Дом 10

Улица Шмидта, дом 10. 1990-е годы

Российский купец 2-й гильдии Яков Кудрин и его супруга Доминика Авксентьевна, на 1830-й год имели несколько детей: четырех дочерей и трех сыновей. Яков Кудрин скончался в конце 1830-х годов и дело продолжил сын Гавриил. Занимались они продажей скобяных товаров и держали склады леса на

Лесной бирже у моря за городовым садом. При председателе И.Д. Алфераки Гавриил Яковлевич являлся членом коммерческого суда от купечества. Впоследствии Кудрины покинули Таганрог и уехали в Харьков, где купеческий браг Антон Яковлевич, получив юридическое образование, возвратился в Таганрог и в феврале 1864 года обвенчался в Никольской церкви с 19-летней девицей Ксаверией Иосифовной, дочерью вольноопределяющегося доктора Яблуновского.

Шестою января 1866 года у них родился сын Яков, названный так в честь деда. Антон Яковлевич владел домом с конца 1890-х годов и скончался от апоплексического удара 7 октября 1901 года в возрасте 60 лет. Дом по наследству перешел Нине Кудриной и Августине Григорьевне Поповой.

А.Я. Кудрин похоронен на таганрогском кладбище. Над его приметной могилой установлен мраморный памятник в виде ствола дерева с обрубленными ветвями и крестом. Лаконичная надпись гласит «Антон Яковлевич Кудрин скончался 7 октября 1901 года на 61 году жизни. От любимой жены».

Сейчас в доме располагается детский садик «Кораблик».

С 1910 года в доме снимал квартиру директор Коммерческого училища Евгений Михайлович Гаршин, брат известного писателя В.М. Гаршина. Седьмого февраля 1910 года в 11 часов вечера в его окно совершенно неожиданно и неизвестно кем был произведен выстрел из револьвера. Пуля попала в окно кабинета, выходящего на улицу, пробила деревянные переплеты двух рам, внутренний ставень и, влетев в комнату, ударила в кафельную печь, отскочив от которой упала на пол.

Объекты культурного наследия регионального значения Реш-е № 301 от 18.11.92 г.

Гаврюшкин О.П. "По старой Греческой"

УЛИЦА МАЛО-БИРЖЕВАЯ, 8. КВАРТАЛ, 161 (ШМИДТА, 10)

Одноэтажный, с полуподвалом дом, большим парадным входом и треугольным фронтоном, поддерживаемый двумя колоннами и двумя полуколоннами. Построен по проекту архитектора Дюпон де Ларю в первой четверти 19 века. Длительное время его хозяином была семья Кудриных.

Памятник Антону Яковлевичу Кудрину

Евгений Михайлович сам не решился выйти на улицу и, выждав около получаса, послал слуг выяснить в чем дело. Выстрел сильно напугал супругов. Однако, по их уверению, они никого не подозревали. При осмотре пули она оказалась от револьвера системы "Браунинг". Продолжения инцидент не имел.

Энциклопедия Таганрога: Шмидта, 10 одноэтажный дом с полуподвалом, построенный в начале ХIХ века в стиле раннего классицизма. Дом внесен в список памятников истории и культуры.

Большое крыльцо с двумя колоннами и пилястрами, дорический портик украшают здание. Колонны опираются на пьедестал и поддерживают треугольный фронтон. Над входной дверью сандрик с лучевым фронтоном.

Дом принадлежал богатому купцу Кудрину.

Игорь Пащенко "Были-небыли Таганрога"

ДОМ КУДРИНЫХ

Одно из старейших и колоритнейших зданий Таганрога было построено на берегу залива в 1815-1825 годах по проекту архитектора Дюпон де Ларю, возглавлявшего в те годы Строительный комитет Таганрога.

Одноэтажный дом, с полуподвалом и большим парадным входом, украшенным треугольным фронтоном, поддерживаемым двумя колонами и двумя полуколоннами, прочно вписалось в общий строй Мало-Греческой улицы, внося в него вольный дух далекой Эллады.

Много лет домом владела семья таганрогского купца 2-й гильдии Якова Кудрина, чьи потомки успешно торговали скобяными изделиями и лесом, были членами коммерческого суда, юристами.

Мраморный памятник, в виде ствола дерева с обрубленными ветвями и крестом, установленный на могиле сына основателя династии Кудриных, Антона Яковлевича (1840–1901), бывшего харьковского нотариуса и потомственного почетного гражданина, до сих пор один из самых приметных на старом таганрогском кладбище.

