстроенной часовне. Командовал всем отважный человек Борис Михайлович Клейст, который уговорил Белогорский волисполком сдать в аренду подворье монастыря для организации сельскохозяйственного производства. Таким способом Клейст (он был уполномоченным архиерея Воронежской епархии) смог на некоторое время сохранить монастырский уклад. Он, а так же один монах и две “чернички” были привлечены к уголовной ответственности и этих честных и благородных людей судили показательным судом - за “мракобесие и открытие мощей”.

Клейста приговорили к 10 годам лишения свободы, лишили права гражданства и конфисковали личное имущество. Очень скоро после приговора следователь по фамилии Усатов заболел странной болезнью: он стал покрываться... рыбьей чешуей. Усатова возили лечиться в столицу, но ничего не помогло. Он умер в страшных мучениях. Свидетели процесса, услышав о кончине “защитника закона” вспомнили, что во время судилища мощи Марии-пещерокопательницы (а так же мощи последователя Марии Иоанна Тищенко, который продолжил ее дело) были выставлены прямо в зале и следователь всячески издевался на останками...

Мощи Марии и Иоанна после процесса пропали. Впрочем так же как пропали отважный Клейст, монахи и “чернички”…

Геннадий Михееев.

Фото автора.

Воронежская область.