В 1910 году квартиру в доме этом снимает директор Коммерческого училища действительный статский советник, литератор, писатель-мемуарист Евгений Михайлович Гаршин (1860–1931), родной брат писателя Всеволода Гаршина.

Образование он получил в Петербургском университете, окончив в 1884 году историко-филологический факультет. Затем преподавал словесность в петербургской гимназии Гуревича и Литейной женской гимназии. В конце 70-х годов начинает печататься в газетах и журналах – выступает со статьями и очерками о писателях, с мемуарами о брате, о его современниках. Отдельными изданиями у него выходит книги: «Новгородские древности», «Курганы, их раскопки, исследование и нахождение кладов», «На берегах Донца», «Дети-Крестоносцы» и др.

В конце 80-х годов XIX века пути А.П. Чехова и Е.М. Гаршина заочно пересекаются на ристалищах литературных сражений, – в письме А.Н. Плещееву, от 10 ноября 1888 г. Антон Павлович пишет: «Читали ли Вы наглую статью Евгения Гаршина в «Дне»? Мне прислал ее один благодетель. Если не читали, то прочтите. Вы оцените всю искренность этого злополучного Евгения, когда вспомните, как он раньше ругал меня. Подобные статьи тем отвратительны, что они похожи на собачий лай. И на кого лает этот Евгений? На свободу творчества, убеждения, лиц... Нужно дуть в рутину и в шаблон, строго держаться казенщины, а едва журнал или писатель позволит себе проявить хоть на пустяке свою свободу, как поднимается лай».

Е.М. Гаршин

Но в начале 1900-х годов, когда Евгений Гаршин переезжает с семьей в Таганрог, что бы возглавить Коммерческое училище, Антон Павлович в письме своему двоюродному брату Владимиру Митрофановичу уже передает ему поклон.

19 ноября 1904 года в ростовской газете «Приазовский край» выходит статья Е. М. Гаршина «Чеховский кружок», в которой он сообщил о создании кружка, о его целях и о проекте устава.

В прошении на имя наказного атамана Войска Донского, Евгений Михайлович пишет: «Несколько лиц, проживающих в г. Таганроге, выразили желание почтить память уроженца г. Таганрога, скончавшегося 2 июля 1904 года писателя Антона Павловича Чехова, устройством в г. Таганроге литературного кружка под наименованием «Чеховский кружок», посвященного изучению Чехова как писателя и человека, уполномочили меня ходатайствовать перед вашим превосходительством о разрешении такого кружка и утверждении его устава».

В состав кружка входят и ближайшие родственники Чехова, а также доктор Шамкович, товарищ Чехова по Таганрогской гимназии, Тараховский – редактор таганрогской газеты «Приазовская речь», Лонткевич – инспектор и преподаватель словесности Таганрогской мужской гимназии. Лагутинский – преподаватель литературы Таганрогского технического училища, Л. И. Блонская (сестра художницы Серафимы Блонской), директор Таганрогской мужской гимназии А. Н. Гусаковский, преподаватели Таганрогского коммерческого училища А. Д. Дросси и А. Н.Лицын, врачи П. Ф. Иорданов и Г. Я. Тарабрин, агроном В. А. Миллер и другие. Членами кружка являлись также писатели В. Г. Тан-Богораз и В. А. Гиляровский.

В общей сложности к 1909 году кружок собирает более 30 членов. Он стараются оказывать научную и финансовую помощь библиотеке и музею имени Чехова. Его члены изучают творчество Антона Павловича, местные архивы, устраивают литературные и театрализованные вечера, собирают по крупицам воспоминания о жизни и деятельности своего великого земляка.

14 января 1910 г. Гаршин пишет таганрогскому городскому голове: «Общее собрание членов Чеховского кружка в г. Таганроге 13 сего января постановило ходатайствовать перед Таганрогским городским управлением о том, чтобы Таганрогское городское управление приобрело в собственность от г-жи Коваленковой принадлежащее ей дворовое место по Чеховской улице, № 47, с постройками на нем, по улице и во дворе, имея в виду охранение в неприкосновенности небольшого домика, в глубине сего двора находящегося, в котором родился Антон Павлович Чехов... Вместе с тем могу добавить, что г-жа Коваленкова заявила мне о готовности своей продать вышеуказанное свое имение за 10 тысяч рублей. Председатель совета Е. Гаршин».

Лишь спустя пять лет Таганрогская городская управа, наконец, выкупает у частных лиц домик, в котором родился Антон Павлович, а ныне существующий музей открывается в нем лишь после Октябрьской революции, в 1926 году.

12 февраля 1910 г. на общем собрании Чеховского кружка были принято решение о постановке своими силами чеховского спектакля и об издании чеховского сборника, с материалами об его жизни и творчестве.

Но вскоре семья Гаршиных покидает Таганрог, в связи с переездом в Симферополь на службу в коммерческое училище Симферопольского купеческого общества, и издание сборника срывается, да активная деятельность Чеховского кружка заметно снижается.

О дальнейшей жизни Евгения Михайловича Гаршина в советское время известно крайне мало. Известно лишь, что скончался он в Ленинграде в 1931 году.

Его по праву считают одним из несправедливо забытых общественно-литературных деятелей России конца XIX – начала XX века.

С именем же Гаршина в Таганроге связана еще одна, довольно странная история.

Вечером 7 февраля 1910 года в окно его квартиры был произведен одиночный выстрел из пистолета системы Браунинг, о чем свидетельствовала пуля, найденная впоследствии на полу кабинета. О подоплеке странного события долгие годы не было никаких свидетельств, пока в поле нашего зрения не попали отрывки из личного дневника некой девушки, в начале XX века отдававшей дань моде на декадентский образ жизни.

ВЫСТРЕЛ

Из дневника Ляли Сфаэлло:

«3 февраля 1910 года. О, как несносен бывает П.С.! Убила бы! Сверкает своим золотым моноклем, смеется. Давеча гуляли с ним в заснеженном городском парке, пробирались по редким протоптанным дорожкам среди деревьев, разговаривали об искусстве, шикарном великолепии его прекрасного упадка. Как ярко и значительно П.С. рассуждает о всеобщем безверии и гибели старых богов, о новой морали и грядущем сильном человеке! Как страстно он воспевает неизбежную агонию мира! Я смотрела на него и мечтала…

П.С. взял меня под руку, а когда я едва не оступилась, быстро сжал мою ладонь под муфточкой. Я ждала поцелуя, но… Как всегда с нами увязались Кандояки и Чибриков. Тоже мне, доморощенные декаденты. Петруша Кандояки мнит себя байроническим типом, непрестанно хмурит напомаженные бровки и изрекает пустые банальности. Фи! А Чибриков просто дурак, дает волю рукам, стоит П.С. только отвернуться. И ничего он не смыслит в поэзии! Зачем только вьется вокруг П.С. и меня? Они все – чернь у трона сильных людей! Я же была в ударе и неотразимо, как умею только я, декламировала стихи. Мой голос необыкновенно дрожал и вибрировал, как космические струны Вселенной! Бездари Кандояки и Чибриков сразу поверили, что стихи мои. Обзавидовались. Ха-ха-ха!

За Дьявола Тебя молю, Господь! И он – Твое созданье.

Я Дьявола за то люблю, Что вижу в нем – мое страданье.

Борясь и мучаясь, он сеть Свою заботливо сплетает…

И не могу я не жалеть Того, кто, как и я, – страдает.

Когда восстанет наша плоть В Твоем суде, для воздаянья,

О, отпусти ему, Господь, Его безумство – за страданье.

Один П.С. сразу узнал строки Зинаиды Гиппиус, и так многозначительно посмотрел, что меня даже пробрало. Он так тонко чувствует поэзию, красоту и боль моей израненной души. Нет, я решительно влюблена! Как же прекрасно жить в одно время с П.С., дышать с ним одним воздухом свободы!

P. S. Какая же я слабая и трусливая – не могу даже в дневнике написать, о чем я мечтала и что воображала, глядя на высокую легкую фигуру П.С. в неизменной клетчатой паре. Мне еще долго надо трудиться над собой, ломать себя, чтобы быть достойной П.С.».

«5 февраля 1910 года.

Какая же я дура! П.С. уже второй день не дает о себе знать. Он меня забыл? Бросил? Нет сил вынести бесчеловечную муку! Уж лучше мне нынче же наложить на себя руки и в ослепительно белом платье лежать в гробу, обитом черным с проблеском бархатом (недавно такой видела в лавке мадам Шольц). Вокруг пусть будут горы увядших цветов с нежными желтыми лепестками, едва-едва пахнущими, и негромкая трогательная музыка.

Одинокая скрипка… И плачущий П.С. у моего бездыханного тела… О, как он пожалеет, коварный!

В обед заходил Кандояки и жаловался на Гаршина, директора коммерческого училища. Замшелый чинуша не приемлет молодое поколение, помешан на своем Чехове и Пушкиных-Некрасовых. А как же новые яркие гениальные поэты? А, господин Гаршин? Бедный Петруша весь измучился от такого непонимания. Я так же задыхаюсь в купеческом пошлом Таганроге! И когда только П.С. меня увезет в неведомые дали?

Кандояки лез целоваться, а сам ногтей не стрижет и не красит. Написал мне в альбоме стишки:

«Белый цвет – эмблема невинности. Поэтому-то гимназистки любят пудриться».

Разве можно быть таким бестолковым декадентом? Свою невинность я брошу к ногам растоптать только П.С., лишь ему одному. Но когда же, когда?!

P. S. Вечером телефонировал П.С.! Он назначил мне рандеву у памятника Петру на Петровской! Есть ли люди счастливее меня в целом мире и в Таганроге?!»

Гаршины разом вскочили.

– Оконное стекло?

– Ты тоже слышал?

Евгений Михайлович шагнул к двери в кабинет. Нащупав фаянсовый выключатель и дождавшись, когда, помигав, разгорится лампочка, он остановился в шаге от порога и обвел комнату взглядом. У кафельной печи валялась россыпь осколков. Евгений Михайлович, слегка нагнувшись, осторожно всмотрелся. Осторожно подобрал искореженную пулю.

– Ах, вот оно что! – он с опаской подошел к закрытому внутренним ставнем окну. В паре десятков дюймов вверх от подоконника зияла внушительная дыра. – И переплеты обеих деревянных рам пробила, надо же… Елена Дмитриевна, срочно телефонируйте в полицию! Это пуля! В нас стреляли!

Евгений Михайлович заглянул в дыру, зачем-то провел пальцем по торчащим по ее краям щепкам и, оглядываясь, покинул кабинет. В прихожей он наскоро накинул на плечи пальто и выбежал на крыльцо. Легкая поземка хороводила по пустой Мало-Греческой. Лишь вдалеке, у дома Варваци, мелькнул одинокий силуэт.

– Любезный! – Евгений Михайлович торопливо сбежал по ступенькам. – Вы никого здесь не видели? Да постойте же!

Силуэт на миг застыл. Гаршин был уже в шагах десяти от него, когда разглядел длинное женское пальто и меховой платок.

– Сударыня, прошу прощения, но только что стреляли и…

Из-под платка на него зыркнул знакомый взгляд серых глаз с дерзким вызовом. Еще мгновение, и девушка, вскрикнув: «Петр Степанович!», нырнула в переулок и вскочила в поджидавшую коляску. Евгений Михайлович, побежав следом, едва успел рассмотреть, как возничий в клетчатом плаще щелкнул кнутом, и экипаж растаял в снежных сумерках…

«6 февраля 1910 года.

Вчера П.С. долго расспрашивал Кандояки об ужасном удушающем положении в коммерческом училище, где зверствует господин Гаршин. Потрясенный до глубины души, П.С. слушал о том, как директор зажимает все новое, свежее, решительно не принимая, что его затхлое время ушло. Кандояки, что некстати приперся незваным на наше с П.С. свидание, театрально грозился свести окончательные счеты с директором-деспотом. И тут… П.С. с улыбкой вынул из своего клетчатого пальто небольшой серебряный пистолет и протянул его Петруше. Что тут началось! О Боже! Петруша основательно струсил и предательски ретировался, что, впрочем, было весьма вовремя. Чего можно было ожидать от черни? Они недостойны внимания П.С.!

И тогда П.С. повернулся ко мне, и его сумрачный взор, прожигая монокль, заглянул в самые отдаленные тайники моей бездонной души. Он словно звал меня, взывая подняться над жалкими людишками, воспарить в инфернальные пространства, где место только нам, и только нам, сильным и свободным. И я сама вынула пистолет из его руки. Я все для него сделаю!

О, как он благодарно он дотронулся до моего запястья, как я вся затрепетала! Одно только у меня мелькало в голове – нынче же я буду его! Непременно! И я даже не заметила, как все и случилось – его горячие, сильные губы коснулись меня. Можно ли доверить страницам, что было далее? Я была в его власти. Нет, и не будет для меня ничего недостижимого, чего я не сделаю ради этого человека! Завтра я совершу для него свой подвиг!»

– Елена Дмитриевна, послушай, мой друг, еще одно объявление, – Евгений Михайлович поднес сложенный пополам «Таганрогский вестник» поближе и, близоруко щурясь, зачитал: «Гимназистки седьмого класса устраивают 18 февраля вечер в помещении технического училища. Сбор с вечера поступит в пользу недостаточных учениц. В качестве исполнительниц музыкальных и литературных номеров выступят учащиеся». Надо бы поучаствовать, как думаешь? Да и своих направлю из коммерческого, пусть внесут лепту в благое дело. А сейчас давай-ка чаевничать, чего на сухомятку вечер коротать. Прикажи самовар подать.

Пока мадам Гаршина, поправив сползающую шаль, в приоткрытую дверь столовой кликала прислугу, Евгений Михайлович отложил газету и, откинувшись на стуле, привычно забарабанил в задумчивости по столешнице что-то из Чайковского.

– И ты знаешь, друг мой, давеча на Петровской у «Бристоля» одна гимназистка, кажется, воспитанница мадам Янович, так странно на меня глянула, когда мы случайно столкнулись, с каким-то дерзким вызовом. И словно электрическим разрядом ударило! – Гаршин слегка хлопнул ладонью. – Нет, не понимаем мы нынешнее поколение, не ведаем, что с ним происходит, куда оно идет и кто вожди его. И это пугает. Надо ежедневно трудиться над его воспитанием и образованием, а мы… Что-то оно будет через десять-двадцать лет, когда нынешние молодцы и красны девицы полностью войдут в жизнь? Чем обернется их нынешнее неверие и скептицизм? Да-с…

Теплый свет падал из-под абажура на белую в синих васильках скатерть, стекал далее в золотистый полумрак столовой, выхватывая стулья в льняных чехлах, величавый дубовый резной буфет, кадку с подсохшим фикусом. Сквозь прикрытые ставни едва-едва сочился февральский придремавший вечер.

– Евгений, все образуется, – Елена Дмитриевна накрыла ладонью руку мужа. – Вспомни, как нас самих ругали в восьмидесятые? И нигилисты мы, и нет ничего святого для нас, Россию с нами хоронили. А теперь-то? Все нигилисты сплошь профессора да писатели. Так что и эти в люди выйдут, дай только срок.

В комнату вплыл тихо урчащий самовар. Его слегка помятые бока в пухлых руках кухарки описали дугу и, блеснув выдраенной медью, устроились на столе почти под самым абажуром.

– А вот и чай. Ты не забыл, кстати, что через неделю собрание чеховского кружка? Надо бы всех оповестить. Видела как-то Лонткевича. Он поддерживает твою идею о чеховском спектакле и сборнике. Да и Тараховский недавно в «Приазовской речи» о постановке Чехова писал в редакционной статье.

– Теперь бы денег насобирать на все это.

– А помнишь свою первую статью в «Дне» про Антона Павловича? За малым с ним тогда не разругались. Кто мог думать, что потом так обернется.

– Ну, не все в его раннем творчестве было однозначно, – Гаршин конфузливо поморщился. – Да и я несколько погорячился…

Елена Дмитриевна примирительно улыбнулась и подвинула чашку под носик самовара… Резкий фейерверк звуков из кабинета словно подтолкнул ее руку, и фарфор пугливо звякнул о донышко самовара.

Энциклопедия Таганрога: Кудриной дом (Шмидта, 10). Одноэтажный дом с полуподвалом, построен в стиле раннего классицизма в первой четверти XIX в. и внесен в список памятников истории и культуры. Баландин описывал этот дом так: «На большом высоком крыльце две колонны и две пилястры (полуколонны) упрощенного ионийско-коринфского стиля, без обычных для этого стиля роскошных капителей, дорический портик, выступающий за линию фасада, украшают здание. Колонны опираются на высокий пьедестал и поддерживают треугольный фронтончик. Ствол колонн прорезан каннелюрами. Над входной дверью расположен сандрик с лучевым фронтоном. В остальной плоскости фасада четко просматривались три части: центральная часть здания, выделенная двумя полуколоннами, заканчивающимися вверху лепкой; такие же полуколонны, расположенные попарно, обрамляли боковые части фасада здания. В центральной части здания были расположены три прямоугольных окна с лучевыми фронтонами, над которыми проходила полочка. Ленточный карниз этой части был украшен. Прямоугольные окна боковых частей здания украшали лепные карнизы вверху и внизу. Полуподвальный этаж имеет окна и две ниши». При последующих перестройках окон декоративные детали были утрачены. Домовладение принадлежало семейству Кудриных (по другим данным - Реми). В начале XIX века одним из владельцев дома был богатый купец Кудрин, имеющий скобяную торговлю и лесную биржу. Впоследствии переехал в Харьков. Купчиха III гильдии Домна Кудрина занималась торговлей черными товарами и лесом.